Сочиняя План Шлиффена
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: История возникновения мифа о Плане Шлиффена
|
СОЧИНЯЯ ПЛАН ШЛИФФЕНА
В историии германского военного планирования в период до первой мировой войны доминировал "План Шлиффена", который был изложен в меморандуме, написанном в начале 1906 года только что вышедшим в отставку начальником германского генерального штаба графом Альфредом фон Шлиффеном. Целью Плана Шлиффена было быстро уничтожить французскую армию в одной огромной битве. Замысел заключался в том, чтобы развернуть семь восьмых германской армии между Мецем и Аахеном, на правом крыле германского фронта, оставив одну восьмую часть армии для защиты левого фланга в Лотарингии от французского наступления. В Восточную Пруссию, для ее защиты от русских, вообще войск отправлено не было. Правое крыло должно было прошествовать через Бельгию и, если это понадобится, северную Францию, обойти Париж с запада, непрерывно отгибать назад левый фланг французов, и в конце концов загнать французскую армию в Швейцарию. Если французы атакуют германское левое крыло, то они этим окажут немцам услугу, так как такое наступление ничего не достигнет, а французские силы на севере окажутся ослабленными. Начиная с 1920 года полуофициальные истории, написанные отставными германскими офицерами - участниками первой мировой войны, такими как подполковник Вольфганг Ферстер, генерал Герман фон Куль и генерал Вильгельм Гренер, а также первый том официальной истории войны, изданный Рейхсархивом в 1925 году, утверждали, что этот меморандум являлся вершиной военной мысли Шлиффена и обеспечил Германию почти непогрешимым планом войны: все, что должен был сделать преемник Шлиффена, Гельмут фон Мольтке, так это выполнить План Шлиффена, и тогда Германии была бы практически гарантирована победа в августе 1914 года. Они утверждали, что Мольтке концепции плана Шлиффена не понял и модифицировал его - "разбавил" - усилив левое крыло за счет правого, наносившего главный удар. По этой причине в ходе первой кампании на западе в 1914 году немецкой армии не удалось уничтожить французскую армию.
Немецкий историк и публицист Ганс Дельбрюк имел другое объяснение для поражения Германии: он говорил, что Германия использовала неправильный военный план. Немцы должны были оставаться в обороне на западе и наступать на востоке. Это был, в конце концов, план великого фельдмаршала фон Мольтке в 1870-х и 1880-х годах. Такое наступление на востоке позволило бы Германии соблюсти нейтралитет Бельгии и привело бы к компромисному миру. Полная победа на западе была невозможна в любом случае. Генеральный штаб отвечал, что наступление на востоке привело бы прямиком к повторению 1812 года, и что единственным решением стратегической проблемы Германии было сначала победить Францию и Британию. Этот спор между "Школой Дельбрюка" и "Школой Шлиффена" продолжался все 20-е и 30-е годы в книгах, периодических изданиях и газетах.
В 1956 году Герхард Риттер еще глубже развил тезисы Дельбрюка. План Шлиффена, утверждал Риттер, был апофеозом германского милитаризма. Это был "совершенный в военном отношении" план, который не оставлял никакого места для дипломатии, политики и международного права. Точка зрения Риттера быстро стала канонической. На практике, к ужасу Риттера, она стала основой такой исторической критики Германии, которая зашла гораздо дальше его собственной. План Шлиффена был превращен в наиболее наглядный символ вильгельмовской Германии в целом: кичливой, неуравновешенной и милитаристской.
После Великой войны Рейхсархив в Потсдаме, в котором хранились созданные до первой мировой войны германские планы, рассматривал их как документы, имеющие грифы секретности разной степени. Доступ к ним был строго ограничен и предоставлялся только благонадежным отставным офицерам, таким как Ферстер, Куль и Гренер. Эти люди выпячивали План Шлиффена, описанный в декабрьском меморандуме 1905 года, и оставляли в тени практически все остальные, также разработанные Шлиффеном планы, созданные между 1891 и 1905 годами. Рейхсархив никогда не публиковал тексты этих планов, в отличие от военных планов, созданных между 1871 и 1888 годами фельдмаршалом Мольтке. Только в конце 1930-х генеральный штаб опубликовал некоторые из упражнений Шлиффена: Die taktisch-strategisch aufgaben (Задачи по тактике и стратегии; это были учебные и экзаменационные задачи для офицеров генерального штаба) в 1937 году и Grosse Generalstabreisen Ost 1891-1905 (Полевые поездки генерального штаба "Ост" 1891-1905 годы) в 1938, а также 56 страничную статью, написанную генерал-лейтенантом в отставке фон Цельнером и опубликованную в Militarwissenschaftliche Rundchau. Статья Цельнера была одной из тех немногих, в которых с некоторыми подробностями обсуждалось военное планирование Шлиффена до 1906 года, но и в ней также подчеркивалась важность Плана Шлиффена. Рейхсархив также провозгласил damnatio memoriae (проклятье памяти - латынь) Гельмуту фон Мольтке, начальнику генерального штаба в 1914 году, провалившего начальные операции войны: все, что мы знаем о его планировании - так это то, что, примерно в 1909 году, он внес в План Шлиффена фатальные изменения. Рейхсархив и вместе с ним все военные планы Шлиффена и Мольтке, был уничтожен британскими зажигательными бомбами в ночь на 14 апреля 1945 года. Каким-то чудом оригинальные копии меморандума с Планом Шлиффена оказались среди немногих документов, незадолго до этого эвакуированных из Рейхсархива и поэтому сохранившихся. Однако, меморандум не публиковался до 1956 года, вплоть до появления книги Герхарда Риттера "План Шлиффена: критика мифа". Хотя в книге Риттера приводились детали самого меморандума, она не вызвала фундаментальных изменений в дискуссии о Плане Шлиффена. Таким образом, любой анализ германского военного планирования до 1905 года, с немногими исключениями, должен был в основном основываться на фрагментах информации, изложенных официальной историей и отставными офицерами.
Эта книга предназначена для доказательства того, что Плана Шлиффена никогда не существовало. В ней будут представлены недавно обнаруженные документы из Рейхсархива, а также ранее забытые документы о маневрах из других германских архивов, чтобы показать, что, будучи далек от того, чтобы быть вершиной эволюции военной мысли Шлиффена за 15 лет, так называемый "План Шлиффена" совершенно не похож на военное планирование Шлиффена в целом. Главнейшей заботой Шлиффена было то, что австрийская и германская армии серьезно уступали в численности армиям франко-русского союза. Для компенсации этого численного перевеса Шлиффен намеревался вести оборонительную войну, используя мобильность, обеспечиваемую немецкой железнодорожной сетью для нанесения поражения армиям Антанты поочередно, в непосредственной близости от германских границ, а не бросать германскую армию в безрассудное вторжение в центральную Францию. "План Шлиффена" был придуман генеральным штабом для объяснения своей неудачи в Марнской кампании 1914 года. В действительности у германской армии никогда не было достаточно сил для проведения столь амбициозной операции, как План Шлиффена, и об этом говорил еще сам Шлиффен. Это не было понято, потому что дебаты о "Плане Шлиффена" были на самом деле не о военном планировании, а о политике и "милитаризме".
До 1920 года никаких упоминаний о Плане Шлиффена нет. Герман Штегеманн, швейцарский военный историк, имел сердечные отношения с германской армией, и в первом томе его истории войны, опубликованной в 1917 году, он привел весьма детальное описание и аккуратный анализ как германских, так и антантовских операций без всякого упоминания о Плане Шлиффена. Хотя Штегеман и не имел доступа ко многим деталям, которые стали известны позднее, тем не менее его работа остается одной из лучших по первой мировой войне именно потому, что основана на непосредственных впечатлениях, до того, как различные участники смогли взять под свой контроль описание некоторых тем. Штегеман отмечает, что французская армия развернулась вдоль границы с Германией и Бельгией для того, чтобы произвести немедленное наступление в Лотарингии и Арденнах. Он говорил, что Тройственная Антанта была уверена в том, что немедленное и одновременное наступление России и Франции должно было стать победоносным, причем французы наступали бы на фронте "от Базеля до Маастрихта", и что французская победа "привела бы французскую армию в Рур". Штегеман считал, что французский план провалился не из-за его концепции, а единственно из-за нехватки наступательных возможностей у французской армии.
По мнению Штегемана, несомненно, что Германия не имела альтернативы решению искать быстрой развязки на западе, а затем перебрасывать войска на восток, и, следовательно, Германия должна была вторгнуться в Бельгию. Он пояснял, что это была общая оценка всего информированного военного сообщества довоенной Европы. Необходимость быстро победить Францию дала возможность представить Германию агрессором. Штегеман был весьма точно информирован о германском развертывании и делал свои выводы, опираясь как на это развертывание, так и на ход операций. Он говорил, что германское левое крыло предназначалось для того, чтобы выманить французов из-за линии их пограничных укреплений в Лотарингии, дать им возможность начать наступление, а затем сковать их силы на то время, пока правое крыло будет осуществлять обход французского левого фланга. Он говорил, что заслуга Шлиффена перед германской армией состоит в том, что он сумел сохранить методы Мольтке старшего при проведении быстрой и эффективной мобилизации.
По мнению Штегемана, большую часть компании решающим фактором было явное превосходство немцев на поле боя, а вовсе не их стратегия. Германская армия одержала уверенные победы во всех крупных боях в Лотарингии и Бельгии и сорвала попытки англо-французов оборонять позиции на Самбре и Маасе. К 30 августа французы разорвали контакт и находились в полном отступлении, имея у себя на плечах активно преследующих их немцев.
Штегеман сказал, что, если немцы собирались уничтожить французскую армию, они должны были бы постараться сделать это до того, как французы осуществили бы свой старый план по отводу армии на плато Лангр. Отступив в Лангр, французская армия оказывалась в относительной безопасности: "оттеснение французов в Швейцарию" проще продекларировать, чем осуществить. Штегеман говорил, что немецкая концепция операции предусматривала наступление между Парижем и Верденом, а французская оборона опиралась на Верден. Немецкий замысел заключался в том, чтобы не допустить отхода французской армии на плато Лангр, все время обходя для достижения этой цели левый фланг французов восточнее Парижа и прорывая французский центр юго-западнее Вердена между Сезанн и Бар-ле-Дюк. Прорыв французского центра должен был дать немцам возможность атаковать французскую линию крепостей с тыла и обеспечить соединение 6-й армии (Лотарингия) с германским центром. Возможность предотвращения немцами отхода французов на Лангр остается под вопросом. Когда Клюк подставил правый фланг и тыл 1-й армии под удар из Парижа, он фундаментально изменил стратегическую обстановку в пользу французов. Штегеман не придает значения шедшей в Германии дискуссии о роли подполковника генштаба Хенча, отдавшего приказ на отход 1-й армии, и вместо этого описывает этот отход, как логичное следствие из изменившейся стратегической ситуации. Что важно, Штегеман говорит, не было никакой возможности для немцев произвести обход Парижа с запада, и французы строили свою оборону, опираясь на этот факт.
Описание кампании, сделанное Штегеманом, также обнажает ошибки, сделанные различными германскими командующими, ошибки, которые не дали возможности уничтожить крупные силы французской армии до битвы на Марне. Он говорил, что немцы слишком рано перешли в контрнаступление в Лотарингии, и, что германская 3-я армия упустила великолепные возможности осуществить окружение целых французских армий. Ошибкой Мольтке младшего было отправление двух корпусов на восток до того, как удалось нанести французам решительное поражение. Он говорил, что именно давление со стороны 1-й армии Клюка на левый фланг французов вынуждало последних отходить к Марне и за нее, но тяжелой ошибкой Клюка стало то, что он подставил фланг 1-й армии под контрудар из Парижа. Уже в 1917 году было ясно, что после войны большинству старших германских офицеров придется нести ответственность за многое из случившегося.
В целом, важным факторами, всплывающими в последующих описаниях истории войны и не упомянутыми у Штегемана, остаются План Шлиффена и миссия подполковника Хенча. Самое поразительное заключается в том, что вполне удовлетворительное описание Штегемана, часто лучшее, чем в послевоенных исследованиях, объясняется именно тем, что он не ссылается на План Шлиффена. Описание последовательности событий и анализ причин и следствий у Штегемана только пострадали бы при попытке ввести в рассмотрение План Шлиффена, как реальный план операции, который должны были бы выполнять немецкие командующие армиями.
Важным действующим лицом, повлиявшим на появление мифа о Плане Шлиффена, был, хотя и косвенно, Ганс Дельбрюк. До войны Дельбрюк был редактором влиятельного политического журнала "Прусский ежегодник", а также автором новаторской серии военно-исторических книг "История военного исскуства в рамках политической истории". Заголовок серии был программным: Дельбрюк интересовался взаимоотношениями между войной и политической системой. Дельбрюк также был первым, кто воспользовался системой "критики источников" Леопольда фон Ранке, применив ее для истории военного исскуства, которую Дельбрюк называл "тематический обзор". Его наиболее важным вкладом в историю военного исскуства была демонстрация того, что в описаниях битв древними историками значительно преувеличивалось количество участников. Он полностью переписал историю персидских войн в Греции и сражений Александра Македонского на основе гораздо меньших и более разумных размеров армий.
Менее удачно Дельбрюк пытался переинтерпретировать военно-теоретическую книгу Клаузевица "О войне". Дельбрюк утверждал, что Клаузевиц уже хотел разделить все виды военной стратегии на два противоположных типа: либо стратегия измора (истощения), либо стратегия сокрушения. Он доказывал это предположение, утверждая, что Клаузевиц упомянул такую классификацию стратегий в заметке, написанной в 1827 году, но умер в 1830, до того, как успел переделать свою книгу "О войне". Дельбрюк не только явно сам симпатизировал стратегии измора, он даже утверждал, что национальный герой Пруссии Фридрих Великий также следовал стратегии измора в ходе Семилетней войны. Дельбрюк говорил, что эпоха, в которую жил Фридрих, с маленькими наемными профессиональными армиями, привязанными к магазинам снабжения, не давала ему инструментов для использования стратегии сокрушения. Этим Дельбрюк бросал камень в огород исторической секции германского генерального штаба. Прусско-германская военная доктрина в девятнадцатом и двадцатом веках была нацелена на разгром главных сил противника в сражениях на уничтожение. Фридрих был, утверждал генеральный штаб, первым, кто на практике использовал битвы на уничтожение, что продемонстрировали данные им сражения при Россбахе и Лейтене. Генеральный штаб чувствовал, совершенно справедливо, что Дельбрюк бросает вызов монополии армии на формирование стратегии войны. Возникшая в результате полемическая битва между Дельбрюком и его гражданскими последователями с одной стороны, и историками генерального штаба с другой, стала известна как "Спор о стратегии".
Хотя Дельбрюк в какой-либо политической партии формально не состоял, он был последовательным сторонником прусско-германской монархической системы и лично Теобальда фон Бетман-Гольвега, канцлера Германии с 1909 по 1917 год. Именно поддержка монархии и канцлера была побудительным мотивом для статей, которые во время войны Дельбрюк публиковал в "Прусском вестнике". В этих статьях он формулировал свое мнение о военно-политической обстановке. Для военной части этой задачи квалификации у Дельбрюка не было. Третий том его "Истории военного исскуства" был последним, из опубликованных перед войной, и он охватывал период позднего средневековья. Дельбрюк говорил, что четвертый том был практически окончен в 1914 году, но даже если это было и так, в этом томе, в основном, описывались профессиональные армии в начальный период Нового времени. Кульминационной точкой книги были описание кампаний Фридриха Великого и очень беглый обзор Великой французской революции. Дельбрюк ничего не писал о Наполеоне, кампаниях Мольтке 1866 и 1870 годов, англо-бурской войне, войнах на море, американской революции и американской гражданской войне. Короче, Дельбрюк был экспертом по сухопутной войне древнего мира и средних веков.
Во время войны Дельбрюк утверждал, что в августе 1914 года Германия столкнулась с превосходящими силами противника и не имела другого выбора, кроме как добиваться быстрой победы на западе и потом осуществить переброску войск на восток, и, что германское наступление, к сожалению, должно было вестись через Бельгию. Как бы то ни было, заявлял Дельбрюк, все равно действительным агрессором была Россия, и русская агрессия стала прямой причиной войны. Сперва Россия поддерживала агрессию Сербии против Австрии. Затем Россия уничтожила последний шанс для мирного решения июльского кризиса. Англия и Германия предлагали, чтобы австрийцы оккупировали Белград и потом начали переговоры с сербами - знаменитый план "Остановка в Белграде". Дельбрюк утверждал, что русские знали, что компромиссный мир разрушит их шансы на установление господства на Балканах и последущую оккупацию Константинополя, которая и была настоящей целью русской политики. Мирное решение кризиса могло бы даже привести к мятежу разгневанных сторонников панславянства в самой России. Из-за этого русские торпедировали план "Остановка в Белграде", отдав приказ о мобилизации всей русской армии. Русские совершенно точно понимали, что такая мобилизация означала мировую войну - на самом деле они и желали вызвать мировую войну. Французы присоединились к русским, чтобы вернуть Эльзас-Лотарингию. Британия, с точки зрения Дельбрюка, в агрессии против Германии не участвовала. Тем не менее, англичане присоединились к союзникам, поскольку растущая мощь немецкого флота угрожала английскому господству на море.
Следовательно, говорил Дельбрюк, Германия вела оборонительную войну и этот факт определял ее военные цели. Он говорил, что, отразив агрессию союзников, Германия одержит победу в войне: однажды потерпев поражение, союзная коалиция никогда не оформится вновь. Мир на основе status quo ante гарантирует Германии безопасность на все обозримое будущее. Status quo ante, очевидно, означал, что Германия сохранит Эльзас-Лотарингию. Французские надежды на реванш будут уничтожены, и Франция потихоньку скатится в ряд второстепенных держав. В сентябре 1914 года Дельбрюк сформулировал то, что, как он думал, должно стать основной целью войны для Германии: Германия должна выйти из войны на свое место под солнцем, стать великой колониальной империей с владениями в центральной Африке. Эта империя поставит Германию в один ряд с другими колониальными державами, Британией, Францией, Россией и США. Это было целью предвоенной Weltpolitik, и Weltpolitik была причиной того, что Британия вступила в войну на стороне союзников. Главным препятствием для Германии при создании и сохранении заморских владений всегда было британское господство на морях. Это господство недавно было потрясено замечательными успехами подводных лодок, такими как потопление броненосных крейсеров Абукир, Хог и Кресси 22 сентября 1914 года. Дельбрюк скоро скажет, что подводные лодки были революционным морским оружием, которые наверняка покончат с британским господством на морях: после войны Германия будет строить столько подводных лодок, что в случае новой войны с Англией, они за короткое время просто сметут с океанов ее военный и торговый флот. Дельбрюк говорил, что баланс сил на море, который он называл "свободой мореплавания", будет обеспечен на практике. Под этим он имел ввиду, что безопасность как послевоенных германских колоний, так и германского торгового мореплавания будет обеспечена. Дельбрюк говорил, что Британию ждет упадок, выиграет она войну или нет. Всю войну он утверждал, что Британия была истощенным гигантом, раздираемым колониальными и политическими проблемами. Если бы Германии удалось заключить мир на условиях status quo ante, предсказывал Дельбрюк, в послевоенный период Британии пришлось бы разделить с Германией власть над миром.
На востоке, однако, Status quo ante принимал курьезный вид. Вскоре после начала войны Дельбрюк также говорил, что действительно проигравшей стороной в этой войне будет Россия, которой наверняка придется отдать конгрессовую Польшу, а возможно, и другие западные области, заселеные нерусскими национальностями, и она будет отброшена обратно в Азию. По мере того, как росли германские успехи на востоке, Дельбрюк трансформировал свои предсказания в предложения для желательного направления политики Германии. В 1915 году германское наступление на востоке привело к завоеванию Польши, и в 1916 году немцы попытались создать из Польши госсударство-саттелит. Дельбрюк поддерживал эти меры во имя как права народа на самоопределение, так и для обеспечения безопасности Германии. В 1915 году Дельбрюк пропагандировал установление протектората над Латвией и Эстонией, куда должны были бы переселиться в будущем немцы Поволжья. К лету 1918 года германские войска наступали в южной России практически не встречая сопротивления, и Дельбрюк пропагандировал новый Drang nach Osten, включавший германское присутствие, если не полный германский контроль над южной Россией вплоть до Кавказа. Дельбрюк видел германский контроль над западной и южной частями России гарантией неприступности позиции Германии в Европе, подобно той геостратегической неуязвимости, которая имелась у Британской империи или США.
Дельбрюк ожидал, что война будет короткой. Уже в августе 1914 Дельбрюк сомневался в стойкости союзников. В течение 1914 и 1915 годов Дельбрюк отрицал, что британская блокада оказывала какое-либо воздействие на военные усилия Германии. Одновременно, Дельбрюк также полагал, что у союзников заметны признаки усталости от войны. Всю войну Дельбрюк будет утверждать, что коллапс Франции и Англии вот-вот наступит. Когда в ноябре 1917 года произошла вторая русская революция, Дельбрюк заявил, что с Россией, как с мировой державой, покончено, и для восточных границ Германии русская угроза ликвидирована на все обозримое будущее.
До последних месяцев войны Дельбрюк утверждал, что Германия, фактически, войну уже выиграла. Только одно стояло между Германией и победоносным миром в результате переговоров, и это была Бельгия. Уже в сентябре 1914 года видные германские политики, промышленники и интеллектуалы пришли к заключению, что безопасность Германии после войны и ее экономическое развитие требуют, чтобы Германия либо оккупировала, либо по крайней мере получила экономический и военный контроль над Бельгией. Дельбрюк непреклонно выступал против этой идеи. Он полагал, что желание Германии контролировать Бельгию было актом Наполеоновской спеси, которая дала бы сигнал Европе, что Германия нацелена не меньше, чем на господство на континенте. Антанта, полагал он, будет сражаться до конца, чтобы предотвратить германский контроль над Бельгией. Даже если Германия выиграет войну и оккупирует Бельгию, единственным результатом станет формирование новой коалиции против Германии, подобно тому, как вся Европа объединилась против Наполеона в 1813-1814 годах.
Общественные силы, выступающие за германский контроль над Бельгией, сформировали в 1917 году партию "Родина" и развернули активную пропаганду в поддержку своей позиции. Дельбрюк пришел к убеждению, что партия "Родина" - это единственное препятствие для заключения мира путем переговоров, который в результате даст Германии поживу на востоке, огромную колониальную империю и мировое господство. Если только германское правительство сделает недвусмысленное заявление, в котором пообещает вернуть Бельгии независимость, военные правительства во Франции и Англии падут и смогут начаться мирные переговоры.
Не смотря на свои выступления в пользу германского мирового господства, Дельбрюк был неспособен увидеть что-либо за пределами центральной Европы. Америка оставалась для него загадкой. Американская революция могла предоставить ему яркий пример эффективности стратегии истощения, гораздо более яркий, чем Фридрих в семилетней войне, но он никогда не изучал ее. Всю войну Дельбрюк не мог понять, почему британская блокада не вызывает полного разрыва между Британией и Америкой. В апреле 1917 года, после вступления США в войну, Дельбрюк утверждал, что стратегией Антанты будет продержаться до того момента, когда крупные американские силы появятся в Европе, что по оценкам Антанты могло произойти самое раннее в 1918, а скорее всего в 1919 году. Тем не менее, весь 1917 и до действительного появления американцев на фронте летом 1918, Дельбрюк утверждал, что США не сумеют ввести в дело эффективные наземные войска. Он многократно повторял, что американская помощь ограничится боеприпасами, деньгами, кораблями и летчиками.
Поэтому весь 1917 и большую часть 1918 года Дельбрюк продолжал утверждать, что только Бельгия стоит между Германией и победоносным миром. Он пошел еще дальше. Он утверждал, что британцы прекрасно понимают, что мир на основе status quo ante равносилен их поражению. Тем не менее, с середины 1917 до середины 1918 он говорил, что, если немцы вернут Бельгию, то британцы будут готовы свергнуть Ллойд-Джорджа, призвать Асквита к власти, бросить французов и запросить мира.
Дельбрюк не принимал участия в довоенной дискуссии по тактике и оперативному исскуству, в которой участвовали военные писатели, такие как Теодор фон Бернгарди и Шлиффен. Однако, для того чтобы оправдать свои взгляды на большую стратегию во время войны, Дельбрюку пришлось высказать и собственные мнения о стратегии, оперативном исскустве и тактике. В декабре 1914 года и январе 1915 Дельбрюк утверждал, что, несмотря на тот факт, что полевые укрепления сковали фронт на западе, все еще не было необходимым переходить к стратегии измора. Летом 1915 Дельбрюк выступал в пользу стратегической обороны на западе и гигантского наступления на востоке, нацеленного на Москву, Петербург и Киев. Такое наступление, говорил он, может без труда получать снабжение по железным дорогам. В конце 1915 года Дельбрюк был оптимистичен: немецкая оборона на западе и австрийская оборона в Альпах отразили наступления союзников с тяжелыми потерями для них, одновременно австро-германские армии вытеснили русских из Польши, Галиции и с большей части балтийского побережья. Дельбрюк был убежден, что германская система траншей на западе неприступна, идея фикс, которой он будет придерживаться весь 1917 и даже до конца 1918 года. Дельбрюк говорил, что он искал в военной истории прецеденты для траншейной войны и не смог найти ни одного: он, очевидно, полностью проигнорировал кампанию у Петерсбурга в 1864-1865 годах во время американской гражданской войны. Дельбрюк не сумел рассмотреть, что мощь огня тяжелой артиллерии Антанты, в геометрической прогрессии возрастающая после 1916 года, появление танков и появление американцев на полях сражений означали, что германская система траншей уже может быть прорвана.
Когда 21 февраля 1916 года Фалькенгайн начал свое наступление на Верден, Дельбрюк увидел в этом подтверждение применения стратегии войны на истощение. Дельбрюк никогда не признавал, что наступление на Верден означало, что у Германии не было сил для двух его любимых стратегических проектов, наступлений против России и Италии. На его взгляды явно повлияло его неправильное представление о тактической обстановке у Вердена. Дельбрюк полагал, что, раз Верден был углом линии фронта, то французы были уязвимы для сосредоточенного огня немцев, и что немецкий огонь мог прервать линии снабжения французских войск. Французы не могли покинуть эту уязвимую позицию, поскольку сдача Вердена стала бы доказательством их слабости. Дельбрюк был согласен с Фалькенгайном, что потери французов под Верденом наверняка больше, чем у немцев. Предположения Дельбрюка были опасно ложными. Из-за недостатка сил немцы не смогли распространить свое наступление в район западнее Мааса вплоть до завершающего этапа битвы. Поэтому не было никакого сосредоточенного огня: фактически немецкие силы на восточном берегу попали под смертоносный анфиладный огонь французской артиллерии с западного берега. Немцам ни разу не удалось прервать французские линии коммуникаций. У немцев не хватало артиллерии, боеприпасов или войск, чтобы выиграть битву на истощение у Вердена. Тем не менее, 29 апреля 1916 года Дельбрюк написал статью в "Прусский Вестник", доказывающую, что французский народ обескровлен. Франция мобилизовала от 10 до 11 процентов своего населения, писал Дельбрюк, всего около 4 миллионов человек. Из них 1.5 миллиона были уже выведены из строя, 1 миллион находился в тылу, оставалось 1.5 миллиона бойцов, половина из них уже прошла через Верден и была "истощена". Такое ведение войны на измор получило одиозную репутацию, причем совершенно справедливо, и как отказ от какой бы то ни было стратегии, и как отречение от простой гуманности. Даже будучи правильным по отношению к французам, такой анализ рушился при рассмотрении верденской битвы на измор в рамках германской стратегии в целом. Дельбрюка совсем не беспокоил тот разрушительный эффект, который оказывался на боеспособность германской армии. После неудачного начала, англичане на Сомме вели свою собственную битву на истощение, причем в таком масшатабе, которому немцы даже не могли надеяться соответствовать. Одновременно в Италии полный провал постиг австрийское наступление у Трентино, и брусиловский прорыв рвал в клочья австрийские армии в Галиции. Дельбрюк из этого никаких выводов не делает. Фактически, Верден был прямым признанием интеллектуального банкротства в пользу грубой силы. Защита Дельбрюком войны на измор у Вердена должна также рассматриваться в контексте его дальнейшей критики Людендорфа: ни одна из ошибок Людендорфа не была столь гнусной, как Верден.
В 1916 году война вошла в новую фазу, фазу действительно массовой войны индустриальной эпохи, которую в Германии называли "Материальной войной", термин, который Дельбрюк никогда не использовал и не понимал. За прошедшие два года промышленность Англии и Франции завершила переход на массовое производство боеприпасов. Антанта также могла рассчитывать на продукцию из США. Британия сформировала и подготовила массовую армию. У англо-французов было настолько много тяжелых орудий, что они могли якобы неприступные германские полевые укрепления превращать буквально в решето. Промышленность Германии проиграла гонку производства боеприпасов, и в 1916 году германская артиллерия часто даже не имела достаточно боеприпасов, чтобы вести серьезную контрбатарейную борьбу. В результате, у Вердена и на Сомме, в 1916 году англо-французская артиллерия начала процесс постепенного уничтожения германской пехоты. Германская армия вступала в войну, полагаясь на то, что высокое качество подготовки ее пехотных батальонов принесет ей победу. Фалькенгайн, при полном одобрении Дельбрюка, теперь молчаливо позволял союзной артиллерии перемалывать в пыль последние из них. Дельбрюк забыл об этом: в его комментариях о сражениях на западном фронте он вполне удовлетворялся тем, что немцы не имели территориториальных потерь.
