Annotation

     На побережье длинной реки, идущей в никуда, стоял юнец, смотрящий своим пустым взглядом на что-то вверху. Еще долго он будет видеть там две исчезающие фигуры, растворяющиеся в небе. Он уже пытался рассказать об этом хоть кому-нибудь, но никто не верил. Для веры нужна неопределенность в сердце, а в этом месте все сомнения были унесены вверх.

     Иногда так бывает, что ты становишься частью чего-то еще до своего рождения. Так случилось и с тобой, мой юный друг. Ты начал свое повествование с середины, так позволь мне начать его с самого начала. Я знаю, что ты найдешь эти строки в свое время. Ты обязательно это сделаешь. Прости меня, за любые отступления в сторону или, возможно, грубые формулировки. Пишу все это с огромной тоской в душе по человеку, который стал моим другом и частью семьи всего за три паршивенькие недели. Возможно, это позволит тебе наконец найти искомое.

     Начну издалека. С необъяснимой человеческой природы, которая всегда будет тянуться к тому, что она не способна осознать. Существовала эта неприятная для многих вещь еще в те веселые времена, когда мысль о том, чтобы дернуть корову за вымя считалась абсурдной. Уже тогда многие люди отходили от банального цикла выживания и тянулись к вечному. Они складывали камни в пирамиды, они рисовали на скалах, они убивали и умирали, они двигали человечество вперед. Никто не знает, когда возникла первая подобная мысль, но это и не важно. Моя личная теория состоит в том, что один из пещерных жителей как-то раз слишком долго смотрел в темноту, копошащуюся в углу его жилища. Он смотрел так долго, что погрузился в пространство, которое хранило нескончаемый поток образов и мыслей. В самого себя. Но это лишь догадки обычного деревенского инженера. Прошло несколько тысячелетий, наступила эпоха огня и металла, а потом наступила эпоха микропроцессоров и длинных телефонных линий. Людей стало больше, и многие отказывались от соприкосновения с чем-то вечным в пользу комфортной жизни, удобного холодильника и прочего-прочего-прочего. Какие-то попытки остались, но про них лучше написать дальше.

     Именно во время такого очередного технологического бума в столице нашей замечательной страны родился мой близкий друг с довольно запоминающимся именем – Василе. Бабушка Василе еще в восьмидесятых урвала на непонятном торговом пятачке книгу с названием «Семантика букв и слов». В недрах страниц этой книги планировалось сушить мяту, корешки и другие нужные в быту вещи. Что-то пошло не так, и эта книга таинственным образом была прочитана. Именно эта книга дала имя Василе. Поначалу он поправлял всех насчет ударения. А затем устал, и в школе начал величать себя просто Василий. Так его и называли всю последующую жизнь все, кроме него самого. Но моего юного друга это совсем не волновало. В школьной библиотеке он брал журналы про всю сверхъестественную лабуду на свете. Прости, Василе, но по-другому описать их никак не могу. Вечерами он наблюдал за небом, надеясь увидеть там хоть что-нибудь необычно летающее. А когда бабушка брала его к себе на летние каникулы, он надеялся встретить в ближайшей безымянной речке хоть какого-нибудь, пусть и малюсенького криптида. Продлилось это хоть и долго, но в один момент закончилось. Примерно в седьмом классе. Какие тут необычайности, когда в голову бьют гормоны, под носом начинает прорезаться непонятно что, а девушки становятся для затуманенного подросткового разума такими отдаленно-привлекательными. Трагичная первая любовь, болезненное расставание, попытки понять себя, лазание по заброшенным зданиям вместе с непонятными субкультурами и поступление в не самый престижный университет на филологическое отделение.

     К сожалению, отец Василе ушел еще до его рождения. Низкий и гнусный человек, он оставил своему сыну лишь огромную дыру сомнений и половинчатую неясность в восприятии мира. Воспитывать Василия пришлось бабушке, маме и уличным друзьям, но теперь эстафету перехватил университет. Василий даже очень активно посещал лекции. Мир букв, семантические неопределенности различных выражений и древняя литература завораживали его. Ему казалось, что это именно то, чего он искал в этом мире, но, к сожалению, это был лишь еще один виток неопределенности. Именно там, на одной из потоковых лекций по предмету, похожему на "Безопасность жизнедеятельности", он встретил своего проводника в мир самодеятельного ремесла. Прошу прощения за мое внутреннее технарское выражение. Хотелось бы сказать, что лучше бы ты увлекся машинами, но тогда мы никогда бы не встретились, и это было бы упущение. Василий, не потерявший с детства такую великолепную вещь, как интерес к людям, решил узнать у одного из скучающих студентов, что же он так активно записывает в столбик на огрызке листа. Ответ был следующим:

     «Я хладен, как мышь,

     И грустен ужасно,

     К первой паре

     Нужно идти.

     Передо мною

     Лист вырван из тетради,

     И душу мою уже не спасти.

     Руки мои печальны ужасно,

     Ноги мои подкосились слегка.

     Мне не до шуток,

     И чувства отпали,

     Ведь в сердце зияет дыра пустота.

     Кануло в лету еще пять минут,

     Прокляты были все вещи на свете.

     Радости нет,

     И не будет во мне,

     Её поглотило пространство и время».

     После такого даже моя полная рациональность побежала вслед за этим грустным поэтом подальше от скучной пары. В ответ на это Василий написал свое стихотворение, которое понравилось его новому товарищу и стало входным билетом в новое общество для молодого студента. Так на втором курсе Василий попал в поэтический кружок, названный именем М.В. Ломоносова, где он терялся вместо длинных и скучных непрофильных предметов. Там возобновился его путь к чему-то вечному, давно забытому современными людьми. Но дело не в самом кружке, который был совсем незаметным, а в том, что Василий снова начал интересоваться тем, что не сводится лишь к выживанию. Больше всего его почему-то задевали стихи одной девочки с четвертого курса, которые, прости меня, мой юный друг, мне совсем не нравятся. Ну они какие-то урезанные. Все стихи этой девушки были о деревне. Она сама там ни разу не была, даже в рамках полевой филологической практики, но она активно писала о глубинке. Вот, например:

     "Тополечек мой любимый,

     Распустился чуть сонливо,

     Рядом с хуторком красивым,

     Вот уже в десятый раз.

     И не нужен здесь мне город,

     Несмотря, что все тут вторят, Мол,

     Езжай туда скорее, Будет там уж веселее".

     Не знаю, что тут задело Василия, но это и не важно. Может, его цепляет наивное искусство? Как-то не удалось спросить. Важно то, что после этого стихотворения Василий, ночью лежа в своей удобной мягкой кровати в квартире на пятом этаже дома, находящегося в самом спальном из всех районов, начал смотреть куда-то в темноту. Он смотрел и смотрел, пока сознанием не провалился в нее. Что произошло там — мне неизвестно, но известен результат этого провала. Василий решил, что он что-то ищет, а то, что он ищет, находится явно не здесь, а где-то извне. Где-то извне города. Где-то там.

     В холодные городские будни начала пробиваться весна, а вместе с ней наступала и практика для молодых студентов филологического направления. Василий выбрал направление "Полевая практика", которая заключалась в сборе и систематизации различных преданий жителей далеких деревень, хуторов, поселков и станиц. Молодой руководитель практики выбрал для, по его мнению, уже взрослых студентов взрослый стиль работы. "Ребята, вы можете там к бабушкам в свои деревни съездить, а можно ко мне поехать на дачу в Уфу, там весело будет, я туда уже завтра рвану. Главное — предоставить отчет. А если вы ко мне поедете, то вы позвоните, как в Уфу приедете, я за вами заеду. А дорогу вам должен оплатить университет. Возьмите только с собой теплую одежду и все необходимое. Договорились?" — сказал он на собрании своим шестерым подопечным. Иными словами, полная творческая свобода в определенных рамках. Василий не стал выдумывать что-то и решил поехать на полевую практику именно в Уфу и именно на поезде, потому что поезда завораживали его еще с давних времен. Мама Василия была только рада оплачиваемому путешествию своего сына и взяла с него обещание звонить ей почаще. Все-таки родительское волнение никуда не девалось.

     Вплоть до самого своего выезда Василий очень плохо спал. Бывало, что он просто лежал, глядя в потолок. Ему самому непонятна была природа бессонницы. Или дело было в предвкушении чего-то захватывающего или в страхе перед неизвестностью. Он даже перестал посещать стихотворный кружок, настолько разительными казались ему возможные перемены от такого далекого путешествия.

     Прекрасным ранним апрельским утром, плохо выспавшись, Василий взял свой гигантский походный рюкзак, надел свои лучшие походные штаны, футболку, на которой была изображена реплика картины "Спортсмены" Малевича, и свои новые походные ботинки, которые он урвал прямо с картонки возле метро всего за каких-то тысячу сто рублей, и, обняв предварительно маму, твердым шагом пошел в сторону вокзала. Выйдя на перрон, Василий ощутил себя строителем вавилонской башни. Вокруг него звучали фразы на абсолютно разных языках, его носовые рецепторы ежесекундно атаковали невероятные спектры запахов, а сквозь него проносились мириадами люди самой интересной наружности. Томительное ожидание поезда было прервано протяжным звуком гудка, который, кажется, мог вывести из транса любого человека. Василий вошел в свой вагон и сразу же почувствовал вязкий кислый запах. Как водится, в народных поговорках, носки пахнут более всего по весне. Побег от вездесущей урбанизации, судя по количеству людей в плацкарте, пользуется большим спросом. Вот только парадокс – людей в городах становится меньше.

     Но Василий не думал ни о каких побегах. Он скорее думал о чем-то, что можно найти. Вот и глаза его в тот момент были заняты поиском нужного места. Поиску, к слову, активно мешала маленькая собачонка, бегавшая по вагону, это никого не удивляло. Удивительно было то, что Василий все же нашел свое место, но оно было занято бездыханной тушей. Василий попытался начать коммуникацию с телом, занявшим его, но это было больше похоже на разговор испанского конкистадора с жителем джунглей:

     — День добрый, извините меня, у меня на это место билетик есть, а вы, наверное, перепутали — начал было разговор робкий студент.

     — Я... ничего никогда не путаю — ответило тело.

     Василе почувствовал, как поезд начал двигаться.

     — Вы меня извините, но вот мой билет, здесь указано 15 место, вот 15 место. А вон, по-моему, друзья ваши, вы, наверное, перепутали — вновь попытался пойти на здравую коммуникацию Василе.

     — Друзья? Нет друзей у меня. Место тюти, пшел отседова туда вот — окончил разговор злостный нарушитель пространственных норм.

     После этих слов собеседник Василе вцепился в стол обеими руками, обвил ногами ножки стола, начал скалиться и рычать. Соседнее место целиком было забито вещами, а на верхней полке спал молодой парень, одетый так, будто едет он в этом поезде уже не первый день. Василе не воин, но дипломат. Решение проблемы началось с разговора с предположительными друзьями узурпатора места. Они сидели в дальнем конце вагона и выглядели как типичные мужчины-труженики, едущие с вахты. К ним не хотелось навязываться, но компания выглядела до того колоритно и задорно, что даже самый робкий из юношей не побоялся бы спросить у них мнения насчет современной молодежи или устройства жизни. Проблему Василе они поняли сразу.

     — Дружище, это хамло село вот только недавно. Дружбу водить с таким — себя не уважать, обижаешь. А че он? Покусал тебя? Или еще чего хуже? Мы это мудло быстро в рог бараньи скрутим, выкинем прямо с окна — ответил самый лысый и поджарый из них.

     — Да нет, ребята, все нормально, давайте без насилия. Просто думал, может человек от веселой компании отбился, нехорошо же-ответил Василе.

     — Не дай бог, чтобы он к нам прибился. Парень, ты, если что, нам говори. У нас на четверых опыта общения с такими достаточно. Если хочешь, можешь с нами присесть, у нас все с собой, не обидим, — выступил с предложением пухлый мужчина, сидевший у окна.

     — Спасибо вам еще раз. Я лучше пойду скажу проводнице.

     Решение обратиться в высшие инстанции — это всегда рабочий метод, и пытливый ум юного студента прекрасно об этом знал. Голос рыжей короткостриженой проводницы, лет сорока трех, придал моему юному другу душевного спокойствия. После недолгого совещания со "своими" в каморке проводников, она вышла и торжественно объявила Василе:

     — Почему вы сразу не сказали? Высадим на следующей же остановке. А пока, пройдём, молодой человек, в качестве извинения за неудобства предлагаю проехать до Новгорода в купе, — улыбаясь сказала она.

     Василе был рад такому стечению обстоятельств и сразу же согласился. Наконец-то в движущемся вагоне можно было присесть и отдохнуть после такого долгого ожидания на перроне. Купе было полностью свободно. Удовлетворившись своим везением, Василе задремал, но блаженство продлилось совсем недолго. Сну помешал звук трости, бьющейся об металл. Дверь открылась. В проеме стоял опрятного вида старикан, его лицо украшали борода и очки в квадратной оправе, на его голове была плоская шляпа, волосы его были больше светло-русыми, нежели седыми. Довольно часто лица людей отражают их желания незаметно от них. Лицо старика отражало явное намерение хоть с кем-нибудь поговорить:

     — Доброго времени суток и бытия, молодой человек! — довольно веселым голосом проговорил старикан.

     Василе, немного отдохнув, решил не отказывать старику в общении. Довольно странно для жителя большого города, но не странно для моего друга.

     — Доброго! Вернее, здравствуйте, — присев на полку, ответил Василе.

     — Эх, молодой человек. Еле успел сюда, вы не представляете. Все уже подчинили себе, а время все никак. Вы куда путь держите? — с каким-то явным и интересным говором спросил старик.

     — Вообще до Уфы, а там уже смотреть буду.

     — Ох, по работе едете? Ну нет. Какая уж там работа. Путешествуете, видимо?

     — Да, можно и так сказать. А вы куда путь держите? — отзеркалил вопрос старика и сказал Василе.

     — Ох, далеко, молодой человек. Очень уж вы любезны. Давно такого не слыхивал в своих скитаниях, если можно их так назвать. А вас зовут то как? — с явным странным интересом спросил старик.

     — Васил...

     Василе почему-то осекся, он уже давненько не задумывался о том, как именно ему представиться собеседнику. Ему казалось, что именно этот приятный дедуля все поймет, так оно верно и было бы, но он решил представиться, как обычно.

     — Василий. А как можно к вам обращаться?

     — Федор. Федор Кузьмич.

     Новый попутчик сделал акцент на букве "У". Василе это заметил, от его внимания не ускользнуло и то, что говор старика был явно южный.

     — Очень приятно познакомиться. Извините, разрешите поинтересоваться, вы, случайно, не с юга? — спросил Василе.

     — Нет, совсем нет. Родом я из северной нашей столицы, просто жил уж долгое время то там, то сям. Повидал многое, повидал многих. Правда, иногда совсем из жизни выпадаю, вот к примеру, о чем пишут сейчас? — спросил в ответ его новый попутчик.

     — Вы про литературу? Современных почти не читаю, извините. В попсе сейчас одни слабодушные писатели, которых принято освистывать в интернете. Один раз брал книгу чью-то, очень мне она понравилась, а потом мне объяснили, что именно вот эту книгу нужно всей интернетной ватагой топтать ногами наотмашь. Тогда и начал что-то проверенное временем читать.

     — Молодой человек, где-где сейчас одни слабодушные писатели? — с неподдельным интересом спросил Федор Кузьмич.

     — Ну, в попсе, в области популярной литературы.

     — Ах, англицизмы, прекрасно. Новые времена рождают новую кровь для языка. Но это совсем не то. Какие темы сейчас новые в толках разных людей? Что чаще всего обсуждают?

     Василе немного замялся и задумался. Что вообще происходит? Вот даже спроецировать эту ситуацию на себя сложно. Подсядет ко мне какой-нибудь старик и начнет спрашивать какие-то общие фундаментальные вопросы о жизни и что делать? До этого их не спрашивали, да и выглядит это как минимум странно. Но любую странность всегда можно списать на неловкость при первом общении.

     — Все сейчас говорят про самоопределение. Вот, например, заходишь ты новости почитать с утра, а там на весь экран реклама очередной онлайн лекции от безработной женщины, пирующей на средства мужа, под названием "Обрети себя". И учат там понимать себя, слушать себя и другой ерунде — довольно злостно о наболевшем сказал Василе. — Так если помогают, то чего плохого? — с искренним удивлением спросил Федор Кузьмич. — Помогают, но за деньги ведь. — За деньги?! — Да. Вот и пользуются обездоленными, в духовном плане, людьми.

     Диалог был поставлен на паузу. Обе стороны обдумывали что-то свое. Тишину прервал Федор Кузьмич, глядя в окно: — А вы хотите себя понимать?

     Василе вновь замялся. Его собеседник вызывал системные сбои один за другим.

