Уже целый месяц я живу одна. Мне одиноко, и очень тяжело. На меня нашел какой-то ступор, парализация всех моих мыслей. Я знаю одно - мне тяжело. Вставать по утрам мне стало трудно, разговоры с коллегами не занимают меня. Они стали сторонится меня, после моей недавней истерии. Я согласна, вела я себя на работе не совсем адекватно. Измена и предательство - слишком сильная боль. Как обычно бывает при тяжелом стрессе, у меня нет желаний. И трудно разговаривать, каждое слово дается мне с усилием, как будто я выталкиваю из себя речь. Буквально заставляю себя разговаривать тогда, когда невозможно обойтись жестами. Отвечаю по возможности односложно, как можно короче. Раньше (как будто это было в прошлой жизни) моя профессия очень увлекала меня. Новые законы, поправки и комментарии я воспринимала с азартом. Свободно плавала в сведениях и цифрах, которые у остальных людей вызывают ужас. Теперь после работы я стараюсь быстрей доехать до дома, ложусь на диван и лежу, уставившись в телевизор. Ничто не радует меня. Даже мысли о моем любимом стали какие-то вялые, скучные. Мне представляется, что это все было не со мной. Душевная боль не оставила меня, я к ней привыкла. Герман не пытается связаться со мной. Я много раз прокручиваю в голове все события. Как же так получилось? Неужели я настолько наивна? Я разрушила свой брак, из-за мужчины, который никогда меня не любил. Он даже не пытается что-то объяснить мне. Я бы поняла все, думаю я. Но приняла бы я все? Тот мальчик, Степа, очевидно, был болен. Бывают такие лица, несущие на себе отпечаток болезни. Как лица умственно-отсталых. Кажется, лицо как у всех - глаза, нос, рот. Но есть признаки вырождения на их лице, дающие повод безошибочно определять наличие болезни. Да, мальчик болен. И лицо его страшно, не только от болезни, но и еще от чудовищного сходства его лица с лицом моего любимого.
Говорят, что космонавты, находясь в невесомости, не могут заплакать. Из-за отсутствия гравитации их слезы собираются в маленькие шарики и начинают пощипывать глаза.
***
Ты уехала в отпуск.
- Две недели на море не помешают мне, - так сказала ты.
- Согласна, тебе нужно отдохнуть, - сказала я. Останусь совсем одна, и сойду с ума - подумала я.
- И я развлекусь, и ты отдохнешь от терапии.
Мне кажется, или ты похотливо посморела на меня? Я встречу тебя. Думаю, когда ты приедешь, расскажешь мне о своих пациентах, которых ты находишь себе на каждом шагу. Вопреки ожиданиям, твой импотент, то есть излеченный мужчина не едет с тобой, так же, как и я. Странно. Спасибо тебе, что ты есть. Я бы не смогла быть стойкой, наблюдая руины своей выстраданной любви, если бы ты не поддерживала меня. Две недели твоего отсутствия я прожила, как в парализующем тумане.
Наконец-то я дождалась. Ты приезжаешь. Мне многое нужно у тебя спросить, а тебе, я уверена, мне рассказать. Я стою на перроне. Уже довольно холодно, но я все равно в сарафане, просто сверху накинула кофту. Не хочу забывать состояние сексуальности, которое посещает меня, когда я в такой одежде. Или я просто хочу понравиться тебе?
Ура, я вижу тебя! Ты идешь по перрону, такая загорелая и красивая и тащишь белую пляжную сумку, наверное, там подарки для меня и твоего им... важного пациента. Я приветственно машу тебе. Но что это? Красивый высокий мужчина рядом с тобой. А, он несет твой чемодан. Ты явно была с ним, то есть имеешь отношение к нему! Я возмущена! Я смущена и вспоминаю тот сон, и тоску по тебе в течение двух недель. Сколько раз я брала телефон с намерением позвонить и звонила, а ты или не могла говорить, или не брала трубку. Я забывала, что ты далеко.