Большинство современных разборов Дельбрюковской стратегии измора создают впечатление, будто Дельбрюк полностью учитывал все факторы современной массовой индустриальной войны. На самом же деле, экономические факторы были несущественны в Дельбрюковской концепции войны на измор. Начиная с августа 1914 Дельбрюк все время преуменьшал эффективность британской блокады. В сентябре 1914 он утверждал, что для победы в экономической войне, Германия находится в лучшем положении, чем Британия. Никогда во время войны Дельбрюк не проводил сравнений хотя бы объемов добычи сырья в странах Антанты, США и Германии. Дельбрюк навсегда остался интеллектуалом 19 века (в 1917 оно сказал, что основой хорошего образования по-прежнему остается изучение древнегреческого и латыни). Вследствие этого, его доводы в пользу стратегии измора не были основаны на рациональном подсчете производимой продукции и имеющихся сил, а лишь на патриотической исторической аналогии: Дельбрюк неоднократно повторял, во время войны и после нее, что стратегия измора подходила Германии для ведения мировой войны, потому, что ее использовал во время семилетней войны сам Фридрих Великий.
В конце 1917 года Гуго Фрейхер фон Лорингхофен, старший офицер германского генерального штаба, попытался дать некоторую рациональную историческую перспективу мировой войны в своей книге "Последствия мировой войны". Фрейтаг был интеллектуалом германской армии. Он много писал до войны, и его взгляды на военную историю и текущее военное развитие были современными и продуманными. Он не был непримиримым оппонентом Дельбрюка, наоборот, соглашался, что Германия должна беречь свои силы, и, что, действительно, существуют некоторые параллели между семилетней войной и мировой войной. Фрейтаг оценивал это подобие замечанием, что эти параллели не должны заходить слишком далеко: устройство Пруссии Фридриха и экономическая система того времени полностью отличались от 1917 года, и поэтому военные системы этих двух периодов также различны. Фрейтаг сказал, что наиболее плодотворной была бы аналогия между мировой войной и американской гражданской войной. Как и нынешняя, гражданская война в США велась массовыми армиями, мотивированными инстинктивной ненавистью. Что вызывало тревогу, так это вывод Фрейтага, что в американской гражданской войне экономические факторы имели первостепенную важность. Несмотря на оперативное и тактическое превосходство армии Северной Виргинии, Конфедерация была побеждена перевесом сил Союза на море и морской блокадой. Фрейтаг, однако, быстро отступил, сказав, что история не повторяется.
Реакция Дельбрюка была та, что производственные факторы гражданской войны в США представляют только умеренный интерес. Ответом Дельбрюка было, что наиболее полезным было все-таки сравнение между мировой войной и семилетней, а не сравнение между мировой войной и войнами Мольтке или Наполеона. В поддержку этого утверждения он указал на похожие тенденции в росте количества артиллерийских орудий в ходе этих войн (19 пушек при Мольвице, 276 при Торгау) и тот факт, что месяцами армии находились в укрепленных лагерях, которые они даже укрепляли при помощи лопат. Понятно, что это не является ни уместным сравнением, ни серьезным анализом. Дельбрюку казалось, что простая ссылка на методы национального героя Германии была решающим аргументом в споре о германской стратегии.
Анализ Дельбрюком стратегической обстановки во время семилетней войны был во всех отношениях близоруким. Пруссия во время семилетней войны не была независимой великой державой, каковой ее пытался представить Дельбрюк. На деле, Пруссия была одним из союзников среднего размера одной из двух величайших супердержав того времени, Британии. Пока Фридрих пытался удержать Силезию, Британия вела комплексные сухопутно-морские кампании почти во всем мире, операции, которые позволили ей утвердить свое всемирное господство на морях, в Северной Америке и на Индийском субконтиненте. В тоже время Британия полностью сковала силы другой супердержавы, Франции, не давая последней возможности эффективно вмешиваться в события в Европе, снабжая Фридриха субсидиями, которые были единственным средством держать армию Фридриха в поле. Более того, Фридрих мог следовать своей стратегии в целом только потому, что австрийский командующий Даун был очень осторожен и практически никогда не наступал. В любом случае, Фридриховская стратегия измора провалилась, и Фридрих уже проигрывал войну, запертый в укрепленном лагере Бунцельвиц в Силезских горах, когда его спасло "Чудо дома Бранденбургов": смерть русской императрицы Елизаветы.
Дельбрюк создал свою репутацию военного историка, показав, что войны приобретают свой характер благодаря исторической обстановке. В частности, он говорил, что Фридрих жил в эпоху хрупких профессиональных армий, когда историческая среда сама по себе не позволяла ему использовать стратегию сокрушения. Используя критический метод самого Дельбрюка, легко показать, что только немногие исторические уроки семилетней войны были применимы к мировой войне. Семилетняя война была кабинетной войной между абсолютными монархами в доиндустриальную эпоху, с профессиональными армиями, вооруженными оружием, использовавшим черный порох. Мировая война велась индустриальными обществами и массовыми армиями, которые перемещались и снабжались по железным дорогам и были вооружены целым набором современного оружия, включая танки, самолеты, фугасные взрывчатые вещества, скорострельную артиллерию, пулеметы и отравляющие вещества. Любые тактические или стратегические совпадения между семилетней и мировой войнами на практике были случайными: Дельбрюк мог бы с таким же успехом ссылаться на престарелого противника Ганнибала во второй Пунической войне, Фабиуса Кунтактора.
В 1918 году Дельбрюк выступал в поддержку германских наступательных операций на западе, говоря, что они полностью соответствуют стратегии измора. Единственное, что он критиковал - так это то, что эти наступления стоило бы координировать с мирным наступлением, то есть, ясным обещанием Германии по Бельгии. После войны Дельбрюк изменил свое мнение и утверждал, что наступление, направленное на достижение цели стратегии измора, было невозможно на западном фронте. Лучше было бы выбить Италию из войны наступлением из Трентино. Недоброжелателям Дельбрюка это представлялось классическим примером диванной стратегии. На мелкомасштабной карте Италии наступление из Трентинского угла казалось предоставляет перспективу легкого прорыва в долину По, который может быть развит вполоть до Флоренции или Генуи. В реальности же такое наступление уже попытались провести в 1916 году, и оно провалилось по двум причинам. Во-первых, это был очевидный образ действий, и итальянцы были к нему готовы; во-вторых, железнодорожная сеть в австрийских Альпах была слишком слаба для обеспечения быстрого сосредоточения войск и их последующего снабжения, снег, покрывающий Альпы, диктовал, чтобы такое наступление состоялось поздней весной или в начале лета 1918, то есть когда крупные силы американцев уже прибыли бы в Европу.
Любовь Дельбрюка к наступлениям на второстепенных театрах, которые, он говорил, являлись той самой стратегией, которую использовал Фридрих в семилетней войне, неявно указывала на его следующую слабость в стратегии измора: союзники, учитывая их превосходящие ресурсы в людях, материалах и мобильности, были в гораздо более выгодном положении в борьбе на второстепенных театрах, чем немцы, а второстепенные театры центральных держав - Австро-Венгрия, Турция и Македония - были особенно слабы. Даже если бы Германия могла обороняться на западе до 1919 года, то у Турции или Болгарии не было никаких перспектив продержаться так долго, и, когда они рухнули, черный ход к позиции центральных держав оказался широко распахнутым.
В 1918 году Дельбрюк продолжал полагать, что мир в результате переговоров был буквально за углом. Он ожидал, что германская армия сможет сколь угодно долго удерживать западный фронт. Между августом и ноябрем 1918 года немецкий фронт на западе начал рушиться, одновременно распадалась Австро-Венгрия, расходились по домам болгары, и британцы крушили турецкие армии в Леванте. Германскую монархию, которую Дельбрюк поддерживал всей душой, смела социалистическая революция. Германская революция и коллапс германской армии застали Дельбрюка врасплох. Германская революция для него оказалась особенно горькой пилюлей. Он был убежден, что социал-демократы отказались от своей антинациональной и революционной догмы и стали германскими националистами. Его оценки во время войны заключались в том, что западный фронт стал неприступным, и что на социалистов можно положиться; обе эти оценки оказались явно и катастрофически ложными, и Дельбрюк стал одним из первых глашатаев теории "удара в спину": будто социал-демократы выбрали для начала своей революции момент наибольшей слабости Германии, тем самым разрушив и германское государство, и германскую армию на западе; это оставило Германию совершенно беззащитной. Дельбрюк называл революцию "предательством". "Нет никаких сомнений в том", писал Дельбрюк в 1920 году, "что именно революция сделала нас полностью беззащитными и дала нашим врагам средства поработить германский народ". Одновременно он продолжал проклинать партию "Родина", утверждая, что Германия могла заключить компромиссный мир практически в любой момент войны, если бы германские националисты пожелали бы вернуть независимость Бельгии.
Личным вкладом Дельбрюка в эту катастрофу была его настойчивость в вопросе о возможности заключения компромиссног мира на основе status quo ante. В реальности никаких переговоров вообще не было: союзники просто навязали свои условия в форме Версальского диктата. Ни одна из держав Антанты не выказывала никакого интереса к переговорам о мире: французы использовали поражение Германии для установления своей гегемонии в Европе, тогда как британцы уничтожили германский военный флот и морскую торговлю. Вильсон, в своих "14 пунктах", поддерживал все английские и французские условия мира, за исключением желания Франции аннексировать левый берег Рейна. Стало совершенно ясно, что единственным способом получить Дельбрюковский "мир в результате переговоров" было бы второе "Чудо дома Бранденбургов". Поражение Германии стало полным крушением всего, над чем работал и во что верил Дельбрюк. Дельбрюк хотел, чтобы Германия стала мировой державой; вместо этого Германия была лишена какого-либо влияния. Версальский договор подтвердил то, что всегда утверждали Людендорф и партия "Родина", а именно, что целью союзников было уничтожение германской мощи. Вместо того, чтобы обзавестись большой колониальной империей, как предполагал Дельбрюк, Германия совершенно потеряла все свои колонии. Требование Людендорфа точно определить границы Польши, которое критиковал Дельбрюк, было мелочью на фоне огромных кусков германской территории, которые Польша получила в Силезии, Позене и Западной Пруссии. Предсказание Дельбрюка, что "Наполеоновский мир", навязанный союзниками, просто посеет семена новой войны не было услышано в Вашингтоне, Париже и Лондоне. Лига Наций, которую Дельбрюк твердо поддерживал, не собиралась принимать в свой состав Германию, и была предназначена просто для обеспечения гарантированного выполнения Версальского мирного договора. Революция и мирный договор полностью опровергли любой политический курс, из тех, за которые выступал Дельбрюк во время войны.
Однако, Дельбрюк никогда не признавал своей неправоты.Дельбрюк объяснял катастрофу, постигшую Германию, двумя способами. Сначала, в 1919 году, Дельбрюк написал, что у Германии был неправильный план войны. Мудрее было бы наступать на востоке и ограничиться обороной на западе: в конце концов это был, говорил Дельбрюк, план великого фельдмаршала фон Мольтке между 1871 и 1888 годами. В целом было понятно, что план Мольтке в то время требовал от немцев наступать из Восточной Пруссии в юго-восточном направлении, а от австрийцев из Галиции в северо-восточном, обе армии встретились бы у Варшавы или Брест-Литовская. В оптимистичном сценарии русские силы в Польше оказались бы взяты в клещи и были бы уничтожены. Австро-германские силы могли бы в любом случае перейти к обороне где-нибудь в восточной Польше или Белоруссии, не продолжая своего наступления вглубь России. На западе германские войска должны были оборонять рубеж реки Саар между Мецем и Страсбургом. Если бы потребовалось, немцы отступили бы к Рейну или к углу, образованному реками Майн и Рейн. После поражения России, немецкие войска могли бы быть переброшены с востока на запад.
Наступление на востоке - Ostaufmarch- "Восточное развертывание", утверждал Дельбрюк, доставило бы немцам легкую и быструю победу над русскими армиями в Польше. Германия могла не нарушать нейтралитет Бельгии, и тем самым серьезно ослабить энтузиазм англичан по отношению к Антанте. Завершив завоевания на востоке, Германия могла обороняться на западе до того момента, как Франция и Англия будут истощены и запросят мира.
Восточное развертывание прекрасно соответствовало практически всем предложениям Дельбрюка, сделанным во время войны: оно совершенно закрывало бельгийский вопрос, позволяло занять оборонительное положение на западе в очень благоприятных условиях, обещало большие выгоды на востоке при разгроме русской армии, и, отнюдь не последнее по значимости, могло, по мнению Дельбрюка, наверняка привести к миру в результате переговоров. Действительно, предложенное Восточное развертывание может рассматриваться как простое продолжение "спора о стратегии", который шел с 1878 года: Западное развертывание - наступление против Франции - было основано на стратегии сокрушения; Восточное развертывание - на стратегии измора и заключении мира в результате переговоров.
Однако, здесь Дельбрюк был задним умом силен. Сам Дельбрюк всю войну выступал как за Западное развертывание, так и за необходимость нарушения бельгийского нейтралитета. Никто в 1914, как и в предшествующие годы, не ожидал ничего иного, кроме как приложения главных усилий Германии на западе. Это происходило благодаря двум факторам: первый, это пример наполеоновского вторжения в Россию в 1812 году, и второй, тот факт, что существовало только две двухколейные железные дороги, ведущие через Вислу в Восточную Пруссию. Развертывание главных сил германской армии на востоке заняло бы многие недели, и даже снабжение немецких войск, просто размещенных в Восточной Пруссии ( и еще не перешедших на территорию противника), встретило бы в лучшем случае серьезные трудности, тогда как на западе германские армии серьезно уступали бы в численности противнику.
Статья Дельбрюка в начале 1919 года была первым случаем, когда сколько-нибудь серьезный специалист по стратегии публично предложил наступать сперва на востоке. Долгоиграющие последствия этой статьи были огромны. Она начала второй раунд "Спора о стратегии" между германским генеральным штабом и Дельбрюком, которая была продолжена их последователями даже до наших дней. Этот спор задал рамки для всего последующего анализа германского плана войны. Это был тот фундамент, на котором была построена последующая критика Плана Шлиффена.
Только немногие старшие германские офицеры, исключая Фалькенгайна, верили, что Германия могла выиграть войну на истощение или добиться мира на иной основе, чем победа Германии. Обвинения Дельбрюка также были прямым вызовом офицерскому корпусу в критический момент германской истории. Старое германское государство рухнуло, а новое еще только предстояло создать. Кто войдет в офицерский корпус новой германской армии? В 1919 настроения против старого офицерского корпуса были очень сильны. Утверждения Дельбрюка о том, что генеральный штаб использовал провальную стратегию, были потенциально фатальны для возможности трудоустройства кадровых офицеров и их влиятельности. Кроме того, в середине 1919 года был навязан Версальский диктат, и многие патриотически настроенные немцы ожидали, что в ближайшем будущем начнется национальный подъем, как в 1813 году. Старый офицерский корпус хотел быть в таком положении, которое позволило бы это движение возглавить.
Действительно, беспокойство генерального штаба о послевоенном устройстве германской армии отчетливо просматривается в труде Фрейтаг-Лорингхофена "Последствия мировой войны", которая была опубликована в 1917 году, еще до окончания войны. Фрейтаг утверждал, что боевая работа германской армии во время войны продемонстрировала, что офицерский корпус подготовил армию столь хорошо, сколь это было возможно в мирное время: все, что нужно сделать после войны - так это интегрировать полученные во время нее уроки в существующую систему.
Любая защита офицерского корпуса в 1917 году должна была затронуть единственный к тому времени германский провал - Марнскую кампанию 1914 года. Фрейтаг говорил, что германская армия совершила великие дела в августе 1914 и, что германский план на Марне в сентябре заключался в том, чтобы окончить кампанию двойным обходом французской армии: немецкое левое крыло прорвалось бы через французские пограничные укрепления на Мозеле, тогда как германское правое крыло обошло бы левый фланг французов. К несчастью, германская армия не имела достаточно сил для такой операции, и впоследствии германский правый фланг был в свою очередь обойден наступлением со стороны крепости Париж. Что действительно требовалось, так это еще одна полная германская армия, следующая позади правого фланга. Фрейтаг делает вывод, что в будущем Германия должна подготовиться к полному использованию всех своих людских ресурсов и, таким образом, получить достаточное количество войск для выполнения таких задач, как обеспечение уязвимых флангов.
Объяснение Фрейтагом роли Шлиффена в подготовке германской армии к войне было следующим: Шлиффен так обучил офицерский корпус, что тот смог возглавить массовую армию. Делая это, Шлиффен дал дальнейшее развитие принципам, заложенным фельдмаршалом фон Мольтке. Фрейтаг писал: "Именно по этой причине начало кампании на западе в августе 1914 года велось согласно идеям Шлиффена." Далее, оперативная мысль Шлиффена была представлена в его статье "Канны". В ней Шлиффен также только развил идеи уже присущие германской военной мысли, в этом случае наблюдение Клаузевица (черновик 9 главы 8 книги "О войне"), что решительного исхода сражения можно достигнуть только обходом или же вынуждая противника вести сражение с перевернутым фронтом (то есть с фронтом, повернутым к собственным линиям снабжения, вследствие чего ему перерезан наиболее удобный путь к отступлению).
В 1917 году Фрейтаг подробно обсуждал концепцию германской подвижной обороны, которая была введена в действие в апреле этого же года. Таким образом, он не был особенно скрытен описывая важнейшие детали текущих операций. Тем не менее, у него нет никаких упоминаний о Плане Шлиффена. Действительно, согласно описанию Фрейтагом роли Шлиффена в подготовке германской армии к войне, она больше связана с обучением офицеров, чем с планированием.
Сразу после войны на генеральный штаб обрушился вал критических статей и книг. Одной из первых была книга, профессора Штейнгаузена "Фундаментальные ошибки в войне и Генеральный Штаб". Штейнгаузен считал, что агрессивное мировозрение Теодора фон Бернгарди было типичным для довоенной позиции генерального штаба. Поэтому он предполагал, что во время июльского кризиса генштаб выступал за превентивную войну. Цитируя описание военного плана Германии из книги Фрейтага, Штейнхауз делал единственный вывод, что План Шлиффена был направлен на достижение быстрой победы на западе. Штейнгаузен говорил, что наиболее серьезной ошибкой была недооценка боеспособности противников Германии: в частности, германское наступление провалилось из-за неожиданно серьезного сопротивления бельгийской армии, внезапного появления на фронте британских экспедиционных сил (БЭС) и неожиданного отступничества итальянцев. Кардинальной ошибкой генерального штаба была недооценка политических и военных последствий нарушения бельгийского нейтралитета. Штейнхаузен, однако, не был сторонником идеи Дельбрюка, что мир в итоге переговоров был возможен практически в любой момент, отметив, что для такого мира обе стороны должны желать его, а Антанта хотела победы, а не компромиссного мира. Даже полагая что генеральный штаб выступал за превентивную войну, Штегеман говорил, что действительной причиной войны была агрессия со стороны Антанты, а именно русская всеобщая мобилизация. Кроме немедленного эффекта, книга Штейнгаузена оказывала влияние еще долгое время: в 1950-1960 годы Герхард Риттер практически дословно повторил большую часть критики Штейнгаузена.
Еще одним из ранних критиков генерального штаба был отставной полковник Фридрих Иммануэль, который много писал о военных вопросах еще до войны. В своей книге "Победы и поражения в мировой войне" он продвинулся еще на шаг дальше, чем Фрейтаг, в описании германского плана войны. Иммануэль говорил, что концепция Плана Шлиффена содержалась в статье Шлиффена "Канны", и, следовательно, Шлиффен планировал двойной обход на западе. Германская неудача на Марне произошла единственно из-за ошибок верховного командования (ОХЛ) в правильной оценке обстановки. В частности, ОХЛ не сумело обеспечить резервную армию для поддержки правого крыла. Иммануэлю было совершенно неясно, откуда могла бы взяться такая армия (5-6 корпусов). Книга Иммануэля также имела долгоиграющие последствия: Риттер был особенно захвачен идеей о том, что германской армии были необходимы крупные резервы, и он использовал эту мысль для своей критики германского генштаба.
Контратака генерального штаба против Штейнгаузена, Иммануэля и Дельбрюка (а также против менее убедительных критических аргументов, широко приводившихся младшими офицерами) не заставила себя долго ждать. В 1920 году Герман фон Куль публикует книгу "Германский генеральный штаб при подготовке и ведении Мировой войны". Куль был одним из лучших учеников Шлиффена. Перед войной он занимал должности начальника секции разведки на западе, затем должность оберквартирмейстера. При мобилизации Куль был назначен на должность начальника штаба 1-й армии - той самой армии, которая шла на крайнем правом фланге германского построения. В своей книге он первым делом озаботился опровержением аргументов Штейнгаузена о том, что генеральный штаб не сумел точно оценить возможности и намерения армий противника, то есть, он выступал в защиту той оценки противника, в составлении которой он участвовал. Куль также был должен объяснить, почему немецкая армия не смогла добиться победы в августе 1914. В небольшой секции в середине книги он привел подробную информацию о германском военном планировании, впервые обозначив ту линию поведения, которой впоследствии будут придерживаться публикации других офицеров генштаба: Шлиффен создал блестящий план и оставил его преемнику, который оказался не в состоянии полностью понять его.
Куль сказал, что поначалу Шлиффен принял Восточное развертывание Мольтке. В 1894 году Шлиффен определил, что французы стали более опасным и агрессивным противником, и он запланировал наступать против них. В результате, основную массу германских войск Шлиффен решил использовать для проведения наступательной операции на западе. Замысел Западного развертывания между 1894 и 1899 годами состоял в том, чтобы провести неглубокий обход французского левого фланга, и поддержать его наступлением на Нанси. На случай такой войны Австрии и Германии против России, в которой Франция временно не приняла бы участия, Шлиффен спланировал Восточное развертывание, которое сильно отличалось от плана старой операции Мольтке. В Восточной Пруссии развернулась бы большая часть германской армии. На русский фронт на Нареве в лоб наступали бы главные силы, а севернее, через Неман, часть сил предназначалась для попытки обхода. Меньшая половина немецкой армии должна была оставаться в районах мобилизации до тех пор, пока не проявили бы свою враждебность французы, а затем провела бы развертывание по железным дорогам, чтобы сосредоточиться против какой-либо части французской армии и эту часть разгромить. Дальнейшее развитие Западное развертывание получило у Шлиффена после 1899 года. Было отменено наступление на Нанси, и задача левого крыла стала чисто оборонительной. Описание Кулем планирования Шлиффена с 1891 по 1905 год уместилось на двух страницах. Затем следует общее описание того, что нам теперь известно под наименованием меморандума Плана Шлиффена. Сообщается, что это был последний из планов войны, разработанных Шлиффеном. Куль объясняет, что всю германскую армию на западе Шлиффен мог использовать потому, что русские увязли в войне с Японией в 1904-1905 годах. Описание Кулем развертывания сил и концепции операции является кратким, но точным конспектом меморандума: в особенности, подчеркнута важность иметь правое крыло сильным. Мольтке сохранил концепцию Шлиффеновской операции, но усилил левое крыло, с целью разбить французов в Эльзасе и Лотарингии и тогда уже перебросить войска, в частности 7-ю армию, по железным дорогам на правое крыло. Однако, в ходе кампании, эти силы остались в Эльзасе и Лотарингии, чтобы вести наступление с задачей прорвать на Мозеле французскую линию крепостей. Это наступление провалилось. Из-за этого правое крыло, которое должно было наносить главный удар, оказалось слишком слабым для выполнения этой задачи. Куль затем переходит к защите концепции Западного развертывания. Он всячески подчеркивает невозможность наступления на востоке: у Германии просто не хватало сил для одновременного наступления на востоке и ведения обороны на западе. Германия не могла позволить себе вести оборону на обоих фронтах или ждать, пока нейтралитет Бельгии нарушат западные союзники: для компенсации численного превосходства союзников Германия должна была использовать свое внутреннее положение, то есть, одержав победу над французами, развернуться против русских.
В статье "Почему провалилась кампания на Марне в 1914?", напечатанной в выпусках от 21 декабря 1920 и 21 января 1921 журнала Deutsches Offzierblatt, Куль дал сконцентрированную критику ведения кампании Мольтке, подчеркивая неспособность Мольтке понять План Шлиффена. Как мы увидим, уже во время войны главные действующие лица битвы на Марне написали оправдательные документы, снимая с себя ответственность за проигранное сражение. Куль постарался опубликовать их раньше всех. Он начал со слов, что "Я придерживаюсь мнения, что было возможно найти решение на западе в 1914 году и, что, план кампании графа Шлиффена позволял добиться успеха, если бы мы только придерживались его и проводили в жизнь так, как намеревался это делать Шлиффен." Но даже в измененной форме, германский план войны превосходил французский, и в первых сражениях германская армия одержала великие победы. Последующая победа на Марне ознаменовала бы полное поражение французов. Немцы проиграли Марну из-за того, что в своем исходном развертывании Мольтке усилил германское левое крыло за счет правого. Последнюю возможность исправить свою первоначальную ошибку Мольтке упустил примерно 23 августа, не перебросив на правое крыло силы из Лотарингии. Однако, как можно понять из оперативного приказа Мольтке от 27 августа, он все еще хотел направить 1-ю армию западнее Парижа, и тем самым принудить к отступлению всю французскую армию. Но для выполнения этого маневра у правого крыла не хватало сил. Решающее усилие в одиночку предприняла 1-я армия, направившись восточнее Парижа, и тем самым вынуждая всю французскую армию отступить. Правое крыло, однако, было слишком слабо для одновременного продолжения обхода французского левого фланга и защиты своего фланга от наступления со стороны Парижа, поэтому 1-я армия твердо решила наступать на юг. Когда французы начали свое наступление со стороны Парижа, 1-я армия ответила успешным контрударом. Затем не справился со своими нервами Бюлов, командующий 2-й армии, и приказал 2-й армии отступать; в штабе 1-й армии появился подполковник Хенч, старший офицер ОХЛ и личный представитель Мольтке, и, ссылаясь на уже начавшееся отступление 2-й армии, приказал отступать также и 1-й армии. Куль утверждал, что командование 1-й армии не несет никакой вины за поражение на Марне.
За этой статьей немедленно последовала книга "Кампания на Марне 1914 года", где на 266 страницах Куль выступал в защиту Плана Шлиффена и способа ведения операции 1-й армией. Куль пояснил, что План Шлиффена был высочайшим и наиболее эффективным выражением стратегии сокрушения, противопоставляя ее Дельбрюковской стратегии измора. План Шлиффена был действующим планом войны и гарантировал быстрое создание условий для решающей битвы на уничтожение, если бы только Мольтке выполнял этот план соответствующим образом. Такого рода аргумент, явно полагал Куль, гораздо весомее, чем Дельбрюковские оборонительные теоретические размышления. С этого момента План Шлиффена стал центральным элементом послевоенного спора о стратегии.
Также дал Куль в своей книге и первое детальное описание кампании в северной Франции, вместе с извинениями за ошибки, допущенные 1-й армией в ходе кампании. В ходе всей кампании отношения между штабами 1-й и 2-й армий были плохими, в первую очередь потому, что 1-я армия была поставлена под оперативный контроль 2-й армии. Куль продолжал междуусобицу и в послевоенный период, критикуя Бюлова за осторожность, неуверенность и линейную тактику на Самбре и Маасе, что, по словам Куля, стоило немецкой армии упущенного шанса на окружение французской 5-й армии. Он проклинал Бюлова за недопущение для 1-й армии разбить англичан под Монсом. Также Куль постарался оправдать неспособность 1-й армии уничтожить изолированный британский корпус у Ле Като.
Куль использовал любую возможность привести агрументы в пользу того, что за 1-й армией должен был следовать второй эшелон из нескольких корпусов для охраны ее фланга и тыла, как это предусматривалось Шлиффеном в его меморандуме. Это был один из главных факторов, который делал План Шлиффена столь привлекательным для Куля. Если бы необходимость второго эшелона была принята, тогда можно было бы удовлетворительно оправдать все ошибки Куля на Марне. Он утверждал, что даже 27-30 августа концепция Плана Шлиффена все еще могла быть выполнена, будь проведена переброска войск с германского левого крыла на правое. Куль даже говорил, что он не был уверен в том, не направил ли Мольтке дивизии второй волны вслед за 1-й армией. В этом пункте ложь Куля зашла слишком далеко. Если бы ОХЛ действительно отправлял подкрепления, то им пришлось бы продвигаться через тылы собственно 1-й армии, и Куль наверняка был бы проинформирован об этом, хотя бы только из-за вызванных этим проблем со снабжением армии. Куль хотел, особенно после поворота на юг 31 августа, чтобы 1-я армия наносила главный удар. Куль объяснял, что, когда 1-й армии не удалось выполнить приказ ОХЛ от 5 сентября - охранять правый фланг от вылазок из Парижа и вместо этого она ринулась в район южнее Марны, то он делал это, потому, что действовал в соответствии с замыслом Плана Шлиффена и духом, если не буквой, оперативного приказа Мольтке, ведь в концепцию обоих входил обход французского левого крыла. Куль затем повторил свою версию битвы на Марне, снова объясняя, что отступление 1-й армии произошло только потому, что отступила 2-я армия, и только после того, как Хенч отдал соответствующий приказ от имени ОХЛ. Итоговое заключение Куля было таким, что система германской армии - подготовка войск, офицерский корпус, генеральный штаб - доказала свою состоятельность на Марне, в отличие от некоторых отдельных "начальствующих лиц", под которыми ясно угадывались Мольтке, Бюлов и Хенч.