     — А кто не хочет? — ответил юный студент. — Каково ваше имя? — задал еще один странный вопрос старец. — Ой, извините, мне кажется я говорил. Меня зовут Василий. — Не извиняйтесь, Василий. Вы просто не поняли моего вопроса. Я спросил про ваше имя. Вас зовут Вася? — Ну да. — Но вы же сказали, что вас зовут Василий. Имен не может быть два. Иначе это попросту два разных человека. Современные люди настолько часто употребляют в своем обиходе слова совсем не по их значению, что совсем забылись. Имя — это то, как называет себя человек сам, и как к нему обращается Бог. Зовут меня Федор Кузьмич, но имя мое совсем не таково.

     Василе немного напугал этот короткий монолог, но вместе с тем он вызвал в нем неподдельный интерес. Намечался отличный материал для практики.

     — А как узнать свое имя? — спросил Василе. — Вот тут-то и нужно прислушаться к себе. Один режиссер как-то мне сказал, что он узнал свое имя тогда, когда жена позвала его во сне. Но это был не просто набор букв. Имя — это целая наука. Не думаю, что вас зовут "Вааасииилииииий". Федор Кузьмич с гробовой интонацией протянул каждую гласную, а потом довольно ехидно улыбнулся.

     — Это довольно интересно, а сколько можно узнавать свое имя? Нужно же время рассчитать, долгий же процесс, наверное. — вновь с интересом спросил молодой студент. — Имя можно узнавать всю жизнь. Только вот лучше бы, чтобы вы только его и знали. — загадочно ответил старик. — Почему? Извините, а зачем его тогда вообще знать, если только ты и будешь к себе обращаться? — парировал вопросом Василе.

     Старец задумался и хмыкнул: — Вы же знаете, что в древности имя главного животного племени хранилось под строжайшим секретом? — издалека начал свою мысль Федор Кузьмич. — Если честно, то только сейчас узнал, извините. — со стыдом ответил Василе. — Не за что извиняться, молодой человек. Делали это потому, что тот, кто знал имя, мог управлять.

     Василе вспомнил что-то из старой сказки про Румпельштильцхена. Про историю и тотемных животных он совсем не знал. Да и сказки он не помнил. Помнил лишь мультфильм.

     — Что-то вроде голосового пароля? — сделал предположение Василе. — Возможно, но все намного проще. Речь про обычное взаимодействие. Вот смотрите, Василий, подайте мне подушку с верхней полочки.

     Василе механически потянулся к верхней полке.

     — Спасибо, Василий, не нужно. Присядьте. Как вам? Только вот человек отзывается на множество слов. А теперь, представьте существо, у которого всего одно имя. Его не зовут громовой орлик или громовой орелище. Племя может звать его только Ку УнхВа. То бишь, Громовая Птица. Только на это имя он отзывается, только назвав это имя к нему можно обратиться, только сказав это имя его можно разгневать. И вы только представьте, Василий, соседний клан молодых угарелых ребят под предводительством старого мудрого вождя вдруг узнает имя вашего священного божества. Они ходят вокруг, выкрикивают всякое и хулят в самых разных оскорбительных высказываниях. Василий, ну просто вообразите себе, у вас есть любимый пузатый кот по кличке «Тёма», которого вы просто боготворите. Иногда кажется, что он управляет вами. И вот, проснувшись рано утром, вы под своим балконом обнаруживаете группу неприятных личностей с плакатами — «Тёма, твои предки сдали Египет, труслявая ты тварь». А потом эта же толпа начинает скандировать — «Тёма! Тёма! Тёма!», естественно, кот решит проверить, что там да и как. Аналогия, конечно, пошлая и неточная, зато крайне понятная. Более того, во время первобытных захватов территорий в первую очередь разрушался тотемный столб. Понятно почему. — Не дай, конечно, бог такое пережить хоть кому-то. Согласен. Если бы знал, что какие-то упыри будут так про моего кота писать, в жизни бы нигде его имени не упомянул бы. А как это связано с познанием и обретением себя? Может послушаю Вас и свои курсы по познанию себя открою? — иронично спросил Василе.

     — Если вы свои курсы откроете, то познание вам закроется сразу. Откроются двери к деньгам и другому мирскому, но разве это счастье без познания? — ответил вопросом на вопрос старец.

     — Сейчас, кстати, активно пишут про деньги и приумножение своего капитала.

     — Ох, бедные люди. Рано или поздно, у них будут все деньги мира, а потом что? Вот встанут они в огромной янтарной комнате, забитой деньгами. Справа будет красивый чайник, на столе будут стоять фаянсовые тарелки с явствами. А дальше что? Вроде, добились своего. Остается только, прости господи, руки накладывать. В такие моменты люди осознают, что не деньги были их целью, а что-то другое. А некоторые не осознают и продолжают бесконечно складировать фаянс в свои бездонные клозеты. Не представляете, все это тоже относится к обретению себя. Вот такие молодые люди пытаются себя просто купить. Задарить самого себя подарками, чтобы настоящий их "Я" вышел наконец-то и сказал что-то вроде: "Лешенька, та зачем оно тебе все сдалось? Ты не видишь, как простой люд живет? Шел бы просто в монастырь, а все остальное отпиши хорошим людям". Тактика иногда действенная, конечно. У Льва Николаевича Толстого вот получилось, да жалко поздно. Ну что я все про себя и свои методики, вы лучше, Василий, расскажите, что предлагают там у вас для познания. Вы же, наверное, в университете учитесь.

     — Эмпирические методы, наблюдение там, индукция и дедукция — Пока Василе говорил, старец копался в своей сумке. Вопрос был явно задан для получения пространства под маневр.

     — Эх, молодой человек. Это все не то. Позвольте познакомить вас с самым главным источником познания себя.

     На этих словах Федор Кузьмич поставил на стол полуторалитровую стеклянную бутыль без всяких этикеток.

     — Алкоголь? — с неприятием спросил Василе.

     — Ну, вы скажете, Василий, это слишком пошло. Главный источник познания себя — приятная беседа. Ее, кстати, можно вести и с самим собой. А это просто кагорчик, я сам делал, кстати, — ответил старик.

     — Вы меня простите, но я не пью.

     — Понимаю, но вы же не против будете, если я слегка? Тут и осталось немного.

     За окном проносились кустарники, деревья, реки, дома, людские жизни и тени. Столица была оставлена позади, впереди ждала первая остановка на долгом пути Васили к его настоящему и будущему.

     Слово за слово, и коммуникация была налажена. Из купе повалил раскатистый хохот. Василе понравился его новый попутчик. С ним они спорили, смеялись и грустили на протяжении вот уже трех часов. Обсуждались фундаментальные философские постулаты.

     — Василий, я же вам говорю, ну если бы я этому Зенону камень кинул бы в голову, то он бы и увернуться не успел бы! — говорил Федор Кузьмич.

     — Думаете? А мне кажется, что они там в Древней Греции всему были научены и имели опыт. Не вы первый подумали о проведении такого эксперимента, — отвечал Василий.

     — Ох, так и представляю. Сажает перед собой Зенона его учитель и говорит так вполголоса: "Зеня, ты бы головушку поберег. После твоих слов только и хочется, что камушек в тебя кинуть".

     Далее беседа перетекла в область литературы, потом кинематографа, а затем кагор кончился.

     Далее беседа перетекла в область литературы, потом кинематографа, а затем кагор кончился. Василе предложил взять что-нибудь в вагоне-ресторане или еще где-нибудь поблизости. Провиант тратить совсем не хотелось, а его собеседник был совсем не против. В вагоне-ресторане было не слишком людно. Сидел там лишь узурпатор старого места, покачиваясь в такт стука колес поезда с закрытыми глазами. Василе хотел подойти к прилавку, чтобы хорошенько разглядеть ассортимент, но узурпатор остановил его движением руки, затем широко улыбнулся и открыл глаза.

     — Мне вот эти четыре нижних зуба узбек в армии выбил. Я тогда спал, а он хвать душку и того. Проснулся я, сплюнул зубы-то мои и пошел его лупить, че поделать, да? — начал разговор со странного заявления мужчина.

     Василе уставился на него, как на полоумного, одобрительно хмыкнув.

     — Малой, ты прости меня, я просто человек такой вот уставший, ну че поделать со мной, да? Ну вот так, житья нет просто, садись рядом. — снова попытался пойти на контакт мужчина.

     — Вы меня извините, меня там друг ждет. — тактично пытался откланяться Василе.

     — Да не ссы ты, я тебе возьму что-нибудь. Тебе какой чай? Ай, возьму черный, да? Тебя как зовут, паря? Ты меня еще раз извиняй, такой уж я вот, да? — странно начал беседу мужчина.

     — Вася. — решил ему подыграть Василе.

     — Вася, слушай, вот еще, да. Было дело, парень бинтом руку свою обмотал в армейке, а потом лупанул по стене, она у него и обмякнула, ну а че поделать, да? Хочешь жить — умей вертеться, хехе. Он потом в санчасти за жопы щипал этой рукой самой медсестер еще месяца три, пока его домой не отправили, ну приколист был парень, что еще сказать. Дело было, кстати, за три дня до того, как меня мышь укусила за ухо в этой же части, ты приколи? Вот прям мышь, вот прям за это вот ухо, ну да.

     Василе было трудно терпеть этот словесный понос, сдобренный постоянными бесцельными вопросительными предложениями. Он совсем не мог оценить мотивацию и душу простого русского парня, спрятанную за сложными коммуникационными надстройками, поэтому было принято решение ретироваться:

     — Вот это ужас. Надеюсь, сейчас все хорошо. Я пойду, наверное, меня там правда ждут.

     — Вот все вы так — "я пойду, меня там ждут". "Ой, херовенький из тебя муж, пойду я, наверное, меня там ждут". Никто нихера вас нигде не ждет, ждут вас только мрак и смерть, да и то не особо. Думаешь, интересно твоей смерти смотреть за тем, как ты помирать будешь? Нет! Сначала может и будет у нее там какие ожидания, мол, ох, ну вот этот точно помрет хорошо, броситься на танк там или дитя спасет с горящего дома. А хер там плавал, чипсов обожрется и резко со стула встанет. Пару таких человечков, да и смерть ждать перестанет. Поэтому, Вася, понял я, что нужно договора заключать с духами, вот они точно ждут. Моя от меня ушла, я месяц по рыгаловкам чалился, пока другана толкового не нашел. Он мне все объяснил, разъяснил, книжку дал и еще вдогонку пивка купил. С тех пор вот езжу, подношения делаю. Сейчас вот поеду задабривать духа леса. Ты на меня, как на шизика не смотри-то, я сразу все понимаю. Дебилом то меня считай, да это мне хоть какую-то веру и надежду дает, понял? Это вас там, ваше поколение, отбили полностью. В плане веры, конечно. Одни бабы с их гороскопами спасают, дай бог им здоровья, хоть какая-то преемственность. А где у парней вера в чудо? В жопе она, Вася. Вот ты веришь во что-нибудь?

     — Ну допустим, верю. Даже много во что.- сдержанно отвечал молодой студент.

     — Ох, значит ты парень толковый, из тебя много что выйдет. Глядишь, будешь сидеть на моем месте лет через десять, хехе. Шучу, не дай бог. О, Вась, Рязань походу проезжаем- ответил мужчина.

     Василе уже встал изо стола, держа в руках две котлеты в панировке и чай, но его вновь остановили:

     — Настучал на меня?- спросил мужчина

     — Нет- твердо ответил Василе.

     — На твоей совести, малой. Все, иди. Иди куда там шел— пробурчал мужчина, вновь закрывая глаза.

     Федор Кузьмич активно рассматривал книгу, которую ему вручил Василе. Дверь в купе распахнулась. Непонятно, кому больше был рад Федор Кузьмич, своему попутчику или обеденному перекусу. Разговор продолжился, но уже совсем по-другому. Происшествие в вагоне-ресторане не прошло незамеченным. Василе тут же доложил обо всем.

     — Так, вера говоришь? Духам подношения делает? Ну это дело благое, кушать всем надо, кто-то вот курицей подпитывается, а кто-то верою. Как бы не исчезло это все— начал разговор Федор Кузьмич.

     — Да нет, не бойтесь. Сейчас модно все вот это, верить в звездных проводников, заниматься медитациями, бегать. Мне кажется, не прав он совсем, просто с грусти ляпнул.

     — Вера— это вещь мощная, скажу я вам. Вот гостевал я дорогой недавно у мужчины одного, он пирамиды построил, значится, почти как в Египте, место то в нижегородской области. И вот этот мужчина верил там в какое-то гиперболическое поле, конец света и многое другое. Совершенно адекватнейший человек. На любой мой вопрос отвечал. Вот спрашиваю-«А как вы поняли, что есть оно это ваше поле?», а он мне и отвечает-«Ну как его быть не может?» и сразу понял я все, Василий. Так звучит только человек, уверенный в себе. Мы с ним побеседовали еще чуток, а затем он меня со своим сподвижником познакомил, а тот уже был математик, помогал ему с поиском этого поля. Вот в нем веры особой не было, скорее просто ремесло. Это их и отличало. Один верил и зиждился на вере своей, а другой, если разрешите выразиться, камень тесал и помогал.

     -А вы много где были! Вот бы и мне так, у меня, извините пожалуйста за такую историю пошлую, из подобного было только то, что в одном московском подвале я нашел надпись-«Леша, где алименты?», мне показалось, что написано была эта надпись кровью. Страшно мне тут же стало. Почему именно в подвале? Может надпись и не для меня совсем предназначалась. Может это была точка спиритического контакта с потусторонними силами, бедная женщина старалась там. Наверное, алиментов никаких не нашла, а ее послание прочитал не вожделенный дух Леши, а какой-то там любопытный Вася с четвертого подъезда. А я все давно хотел увидеть что-нибудь эдакое, столкнуться с чем-нибудь. Вы извините меня, что я жалуюсь, но скучно совсем. Может и поехал я для этого

     Федор Кузьмич после этих слов невероятно задумался. Так сильно он еще не погружался в раздумья за все время пребывания в поезде. Скорее всего, этот момент и был переломным для дальнейшего путешествия

     -Давно хотели бы? Ну ничего, у вас еще впереди много чего, дай бог.- задумчиво сказал старик.

     Поезд тронулся со станции «Рязань-1», Василе увидел, как сотрудник в полицейской форме за окном уводил пьяного узурпатора его места номер пятнадцать в плацкарте. На секунду они пересеклись взглядами. Лицо у него было разочарованное.

     -Знаете, Василий, что-то я совсем устал. Дорога у нас дальняя, нужно чуть подкопить сил для дальнейших бесед. Вам советую того же.

     Было решеновздремнуть. По словам Василе, заснул он тогда довольно легко. Сны ему снились престранные. Из всего, что он мне рассказал, я запомнил лишь то, что он приклеился к гигантскому дереву, по которому бегала странная белочка. Прости, дорогой мой друг, просто из-за жены давно выработал привычку не запоминать сны. Вокруг летали два ворона, а потом неожиданно пришел инспектор ГИБДД и сказал, что здесь, собственно, приклеиваться нельзя. Василе лишь позабавило столкновение мифологичности и бюрократичности происходящего. Очень завидую, если честно, твоим снам, дорогой мой друг. Мне после работы только и снится, что поломанные генераторы, да прыгающие WD-40. Проснувшись, Василе еще долго представлял себе, что было бы, будь разные потусторонние силы и существа существовали бы наравне с нами в нашем мире. Всадник без головы пытается сдать на права, монстер Франкенштейна заполняет форму Б612 в местной поликлинике и слова сказать не может вероломным старушкам, что пролезают через очередь, языка— то у него и нет. Действительно забавно, но вместе с тем и как— то грустно. С этими мыслями Василе проехал вплоть до станции Зубова Поляна, где его и поджидал вход в кроличью нору. Тонна стали на колесах подъехала к остановке близ небольшого поселка. Лицо старика становилось все веселее и веселее по мере приближения к пирону. Молчание прервал хриповато- задорный голос

     — А вот и моя остановочка, Васенька. Очень приятно было пообщаться с кем-то молодым, наивным и приятным. Удачи вам! Думаю, что мы еще обязательно встретимся

     — Вам спасибо за приятную компанию!

     Федор Кузьмич встал со своего места и вышел из купе. Василе пару минут смотрел на сидение напротив, только спустя время он заметил, что его приятный попутчик забыл свою черную сумку. Капкан был заряжен, Василе проглотил наживку. Юный студент схватил забытую сумку и бросился к выходу из поезда. Люди слегка оглядывались вслед, но в поездах происходят вещи и поинтереснее. Тратить время несущегося человека в плоскости нашего абсурдного мира-совсем нерациональное действие. Пятисекундное внимание людей в поезде заслуживал скорее танцующий кот в костюме морячка, но никак не обычный молодой человек. В любом случае, речь сейчас не про это. Василе стремглав вылетел из поезда, Федор Кузьмич ушел на приличное расстояние, его силуэт виднелся возле хвоста поезда. Сумка была очень легкая, поэтому переход на сверхсветовую скорость был вопросом времени. Конечно, я приукрашиваю свой рассказ, но иначе было бы попросту скучно. Старец, услышав позади себя громкое пыхтение улыбаясь обернулся.