Стоп, стоп, что происходит?! Ты подходишь и привстав, целуешь меня в щеку, берешь под ручку и по моему телу проходит волна возбуждения. Это все тот проклятый сон!
Мужчина твой куда-то исчезает, и мы садимся в такси вместе на заднее сиденье. Ты берешь меня за руку, и я вздрагиваю. Что происходит? Я жутко соскучилась по тебе. Но я знаю точно, что мне нужен мужчина, а не женщина. Я не лесбиянка.
- Я любила тебя в прошлой жизни, - говоришь ты.
- Иногда я вспоминаю об этом, - это ты так шутишь.
Теперь, спустя время, я понимаю, как так вышло, что ты стала мне дороже любимого мужчины. Поэтому я так легко отпустила его. Поэтому не добилась прямых ответов на прямые вопросы. Мне нужно было просто вцепиться в него и не отпускать. Кричать о своей любви, хватать за ноги, плакать. Тогда бы он был со мной. Он был ни в чем не виноват!
Но у меня была ты. Я, как под гипнозом твоих слов, начала копаться в психологии любви. Ты доказывала, что Герман меня никогда не любил, и я верила. Ты доказывала, что и я не особо влюблена, и я тоже верила. Надо перетерпеть, говорила ты и я терпела.
В конце сентября неожиданно мне позвонил Андрей, мой первый муж.
- У тебя все в порядке?
- У меня все нормально. Есть небольшие сложности, но все в стандартном режиме, - ответила я. Я испытывала к нему настоящее отвращение. Чувство вины, как всегда, накрыло меня с головой. Как я могла так поступить с ним? Как я могла сказать ему такие слова? Как я могла уйти от мужчины, который не сделал мне ничего плохого? Как я могла остаться с мужчиной, который не сделал мне ничего хорошего?
Герман
С Оксаной мы стали встречаться регулярно, два раза в неделю. Иногда по пятницам я оставался у нее ночевать. Она ждала меня, хотела меня, любила меня. Пару лет она согревала мою растерзанную душу своим теплом. Оксанка не была красавицей, но очень эффектной. Она была миниатюрной женщиной с карими блестящими глазами и тяжелой русой косой. Мне нравилось, когда она распускала свои роскошные волосы, и они тяжелой волной падали на ее руки и спину. У Оксанки за плечами был неудачный брак, от которого осталось двое детей. У нее были мальчики-близнецы. Димка и Даниил. Она даже познакомила меня со своими детьми. Она хотела семью. Ее даже не раздражало мое маниакальное желание все время намывать руки, ноги и другие части тела. Мои полтора часа, которые я проводил в ванной по утрам и вечерам, не смущали ее. В то время, как Танька начинала орать, что я занимаю пространство. Раньше моя жена просто не понимала, зачем мне так долго мыться. Мои объяснения про микробов и разные бактерии не удовлетворяли ее. Она закатывала свои красивые глаза, и уходила в комнату. Но в последние годы, особенно в то время, когда она содержала семью, а я был на ее посылках, из ванной меня выдворяли хозяйским приказным тоном. А Оксана понимала. Нет, Оксанку я не любил. Она мне нравилась, и еще мне было ее жалко. Зарабатывала она мало, квартиру снимала, а детей была вынуждена держать у своей матери в Великом Новгороде. Она по ним скучала. Я стал оплачивать аренду ее жилья, покупать ей продукты и одежду. Оксана умела быть благодарной. Хороший качественный секс и нежное понимание - вот что она давала мне взамен. По-моему обмен был равноценным.
- Куда ты тратишь свою зарплату? - спросила меня однажды Татьяна.
- Таня, я ... Мы плохо живем, Таня.
- Гера, ты не о том говоришь. Я кормила тебя несколько лет, терпела твое ничтожество. Теперь ты зарабатываешь. Не потому, что ты такой прекрасный, а потому что ты должен. Ты должен мне деньги, Гера. Ты не можешь распоряжаться своей зарплатой сам. У нас семья, я кормила тебя. Теперь мое время.