После войны старшие германские офицеры оказались перед лицом практически неразрешимой проблемы. Они утверждали, и не без оснований, что германская армия в 1914 году была одной из лучших, которые когда-либо видел мир, и, что германские пехотные батальоны были выше всяких похвал. Тем не менее, германская кампания на западе, несмотря на более чем сорокалетнюю подготовку, потерпела неудачу. Только ошибками генерального штаба, как органа управления в целом, и его отдельных старших офицеров, можно было объяснить этот провал. Лично Куль имел перспективу остаться в истории в одной компании с герцогом Брунсвиком в 1806 году и генералом Штейнмецем в 1870. Он должен практически наверняка нести по крайней мере частичную ответственность за неудачи 1-й армии на Марне, у Ле Като и у Монса. Чтобы избежать такой судьбы, Куль нашел трех козлов отпущения, которые к 1920 году уже умерли: Мольтке, Бюлова и Хенча. Главным негодяем был Мольтке, который, утверждал Куль, получил блестящий план от своего предшественника и затем не смог выполнить его. Слабость характера Мольтке была гибельна и для него самого и для Германии. По сценарию Куля, Мольтке поддерживал концепцию Плана Шлиффена - обходное движение правого крыла - в тоже время не желая подвергаться риску в Лотарингии, который единственно мог обеспечить успех. По ходу кампании, Мольтке постепенно выпустил оперативный контроль над армиями из своих рук. В его окружении, только 1-я армия следовала концепции операции великого Плана Шлиффена, и ее усилия увенчались бы успехом, если бы только Бюлов и Хенч продемонстрировали хотя бы часть решимости 1-й армии.
Для Дельбрюка План Шлиффена стал вызовом. В своей статье "Фалькенгайн и Людендорф" в начале 20-х годов он был вынужден признать, что весь военный истеблишмент безусловно придерживался мнения, что План Шлиффена сработал бы, если бы только Мольтке выполнил его соответствующим образом. Дельбрюк вынужден был согласиться, что План Шлиффена привел бы к решительной победе. Дельбрюк отвечал на это, что, даже если бы немцы выиграли решающую битву, они не могли быть уверены, что французы запросят мира. Даже если бы План Шлиффена был выполнен, французская армия разбита и Париж захвачен, французы могли продолжить сражаться. Немецкий народ потребовал бы настолько жесткие условия капитуляции, что длительный мир не мог бы быть установлен. Среди противников Плана Шлиффена этот аргумент стал популярен. Гордон Крейг повторил его в своей "Политика прусской армии" в 1955 году. Затем Дельбрюк выступил в защиту знаменосца стратегии измора, Фалькенгайна, оправдывая как Фалькенгайновскую негибкую оборонительную тактику на западе, так и неспособность выполнить им самим поставленную задачу - выбить из войны русскую армию в 1915 году. В последнем случае, Дельбрюк обвиняет Людендорфа, говоря, что Людерндорф саботировал план Фалькенгайна. Удивительно, но даже в 1920 году Дельбрюк все еще оправдывает Фалькенгайновскую стратегию подсчета сравнительных потерь в Вердене. Наконец, сославшись на книгу Куля "Генеральный штаб", Дельбрюк сказал, что Германия должна была начать войну со стратегией измора, а не со стратегией сокрушения из Плана Шлиффена. Этот образчик мудрости послезнания будет повторен всеми последующими оппонентами плана Шлиффена.
Ближе к концу своей статьи Дельбрюк делает любопытное и в высшей степени запоздалое признание: он, наконец, понял, что, хотя стратегия измора может красиво выглядеть в теории, она разрушает мораль воюющих солдат. Солдат может согласиться истекать кровью ради победы, сказал Дельбрюк, но он не захочет погибать ради хладнокровного расчета, что вражеские войска истощаются быстрее, чем его подразделение. В конце статьи Дельбрюк признает, что стратегия измора Фалькенгайна стоила ему потери доверия боевых частей. Одного этого признания достаточно, чтобы окончательно закрыть дискуссию о стратегиях сокрушения и измора.
Другим объяснением Дельбрюка неспособности Германии выиграть войну было обвинение во всех несчастьях Германии одной личности, и эта личность - Эрих Людендорф. С 1908 по 1912 год Людендорф был начальником секции развертывания при Мольтке младшем, и, таким образом, принимал участие в разработке германского плана войны. Людендорф, как начальник штаба Гинденбурга был де факто во главе германской армии с августа 1916 по октябрь 1918. Для Дельбрюка Людендорф является олицетворением стратегии сокрушения. В статье "Автопортрет Людендорфа" 1922 года, Дельбрюк вновь выступает в защиту Восточного развертывания, при этом делая Людендорфа лично ответственным за основные черты катастрофического Западного развертывания. В 1915 году Мольтке говорил политику партии центра Маттиасу Эрцбергеру, что он, Мольтке, на самом деле хотел провести Восточное развертывание. Из этого Дельбрюк заключает, что Людендорф, как глава секции развертывания до войны, был движущей силой решения о Западном развертывании. Дельбрюк также говорил, что не было никакого Плана Шлиффена, была только концепция Шлиффена. Усилив левое крыло для защиты Лотарингии и Палатината, Людендорф "размыл" идею Шлиффена. Дельбрюк утверждал, что Людендорф в должности оберквартирмейстера, практически единолично заблокировал мирные переговоры и продолжил войну, чтобы получить территориальные приращения для Германии в Бельгии и Польше. Если слушать только Дельбрюка, то за всю войну Людендорф не сделал ничего полезного: даже вклад Людендорфа в победу при Танненберге минимален.
Дельбрюк также заявил, что он был первым продемонстрировавшим идею "Канн" - что двойной обход был высшей формой сражения на уничтожение - в своем описании победы Ганнибала в 216 году до нашей эры в битве при Каннах - в первом томе "Истории военного исскуства", который был опубликован в 1900 году. Дельбрюк заявил, что Шлиффен в своих статьях, публиковавшихся в органе генерального штаба "Ежеквартальный журнал о войне и политике" между 1906 и 1910 годами взял идею концепции "Канн" у него. Этот образчик бесстыдной саморекламы последующими историками был принят за чистую монету, поскольку, как казалось, указывал на интеллектуальный источник Плана Шлиффена. Дельбрюк даже сказал, что это именно его концепция Канн явилась образцом также и для германского плана битвы при Танненберге. Оценка Дельбрюком важности его описания сражения при Каннах неверна в двух отношениях. Во-первых, каждому школьнику был известен отчет Ливия о сражении при Каннах из двенадцатой книги его "Римской истории". Дельбрюк ничего не добавил к прекрасному описанию Ливия. Во-вторых, ясно, что концепция Шлиффеновской стратегии сокрушения окончательно сформировалась задолго до 1900 года, и черпала свое вдохновение из деятельнсти Наполеона и Мольтке, которые, как образцы, были гораздо более свежими, чем действия пунийского генерала 216 года до нашей эры.
Дельбрюк в 1921 году впервые указывает на наиболее характерную проблему Плана Шлиффена - на западе используется вся немецкая армия и еще 8 несуществующих эрзац-корпусов. Можно, конечно, использовать воображаемые корпуса во время штабных учений - но совершенно неприемлемо закладывать их в реальный план войны. Так что остается вопрос- являлся ли знаменитый План основой реального плана на 1905-1906 годы? Если да, то какие изменения были внесены в этот план, для учета и компенсации недостатка сил? И планировал ли Шлиффен размещать войска в Восточной Пруссии - и если да, то сколько? Дельбрюк (ярый критик Людендорфа) утверждал, что Людендорф изменил план в 1909 году, передвинув седьмую армию в Эльзас, и тем самым сдвинув германское развертывание к югу. Изменил КАКОЙ план? Ясного ответа на эти вопросы Дельбрюк не дал, и никто другой тоже не дал. Простое игнорирование этих вопросов стало обычным поведением для историков. Общий тон "Автопортрета Людендорфа" настолько развязен, что он вредит правдоподобию заявлений Дельбрюка. Тем не менее позднейшие обзоры статьи обходили молчанием ее саркастический тон. Вместо этого, на "Автопортрет Людендорфа" ссылались, как для объяснения происхождения Плана Шлиффена, так и для обоснования того, что Людендорф этот план "размыл".
Второй залп в послевоенном "Споре о стратегии" был сделан со стороны генерального штаба Вольфгангом Ферстером. До войны Ферстер написал биографию принца Фридриха Карла. Во время войны Ферстер входил в штат нескольких важных организаций. Он начал войну в чине капитана, был произведен в майоры 28 ноября 1914, и оставался в этом звании всю войну. В январе 1919 он был переведен в историческую секцию генерального штаба и осенью того же года был назначен в Рейхсархив главным архивариусом. Там он был главой секции, которая создавала официальную историю войны на западе в период до осени 1916 года, включая тома, которые описывали План Шлиффена и кампанию на Марне. Он был произведен в подполковники при официальном увольнении из армии 10 апреля 1920 года. В 1931 году он стал директором исторической секции Рейхсархива и в 1935 году председателем секции военной истории германской армии.
В 1921 году Ферстер публикует книгу "Граф Шлиффен и мировая война". Как Куль использовал План Шлиффена в основном для оправдания действий 1-й армии, так Ферстер использует План Шлиффена для оправдания поведения генерального штаба и его доктрины стратегии сокрушения. В тоже время он нападает на Фалькенгайновскую стратегию измора. Обосновывая свою позицию, Ферстер публикует крупные фрагменты из меморандума Плана Шлиффена. Для наглядности он впервые публикует карту (карта 3) из официальных документов Шлиффена, на которой показаны семь кадровых корпусов и шесть эрзац-корпусов, обходящих Париж с запада. Поскольку он не опубликовал весь текст меморандума, его несообразности он попытался замазать. Объясняя концепцию операции и развертывание войск в некоторых подробностях, Ферстер тогда подтвердил, что Шлиффен не только задействовал всю германскую армию на западном фронте, но также использовал восемь несуществующих эрзац-корпусов. Он объяснял это, говоря, что наследие Шлиффена, доставшееся Мольтке, состояло из двух частей: во-первых, из концепции собственно плана, большой обход правым крылом через Францию, но также и из требования привести структуру германских вооруженных сил в состояние, позволяющее этот план выполнить.
Ферстер сказал, ссылаясь на полевые поездки генерального штаба при Мольтке в 1906 и 1912 годах, что Мольтке решил, будто французы в начале войны собираются провести крупное наступление в Лотарингии. Поэтому он сохранил концепцию Плана Шлиффена, одновременно удвоив количество германских дивизий в Лотарингии. Вместе с тем он создал вариант изменения германского плана для того, чтобы суметь провести генеральное сражение в Лотарингии. Как только сражение в Лотарингии будет выиграно, предполагалось произвести перегруппировку войск, которая, возможно, позволила бы немцам произвести обход правого фланга французской линии крепостей. Мольтке, таким образом, не полностью принял концепцию Плана Шлиффена. Внесенные им в План изменения, однако, выдают отсутствие понимания цели плана. Это было из-за того, что Шлиффен разработал план после многих лет изучения проблемы, тогда как Мольтке унаследовал его как полностью готовую концепцию операции. Мольтке потому был одинаково обеспокоен как идеей прохода правого крыла через Бельгию, так и предоставленной превосходящим французским силам возможности наступать в Лотарингии.
В результате, говорил Ферстер, Мольтке пытался выполнить Шлиффеновский обход правым крылом, одновременно нанося поражения французам в Лотарингии. Как и предвидел Шлиффен, французы в Лотарингии потерпели поражение, но разгромлены не были: они просто отступили к своей линии крепостей. Мольтке должен был переразвернуть силы из Лотарингии на правое крыло самое позднее 27 августа и успешно завершить выполнение Плана Шлиффена, но он этого не сделал, предпочтя атаковать французов по всему фронту. Он даже отобрал два корпуса у правого крыла и отправил их в Восточную Пруссию. К 4 сентября от концепции Шлиффена - обхода правым крылом - пришлось отказаться, и тогда Мольтке попытался совершить прорыв французского центра западнее Вердена. Французское контрнаступление сорвало этот план. В итоге, немцы проиграли кампанию на западе из-за слабого руководства Мольтке и его неспособности выполнить План Шлиффена.
К 1921 году к Дельбрюку вернулась его самоуверенность, до этого изрядно потрясенная проигрышем войны и явлением на публику Плана Шлиффена. В работе "Фундаментальные стратегические вопросы войны" Дельбрюк возобновил свои нападки на Людендорфа и стратегию сокрушения. Дельбрюк сказал, что немецкая армия не имела сил, достаточных для одержания решительной победы на западе, с Планом Шлиффена или без него: в конце концов концепция Шлиффена предназначалась для войны на один фронт. Далее Дельбрюк сказал, что даже Шлиффен считал необходимым оставить шесть корпусов в Восточной Пруссии. В отношении меморандума 1905 года это было неправдой, но было совершенно понятным допущением. Как могла быть Восточная Пруссия оставлена полностью беззащитной?
Так, возможно впервые, было указано на эту наиболее характерную проблему Плана Шлиффена: в меморандуме Шлиффен использует на западе всю германскую армию плюс еще восемь несуществующих эрзац-корпусов. Можно использовать условные единицы - эрзац-корпуса - во время учений, однако это вряд ли допустимо в реальном военном плане. Таким образом вопрос оставался открытым: как выглядел настоящий план войны на самом деле? Являлся ли План Шлиффена основой последнего Шлиффеновского плана развертывания, который вступил в действие 1 апреля 1905 года и действовал до 31 марта 1906 года? Был ли он концепцией для плана на 1906-1907 год? Если да, то какие изменения были в них сделаны для учета того факта, что реальная германская армия имела значительно меньше сил, чем требовалось в меморандуме? Разворачивал или нет Шлиффен какие-либо войска на востоке в плане, действующем в 1905-1906 году? Если нет, то, когда в окончательном плане было учтено то требование, что Восточная Пруссия тоже нуждается в защите? Как был изменен план для западного театра, чтобы учесть отсутствие этих войск? Как мы увидим, Людендорф сказал, что Шлиффен развернул силы в Восточной Пруссии. Дельбрюк утверждал, что Людендорф изменил действующий военный план в 1909-1910 годах, добавив развертывание 7-й армии в Эльзасе и тем самым сдвинув развертывание всей германской армии на юг. Изменил что именно? Дельбрюк не дал ясного ответа на эту проблему, и никто другой тоже его не дал. Для историков стало обычным эти вопросы полностью игнорировать или обходить, как неразрешимую загадку.
Затем Дельбрюк пошел дальше, говоря, что на провал было обречено любое наступление на западе, поскольку никакое Западное развертывание, и даже План Шлиффена, не могли быть выполнены достаточно быстро, чтобы успеть остановить русских. В любом случае, даже если бы немцы разбили французскую армию и захватили Париж и Верден, французы могли отойти за Луару и продолжить борьбу, англичане немедленно ввели бы всеобщую воинскую повинность, и объявили бы войну американцы. В течение года во Франции появились бы гигантские англо-саксонские армии. Такие явно притянутые за уши аргументы очков в дискуссии Дельбрюку не добавили.
Если Западное развертывание было действительно неизбежно, сказал Дельбрюк, тогда концепция операции должна была быть встроена в рамки стратегии измора. Поскольку разгромить армии Антанты на западе было невозможно, германская армия должна была бы оккупировать северные районы Франции по крайней мере до реки Сомма и затем занять оборонительную позицию за рекой. Северная Франция тогда удерживалась бы для использования в качестве залога при обсуждении условий мира. Это, сказал Дельбрюк, в точности то, что сделал Фридрих Великий, когда он оккупировал Саксонию в начале семилетней войны.
В 1925 году вышел в свет первый том официальной истории войны (от Рейхсархива). Там давалось краткое описание ОБОРОНИТЕЛЬНОГО планирования Мольтке-старшего для западного фронта и затем говорилось, что в 1894 году Шлиффен решил начать кампанию на западе наступлением на Нанси и крепости Мааса. В плане развертывания на 1898/1899 годы Шлиффен намеревался маневрировать севернее Вердена, проводя войска через ЮЖНУЮ Бельгию (то есть не переходя Маас) и Люксембург. Он этот план постоянно совершенствовал, и этот процесс достиг кульминации в 1905 году в том самом Плане Шлиффена, оформленном в виде меморандума. Официальная история дает описание плана на шести страницах- самое длинное к тому времени. Утверждается, что План Шлиффена основан на реальном плане - плане ЗАПАДНОГО развертывания на 1905-06 год, при котором на западе развертывалась ВСЯ германская армия. Рейхсархив также сообщает, что был и ДРУГОЙ план (Восточное развертывание) на тот же год - и это был ПЛАН ВОЙНЫ НА ДВА ФРОНТА. Чтобы уменьшить путаницу Шлиффеновское Западное развертывание было названо Развертывание I, а его Восточное развертывание - Развертывание II. Восточное развертывание 1905-1906 года предусматривало выделение против России трех армейских корпусов и четырех резервных дивизий - то есть всего 10 дивизий - в Восточной Пруссии. Официальная история относительно этих развертываний ни для запада, ни для востока не сообщает никаких подробностей, а также не дает описания концепции операций ни для запада, ни для востока. Настоящим сюрпризом является то, что Восточное развертывание 1905-06 годов гораздо больше похоже на реальную обстановку 1914 года, чем Западное или чем то, которое описано в меморандуме Шлиффена.
Далее, официальная история подтверждает, что в "некотором числе" резервных корпусов в 1905 году имелась только одна дивизия, тогда как в Плане Шлиффена они все предполагаются полными, состоящими из двух дивизий. И, наконец, в 1905 году нет никаких следов подготовки к формированию эрзац-корпусов. Затем официальная история перепрыгивает в 1909 год только для того, чтобы отметить что XIV корпус получил задачу обороны на верхнем Рейне - несущественное изменение. Район сосредоточения корпуса не указан. Нет никаких указаний на то, как выглядел реальный оперативный план на 1906-1907 и на 1907-1908 годы, или как был переработан План Шлиффена, чтобы соответствовать имеющимся на западе гораздо меньшим силам. Тем не менее, для официальной истории часть Плана Шлиффена должна была быть косвенно использована, поэтому говорится, что в развертываниии на 1909-1910 год Мольтке решающим образом изменил план войны: 6-я армия должна была быть развернута в Лотарингии и 7-я - в Эльзасе, каждая в составе 4 корпусов (трех кадровых и одного резервного). Концепция Мольтке младшего предполагала местом решающей битвы - Лотарингию. Также считается вероятным наступление 6-й и 7-й армий севернее форта Фруар и в направлении на Мерт. В 1910 году отменен план переброски 7-й армии на север по железным дорогам. После 1910 года уже велась подготовка к переброске по железной дороге 7-й армии "по приказу" в любое место, где она может понадобиться. Очевидно, что Рейхсархив явно мутит воду и избегает ясности, как чумы.
Далее Рейсархив сообщал, что Шлиффен намеревался "при любых обстоятельствах" наступать через Бельгию и северную Францию, сохраняя правое крыло "сколь возможно сильным", и в результате зайти во фланг и тыл французской армии.Чтобы добиться этого продвижения любая попытка французов наступать должна была быть отбита. На самом же деле, в разборах результатов полевых поездок генштаба Мольтке младший часто говорил, что наступление правого крыла станет ненужным, как только французы из-под прикрытия своей линии крепостей двинутся вперед -в открытое поле в Лотарингию. В этом случае правое крыло должно немедленно повернуть на юг для того, чтобы принять участие в генеральном сражении.
Официальная история последовательно утверждала, что меморандум Плана Шлиффена был наиболее важным документом в германском военном планировании. Последующие историки принимали это утверждение на веру, хотя некоторые из них и критиковали сам план. Все дебаты разворачивались вокруг того, блестящий он или дурной, жесткий или гибкий. Курьезно, но карту из меморандума Шлиффена Рейсархив не опубликовал, и единственной схемой долгое время оставалась та, что была приведена Ферстером (начальником этого самого Рейхсархива) в его книге "Граф Шлиффен и мировая война". Она получила широкое распространение. Маленькие квадратики германских корпусов и длинные стрелы, пронзающие Францию, на обычных граждан, академиков и англо-саксонских офицеров производили странное, гипнотическое впечатление. Это, казалось им, то, как должна выглядеть большая стратегия. Многие испытывали чувство удовлетворения от чувства, что они так просто были приобщены к тайнам великого плана войны, созданного генеральным штабом. Концепция Плана Шлиффена была настолько проста, что каждый коментатор чувствовал себя понимающим ее и обязанным высказать свое мнение о ней.
Начиная с 1919 года Людендорф опубликовал серию книг и статей, в которых он оправдывал свою деятельность во время войны и нападал на Дельбрюковскую стратегию измора и заключения компромиссного мира. В 1922 году в "Руководство войной и политика" Людендорф также оправдывал Западное развертывание Мольтке. Он говорил, что Мольтке младший вполне разделял концепцию Шлиффена и даже улучшил ее, поскольку у Шлиффена левое крыло было слишком слабым. Неудача Мольтке младшего связана с исполнением плана: он должен был выиграть решительное сражение в Лотарингии и затем перебросить войска с левого на правое крыло. В 1926 году Людендорф писал, что большая часть обвинений за проигрыш Марнской кампании должна быть адресованна Рейхстагу, провалившему введение действительно всеобщей воинской обязанности. Часть вины падает на самого Шлиффена, потому что он, разработав план, для исполнения которого требовалась большая армия, не сумел добиться, чтобы его требования были удовлетворены. Вместо этого, говорил Людендорф, Шлиффен проводил учения с использованием условных корпусов. Канцлер и военный министр не решились потребовать увеличения армии из страха перед Рейхстагом. Он говорил, что в вопросе увеличения численности армии. Мольтке младший был более динамичным, чем остальные, потому, что он продавил билли об армии 1912 и 1913 годов. Мольтке также понимал, что армия слишком мала для выполнения Плана Шлиффена. Провал Плана Шлиффена вытекал из провала попытки увеличить численность армии. Был только один способ компенсировать меньшую численность германской армии, и этот способ - использование как умножителя сил железнодорожного маневра, концентрируя сильную германскую армию по рельсам для нанесения поражения вражеской армии и затем двигая победоносную германскую армию снова по рельсам навстречу второй вражеской армии. Он сказал, что кампания на востоке в 1914 году (где Людендорф был начальником штаба) дает классический образец этой концепции, в то время как на западе она (эта концепция) совершенно не использовалась. Людендорф также критиковал концепцию правого крыла из Плана Шлиффена. Он говорил, что правое крыло было негибким, поскольку было необходимо сохранять контакт с укрепленным районом Мец-Диденхофен. В частности, правое крыло не могло быть растянуто достаточно далеко к северу - до побережья, чтобы обеспечить его против вражеского обхода. Людендорф говорил, что эпигоны Шлиффена могут сколько угодно превозносить его план в качестве рецепта победы лишь потому, что план Шлиффена никогда не был опробован. Людендорф вновь повторил, что не существует такой вещи, как "идеальный план", и что солдат вверяет свою судьбу плану на свой страх и риск. Решающим фактором в войне является исполнение плана. Германскую армию на западе постигла неудача из-за ошибок руководства, а не потому, что был неадекватным план.
В 1929 году Куль вновь выступил с книгой "Мировая война", сборником статей, которые он писал в предшествующие пять лет для Berliner Borsenzeitung. На первых 45 страницах первого тома были переформулированны в концентрированной форме описание плана Шлиффена и апология 1-й армии во время Марнской кампании, которую Куль впервые представил еще в 1921 году. Эта книга имела одно важное непредвиденное последствие. Людендорф до этого времени оставался несколько в стороне от дискуссии по плану Шлиффена. Теперь же он явно почувствовал, что описание Кулем германского военного планирования могло отбросить неблагоприятную тень на него самого: Людендорф был, в конце концов, заведующим отделом развертывания, когда был изменен План Шлиффена. Одно дело, когда на него клеветали всякие шпаки вроде Дельбрюка: то, что это мог сделать, пусть и не прямо, старший офицер, такой как Куль, явно не могло не остаться без ответа.
В ответ на книгу Куля Людендорф опубликовал две почти идентичные статьи в декабре 1929 и в январе 1930 года, в которых он выступал в защиту плана Мольтке младшего в 1914 году. Людендорф еще раз напомнил, что Мольтке младший следовал концепции плана Шлиффена, но не сумел его исполнить надлежащим образом. Людендорф подкрепил свою точку зрения сравнением количества имеющихся в наличии дивизий с количеством, необходимым для выполнения различных планов. Он говорил, что план Шлиффена предусматривал использование на западе 80 дивизий и 16 эрзац-дивизий - всего 96, тогда как в наличии на 1905 год было всего 72, что означало дефицит в 24 пехотные и эрзац дивизии. В РЕАЛЬНОМ ПЛАНЕ РАЗВЕРТЫВАНИЯ НА 1905-06 ГОДЫ, сказал Людендорф, Шлифен развернул бы 10 дивизий в Восточной Пруссии и 62 на западе, из них 8 дивизий в Лотарингии к югу от Меца и 54 дивизии севернее Меца на правом крыле. (Людендорф даже не рассматривал возможность того, что немцы могли не оставить совершенно никаких войск в Восточной Пруссии, явный признак того, что фактически такая возможность никогда не рассматривалась.) В 1914 году, продолжал Людендорф, Мольтке имел 79 дивизий и 6 эрзац-дивизий. Он развернул 9 дивизий в Восточной Пруссии, 16 в Лотарингии, и держал эрзац дивизии в резерве, оставив для наступления правым крылом 54 дивизии, что, сказал Людерндроф, было в точности тем числом, которое в плане 1905-1906 года предусматривалось для правого крыла.
Это тоже разновидность мошеничества. Людендорф всего лишь показал, что в РЕАЛЬНОМ плане 1905-6 года на правом крыле было столько же дивизий, как и в плане 1914 года. Настоящая проблема, однако в том, что в меморандуме Шлиффена на правом крыле должно было бы быть 82 дивизии (из них 12 эрзац-дивизий), а не 54. Людендорф никак не объяснил, каким именно образом 54 дивизии должны были проделать работу 82, и ни один другой историк германского военного планирования этого тоже не сумел объяснить. Меморандум Шлиффена требовал иметь 96 дивизий на западе в 1905-6 году; в наличии было 62 дивизии в 1905 и только 76 дивизий в 1914 (включая эрзац-дивизии; Мольтке младший до последнего момента планировал отправить эти дивизии в восточную Пруссию). Рейсархив в официальной истории просто затушевал проблему, объявив, что план Шлиффена - это программа на будущее, когда эти дивизии появятся. Они, однако, так никогда и не появились. Несмотря на это, все последующие историки принимали концепцию Меморандума Шлиффена, включая марш вокруг Парижа, за основу реального германского военного плана.
Последним из важнейших участников проекта "План Шлиффена" был генерал Вильгельм Гренер, в 1914 году подполковник, возглавлявший железнодорожное отделение генштаба. Он практически всю войну провел в тылу, добиваясь повышения выхода военной продукции от германской промышленности и координируя это с политическими, военными и профсоюзными лидерами. В октябре 1918 он сменил Людендорфа на посту генерального оберквартирмейстера ставки. После войны Гренер остался амбициозным человеком. В 1928-32 годах занимал посты министра обороны и министра внутренних дел в правительстве Веймарской республики, будучи в правительстве Брюннера фактически вторым лицом.
Он написал статью в выпуске Preussische Jahrbucher за первый квартал 1920 года в которой, он практически одновременно с Кулем, представил публике идею Плана Шлиффена. Он также написал обзор книги Куля "Генеральный штаб" для третьего выпуска Preussische Jahrbucher 1920 года, усилив тезис Куля о том, что этот план был основой германского военного планирования. Гренер был глубоко вовлечен в написание официальной истории войны. Он читал корректуры всех томов официальной истории войны Рейхсархива. В 1925 году Гренер был включен в состав исторической комиссии, надзиравшей за Рейхсархивом (Куль вошел в состав этой комиссии в 1926 году).
Гренер также написал книги "Завещание графа Шлиффена" в 1929 и "Полководец поневоле" в 1931 году. Гренер не обсуждал эволюцию Плана Шлиффена, не приводил схем, показывающих концепцию меморандума 1905 года. Лейтмотивом обоих работ был показ того, как Шлиффен мог бы успешно провести свой план в жизнь в 1914 году. Гренер настаивал, что план Шлиффена не был только концепцией, что это был реальный оперативный план. Это прямым текстом сказано в написанном им обзоре книги о войне профессора Бредта: "План Шлиффена не должен пониматься в смысле "основной концепции", но именно как план операции, реализуемый в каждой своей детали. Сам план фактически содержится в меморандуме графа Шлиффена от декабря 1905 года, он создан после многолетней разработки в генеральном штабе, на которую Шлиффен потратил долгие годы, изучая принципы развертывания". В "Полководец поневоле" Гренер обрушился на германское командование, заявив, что никто из них в 1914 году не понял концепции Шлиффена, в особенности Мольтке младший и Бюлов. Гренер утверждал, что это особенно удивляет, учитывая продолжительность того времени, в течение которого Шлиффен был начальником генерального штаба; возможно, говорил он, этому смогут дать объяснение психологи. Гренер также утверждал, что в 1905 году Германия должна была начать превентивную войну. То, что эта благоприятная возможность была упущена - это вина не Шлиффена, а политического руководства.