     — Не думал, что мы встретимся так скоро, мой юный друг! Что случилось?

     — В-в-в-в-ваша сумка. Вы. Вы ее в поезде забыли— запыхаясь ответил Василе

      Василе принялся отдыхать после энергозатратного марафона, Федор Кузьмич похлопал его по плечу, в этот момент поезд начал трогаться. Капкан захлопывается. Руки Василе принялись безудержно стучать по поезду, но все безуспешно. Оставалось только сесть на лавочку, обхватить руками свои колени и горько заплакать. Но с другой стороны, телефон же он не забыл. Считай, все главное осталось при нем

     — У меня же там все мои вещи, все вещи там. — очень грустно провыл Василе.

     — Вот этот чемодан? Я видимо перепутал наши сумки, Васенька, вы меня простите. Я поэтому так беспечно и пошел.- беспокоясь сказал Федор Кузьмич.

     — Правда! Хоть чуть от сердца отлегло. А с поездом что делать? Эх, ну почему именно со мной? Я так все и знал!- радостно ответил Василе.

     — Не могу смотреть, кровью все сердце обливается. Вася, поезда тут каждые шесть часов проходят. Я вам билет сам куплю на следующий! Вы все-таки из-за меня выбежали. Не смейте отказывать, средств у меня много, не бойтесь, не бедствую. Обижусь, в конце концов. А чтобы вам здесь не зябнуть, предлагаю к моим родственничкам сходить. Я их как раз навестить приехал, они очень гостеприимные. Все будет хорошо! Не унывайте! Пойдемте же. — хватая руку студента говорил старец.

     Василе оставалось только одобрительно хмыкнуть и сказать

     — Спасибо вам огромное. Давайте я с сумкой помогу, раз такое дело.

     Пироном командовал дух настоящего русского полустанка. Женщины с переносными столами торговали сомнительной рыбой, мужчины продавали сигареты по завышенным ценам, а все это действо и буйство человеческих жизней сопровождалось прекрасным запахом цветущих полевых цветов, смешанным с запахом, исходящим от поезда. Вечер мягкой поступью опустился на все это прекрасное буйство около-индустриальной жизни. По правде говоря, я бы мог еще долго описывать подобные пейзажи. Даже в Василе что-то екнуло в этот момент, он захотел погрузиться глубже, может даже купить домик где-нибудь в хуторке, да попробовать пожить там, все было впереди. За этими мыслями он со своим новым пожилым другом провел сорок минут пути пешком. Василе был напряжен, шли они по грунтовой дороге, затем вообще по какой-то тропинке. Федор Кузьмич аргументировал такой маршрут следующим образом-«Вася, ну что же ты в самом деле, ты ж вдвое сильнее меня, отобьешься же, если нападу. Ха-ха! Ладно тебе, я тут просто был, если по дороге идти, то час пути выйдет максимум. А тут все местные ходят, вон гляди как вытоптали. Всю ежевику перетоптали!». Это немного успокоило Василе, но ненадолго. Хуторок уже начал виднеться. Казалось, что он совсем крошечный. Девять или десять приятных деревянных домиков. Деревья со всех сторон поглощали дома, а возвышающийся впереди холм выглядел, как гигантский погребальный курган. Прямо на нем стояла мельница, судя по всему заброшенная. На улице уже было темно, но ни в одном из домов не горел свет. К тому же было слишком тихо. Птицы замолкли, ветер перестал гонять листву. Время будто остановилось. Замолчали даже оба путника, так приятно беседовавшие всю дорогу. Уже войдя в хутор, Василе решил прервать молчание

     — Странно как-то. Вроде темно, а свет не горит. Далеко ваш родственник живет?

     — Да нет, Василий, вот уж здесь за поворотом. А свет не горит видно из-за того, что спать уж все улеглись. Тут люд рабочий, вставать нужно рано, хотя признаюсь тебе, так рано они еще на моей памяти не ложились. Видать жатва какая была.

     На этой фразе они повернули за угол очередного опрятного домика, впереди стоял такой же. Только вот с интересной росписью на заборе, возле калитки стояла гипсовая фигурка петуха. Федор Кузьмич попытался постучать в калитку, но дверь открылась. Василе заметил, что это его насторожило. Они вошли во двор и сразу же пошли к входной двери. Она тоже была открыта. Напряжение росло с каждой секундой. Внутри была абсолютная тьма, которую Василе решил рассеять фонариком на своем телефоне. Возможно этот сиюминутный импульс, связанный с банальным страхом перед непроглядной темнотой, спас их двоих. Они были шокированы

     — Боже упаси, Васенька, боже упаси. Что это тут такое?- беспокойно лепетал Федор Кузьмич.

     Василе не мог ответить. Его накрыл всепоглощающий ужас. Начать стоит с того, что ручки у двери не было, ее будто выбили. Прямо на деревянной стене в прихожей зияли две дыры, которые видимо были пробиты кулаками. В центре стены прихожей был нарисован красный змей и что-то похожее на солнце. Все это, судя по всему, было нарисовано кровью. Василе моментально набрал номер бравой полиции, но заметил, что связи совсем не было. Его попытки поднять телефон и выйти из дома успехом не увенчались. Во дворе он заметил темную фигуру, судя по всему, приближающееся на издаваемый шум. Василе сразу же заскочил обратно в прихожую и прошептал старику сквозь сжатые от страха зубы-«Там кто-то есть, нужно отсюда бежать». Федор Кузьмич безмолвно потянул Василе за рукав в другую комнату. За тучами показалась луна, благодаря которой Василе увидел, как старец показывает ему на погреб.Они действовали быстро и решительно. Совсем без переговоров, взяли крышку одновременно и аккуратно залезли внутрь, предварительно закрыв за собой ход. Василе вновь включил фонарик на своем телефоне, ужас в этот раз был еще сильнее. В погребе лежала связанные какими-то тряпками семья. Они еще были живы. Отец, семейства, которому на вид было около пятидесяти лет, безумными глазами смотрел в пустоту, но увидев лицо Федора Кузьмича, его взгляд тут же изменился на более радостный. Старец вытащил из его рта ткань и развязал руки. Мужчина тут же принялся развязывать свою жену и взрослую на вид дочь. При этом он злостно и отрывисто приговаривал вполголоса-«Гниды, во гниды, ну они у меня посмотрят. Ну гниды, ну сейчас они глянут». Затем он вновь обратил внимание на старца и очень радостно прошептал

     — Федор Кузьмич! Вы тут откуда? Вас эти твари тронули? Если да, то они так не отделаются, я не успокоюсь, пока каждый кишки свои высирать не будет. - говорил из полутьмы суровый мужской голос.

     — Да что ты, Павел, тише. Там над нами вот один ходит. Вась, ты бы того, выключил фонарь. Я тут с товарищем хотел заночевать у вас. А тут такое. Вас ранили? Кто это такие? — спросил старик.

     — Вроде нет, все закончится, можете у нас хоть всю жизнь жить. По гроб обязан. А твари эти… Единственное, что слышал от них самих-это культ какой-то гнидской змеи. В жертву нас точно хотели принести. Твари. — говорил мужчина.

     — Павел, нужно же переждать, да за помощью отправиться. Их много? Не один же, всех же не сдюжим.- с нескрываемой тихой паникой в голосе говорил Федор Кузьмич.

     — Один-то может и не один. Нас шестеро тащили, слышал от них, что они людей к мельнице поведут, а нас потом заберут. Хер пойми, что этим тварям нужно.

     Только сейчас, слегка оправившись от шока и ужаса, Василе заметил странные звуки и невероятно едкий запах

     — А чем пахнет?- прошептал Василе.

     — Твою мать! Керосин! — тихо воскликнул спасенный мужчина.

     Гибель в огне от рук каких-то странных змеелюбов-участь не из самых лучших. Действовать пришлось быстро и решительно. Отец семейства в два движение достиг выходы из погреба, вслед за ним ринулся Федор Кузьмич. Василе в этот момент помогал дамам. Послышались звуки борьбы. Вся братия оказалась наверху. Василе смотрел на пудовые кулаки отца семейства, летящие прямо в лицо неясному лежащему типу. В его голове были только и мысли о том, какой путь его привел. Многие люди, сидя в своих бетонных конурах только и думают втайне от других-«Ох, оказаться бы мне героем какого-нибудь романа в письмах. Чтобы тяжбы были, чтобы думы были», но при этом сами нещадно огораживают себя от подобной жизни. Вот раз ответили хотя бы на спам, глядишь бы и закрутилось что-нибудь. Василе очень повезло, он тоже всегда мечтал стать героем приключенческого фильма. Судьба оказалось к нему благосклонна не до конца, ведь поместила его на эти страницы. Страницы куцевато сложенной летописи за моим авторством. Одержав победу, мужчины приступили к кустарному допросу. Но добились они всего лишь неясных зловещих смешков и фразы-«Ну ты и тупой, мужик». Деревня вдали от чужих глаз, ночь, отсутствие любой связи с внешним миром. Все это напоминало грошовую страшилку для пионеров, которой меня когда-то пугали у костра, но Василе видел в этом сейчас ростовой костюм панической атаки. Слова летели через него, лишь в ушах стоял неясный звон, хотелось просто сбежать, но рука Федора Кузьмича тянула его куда-то на улицу. Бедный мой друг, сколько же тебе пришлось пережить. Женщин оставили в доме. Василе не слышал ничего, но догадывался, что идут они к той самой мельнице. Он думал о картине, которая висела на стене кухни. Луна осветила ее настолько, что оказалось возможным понять лишь общую композицию, детали были утеряны в кромешной тьме ужасной ночи. Василе увидел палубу корабля, устремленного в сердце океана. На переднем плане стоял моряк, смотрящий в бесконечную синеву обволакивающего неба. Картина была написана широкими мазками, контуры растворялись друг в друге. Василе чувствовал себя моряком, растворяющимся в морской посудине. Дома и деревенские пейзажи превратились в мешанину, он не понимал зачем и где находится. Вот стоит прекрасный дом, который наверняка согревал многие поколения. Было бы логичным предположить, что у этого дома есть богатая история. Быть может, именно в этом доме был когда-то последний оплот язычников. Язычник-отец приходил домой, целовал в лоб свою язычницу-супругу, затем спрашивал, как дела у их язычника-сына, садился на свой языческий стул и закуривал языческую самокрутку. Потом пришел староста с добрыми молодцами, отправил всю эту братию куда подальше, а дом переоборудовали в библиотеку. От этого дома и следа не осталось. Окна были совсем недавно выбиты, дверь очень печально висела на последней петельке, а внутри царила полная разруха. Эта картина пронеслась мимо Василе с огромной скоростью, оставив только широкий мазок краски в периферийном зрении. Трое мужчин неслись в ночи к большому кургану без всякого плана. Только на середине пути они заметили, что возле мельницы сияют огни. Дома перестали быть дружелюбными и уютными. От того вида, что представал при входе в деревушку осталось абсолютное ничто. Дома смотрели на путников потухшими безжизненными глазами. Каждый заворот казался Василе фатальным, он даже не осознавал, что именно может их погубить, все смешалось в одном ужасном грязном копотном чане. Он не понимал, зачем все это происходит и зачем во всем этом нужен глупый мальчик из Москвы. Когда миновал последний «потухший» накренившийся от многолетнего противостояния ветрам дом, трио ступило на длинную вытоптанную дорожку, ведущую к вершине кургана. Сень величавых тополей и дубов полностью укутала во тьме любые передвижения по этой дорожке.

     — Ненавижу эту убогую дорогу. Мне здесь и днем не по себе-прошептал отец спасенного семейства

     Путь до вершины казался невероятно долгим. Василе казалось, будто он маленькая улитка, ползущая куда-то в сторону вершины Хуашаня. Маленькая улитка не была готова к тому, что она увидела на вершине. Мельница была окружена факелами, стоящими на длинных деревянных ножках. Сама же древняя постройка была укутана громоздким рисунком. Гигантский кроваво-красный змей обволакивал старую мельницу, будто повиснув на ней. Голова кровавого змия опускалась к земле. Хтонический ужас происходящего усиливали растворяющиеся и появляющееся тени, они кружили вокруг зловещего места, но ни одна из них не вышла на свет. Казалось, что тьма укрыла в себе тысячи диких зловещих зверей, по другому их не назвать. Различимы были лишь темные капюшоны и блистающие глаза. «Тени» даже не заметили появления лишних людей на месте ритуала. Подобно пчелам, они были погружены в собственные обязанности. Уверенность и излишняя автоматизация действий сыграло против них. Очевидно, что все это было распланировано давно, все работало, как часы. Благодаря этому, Федор Кузьмич заметил, как одна из «пчелок» в темном капюшоне завязывает руки пожилой женщине в одном из амбаров. Свет от факела падал настолько удачно, что можно было разглядеть даже лицо.

     -Значится так-начал резким шепотом излагать свой план отец семейства, который так и не представился- амбаров тут всего два, вон там раз наши сидят, нужно им помочь. А че во втором амбаре, хер его знает, он вообще заперт. Туда нам нужно лезть обязательно, мы его отродясь не запирали, а эти решили запереть. Если там наши сидят, то помочь им нужно. Обязательно.

     Василе стал немного приходить в себя. Первый шаг был сделан, осознание и принятие. Он больше не в большом город, он не в кружке стихописцев, он столкнулся с тем, чего искал. Это ему уже тогда было понятно. После такого не возвращаются домой в добром здравии и духе. Может тогда что-то надломилось в нем, а может попросту вырос новый поведенческий мост, позволявший выжить. В критических ситуациях человеческий организм способен подстроиться под множество условий, иногда это правило работает и на психику в случае захвата деревни культом неизвестных ублюдочных тварей, поклоняющихся непонятно кому.

     

     Л-л-ладно- дрожащим голосом шепнул Василе- там вон они вроде все отошли от этого амбара, вы давайте в открытый, а я проверю, ч-ч-ч-ч….я проверю, что там в закрытом.

     Его спутники безмолвно кивнули. Запертый амбар был вне света факелов. Откуда они только их принесли? Неужели все такие ребята всегда носят с собой факелы, темные мантии и всякое подобное? Где соответствие новому времени? Неужели, деятельность непонятного зловещего культа настолько консервативна? Не верю. Уже тогда я понял, что работают бездарные затхлые желторотики. Но буду честен, их способность планировать и воплощать планы - довольно хороша. Сердце Василе не сбавляло ритм ни на секунду, подгоняя его. Ползком, подобно змее, он подполз к закрытому амбару. На удивление, боковое окно было открыто настежь. Видимо, его забыли закрыть. Одним прыжком Василе достиг оконной рамы. Все складывалось очень удачно, он тайно вошел в закрытый амбар. Внутри, наверняка, было душно и жарко. Василе совершенно не ожидал, что внутри амбара будет гореть свет. На стенах висели два старых керосиновых фонаря, где их только откапали? Фонари позволяли разглядеть происходящее в амбаре. На полу совершенно пустого здания лежали связанными шесть человек, трое девушек и трое мужчин. У двоих виднелась кровь на одежде. Эти двое были здоровенными мужиками. Рот каждого был заткнут импровизированными кляпами из ткани. Слава богу, двое раненых были живы. Более того, они были активны. Оба сразу же хотели выбить дверь амбара и ринуться в бой, но их остановил безмолвный жест Василе. После того, как все были развязаны, молчаливый спаситель в лице городского студентика вновь жестом показал на окно. Мужчины полезли вперед, чтобы, если того потребовал бы случай, они могли сразу же ринуться в оборонительный бой. Василе решил лезть последним, чтобы помочь женщинам. Все шло крайне гладко, из окна виднелись снующие взад и вперед капюшоны, которых совсем не волновал закрытый амбар. Виднелся оттуда и открытый амбар, из которого потянулась импровизированной шеренгой большая группа спасенных людей. Но прекрасная госпожа Фортуна не может всегда сопровождать своих избранников, иногда ей нужно отлучиться и отпустить вожжи человеческой судьбы. В данном случае, это произошло после того, как за последней женщиной захлопнулось с оглушительным треском спасительное окно.Неудивительно, что сразу после этого послышались различные крики от простых нечленораздельных «Ааааааааа» и «Ловите их!» , до ответного «Сраные твари!». Нужно было как-то спасать положение. Тогда-то и проявились первые зачатки создания абсолютно нового человека в теле московского паренька. Василе схватил керосиновую лампу и вышиб плечом с двух попыток дверь амбара. Уже тогда чувствовалось, что внимание от беглецов было переключено в сторону неясного агрессора из тьмы. Василе в считанные секунды бросился к мельнице и с абсолютно животным ревом метнул лампу в деревянные лопасти мельницы. Бросок был очень меток, он пришелся ровно на середину конструкции таким образом, что огонь перешел равномерно на все четыре лопасти. После этого было решено спасаться бегством. Главное, что создалось пространство для маневра жителям хутора. Возможно, ставка была сделана на их помощь, но ставка не сыграла. Олимпийскому метателю керосиновых ламп не дали пробежать и десяти метров. Темная гурьба накрыла его. Кто-то связывал, кто-то принялся дубасить всеми доступными конечностями. В конце концов, Василе был отправлен в нокаут ударом какого-то молодого щеголя с хитрым прищуром. Последнее, что он успел разглядеть перед погружением в бессознательность- грустное лицо спасенного отца семейства, убегающего в темную пучину ночи. Никто и не думал помочь. Ночь была прекрасна в своей темной вязкости. На небе было ни звезды, луна окончательно освободилась от оков туч и осветила организованно уходящую в лесную чащу таинственных людей, тащивших за собой на веревке тело молодого парня в модной одежде. Эх, был бы я тогда в тот день, они бы и пальцем не тронули моего друга. Василе совершенно не помнил того, как он покинул прекрасную подгорную деревню.