Она была права. Я согласился. Стал отдавать ей зарплату, оставляя себе немного на бензин и сигареты. Она права. Хотя я и зарабатывал уже прилично, Таня не давала мне забыть то время, когда я был беспомощен. Тон ее оставался тем же, хозяйским. Она моя жена, мать моих детей. Все правильно. Она имеет на это право.
Иногда, очень редко, я вспоминал, что она не только хозяйка моего дома и моей судьбы, но и красивая женщина. У нас были с женой умопомрачительные ночи. Я вспоминал свою молодость, свою ненасытность. На Оксану денег не оставалось. Пришлось брать халтуры, чтобы помогать моей бедной девочке. Но денег не хватало. И я придумал, как справиться с этой ситуацией. К тому времени у меня появились связи в разных кругах, и я ими воспользовался. Я устроил Оксану на хорошую работу. Она стала достойно зарабатывать. Выяснилось, что в Новгороде у нее есть квартира. Квартиру продали, добавили денег, купили квартиру в Питере, перевезли детей. Жизнь у моей любовницы наладилась. Но другая сторона ее натуры открылась мне во всей красе. Оксана хотела семью. Она считала, что теперь, когда есть, где жить, и дети ее устроены, препятствий к этому нет. Но у меня уже была семья. Я даже не мог помыслить о том, чтобы уйти от Таньки! Я стал избегать этих разговоров. Оксана затаилась. Наши встречи стали проходить в напряженной обстановке. Появились темы, которые мы предпочитали не обсуждать.
- Мне нужна машина, - сказала Оксана.
- Я же вожу мальчиков в школу, зачем тебе машина?
- Гера, ты мне должен. Ты приручил мои детей, приучил их к себе. Они воспринимают тебя, как отца. Я провела рядом с тобой несколько лет! Я могла бы выйти замуж, но я была с тобой. Ты должен выбрать раз и навсегда, я или твоя жена.
- Причем здесь машина?
- Ты меня обманул. Ты не можешь мне дать семью, тогда дай машину. Ты же ничего не можешь решить, Гера! Ну сколько можно это терпеть?
- Что терпеть, Оксана, я не понимаю? Я тоже был с тобой несколько лет. Я помогал тебе морально, материально, проводил с тобой время, устроил тебя на работу... Что еще я должен, я не понимаю?
- Ты не понимаешь? - Оксана кричала, и ее глаза пылали праведным гневом.
- Ты никогда ничего не понимаешь? Я что, спала с тобой несколько лет за твои жалкие подачки? Я спала с тобой за еду? Может, ты еще и чеки все сохранил из магазинов, когда сыр мне покупал и ботинки моим детям?
Я был удивлен. Нет, я был поражен. Она спала со мной за деньги?
- Завтра я еду к дилеру покупать машину. Если ты не можешь помочь мне, я сделаю это сама.
- Откуда у тебя деньги, Оксана?
- Копила, откуда же еще. Не на тебя же мне надеяться.
Копила, конечно, как же я не догадался. Хорошо копить, когда имеешь возможность откладывать почти всю свою совсем не маленькую зарплату. Один раз в неделю я покупал продукты и забивал ее холодильник, одежду детям покупали мы вместе. Квартира у нее уже была. Ремонт в ее новой квартире сделали мои люди. Я снял их с одного объекта и приставил в квартиру Оксанки.
На следующий день мы поехали к дилеру. Оксана выбрала одну из самых дорогих моделей Фольксвагена.
- Зачем тебе такая дорогая машина? Ты же на права только недавно сдала? Может, что-то попроще купить для начала?
- Ты хочешь, чтобы я позорилась на каком-нибудь Форде? - высокомерие и язвительность в ее голосе уже не удивляла меня.