Гренер тоже стоял перед проблемой приведения боевого расписания Плана Шлиффена в соответствие с имевшимися в 1905 и 1914 годах силами. Гренер начал с утверждения, что неважно, что Шлиффен использовал для своего плана (из меморандума) больше сил, чем их было в наличии в 1905 году, единственное, что имеет значение - это сравнение со структурой сил, имевшихся в 1914 году. Одним махом оказывается полностью обойденным вопрос о том, как выглядел реальный оперативный план Шлиффена на 1905-1909 годы (до изменения плана Мольтке младшим в 1909 году). Гренер подтвердил, что по Плану Шлиффена требовалось 8 дополнительных эрзац-корпусов, тогда как в 1914 году в наличии было только 3. Его объяснением было, что "большую разницу, появившуяся в связи с этим усилением полевой армии, Шлиффен хотел сформировать из маршевых, ландверных и ландштурмовых частей". Ограничившись этой общей фразой, Гренер выкидывает эрзац дивизии из дальнейших расчетов и вообще их в дальнейшем не упоминает. Он говорил, что меморандум Шлиффена требовал 26 с половиной кадровых армейских корпусов, 14 резервных (удобно для себя, не учитывая 8 эрзац корпусов), а в 1914 году в наличии было 26 кадровых армейских и 13 с половиной резервных. Таким образом, полагал Гренер, разница между требованиями меморандума Шлиффена и действительным боевым расписанием германской армии была незначительной. Гренер подтвердил, однако, что в РЕАЛЬНОМ плане на 1905 год Шлиффен выделял на восток 5 корпусов, следовательно, и в меморандуме Шлиффена он должен был такое же выделение сил предусмотреть. Силы по Плану Шлиффена на западе, следовательно, содержали 23 с половиной кадровых и 12 резервных корпусов (всего 35 с половиной), что, говорил Гренер, было практически той же величиной, как и 35 корпусов, развернутых на западе в 1914 году.
Подсчеты Гренера было терпеливым повторением Людендорфовского жульничества, только с рюшечками и бантиками. Гренер извлекает максимум для своей наглой лжи из того, что меморандум Плана Шлиффена не был полностью опубликован. На самом деле, меморандум Плана Шлиффена был предназначен для войны на одном фронте. Согласно меморандуму, должны были быть на западе развернуты 48 корпусов, включая все существующие кадровые и резервные корпуса, а также воображаемые резервные и эрзац корпуса. Гренер дошел только до 35 корпусов на западе в 1914 году. Если даже прийти Гренеру на помощь и добавить эквивалент 3 эрзац корпусов, доступных для использования в 1914 году, доводя число корпусов на западе до 38, согласно цифрам Гренера, для выполнения Плана Шлиффена германской армии на западе все еще недоставало целых 10 корпусов - двух полных армий. Тем не менее, все последующие историки соглашались с Гренером, что План Шлиффена создал концепцию для германского плана войны в 1914 году.
Вольфганг Ферстер опробовал другое жульничество в 1931 году в "Aus der Gedankenwerkstatt des Deutschen Generalstabes" (Из генератора идей германского генерального штаба). Сначала он попытался вовлечь Людендорфа в проект "План Шлиффена", объявив, что Людендорф был наследником Шлиффена. Затем он вернулся к серьезному вопросу об использовании Шлиффеном вооброжаемых соединений. В 1921 Ферстер утверждал, что по Плану Шлиффена требовалось больше войск, чем их было в наличии, и что требование сформировать недостающие корпуса было частью его наследия преемнику. В 1931 Ферстер сказал, что его неправильно поняли: Шлиффен действительно основывал свой План на боевом расписании 1906-1907 мобилизационного года, когда были сформированы XX, XXI и гвардейский резервный корпуса, предположительно приблизив германскую армию к (неуказанному) необходимому количеству дивизий. К несчастью для теории Ферстера, все три корпуса были "Кригкорпусами", набором кадровых и резервных частей, которые были созданы по настоянию Шлиффена в 1902 году. Даже Ферстер был вынужден подтвердить, в расплывчатой и уклончивой манере, которую приберегала для такого рода признаний Шлиффеновская школа, что не существовало необходимого количества эрзац частей.
Следующий шаг в дебатах о плане Шлиффена сделал генерал Людвиг Бек в статье "Западное или восточное развертывание в 1914?". 1 июля 1935 года Бек был назначен начальником генерального штаба. В период судетского кризиса он предсказывал, что французы не примут требований Гитлера, а будут воевать. Его отставка 18 августа 1938 года, в самый разгар судетского кризиса, в офицерской среде одобрения не нашла. Бек был членом берлинского "общества среды", объединявшего враждебных нацистскому режиму видных деятелей, которые занимались дискуссиями о политической обстановке в Германии. Предположительно, именно там было оглашено "Западное или восточное развертывание". Вместе с Карлом Геделером, Бек стал центром оппозиции Гитлеру и должен был быть провозглашен президентом Германии, если бы 20 июля 1944 года удался путч. Вместо этого в тот день Бек был арестован и казнен. Статья "Западное или восточное развертывание в 1914?" была опубликована только в 1955 году.
"Западное или восточное развертывание в 1914?" стала кульминационной точкой в доводах против Плана Шлиффена. Герхард Риттер, который также входил в антигитлеровскую оппозицию, возможно был с ней знаком уже с 1941 года и, после войны, принял ее выводы и пропагандировал их в своих собственных работах. Представляется очевидным, что когда Бек писал эту статью, у него доступа в Рейхсархив не было, а основывался он на аргументах школы Дельбрюка. Бек говорил, что Мольтке старший 20 лет, с 1871 по 1890 годы, совершенствовал свой план восточного развертывания. Мольтке понимал, что невозможно предсказать продолжительность следующей европейской войны, потому что принудить великие державы к миру невозможно одним или двумя поражениями. Стратегия Мольтке заключалась в том, чтобы первым германско-австрийским наступлением ослабив Россию, повернуть войска на запад, уже не имея угрозы с тыла. У Мольтке хватало политической мудрости, чтобы отвергнуть наступление через Бельгию.
Шлиффен, сказал Бек, разработал план наступления на Францию в меморандуме, написанном в июле 1894 года. Сначала Шлиффен планировал вести фронтальное наступление и для этого увеличил силы на западе с двух третей (как это было при Мольтке) до четырех пятых всей германской армии. Шлиффен также не верил, что, осуществив двойной охват Польши в начале войны, можно ослабить русскую армию: русские будут сначала оборонять укрепленную линию Неман-Нарев, а затем просто отойдут вглубь страны. В 1897 году Шлиффен решил наступать через Бельгию и Люксембург. Решающий охват правым крылом в меморандуме 1905 года был логичным завершением эволюции стратегической мысли Шлиффена. Мольтке младший принял План Шлиффена, но полностью его усвоить не смог, усиливая левое крыло за счет правого.
Бек говорил, что сохранение нейтралитета Бельгии должно было бы стать важнейшим фактором в германском стратегическом планировании. Если бы Германия этого добилась, то нет никаких причин полагать, что Британия не осталась бы нейтральной. Кроме того, немцы не имели возможности обороняться на востоке, одновременно наступая на западе. Так как за одну или две кампании невозможно выбить из войны великую державу, Германия должна была быть готова к тому, чтобы истощить своих противников.
Бек говорил, что Шлиффен разрабатывал Восточное развертывание на случай войны только с Россией, при том условии, что Франция останется нейтральной, хотя бы на некоторое время. Он называл этот план "Большое восточное развертывание". Немцы наступали бы на востоке силами 16 армейских корпусов и 7 резервных дивизий, которые, говорил Бек, составили бы половину (на самом деле две трети) германской армии. Бек утверждал, что из-за слабости железнодорожной сети Восточной Пруссии такое развертывание заняло бы много времени. Основной удар наносился бы на Нарев, для прикрытия левого фланга против русской Неманской армии выделялась одна армия. Бек говорил, что сам Шлиффен не слишком высоко расценивал шансы на успех этого наступления, и в 1913 году Мольтке младший совершенно прекратил все работы по планированию Большого восточного развертывания. По мнению Бека, это была ошибка. Победа в сражении на востоке, "обычная" победа в терминологии Шлиффена, была для Бека вполне приемлема. Такая победа, утверждал Бек, наполовину сократила бы протяженность восточного фронта, то есть Бек поддерживал сомнительную теорию Мольтке старшего, о том, что для обороны на востоке немцы должны создать непрерывную оборонительную линию вдоль всей польской границы.
Бек говорил, что немцы оценивали в 1914 году русские силы в 117 дивизий, из которых 18 сибирских и туркестанских не могли быть использованы немедленно. К 18 дню мобилизации из числа этих дивизий в Польше русские могли собрать 63. Австрийская оценка была еще ниже - 60 дивизий не ранее 20 дня мобилизации.
Бек предлагал план, по которому следовало сосредоточить в Восточной Пруссии вместо 9 20 дивизий, с возможностью усилить их 6 эрзац дивизиями. Это оставляло для запада 59 дивизий. Это был возврат к старому плану Мольтке-Вальдерзее 1888 года. Бек назвал этот план своим "Планом А". На западе он развернул бы 32 дивизии вдоль границ Бельгии и Люксембурга, одна армия (11 дивизий?) обороняла бы Мец. Две армии силой в 16 дивизий оборонялись бы между Мецем и Страсбургом. Поскольку ни бельгийцы, ни англичане в войне бы не участвовали, по всем данным, говорил Бек, немцы на западе имели бы примерное равенство сил с французами.
Бек говорил, что у французов было около 80 дивизий, что фактически на 21 больше, чем у немцев, численный перевес у французов на 36 процентов. На востоке же поначалу силы были бы примерно равными: 20 германских и 40 австрийских дивизий против 60 русских. Обстановка для Австро-германцев неминуемо ухудшилась бы по мере прибытия остальных 57 русских дивизий. Вскоре немцы на обоих фронтах уступали бы в численности.
Бек ясно видел эту слабость в плане А, и поэтому предложил еще и план Б. В сущности, это была попытка воспроизвести план Мольтке старшего на 1880 год - полномасштабного наступления центральных держав на востоке. Однако, на восток Бек отправил бы только 28 дивизий. От 18 до 20 из них развернулись бы в Восточной Пруссии. Бек говорил, что Восточная армия, в Восточной Пруссии, была бы развернута и готова к наступлению в направлении Немана на 12 день мобилизации. Западная армия, имея левый фланг у Йоханнисбурга, на 20 день мобилизации начала бы наступление на рубеж Нарева. На 12 день из Силезии перешла бы в наступление армия в составе 8 дивизий и к 22 дню достигла бы Вислы. На западе Бек имел бы примерно 51 дивизию. Силы севернее Меца сократились бы с 32 до 16 дивизий. Он говорил, что было бы возможным растянуть правое крыло не далее Прюма. Одна армия оставалась для обороны Меца, и две армии, имеющие в своем составе 16 дивизий, между Мецем и Страссбургом. Также из 8 дивизий формировалась резервная армия. Бек полагал, что принципиальным достоинством обеих планов - А и Б - было то, что они сохраняли нейтралитет Бельгии.
По плану Б, примерно 51 германская дивизия противостояла бы 80 французским, французы имели бы превосходство на 29 дивизий или 56 процентов. На востоке немцы сначала имели бы заметный перевес в силах. Но даже сам Бек соглашался, что этот перевес растаял бы, если бы русские, избегая генерального сражения, сумели бы совершить отступление вглубь страны. Спустя немногие недели русские вновь появились бы в превосходящих силах. Учитывая очевидную военную слабость планов Бека, сложно предположить, чтобы Германская империя приняла подобные планы в слабой надежде избежать британского вмешательства. Тем не менее, Риттер сделал их краеугольным камнем своей критики Плана Шлиффена.
Со времен первой мировой войны и до 1990-х нашлась только одна группа документов о действительном военном планировании Германии, это были оригиналы и копии черновиков меморандума Шлиффена, которые Герхард Риттер обнаружил в архиве Шлиффена, после второй мировой войны хранившемся в национальных архивах в США. Для комментирования германских военных планов Риттер был даже еще менее подготовлен, чем Дельбрюк. Риттер родился в 1888 году. Во время войны - младший артиллерийский офицер. С 1925 по 1957 год преподавал историю во Фрайбурге, специализируясь на позднем средневековье и реформации, и написал важную биографию Мартина Лютера. Он разделял с Дельбрюком интерес к Фридриху Великому и в 1936 написал краткую его биографию. Риттеру было 68 лет, когда он, в 1956 году, издал книгу "План Шлиффена"; до этого он военной историей не занимался. Хотя Риттер часто и добровольно указывал на недостаток у него военных знаний, это не отпугнуло его от высказывания огульных суждений относительно оперативного исскуства и стратегии.
Дельбрюк хотя бы оставался патриотом Германии. Он всеми силами оспаривал вину Германии в развязывании войны и пункт о виновниках войны (статья 231) Версальского договора. Всеобщая русская мобилизация, говорил Дельбрюк, несет всю ответственность за начало Великой войны, поскольку все знали, что русская мобилизация означает войну. Риттер, после 1933-1945 годов, не мог себе позволить роскоши быть патриотом. Подобно Фридриху Мейнеке, Риттер столкнулся с проблемой объяснения причин германской катастрофы в двадцатом столетии, катастрофы, за которую поколение Риттера и, особенно, его общественный класс, несли прямую ответственность. В заключительном слове на германской исторической конференции в Бремене 19 сентября 1953 года Риттер нашел свое объяснение постигшей Германию катастрофе: милитаризм. Риттер определил милитаризм как одностороннюю зависимость национальной политики от военных расчетов, без учета общественной морали, государственных соображений, стремления к миру и главенства закона. В длительной дискуссии о природе милитаризма, Риттер докатился до выступления в пользу рациональных кабинетных войн 18 века, которые велись профессиональными армиями и не затрагивали средний класс; он противопоставил им войны армий на основе всеобщей воинской обязанности, которые возбуждают страсти населения. Фридрих Великий и Бисмарк были для Риттера идеальными типами политиков, потому что, по мнению Риттера, они вели только кабинетные войны. Бисмарк отвергал любое вмешательство в политику как со стороны военных, так и демократического народного энтузиазма: национальная политика по Бисмарку была просто вопросом государственных интересов. Однако, Риттер подтвердил, что даже Бисмарк после сражения при Седане не мог избежать скатывания в националистическую войну с Французской республикой. В результате, Бисмарк был вынужден уступить требованиям своих генералов об аннексии Лотарингии и Меца, что было впоследствии признано ошибкой.
Риттер говорил, что Мольтке также не был милитаристом, у него не было собственных политических целей и он никогда не позволял своему военному планированию посягать на область политики. Мольтке, однако, выступал за тотальную войну и противостоял навязыванию политических целей его военному планированию: для Мольтке война была делом только военных. Позиция Мольтке, к несчастью, дала отголосок в будущем. При ведении второй мировой войны победа военных специалистов была полной: эта война была тотальной войной, проводимой из чисто военных соображений, которые достигли своего апогея в "варварском разрушении с воздуха всех достижений европейской цивилизации".
Риттер утверждал, что именно возрастающая роль техники на войне является тем, что характеризует современную проблему милитаризма. Технологическая война приближает наступление тотальной войны Клаузевица и не может управляться политическими соображениями. В Германии после 1871 года массовая армия милитаризовала низшие классы, в так же и средний класс. План Шлиффена представляет собой кульминационную точку милитаризма в Германии. Чтобы быть успешно выполненым, План Шлиффена требовал огромного увеличения численности германской армии, что, в свою очередь, еще сильнее оказывало милитаристкое влияние на германское общество и политиков. Тем не менее, Риттер говорил, что тщательное изучение меморандума Плана Шлиффена и Шлиффеновского дополнения 1912 года, показывает, что этот план, далекий от того, чтобы являться формулой победы, был на самом деле авантюрой, причем настолько крайне рискованой и опасной, что Шлиффен не смог его приспособить для случая войны на два фронта.
Риттер утверждал, что в 1914 году милитаризм в Германии добился полной победы. Национальная политика во время июльского кризиса определялась не политиками, а "чисто техническими" требованиями графика мобилизации. Ради того, чтобы выиграть немногие часы в мобилизационной гонке, правительство Германии было вынуждено принять на себя одиозную роль агрессора и нарушителя мира в Европе. Подобные же соображения были решающими в России, да и во всей Европе. Не настолько уж солдаты и были виновниками такого развития событий. Ошибочной была вся система, всеобщая гонка вооружений приводила к еще более радикальному развитию системы всеобщей воинской обязанности. Это было конкретное проявление конкуренции между империалистическими державами, с их промышленной базой и националистически настроенным населением. Людендорф, благодаря своему односторонне милитаристскому образу мысли и положению участника войны, был чистейшим отражением германского милитаризма. Он, однако, был в этом не одинок. На стороне союзников также преобладали люди, которые раздували тотальную войну с целью полного уничтожения своих противников. После войны Германия оказалась разделена на политиков, пытающихся услужить Западу, и милитаристов. С приходом Гитлера к власти армия перестала быть прибежищем милитаризма: совсем наоборот. Армия (и здесь Риттер наверняка имеет в виду Бека) пыталась умерить политику Гитлера, приводя "чисто военные" соображения. Это именно политический лидер Германии - Гитлер - был милитаристом и тем самым вел Германию к краю пропасти.
Со временем Риттер ужесточил свою позицию. Милитаризм стал для Риттера не столько общеевропейской, сколько чисто германской проблемой. В работе "Меч и скипетр" он говорил, что в конце 19 века и в первую половину двадцатого Германия была развращена милитаризмом. Милитаризм был ответственен за поворот Германии на свой "особый путь", в сторону от развития в ней западной либеральной демократии. Армия и генеральный штаб были двумя наиболее важными столпами милитаризма, и единственный документ, который наиболее ясно выражает милитаризм - это План Шлиффена.
Риттер опубликовал оригиналы документов Плана Шлиффена в 1956 году в своей книге "План Шлиффена". Хотя Риттер подтвердил, что он обнаружил План среди личных бумаг Шлиффена, но он никак не объяснил почему ОРИГИНАЛ ТЕКСТА ГЕРМАНСКОГО ПЛАНА ВОЙНЫ с 1906 (когда Шлиффен был уволен) до 1913 (когда Шлиффен умер) находился в личном распоряжении Шлиффена, а не был заперт в сейфах оперативного отделения генерального штаба вместе с остальными документами по военному планированию. Более того, после смерти Шлиффена, План стал собственностью дочерей полководца и оставался у них до 1931 года, когда и был сдан в Рейхсархив. Если План Шлиффена был действующим германским планом войны, то в августе 1914 наиболее строго охраняемый секрет Европы просто лежал в комоде двух прусских дам почтенного возраста, которые, согласно описи имущества, хранили его вместе с семейными фотографиями.
Оригинальные документы, сейчас находящиеся в военном архиве во Фрайбурге, содержат черновики Шлиффена и написанный от руки чистовик и озаглавлен он: "ВОЙНА ПРОТИВ ФРАНЦИИ". Чистовик кажется собранным из частей разных черновиков, написанных по крайней мере двумя разными людьми. Документ содержит следы правки, множественные вставки и удаления. Он датирован декабрем 1905 года, но ясно, что он написан в январе 1906 года, то есть после отставки Шлиффена. Имеется также неозаглавленное дополнение, датированное февралем 1906 года. Еще есть две напечатанные на машинке копии обоих документов, с датированными пометками (B[Berlin]1911), сделанными на полях Мольтке младшим. По сравнению с сохранившимися документами по разбору штабных учений Шлиффена, меморандум плохо структурирован. Шлиффен обсуждает всю операцию вплоть до организации тыла в первых трех четвертях Меморандума, затем, в последней четверти возвращается к началу и снова описывает весь ход операции. В генеральном штабе, где приказы всегда были короткими, четкими и ясными, такая болтливость была моветоном. В феврале Шлиффен счел необходимым написать дополнение, в котором рассматривается возможное британское вмешательство на континенте. Он уже упоминал эту возможность в Меморандуме в январе 1906, поскольку он разыгрывал британское вмешательство во время ноябрьско-декабрьской военной игры 1905 года.
Офицеры генштаба подчеркивали, что Шлиффен говорил, будто французское наступление в Лотарингии будет "любезной услугой" для немцев. Одним из немногих сюрпризов, возникающих при чтении оригинала меморандума, является то, что Шлиффену было совершенно не ясно, как именно он отражал бы такое наступление в Лотарингии. В одном месте он говорит, что такое наступление оказало бы немцам услугу, поскольку давление охватывающего правого крыла тянуло бы французов к северу. Обходное движение правого крыла должно продолжаться без изменений. В другом месте он говорит, что немцы должны реагировать на французское наступление в Лотарингии минимальными изменениями в направлении движения правого крыла, но тем не менее укорачивает его и поворачивает к югу в направлении на Ла Фер.
Не очень понятно самому Шлиффену, как использовать те самые недостающие эрзац-корпуса. С одной стороны, он желает использовать их для обложения Парижа с запада и юга, и последующие описания историков не оставляют сомнений в том, что это их единственное предназначение. Тем большим шоком оказывается прочитать утверждение Шлиффена, что железнодорожная сеть в парижском регионе не может обеспечить переброску эрзац-дивизий к Парижу. Шлиффену было очевидно, что эрзац-дивизиям потребуется время на подготовку, и пешком дойти до Парижа они просто не успеют. Если они не могут быть посланы к Парижу, писал Шлиффен, они должны быть использованы на Маасе между Верденом и Мезье. Если и это не удастся осуществить в полной мере, то остаток должен быть послан в Мец или на правый берег Мозеля! Однако, без этих 12 дивизий обход Парижа с запада совершенно невозможен! Снова Шлиффен был вынужден признать, что немецкая армия просто недостаточно сильна, чтобы исполнить его план. Цель меморандума очевидна - насколько возможно увеличить немецкую армию, а вовсе не создать новую схему маневра. Раз новые части появятся, он, Шлиффен, им применение найдет. В целом, как директива на проведение операции, план Шлиффена - это просто ужас.
Риттер пытался утверждать, что его открытие оригинала текста Плана Шлиффена фундаментально изменило историческое восприятие германского военного планирования: Риттер чувствовал, что он сказал последнее слово, которое должно было быть произнесено относительно Плана Шлиффена. Однако, как заметил Вольфганг Ферстер, Риттеровский "План Шлиффена" добавил лишь некоторые детали к тому, что уже (в 1956 году) считалось общеизвестным. Риттеру не удалось подвергнуть текст или карты систематическому анализу, он ограничился немногими комментариями относительно черновика Плана. Наиболее важная деталь, которую подтвердил меморандум - полная степень несоответствия между боевым расписанием из меморандума и действительно имеющимися в наличии силами на 1905 и 1914 год - была проигнорированна как Риттером, так и всеми остальными. Скорее всего, явным намерением Риттера было подновить старый аргумент в споре "Стратегия сокрушения или стратегия измора", используя исходный текст меморандума Плана Шлиффена, чтобы доставить окончательную победу концепции Дельбрюка. Риттер повторил аргументы Бека, Штейнгаузена, Иммануэля и Дельбрюка так, словно это точно установленные факты; точка зрения генерального штаба едва упомянута. Дальнейшее развитие позиция Риттера получила в "Меч и Скипетр". Выбор английского заголовка может показаться благозвучным, но ему явно не удается точно передать смысл немецких слов - Staatkunst и Krieghandwerk - которые являются программными: Staatkunst это исскуство управления государством и исскуство дипломатии; Krieghandwerk - это военное исскуство. Для Риттера взаимоотношения между ними - как между работой архитектора и работой каменщика. По Риттеру, стратегия мало связана с военным исскуством, а в большей степени определяется направлением внешней и внутренней политики и пропагандой. С другой стороны, Staatkunst никак не связан с промышленным производством и экономической войной, которые едва упомянуты.
В самом начале своего "Плана Шлиффена" Риттер говорил, что Восточное развертывание Мольтке превосходит План Шлиффена, утверждение, которое он развернул в "Меч и Скипетр":
Если Германия должна была испытать огромные тяготы и опасности войны на два фронта ради Австро-Венгрии, то все должно было бы быть сделано, чтобы избежать эскалации этой войны в войну на три фронта, и прежде всего сделать предельно ясным для всего мира, что война была чисто оборонительной, всего лишь акцией по оказанию помощи германскому союзнику. Не было другого способа достичь этой цели - кроме как воздержаться от любого нарушения нейтралитета, остаться в обороне на западе, проводя не более чем тактические вылазки и сконцентрировать все усилия на восточном фронте. Иными словами, Германия должна была остаться верной принципам исходного плана войны Мольтке.
Политические и военные преимущества Восточного развертывания были огромны. Риттер доказывал, что французский союзник не даст возможности русским избежать немецкого удара путем отхода на восток. Мысль, что французы были бы только счастливы увидеть, как где-то в русской глуши исчезает большая часть германской армии, не приходит ему в голову. На западе, с другой стороны, германская армия может отступить к "широкому и глубокому речному барьеру Рейна, если это потребуется". Единственным стратегическим и политическим интересом Британии было сохранение нейтралитета Бельгии, а германский вызов британской морской гегемонии фактором в решении Британии воевать не являлся: "Очень маловероятно, чтобы не сказать больше, что сэр Эдвард Грей сумел бы - даже если бы это было его намерением - вовлечь своих соотечественников в войну на континенте, которая, на деле, превратилась бы не более чем в помощь французам в обратном завоевании Эльзаса-Лотарингии". Даже сами французы не особо горели бы энтузиазмом: "Вел бы кампанию французский народ с тем патриотическим пылом, который он показал в 1914, если бы, вместо отражения германского нашествия, ему пришлось бы просто отвоевывать утраченные в 1871 году провинции или помогать русским уничтожать дунайскую монархию? Вряд ли."
У Риттера даже не возникло сомнений в том, что этот меморандум был кульминацией стратегической мысли Шлиффена и образцом для всех последующих планов войны. Риттер полагал, что Шлиффен разрабатывал план с 1897 года, отрабатывал его исполнение в полевых поездках в 1904 и 1905 годах, и передал его по наследству своему преемнику. Потом Мольтке и Людендорф модифицировали план, усилив левое крыло.
Критика Плана Шлиффена у Риттера была едкой: "Итог его работы - его великий план кампании 1905 года - был даже более губительным для германской политической жизни, чем чрезмерно раздутая германская морская программа в эпоху Тирпица." Также Риттер не предпринял ни единой попытки разрешить противоречия в Плане Шлиффена. Вместо этого Риттер делает из Плана Шлиффена главное доказательство в своем обвинительном акте против германского милитаризма: План Шлиффена был буйством военного планирования, "чисто военным" планом, "оснванном на военной теории, а не на реальностях истории и политики". Далекий от того, чтобы быть рецептом победы, План Шлиффена имел мало шансов удасться, поскольку в тоже самое время Шлиффен отчаянно рисковал, пытаясь заставить план сработать. Шлиффен даже не рассматривал альтернативных планов, под которыми Риттер имеет ввиду Восточное развертывание (явно под влиянием Бека Риттер сказал, что Развертывание II, Шлиффеновское Восточное развертывание, было применимо только в войне на один фронт на востоке). План Шлиффена также не был гибким: как апофеоз военного скудоумия, Шлиффен пытался определить ход всей кампании далеко вперед. Самое главное, катастрофой было нарушение нейтралитета Бельгии: "Весь мир критиковал Германию за то, что ее возглавляли и ей правили бессовестные милитаристы - упрек, который прицепился к имени германской нации, как проклятие... разглядывая его в свете последовавших событий (второй мировой войны) План Шлиффена представляется истоком германской и общеевропейской катастрофы."
Риттер был обеспокоен тем фактом, что План Шлиффена требовал больше сил, чем их имелось в наличии, но он не сумел поставить вопрос, почему это было именно так. Вместо этого он объяснял недостаток войск в терминах германского милитаризма: армия не перешла к действительно всеобщей воинской повинности только потому, что она опасалась разбавления монархически настроенного офицерского корпуса добавлением слишком многих социалистически настроенных новобранцев или назначением слишком многих офицеров из среднего класса. Эта затасканная точка зрения, практически все свидетельство о которой основано на нескольких перевранных высказываниях военных министров фон Госслера и фон Эйнема, а вовсе не Шлиффена. Риттер не всерьез приписывал социал-демократам оппозицию по отношению ко всей германской армии; позиция буржуазных партий никогда не исследовалась Риттером или кем-нибудь другим. Что же касается лично Шлиффена, то Риттер говорил, что он сидел в безопасности в своей милитаристской башне из слоновой кости, в основном не беспокоясь о практических делах, вроде определения структуры армии.