     Знаешь, в былые времена, кино крутили на пленках. Крутили их на больших бабинах. Киномеханик осознавал, в какой момент нужно переставить бабину благодаря появлявшимся на экране желтым кружкам. «Сигаретные ожоги». Так вот, тело твое, мой друг, наверняка, болело на утро, как после сеанса прижигания сигаретами марки «Беломорканал». Произошел переход состояний. Еще вчера в деревне в сумерках захваченного дома посреди прихожей стоял мальчик, смотрящий на огромный всепоглощающий океан. Гигантская волна шла на мальчика, а он только и смотрел на нее до тех пор, пока не решил нырнуть в пучину. Выбор в таких ситуациях зачастую не подразумевается. Тебя смывает гигантская волна новых событий и шокирующих ситуаций, ты сходишь с ума и теряешь контроль. Или же ты можешь занырнуть поглубже прямиком в течение судьбы и с достоинством пройти все ее испытания. Мальчик решил, что его выживанию более потворствует второй вариант, и сам того не понимая погрузился в глубокий омут. Прости за такое высокопарное описание, мой друг, но было все действительно как-то так. Ты и правда герой в моих глаза.

     Василе проснулся привязанный к подобию трубы от громкого грохота в импровизированной тюремной клетке, оборудованной внутри передвижного железного вагончика. Солнце палило с самого утра, поэтому атмосфера внутри потихоньку накаливалась. Окно было открыто, но это слабо помогало ситуации. Грохот исходил от его «сокамерника», который был привязан на пять метров дальше. Он топотил ногами по жестяному полу, стенам, да и вообще по всему, до чего мог дотянуться его ботинок. Выглядело это все со слов Василе таким образом, будто нога этого человека существовала отдельно, пытаясь ритмично сообщить что-то. Сам он лежал неподвижно, его лицо было накрыто подобием тканевой тряпки, видимо это была импровизированная защита от насекомых. Василе промычал и привлек внимание своего товарища по несчастью. Тот снял со своего лица плотную тряпку и удивленно выстрелил взглядом в своего сокамерника

     — Васек, ты? Тебя-то где гниды эти взяли? Ехал же ровно себе на пятой точке своей в поезде, нет?

     Сокамерником Василе оказался узурпатор места в плацкарте.

     — Я-я-я-я...-заикаясь начал говорить Василе.

     — Да ты не заикайся, Вась, эти лохи пальцем не тронут, разве что потаскают, что-то они задумали, я хер пойму. Шептаются постоянно, ходят в своих балахонах. Хоть жрать нормально дали, на том спасибо- ответил сокамерник

     — А-а-а вас-то где они взяли? Я же видел, в-в-в-вас из поезда высаживали- приходя в себя спросил Василе.

     — А? Это точно, твари заметили, что у меня бюлета тю-тю, хехе. Прям после того, как ты вышел, ко мне из другого вагона контролер подошел. Ну че делать, глотки резать что-ли розочкой? Не, если так свыше решили, что я высадиться должен, то ладно, че поделать, да? А…Так вот, меня как высадили, посадили в бобик. Ко мне этот в фуражечке рядовой или кто он там, поворачивается такой и бряк-«Мужик, мы щас на дело еще поедем, тебя оформим попозжее. Там рельсы дальше на дороге херанули, проверить нужно, протокол написать. У тебя выбора особого нет, это я тебя так оповещаю, хехе». Вот и поехали мы куда-то в глухомань полную, ну вот натурально пердь какая-то, да. Короче, ехали мы там ну час может, я не знаю, че их вызвали с такой дали. Едем втроем. Я и два вот этих в фуражках. Они там чет говорят, я о своем думаю, но чувства странные у меня еще тогда появляться начали. Понял, да? У меня такое чувство в животе было еще когда от меня моя женушка свалить хотела. Чуял я тогда уже, да думал, что компот просто уже переспевший был, так оно и было, но ведь и баба моя угнала. Сигналы, короче, от вселенной я улавливаю, но воспринимаю пока плохо. И вот мы все ближе, а живот у меня все больнее. Ну я посетовал снова на морс из вагона-ресторана, та фиг там плавал. Мы подъезжаем, темнота кромешная, на дороге никого, мы в глуши какой-то полной. Видно лишь, как деревяшки на поездной дороге отсвечивают, а рельсов то и нет, понял да? Вообще нет. Как свистнули, так все. Ну эти в фуражечках там куда-то чет отошли, я почуял, что тут мой шанс. Они думали, че, козленка какого-то на заднее посадили? Хер там, там такой козел, что машину перепрыгнет и не заметит, понял да? Ну вот, я сижу-прикидываю. Дверь задняя то вообще хлипкая, а че взять? У них там из событий только покушение на гусей или че там. На соплях, короче, держится дверь, понял да? Ну я по ней двумя ногами херак. Руки мне вязать не стали ребята, спасибо им, а че взять с меня? Я опасный какой рыцыдывыстчто-ли какой? Так лишь на поезде хотел без билета шмыгануть, людское же, понял да. Ну вот бегу я куда глаза глядять по дороге этой какой-то безобразной, про себя думаю, что вообще как-то мутно. Я хоть с духами там на одной волне, но такое вообще не по мне, Вась, понял да? Не маленький уже, а темона давит и давит. Ну вот увидел я свет какой-то, подумал, что это друзья мои в фуражечках, шмыгнул в кусчера, а там хопа, четыре рыла в каких-то мешках мусорных сидят, на меня зыркают, а у двух в руках шпалы. Эти дебилы их украли и затаились прям там, нет бы куда сразу свинтить, ну может ждали кого, кто его уж знает. Ну вот и этот с рельсой в руках мне тюк по головешке, ну я и обмяк сразу. Вот так вот, Вась, понял? Проснулся ночью уже вот тут на привязи. Они успели побеседовать со мной даже, с тобой тоже болтать будут. Ну мракобесы, конечно, конченные, Вась, я тебе скажу. Это я тебе как духовный мост между человечеством и русскими тополями говорю. Я как услышал, кто они и о чем они, сразу стыдно стало за все наше дорогое и любимое мне мистифицированное общее пространство. Ну хоспади, ну есть же хорошие вещи, рунами бы лучше занимались, чем этим. Ты, Вась, пойми, они верят в гигантскую невидимую змею, которая обвилась вокруг мира нашего. Ну что за извращения. Я сам вообще темный человек, но даже я знаю культы змей получше и покраше, а это прям вот вызывайте врача, да везите меня в склифасовского, понял да? У нас вот в армии тоже парень был, с ним случай вот. Он как-то вот ремень просрал, у него командир по роте спрашивает-«Товарищ, где ремень ваш», а он ему-«Уполз, товарищ командир взвода, сейчас найду» и как с разбега в стену врежется, его потом дембельнули по головушке, сейчас держит две автозаправки под Костромой, вот так вот.

     Голова у Василя от такого рассказа заболела еще больше прежнего. Весь этот поток информации, сдабриваемый матом и постоянном стуком ноги, трудно влезал и усваивался в сознании. Понятно было то, что находился он в каком-то подобии плена. Предельно ясным представлялось то, что пленители его были совсем непростые, а являлись представителями какого-то неясного странного культа. Зачем кого-то похищать? Зачем все это устраивалось? Вопросов было, конечно, бесконечное множество. Василе молчал, обрабатывая все сказанное. Сокамерник, казалось, понял это и даже перестал стучать ногой по жестяному полу. Все вокруг казалось дурацкой книженцией про попаданцев, купленной в ларьке. Глядя в маленькое окошко своей импровизированной клетки, Василе вспоминал своих маму, свое детство и юность. Все было предельно обычно и просто. Средние оценки, увлеченность фильмами и странными вещами, первая любовь по имени Света, первое расставание, обычный выпускной и самое типичное поступление. Все фундаментальные вопросы этого мира хлынули на моего друга в этот момент. Все это нахлынуло на него, родив собою единственную мысль-«Я не вернусь, пока не получу ответы, где бы их я не нашел».

      «Если я сегодня выживу, то проживу свою жизнь достойно»-мысль каждого пленника и узника. Мне кажется, что все самые мудрые мысли на нашей планете ползут прямиком из капкана. Насколько же абсурдно все вокруг. Вот был мальчик Василе, ходил и жил он в каких-то смысловых потемках, все спрашивал себя о разном. И вот миру почему-то нужно покалечить его, чтобы потом привнести хотя бы какое-то понимание. Сплошное скотство. Размышления Василе были прерваны звуком шагов. Направлялись, явно в сторону пленников. Дверь в «камеру» распахнулась, дневной свет залил тесную и затхлую железную комнатушку. На пороге стояла худая фигура в светлой робе. В лице фигуры читалась усталость, во взгляде чувствовалось пренебрежение, а в голосе сухое безразличие

     — Так, ты сейчас пойдешь со мной – сказал он указывая на Василе

     Особой церемонии ждать не приходилось. Новому заключенному надели мешок на голову и поволочили за шиворот прямо по земле. Транспортировка продолжалась довольно долго, за все время не было произнесено ни одного слова, все окружение затихло. Даже листья деревьев в этот момент затихли. Солнце уже светило достаточно ярко, поэтому Василе мог смутно осматривать окружающую его действительность. Они находились в заброшенном детском лагере, здесь не нужно было гадать дважды. Типовые «бараки», оставшиеся рисунки на стенах, доска объявления, абсолютно все указывало на это. Приволокли Василе, стало быть, прямо в домик директора лагеря, если такой вообще существовал. Теперь это был кабинет главы культа.

     — Снимите с него мешок- сказал повелительно чей-то хриплый голос

     Перед Василе стоял лысый мужчина средних лет. Щетина подчеркивала острые контуры его лица. Глаза злобно блестели.

     — Садись-садись, в ногах правды нет, правда? - холодно начал диалог лидер культа

     — П-п-п-п-послушайте, если вам что-то от меня нужно, то я все отдам. У мм-м-м-мееня нет никого, клянусь

     — Тшшшш. Ты не волнуйся, парень. Все, что нужно уже у нас было бы, если бы не ты. Сейчас уже не поделаешь ничего. Ты сиди себе и слушай, внимательно слушай, особо не трясись и отвечай. Проверка связи, ты меня понял?

     — Д-д-да

     -Хорошо. Вчера, лично тобою был прерван ритуал, носящий показательный характер. Мы не хотели призвать демона или приносить всю деревню в жертву. Это был акт захвата территории. Видишь ли, сейчас ты находишься на нашей территории. Ты вот откуда?

     — Из М-М-Москвы

     —Москвы, значит. А в этой вашей Москве про тотемы слышали что-то?

     — Н-н-н-не совсем, очень поверхностно. Еще в школе

     — Удивлен-удивлен. Что уж тут, это основы, окружающие нас, которым, к сожалению, не учат. Но к твоему счастью, настал твой черед познавать мир. Добро пожаловать в жизненный этап осознания окружающей действительности. Уверен, что у тебя множество вопросов, я постараюсь ответить на каждый, но перед этим стоит провести с тобой небольшую вводную беседу. Учение, которому я посвятил всю свою жизнь, многие с небрежностью называют анимизм, спутывая понятия. Начну свой рассказ с небольшой истории: когда-то давно, десятки тысяч лет назад жил змей, что опоясывал всю землю, он ведал все и был всюду. Однажды он встретился с людьми. Люди плодились и плодили имена для всего, что окружало их. Сам змей получил целую сотню разных имен. К этим именам прикреплялись и разные функции. И чем больше людей называло его, тем сильнее чувствовал себя змей. Только вот он и без людей знал, как его зовут. Но на зовы он откликался и спустя многое время его настоящее имя забылось. Даже в нашем языке. Ты только представь. Змей-это имя, заменяющее собой реальное табуированное имя, от которого ничего не осталось. И вот наступают новые времена. Какие-то животные меняются под ветрами времени, адаптируясь и выживая. Так было и со змеем. Хватку свою он не отпускал вплоть до нашего времени, более того, великий змей лишь расширял свои владения, впиваясь в виде образов в людские умы. Что касается меня. С самого рождения мне было предрешено вести людей к славному и лучшему миру. Зовут меня Олег Чуабоков. С Чуабоковом и так все стало понятно, с индийского слово Чуа означает змей, а вот истинное значение моего имени открылось мне только в седьмом классе во время чтения песни о вещем Олеге. Смерть Олега окутана мифами, самый известный гласит о том, он погиб от змеи, что вылезла из останков его любимого коня. А теперь мы подходим к самому интересному. В ночь на 12 декабря 2018 года людям из разных уголков нашей страны приснился один и тот же сон. Гигантский змей зарывался в выжженную землю, после чего все оживало, и воцарялось цветущее царство. Мне при этом приснилось, что я указываю змею путь, стоя у него на голове. Более того, во сне он назвал мне свое имя. Обо всем этом, я написал на форуме, где и нашел своих первых единомышленников. Было принято решение в рамках приятного досуга посидеть у меня на даче. Там же и произошло самое знаменательное событие. Когда мы все собрались на моей веранде, я заметил, что умершее дерево груши начало цвести, виднелись даже первые плоды. Обо всем этом я рассказал своим гостям, а после назвал имя змея. Сразу же после этого яркий столб молнии ударил в грушу. Отойдя от шока мы обнаружили, что груша ничуть не пострадала. Уже через неделю я продал все, что имел и купил территорию этого старого детского лагеря. Здесь среди этих лесов, вдали от всей цивилизации мы живем в полном процветании. Здесь растет абсолютно все. Если потребуется, то можно здесь вырастить даже тропические фрукты. Все это в обмен на скромные подношения, дары и веру. Ты сейчас можешь посчитать нас всех фанатичными безумцами, но ведь все работает. Даже больше, наши ряды пополняются. А чем больше людей, тем больше нужно места. Однажды житель нашей коммуны во время рыбалки наткнулся на деревушку в лесу, скрытую от чужих глаз. Жителей мало, домов достаточно. Имелось даже место для столба. Да, та самая мельница, возвышавшаяся над деревней. Убивать цели не было, мы связали жителей только для того, чтобы объяснить, с кем придется соседствовать. Все несогласные могли бы просто покинуть деревню. А потом ты уже все знаешь, пришел ты, устроил то, что устроил и сжег наш столб. Нам пришлось уйти, а ближайшие месяцы нам придется держаться тише. Вопросы остались?

     — Зачем вы взяли шпалы?- спросил Василе.

     -О, ты и про это знаешь? Тут ничего особенного, мы просто хотели сделать жертвенный столб— ответил глава культа.

     — Ч-ч-ч-что теперь со мной будет? Что вам нужно от меня? Меня ваша концепция абсолютно не прильщает. А если бы вам приснился гигантский огурец?

     -Юморист значит. Ну смотри, тебя и твоего «сокамерника» мы отпустить не можем, нам свидетели не нужны. Мы хотим продолжить мирно жить. Убивать мы тоже не хотим. Остается только обратить вас. Обряд пройдет сегодня вечером. Придется еще чуть-чуть побыть связанным, но скоро все закончится и начнется новый этап твоей жизни. Учти, удумаешь что-то сделать, за всю мою жизнь у меня сложилась крепкая система связей. Я найду тебя. Везде. Родителям, если они есть, отправишь какое-нибудь письмо, у тебя будет возможность иногда видеться с ними. А теперь, уведите его, у меня еще много дел. Все вопросы можешь задать уже после обряда.

     На голову Василе снова надели мешок. На его лице все это время была гримаса, говорившая-«Что я тут делаю?» .Принимать в свою жизнь тотемизм московский студент не хотел, как и подобный образ жизни. Василе тоже часто снились животные. Быть может, он тайно связан с каким-то древним духом? Тогда будет ли предательством этого духа принятие нового покровителя? И вообще, Василе был крещеным. Получается, вечером его ожидало мероприятие тотальной несправедливости. Выращивает себе древний дух черепахи или великое религиозное учение послушника, а тут его в лет эдак двадцать перехватывает вероломный дух гигантского змея вместе со своими послушниками. Да еще и не по своей воле, а угрожающе так. Если говорить коротко, возможность принадлежать к этому месту была очень сомнительной во всех аспектах. Не только духовном, вдруг они тут не моются и грязь должна спадать сама, подобно змеиной чешуе? Нет, такого точно не нужно. Когда Василе привели обратно в жестяной барак, его сокамерник будто бы спал. Он не стучал ногой, не посвистывал и не кряхтел, как обычно. Оказалось, что он выжидал, пока они останутся наедине.