Я ездил именно на Форде. Оксана знала об этом, она неоднократно пользовалась этим. Она специально это делает? Мстит за то, что я не ушел от жены? Я не понимал. Оксана отсчитала крупную сумму наличкой, не глядя на меня. Она понимала, что имела возможность скопить эти деньги, потому что я нес ее повседневные траты на себе. Еще одна баба унизила меня. Сука. Меня затошнило. Привычно запульсировал висок, руки стали влажными. Меня трясло от бешенства и от бессилия. Я не могу ничего с ней сделать!
Я уехал от дилера, не дожидаясь, когда выгонят новую машину Оксаны. Я ей больше не звонил, она тоже не беспокоила меня. Говорить было не о чем, все и так было понятно.
Полгода после Оксаны я старался не заводить внебрачных связей. Отношения с женой наладились, если это можно было так назвать. Наши занятия любовью стали регулярными, раз в неделю. Но стойкое убеждение ее, да и мое, что я ей должен, не оставляло меня. Она разговаривала со мной высокомерно, как хозяйка. И я терпел. слишком много лет я это принимал, как должное, чтобы сейчас начать сопротивляться этому. С удивлением и ужасом я начал понимать, что иногда вижу в Таньке свою мать, которую она ненавидела лютой ненавистью.
Эта глупая баба уничтожает меня. Она моя хозяйка и имеет на это право. Я не вижу выхода из своей клетки. Об этом можно только забыть. Но не убежать.
Может, мне не хватало матери или моя вина перед ней, таившаяся в глубине моего сердца, так захватила меня, что начала выплывать на поверхность сознания? Может, это я хочу видеть в своей жене замашки матери? Может, я сам так себя наказываю за годы, которые я не общался с мамой? Я виноват перед ней, а за виной всегда следует наказание.
Венера.
Когда я увидела тебя там, на вокзале, я сразу все поняла. Ты готова. Я увидела твои глаза, которые смотрели с надеждой собачьей преданностью, я почувствовала твое нетерпение, твою радость от того, что ты видишь меня. За две недели ты настрадалась, девочка моя. Прости, мне нужно было оставить тебя именно в этот момент. Привычка сформирована, ты желаешь меня. Можно лишить тебя расслабляющих сеансов. Но ненадолго. Вдруг, забудешь. Впрочем, ты уже никогда этого не забудешь. Ну ладно, отняла у ребенка игрушку, пора возвращать. Ты действительно выглядишь растерянной, как ребенок. Какая гамма эмоций - сомнение, смущение, радость, неловкость, желание, облегчение (когда мой красивый попутчик оставил нас). Мой адреналин зашкаливает. Ты ранима и старательна во всем, моя дорогая.
Ты сдалась. Ме приехали на такси ко мне домой.
- Выпей чаю и добавь настойку из лотоса, - сказала я и пошла в душ. А ты стала метаться, не зная, как бы половчее затащить меня в постель! Разлука не прошла даром! Все шаги, если они продуманы, дают свой эффект. Можно поздравить себя с еще одной победой. Я люблю побеждать. Сегодня я первый раз поцеловала тебя. Ты накинулась на меня так, как будто я была последним лекарством от твоей ноющей неизлечимой боли. Теперь тебя ничем не напугаешь. Черт с тобой, я показала тебе все, что могу сделать с тобой в постели.
Я поняла все твои порывы. Твое прерывистое дыхание и тихие стоны, и нервные движения. Запах ванили, который я распространила в комнате, помогал тебе расслабиться. Полумрак и плавные движения. Мои волосы на твоей коже. Горячие руки, чувственные губы. А ты хорошо целуешься!
Моя хорошая, мне тоже все очень понравилось. Я могла провести с тобой всю ночь, такая ты была послушная и ручная. Но ты выскочила из квартиры сразу, как только все закончилось.