К 1961 году точка зрения Риттера на германское военное планирование приняла свою наиболее упрощенную и экстремальную форму в работе "Ответственность военных за катастрофу 1914 года". Все его сомнения насчет гениальности Мольтке старшего исчезли. Уже в апреле 1871, говорил Риттер, Мольтке предвидел, что следующая война будет войной на два фронта и разработал совершенный план на этот случай. В "практически всех планах Мольтке развертывал бОльшую часть своих сил на востоке ... для организации крупномасштабного наступления совместно с австрийцами", тогда как на западе ограничивался наблюдением, планируя решающую битву между Мецем и Рейном. Тем не менее Мольтке понял, что чисто военная победа недостижима. Целью Мольтке было обескровить противников Германии и создать условия, которые позволили бы германским дипломатам достичь компромисного мира. Бисмарк знал о концепции Мольтке и утвердил ее.
Риттер возобновляет свое обвинение в том, что План Шлиффена был слишком рискованным. Теперь он говорит, что План Шлиффена в любом случае был основан на военно-политической обстановке 1905 года, когда Россия полностью увязла в войне с Японией. Мольтке младший не отбросил План Шлиффена, а просто модифицировал его, чтобы учесть произошедшие с 1905 года изменения в военной обстановке. Французы сильно увеличили свою армию и разработали наступательный план войны. Мольтке пришлось увеличить численность войск в Лотарингии для того, чтобы заставить французов сделать тоже самое: иначе французы смогли бы сосредоточить свои массы против Шлиффеновского правого крыла, этот вариант действий противника, говорил Риттер, Шлиффен даже не рассматривал.
По Риттеру, еще План Шлиффена несет на себе тяжкий груз ответственности за начало Великой войны. Риттер воскрешает аргумент русского министра иностранных дел Сазонова, что Россия хотела использовать свою мобилизацию только как средство усиления дипломатического давления на Австрию. Теперь он сказал, что Сазонов был полностью искренен, когда он считал, что для России мобилизация не равносильна войне. Россия могла мобилизовать и развернуть армию пока шли переговоры. Риттер утверждает, что План Шлиффена вынудил Германию ответить на балканский кризис вторжением в нейтральную Бельгию ради наступления на Францию. Германии требовалось время, чтобы заставить Австрию начать переговоры. План Шлиффена сделал невозможным такой сценарий. Риттер забыл упомянуть, что был ответ генерального штаба, и в 1914 году и позднее, что Сазонов просто ставил дымовую завесу, чтобы позволить руским украсть ход у немцев, предоставляя им то время, в котором они так нуждались для создания подавляющего численного превосходства. Риттер утверждал, что План Шлиффена вынуждал Мольтке младшего действовать безрассудно, немедленно перейти в наступление, тогда как у других европейских держав такой нужды не было. В частности, Мольтке опасался, что, если потерять время, французы и бельгийцы могут остановить его продвижение через Бельгию. Ради выполнения Плана Шлиффена Германия объявила войну Франции и России, что было величайшей политической ошибкой. По чисто военно-техническим причинам Германия была вынуждена принять на себя роль "жестокого агрессора".
Последующие историки основывали свое описание германского плана войны на Куле, Ферстере, Людендорфе, Гренере и, чаще всего, Риттере. В статье 1976 года Поль Кеннеди повторил практически все аргументы Риттера. "Политика прусской армии" (1964) Гордана Крейга, "Догма сражения на уничтожение" (1986) Иегуды Уоллаха, "Значение плана Шлиффена" (1979) Тернера, "Военная история Германии" (1975) Мартина Китчена, и недавние "Мольтке, Шлиффен и военное планирование Пруссии" (1991) Ардена Бухгольца, а также "Первая мировая война" (1997) Хольгера Гервига - все они согласны с заявлением Риттера, что Шлиффен намеревался продвинуть правое крыло германской армии западнее и южнее Парижа для проведения в результате грандиозного сражения на уничтожение - современных "Канн". В самой свежей из них, книге Гервига 1997 года, карта на странице 61, озаглавленная "Французский и германский план войны, 1914", нарисована стрела, показывающая продвижение 1-й немецкой армии западнее Парижа. Мелким шрифтом объясняется, что это "Наступление германской армии согласно плану Шлиффена". Поскольку шести эрзац корпусов для обложения Парижа с запада и юга не нашлось, Гервиг (и в оправдание Гервигу - все остальные тоже) явно думает, что 1-я армия должна маршировать вокруг Парижа без какой-либо защиты своих флангов, тыла и коммуникационных линий. Ни одна из этих исторических работ не объясняет, откуда могла взять германская армия 82 дивизии для правого крыла, или 96 дивизий для всего западного фронта. Риттеровская критика повторяется практически дословно: все согласны, что план был как негибким, так и чрезмерно рискованным, являлся главной причиной мировой войны, и заставил Германию выступить в роли агрессора. Все единодушны в том, что Мольтке младший существенно изменил великий план. Крейг и Китчен заходят даже еще дальше, чем Риттер и утверждают, что Шлиффен создавал свой меморандум для превентивной войны против Франции. План Шлиффена стал одним из наиболее широко известных общих мест в европейской истории.
Восточное развертывание Мольтке, 1871-1886
Восточное развертывание Мольтке занимает важное место в дискуссиях о Плане Шлиффена. Однако, военное планирование Мольтке плохо исследовано. Это происходит в основном не из-за недостатка информации, а скорее от избытка ее. Германский генеральный штаб опубликовал семь томов военных планов и штабных учений Мольтке, содержащих тысячи страниц и сотни карт. Эти книги тем более бесценны, что все оригиналы были утеряны при разрушении Рейхсархива. Хотя представлена масса оригинальных документов, они между собой не связаны и неспециалистам через них очень тяжело продираться. Генеральный штаб не публиковал никакого анализа планирования Мольтке: опубликовав документы, которые, как он полагал, достаточны для исторического и профессионального использования, генштаб явно не собирался растолковывать суть работы Мольтке по военному планированию публике или диванным стратегам. В чем генеральный штаб был точно убежден, так это в том, что стратегия является делом исключительно профессиональных военных. Генеральный штаб поэтому просто говорит, что в период пребывания Мольтке на посту начальника генерального штаба Восточное развертывание было правильным, и, что Западное развертывание его преемников стало необходимым ответом на изменившуюся позднее стратегическую обстановку; это изменение, в основном, явилось результатом восстановления мощи французской армии. Единственной из официальных исторических работ, привлекших широкое внимание, был краткий обзор Шмерфельдом военного планирования Мольтке в 1871-1890 годах. Как и в других работах, в ней очень мало аналитики. Исторические работы генерального штаба явно попадают в категорию "чисто военных", так нелюбимых Дельбрюком и Риттером. По всем этим причинам они не были использованы Дельбрюком, почти не использованы Риттером и им уделено мало внимания у остальных. Дельбрюк, Риттер и их последователи основывали свое мнение о планировании Мольтке в целом, и о Восточном развертывании в частности, на ореоле славы, окружавшей Мольтке: победитель в войнах за объединение Германии, очевидно должен был быть и блистательным автором гениальных планов. Полагаясь в основном на преклонение перед героями и патриотические германские сантименты, историки в общем полагали, что после 1871 года Мольтке прозорливо готовился к неизбежной войне на два фронта. Если Мольтке был сторонником Восточного развертывания после 1871 года - это достаточная причина, чтобы признать это развертывание правильным. Однако, действительное планирование Мольтке не имеет ничего общего с той благостной картинкой, которые нам рисуют Дельбрюк и Риттер в своих агиографиях.
С 1859 по 1914 год два главных фактора в основном определяли военное планирование: мобилизация-развертывание по железным дорогам и массовые армии. Отличительной чертой железнодорожного развертывания была потребность в обеспечении его быстроты. Тот, кто развернул армию первым - тот может первым и наступать, причем на не до конца готового к войне противника. Быстрее развернувшаяся армия скорее всего выиграет первую битву, поскольку будет превосходить противника в численности. С 1859 года сначала прусский, а затем все генеральные штабы Европы, бешено работали над сокращением сроков, необходимых для мобилизации и развертывания. В 1914, прямо накануне войны, начальник железнодорожной секции генштаба Вильгельм Гренер все еще пытался сократить срок германского развертывания еще на 4 дня. Быстрота развертывания также означала, что начинать операции было необходимо сразу по завершению развертывания. Мольтке утверждал в 1859 году, что развертывание должно следовать немедленно вслед за мобилизацией, а развернутая армия должна наступать немедленно. Мобилизация означает войну. "Не имеет смысла для отмобилизованной армии принимать пассивное развертывание, которое стремилось бы учесть все возможные случаи", писал Мольтке 7 февраля 1859 года. Тремя месяцами позднее он напишет: "Отмобилизованная армия, которая остается пассивной, будет просто безо всякой цели терять свою мощь и даст противнику время для подготовки пополнений, организации новых частей и вооружения своих крепостей". Герхард Риттер и другие историки будут утверждать, что План Шлиффена несет особую ответственность за возникновение войны, потому что план требовал немедленного наступления против Франции. Это выдает их полное непонимание самой природы войны в то время, когда для увеличения скорости и эффективности своей мобилизации любая армия прилагала максимальные усилия, чтобы не дать опередить себя противнику, и по возможности самой противника опередить. Целью было суметь провести наступление в наиболее ранний возможный момент. Наступательная военная акция была естественной в природе той системы. Действительно, в 1914 французы и русские смогли наступать первыми. Германская армия в 1914 году начала свои наступательные операции последней.
Первый план войны против франко-русского союза.
В 1859 году Австрия вступила в войну с Францией и Пьемонтом-Сардинией. Мольтке считал, что у Пруссии имеется великолепная возможность вмешаться в войну на стороне Австрии и тем самым объединить Германию под властью династии Гогенцоллернов. Пруссия не сумела сделать это, и, как следствие, следующие два года Мольтке рассматривал наихудшие сценарии на тот случай, если Франция теперь сосредоточит свое внимание на Пруссии. Наихудшим из сценариев был русско-французский союз против Пруссии. Мольтке даже призвал призрак Тильзита, чтобы продемонстрировать ту степень опасности, которая скоро могла возникнуть для Пруссии. В меморандуме от октября 1858 года Мольтке уже писал, что Франция нуждается в территориальных приобретениях в Италии для подготовки к грядущей битве между латинским западом и тевтонским центром, в которую может быть вовлечена даже Британия. В 1860 году Мольтке предсказывал, что грядут "сумерки богов": битва латинского запада и славянского востока против тевтонского центра, которая изменит мир. Эта битва объединит германскую расу. Соседям Германии придется использовать всю свою мощь для участия в этой битве титанов. Но это время еще не наступило, писал Мольтке, поскольку русские еще не были достаточно сильны.
Концепцией Мольтке для его первого плана войны на два фронта было ведение классической обороны по внутренним линиям: "Единственной возможностью является оборона против одного из противников минимальными силами, и наиболее крупными силами возможно быстрее победить другого противника, чтобы затем все силы использовать против первого". Мольтке говорил, что с запада исходит наиболее серьезная угроза, но там Пруссия может расчитывать на помощь со стороны Англии, возможно, Бельгии и малых германских государств. На востоке же, говорил он, нет уверенности в помощи со стороны Австрии и в войне с Россией следует расчитывать только на силы Пруссии. Русские могут, таким образом, бросить против Пруссии всю свою армию- это наихудший сценарий, и именно его надо рассматривать. Для обороны в Польше или своего наступления русские смогут за 3 месяца собрать 125 тысяч человек. Через 6 месяцев русские могли бы собрать против Пруссии уже 272-300 тысяч человек.
Мольтке пришел к выводу, что Пруссия не может позволить себе ждать, пока русские завершат свое сосредоточение, но должна на востоке наступать немедленно. VII и VIII корпуса должны были быть оставлены на западе. 7 корпусов могли бы развернуться на восточной границе за 5 недель и на 8 неделе мобилизации уже подойти к Варшаве. Прусское наступление должно было начаться не из Восточной Пруссии, а из крепости Торн на Висле, являвшейся тогда фактически конечным пунктом германской железнодорожной сети. Из Торна по трем дорогам на южном берегу Вислы 6 корпусов должны были наступать на Варшаву. В Польше Варшава являлась центральным транспортным узлом. Пруссаки должны были захватить варшавскую цитадель либо переправиться через Вислу южнее, между Варшавой и Ивангородом, и затем наступать на Брест-Литовск. Захват Брест-Литовска пруссаками делал для русских вообще невозможным полное сосредоточение своей армии. На 12 неделе мобилизации пруссаки должны были овладеть Брестом. Лучшей обороной против России всегда должно было оставаться наступление, если только решение о нем принято заранее, и оно проводится с "беспощадной скоростью".
Русские могли собрать 31 тысячу человек в Ковно, их должен был сдерживать I корпус. У русских в Польше оставалось 46 тысяч солдат для того, чтобы попытаться остановить 200 тысяч пруссаков, и, конечно же, это было невозможно. Вероятно, русские укрылись бы в польских крепостях в надежде продержаться до подхода помощи. Даже если бы пруссаки подошли бы к Варшаве к 12 неделе мобилизации, русская полевая армия в Польше не превысила бы 76 тысяч человек, что никак общую стратегическую обстановку не изменило бы.
Мольтке согласовывал военную кампанию со своей политической целью. Пруссия предоставила бы Польше независимость, ограниченную личной унией (королем Польши стал бы король Пруссии). Пруссия могла бы предложить Польше гораздо больше, чем Россия: конституционные свободы, национальную независимость, доступ к морю по Висле и "связь с цивилизованным центром Европы". Мольтке понимал, что при таком образе действий возникали серьезные политические проблемы. Пруссия могла превратится из чисто немецкого государства в многонациональную страну вроде Австрии. У поляков были претензии на Литву и Галицию, и они оставались бы недовольными, пока не восстановят страну в границах 1772 года. Пострадали бы отношения Пруссии с Австрией. Политически поляки всегда показывали себя бунтовщиками, что не сулило ничего хорошего для установления нормальных условий жизни.
Трудно переоценить важность восточного компонента плана войны на два фронта, созданного Мольтке в 1859 году: фактически, он стал образцом для его знаменитого "Восточного развертывания". Действительно, до 1886 года концепция наступления на востоке изменялась очень мало, она широко эксплуатировала медлительность мобилизации и развертывания русских и максимизировала эффекты более быстрого прусского развертывания. Все дело было в графиках перевозок и благоприятном соотношении сил. Политическим результатом стало бы создание на востоке гласиса против России.
1871: Война с Францией и Россией - превентивная война на востоке.
Весной 1871 года, когда Франция была разгромлена и обессилена, когда восстание коммунаров сотрясало Париж, а германские войска все еще окупировали значительную часть восточной Франции, Мольтке пишет меморандум о войне на два фронта с Россией и Францией. Риттер говорил, что это демонстрирует то, что "предвидение Мольтке было замечательным". Дельбрюк, Риттер и их последователи утверждают, что в 1871 году Мольтке не только предсказал, что следующая война станет войной на два фронта против России и Франции, но также написал блестящий план на случай такой войны, "Восточное развертывание" - Ostaufmarsch. Согласно их мнению, следуя этому плану на востоке немцы вели бы наступление с ограниченными целями, при этом обороняясь на западе. Риттер утверждал, что Мольтковский Ostaufmarsch решал все проблемы, которые станут фатальными для Германии в 1914 году. В Ostaufmarsch у немцев не было необходимости нарушать нейтралитет Бельгии. Война не продолжалась бы до кровавого конца, а могла завершиться миром на условиях status quo ante. Ошибка Шлиффена заключалась в том, что он делал прямо противоположное: концепцией плана Шлиффена была полная победа над Францией, достигаемая проходом через Бельгию. В такой интерпретации имеются две главные проблемы: взгляд на планирование Мольтке из 1914 года и оценка планирования Шлиффена на основе только меморандума 1905 года. В следующих главах будет продемонстрировано, что в военном планировании Шлиффена содержится гораздо больше, чем просто План Шлиффена.
В своем меморандуме 1871 года Мольтке утверждал, что в следующей войне Россия попытается захватить Константинополь. Крымская война показала, что русские не могут просто промаршировать через Балканы из-за того, что Австрия занимает фланговую позицию (Flankenstellung) в Трансильвании. Русские не могут напасть на Турцию из-за угрозы с фланга от Австрии, и не могут напасть на Австрию из-за фланговой угрозы от Германии. Кроме того, между русским и немецким народами имеется глубокая вражда. Сейчас образование Германской империи произвело в геополитической ситуации фундаментальные изменения. Германия заинтересована в предотвращении распада Австрийской империи; Австрия же для выживания нуждается в германской поддержке. Германия и Австрия должны держаться вместе и по этой причине Германская империя превращается во врага России. Из всего этого следует, что Россия направит свои основные усилия против Германии.
Вся русская армия, писал Мольтке, состоит из 34 дивизий - 400 тысяч человек. Из-за больших размеров территории и плохих путей сообщения только 20 дивизий могут быть собраны для наступления, для обороны же в Польше - 27 дивизий - 325 тысяч. Этого недостаточно для ведения успешного наступления на запад, поэтому русским нужен союзник, и таким союзником может стать только Франция - конечно, когда она оправится от последствий поражения в войне 1870-71 годов.
Австрия может сконцентрировать против России всю свою армию. Германии же придется воевать на два фронта. Удивительно, но Мольтке теперь говорит совершенно обратное тому, что он утверждал в своем плане 1859 года: война с Францией продемонстрировала, что слишком много времени требуется для того, чтобы принудить современное государство просить мира. Следовательно, теперь НЕВОЗМОЖНО ВЕСТИ ОПЕРАЦИИ ПО ВНУТРЕННИМ ЛИНИЯМ, то есть собрать большую часть сил против одного врага, быстро разбить его, и обратиться против другого противника: слишком много времени будет потеряно для разгрома первого противника. Это утверждение всегда почиталось верным и мудрым. Это основа убеждения Риттера, будто Мольтке предвидел, что первая мировая война будет долгой, немцы не смогут своих противников победить - и поэтому должны договариваться с ними. Однако, Мольтке говорил о 1870-71 годах, а вовсе не о 1914. Франция объявила войну 19 июля 1870 года. Париж пал 6 месяцев и 7 дней спустя, 26 января 1871 года - после чего Франция сдалась. Война продолжалась так долго из-за германского требования отдать Эльзас и Лотарингию. Эта шестимесячная война, конечно, была серьезным вызовом выносливости 70-летнего маршала, однако всем остальным она показалась на удивление короткой. Война такой продолжительности не создавала заметной стратегической опасности для Германии. Кроме того, после 1871 года на западе положение Германии заметно улучшилось. Теперь у Германии был Мец. Расстояние от Меца до Парижа - 280 км: Мец находится на 190 км ближе к Парижу, чем район сосредоточения пруссаков в Майнце в 1870 году. Мольтке соглашался с тем, что Франция не могла выставить в поле войск больше, чем в 1870 году - 300 тысяч человек. Французы собрали бы 225 тысяч в Везуль (западнее Бельфор) для марша на Страссбург и оставили бы обсервационую армию чиленностью 75 тысяч человек в Вердене.
Мольтке планировал разделить германскую армию пополам. На западе Мольтке собирался использовать 9 корпусов - 300 тысяч человек. 4 корпуса должны были собраться в Страссбурге, еще 4 и гессенская дивизия - в Меце. Все они должны были наступать в направлении Нанси. 31-я дивизия занимала Мюлуз в верхнем Эльзасе. Поскольку французы располагали бы тоже 300 тысяч человек, с этой стороны никакой опасности Германии не грозило. На востоке 9 германских корпусов и австрийская армия должны были захватить Польшу и затем перейти к обороне.
Возможно, что совсем не случайно, Мольтке в своем меморандуме не упоминает, сколько именно времени потребуется России, чтобы собрать свои армии в Варшаве. В 1859 году он говорил, что это потребует 6 месяцев. Мольтке говорил, что наиболее вероятный образ действий России - наступать прямо на Берлин оставляя Торн в стороне. От Варшавы до Берлина - 450 км. Простой марш на такое расстояние потребует 30 дней или более. Следовательно, русским потребовалось бы по крайней мере 7 месяцев, чтобы мобилизоваться, собрать свою армию и дойти до Берлина. Совершенно не очевидно, почему бы Мольтке простое не собрать превосходящие силы (500 тысяч и более) на западе против 300 тысяч французов, разбить их за меньшее время, чем в 1871 году и затем повернуться к русским, которые в это время будут, скорее всего, все еще собирать свои 240 тысяч в Варшаве.
При более тщательном анализе, предпосылки, которые Мольтке положил в основу своего плана вообще незащищаемы. Он говорил о 240 тысячах у русских для наступления или 325 тысячах для обороны. Французы имели 300 тысяч. Мольтке говорил о развертывании всей австрийской армии против России. Почему-то он забыл указать, сколько именно это даст штыков - а между прочим в 1866 году австрийцы выставили в поле 375 тысяч человек. У Германии в 18 корпусах - 600 тысяч. Так что 975 тысяч австро-германцев должны были бы противостоять 540 тысячам русских и французов - преимущество в численности почти 2:1. Даже одна только австрийская армия превосходила русскую по численности: а вместе с 9 германскими корпусами было бы 675 тысяч австро-германцев против 325 тысяч русских, более, чем двукратное численное превосходство. Русские и французы должны были бы оказаться настоящими безумцами, чтобы наступать при таком соотношении сил, и Мольтке был бы полным глупцом, если бы этого не понимал. Мольтке дураком не был, поэтому этот план должен был быть тем, чем он на деле и являлся - планом австро-германского наступления на Россию. Австро-германский альянс имел окно возможностей, в течение которого для разгрома русских он имел подавляющее превосходство.
Целью этой операции могло быть только отторжение Польши от России. Мольтке соглашался с тем, что аннексия Польши состоялась бы "вне всяких сомнений". Это его высказывание всегда цитировалось, как доказательство того, что Мольтке не имел агресивных намерений, а лишь хотел мира на основе status quo ante. Однако, затем он говорил о создании в интересах всей Европы независимой Польши в качестве барьера против "полуазиатской" России. Если русские потеряют Польшу они будут отброшены обратно в Азию. Независимой Польше требовался доступ к морю; Мольтке, как и в 1859 году, для этого предлагал объединить ее с Германией посредством личной унии. Или же, альтернативно, польские границы могли быть передвинуты через Украину до Черного моря. Кроме того, между 1859 и 1888 годами Мольтке неоднократно высказывал мысль, что, в случае войны, Германия должна провоцировать восстание поляков против России. Результатом такого восстания также должна была стать отделенная от России Польша.
Анализ военной ситуации на востоке у Мольтке был мягко говоря неискренним, а точнее просто лживым. Его явно некорректные предположения как никогда искажают восприятие военной обстановки на востоке. Во-первых, Мольтке считает, что русская армия в Варшаве находится под угрозой окружения из-за возможного германского наступления из Восточной Пруссии и встречного австрийского удара из Галиции. При беглом взгляде на карту это выглядит правдоподобно, поскольку угол восточной Пруссии действительно восточнее Варшавы. План наступления на востоке по Мольтке предусматривает размещение 9 германских корпусов вдоль границы восточной Пруссии между Торном и Лыком. Семь корпусов должны выгрузиться из эшелонов восточнее Вислы. Мольтке не сообщает, сколько именно железных дорог можно использовать восточнее Вислы, или сколько времени потребует развертывание с помощью железных дорог - и по важной причине. В 1871 году имелась только одна одноколейная дорога и развертывание по ней 7 корпусов шло бы нестерпимо медленно. Даже в 1888 году британский генерал сэр Джон Морис отмечал, что на всю восточную Пруссию имеется только одна безопасная железная дорога. Столь неторопливое развертывание было бы трудно сохранить в секрете: русские имели бы массу времени, чтобы избежать намечающегося удара. Во-вторых, в СЕРЬЕЗНЫХ военных планах немецкие силы всегда выгружались из эшелонов ЗАПАДНЕЕ Вислы - в Торне. Немецкое наступление на Варшаву из Торна охватом ни в коей мере не является - это чисто фронтальное наступление. В-третьих, в Карпатах австрийская железнодорожная сеть была ничуть не лучше, и австрийское развертывание также было бы очень медленным. Мольтке говорил, что сражение на окружение было возможно и необходимо, чтоб разбить русских до того, как они отойдут вглубь страны и вынудят немцев последовать за ними.
Мольтке также говорил, что немцы должны наступать, поскольку невозможно защищать 750 километровую границу Восточной Пруссии. Следовательно, необходимо развернуться вдоль границы и концентрировать войска вперед, как в 1866 году. Это утверждение тоже принимают без возражений. Простое утверждение о 750 км границы не содержит ни серьезного анализа местности, ни состояния линий коммуникаций. Если бы один из подчиненных Мольтке пришел к нему с таким "анализом местности на твд", Мольтке наверняка влепил бы ему по полной.
Анализ местности Восточной Пруссии в 1879 году был опубликован в австрийском журнале "Австрийское военное обозрение" капитаном Киршхаммером. Киршхаммер писал, что из того, что территория Восточной Пруссии - равнина, вовсе не следует, что она проходима. На местности много препятствий, затрудняющих передвижение войск, в частности болота и цепь мазурских озер. Дорожная сеть неразвита и в периоды плохой погоды практически исчезает в море грязи. Киршхаммер говорил, что в целом передвижения войск на местности столь затруднены, что вполне могут выдержать сравнение с высокогорными театрами военных действий. Речная система (Прегель, Висла, Нетце, Варта и Одер) формируют барьер, которому по сложности его преодоления равных в Европе нет. Киршхаммер отмечал, что с 1873 года германское правительство тратит значительные суммы на модернизацию крепостей Кенигсберг, Торн и Познань (что не имело бы смысла, если бы, как писал Мольтке, провинцию невозможно оборонять). Русское наступление на Силезию было в высшей степени маловероятно, поскольку логистика для такого наступления очень слаба. Киршхаммер делал вывод, что любое русское наступление против Германии не может просто оставить Восточную Пруссию в тылу, ради обеспечения своего тыла русским придется все равно сначала ее захватить, и Германия прекрасно подготовилась к такому наступлению.
В 1879 году анонимно был опубликован памфлет, озаглавленный "Укрепления и оборона на русско-германской границе" (третья ревизия, опубликованная в 1901 году будет рассмотрена в главе 4). В основном на базе этой статьи, но также и используя статью Киршхаммера, Ламли Грехем опубликовал в Англии в 1880 году книгу "Русско-германская граница". Грехем повторил мрачную оценку Киршхаммера условий местности на русско-германской границе. Он добавил, что страна была "заснеженной и морозной пять месяцев в году". В частности, для русского наступления грозным препятствием являлись Мазурские озера. Грехем говорил, что через Вислу было перекинуто всего три германских железнодорожных моста. Две из этих веток шли дальше в Восточную Пруссию. Двухколейная железная дорога шла вдоль северного побережья (Мариенбург-Кенигсберг-Инстербург) и через центр провинции проходила одноколейная линия Дейч Эйлау - Инстербург. Две одноколейные линии оканчивались на западном берегу Вислы у Торна. Железнодорожная линия вдоль границы связывала Торн с Бреслау.
У русских в распоряжении было три железных дороги, которые заканчивались в Варшаве, по одной из Москвы, Петербурга и Одессы через Киев. Из Варшавы на запад уходила только одна линия. Все русские железные дороги были одноколейными. На протяжении 240 км южнее Торна ни одна железная дорога не пересекала русско-германскую границу.
Грехем говорил, что у русских имелось четыре возможных пути наступления в Германию: первый, через Восточную Пруссию; второй - вдоль Вислы; третий - южнее Вислы на Познань; четвертый, на юго-западе против Силезии. Наиболее предпочтительны были два первых, и русские, возможно, могли ими воспользоваться одновременно. Заманчивым казалось наступление через Познань, поскольку оно привело бы прямо к Берлину. Однако на этом маршруте русским пришлось бы отказаться от своих железнодорожных коммуникаций и подставить тыл под германские контрудары из Восточной Пруссии, а также из Силезии. Наступление южнее Торна протекало бы на очень неблагоприятной местности как у Торна, так и у Познани. Совершенно никак не могло снабжаться по железной дороге наступление между Торном и Бреслау. Наступление русской армии на Силезию увело бы его прочь от главной цели - Берлина - и было возможно только при поддержке со стороны Австрии. Это было в высшей степени невероятно. Самое большее, что русские здесь могли сделать- это нанести вспомогательный удар. Следовательно, русское наступление будет вестись по двум направлениям, одно через Восточную Пруссию и другое вдоль Вислы. Кенигсберг должен быть обложен или атакован одним корпусом. Немцы значительно усилили Познань и Торн. Севернее Торна Висла представляла собой водную преграду 100 метровой ширины. Германские пограничные провинции могут поэтому рассматриваться как хорошо защищенные от России. Немцы поначалу будут, вероятно, вести оборону, основанную на железнодорожном маневре. Затем они проведут "сразу решительное и активное наступление, так подходящее немецкому национальному характеру". Грехемовский анализ обстановки прослеживается во всех Шлиффеновских полевых поездках "Ост".