     —Ну че, рассказал тебе?- начал разговор сокамерник.

     — Да- ответил Василе.

     —И про сон рассказал? И про молнию в грушу тоже?

     — Да, про это тоже.

     — Паря, я тебе серьезно сейчас скажу, без хихонек и хаханек. Ты обо мне судить можешь, я- суеверный пропойца, но даже мне эта лабуда показалось херней полной. Какие-то сны, благоухание. Да все это бредятина, а даже если нет, то свои убеждения я предавать не будут. Навыращивали тут яблонь и папоротников каких и думают своими уродскими головешками, что природу в бараний рог благодаря какому-то змею скрутили? Ага, как бы ни так. Эта куча тупых тварей даже книжек в руки не брала. Сидят тут и думают, что вера-это просто какой-то обмен ресурсами. Я тебе вот веру, а ты мне вот дыню давай, да? Детский сад какой-то, вырядились, как кончуги какие-то. У нас был вот смурнойтипок в части, чет ходил пытался какую-то свою истину проповедовать. Говорил, что он так может наколдовать, что в ночную ставить вообще не будут. Ага, уже на следующий день дежурил в ночную. Короче, я тебе что говорю, если вот так подходить к этому всему важному, да? То это просто обмен какой-то, как на базаре, а это не дело, я тебе говорю. Смотри, я тут уже побольше твоего буду, я успел рассмотреть, что тут и как. Сбежим мы с тобой, Васек, сбежим из этого дерьмограда, я тебе зуб даю свой, понял, да? Только вечер дождемся, как смеркнется, у меня уже схвачено все. Этих уродов, наверное, узлы вязать учил кто-то типа меня, гыгы, понял? Покумекаем уже потом, будем так вот шуршаться, они точно внимание обратят. Я тебе план пока просто обрисую. Как смеркается, я тебя пну. Ты заори протяжно так и громко, как будто у тебя аппендицит выскочил, понял, да? Ну вот ори, а там дело дальше за мной будет.

     Василе безмолвно кивнул головой. Появилась хоть какая-то смутная надежда, а предложение посидеть молча подчеркивало серьезность планированной операции. Время до сумерек тянулось невероятно долго. В такие моменты, наверное, хочется просто завыть. Ведь обдумать что-то серьезное в такой ситуации совсем не выйдет. Не думаю, что, будучи привязанным в каком-то металлическом бараке можно действительно осознанно подумать про природу тотемизма, про окружающий наш мир, про природу возникновения всех этих безумных людей. Василе, ты же ведь сам сказал мне, что думалось только-«Как там мама? Надеюсь, что она не волнуется», про другое мыслить не хотелось совсем. Сумерки начали спускаться на землю, подобно огромной волне, идущей на прибрежный город. Небо заволокли тучи. В окне барака виднелось, как где-то зажигаются светлые желтые огоньки. Жизнь к вечеру в старом детском лагере начала кипеть. Будто все пришли с полей и начали организовать вечернюю культурную деятельность. Сокамерник Василе после их разговора принялся дремать, поэтому для него время до наступления сумерек прошло довольно скоротечно. В комнате стемнело очень сильно, когда Василе почувствовал увесистый пинок. Он готовился к этому моменты уже несколько часов и завопил, что есть мочи. Он кричал и причитал о том, что его живот вот-вот взорвется. На его крики тут же прибежал кто-то. Это было ясно по огоньку за дверью. Дверь отварилась, фигура в саване подошла к Василю. Над фигурой возвысилась длинная тень. Далее на голову человека в саване обрушилось сразу два кулака. Для верности, сразу после этого в ту же анатомическую точку прилетел удар ноги

     — Меня, кстати, Леха зовут- сказал сокамерник Василе, развязывая его.

     На полу жестяной камеры лежал старый фонарик и бездыханное тело неизвестного культиста.

     — Так, смотри дальше, Васек, они все шныряют вот там. Похоже готовят чет, а мы с тобой побежим вон туда, я видел там тропинку, а там уж недалеко может и до твоей деревни, понял? Готов? - проговорил тихо Леха

     — Конечно, готов. Пойдем уже-тихо прошипел Василе.

     — Ну тогда двинули. А, фонарик-то не забудь, пригодится еще.

     Старый лагерь окутала легкая ночная мгла. Силуэты и огни отчетливо различались, но более мелкие детали растворялись в дымке и сумерках. Двое беглецов вышли из своей кибитки и ненадолго остановились, оглядывая место их заточения. Фонарные огоньки все это время стягивались в центр лагеря. Их шествие было медленным и напоминало похоронную процессию. В этот момент требовалось лишь определить направление побега. Культисты были повсюду, а ожидание было в том случае губительным вариантом. Рано или поздно за пленниками должны были прийти. Без них ритуал попросту не состоится. Побег через чащу выглядел, как самый адекватный вариант. К тому же, огней в тени лесных массивов не наблюдалось. Конечно, сразу же появлялась трудность с тем, чтобы найти спасительную тропу, ведущую в деревню, но сокамерник успокоил Василе словами-«Че я не найду что-ли? Со мной деревья говорят, а я им верю. Не трясись, короче. Тсс». Не нашел. Спустя десять минут ходьбы, Василе осознал, что они плутают в непроглядно темном лесу. Фонари в старом лагере виднелись до сих пор. Они и выступали ориентиром для продвижения, но тропы так и не было видно. В какой-то момент было решено включить фонарик. Ушли они достаточно далеко, но все равно это было довольно опрометчивым решением. Все могло с легкостью закончиться повторным заточением. Хотя кто я такой, чтобы судить о поступках людей в критических ситуациях? Я, конечно, в ситуациях похуже бывал и даже удавалось оставлять свой ум хладным. Вспомнить только, как на меня недавно стая кабанья выскочила, вот это была история. Всем селом на следующий день хохотали. Но стоит понимать, что на Василе чуть не выскочила стая культурно и ментально бедных людей в балахонах. Здесь ситуация более щепетильная. Вот, к примеру, тогда я самого большого кабана кастрюлей-то огрел, все и разбежались. Мне совестно не было. А вот человека если так стукнуть, даже плохого, так стыд сразу возьмет. Думаю, что в той ситуации, в которой находился Василе со своим товарищем, насилие не рассматривалось в качестве выхода в том числе из-за превосходящей численности. Поэтому, когда было замечено, что множество огней из лагеря начало приближаться к беглецам с довольно высокой скоростью, было принято единственно верное тактическое решение- бежать. Очевидно, что включенный фонарик попросту раскрыл их. Василе, конечно, сразу выключил его, но это не мешало людям в белых балахонах преследовать их. Я думаю, что бежали они с такой скоростью, что листья деревьев, непроглядная темнота и зеленая трава смешалась в их восприятии в один большой темно-зеленый ком. Без оглядки они бежали прямо, не думая о направлении движения. Так они бежали пока не наткнулись на отвесный обрыв. Внизу бурно текла река. Большим везением оказалось то, что прибежали они прямо к веревочному мосту, который вел на другую сторону. После небольшой передышки, Василе первый ступил на подобие моста. Ненадежная конструкция ходила под ним ходуном. Может, дело было в том, что его трясло и колотило от гнетущего страха, а может, дело было в возрасте этого «моста». Его новый товарищ на несколько шагов отставал, в этом ему повезло. На середине пути одна из досок с невероятным хрустом сломалась под ногами Василе. Он полетел вперед и проломил своим корпусом еще одну доску. Юный студент даже не смог схватиться за что-то.Шокированный и безмолвный, прямо как летящий с горы солдат из отряда Спартака, Василе летел вниз к бурной реке. В воду он вошел солдатиком. Плавать он не умел, поэтому он махал руками, пока не наткнулся на одну из досок. Доска оказалась спасительной. Не представляю, сколько он на ней дрейфовал. На мой берег его прибило около полуночи. Я услышал протяжный, полный грусти, крик. В ту ночь мне совсем не спалось. И естественно, я выбежал из дома, как только услышал его голос. На береге возле своего дома моему взору представилась ужасающая картина. Промокший молодой человек в джинсах и модной футболке лежал на песке, обнявшись с доской, и горько плакал. Я подошел к нему и сказал— «Все хорошо». Василе сказал, что и не слышал этого, а помнит все только с того момента, как проснулся у меня в кровати. Оно и не мудрено. Мало, кто вот так попадает в нашу станицу. Дальше все было прозаично. До дома я сам его донес. Моя Машенька проснулась и принялась охать, разбудила всех остальных, пока я раздевал и укладывал Василе. Уже через минуты десять в гостиной стоял Никита Соломонович со своим саквояжем. Он мужчина обстоятельный и славный, я ему доверился полностью. В тот день до самого утра глаза сомкнуть не могли мы. Верно, до полудня Василе спал. Тогда уж весь поселок почти собрался посмотреть на него, да я никого не пускал. Знаю, что в таких вещах покой прежде всего нужен. Затем молодой студент наконец проснулся. С того времени мы и стали знакомы с тобой, Василе. Надеюсь, ты сохранишь дневник, подаренный мною. Не страшись пути, что стоит перед тобой и всегда следуй вперед.

     Пишу все это из глубокой признательности к спасшему меня Богдану Алексеевичу. Он назвал весь этот процесс старой традицией, подкрепив свой аргумент словами— «От часика-двух писанины в день от тебя не убудет. К тому же, позволит держать свой разум в тонусе». На самом деле, я с ним даже согласен. Особенно на фоне предписаний местного врача Никиты Соломоновича. Прошел день с моего прибытия сюда. Нервы слегка успокоились, голова чуть-чуть очистилась, но ни то, ни другое в норму, я уверен, никогда не придут. Я невероятно смутно помню все, что произошло после того, как тогда ночью в деревне меня окружили люди в черных балахонах. Богдан Алексеевич говорит, что я заработал себе помимо физических травм психологические раны. Это очевидно. Нужно обязательно позвонить маме. Только, насколько я понимаю, нормальных телефонов здесь нет. В каждом доме есть стационарные телефоны с громоздкими трубками, но звонить по ним можно исключительно внутри деревни. Может это все обусловлено отдаленностью от цивилизации? Вроде, сотовыми вышками сейчас стараются покрыть вообще все пространство на свете. Очень странно, но все же нормальный телефон здесь есть. Находится он совсем недалеко, в здании почты. Излишняя старомодность меня, если честно, пугает, но забота хозяев дома мою настороженность усыпляет. Больше все-таки волнуюсь за маму, продолжу писать после того, как позвоню ей.

     Странно, но мама совсем не волновалась. Напротив, ее голос был очень спокойным. С другой стороны, причин для волнения и нет. Я ее предупредил заранее, звонил до этого исправно. Похоже, что после произошедшего моя подозрительность возросла. Путь был близкий. Я не успел рассмотреть и четверть станицы. Почему это место вообще называется станицей? Здесь даже казаков нет. Прошел пару улочек и уткнулся в здание почты. Ее архаичный дизайн даже ввел меня в ступор на пару минут. Она была полностью деревянная, выкрашенная в каштановый цвет. И выглядела при этом ничуть не старой. Совсем наоборот, ее будто вчера построили. Внутри все тоже выглядело очень ухоженно. Очень выразительное здание, окруженное цветочными клумбами и множеством деревьев. Не похоже на типовые понатыканные везде здания почты. Внутри никого не было, но я сразу увидел нужный телефонный аппарат, он был совсем один и стоял в проходной. На обратном пути я встретил Никиту Соломоновича. С ним я поговорил совсем немного. Он поинтересовался моим самочувствием, а я выяснил, что здесь врачей кроме него не имеется. А нужно ли еще? Затем Никита Соломонович заспешил вниз по брусчатой дороге. Точно! Дорога. Как у меня сразу не зацепилось внимание? Она здесь есть! И даже очень неплохая. Я был невероятно удивлен, когда увидел ее. Конечно, может это только на этой улице дорога такая, но подсказывает мне мое нутро, что во всей станице все обстоит похожим образом. Как странно, вся деревня пока что пышет благополучием, но при всем этом не имеет вышки сотовой связи? Что-то здесь точно не так. Нужно было спросить об этом Богдана Алексеевича за чаем, но он со своей женой так увлек меня беседой, что я совсем забылся.

     Дом, в котором меня приютили, по стилю очень похож на американские дома из шестидесятых. Правда, когда я высказал мое мнение об этом хозяину дома, тот с хохотом ответил-«Ничего подобного. Меня бы такое обидело, да обижаться настроения нет». В любом случае, чувствуется любовь хозяев дома к дереву. Солнце уже скрывается за холмами деревни, быстро же пробежало время. Перед домом меня встретила жена Богдана Алексеевича- Мария Семеновна. Она проводила меня в кухню. На дубовом столе уже стояли три фарфоровых стакана с чаем. За столом на резном кресле сидел сам Богдан Алексеевич, который выглядел под стать своему дому, черные усы, зеленый свитер с рубашкой и коричневые домашние брюки. Со словами-«Все же нечасто у нас гости бывают!» он пригласил меня характерным жестом за стол. Было видно, что никто за столом не хотел касаться темы произошедшего прошлой ночью, поэтому мне задавали обтекаемые вопросы. Беседа началась с вопроса хозяина дома:

     — А вот ты зачем поехал в даль такую и глушь?

     — Вообще, давно хотелось поехать куда-то. А тут еще в литературном клубе вот услышал стихи, потом пару книг прочел,фильмов посмотрел. Но вообще, меня отправили от университета на практику. А потом я дедушке одному помог, поезд без меня ушел и как-то все закрутилось. Потом все смутно. Помню лишь, что бежал сквозь лес от кого-то. А потом. Потом вот берег. И все.

     — Пройдет сто лет, а в городских литературных клубах так и будут писать оды деревням. Хоть бы сами вот съездили. Лишь и могут вдохновлять на притоки и оттоки людей своим словоблудством. Эти стихи уж, как щепки от ели. Так много, что не запомнишь и не определишь. Вот, кстати, интересно. Вспомните хоть один так для примера?

     Я вспомнил только не самый лучший стих девочки, которая вот-вот недавно вступила в литературный кружок. Рифма была не самая лучшая. Что уж говорить, когда стихотворение начинается со слов-«Тополечек мой любимый»

     — Мдам-с. Лучше б стихи про краску на стене писалии, хе-хе. Ну что уж, пусть тешатся своими обрезками слов, пока настоящие люди действиями превращают свою жизнь в настоящую речь. Как вам наша деревенька?-отхлебнув чай спросил Богдан Алексеевич.

     — Выглядит очень-очень благополучно! Мне говорили, что русская провинция умирает, но вы своим примером полностью эти слова опровергаете.

     — Ха-ха. Не можем же мы на своих плечах нести бремя константы для всей русской провинции. Но вы правы, нам определенно свезло. Свезло во многом. Да и вам повезло, что вы к нам попали. А насчет различных «умираний», если так подумать, то про абсолютно каждый материальный и нематериальный объект можно так сказать. Высказывание-«Культура потребления пива за 25 рублей умирает» абсолютно равноценно высказыванию-«Современная проза умирает». Все куда-то движется, верно? Интересовать более должен путь, а не конечная точка. Вам ли это не знать?

     — Я все же следовал за конечной точкой.-возразил я.

     — А где она была?

     — Где-то в области Уфы. У меня там живет мой руководитель практики. Он и пригласил проходить именно там.

     — Но все дороги ведут сюда! Что же. Тут тоже найдется материалов для практики. А для какой специальности требуется практика?-спросил Богдан Алексеевич.

     — Для филологической. По идее, мы должны были собирать предания, поговорки или еще что-то. Я первый раз во всем этом участвую, если честно.-ответил я.

     — Думаю, здесь вы найдете искомое.. Гляньте, уже и фонари зажигаются. Темнеет совсем. Я надеюсь, что наше общество вас не стесняет.

     — Нет, совсем. Я вас обязательно отблагодарю. Да что там, со всей своей семьей познакомлю! У вас тут транспорт ходит? Может автобусы какие?

     — О, этим у нас Алексей Митрич занимается. Он каждую неделю ездит то в райцентр, то в город какой, как подвернется. Вы, наверное, устали совсем? Не буду вас беспокоить на сегодня. Не забудьте все в дневничок записать. Унесете с собой потом бесценные упорядоченные воспоминания. К тому же, пригодится для сдачи вашей практики! Если что, то у нас можем все подписать и поставить любые печати, с этим проблем не будет.-ободряюще сказал хозяин дома.

     Затем после небольшого молчания Богдан Алексеевич достал из внешнего кармана своей фланелевой рубашки маленький блокнот и принялся записывать в него что-то невероятно быстро.

     — Иными словами, Василе, выдохните. Не смею Вас больше беспокоить, мне еще нужно заняться лампами, которые мне сегодня принесли на починку.