***
Когда Голова в первый раз привела в наш дом парня, это вызвало шок. Мать рыдала, прилипнув к двери в ее комнату. Изнутри было закрыто, из комнаты не доносилось ни звука. Где ты познакомилась с ним, я не имела понятия. Меня кроме Паши не интересовал никто в нашем больном семействе, но тогда мне стало даже любопытно. Сестре было пятнадцать. Я приехала в гости на выходные. По многочисленным просьбам заинтересованных во мне (Паша) и особо передо мной виноватых (мать) я осталась на ночь. Но спала на кухне. За то время, что я не жила в нашем доме, обстановка там стала другой. На кухне появился диван, и это радовало. Не потому, что там можно было мне ночевать, когда я приезжала. Паша здесь спит - поняла я. И испытала какое-то превосходство и удовлетворение. Посмотрела на мать. Как она постарела! Библиотекарь с высокой душой, высокой прической, высоким барьером реальности. А Голова за это время вышла в свет, к обществу, дворовому, в основном. Она с первого класса училась на домашнем обучении, учителя ходили в дом. В доме было относительно чисто, а у Головы в комнате вечный бардак. Учителя приходили и уходили, а я убиралась перед их приходом. Стыдно. 'Стыдно показывать беспорядок': говорила мать и я убиралась. Лет в двенадцать-тринадцать Голова сообразила, что дома учиться скучно, и сидеть целыми днями в комнате тоже скучно. Пусть у нее были самые лучшие игрушки и наряды, но этого же никто не видел! Ей захотелось признания за пределами семьи. В семье все понятно. Семья - ее свита, подданные, преданно заглядывающие ей в глаза. Голова росла, свита стала мала. Голову отдали в вечернюю школу, для адаптации.
Голова сначала не соответствовала. С вечными мамиными бантиками, в выбранных мамой платьях,она была смешна этому миру. Платье в горошек, с рюшечкой, с жабо, лаковые туфельки, белые носочки. Голову обсмеяли на первом же уроке. Голова закатилась в обмороке. Учителя позвонили матери, мать вызвала скорую. Две недели провели в больнице.
В следующий раз Голова подготовилась к появлению в среде своих сверстников лучше. 'Нужна новая одежда': сказала Голова, и мать купила одежду. Черную, в основном, некоторые вещи из натуральной кожи.
- Нужна косметика,- сказала Голова.
- Возьми мою, - ответила мать, - если это необходимо, конечно.
-Какую твою? - орала Голова, ты же ничего не понимаешь. У матери из косметики всю жизнь была только помада и пудра.
- Может, опять на домашнее обучение перейдешь? - с надеждой спросила мать.
В общем Голова была при полном параде в следующий раз. Черные стрелки, белая пудра, синие ресницы. Короткая кожаная мини. Единственное, к чему Голова была не готова - это каблуки.
- Что это за блядский наряд? - спросил Паша, когда увидел свою дочь, вернувшуюся с уроков.
- Паша, ну что ты, это мода, сейчас все девочки так ходят, - мать возражала робко, но в глазах было столько решимости, что Паша оставил все, как есть. Не стал вмешиваться. Тем более, он был занят переживаниями другого характера.
Меня тогда отчислили из института и Паша об этом знал. Он снял мне квартиру, и я в нее переехала. 'Хочу диплом':сказала я. И Паша стал думать, где взять для меня этот диплом. Паша никогда не обсуждал мои желания. Просто принимал, как руководство к действию, и все. Так как я жила отдельно, в квартире, он воспользовался временными каникулами в полном размере. Каждый вечер он проводил со мной. Соскучился. Три года я прожила в общежитии, три года он месяцами ждал случая остаться со мной вдвоем. Раз в несколько месяцев он снимал для нас номер в гостинице на сутки. Но это развлечение давалось ему дорого. Во-первых, по простым мотелям с ним я не ходила, гостиница должна быть дорогой. Во-вторых, он должен был в этот день отчитаться передо мной по выполнению плана. Это значит, что все желания, которые я ему озвучивала в наших телефонных разговорах за время, прошедшее с последней встречи, он должен выполнить. А это дорого.
Диплом он мне все-таки организовал. У меня есть диплом психолога, которым я приманиваю клиентов. Так я и тебя приманила.