С другой стороны, русская Польша практически беззащитна. Австро-германское наступление на русскую Польшу стало бы простой прогулкой. Как отмечал Киршхаммер, даже в 1879 году русские крепости мало чего стоили. Крепость Новогеоргиевск (северо-западнее Варшавы) безнадежно устарела, укрепления Варшавы никакой боевой ценности не имели, а Ивангородская крепость в 1879 году только начала строиться. Только Брест мог бы стать опорой для русской обороны. Киршхаммер отметил, что немцы могут попытаться атаковать русских до того, как они сосредоточатся и отрезать им пути отхода.
Эти опубликованные аналитические материалы были как более информативными, так и более точными, чем проведенный Мольтке анализ. Было ясно, что Восточную Пруссию трудно атаковать, а русскую Польшу тяжело оборонять. Решение Мольтке наступать на востоке служило только его собственным целям.
В 1871 году Мольтке, чтобы создать стратегический гласис, требовал аннексии Эльзаса-Лотарингии. В том же году Мольтке выступил в пользу идентичного образа действий и на востоке: оторвать Польшу от России. Имеются также указания на то, что Мольтке считал, что Россия должна потерять также и балтийские государства. Польша стала бы для Германии восточным буфером, и Варшава или Брест играли бы на востоке ту же роль, что Мец на западе. Целью Восточного развертывания для Мольтке и тогда, и позднее было - навсегда вытеснить русских из Польши.
В 1871 году война с Францией привела к объединению Германии под прусским руководством. Успешная война против России могла бы привести к Великогерманскому объединению - объединению Германии и Австрии, которое Мольтке всегда считал идеалом для всех немцев. Такое объединение означало бы фактическое господство Германии в центральной Европе. Эти соображения лягут в основу всех созданных Мольтке последующих планов войны на два фронта. С буферными зонами на востоке и западе и при наличии мощных крепостей, велигогерманский союз Германии и Австрии стал бы неуязвим.
Общеизвестно, что Мольтке утверждал, что необходима "третья война за объединение Германии", чтобы обеспечить ее позиции в Европе. Обычно полагают, что это означало еще одну войну с Францией. Это кажется маловероятным. Как мы увидим далее, Мольтке никогда не проявлял особого усердия в деле планирования войны с Францией. Общий мотив всего планирования Мольтке явно указывает на то, что третья война за объединение была ему нужна для объединения Австрии и Германии и обеспечении безопасности на востоке путем оттеснения России назад в Азию. Возможно, что Мольтке временно забросил эти планы в 1873 году, когда он лично подписал Русско-Германское военное соглашение 3 мая 1873 года и после создания лиги трех императоров в июне и октябре того же года. Он, однако, при первой же благоприятной возможности быстро реанимировал свой план Восточного развертывания во время восточного кризиса 1877-1878 годов.
Война с Францией, 1872-1875 годы.
В октябре 1872 года Мольтке начал работу над планом войны на один фронт против Франции. Он отмечал, что Мец и Страссбург, головные станции французских железных дорог 1870 года, теперь находились в руках у немцев. Французы могли бы, поэтому, сформировать две армии, одну в Вердене, другую в Лангре, у истоков Марны. Мольтке говорил, что центром масс немецкого сосредоточения должен стать Мец. Мольтке утверждал, что особенную важность имела максимально высокая скорость мобилизации и развертывания. Если бы французам удалось развернуться первыми, они могли бы вести концентрическое наступление на немцев; если же раньше успеют немцы, то они должны немедленным наступлением прервать связь между французскими армиями, пока те не соединились. Немцы должны были бы быстро развернуться и разбить французские армии поодиночке. Чтобы избежать такого исхода, французам пришлось бы отдать восточную Францию немцам и соединиться где-нибудь в Реймсе или Труа. Затем немцы должны были наступать на Париж, чтобы принудить францускую армию к сражению.
Так как Лангру практически во всех военных планах французов предстояло на ближайшие 40 лет стать национальным редюитом Франции, то следует отметить, что Мольтке сразу понял всю важность этого района. Лангр являлся классической фланговой позицией. Он находился южнее любого маршрута наступления немцев на Париж. Немцы не могли наступать прямо на Париж, поскольку французская армия из Лангра двинулась бы им в тыл. Если бы немцы наступали на Лангр, то они встретили бы там французов на сильной позиции, причем, при необходимости французы всегда могли бы отступить по железным дорогам в западную Францию - а сам по себе Лангр никакого военного значения не имел.
В январе 1873 года Мольтке сделал наблюдение, которое будут повторять все его преемники. Текущие военные мероприятия Франции - строительство крепостей, всеобщая воинская обязанность, даже французская тактическая доктрина - представляются имеющими оборонительный характер. Но ЛЮБАЯ ФРАНКО-ГЕРМАНСКАЯ ВОЙНА БУДЕТ НАЧАТА ФРАНЦИЕЙ. Французы в войне имеют положительные цели - обратное завоевание Эльзаса-Лотарингии; захват левого берега Рейна; разрушение Германской империи. Эти цели не могут быть достигнуты, если Франция будет только обороняться. Так что, если война начнется, то французы будут наступать.
В апреле 1875 года, во время "Военной тревоги", Мольтке создал то, что может считаться его первым с 1870 года серьезным планом войны на западе. Он включал в себя основавнную на данных разведки подробную оценку французской армии, которая была действительно тревожной. Мольтке говорил, что французы не только стали сильнее немцев, но и опередили Германию в скорости мобилизации и развертывания. Против 18 германских корпусов французы введут в действие 19, причем каждый французский корпус на 8 батальонов сильнее германского. Мольтке теперь говорил, что на 225 километровой линии Лонгюйон-Туль-Бельфор французы могут за 12-15 дней развернуть всю свою армию. На 13 день французы могут начать рейды силами до кавалерийской дивизии с целью сорвать германское развертывание. В качестве ответа на эту угрозу Мольтке на второй день мобилизации предусматривал создание сил прикрытия. К 15 дню мобилизации в районе Туля французы смогли бы сосредоточить 13 корпусов. В последующих после 1872 года меморандумах Мольтке постепенно сдвигал центр масс французского сосредоточения от Лангра на юге к району Нанси-Туль на севере. Теперь это перемещение было завершено. Французы, по данным Мольтке, могли сосредоточить против Лотарингии массу своих войск и немедленно перейти в наступление.
Противопоставить французскому наступлению немцы могли только 11 корпусов на 16 день мобилизации, 14 корпусов на 18 день. Мы не слишком уклонимся от истины, если скажем, что франко-германская гонка за сокращение сроков мобилизации началась именно в 1875 году - по крайней мере в головах у немцев. Развертывание Мольтке предусматривало сосредоточение на фронте протяженностью 60 км юго-восточнее Меца 3 армий - 15 корпусов. Четвертая армия силой в три корпуса сосредотачивалась в верхнем Эльзасе с задачей блокировать французское наступление со стороны Бельфора. Мольтке ожидал немедленного начала фронтального сражения в Лотарингии, и хотел собрать для его ведения как можно больше войск.
Мольтке полагал, что наиболее вероятным образом действий французов будет наступление между Мецем и Страссбургом с целью дать сражение в Лотарингии. Если французы его выиграют, то они смогут оставить наблюдение за крепостями Мец и Страсбург, перейти Рейн в Мангейме и Вормсе и отрезать северную Германию от южной. В мае 1875 года Мольтке сказал, что северный фланг немцев в Диденхофене (Тионвиле) находится в безопасности. По политическим соображениям глубокий обход французами через Люксембург маловероятен, еще менее вероятен обход через Бельгию. Удар по левому флангу в верхнем Эльзасе не имеет значения, поскольку генеральное сражение в Лотарингии произойдет на 17 день мобилизации, раньше, чем обходящие через Эльзас силы смогли бы оказать свое воздействие на его ход.
Если французы не перейдут в наступление к 17 дню мобилизации, то немцы должны начать продвижение в сторону Мозеля и подойти к нему на 19 день. Это приведет к генеральному сражению, которое может продолжаться несколько дней. У немцев 11 корпусов будут наступать в первом эшелоне, еще три во втором. Мольтке говорил, что сосредоточить такую массу войск вполне возможно, поскольку местность в Лотарингии открытая и доступная для передвижения крупных войсковых частей. Каждый из корпусов первого эшелона (30 тысяч человек) двигался бы тесной массой на фронте всего в 4 км, как в 1870 году. Намерением Мольтке было сдвинуться к югу от района Нанси-Туль и там форсировать Мозель. Нет даже намека на принцип "двигаться врозь, драться вместе". Большая часть корпусов двигалась бы по единственной дороге. Сосредоточение 400 тысяч человек на 45 км фронте потребовало бы со стороны армейских штабов координации "до последней мелочи". Чтобы доказать это утверждение, Мольтке выбрал два возможных места для сражения и указал на них позиции для каждого корпуса.
К 1875 году, по мнению Мольтке, французы полностью преодолели последствия последней войны и уже превосходили немцев в военном отношении. В этом заключался военный итог "военной тревоги" 1875 года. Это была только первая ласточка в ряду все более пессимистичных оценок стратегической ситуации, даваемых Мольтке. Это наверняка вызвало бы удивление как у самих французов, так и у остальной Европы.
ВОЕННАЯ СЛАБОСТЬ РОССИИ 1877-1878 ГОДЫ
Мольтке в 1871 утверждал, что Россия не сможет напасть на Турцию из-за фланговой позиции, которую Австрия занимает в Трансильвании. Вследствие этого Россия нападет на Германию, естественного союзника Австрии. Геополитические рассуждения Мольтке оказались совсем не провидческими. 24 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции, не напав при этом на Германию, а также без прямого вмешательства со стороны Австрии. Неэффективность русских в Балканской войне 1877-1878 годов внесла коррективы из реального мира в оценку противника Мольтке. Хороший отчет по горячим следам об этой войне был сделан американским военным атташе лейтенантом Грином.
В то время в составе русской армии насчитывалось 48 пехотных дивизий. Русский корпус обычно состоял из 2 дивизий. Состав армии мирного времени насчитывал 560 тысяч человек - примерно, как у Франции и Германии. Хотя теоретически русские могли призвать 2 миллиона человек, в действительности в военное время русская армия исчислялась в 900 тысяч и, возможно, была еще меньше. В мирное время армия была разбросана на обширной территории: 8 дивизий в Варшавском округе, 7 в Виленском, 4 в Киевском, 6 в Петербургском и Финляндии, 4 в Харьковском, 2 в Казанском, 4 в Одесском и 7 на Кавказе. На 1877 год суммарная длина железнодорожной сети равнялась 21092 км. Для сравнения Германия при гораздо меньшей территории имела 30718 километров путей, а Франция - 20534.
Медлительность русской мобилизации можно проиллюстрировать простым фактом того, что мобилизация шести ближайших к румынской границе корпусов была начата в ноябре 1876 года, задолго до ожидавшегося следующим летом начала кампании. Отто Пфланце говорил, что на самом деле русские задержали эту мобилизацию ради того, чтобы найти средства для ее проведения (и подготовить международную обстановку к войне). Четыре корпуса были развернуты в приграничном районе у Кишинева в Бессарабии. Из-за слабости черноморского флота X корпус в Одессе и VII корпус в Крыму были использованы для береговой обороны и участия в боевых действиях не принимали. Зимой были мобилизованы еще 3 корпуса (IV Варшавского округа, XIII и XIV Виленского), но пока оставлены в местах постоянной дислокации. Переброску этих корпусов по железной дороге русские начали 8 мая 1877 года. 5 недель потребовалось XIII корпусу, чтобы 13 июня сосредоточиться в Галац, Румыния. XIV корпус прибыл в Александрию, в 100 км южнее Бухареста, 27 июня; IV корпус прибыл даже еще позже. Общая численность семи корпусов составила примерно 200 тысяч человек. На Кавказе были мобилизованы войска, эквивалентные пяти дивизиям. Таким образом русскими было мобилизовано 23 дивизии (немного меньше половины армии) и 19 из них развернуты. Только три корпуса должны были перебрасываться по железной дороге, из Варшавы и Вильны по железнодорожной линии, ведущей на Одессу. И все равно, эта перевозка растянулась на срок примерно в два месяца.
Для операций в Болгарии турки сумели сосредоточить поначалу 165 тысяч. Они, однако, были хорошо вооружены. Винтовки Пибоди-Мартини и Энфилд превосходили русскую Крнка. Турецкая артиллерия имела на вооружении стальные крупповские пушки, которые превосходили бронзовые русские.
Сама кампания была для русских катастрофой. 10 недель потребовалось русским, с 24 апреля до 3 июля, чтобы сосредоточить свои силы в Румынии, дружественной стране, и перейти через Дунай. Из-за недостатка материалов для постройки мостов потребовался месяц, с 24 мая по 24 июня, чтобы переправить армию через Дунай. Можно только вообразить сколько же времени потребовалось бы русской армии, соберись она наступать на Бранденбург, все равно - через Вислу или южнее Торна. Русские быстро заняли перевал у Шипки, но у Плевны турецкий командир Осман-Паша занял фланговую позицию и закрепился там. Русские штурмовали Плевну трижды (20 и 30 июля, 11 сентября), потеряв убитыми и ранеными около 30 тысяч. Затем они затеяли правильную осаду полевых укреплений Плевны, которая капитулировала 11 декабря, 5 месяцев спустя. Вполне можно предположить, что русские никогда бы не сумели взять штурмом любую из германских восточных крепостей, месяцами ожидая, пока голод заставит защитников сдаться.
После примерно 8 месяцев операций русское наступление, наконец, набрало ход. Русские разбили оставшиеся турецкие армии на Балканах у Сенова 8-9 января 1878 года и 30 января вышли к укреплениям Константинополя. Сан-стефанский мир был подписан 3 марта.
Похоже, случись в то время русско-германская война, даже умеренные германские силы могли бы бесконечно удерживать русских на восточном берегу Вислы и полностью оградить от русского вторжения Восточную Пруссию.
1877-78 годы. План войны с Австрией и Францией.
Первой реакцией Мольтке было предположить, что австрийцы, избавленные от угрозы со стороны занятой в Болгарии России, могли бы объединиться с Францией и совместно взять реванш за войны 1866 и 1870 годов. Геополитические идеи Мольтке опять увели его в какие-то дебри. Источник для беспокойства у Мольтке был, видимо, тот же, что и у Бисмарка: "кошмар коалиций", союз, созданный в 1763 году австрийским первым министром Кауницем, с Францией и Россией. Нет причины полагать, что Бисмарк делился с Мольтке своими страхами или даже предлагал ему подготовить план войны на этой основе. Бисмарк разъяснил свою дипломатическую политику перед лицом этой угрозы в своем знаменитом "Kissinger diktat" летом 1877 года, и его ответ на кошмар коалиций должен был быть дипломатическим, а не военным. Фактически, в 1877-1878 годах политика премьер-министра Австро-Венгрии Андраши склонялась к вмешательству в балканский конфликт, и он даже допускал, что это может привести к войне с Россией. Мольтке также был убежден, что конфликт на Балканах неминуемо приведет к общеевропейской войне. Это было то, что Бисмарк хотел предотвратить во чтобы то ни стало. Никаких признаков того, что Австрия или Франция готовятся к войне с Пруссией, не было. Тем не менее, Мольтке в феврале 1877 года пишет меморандум, а затем расширяет и дополняет его в декабре 1878 и январе 1879 года.
Февральский меморандум 1877 года, собственно, планом войны не был, он скорее являлся оценкой политической обстановки. Мольтке беспокоило, что все еще возможно возрождение сил германского партикуляризма и разрушение Германской империи. Силы противника всерьез не оценивались. Концепция германской операции была схематичной. Мольтке говорил, что немцы должны собрать главные силы против Австрии в Баварии и наступать вниз по Дунаю, но о ведении собственно операции не представил никаких деталей.
В 1878 году Мольтке говорил, что Австрия не только захочет пересмотреть положения мира 1866 года, но и попытается отобрать назад Силезию, утерянную еще при Фридрихе Великом! Французской целью стало бы отвоевание Эльзаса-Лотарингии. Французы наступали бы, как всегда, между Мецем и Страссбургом и пересекли бы Рейн у Мангейма. Австрийцы, возможно, наступали бы через Силезию.
Мольтке говорил, что, если Германия разделит силы поровну, то она будет уступать в численности в соотношении 2:1 на обоих фронтах. Поэтому Мольтке решил обороняться по внутренним линиям. Он говорил, что необходимо собрать все силы против одного противника и разбить его. Затем надо заставить его просить мира. И только потом развернуть все силы против другого врага.
В видении Мольтке, немцы должны атаковать австрийцев и обороняться на Рейне против французов. Мольтке уже начинал замечать эффект того, как новые крепости французов и модернизация крепости Париж, должны были повлиять на любое наступление немцев: даже если немцы победят французов в поле, те всегда могут отойти под защиту своих крепостей. В любом случае, единственное что могла бы победоносная Германия получить от Франции - это Бельфор. Австрию выбить из войны гораздо легче, чем Францию. Австрия также имела то, на что немцы были бы не прочь наложить свои лапы: Германия потребовала бы немецкоговорящие области Австрийской империи, как цену за заключение мира. Именно в этом надо видеть политическую цель меморандума.
Эта стратегия строго обратна плану Мольтке от 1869 года для войны с Францией и Австрией, когда он намеревался атаковать Францию и обороняться против австрийцев, которые не представляли непосредственной угрозы. Она также противоположна стратегии плана 1871 года против России и Франции. В тот раз он говорил, что война с Францией доказала, что невозможна стратегия, основанная на действиях по внутренним линиям: современное государство не получиться принудить к миру за короткий срок. В 1878 году он явно думал, что стратегия, которая не сработала бы против Франции, оказалась бы успешной против австрийцев.
Мольтке говорил, что на западе немцы должны уйти из Лотарингии и Палатината и оборонять рубеж Рейна силами пяти с половиной корпусов и трех резервных дивизий (всего 14 дивизий). Когда французы форсируют Рейн немцы отошли бы на так любимую Мольтке фланговую позицию на Майне. За вычетом гарнизонов крепостей полевая армия на западе имела бы численность 130 тысяч человек. Хотя Мольтке и не упоминает этого, французская армия по его собственной оценке 1875 года состояла бы по крайней мере из 36 дивизий: французы превосходили бы немцев более чем в 2 раза. На востоке Мольтке предполагал создать две армии. Будучи не до конца уверенным в лояльности баварцев, Мольтке говорил, что два баварских корпуса не должны были быть оставленны в одиночестве. С двумя дополнительными прусскими корпусами они должны были бы сформировать вспомогательную армию в 135 тысяч и развернуться на Дунае между Регенсбургом и Фюртом. Остальные 9 корпусов (350 тысяч) составили бы главную армию в Саксонии и наступали бы на Вену. В черновике своего меморандума Мольтке писал, что на 23 день мобилизации он ожидает генеральное сражение в Богемии. Мольтке говорил, что на 28 день мобилизации французы выйдут к фланговой позиции на Майне, и он надеялся, что подкрепления из Богемии для западного фронта будут уже в пути к этому моменту.
Это была слишком оптимистичная оценка. В 1866 году генеральное сражение у Кенигреца произошло на 57 день прусской мобилизации. Все, что доказал Мольтке, так это то, что план декабря 1878 года не сработает и, что в 1878 году Германия все еще не могла в одиночку сражаться против двух великих держав одновременно. Если собирались воевать с Францией - с Австрией следовало дружить.
1877: ВОЙНА С РОССИЕЙ И ФРАНЦИЕЙ - ЗАПАДНОЕ РАЗВЕРТЫВАНИЕ
Обдумывая войну с Австрией и Францией, Мольтке также готовил план и для войны с Россией и Францией. Первый меморандум на эту тему был им написан в феврале 1877 года, когда Россия начала свою мобилизацию для Балканской войны. Мольтке говорил, что не видно никаких признаков франко-русского союза, который он считал "невероятным". Интерес для России могло бы представлять только приобретение Восточной Пруссии. Тем не менее, Мольтке утверждал, что русские начнут свою войну на Балканах нападением на Германию.
Важнейшим фактором, по Мольтке, является время мобилизации. Французы могли бы быть готовы на 12 день мобилизации. Французы могли продвигаться настолько быстро, что даже вооружение крепости Мец было под сомнением. Хотя их армия уже была наполовину мобилизована, России все равно потребовалось 16-20 дней, чтобы собрать 200 тысяч человек на линии Ковно-Радом, и начать оттуда марш продолжительностью 5-10 дней к германской границе. Неявно предполагалось, что русские выставят крупные силы для наблюдения за австрийцами.
Вывод Мольтке сделал тот, что Германия сначала должна нанести поражение французам. Более того, Мольтке сказал, что, если бы даже немцы были убеждены в намерении русских напасть на Германию, то все равно оставалась бы уверенность в том, что французы также нападут. Германия тогда бы не смогла провести мобилизацию достаточно быстро, поэтому независимо от позиции Франции Германия должна объявить Франции войну и наступать на западе. "Несколько дней выигранных в ходе мобилизации против них [французов] имеют неизмеримо высокую цену", говорил Мольтке (призрак июля 1914 года). Немцы развернули бы на западе 14 корпусов (520 тысяч), только четыре (80 тысяч) оставляя на востоке. Немедленное немецкое наступление сорвало бы ожидавшееся французское и немцы могли бы выиграть решающее сражение на третьей неделе войны. На востоке немцы произвели бы рейд силами 60 тысяч человек на Плоцк до того, как русские сумели бы развернуть свои главные силы. Торн должен был быть удержан любой ценой. Победив французов, Мольтке перебросил бы 220 тысяч на восток, оставив на западе 250 тысяч для обороны на Рейне.
Тогда как агрессивный характер этого плана никогда не подчеркивается, один из параграфов этого меморандума часто (и весьма одобрительно) цитируется сторонниками Восточного развертывания. Мольтке говорил, что немцы не могли бы гнать французов до самого Парижа. На западе "Необходимо оставить окончательное решение за дипломатией, заключив мир на по крайней мере довоенных условиях". Эти слова для ушей Дельбрюка и Риттера всегда звучали чарующей музыкой. Мольтке произнес ключевые слова "договор о мире" и "status quo ante". Риттер и его последователи отсюда заключали, что Мольтке в 1914 году добился бы мира на довоенных условиях. Они не замечают, что добиваться такого мира Мольтке собирался путем крайне агрессивного западного развертывания. Мольтке, Дельбрюк и Риттер, конечно, были бы счастливы, если бы такого мира удалось добиться, но французы - вряд ли. Согласно всем планам Мольтке после 1871 года, французы начали бы войну с целью возвращения Эльзаса-Лотарингии. Вряд ли бы германский МИД сумел в милой беседе убедить французов заключить мир без достижения этой цели. Мир на основе довоенного положения дел был достижим только после решительного разгрома французов.
1879: ВОЙНА С РОССИЕЙ И ФРАНЦИЕЙ - ВОСТОЧНОЕ РАЗВЕРТЫВАНИЕ
В апреле 1879 Мольтке пересмотрел свой меморандум о войне на два фронта против России и Франции. Мольтке полагал, что Россия была разъярена недостаточной германской поддержкой ее позиции на Берлинском конгрессе. Если эта антипатия привела бы к русско-германской войне, наверняка французы тоже напали бы на Германию.
Теперь Мольтке уже считал, что пограничные крепости французов стали настолько хороши, что стало невозможно расчитывать на быстрое решение на западе. Концепцией этого нового плана было уже минимальное использование сил на западе - только 4 корпуса и пехотная дивизия плюс "очень сильные" гарнизоны крепостей - для ведения обороны опираясь на крепости Мец и Страссбург и рубеж реки Рейн. Это все, что Мольтке говорит об обороне на западе. Это отнюдь не недосмотр. Фактически, согласно его собственным оценкам 1875 года, 36 французских дивизий атаковало бы 9 немецких. Единственным шансом для немцев было бы отступление, причем боя с французами следовало бы избегать любой ценой. Согласно оценке Мольтке, сделанной в меморандуме 1878 года о войне с австро-французским альянсом, на 23 день французы пересекли бы Рейн, а на 28 день вышли бы к фланговой позиции на Майне. При таком соотношении сил не было никакой возможности удержать эту позицию. Мольтке пришлось бы в этот момент посылать войска с востока независимо от того, были бы русские к этому моменту побеждены или нет.
Мольтке говорил, что самое раннее на 21 день мобилизации, возможно, что и позже, Россия сможет сосредоточить 200 тысяч человек против Восточной Пруссии. Центр масс этих сил будет находиться в районе Варшавы, 51 тысяча в городе и 67 тысяч южнее, в Радоме. Линию Немана будут удерживать 37 тысяч в Ковно и 18 тысяч в Гродно, будет развернут сильный авангард западнее Варшавы численностью 25 тысяч человек. К 29 дню мобилизации русские силы могут возрасти до 348 тысяч. Дальнейшее развертывание русских зависело бы от поведения Австрии. Мольтке полагал, что Австрия придерживалась бы по крайней мере позиции вооруженного нейтралитета, что потребовало бы от России создания обсервационной армии для наблюдения за австрийской границей.
Оценка русских сил, сделанная Мольтке, кратка и неясна. От Грина мы знаем, что русская армия в военное время имела 48 дивизий (900 тысяч), из которых 17 находились во внутренних округах (Кавказ, Одесский, Казанский и Харьковский округа) и были недоступны для немедленного использования в боевых действиях на западе. Это оставляло для западного фронта 581 тысячу человек (31 дивизию). 15 дивизий - около 281 тысячи человек - уже находились в Варшавском и Виленском военных округах и могли быть использованы сразу после мобилизации. 4 дивизии Киевского и, возможно, 4 дивизии Одесского округов могли образовать обсервационную армию против Австрии. Остается еще по шесть дивизий в Московском и Петербургском округах - 225 тысяч человек. Согласно цифрам Мольтке, примерно 4 из этих 12 дивизий могли бы быть развернуты против Германии. Будут ли оставшиеся 8 дивизий развернуты против Австрии или вообще не развернуты- из оценок Мольтке совершенно непонятно. Русские могли бы без всякой спешки массировать войска против Австрии, скорость развертывания войск которой не сильно отличается от их собственной. В итоге на 29 день мобилизации Мольтке ожидает встретить 19 из 48 возможных русских дивизий. Математически возможно, что русские могли бы эти дивизии мобилизовать и развернуть, но учитывая их реальную скорость мобилизации, показанную в 1877 году, это весьма маловероятно. Мольтке не дает никакой оценки намерениям русских. Это неудивительно. На 29 день Россия все еще имеет до 21 неразвернутой дивизии, разбросанных от Москвы и Петербурга до Кавказа. Русские в такой обстановке совершенно не заинтересованы в наступлении, по крайней мере до прибытия хотя бы части этих сил - а это может произойти через несколько месяцев.
Согласно меморандуму Мольтке, 14 немецких корпусов, сведенные в четыре армии, между 20 и 23 днем мобилизации будут развернуты и готовы к ведению операций. Первая армия силой 3 корпуса (100 тысяч) находилась бы в Растенбурге, вторая (3 корпуса, 100 тысяч) в Сольдау, третья (4 корпуса, включая 2 баварских, которым Мольтке еще не настолько доверял, чтобы оставить их дома - 120 тысяч) в Торне, четвертая армия (4 корпуса, 120 тысяч) - в Гнезно. Мольтке планирует в начале мобилизации особые меры по защите от русских кавалерийских рейдов. Четыре германские армии наступают на Варшаву (три армии по правому берегу Вислы, одна по левому). К 29 дню соотношение сил составило бы 450 тысяч немцев против 348 тысяч русских. Немцы занимают всю Польшу, но не продвигаются вглубь России. Победа в Польше позволит немцам начать переброску сил на запад.
Этот план демонстрирует слабость восточно-прусской железнодорожной сети. К 23 дню мобилизации самая восточная 1 армия состоит из 3 корпусов, из которых только два прибудут по железной дороге. Центр масс второй армии расположен в Сольдау, всего в 70 км от головной железнодорожной станции в Торне. Больше половины германских сил - 250 тысяч - развернуты западнее Вислы. Отсюда они начинают многодневный пеший марш на Варшаву. Каждый шаг этого марша все более удаляет немцев от их головных железнодорожных станций. Массе германских войск также предстоит трудная задача форсирования Нарева.
Концепция операции у Мольтке строга до предела. Рассматривая ситуацию более детально можно легко прийти к обескураживающим выводам. Немцы должны завершить развертывание на востоке к 23 дню, примерно тогда же, когда французы выйдут к Рейну на западе. Масса германских войск окажется в окрестностях Варшавы на 29 день, когда французы уже будут на Майне. Даже при наилучшем сценарии - генеральное сражение на востоке на 29 день- немцам еще предстоит шестидневный обратный марш к Торну, а затем переезд через всю Германию. К этому времени французы уже будут у Вюрцбурга. Баварцы уже будут перепуганы. Мольтке затем должен нанести поражение французам и освободить из осады Мец и Страссбург. Остается открытым вопрос, сколько именно корпусов немцы смогут отправить на запад? У русских ведь еще остается 21 незадействованная дивизия и оставшиеся в Польше и Белоруссии силы. В худшем случае сценарий просто катастрофический: русские не дают "битву при Варшаве", а уходят всей армией на восток на соединение с оставшимися силами. Немцы берут Варшаву и немедленно начинают переброску войск на запад, но остаются перед лицом долгосрочной перспективы войны с 36 русскими дивизиями - 675 тысяч - на востоке и столь же крупной французской армией на западе.