     После этих слов хозяин дома поднялся и покинул место чаепития, оставив меня наедине с его женой. Волосы на ее голове слегка тронула седина. Глаза у нее были выразительные и полные какого-то тайного, недоступного остальным знания. Мы долго сидели молча, наслаждаясь прекрасной погодой. Затем она прервала молчание:

     — Удалось дозвониться?

     — Да. Мама даже не беспокоилась.-ответил я.

     — А чего стоит беспокойство в нашем абсурдном мире? Абсолютный ноль. Думаете, Сизиф беспокоился из-за того, что толкал камень? По началу может оно и так, да потом, я уверена, от беспокойства и следа не осталось.-говорила хозяйка дома постоянно поднимая тональность на гласных.

     Повеяло французской философией двадцатого века. Я утверждающе хмыкнул, Мария Семеновна продолжила:

     — Вот и вам я предлагаю отложить свое беспокойство. Понимаю, что звучит дико, но вы уже сами прочувствовали все на себе. Сегодня ты сидишь в теплой столичной квартирке, а завтра ты уже невесть где попадаешь в мутный водоворот. Только в вашей ситуации абсурда мало, это скорее продукт порядка и закономерностей. Вы, кстати, кино не увлекаетесь? У нас вот обширная коллекция, стараемся пополнять. Много кассет есть. Нужно же нам здесь как-то коротать томные вечера.

     — Спасибо, но сегодня я порядком устал. Тело у меня совсем заломилось. Пожалуй, тоже не буду вам мешать и просто тихонечко отдохну в комнате. Надеюсь, скоро уже не буду доставлять вам никаких забот и быстренько уеду. Признаюсь, не могу избавиться от чувства стыда и стеснения-признался я.

     — Что вы! Не каждый год у нас здесь новые люди бывают. Я всегда рада гостям. Оставайтесь столько, сколько потребуется. Отдыхайте.

     После разговора, я помог убрать все со стола, а потом поднялся в свою комнату и начал писать все это. Я не соврал, тело действительно ломит, усталость делает свое. Заметил сейчас в окне движущиеся к реке возле дома огоньки. Дело не мое, но это так близко. Может высунуть нос на веранду, да глянуть? Выйдет неплохая прогулка перед сном. Вернусь к записям позже.

     Руки трясутся. Всё трясет. Я увидел то, что видеть не должен? Что это было? Куча людей возле реки с фонарями. Каждый порезал себе руку и пролил кровь в реку. Что это? Они до сих пор стоят там. Просто стоят, может общаются. Может это местная шутка какая? Чувствую, что сегодня я не усну. Сказать об этом никому не могу. Колотит от страха до сих пор, писать больше не могу

     Мне все же удалось уснуть. Все это собрание длилось довольно долго, я видел их даже из своего окна. Разошлись они где-то под полночь. Примерно в это же время ко мне в комнату пришел молодой рыжий кот. Не знал, что в доме живет еще и кот. Он запрыгнул на мою кровать и улегся под моим боком, мурлыкая, как трактор. Его мурчание немного успокоило меня. Вдруг я зря волнуюсь? Может как-то завуалировано спросить обо всем Богдана Алексеевича? Не может быть, что в такой милой деревеньке происходит что-то непонятное и пугающее. Это слишком клишировано, а окружающий меня мир прямо сейчас не любит клише. Слышу, как Мария Семеновна зовет меня на завтрак. Хочу уехать уже сегодня. Не могу так долго стеснять людей.

     Нет, все не может быть так. Только я успокоился и привел свои нервы в порядок, как снова что-то происходит. Да что со мной такое? В какой момент я стал магнитом для всего самого странного, что может вообще произойти в нашей вселенной? Специально не хочу выражаться, вдруг все это будут читать потомки. О чем я вообще думаю? Началось все хорошо, я бы даже сказал очень хорошо. Мария Семеновна приготовила сырники, было невероятно вкусно. Особенно вкус подчеркивал душистый чай. Мы вели непринужденную беседу, я рассказал о своем желании уехать в ближайшее время. Богдан Алексеевич ухмыльнулся и посоветовал сходить к Алексею Митричу, он уж точно должен подвезти. Сразу после завтрака я решил последовать его совету. Я открыл дверь на улицу. Приятная утренняя прохлада потихоньку сменялась теплом дня. На пороге стоял мужчина в клетчатом костюме, рубашке и старом кепи. Его лицо украшали черная густая аккуратно стриженая борода.Такая стрижка бороды, вроде, называется «французская вилка». Да, жизнь в столице дает абсолютно бесполезные знания. Он стоял и всматривался в меня. По ощущениям, всматривался он в меня целую вечность так пристально, как будто пытался разглядеть что-то за мной. Затем он пригласил меня жестом присесть на лавочку возле веранды. Он заговорил первым, его голос показался мне пугающе- притягательным. В манере его речи тоже было что-то эдакое. Что-то, что удерживало внимание. Наверное, это были постоянные паузы и резкое ускорение речи, которое совсем невозможно предугадать:

     — Доброе утро, дорогой Василе. Как Вам спалось? Все хорошо? — спросил неизвестный мне человек в костюме.

     — Доброе утро, все хорошо, спасибо за беспокойство. Извините меня, я не успел с вами познакомиться. —ответил смущенно я.

     — Этого не требовалось. Я про Вас все слышал, а вам необязательно знать про каждого человека в радиусе пары километров. Так и с ума сойти можно. А куда это вы так рано? — довольно грубо спросил неизвестный мне человек.

     — Решил, что уже достаточно доставляю хлопот и пора ехать домой. —холодно ответил я.

     — Хм. Вот с этим будет пара накладок. Василе, вы вчера видели что-нибудь?

     У меня подскочил пульс, я онемел, язык перестал подчиняться мне. Я не должен больше так бояться. Сквозь страх мне удалось процедить:

     — Г-г-где видел?

     — Ну вечером, что же Вы так. Верно, забыли?-совершенно непринужденно спросил человек напротив меня.

     Я промычал что-то невыразительное в ответ. Человек продолжал:

     — Значит видели. Это же отлично, почему вы так загрустили? Это же для вас специально было устроено! Было бы обидно, если бы всё осталось незамеченным. Жалко, что не присутствовал я, но меня такое уже давно не интересует. Все эти альтернативные виды веселого досуга заставляют меня скучать. Должно быть, вы думаете о том, каким же образом я тогда узнал обо всем происходящем? Таким же, каким я знаю о том, что через три минуты из-за скачка напряжения одна из ламп, которые чинит Богдан Алексеевич лопнет. У Вас сейчас много вопросов. Не бойтесь, абсолютно на все вы получите ответы. Алексей Митрич сейчас в отъезде. Но он должен вернуться завтра-послезавтра. Не пугайтесь Вы так, с Вами ничего не будет, никто Вас и пальцем не тронет, особенно после случившегося. Даю Вам свое слово, у нас совершенно порядочная станица. К тому, что вы видели вчера мы вернемся немного позже. О вашей ситуации осведомлены все жителя Старороговской, ни одному человеку здесь совесть не позволит пустить Вас в пешее путешествие. Одно уже закончилось не слишком удачно, хотя как посмотреть. Предлагаю Вам следующий план действия, от которого Вы попросту не сможете отказаться. Я дам вам листочек с адресами, если их можно так назвать. Эти люди обещали помочь устроить небольшой праздник в честь вашего выздоровления и высказали ярое желание с Вами познакомиться. Я им уже все пообещал. Вы придете к ним, познакомитесь и передадите, что нужно будет прийти в дом к Богдану Алексеевичу к шести часам. Вы все равно смурнее тучи, Василе! Сегодня отличная погода, а Вас ждет отличная компания! Все будет хорошо! Не беспокойтесь. А теперь:три, два, один. Все подсчитано. Сегодня ведь должны проводить работы с линиями электропередач. Не удивляйтесь!

     Послышался звук разбитого стекла. Я остался стоять в ступоре, но решил не подавать виду:

     — Извините, я совсем забыл спросить, как вас зовут?

     — Не извиняйтесь, Василе.Можете называть меня-«Ий». Вот такое интересное имя. Можете считать, что мордовское.

     С этими словами человек, назвавший себя Ий , поднялся с лавки, поправил свое кепи и быстро зашагал по дороге. Прямо сейчас гляжу на «список адресов», который он мне дал. Теперь я понял его странную улыбку. На бумаге было обозначено пять пунктов:

     -Небольшой дом с желтой крышей недалеко от почты

     -Дом с зеленой крышей возле озера

     -Дом с небесно-голубой крышей рядом с полем

     -Дом с черной крышей возле леса

     -Дом с красной крышей возле Вас

     Все очень схематично. С другой стороны, наименования, вроде «Улица Хозяйственная», видимо, не слишком прижились в этой деревушке. Кстати, пока мы сидели на лавке, я принялся считать дома. Здесь их достаточно. Насчитал я домов тридцать, могу ошибаться. Вся деревня выстроена удерживая определенную геометрическую фигуру типа квадрата. Как же все странно, словами не передать. На часах десять утра, а я уже чувствую себя потерянным в океане безумия. Хаотичность в неразумных дозах- злейшее зло из всего, что может существовать, впрочем, с порядком ситуация похожая. Надеюсь, на адекватность людей из списка, большего сделать не могу. Почему я? Чувствую до сих пор, что ко мне будто что-то прицепилось, и я не отцеплюсь от этого еще долгое время. Не буду задерживаться, чем быстрее закончу свой «обход», тем быстрее смогу обдумать всё. Пора идти.

     

     День 1,5

     Не знаю, с чего начать. Описать общие впечатления или сразу перейти к частным? На часах половина пятого, до вечерней встречи еще полтора часа. Решил занять свое время описанием произошедшего. В общем, все оказалось не так уж и плохо, общение меня порадовало.

     Сперва я пошел к дому с красной крышей. Он действительно был рядом. Оказалось, что дом принадлежит местному врачу Никите Соломоновичу. Дом был обставлен довольно минималистично. Прием был радушный, можно сказать даже чересчур. В какой-то момент мое приглашение перетекло в полноценный врачебный досмотр. Поначалу я сопротивлялся, но затем подумал, что подобное не помешает в сложившейся ситуации. Ничего особо нового я не услышал. «Будьте спокойны и пейте больше чаю, хехе»-резюмировал станичный врач. Но все же кое-что в нашем небольшом разговоре меня насторожило.Никита Соломонович спросил у меня:

     — Василе, дорогой, а вы так и не вспомнили про тот вечер?

     — Что-то всплывает в памяти, но для меня это слишком травматично, если честно.

     — Понимаю-понимаю, а каких-то странных позывов не было?

     — В каком плане?

     — Ну знаете, после различных травм у людей могут наблюдаться изменения в поведении, свидетельствующие о травмах. Например, упадет Вам на вашу светлую голову что-нибудь эдакое, вы голову почешите, пойдете дальше, а разум зародит стойкое желание съесть квашенной капусты, при этом к квашенной капусте вы до этого сто лет не прикасались, да еще бы столько же не прикасались бы. А потом окажется, что у вас там травма какая опасная, а вы-то и не придали значения позывам организма.

     Меня такой подход к медицине довольно удивил:

     — Никогда не слышал о таком медицинском методе, но я от медицины довольно далек, поэтому буду теперь к себе более чуток.

     — Передовые методики, друг мой, хехе! Что-то я совсем закружился. Простите меня пожалуйста, нужно подготовить список покупок для Алексея Димитрича. Без лекарств сейчас никак. Приду сегодня обязательно. Спасибо вам большое, Василе, что пришли и пригласили. — ответил мне Никита Соломонович уже погруженный в свои собственные думы.

     Я благодарен станичному врачу за такое чувство такта, у меня всегда были проблемы с завершением диалогов. Язык существует уже столько лет, а конец человеческой коммуникации все равно иногда чувствуется невероятно неловко, забавный парадокс.

     Следующим пунктом моего маршрута был дом возле почты. Свой путь я строил по принципу-«Что будет ближе, туда и пойду». Небольшие масштабы станицы давали определенные преимущества. Дом с желтой крышей недалеко от почты был найден в считанные секунды. Он встретил меня довольно высоким деревянным забором. Такой еще красил Том Сойер. Впрочем, деревянная калитка была открыта и ставила под сомнение защитные функции забора. Вполне возможно, что он тут стоял для усыпления бдительности домочадцев. Дверь дома была заперта. Ждал я уж точно минут десять, за это время я успел обдумать свой слог. Вдруг, после того, как я выберусь отсюда мне посчастливится показать или даже издать свой дневник? На такой случай, нужно уметь удержать читателя, хотя куда уж там. Унять тряску в руках-то не могу уже минут двадцать, а тут еще незримого гипотетического читателя этими самыми трясущимися руками удерживать. Мои рассуждения прервала скрипучая дверь, отворившаяся настежь. Кое-что я осознал только сейчас, на улице не было и полудня, а внутри дома стояла непроглядная тьма. Из этой тьмы вынырнул ребенок лет тринадцати и буркнул что-то между «Здрсте» и «Дбре утро». В ответ я начал произносить типичную ритуальную пригласительную речь. Мальчуган махнул головой и резко захлопнул дверь. Обрадовавшись тому, что ничего страшного не произошло, я выдохнул и осмотрелся. Дом с черной крышей рядом с лесом был прямо по улице, мои ноги инстинктивно зашагали в его сторону.

     Лес монолитным рядом возвышался над близлежащими домами, укутывая их в прохладную тень. Гигантские зеленые природные изваяния создавали уют и задавали тон всей деревне. На веранде нужного мне дома стояла фигура. Меня встречал мужчина лет сорока семи с волосами, собранными в хвост. Ростом он был чуть выше меня, лицо украшали очки в стильной оправе. Его волосы поблескивали цветом каштанов, глаза были полны жизнерадостной усталости. Сочетание странное, но я не раз видел такой взгляд в своей жизни. Он замахал своей большой рукой, только стоило приблизится к калитке. В этот момент с моим сознанием произошло какое-то помутнение. Не то, чтобы произошло что-то пугающее или тревожащее меня. Очень трудно описать. Произошла дереализация, я как будто наблюдал процесс знакомства со стороны. И выглядело это так, будто кто-то экранизировал Унылую пору очей очарования в виде музыкального клипа. Речь моего собеседника покидала его рот подобно реке. Отвечать ему совершенно не хотелось, хотелось слушать. Передо мной стоял человек не ищущий, но знающий. Это выражалось совсем не в содержании его речи. Все дело было в выражениях, ударениях, темпе и композиции. С одной стороны, она была такой, будто ее произносит литературный персонаж. Все по методичке, как меня учили в университете. Но с другой стороны, эта методичка использовалась настолько свободно, что чувствовалось что-то эдакое в стоящем передо мной незнакомце:

     — Ва-а-а-силе, здравствуй. Рад видеть тебя в таком добром здравии! Не представляешь, как разрывалось мое сердце, когда я увидел тебя лежащим в беспамятстве на кровати в доме Богдана Алексеевича. Ты, наверное, меня не запомнил. Не до этого было воспаленному разуму. Там бы частицы себя сохранить, что уж до других? Но это все лирика жизни. Что случилось? Неужели что-то настолько срочное, что ты в своем нынешнем состоянии пришел ко мне?

     — Вы были в доме Богдана Алексеевича в тот день? Если честно, я вообще не помню, как именно оказался там. Никита Соломонович сказал, что это все последствия травмы, поэтому простите. А много людей вообще слышали про мою ситуацию?

     — Хм. Как сказать тебе, Василе. В Страророговской живет ровно 106 человек и 107, когда приезжает Алексей Митрич. Собственно, вот 107 человек знают о вашей ситуации, будьте уверены. К дому Богдана Алексеевича до сих пор не выстроилась вся эта толпа исключительно из-за того, что наш врач обещал бросаться с кулаками на любого, кто потревожит вас. Надеюсь, вы не привели его с собой? — довольно бодро говорил веселый мужчина.

     — Мне ничего такого не говорили. От такой заботы я только краснею. Кстати, очень рад знакомству. Как вас зовут? — замявшись спросил я.

     — Будете смеяться и не верить мне, но мама подарила мне имя «Джотто», в паспорте так и написано, могу показать. Джотто Иванович. Мне, конечно, больше нравилось в детстве имя Андрей, но я как-то свыкся. Слушай, Василе, так чего ты тут делаешь?

     — Ехал на практику, но завернул не туда. Поезд уехал. Потом какие-то люди в балахонах. И вот я здесь. — совершенно серьезно ответил я.

     — Ты не понял меня. Что привело тебя сюда ко мне в дом? — весело спросил Джотто Иванович.

     — Ой, извините! Богдан Алексеевич устраивает званый ужин сегодня в шесть вечера и вас попросили пригласить лично.Все это видимо для того, чтобы я познакомился с людьми здесь. Но я пока знаю только одного человека с какой-то профессией. Не в обиду всем, кого я тут знаю. Наверное, дело в том, что я не слишком интересуюсь. Чем занимаетесь здесь вы?

     — Василе, я думал, что мы все обговорили. Можно уже на «ты», я тебя почти нагим видел, а ты стесняешься словоформ. Если оглянешься, то поймешь, чем заняты были руки мои очень долгое время — сказал Джотто Иванович раскинув руки.