Голова в вечерней школе прижилась. Через несколько месяцев бесконтрольного и не особо умелого макияжа лицо ее покрылось юношескими прыщами. Голова замазывала их дешевым тональным кремом, припудривала сверху маминой пудрой. Прыщи делались еще заметнее. Тогда Голова стала распускать волосы, закрывать лицо по бокам. В сумерках этот план был безошибочным. Прыщей не было видно. У Головы даже появились подружки. Правда, вид у них был такой, как будто они молодые алкоголички. Подружки хвастались мужиками, вернее, их количеством. Круче была та, у которой было больше парней, а также та, которая в сексе пробовала нечто такое, что остальные были поражены и глядели потом с уважением и восторгом. Голова задумалась. Трахаться со всеми подряд она не могла. Мешала корона. Но и девственницей оставаться не хотелось. Засмеют. Вот и привела парня. Прыщавого, как и она сама. Видимо, в ее комнате у них все и случилось, под аккомпанемент всхлипываний матери и ее уговоров открыть дверь. Едва открыв дверь, Голова пролетела мимо матери в ванную. Почему-то стала чистить зубы. Может, оральным сексом решила заменить первый половой акт? Мальчишка ее ушел очень быстро, вернее она сама его выпихнула за дверь. Голова есть Голова, даже в сексе она осталась эгоисткой. Мать рыдала в своей комнате, я курила на кухне.
Спустя врем, Голове надоело трахаться с дворовой шпаной. И она решила устроиться на работу. К тому времени (тогда ей было восемнадцать) прыщи с ее лица прошли совсем. Голова отрастила длинные волосы. Цвет волос у нее был хороший и натуральный. Она не красила волосы. Нельзя. Мать суеверно боялась химического вмешательства в коже ее головы. И Голова соглашалась, тоже боялась, наверное. К восемнадцати годам она значительно похудела и выросла сантиметров на пятнадцать. Теперь она выглядела стройной березкой, с длинными темными волосами, белой кожей, в глазах - сама вселенская грусть. Училась она неплохо, дома сидеть ей надоело. Сестра выросла, ей нужна была новая свита. И тогда Паша устроил ее на работу. Секретарем.
Без сомнения, Голова выросла и даже стала поглядывать на меня с интересом. Слишком давно я ушла из ее жизни, она и позабыла про меня совсем за эти семь лет. Но теперь она повзрослела. Ее голова работала хорошо, но только в одном направлении. Получить то, что хочется. Даже если это мимолетное желание. Это было для нее делом чести, если слово честь применимо к этом капризному и в общем-то беспощадному существу. Сестра понимала, что ей нужна помощь. И если есть люди, более квалифицированные, чем она, ее это не оскорбляло. Нет, она наоборот старалась использовать эту квалификацию в своих целях. Ее взор тогда обратился на меня, ведь я была психологом, и в нашей семье уже стали прислушиваться к моему мнению. Еще я была взрослее. Я была молода, красива, имела опыт нескольких крупных романов. Эти романы не развивались на ее глазах, но отголоски мучений бедных брошенных мной мужчин, докатывались и до нее. Сначала она не обращала на это внимания, а потом вспомнила. Действительно, меня никто никогда не бросал. В то время между нами сложились некое подобие семейных или сестринских отношений. Я не относилась к ней плохо. За все что она сделала мне в детстве, я взяла свой реванш.
А ты, моя красивая бедная девочка. С тобой мне пришлось повозится. Даже мне, известному кукловоду! Это делает тебе честь. Я даже стала уважать тебя немного. Из разряда жертв ты перешла для меня в разряд интересных открытий. Мне, правда, было хорошо с тобой. Несмотря на то, что ты полная деревенщина. Ты совсем не умеешь врать, вот что настораживало и удивляло меня одновременно. У тебя же все на лице написано. Сначала я пыталась разгадать твои загадки. Но их не было! Ты была абсолютно искренна! И я решила напитаться твоей искренностью, в отношениях, в разговорах, в постели. Твои человеческие реакции вызывают у меня полный восторг! Таких приключений у меня еще не было.