В начале меморандума Мольтке говорит, что война начнется, потому что русские будут наступать. Тем не менее, русское наступление он не обсуждает. Представляется крайне маловероятным, что русские начнут наступление на 29 день с 19 дивизиями против численно превосходящей их немецкой армии учитывая тот факт, что они могут подождать и еще усилить свое наступление 21 дивизией. Наоборот, учитывая русскую "эффективность" в 1877 году против турок, представляется, что даже малые германские силы с опорой на крепости Торн и Кенигсберг, барьер Вислы-Одера и германскую железнодорожную сеть сорвут любую попытку русского наступления. Можно ожидать, что против русских немцы будут воевать не хуже, чем это делали турки. Так что единственная надежда на успех русского наступления - собрать как можно больше сил, а не бросаться вперед с 19 дивизиями. Зная пропускную способность русских железных дорог в 1877 году - а не ее математическую модель - сбор максимально возможных сил потребует месяцев. Похоже, Мольтке не упоминает про русское наступление из опасения, что такое его описание будет противоречить его выводам и предлагаемому образу действий.
МОЛЬТКЕ ВЫСТУПАЕТ ЗА АВСТРО-ГЕРМАНСКИЙ СОЮЗ
Историки испытывают большие трудности, когда пытаются придать этим военным планам. какой-либо смысл. Риттер называет план войны с франко-австрийским союзом "невероятной и совершенно нелепой возможностью" и находит этому психологическое объяснение: это были интелектуальные упражнения, способ самовыражения для Мольтке. Действительно, есть веская причина сомневаться в том, что меморандумы, написанные между 1877 и 1879 годами, вообще являлись военными планами. Так как Мольтке вообще не проводил стратегических военных игр, в лучшем случае эти меморандумы могут рассматриваться как форма военных игр, в которых Мольтке проверял различные стратегические возможности. Рассматриваемые в этом смысле меморандумы показывают только одно: Германия вообще не могла сражаться на два фронта. В западном развертывании самое большее из того, на что мог надеяться Мольтке - это дипломатическое соглашение с Францией для того, чтобы вернуться к ситуации войны на один фронт на востоке. Следствием восточного развертывания против Австрии или России становилось то, что немцы могли вскоре ожидать французскую армию на правом берегу Рейна или даже в центральной Германии.
Эти меморандумы были написаны не как военные планы, прежде всего они должны были служить обоснованию предлагаемой Мольтке политики, который требовал заключения австро-германского военного союза. С самого начала своего пребывания в должности начальника генштаба Мольтке утверждал, что лучший путь к общегерманской безопасности и миру в Европе лежит через союз "между двумя германскими великими державами".
Очень скоро, уже в августе, явственно проявилось недовольство России отстутствием поддержки со стороны Германии на Берлинском конгрессе в июне-июле 1878 года. В сентябре 1879 года Бисмарк приказал Мольтке сделать для кайзера Вильгельма обзор наращивания русских сил в Польше. Это "наращивание" состояло в основном из кавалерии, которая могла бы быть полезной в проведении рейдов на территорию Восточной Пруссии для создания помех в проведении германского развертывания и вряд ли для чего-нибудь еще. Мольтке же, очевидно, сделал больше - он представил кайзеру свои меморандумы 1877-1879 годов. Мольтке говорил Вильгельму, что французская армия даже в одиночку по крайней мере столь же сильна, как и германская. Французская линия крепостей неприступна, армия мирного времени на 100 тысяч человек и 160 пушек больше, чем германская. Если немцы проиграют сражение, они будут отброшены обратно к Рейну. Поэтому, делал вывод Мольтке, в войне с Францией Германия будет нуждаться в союзе с Австрией. Он говорил, что, возможно, Германия смогла бы воевать с Россией и в одиночку, но скорее всего Франция вмешается в такую войну. Опять же, для Германии необходим союз с Австрией. Мольтке сказал императору, что он разработал до мелочей два плана войны, "включая даже планы развертывания". Первый, наиболее вероятный, план был для войны с Россией, второй - для войны с Россией, в которую вмешается Франция, при этом, как эвфемистично выразился Мольтке, обстановка станет для Германии "экстраординарно сложной". В последнем случае Мольтке намеревался вести борьбу по внутренним линиям с минимальными силами на одном фронте, скорее всего западном, проводя сколь возможно мощное наступление на другого противника с целью быстро одержать решительную победу. Основой этого плана был меморандум 1879 года о восточном развертывании. Этот меморандум, как мы уже видели, демонстрировал, что такая стратегия была весьма опасной и сложной для Германии в отстутствие у нее союзников, и что единственным разумным выводом, который из него можно сделать - это необходимость поддержки со стороны Австрии. Затем Мольтке сказал, что Германия должна поддерживать Австрию против России "всей своей мощью". Поэтому рекомендация Мольтке кайзеру сводилась к образованию Австро-Германского союза, направленного в первую очередь против России.
10 октября 1879 года Мольтке делал для кайзера обзор французской военной мощи. Он использовал эту возможность для приведения новых аргументов в пользу Австро-Германского военного союза. Германия могла бы успешно бороться с Францией, сказал Мольтке. Даже если немцы проиграют первое сражение, французам придется выделить 240 тысяч человек для осады Меца и Страссбурга - обороняясь на собственной территории, немцы вновь вернут себе численный перевес. Кроме того, Рейн представляет собой одну из сильнейших оборонительных линий в Европе. Опасность заключается в том, что может вмешаться Россия (это аргумент, обратный тому, который Мольтке привел в сентябре - тогда он указал, что опасность представляет вмешательство Франции в русско-германскую войну).
Вильгельм противился заключению союза с Австрией. Он видел угрозу со стороны Франции, а не со стороны России. Бисмарк также, как и Мольтке, хотел оборонительного союза с Австрией, но этот союз интересовал его только как политический инструмент. Бисмарк говорил, что целью такого союза стало бы предотвращение войны. Если Россия будет знать, что австрийцы и немцы будут поддерживать друг друга, то русские вообще не начнут войны. Более того, если Россия все же нападет, то Англия могла бы присоединиться к австро-германскому союзу, что в свою очередь сделает невозможным французское нападение на Германию. Конечной целью Бисмарка, как и в 1873 году, был консервативный Союз Трех Императоров. Вильгельм неохотно согласился с Бисмарком и в октябре 1879 года оборонительный союз с Австрией был заключен. Когда же Мольтке запросил (8 ноября и затем 2 декабря) разрешения провести детальное планирование войны совместно с австрийцами, Бисмарк проявил полнейшую незаинтересованность в этом.
Рост напряженности в 1878-1879 годах привел к возобновлению интереса публики к военной обстановке в Европе. Статьи, опубликованные в профессиональных военных журналах во Франции и Германии, представляли собой полезный контраст к Мольтковскому краткому и тенденциозному анализу возможностей противника. Во Франции майор Икс (псевдоним майора, позднее генерала Феррона) опубликовал статью в Journal de sciences militaire в 1879 году и еще одну статью в 1880 году. Первая статья называлась "Германские и французские железные дороги с точки зрения развертывания армий". Феррон говорил, что немецкая железнодорожная система была гораздо эффективнее французской. Он особо отмечал высокую пропускную способность дорог, ведущих из Берлина прямо в Диденхофен (Тионвилль) и из Франкфурта в Мец. Феррон говорил, что французы в 1875 году еще только начали развитие системы своих крепостей и железнодорожных путей.
Феррон говорил, что французские укрепления на границе заставят немцев наступать через бельгийские Арденны одной армией в составе 5 корпусов. Эта армия, скорее всего, форсирует Маас между Стене и Седаном. Он говорил, что немцы не сделали этого в 1870-1871 годах из опасения добавить бельгийцев к числу своих противников. Если такое вторжение в Бельгию произойдет, бельгийцы отступят в Антверпен под защиту орудий британского флота. Феррон говорил, что французский генштаб недооценивает такую возможность. В частности, необходимо обеспечить современными укреплениями Мезье.
Феррон также писал, что 7 немецких корпусов развернутся в районе Мец-Тионвилль. Из них будет сформировано 2 армии, одна из которых будет наступать через Люксембург, тогда как другая будет угрожать французской линии крепостей. Одна армия из 5 корпусов будет сосредоточена в районе Страссбург-Саарбург.
Немцы намерены как можно быстрее развернуться и перейти в наступление еще до того, как французы завершат свое развертывание. Следовательно, во что бы то ни стало, писал Феррон, для французов необходимо превзойти немцев в скорости развертывания. Первой целью немецкого наступления станет Нанси. Немцы не смогут атаковать Туль, поскольку он очень силен. Они перейдут Мозель южнее Нанси, чтобы попытаться осуществить двойной охват укрепленной зоны Верден-Туль. Значит, французы до такой степени должны развить свою железнодорожную сеть, чтобы суметь быстро сконцентрировать свои силы на обоих флангах. Особенно эффективным явился бы французский контрудар из Вердена против левого фланга немецких сил, переходящих через Маас между Дюн и Стене.
Для развертывания 14 корпусов французам надо иметь 10 двухколейных железнодоржных линий. При развертывании нельзя расчитывать на одноколейные линии. Работы по превращению существующих одноколейных дорог в двухколейные составляли большую часть французского железнодорожного строительства в то время. Имея 10 двухколейных линий, французы смогут опередить немецкое развертывание. Французы могли бы развернуть, как писал Феррон, и многие другие военные писатели с ним соглашались, одну армию левее Вердена, одну в центре - на Маасских высотах и одну южнее, между Понт Сен-Венсен и Эпиналь для прикрытия Шармского прохода. В глубине обороны, особенно на севере должны располагаться резервы. Нанси невозможно отстоять до тех пор, пока там не будут сооружены долговременные укрепления.
По мнению Феррона, немецкая армия по своим качествам и по скорости развертывания превосходит любого из вероятных противников, и французы могут проиграть сражения начального периода войны. По этой причине французы готовились обороняться в глубине своей территории. Несмотря на свою более медленную мобилизацию, французы могли бы удержаться на Мозеле и 150 тысяч французов могли бы удержать "Шармский проход" против 250 тысяч немцев.
Французы к наступлению неспособны и им необходимо оттянуть свое контрнаступление на такой срок, какой только возможен. Феррон хотел иметь укрепления почти повсюду, но особенно против немецкого наступления через Арденны. Маас должен быть укреплен в Дюн, также, как и Ирсон, Мобеж и рубеж Соммы в Амьене и Перонне. Только севернее Мобеж местность может быть оставлена неукрепленной, поскольку она слишком открытая и ее пересекает множество железных дорог. Наконец, Феррон говорил, что война будет вестись в треугольнике Мобеж-Париж-Дижон. Необходимо сделать все возможное, чтобы подготовить это поле боя.
За следующие шесть месяцев Феррон продумал эти вопросы еще глубже и затем опубликовал вторую статью. Он говорил: французская железнодорожная сеть еще не завершена, поэтому немцы могут захватить инициативу и выйти к Маасу первыми. Для немцев Феррон видел три возможных варианта действий. Во-первых, немцы могли бы наступать в лоб на французский центр и левое крыло. Они могли бы прорвать французский центр между Верденом и Тулем, пока другая армия через Бельгию и Люксембург наступала бы против французского левого крыла между Дюн и Верден. В лучшем случае в центре немецкое наступление могло быть остановлено на Маасских высотах. Следовательно, еще в период мобилизации французы должны принять меры предосторожности против немецкого наступления, так называемой "нечаянной атаки", чтобы оставить высоты за собой. Против немецкого наступления в Арденнах французы должны попытаться удержать линию между Реймс и Ла Фер. В худшем случае будут изолированы Мезье, Верден и Туль. Французы должны отступать не на запад, а на юг и занять фланговую позицию, опираясь на Нефшато и Эпиналь. Во втором случае немцы могли бы атаковать "Шармский проход". Опять же, в случае поражения французам следует отходить на юг.
Наиболее простым и наиболее вероятным для немцев был третий способ. Немцы развернули бы свою полевую армию на севере, наступали бы через Арденны и пытались бы обойти левый фланг французов. Однако, и такое наступление тоже не отрезало бы французам путь отхода на юг. Одновременно, германские армии были бы отделены друг от друга Верденом, тогда как французская армия удерживала бы центральное положение между ними. Обороне французов способствовала бы также густая железнодорожная сеть этого региона. Наиболее многообещающим для французов представлялся контрудар из Вердена через равнину Вовр против левого фланга германского правого крыла, с задачей перехвата их линий коммуникаций в Люксембурге и на Рейне. Когда будет остановлено немецкое правое крыло, тогда французы должны атаковать немецкий центр на реке Саар в Лотарингии. И вновь, французы должны отступать не на запад, а на юг, их правый фланг прикрыт сначала Тулем, затем укрепленной линией Мозеля, и, наконец, Эпиналем, краеугольным камнем французской обороны. Французы измотали бы немецкие армии и угрожали бы немецкому правому крылу резервными армиями, собранными на Сене и Марне.
В 1880 году Феррон практически полностью описал и предал гласности ГЕРМАНСКУЮ СТРАТЕГИЧЕСКУЮ ПРОБЛЕМУ НА ЗАПАДЕ, а также наиболее вероятный образ действий Франции в обороне. Его оценки оставались точными до 1910 года. Он не предусматривал план всеобщего французского наступления 1914 года, план 17, но, когда этот план рухнул, его расчеты вновь стали столь же применимы, как и в 1880 году. Германская стратегическая проблема не представляла из себя какой-то глубокой тайны.
В 1879 году отставной германский офицер капитан Фриц Хениг опубликовал книгу, в которой он представил текущее состояние французской армии и утверждал, весьма точно, что французы будут готовы к войне только в 1885 году. На примере маневров французского IV корпуса в 1878 году Хениг проиллюстрировал текущее состояние французской армии, которое было смоделировано на ежегодных маневрах корпусного уровня, так называемых императорских маневрах, и было первыми крупномасштабными учениями французов такого масштаба с 1870 года. Маневры показали, что французам надо решить еще много имевшихся еще в 1870 году, и до сих пор не решенных, проблем. Французы впервые сумели протестировать свои процедуры мобилизации и сочли их полностью неудовлетворительными. Резервисты прибывали с опозданием на день и более, часто пьяными. Были трудности в подготовке мобилизационного персонала. Хотя, если бы угрожала реальная война, кое-что прошло бы удачнее, но было очевидно, что еще предстоит проделать большую работу. Маневры проходили по слишком жесткому сценарию и были очень схематичны, пехота была неповоротлива, хотя артиллеристы показали высокий уровень подготовки на уровне батареи. Эти слабости могли быть компенсированы качественной работой штабов, но высшая военная школа, аналог германской военной академии, в 1878 году во Франции только что открылась.
В 1885 году структура французской армии осталась той же самой, что и в 1879 году: 19 кадровых и 5 резервных корпусов. Для действий в поле в 1885 году армия могла выставить 845 тысяч человек. Резервные корпуса могли выйти в поле со 133 тысячами резервистов старших возрастов весьма низкой боевой ценности. Кроме того, имелось 5 возрастов территориальных войск - 700 тысяч, и 6 наиболее старых возрастов в территориальном резерве. Полная численность 1885 года - 2 милиона человек - на бумаге выглядела впечатляюще, но в организацию частей никто из территориалов не был включен. Полевые обозы, возможно, не были бы готовы к 1885 году.
Хениг говорил, что французская система развертывания по железным дорогам в любом случае до 1885 года оставалась бы незавершенной. Принимая это за основу, он сравнивал возможности развертывания немцев и французов. Французская мобилизация в 1885 году заняла бы 8 дней. Хониг говорил, что, если бы обе стороны развертывались с целью дальнейшего продвижения в Бельгию, французы получили бы преимущество, поскольку у них было на одну или две железные дороги больше на этом направлении, кроме того они могли использовать больше двухколейных магистралей. Используя девять магистралей, французы могли бы развернуть 650 тысяч человек к северной (бельгийской) границе на линии Лилль-Мезье к 16 дню мобилизации. На восточной границе (линия Верден-Эпиналь-Бельфор), используя семь железных дорог, они смогли бы это проделать только к 18 дню.
Хонигу было хорошо известно, какую важность представляет для обоих сторон Бельгия в качестве подступов. Он говорил, что британский интерес состоит в том, чтобы Антверпен не оказался в руках ни у немцев, ни у французов. Так как французы могут развернуться на северной границе быстрее, наступление через Бельгию предоставляет Франции перспективу ведения генерального сражения в численном большинстве.
К 1885 году, писал Хониг, восточная граница Франции будет полностью укреплена. Укрепления Парижа уже завершены: линия фортов тянется по периметру длиной 135 км. Подобно многим другим немецким офицерам того времени, Хониг полагал, что германской армии придется осаждать Париж второй раз. Он говорил, что тесная и непрерывная блокада, вроде той, что осуществлялась в 1870 году, потребует армии в 350 тысяч человек, удерживающей рубеж длиной 200 км. Это непрактично. Лучшим решением будет удаленная блокада тремя армиями: одна в 180 тысяч юго-западнее Парижа, другая в 150 тысяч между Сеной и Марной северо-восточнее города, третья (тоже 150 тысяч) между Сеной и Марной на юге. Германские армии могли бы таким образом сохранить свободу действий как против вылазок из Парижа, так и против попыток деблокады. Было бы крайне сложно довести Париж до голода этим методом. Лучшее, на что можно надеяться - то, что французы устанут от немецкой оккупации восточной половины своей страны и запросят мира. Решение из "Плана Шлиффена" - ведение тесной блокады 180 тысячами эрзац-войск представляется хромающим по сравнению с более реалистичной оценкой Хонига.
Хониг невысоко оценивал систему французских приграничных укреплений, главным образом потому, что их оборона требовала большого количества войск. Укрепления не представлялись ему совершенно неприступными, и в лучшем случае они лишь задержали бы немецкое наступление. Если линия крепостей будет прорвана в одном месте, остальные крепости могут быть обойдены и их гарнизоны доведены до бессилия. Французам стоило бы озаботиться развитием полевой фортификации. Хониг затем повторял общую оценку долговременных фортификаций, принятую в германской армии: долговременные укрепления имеют какую-либо ценность только при взаимодействии с полевой армией. Это сильно отличается от концепции Мольтке - позволить французам осаждать снабженные сильными гарнизонами крепости, в надежде на то, что это свяжет большие силы войск противника.
Говоря о том, что к 1885 году Франция будет готова к войне, Хониг показывал, что даже тогда французская армия все еще будет испытывать некоторые проблемы. Слабейшей стороной французов являлась артиллерия, у которой были пушки, но которая испытывала недостаток подготовленных артиллеристов и лошадей: в случае мобилизации французам пришлось бы оставить часть орудий на складах из-за нехватки лошадей и орудийных расчетов.
Оценкой Хонига было, что новая французская армия, созданая на основе всеобщей воинской обязанности существовала к тому времени лишь шесть лет и все еще оставалась экспериментом. Она не была окончательно организована и не представляла угрозы для Германии. Будучи в изоляции, Франция в любом случае оставалась бессильной.
В 1879 году фон Донат анонимно опубликовал свой памфлет "Укрепления и оборона франко-германской границы", который он до 1894 года трижды переиздавал с изменениями. Донат рассматривал как возможное французское, так и возможное германское наступление. Он говорил, что единственный стоящий внимания подступ между Францией и Германией находится в Лотарингии. Он лежит близко к основной линии коммуникации между Парижем и Берлином. В Эльзасе область между Рейном и Вогезами имела ширину только 40 км и может быть использована лишь для второстепенных операций. Вогезы сами по себе, включая подступы из Бельфора к Эльзасу, для передвижения крупных войсковых масс непригодны. Серьезное французское завоевание верхнего Эльзаса и Бадена не имеет разумной цели и поэтому маловероятно. Французское наступление в Эльзасе может быть только диверсией. Французские военные публицисты, отмечал Донат, уже говорили о том, что немцы будут наступать от Кельна через Бельгию на Париж. Донат не считал, что сколько-нибудь вероятно нарушение нейтралитета Бельгии немцами.
Донат писал, что Германия имела по меньшей мере 10 сквозных железнодорожных линий, ведущих к Рейну из внутренних областей страны. Скоро у Германии станет 11 мостов через Рейн. Между Кельном и Страссбургом восемь германских железных дорог ведут в Лотарингию, оканчиваясь в Меце, Диденхофене и Аврикуре. С другой стороны, французы не столь хорошо обеспечены, во французской военной прессе между 1872 и 1874 годами этот факт живо обсуждался. В 1879 году у Франции имелось семь линий, ведущих к германской границе, но только четыре из них ведут в Лотарингию, а две заканчиваются в Бельфоре. Следовательно, по сравнению с 1870 годом, ситуация для французов лишь слегка улучшилась, тогда Германия располагала 8 железными дорогами против четырех у Франции. Из описания, представленного Донатом, трудно понять, как вообще у Мольтке могла появится мысль, что французы могли бы развернуть армию в Лотарингии быстрее, чем немцы.
Франузскому наступлению в Лотарингии предстояло бы сначала иметь дело с крепостью Мец. Любые силы, наступающие на Мец, должны быть сильнее его гарнизона в 2-3 раза. Укрепления Страссбурга также модернизированы. Рейн относительно легко форсировать между швейцарской границей и Майнцом. Ниже Майнца Рейн течет между скалистых берегов и переправляться через него сложно. Только ниже Бонна прибрежная область вновь становится равнинной. Для того, чтобы переправиться через Рейн, французам потребовалось бы захватить одну из германских крепостей, которые, по оценке Доната, были сверхсовременными и способными к длительному сопротивлению. Французское наступление должно остановиться на Рейне. Донат отражал концепцию Мольтке об основании немецкой обороны на западе на германских крепостях.
Французская военная литература, говорил Донат, уверена в том, что немцы завершат развертывание быстрее и получат стратегическую инициативу. Поэтому французы намерены вести стратегические оборонительные операции. Донат отмечал, что идеи тактической обороны имеют множество сторонников во Франции. Французские офицеры говорили, что огневая мощь современных армий может быть лучше использована при обороне, и поэтому были озабочены подбором хороших оборонительных позиций. Как правило, контрнаступление должно начинаться только после успешного оборонительного сражения.
Французы могли бы развернуться вдоль линии Туль-Бельфор. Донат говорил, что прорыв этой линии вызовет значительные затруднения. С другой стороны, Нанси был уязвим, так как строительство любых укреплений в Нанси маловероятно из-за большого объема требуемых работ. Французы не обязаны, однако, удерживать эту линию любой ценой. Потерпев поражение, главные силы французов должны отступать не на Париж, а на юг, к Лангру. Одна французская армия обороняла бы Париж, вновь организованная армия должна была бы прикрыть Луару. Конфигурация крепости Париж имеет смысл, только если эта крепость служит базой для наступательных операций полевой армии. Французы полагали, что немцы будут блокировать Париж, но не будут пытаться вести правильную осаду.
Британские военные также интересовались развитием военной обстановки на континенте. В 1880 году капитан Мак-Дональд опубликовал статью о немецких и французских военных планах, основанную на вышеупомянутых работах Феррона и Доната. Мак-Дональд говорил, что французы полагают, что немцы быстрее проведут мобилизацию и развертывание. Французы также полагают, что немцы пройдут через юг Бельгии (хотя французы и не строят укреплений на нижнем Маасе). Мак-Дональд считал, что немцы будут стараться держаться как можно южнее и не продлят свой фронт далее рубежа Мобеж-Живе.
Мак-Дональд говорил, что немцы были убеждены, что "превосходство в скорости мобилизации и сосредоточения является наиболее важной гарантией конечного успеха". На западе немцы развернули бы всю свою армию. Пять корпусов наступали бы через южную Бельгию и Люксембург, восемь корпусов развернулись бы в районе Меца и еще пять в районе Страссбург-Саарбург. Эта последняя армия отрезала бы французов от юга Франции. Германской концепцией было мобилизоваться, развернуться и перейти в наступление столь быстро, сколь это возможно, чтобы застать французов в неорганизованном состоянии, до того, как последние завершат свое развертывание.
Согласно европейскому военному общественному мнению, оценка, которую давал Мольтке французским возможностям и намерениям была совершенно ошибочной. Европейское мнение было согласно в том, что французское военное строительство шло всего 5 лет, и что полностью боеспособными французы станут не ранее 1885 года. Европейские эксперты подсчитали, что немецкое развертывание опередит французское по меньшей мере на целую неделю. Это предоставляло немцам огромное преимущество в случае, если они сразу перейдут в наступление. В целом эти оценки немецких и французских возможностей представляются точными.
С другой стороны, Мольтке приписывал французам такие возможности, которые если и появятся у них, то гораздо позже, и такие наступательные намерения, которых у Франции не возникнет вплоть до 1911 года. На 23 день мобилизации Мольтке ожидал появления французов на Рейне, тогда как в действительности они находились бы еще за Мозелем. Ни состояние французской армии, ни имеющаяся железнодорожная сеть не позволяли французам даже помыслить о наступлении. Даже если предположить, что Франция вмешается в русско-германский конфликт, такое вмешательство не было бы ни скоординированным с Россией, ни заранее спланированным, а неизбежно оказалось бы импровизацией. Следовательно, оно было бы плохо продуманным и неадекватно подготовленным. Германская армия и в одиночку была гораздо ближе к способности вести войну на два фронта, чем полагал Мольтке. Союз с Австрией был не столь уж настоятельной потребностью, как это казалось Мольтке. Представляется, что Мольтке не рассматривал действительное состояние французской армии, а декларировал наихудший возможный сценарий для запада, чтобы аргументировать свое утверждение о том, что союз с Австрией необходим для Германии.
1880: ВОЙНА НА ДВА ФРОНТА - ПРЕВЕНТИВНАЯ ВОЙНА НА ВОСТОКЕ
Едва политический союз с Австрией был заключен, как Мольтке сделал все возможное, чтобы превратить его в эффективный военный союз. В январе 1880 года он создает план общеевропейской войны между австро-германским союзом с одной стороны и Россией и Францией с другой. На западе Мольтке планировал развернуть три армии в составе 9 корпусов (322 тысячи человек). Первая армия (три корпуса и резервная дивизия) и вторая армия (четыре корпуса и две резервных дивизии) должны были бы занять оборонительную позицию на реке Саар от Форбаха до Сааруниона. Позднейшие коментаторы планов Мольтке подводят читателей к мысли, что оборона по Мольтке на Сааре - предвидение окопной войны. Сам же Мольтке никакой особой ценности полевым укреплениям не приписывает. Только четыре корпуса - восемь дивизий - должны были бы быть развернуты в первом эшелоне. Четыре передовых корпуса должны были бы удерживать позицию, протяженность которой по прямой составила бы 30 км (по местности - гораздо больше). Каждая дивизия, таким образом, должна была бы оборонять фронт в 4 километра или больше - в два раза больше, чем обычно. Мольтке говорил, что эти четыре корпуса смогут уверенно отбить любую фронтальную атаку французов, после чего оставшиеся в резерве три корпуса перейдут в контрнаступление. Третья армия (два корпуса и резервная дивизия) должна была развернуться к югу от Кольмара. Если потребуется, она могла отходить на Страссбург.
Ситуация на западе описана "в общем". Нет ни оценок силы французов, ни скоростей мобилизации и развертывания, ни возможных намерений противника. Это не случайно. Подобный анализ по этим пунктам поставил бы под вопрос саму основу плана Мольтке. Во-первых, 9 германских корпусов уступали бы 19 французским по численности более чем в два раза. Действительно, если бы французы оставили два корпуса для наблюдения за двумя германскими корпусами в Эльзасе, то в Лотарингии для генерального сражения у них оставалось бы 17 корпусов против 7 немецких. Мольтке надеялся, что французы должны будут выделить крупные силы для наблюдения за крепостью Мец и таким образом существенно ослабить свои силы. Он предлагал оставить все войска, расквартированные в Меце в мирное время, в составе гарнизона и усилить их 13-ой и 16-ой дивизиями из состава VII и VIII корпусов. Мольтке, таким образом, запирал в крепости более одной десятой части сил, выделенных им для западного фронта. В полевой армии эти дивизии должны были быть заменены резервными дивизиями - для 1880 года это почти революционный шаг. Взамен Мольтке ожидал, что французы выделят два корпуса для наблюдения за Мецем. Тем не менее, все еще оставалось 15 французских корпусов против 7 германских. Позиция Форбах-Саарунион прикрывала менее половины ширины полосы, пригодной для маневрирования французов. Между Форбахом и люксембургской границей в Зик разрыв достигает 30 км. Мольтке просто отбрасывает эту проблему утверждением, что французы не смогут обойти эту позицию и должны наступать фронтально. С тем численным перевесом, который им предоставил Мольтке, трудно понять, почему французы не могут делать и то, и другое одновременно.
Тем не менее, хотя Мольтке и был оптимистичнее, чем того требовала ситуация, он видит слабость этой позиции. Сначала он говорит, что французы должны атаковать настолько быстро, что Мец не может быть обеспечен необходимыми запасами. Он мог бы еще добавить, что он даже может быть еще не занят войсками. Во-вторых, он соглашается, что при численном перевесе французов (который он никогда не указывает в цифрах) немцы могут быть вынуждены отступать к Рейну. Действительно, поскольку немцы уступают в численности более чем в два раза, отступление к Рейну представляется неизбежным, и оно должно быть произведено быстро, чтобы спасти немецкую армию на западе от полного разгрома. Как только французы преодолеют дефиле Зирк - Саарунион, далее местность расширяется как труба и у немцев нет никакой надежды удержать какую-либо позицию перед Рейном. Мольтке по-прежнему верит, что при наступлении к Рейну французы разделят свои силы для наблюдения за германскими крепостями в Меце, Страссбурге и Майнце, и этим фатально ослабят свою полевую армию. В часто цитируемом пассаже Мольтке говорил, что немцы были таким образом в позиции для ведения генерального сражения на Майне. Мольтке явно надеялся на долговременные укрепления и оборонительную фланговую позицию на Майне.