     — Не совсем понял. Высадка леса? — вновь замявшись спросил я.

     — Лес выстроился здесь без моих усилий. Нет. Я построил здесь каждый дом. Я знаю каждый кирпич, каждый кусочек дерева. Каждый материал встречал мои руки и ложился в основание чего-то красивого, чего-то фундаментального. На самом деле, я всегда хотел писать стихи, но на рифмы и слова мой разум скуп. Или слишком богат. Склеить что-то очень трудно. Строительство стало моим выходом в поэзию. Рифма оконных рам и дверей стали моей отдушиной, понимаешь? Тебе не хотелось никогда написать что-нибудь? — спросил он.

     — Наверное, хотелось. Я как раз учусь на филолога. — ответил я.

     -Ах, точно…Ты мне это уже говорил в тот день. Вернее, в ту ночь.

     -Я тогда мог сказать, наверное, все что угодно. — довольно холодно ответил я.

     -Приятно слышать. Ты бы отдохнул. Может чаю? Или молочка?

     -Нет, мне, наверное, пора идти. Спасибо за радушный прием! Я столько интересных людей даже в Москве не встречал

     -То ли еще будет! Удачи!

     Конечно, асфальт и красивое здание почты не казались мне чем-то фундаментальным и тем более поэтичным. Рифма окон и дверей стоят в моей эстетической иерархии рядом с рифмой «Полковник-подполковник». Но может, я просто не разбираюсь в архитектуре.

     От озера веяло приятной прохладой. Мне стало забавно, потому что Я поймал себя на мысли о том, что домик действительно рифмуется с озером. Ни о чем таком все годы моей жизни я не задумывался, хотя, казалось бы, пора. Отделанный деревом фасад дома сочетался с большим толстым дубом, который стоял в метрах трёхстах от дома. Озеро стояло на том же расстоянии, что и дерево. Ощущалось что-то Левитановское. К дому была проложена дорожка из странного по цвету кирпича. В целом, весь этот дом как будто хотел слиться с окружающим пространством. Только вот для чего? Я подошел к красивой резной двери, какие видел только в вестернах. Моя рука сжалась в кулак и устремилась к двери, но провалилась в пустоту. Дверь совершенно неожиданно открыла молодая девушка, ей было явно больше двадцати, но меньше двадцати шести. Очень четкий критерий, понимаю, но я к таким вещам чуток с детства. Кисть разрезала пустоту дверного проема и опустилась прямо на плечо, тогда еще, незнакомой девушке. Я разжал кулак и поднял руку на уровень своего плеча. Получилось все так, будто я поприветствовал ее каким-то тайным, известным только мне, замысловатым образом. А еще, случилась ситуация, которая происходит только в старых советских и французских комедиях — повисла неловкая тишина. Но мне кажется, что неловко было только мне. Ее взгляд был тверд, а мой, наверное, беспорядочен и слаб. У меня вообще бывает когда-то твердый взгляд? Его нужно тренировать или он сам проявляется? Обязательно нужно узнать. Я промямлил что-то на северо-южном диалекте утопцев. Ее черные длинные до лопаток волосы немного поднял ветер. Это вызвало у меня неведомые фантомные воспоминания. Мой мозг запустил процесс визуализации, но будто никакого воспоминания и не было. Состояние было похоже на то, как когда ты удалил программу с компьютера, но оставил ярлык. Ее естественные ухоженные брови сдвинулись с места. Ее зелено-желтые глаза излучали недоумение, веснушки дополняли весь образ. Абсолютно все вписывалось в картину, кроме одного. Ее пухлые губы дрогнули в непонятном мне испуге.

     — Вы кто? — с твердой уверенностью в голосе сказала она.

     Ее незнание меня слегка смутило. Все, с кем я до этого имел честь разговаривать, знали меня. А здесь пришлось буквально знакомится, но может оно и к лучшему.

     — Я-я-я у Богдана Алексеевича и Марины Семеновны живу, они меня подобрали. Я студент. Из Москвы. Решил съездить в другой город, вот.

     — Вы их родственник? — снова спросила она.

     — Не-е-е-ет. Я вообще здесь случайно! Мне сказали, что я упал с моста, но я не помню. Если честно, мне трудно все это вам сейчас объяснять. Меня сюда попросили прийти и пригласить на обед к Богдану Алексеевичу. А я все равно скоро уеду, не забивайте голову.

     — Хорошо, не буду. Мне все понятно, спасибо. Извините, но можете идти, я очень хочу дописать начатое еще неделю назад, а сегодня у меня как раз возникло вдохновение.

     — Э-э. Извините пожалуйста за беспокойство! —снова постеснявшись ответил я.

     Я уже отошел от дома на добрых сто метров, как снова услышал ее голос.

     — Эй, Василе, а когда ты отсюда уедешь…. Может еще вернешься?

     Я обернулся, почесал затылок и четко прокричал в ответ с улыбкой на лице-«Конечно! Обязательно заеду». Только отойдя на приличное расстояние, я вспомнил, что не называл свое имя. Не то, чтобы меня преследуют параноидальные мысли, но на фоне произошедшего со мной стоит перестраховываться. А что со мной вообще произошло? Я вернулся к дому и увидел, что она сидит под дубом возле озера с большой книгой и яростно записывает в неё что-то. Не в моем темпераменте беспокоить кого-то. Я бы не побеспокоил и доктора, если бы умирал. Какая-то древняя услужливость соседствовала в моей душе с постоянным ощущением несправедливости мира ко мне. Нужно было тогда подойти и спросить. Нужно было. На моем пути остался последний дом.

     Дом с небесно-голубой крышей возле поля. Он стоял поодаль от других домов, и это меня насторожило. Но что меня не настораживает? Я сам себя иногда настораживаю, если честно. Дневник все равно мой, что уж там. Меня до сих пор настораживает, что десять лет назад на празднике в честь дня рождения Вики я ударил того мальчика, разбил ему нос и мне за это не стыдно. Хотя убеждаю себя в обратном. Если писать все мои мысли, то у меня есть одна навязчивая мысль. Нет, на самом деле меня преследует много мыслей. Я много думаю о своей «потере памяти», о своем «путешествии», о людях в балахонах, о моей первой ночи здесь, о власти в глазах той девушки, о том, существовал ли вообще до поездки. Но есть одна мысль, которая как осколок от гранаты застряла где-то между сосцевидным и миндалевидным телом в моем мозге. Мне кажется, что будто бы здесь умру. Не могу объяснить, как и почему, но осознаю это только с помощью навязчивой мысли. Все чувственное во мне молчит.

     В доме с небесно-голубой крышей была открыта дверь. Я все равно постучал. Очень знакомый голос приказал из глубины дома-«Входите. Как видите, открыто». Нужно было еще тогда разворачиваться. Меня теперь выворачивает просто от всего его вида и даже от голоса. Внутри домик был очень даже уютно обставлен. Из общей атмосферы выбивалась только картина, висящая в зале. Какое-то абстрактное искусство. Что-то похожее на пейзаж, нарисованное крупными резкими мазками. «Проходите сюда. Чай уже заварен». На кухне, в той же одежде, что и утром, за столом сидел Ий. Это важно. С этого начался наш разговор. Мне показалось, что он сумасшедший. Но сейчас я начал чуть-чуть слабо понимать.

     — А почему вы решили, что я должен быть в другой одежде? —начал разговор Ий.

     — Что? — опешив спросил я.

     -Вы зашли сюда с мыслей-«Он в том же костюме, в котором был утром», я не прав? — снова насмешливо спросил он.

     — Я должен оправдываться за мысли? — огрызаясь ответил я.

     — Нет-нет, что вы. Мне просто, как исследователю интересно. Вы просто не первый с такими мыслями. Интересует только, почему именно у вас они возникли.

     — Мне просто показалось утром, что вы оделись специально, чтобы встретиться со мной. Потом встреча произошла, и я думал, что надобность в костюме отпадет.

     — Как видите, я встречаюсь с вами снова. Если это так диссонирует в вашей голове, то этот костюм до сих пор на мне только потому что этого требует должность. Вы так далеко от дома, в богом забытом месте без связи, как попали сюда-помните отрывочно, а вас волнует только то, что я не сменил одежду? На самом деле, это похвально. Но мне стоит хвалить скорее ваш рептильный мозг, который выработал отличную систему психологической защиты. Как вам люди, с которыми вы встретились сегодня? Кто больше всех понравился? Кто меньше всех? Запомнили имена? Джотто Ивановича застали?

     — Ой, а я пока ходил, уже забыл, что его так звали. Если честно, слишком мало времени прошло для знакомства с каждым. Но могу сказать, что каждый понравился по-своему. Каждый с какой-то изюминкой. В Москве из-за плотности населения таких не так много. Но вот только в одном доме не застал хозяев, там лишь мальчик был какой-то. Но он обещал, вроде как, передать приглашение.

     — Мало времени говорите? А если бы вы провели с каждым, скажем, недельку? Этого бы хватило?

     — Вы к чему? Но вообще, недели, конечно, хватит, чтобы уловить все самое основное в каждом человеке.

     — У вас такая возможность будет! Не пугайтесь только, впереди еще больше. Этот дом. Этот дом совсем не мой, как вы могли подумать. Он ваш. Вы так травмировались, столько всего прожили. А этот дом стоял попусту. Я, как староста станицы, решил немного его отреставрировать его и отдать на время вашего пребывания здесь. Оно продолжится дольше, чем вы думали. Простите, но, во-первых, Алексей Дмитриевич сильно задерживается. Во-вторых, вы еще не отошли от того, что произошло. А, в-третьих. В-третьих, вы узнаете сегодня за ужином. Могу лишь сказать, что наша деревушка находится намного дальше от вашей стартовой точки. Вряд ли в ближайшее время она станет ближе. У вас сейчас много вопросов, но советую придержать их, пойти обратно к Богдану Алексеевичу и записать все в свой дневник.

     — Ч-ч-ч-ч-то? Не понимаю вообще ни одного слова из того, что вы говорите. Какая неделя? Какой дом? Но я лучше сам пешком пойду отсюда. Я и так уже напуган по полной, просто до тряски. А от вас еще страшнее. Что мне помешает просто пойти по дороге? Я же приду куда-нибудь, вы же не другая цивилизация, за миллион километров от других не живете. Найду просто в другом месте тех, кто отвезет меня. Вы меня простите, но мне тут уже страшно— дрожа от страха сказал я.

     — Извините меня пожалуйста, Василе. Василе, я не стремлюсь вас устрашить или напугать. Мне сейчас стало очень стыдно, простите пожалуйста. Всё что делается, всё делается для вашего блага. Вы можете, конечно, прямо сейчас попытаться пойти по дороге отсюда. Может так даже будет ближе до Богдана Алексеевича. Но предупреждаю – еще сильнее не пугайтесь, всё хорошо. Клянусь своей жизнью, здесь никто и ничто не принесет вам вреда. Но правда, лучше вам будет задать все вопросы до обеда. Прогуляйтесь! У меня, между прочим, тоже много вопросов, но я тоже потерплю. Вы еще раз простите меня, но вам лучше сейчас правда пройтись. Да и я пойду.

     С этими словами, он похлопал мне по плечу, мне стало противно, и я правда захотел сам выйти. Но дальше меня ждал Клондайк панических атак. Я даже не буду описывать, как мы вышли из дома и как немыслимое до этого момента наитие повело меня по ровнейшей дороге из асфальта на выезд из станицы. Что-ж. Я шел где-то час, погруженный в свои мысли. Думал преимущественно о том, что буду говорить первым встречным сельчанам. О том, как буду падать им в ноги и просить увезти куда-нибудь подальше. Но мои мысли прервала закончившаяся неожиданно дорога. Впереди была даже не проселочный путь, а настоящая лесная тропинка. Уже это меня напугало. Там даже машина не проедет, о чем речь? Может я пропустил какой-то поворот? На это мне уже плевать. Я прошел вперед буквально метров двести и увидел его. Я увидел обрыв и оборванный веревочный мост. Внизу бурно текла река. Справа в метрах четырехстах был виден дом Богдана Алексеевича, а еще дальше та самая ровная дорога, приведшая меня сюда. Я побежал обратно, но лесная тропа оборвалась перед большим густым лесом. И тут в меня, как тысяча ножей, ударило всё забытое. Этот детский лагерь, эти сумасшедшие сектанты, мой побег. Что с моей жизнью не так? Почему ситуация такая идиотская? Почему такое не происходит с теми, кто правда этого хочет? Я дошел до дома Богдана Алексеевича абсолютно бледный. Мария Семеновна охнула, побежала на кухню и принесла какие-то таблетки. Я жестом отказался от них и поднялся наверх. В зеркале на меня смотрел бледная не похожая на человека тень. От обеда тоже отказался. Я устал, меня все достало. Если это какая-то неведомая потусторонняя дичь, то пусть только попробуют. Тысяча мистических хорроров в моем багаже, разберу всё по кусочкам. Никаких манер приличия перед лицом опасности извне. А если я умер? Если умер на том мосту? Если это чистилище, то дело еще страннее. Почему бы сразу все не сказать? Зачем мне писать все это? Как мне ответила тогда мама? Боль, вроде, чувствую. Усталость и голод-тоже. Не сильно похоже это на чистилище. Но по правде говоря, я и не видел ни одного за всю жизнь. Все ближе и ближе ужин. Сил уже нет. Лучше морально подготовлюсь к тому, что может и не может произойти.

     Опять не знаю с чего начать. Писать в хронологическом порядке или сразу описывать мои переживания? С одной стороны, если этот дневник кто-нибудь когда-то обнаружит, намного удобнее для понимания будет хронологический стиль изложения, но как тогда понять всю глубину того, что я чувствую? Почему я вообще об этом рассуждаю. Поначалу все было нормально. Я держался стойко и бойко. Первым, сильно раньше других, пришел мальчик. Один. Без родителей. Он быстро представился мне. Его быстрый почти подростковый голос пробубнел – «Лёник», затем он как-то очень забавно поклонился и скрылся на кухне. Видимо это была подмога для подготовки к ужину. Очень мило. Потом пришел Джотто Иванович. Он тоже покинул меня под предлогом помощи на кухне. Что у них там, хряк на вертеле? Затем пришел Никита Соломонович. Он снова быстро осмотрел меня и ушел в дальнюю комнату «перекинуться парой слов с хозяином дома». Создавалось ощущение, что все избегали меня, но длилось оно совсем недолго, потому что я стараюсь отметать такие эгоистичные мысли. Мир не может крутиться вокруг одного объекта, у других людей тоже есть, чем заняться. Потом пришла она и лучше бы у нее были другие дела. Художница из дома возле озера. Но вместо нормального ответа на вопрос— ” Как же всё-таки тебя зовут?” последовал

     — А как ты называл меня у себя в голове и своем дневнике до этого разговора? — с удивлением для меня поинтересовалась она.

     — В каком дневнике?

     — Богдан Алексеевич рассказал, что дал тебе дневник, и ты старательно его заполняешь. Я уже приходила сегодня, ты как раз были занят своими заметками. Ты чего так побледнел?

     Я застеснялся.

     — Если честно, сначала дал тебе прозвище-«Художница у озера», а потом просто писал-«Она». В голове ты у меня тоже «Она». — честно ответил я.

     — Знаешь, а мне нравится. Не обращайся ко мне по имени, которое я тебе сказала. Называй меня-«Она» с ударением на «О». Пусть это будет наша игра. Знаешь, как будто кто-то зовет Йоку Ону с небольшим краснодарским акцентом. -сказала Она.

     — Мне кажется, это слишком странно. Как будто какое-то издевательство. Извини, но звучит так, как будто меня пятиклассник просит его называть его «Волк». — пренебрежительно ответил я.

     — Нееет, всё совсем не так. Это такая игра. Игра, которая поможет тебе расслабиться, а мне не напрягаться. Не будь таким занудой. Тебе нужно воспринимать весь мир, как сборник игр. Знаешь, были такие в ранних двухтысячных-сто игр на одном диске. Игра в хорошего сына, игра в студента. Когда примешь эту, становится очень весело. Мне недавно такой привезли как раз, я люблю собирать всякое такое старое. Ты в этом разбираешься? Такие старые игры запустятся на моем компьютере? Слушай, приходи как-нибудь, поможешь. А я нарисую тебя. — Она просто обрушила на меня поток слов.

     — А это не инфантилизм постоянно играть?-поинтересовался я.

     — Какой уж тут инфантилизм. Просто прибегать к этому нужно в подходящих условиях. Нужно проводить линию между осознанным восприятием мира и бессознательной защитной реакцией. Пробовать или нет — дело твое. Выглядишь ты слишком напряженным. Что-то случилось?

     — Мне этот фарс надоел. Я все вспомнил. А еще я видел абсолютно все здесь. Видел ночью людей в балахо…— начал я пламенную речь, но был прерван.