Чтобы поддержать свою точку зрения о необходимости наступления на востоке, Мольтке рисует ужасающую картину скорости и размера русской мобилизации и развертывания. Русское наступление может начаться без предупреждения, "как гром среди ясного неба": всезнающий царь должен только подписать приказ о мобилизации. В первый же день мобилизации огромные массы русской конницы могут провести рейды к жизненно важным сооружениям, таким как мост в Тильзите или конный завод в Тракхенер. К 60 дню мобилизации, говорил Мольтке, русские смогут развернуть 1 173 тысячи человек в Литве, вокруг Варшавы и на Украине. Это число значительно превышает как оценку американского военного атташе, так и реальную русскую численность 1877-1878 годов. Мольтке говорил, что австрийцы и немцы имеют только одно преимущество - в скорости мобилизации и развертывания. Чтобы доказать это, он проводит сравнение относительных скоростей развертывания - то, что он совершенно не сделал для западного фронта.
Германская армия должна была мобилизоваться целиком и одновременно. К 13 дню мобилизации немцы могли собрать на востоке девять корпусов- всего 360 тысяч человек. Оданако, в наличии было всего три одноколейные железные дороги, пересекающие Вислу. Только 1-я армия, силой в два корпуса и одну резервную дивизию, должна была развернуться в Восточной Пруссии (причем еще в мирное время один корпус и одна резервная дивизия были там уже размещены). 2-я армия в составе четырех корпусов и двух резервных дивизий (включая в себя всю баварскую армию) и 3-я армия (три корпуса и две резервных дивизии) сосредоточились бы на западном берегу Вислы в районе Торна. 2-я армия наступала бы по северному берегу Вислы и достигла бы Плоцка к 20 дню мобилизации. За ее спиной 3 армия перешла бы с южного на северный берег Вислы. Очевидно, что Восточная Пруссия была непригодна в качестве базы для северной части охватывающих всю Польшу огромных клещей. Немцам предстоял долгий марш через трудную местность лишь для того, чтобы провести фронтальное наступление на Варшаву.
Мольтке предполагал, что русские немедленно перейдут в наступление своей армией, собранной в Ковно, Варшавская армия будет наступать перед Бугом и примет сражение в поле. Германская и русская армии встретятся где-то западнее Нарева. В этом плане не было ничего сложного: Мольтке намеревался встретить передовые русские армии и сокрушить их превосходящими силами. Другой возможный образ действий для русских - оставаться в обороне в районе Ковно и ожидать прибытия подкреплений. В этом случае германские армии получили бы внутреннее положение между русскими армиями и имели возможность бить их по частям. Мольтке не рассматривал возможность того, что русские ответили бы на германское наступление на Неман-Наревскую позицию дальнейшим отходом вглубь страны, например, к Бресту.
С операционной точки зрения Мольтке видел только один возможный образ действий для австро-германцев: ситуация на востоке 1880 года была копией положения Пруссии в 1866 году: австро-германцам было необходимо максимально использовать период своего преимущества, создаваемого их более быстрой мобилизацией и выносить сосредоточение на вражескую территорию в район Варшавы. Германское наступление на линию Нарева и далее на Варшаву проходило бы в условиях численного перевеса. Если бы русские попытались защищать рубеж Нарева, то 300 тысяч немцев сражались бы против 216 тысяч русских. Даже к 40 дню русские были бы способны сосредоточить у Варшавы только 267 тысяч человек. Только на 60 день, когда силы русских возросли бы до 400 тысяч, к ним перешло бы численное премущество.
Действительное соревнование на скорость шло бы между русской и австрийской мобилизациями, и здесь для австро-германцев ставки не выглядели столь уж хорошими. На 16 день мобилизации русские могли бы иметь в Литве и районе Ковно-Вильна 101 тысячу человек, у Варшавы 110 тысяч и 103 тысячи на Украине в районе Ковеля - всего 314 тысяч человек. Австрийцы смогли бы развернуть 393 тысячи - 285 тысяч в районе Кракова и 171 тысячу в районе Львова. Соотношение сил - 753 тысячи австро-германцев против 315 тысяч русских.
К 24 дню было бы завершено австрийское развертывание. Австрийцы располагали бы 590 тысячью человек: 285 тысяч в Кракове и 305 тысяч во Львове. Русские имели бы 645 тысяч войск - 176 тысяч в Литве, 181 тысячу в Варшаве и 287 тысяч на западной Украине: 950 тысяч австро-германцев против 644 тысяч русских. Это был бы момент наибольшего австро-германского превосходства, тот самый момент, когда австро-немцам надо было попытаться добиться генерального сражения. Ибо уже к 36 дню русские силы возросли бы до 912 тысяч человек и практически сравнялись с силами их противников. К 60 дню Россия завершила бы развертывание своей армии и имела бы на фронте 1173 тысячи солдат, превосходя австро-германцев на 273 тысячи человек.
План Мольтке был основан на узком окне возможностей, которое в полной мере должно было бы быть использовано. Эта возможность была наиболее благоприятна на 24 день мобилизации и исчезала к 36 дню. Ситуация становилась благоприятной для России к 60 дню.
Имелись еще две дополнительных сложности. Во-первых, проблема координации с правительством Австро-Венгрии и командованием ее армии: в мирное время Бисмарк не собирался такую координацию допускать. Во-вторых, Австро-Германский союз, благодаря настойчивости Бисмарка, был оборонительным. План Мольтке, однако, мог достичь успеха только при немедленном полномасштабном наступлении, скоординированной Австро-Германской превентивной войной против России. Если бы битва на востоке состоялась на 50-60 день мобилизации, тогда австро-германцы встретили бы превосходящие силы противника на востоке, тогда как на западе французы вполне могли оказаться уже за Рейном. Это, однако, вопрос чисто теоритический. Бисмарк запрещал любое детальное планирование войны совместно с Австрией и Мольтке не мог быть уверенным даже в том, вообще перейдут ли австрийцы в наступление - такая операция была бы не в их военных традициях. Мольтке опасался, что австрийцы предпочтут остаться в обороне - сомнение, которое мучило и его племяника тридцать лет спустя. Далекое от великой мудрости, Мольтковское Восточное развертывание было близко к полному безрассудству.
1881: ИСТИННЫЙ ПЛАН ДЛЯ ВОЙНЫ С ФРАНЦИЕЙ
В январе 1881 Мольтке написал меморандум о германском планировании войны с Францией (Мольтке озаглавил его "Общая схема для войны с Францией"). Этот план включал приложения по обеспечению безопасности границы, обеспечению безопасности крепостей и вооружению крепостей. Представляется уже только из наличия этих приложений что, наконец-то, и надолго, мы имеем дело с обычным военным планом мирного времени, а не политическим документом, написанном в защиту той или иной стратегии. Во всех случаях немцы должны проводить развертывание половины армии на востоке, а другой половины на западе. Если даже позднее выяснится, что предстоит война только на один фронт, все равно подготовленное развертывание должно быть осуществленно и только по его завершении войска с несостоявшегося фронта перебрасываются на активный фронт. Эти принципы старшего Мольтке для войны на один фронт стоит запомнить в свете событий 1 августа 1914 года. В это время немецкий посол в Лондоне Лихновский, пытаясь побудить Берлин гарантировать нейтралитет Бельгии, сообщил Бетман Гольвегу, что он полагает (ошибочно), что британцы останутся нейтральными и гарантируют французский нейтралитет в том случае, если немцы будут соблюдать нейтралитет бельгийский. Кайзер Вильгельм II пришел к выводу, что Германия теперь может вести войну на один фронт - только против России - и сказал Мольтке младшему перенаправить развертывание на восток. Мольтке ответил, что это невозможно: результатом станет всеобщий хаос. Кайзер сказал тогда, что "его дядя дал бы ему другой ответ". Высказывание кайзера принималось последующими историками за истину в последней инстанции, и неспособность Мольтке младшего развернуть германскую армию на 180 градусов выдавалась за свидельтсво его "милитаристской упертости". Фактически же ошибался именно кайзер: старший Мольтке дал бы ему точно такой же ответ, как и племянник.
Имея разработанный в деталях план 1880 года для востока, план 1881 года рассматривает только обстановку на западе. План включает - впервые с 1870 года- реалистичный и детальный анализ французской военной мощи. Мобилизованная французская армия - без резервных дивизий и новых формирований - была теперь оценена в 19 корпусов, насчитывавших только 475 тысяч человек. После учета сил, выделенных в гарнизоны крепостей, из резервных частей (четвертых батальонов пехотных полков) могло быть сформировано три дополнительных корпуса, то есть около 75 тысяч дополнительных полевых войск. Полная численность французской полевой армии - 550 тысяч человек - уступала численности всей германской армии - 682 тысячи человек. Оценка 1881 года, таким образом, не имеет отношения к оценке Мольтке, сделанной за 6 лет до этого, когда он утверждал, что французы имеют численный перевес над всей германской армией. Мольтке по-прежнему считает, что французы могут развернуться быстрее, чем немцы. Французы, имея 7 железнодорожных линий, могли бы развернуть боевые части своей армии на 11 день мобилизации и полностью завершить развертывание на 13 день. Предполагалось, что французы развернут пять корпусов в Вердене, четыре корпуса в Туле, шесть корпусов в Нанси и четыре в Бельфоре. Исходя из предположения, что французы произвели бы фронтальное наступление на германскую позицию в Лотарингии, Мольтке не дает никаких оценок французской концепции такой операции. Он был, однако, весьма озабочен тем, что французская кавалерия и артиллерия в пограничных районах полностью обеспечены конским составом и могли бы с первого дня мобилизации начать рейды с целью срыва мобилизации германской.
Мольтке говорил, что немцы сумели бы сразу развернуть на западе только девять корпусов полной численностью 335 тысяч человек (включая резервные дивизии). Главные силы (7 корпусов численностью 233 тысячи человек) в Лотарингии заняли бы совершенно новую позицию, вынесенную далеко вперед от Саара, от Сен Авольд до Сааралбен. Протяженность фронта позиции только 19 км и этот фронт должны удерживать четыре корпуса. Один корпус будет развернут справа уступом сзади, в Форбахе. Один расположен в тылу левого фланга и еще один изолированно далеко слева в Саарунион. Позиция не имела естественных преград перед фронтом. У Мольтке нет никаких упоминаний о полевой фортификации. Позиция занимает меньше трети от доступного для маневра пространства в Лотарингии и ее фланги висят в воздухе. План был основан на предположении, что, если Франция хочет вернуть Эльзас и Лотарингию, то ей придется наступать. Мольтке был по-прежнему убежден, что французы, которые, по его оценке, имели в Лотарингии 15 корпусов - 392 тысячи человек, на 159 тысяч больше, чем у немцев - не смогут обойти фланги позиции и будут атаковать ее с фронта. Если бы случилось именно это, то новая позиция Сент Авольд- Сааралбен имела одно преимущество перед старой позицией Форбах-Саарунион: она была на 10 км короче. Мольтке расписывает развертывание на этой позиции очень подробно, вплоть до мест расположения авангардов и резервных дивизий. Имея для каждой из 8 дивизий первого эшелона полосу шириной в два с половиной километра, Мольтке совершенно уверен, что эта фаланга сумеет отразить французское наступление одним только огнем. Он мог бы затем контратаковать, захватить один из французских приграничных фортов и прорваться сквозь французскую линию крепостей. Вновь мы видим любимую Мольтке классическую оборонительно-наступательную операцию. Предполагалось, что в верхнем Эльзасе 3-я армия сумела бы сковать превосходящие ее в два раза французские силы, при необходимости отступая в Страссбург.
В случае войны на один фронт только с Францией, Мольтке утверждает, что восточные войска сначала должны завершить свое начальное развертывание и только потом переразвертываться на запад. Мольтке делает малореалистичное предположение, что ситуация на западе будет спокойной и переразвертывание пройдет без помех. Мольтке по-прежнему концентрирует массу немецких войск в Лотарингии. Он расположил бы три армии - 16 корпусов - продлевая позицию на север до реки Германский Нид. Мольтке расписывает расположение войск вплоть до уровня дивизии. Он говорил, что такую позицию сложно обойти с юга через Вогезы, а обход с севера через Люксембург и южную Бельгию мало вероятен, поскольку немецкое контрнаступление могло бы отрезать обходящие силы от Франции. Одна армия из трех корпусов должна была быть расположена в верхнем Эльзасе около Нейбрейзах. Боевые части завершили бы развертывание на 13 день, тылы - на 18 день.
Мольтке ожидал, что генеральное сражение последует немедленно после завершения развертывания. Если французы не будут наступать, тогда (предположительно на 18 день) германская 3-я армия (6 корпусов - 200 тысяч человек) на левом крыле начнет продвижение на Люневиль и Раон. Форт Манонвилье может быть захвачен за несколько дней. На четвертый день наступления 3-я армия будет штурмовать Люневиль и продвигаться на Мортань. Мольтке намеревался этой атакой вынудить французов среагировать и вступить в сражение. Учитывая совершенно очевидную цель, для которой создавалась французская система крепостей, а также статьи подобные статье Феррона, совершенно неясно, почему Мольтке ожидал, что французы должны будут выйти из-за своей линии крепостей и затем вести решающее сражение у Люневиля и Нанси.
В 1880 году французы завершили свой первый план войны - План I. Французы ожидали, что немцы намерены повторить кампанию 1870 года с ее быстрым развертыванием по железным дорогам, непосредственно за которым последует яростное наступление, возможно, нацеленное на Нанси. План был чисто оборонительным: масса французских войск была размещена далеко на юго-западе для того чтобы уменьшить ее уязвимость от германского наступления, пока армия еще в процессе сбора. 1-я армия была развернута к северо-западу от Бельфора, 2-я в Лангре, 3-я к востоку от Труа. 4-я армия была отделена и выдвинута далеко на север - ее район сосредоточения был юго-восточнее Реймса. 5-я армия заканчивала свое развертывание только на 25 день мобилизации. Французы не делали никаких приготовлений для использования своих резервистов в полевых частях.
Реальный французский план не имеет ничего общего с оценками противника, сделанными Мольтке. Мольтке думал, что центр масс французов - 10 корпусов - будет в районе Туль-Нанси, тогда как фактически он был на 100 км юго-западнее, у Лангра. Мольтке полагал, что французская мобилизация пройдет за вдвое меньший срок, чем на самом деле - он считал, что она завершится на 13 день, когда фактически речь шла о сроке в 25 дней. В своем боевом расписании 1881 года германская армия имела 9 резервных дивизий. Мольтке предполагал, что французы сформируют по меньшей мере 6 таких дивизий - на самом деле их не было ни одной.Что наиболее важно, французы совершенно не собирались сражаться за Нанси. Оценка противника, сделанная Мольтке, была не только дико неточной, она была менее точной чем даже проделанная в открытых публикациях, например, у Хонига. Причина этого становится очевидной из меморандума Мольтке 1882 года об атаке Нанси-Люневиля. Он начинает меморандум утверждением, что было бы смешно, если бы Франция и Россия, приготовившись к войне, обе выбрали оборонительную стратегию и ожидали бы германского наступления. Мольтке не делает никаких выводов из этой головоломки. Мольтке позволил своему предчуствию неизбежной "битвы титанов" между латинским западом и славянским востоком с одной стороны и тевтонским центром с другой влиять на его чисто военные оценки ситуации. Фактически, как его политические, так и чисто военные оценки являлись серьезными ошибками.
ПЛАН НАСТУПЛЕНИЯ НА НАНСИ
В декабре 1882 года Мольтке говорил, что имеется два разрыва во французской линии крепостей: один севернее Вердена, другой южнее Нанси. 1-я армия не должна пытаться наступать севернее Вердена, поскольку она может быть отрезана французским контрударом в северном направлении из Вердена. Не собирался Мольтке и наступать в "Шармский проход". Вместо этого, Мольтке нашел преимущества для немцев при выходе к реке Мерт раньше главных сил французов, и теперь планировал немедленное наступление на Нанси-Люневиль. Это было наступление на широком фронте, координированные удары семи корпусов. В 1885 году Мольтке уточнил план наступления на Нанси- Люневиль. Если французы не начнут наступление до 18 дня мобилизации, то свое наступление начнет германская армия. 1-я армия будет демонстрировать перед Понт-а-Муссон, чтобы приковать к себе одну, а может быть даже и две французских армии. 2-я и 3-я армии будут наступать на Нанси и Люневиль. Французы, говорил Мольтке, не смогут оставить этот вызов без ответа и произойдет генеральное сражение. Убежденность Мольтке в том, что французы будут вести битву за Нанси начала у него превращаться в idee fix, не поддающуюся рациональным объяснениям.
1881: ЛИГА ТРЕХ ИМПЕРАТОРОВ
Таким образом с 1880-1881 года германская армия имела базовый план войны на два фронта и вариант для войны на один фронт против Франции. В войне на два фронта немцы на востоке наступали, а на западе обороняли бы позицию где-то поблизости от реки Саар. Мольтке сохранил этот план несмотря на тот факт, что 18 июня 1881 года Бисмарк проинформировал его о подготовке к созданию Лиги Трех Императоров. Это соглашение совершенно определенно оттесняло австро-германский союз на второй план. В случае войны на два фронта Бисмарк по-прежнему хотел наступления на западе. Сторонники Восточного Развертывания всегда заявляли, что планы Мольтке для войны на два фронта прозорливо предвидели и обеспечивали идеальный план для обстановки, сложившейся в 1914 году. Представляется разумным усомниься в практичности планирования в 1881 году войны, которая произойдет только 33 года спустя. Ясно лишь то, что после 1881 года военное планирование Мольтке совершенно вышло из русла политики Бисмарка. Весь еще отведенный Мольтке срок пребывания на посту начальника генштаба Россия оставалась союзником Германии. Тем не менее, Мольтке сохраняет старый план, основанный на немедленном наступлении на востоке, чтобы застигнуть русскую армию врасплох, до того, как она завершит свое развертывание. Очень трудно представить себе такую политическую ситуацию, в которой Мольтке позволили бы такой план выполнить. В свои последние годы на посту начальника генштаба военное планирование Мольтке следовало его собственной политике, а не политике Бисмарка.
ВАЛЬДЕРЗЕЕ
В январе 1882 года граф Альфред фон Вальдерзее занял должность генерал-квартирмейстера, первого заместителя Мольтке. Фактически же Вальдерзее возглавил деятельность генерального штаба. Он получил это назначение только потому, что был старшим из находившихся на действительной военной службе командиров корпусов. Что более важно, Мольтке настаивал, чтобы его заместитель рассматривался в качестве его возможного преемника. Вальдерзее немедленно принялся восстанавливать высокие стандарты работы генерального штаба, которые явно падали по мере того, как старел Мольтке.
Практически с самого начала Вальдерзее выразил фундаментальное несогласие с оборонительным планом Мольтке на западе: Мольтке всегда полагал, что французы растратили бы свое численное превосходство на вспомогательные второстепенные операции. Вальдерзее утверждал, что, даже если французы действительно обложат Мец и Диденхофен тремя корпусами, отправят три корпуса в дурацкую командировку в Эльзас, оставят корпус в Париже и развернут два корпуса против Италии - даже тогда они все еще будут численно превосходить немцев, имея 10 корпусов против 9 германских - но вряд ли можно надеяться, что французы будут столь любезны. В 1883 году он предложил как можно раньше выдвинуть крупные силы прямо к границе, чтобы замаскировать немецкое намерение остаться в обороне. Он также доказывал, что французы достаточно сильны, чтобы обойти с фланга предложенную Мольтке позицию Сент Авольд - Сааральбен. Вальдерзее предлагал, чтобы немцы заняли позицию южнее, от Саарунион до Саарбурга. Вальдерзее подкидывал Мольтке его собственную хлопушку: он предлагал занять фланговую позицию для противодействия французскому наступлению в Лотарингии. Мольтке не был впечатлен, и парировал, что французы просто пройдут мимо позиции Вальдерзее далее к северу.
В январе 1884 Вальдерзее написал меморандум, в котором он суммировал свои идеи о германской стратегии. Он усилил свои нападки на стратегию Мольтке на западе. Он говорил, что атака Нанси не так проста, как это могло бы показаться. Французы могли заранее занять Нанси крупными силами и до последнего момента возводить там полевые укрепления. Вальдерзее доказывал, что с предлагаемой им позиции Саарунион-Саарбург, немецкое наступление может быть проще исполнено как против Люневиля, так и против французского форта Манонвилье, чем с предложенной Мольтке отнесенной на север позиции.
В октябре 1884 Вальдерзее вновь привел свои аргументы против решения Мольтке вести на западе оборонительную войну. Вальдерзее говорил, что Мец не привлечет к себе столь много французских войск, как полагает Мольтке: с развернутыми в Лотарингии 16 корпусами и 12 резервными дивизиями, французы могут использовать свое численное превосходство для обхода левого фланга позиции Мольтке, а от Сааруниона французы будут на таком же расстоянии до переправы через Рейн у Майнца, как и немцы. Он говорил, что немцы не могут рисковать существованием армии на западе в битве перед Рейном: решающие битвы должны происходить на самом Рейне и на Висле. Это облегчило бы переброску войск с одного на другой фронт.
Так как стало ясно, что Мольтке свои планы менять не собирается, Вальдерзее сменил курс и утверждал, что немцы не должны позволять себе вести пассивную оборону по Мольтке. Из общего наряда сил для запада (9 корпусов и 5 резервных дивизий) один корпус и одну резервную дивизию следует оставить в верхнем Эльзасе и еще одну резервную дивизию в Саарунионе. Оставшимися силами 8 корпусов и 3 резервных дивизий немцы должны вести подвижную оборону и атаковать левый фланг наступающей французской армии.
В ноябре 1885 года Мольтке дал исчерпывающий ответ на непрерывно выдвигаемые все новые и новые предложения Вальдерзее, и он ни на миллиметр не отступил от своего плана 1880-1881 годов. Он продолжал верить, что французы отправят одну армию в верхний Эльзас, оставив для нанесения главного удара в Лотарингии только 12 корпусов. Если французы будут наступать, Мольтке вновь решил встретить это наступление на позиции Форбах-Сааргемюнд. Он по-прежнему считал, что французы столкнутся с большими трудностями при обходе левого фланга этой позиции из-за лесистой местности в Дьез и будут вынуждены фронтально наступать севернее этого города. Если французы не перейдут в наступление, то немцы будут наступать на Нанси-Люневиль. Однако, Мольтке сделал характерное примечание, что в войне на два фронта наиболее важной характеристикой германской позиции должно быть то, что она должна гарантировать безопасный путь для отступления к Рейну. Позиция, которая лучше всего обеспечивала такой отход - это как раз рубеж Форбах-Сааргемюнд. Он утверждал, что французы могли бы охватить правый фланг позиции Саарбург-Саарунион, предложенной Вальдерзее, и выйти к Рейну у Майнца до того, как немцы сумеют отступить через Вогезы.
За три года аргументация Вальдерзее не изменила концепции Мольтке обороны на западе. Мольтке продолжал считать, что французы могли бы вести невообразимое, чтобы не сказать некомпетентное, наступление. Французы должны были разделить свои силы для наблюдения за итальянцами и для проведения в верхнем Эльзасе наступления крупными силами, которое ничего им не давало. Они затем должны были ослабить себя, отделяя от армии крупные кадровые соединения для наблюдения за Мецем. И наконец, они обязательно должны были атаковать немцев в лоб на немецком Сааре. И несмотря на все эти любезности, которые французы оказали бы немцам, Мольтке говорил, что главной характеристикой позиции немцев в Лотарингии является возможность безопасно отступить к Майнцу и Рейну!
Вальдерзее говорил, что с 1879 по 1882 год между генеральными штабами Германии и Австрии не было координации. Вальдерзее добился разрешения у Бисмарка провести переговоры с начальником австрийского генштаба - но только при условиях соблюдения полной секретности и при полном отказе принимать на себя какие-либо обязательства. Вальдерзее и Бек встретились во время отпуска на Мондзее, поблизости от Бад Ишля в верхней Австрии. Только тогда Вальдерзее узнал, что австрийцы собираются проводить развертывание вовсе не в Карпатах, а в Галиции, и что на это развертывание потребуется три недели. Затем австрийцы планировали перейти в наступление. Вальдерзее проинформировал Бека, что немцы на правом берегу Вислы собираются развернуть 20 дивизий и могли бы перейти границу еще даже до полного завершения развертывания. Вальдерзее обещал провести наступательные операции из Силезии в южной Польше, чтобы предотвратить угрозу австрийской железнодорожной сети. Он также обещал предоставить в распоряжение австрийцев железнодоржную сеть Силезии, чтобы они могли быстрее перевезти корпуса из Богемии. Совершенно ничего не было упомянуто о большом двойном охвате русских армий в Польше. Вместо этого, австрийцы и немцы собирались поблизости от своих границ одержать "обычные" победы и затем использовать результаты этих побед для наступления на Варшаву. Вопрос о возможности отступления русских при одной только угрозе австро-германского наступления совершенно не обсуждался.
Между 1882 и 1885 годами Вальдерзее совершенствовал план Мольтке для восточного фронта. В 1882 году он приказал произвести разведку русской железнодорожной сети и обнаружил, что Виленская железная дорога была на треть эффективнее, чем это предполагалось ранее. Одновременно, он перенес некоторые районы сосредоточения на восточный берег Вислы. В 1883 году он приказал частям разработать планы проведения крупномасштабных кавалерийских рейдов в русскую Польшу и Литву с 1 дня мобилизации. В сентябре 1883 года Вальдерзее говорил, что превентивная война на востоке была бы оправданна, поскольку русские весьма далеки от того, чтобы быть готовыми.
В 1884 году он говорил, что русские имеют 72 дивизии, из них в войне против австро-германцев может быть задействовано по крайней мере 60. Однако, если немцы будут наступать девятью корпусами в течение первых четырех недель, они все еще будут превосходить русских в численности. Австрийская армия будет готова на неделю позже немцев. Вместе они поначалу будут иметь существенное численное превосходство. Теперь Вальдерзее делает поразительное замечание, что самое позднее с 1883 года немцы полагали, что при угрозе германского наступления русские эвакуировали бы Польшу. Вальдерзее утверждает, что в 1884 году немцы были уверены, что русские сосредоточили бы у Варшавы основную массу своих войск. Немцы должны нацелить главные силы на Варшаву, а в районе Ковно ограничиться обороной. Также и австрийцы тоже должны направить главные силы на Люблин и обороняться на своем правом фланге против Ровно. Это должно позволить австро-германцам разбить под Варшавой главную русскую армию, но, очевидно, это вовсе не является грандиозным двойным обходом русских сил в Польше.
Вальдерзее говорил, что на 21 день мобилизации русские будут иметь 100-120 тысяч человек в Ковно, 50 тысяч в Граево (юго-восточнее Лык) и 50 тысяч в Плоцке, и могут затем "вне всякого сомнения начать свое наступление" против Пруссии. Вальдерзее утверждал, что для немцев на востоке оставаться в обороне было невозможно, но приводимые им причины капитально отличаются от тех, что приводил Мольтке: получив время, русские могут собрать армию, достаточно сильную даже для того, чтобы вести наступление одновременно против Австрии и Германии. Германская граница на востоке имеет слишком большую протяженность, чтобы ее можно было успешно оборонять, и, если немцы останутся в обороне, то тоже самое сделают и австрийцы, дав возможность русским занять внутреннее положение между союзниками.
В 1885 году Вальдерзее говорил, что, в результате усиления своих сил в Польше и возросшей пропускной способности русской железнодорожной сети, немцы свое наступление должны ускорить. Это привело к большим изменениям в плане операций. Немецкие силы были разделены на две армии, 4-ю армию в составе 3 корпусов и трех резервных дивизий в восточной части Восточной Пруссии и 3-ю армию из шести корпусов и пяти резервных дивизий в районе Торна - всего 26 дивизий. Баварскую армию больше не планировалось развертывать в Восточной Пруссии. Вальдерзее продолжала беспокоить русская железнодорожная сеть в районе Ковно. Чтобы не позволить русской Ковенской армии двинуться в Восточную Пруссию, Вальдерзее намеревался на 10 день мобилизации провести наступление имеющимися в наличии силами - двумя с половиной корпусами, резервной дивизией и кавалерийской дивизией - с целью нарушения работы этой сети. 4-я армия должна была всеми имеющимися силами выйти к Ковно раньше русских и тем сорвать русское сосредоточение. 3-я армия, наступающая от Торна, должна была оказаться далеко позади и, даже начав наступление до завершения сосредоточения, силами только пяти корпусов и четырех резервных дивизий, она достигла бы Пултуска на 20 день мобилизации. Баланс сил на востоке явно менялся. Концепция операции Вальдерзее эволюционировала от генерального сражения на Нареве к проведению беспокоящего наступления с диверсионными целями для срыва русского сосредоточения.