     — Тсссс. Не порть пока ужин, еще не время. Здесь итак всё знают без тебя. Потерпи прямо вот самую малость. Успокойся и не сходи с тропы. Лучше давай про картины поговорим. Ты, например, знал, что все картины Сальвадор Дали писал с себя? — Она спокойным голосом попыталась отвлечь меня от моей праведной ярости.

     — Нет, и это никакого отношения не имеет к тому, что тут происходит. Меня здесь выходили, я очень благодарен. Ты ко всему происходящему можешь не иметь никакого отношения, поэтому извини, что злость срываю на тебя, но интересные факты в ответ на любые мои слова меня злят только больше. Поставь себя на мое место.

     В этот момент Она раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но ее прервал звук скрипа двери. Странно, до этого входная дверь совсем не скрипела, более того, сама дверь выглядела довольно новой. На пороге стоял Ий. Он сменил костюм. Из-за меня? Какая глупость. Все вокруг глупость. Он заговорил и все вокруг как будто остановилось. Как будто его голос, его речь-это единственная стабильная в моей реальности вещь.

     Всё вокруг— кванты в суперпозиции. Всё вокруг— кванты в суперпозиции. Всё вокруг— кванты в суперпозиции. Всё вокруг— кванты в суперпозиции. Всё вокруг— кванты в суперпозиции. В суперпозиции всё вокруг— кванты. Кванты. Кванты. Кванты.

     Я не знаю, как мне продолжать писать. Если кто-то найдет мою рукопись, как мне объяснить все, что происходит здесь? Это все больше походит на глупый плохо написанный фанатский рассказик. Но все реально!!! Читающий эти строки, ты должен знать, ни на секунду не сомневайся, что все здесь написанное-это реальность!!! Я НЕ ПИСАЛ ПОСЛЕДНИЙ АБЗАЦ! Вся эта чушь про кванты в суперпозиции просто появилась в моем дневнике на моих глазах. Как будто кто-то написал тайное письмо невидимыми чернилами, а я прошелся по нему утюгом и проявил послание. Это невозможно. Это невыносимо. Эти строчки про кванты появились просто сами по себе. Если раньше я писал все это от скуки, то теперь мне просто нужно, чтобы весь мой дневник попал куда-нибудь или к кому-нибудь. Самое ужасное, что все это рифмуется с тем, что мне сказал Ий. Да. Точно. Он попросил меня пойти на кухню веранду и присесть на лавочку. Почему-то в ту минуту, меня это успокоило. Как будто наступил момент удаления больного зуба и ничего уже нельзя было поделать, ты уже сидишь в кабинете стоматолога, он уже подготовил инструменты, ты уже подготовил свой разум и организм ко всей волне дискомфорта, которая вот-вот тебя накроет. Он снова заговорил первым:

     — Василе, вы не поверите, но я вас понимаю больше всех на свете. Вы же все вспомнили? Да, вас могут раздражать мои ужимки или мои костюмы, кстати, переоделся специально для вас, но спокойствие — это выход из всего. Я не буду погружать вас в мою философию, которая, на первый взгляд. отдает чем-то восточным, но это совсем не так. Если вам тревожно, просто мысленно превращайтесь в фикус. Фикусы не волнуют человеческие проблемы. Фикус готов вынести любой удар судьбы. Прекращайте быть человеком. Теперь касательно всего остального. Я начну, с вашего позволения, рассказывать, а вы остановите меня в любой момент, если вам станет дурно. Поток информации будет очень высоким и будьте готовы, что многое из сказанного мною будет в штыки восприниматься вашим разумом. Рептильный мозг в вашем организме будет пытаться адаптироваться к абсолютно новым условиям и будет это болезненно. Вы готовы? — учтиво спросил он.

     — Да. Простите пожалуйста, если обидел вас — смирившись ответил я.

     —Никогда не извиняйтесь передо мной, Василе. Тем более, что вы ничего не сделали.

     — Не могу это пересилить.

     — Как будет угодно. Я хочу только минимизировать возможный дискомфорт, но он будет. Итак, с чего начать? Начнем с ваших ночных приключений. Они действительно имели место быть. Все сектанты были наказаны и разбиты в ту же ночь, как минимум в существующем пространстве и времени. Ваш друг по несчастью уже второй день блуждает по Тамбову. Он нашел работу и, насколько мне известно, помирился с женой. Или не помирился. Все зависит от того, выпил ли он чай вчера утром. Вообще, многое в нашей судьбе зависит от сущих мелочей, которые скапливаясь образуют гигантский снежный ком. С этим бесполезно бороться. Это можно контролировать, но бороться — иррационально. Бороться —, в целом, вещь немного иррациональная. И так, вы пошли по дороге, ведущей на выезд из нашего прекрасного селения. Снова извините за жеманность, стараюсь разрядить обстановку. Вы дошли до самого конца, прошли дальше по тропе…И оказались снова здесь. Удивительно, верно? Я первый раз тоже удивился. До сих пор не могу привыкнуть, на самом деле. Что произошло? Ваши догадки?

     — Я-я-я пропустил поворот? Или дорога завернула, а я не заметил?

     — Очень близко, но нет. Объясняю уже сотый раз, но каждый раз не могу определиться, с чего начать. Давайте тогда скажу прямо, а вы затем переварите информацию. Дело в том, что наша станица существует одновременно в семи разных возможных местоположениях. Прямо сейчас мы находимся возле Новосибирска. Можете называть это как угодно, у каждого здесь есть свой взгляд на это. Я считаю, что мы все сейчас пребываем в деревне, которая находится в состоянии постоянной квантовой суперпозиции. Трудно объяснить это человеку, не заинтересованному в физике в своей жизни, но я знаю, что вы человек интересующийся, поэтому все-таки попытаюсь. Про кота Шредингера вы, я уверен, слышали, поэтому расскажу вам о другом эксперименте. В года моей молодости, авантюрные ученые, как подобает авантюрным ученым, выпили немного игристого вина и решили, руководствуясь предыдущими известными экспериментами, что нужно бы им выстрелить из фотонной пушки в доску с тремя дырами. Простите, если буду как-то запутанно объяснять. Мое историческое образование накладывает некие последствия на мое восприятие подобных вещей. О чем это я? Результат эксперимента с двумя закрытыми дырами был предсказуем, наблюдалась типичная картина немного размытой полосы напротив открытой щели. Но когда две другие щели открывались, картина кардинально отличалась: возникало множество узких полос. Был еще один более пугающий эксперимент со светом, но о нем я лучше расскажу позже. Прямо сейчас вы должны понять, сюда не просто попасть, отсюда не просто уйти. Извините, не так. Вам сюда было не просто попасть и будет не просто отсюда уйти. Но это все еще можно отнести к определенному везению. Некоторым, например, никогда не суждено покинуть Страророговскую. Дорога, по которой вы шли сегодня, ведет меня сюда снова и снова. Любая моя попытка уйти приведет к тому, что я снова окажусь здесь. Это не приносит мне никаких страданий, мне нравится здесь находится. Мне нравится осознавать себя квантом в суперпозиции. Но есть и те, кто не мог покинуть наше славное селение, но потом смогли. С тремя вы уже знакомы. Вы проведете с каждым по неделе. Это нужно, чтобы вы смогли отсюда выбраться. В мире квантовой неопределенности важнее всего сохранять стабильность и отрешенность. Но отрешенность не от людей, а от происходящих вокруг событий. Учитесь справляться и контролировать созданное, воплощая нереализованные действия в реальность. Например, вы задумывались, что вместо разговора со мной, вы бы сейчас могли писать что-то в свой дневник? Вы будете очень сильно удивлены результату, если начнете верить в то, что вы сейчас не сидите со мной, а пишите что-то в свой дневник. Каждый обретает здесь стабильность и свою частичку искомого счастья. Поймите, Василе, здесь правда никто не желает вам абсолютно ничего плохого. Все наоборот.

     — Почему мне все вокруг это твердят? — немного помолчав спросил я.

     — Потому что так и есть. У вас появилось еще много вопросов, но лучше обдумайте услышанное и поспите. На данный момент лучшим будет переночевать у Богдана Алексеевича. Чтобы вы точно не волновались, я обещаю, что приду на завтрак. Давайте не будем сильно всех волновать и пойдем ужинать. Как ваше самочувствие? — невероятно отрешенно спросил Ий.

     Я не ответил ему. Весь этот бред не укладывался в моей голове, но он сильно меня остудил. До этого мною двигала какая-то ярость, желание превозмочь. Прямо как в той подгорной деревне. А после этого разговора вся злость куда-то ушла. Мы зашли обратно в дом, я был, наверное, очень поникший. Все глаза были устремлены на меня. Первым заговорил Богдан Алексеевич:

     — Ну? Как ты, Василе? Не грусти, такая возможность выпадает одному на десять миллионов. Давай, садись, Машуня напекла вот вкусностей. Сдоба с чаем поставит тебя на ноги. Чьим хвостиком будешь первую неделю? Ой, извини ты за юмор мой. К кому завтра в гости пойдешь? У нас такой обычай! — весело проговаривая каждую букву произнес он.

     Я даже не успел ничего ответить, паренек Лёник оторвал взгляд от стола, поднял свой взор на меня и быстро проговорил:

     — Первую неделю тебе лучше провести со мной. Так будет лучше для всех. Мне еще сказали, что ты ведешь дневник. Я тоже веду. Будет хорошо. Для тебя и для меня, если ты запишешь туда, что мой любимый вкус мороженного — фисташковый, а любимое дерево — яблоня. А какой у тебя любимый вкус? Шоколадный? Нам будет весело! А теперь давайте кушать! После меня выбирай кого хочешь. Всё уже будет неважно. Для меня.

     — Л-л-ладно. А так с каждым, кто первый раз сюда приезжает?

     — Конечно-в голос ответили все присутствующие за столом

     — Даже больше, меня все пугает. Я точно отсюда живым уйду?

     — Конечно-ответили мне все в унисон снова

     Все вокруг начали мирно есть и обсуждать какие-то отвлеченные дела. На столе дымилось мясо, в большой стеклянной формочке томилась печеная картошка, а вокруг меня говорили о каких-то глупостях.

     «А как там Танюшка?

     Слушай, да я же тебе говорю, что геморрой пчелами не вылечишь, был один у меня случай во врачебной практике…

     А если сквозь банку с компотом на тебя смотреть, то ты такой смешной становишься

     Слушай, а если я заштукатурю вот стену, а потом разрисую красиво так?

     Технически, это все же был теннисный матч».

     Какие Танюшки? Какие пчелы? Вы сидите за столом в доме посреди чего-то, что не может удерживать свое географическое положение. Посреди какой-то штуки, которая может не выпускать. Станица живая что ли? А как я сюда попал? Сколько она существует? Почему это никого не волнует? Где я? Почему у меня в дневнике проявились буквы? Если мне завтра никто не ответит, то просто с ума сойду. Просто поеду кукушкой и пойду бить окна в домах или еще чего. Я так устал, что не могу уже писать. Если кратко, то потом мы мирно разошлись. Со мной кратко поговорил Богдан Алексеевич. Он успокаивал меня и говорил что-то вроде-«Прими и расслабься». Надеюсь, что получится. Вот бы найти в интернете видео-«Что делать, если попал в странную деревню и не знаешь, как выбраться». Жизнь по священным писаниям заменена жизнью по оскверненным гайдам из интернета. Мечта человека моего времени сбывается, а я прозябаю на задворках реальности. Чувствую, как уже засыпаю. До новой записи. Надеюсь, буду жив.

     Утром ничего не успел написать, но пока все не так плохо. Ночью я очень много думал о своем существовании. Снова думал о том, что мог умереть и все это-одна большая предсмертная галлюцинация, но даже если все действительно так, то лучше уж пройти до конца и существовать полноценно. Я осознаю себя, пусть это и возможно очень крепкий сон, галлюцинация, демоническое наваждение, пребывание в межпространственном разломе и всякое другое прочее. Постараюсь пройти все до конца, сжать зубы и показать, что такому трудно меня сломить. С этим разобрались, осталось разобраться с реальностью вокруг меня. Ночью я думал и про это. Если подводить какие-то мысленные итоги моих попыток осознать действительность, то выходит, что все окружающее меня сейчас-это дрейфующая непостоянная деревня, перемещающаяся между семью географическими положениями. Вчера мы были возле Новосибирска. А где сейчас? Как часто происходит перемещение? Это пока не ясно. Все люди, кроме Лёника и Ийа попали сюда волей случая, многие живут тут поколениями. Выходит, что деревня не всегда была такой? Или всегда? Про существование современных технологий здесь все знают, но знание это ничего не дает, технологии здесь бесполезны. Сеть здесь не ловит при любых раскладах, но работает проводная телефония на почте. Как? Все слишком сильно похоже на дыры в сюжете средне бюджетного сериала из две тысячи восьмого года, которые мне нужно залатать в своем воспаленном сознании. Прежде чем начну всё описывать, мне не терпится опробовать кое-что, что может снова меня напугать. Меня научил сегодня Леник. Так, откладываю ручку. Поставлю только в начале кавычки, чтобы помнить, что все это написано не моей рукой.

     «ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ— ВЫМЫСЕЛ? Я не писал от руки очень давно и зачем-то решил сделать это снова. Зачем? Всё разрушено. Всё разбито. Всё горит. Все мертвы. Всё обречено. Я привел в родной дом смерть. Я могу покинуть станицу, но какой ценой? Я могу покинуть станицу, но какой ценой? Я могу покинуть станицу, но какой ценой? Сколько можно? Все из-за меня. Никогда не вернусь сюда. Но у тебя есть шанс. Теперь всё зависит от тебя. Ты должен сделать всё правильно»

     Не ожидал, что это меня так напугает. Минут десять просто смотрел на текст и не мог дорисовать кавычки. Это еще что? Весь написанный выше абзац— это не моих рук дело. Точнее моих, но тут все сложно. Я ничего не писал рукой. Проще будет, если опишу все с самого начала. Ночевал я в доме Богдана Алексеевича и Марии Семеновны. Утром их взгляд был полон какого-то лишнего сочувствия и понимания, как будто меня сегодня поведут на убой. Отношение их ко мне тоже было добрее, хотя куда уж тут. Позавтракав, я встретил на пороге дома Ийа, он выглядит довольно озабоченным. Его борода была малость растрёпана, а взгляд отражал его внутреннюю занятость тяжелыми думами. Он проводил меня до моего «нового жилища». Если честно, не вижу в таком широком жесте никакого смысла. Мне будет страшно ночевать одному в новом месте, поэтому я заранее договорился о том, что смогу ночевать в доме Богдана Алексеевича столько, сколько захочу. Я сейчас задумался. Постоянно встречаю Ийа на пороге, но не видел ни разу, чтобы он к нему подходил. Может у меня шизофазия уже, но почему-то эта мелочь просто свербит. Не знаю, как описать, начинает работать какое-то «паучье чутье». Сейчас перечитаю свои ранние записи. Может меня подводит память?

     Нет, он постоянно «ждал у порога». Ну и слог у меня был пару дней назад. Для кого я так излагал мысли? Написано, конечно, чопорно, Василе, старайся больше. Но сегодня Леник объяснил мне весь настоящий смысл процесса, которым я сейчас занимаюсь.

     Возвращаясь к дню ушедшему. Кстати, ночевать в новом месте сегодня не решился, пишу из старого логова. Ий не дал мне почти никаких ответов на вопросы, которые я задавал буквально на ходу.

     — Деревня всегда была такой?-спросил я.

     — Да и нет, она в суперпозиции-ответил он.

     — А как тут телефония работает?-спросил я.

     — А она тут работает и не работает, она в суперпозиции.-ответил он.

     Мне обязательно помечать там, где спросил я, а ответил он? Разве и так непонятно? Но в книгах, которые я до этого читал обычно так делают.

     — А как часто деревня перемещается?-спросил я.

     — Часто и нечасто, она в суперпозиции.-ответил он.

     — Скажите мне честно, пожалуйста. Я умер и это все предсмертные галлюцинации?-спросил я.

     После этого вопроса мы синхронно остановились. Ий посмотрел на меня и всматривался в мои глаза секунд десять. Это был не презирающий взгляд и не осуждающий взгляд. Это был ищущий взгляд, он как будто искал что-то во мне. Что-то, что заставило меня задать этот вопрос. Потом его взгляд смягчился, как будто он нашел искомое, а затем он ответил:

     — Тут могу точно сказать. Нет, Василе, на которого я смотрю прямо сейчас, смерть не прибрала к своим рукам. Вы точно живы, но это не отменяет вашу суперпозицию, как бы не парадоксально это звучало.

     Он как будто ждал от меня этого вопроса. После такой очень «содержательной» беседы я был предоставлен сам себе. Мне лишь зачем-то объяснили, как пройти до дома Лёника. Я же уже был там. Какой-то Ий сегодня очень странный. И не только сегодня. Но сегодня прямо сильнее всего. Забыл его спросить про ритуал в балахонах, в следующий раз точно спрошу ради чего задумывался весь этот фарс. Перед тем, как пойти к Лёнику, я решил сначала пройтись вдоль озера. Вчера я, все-таки, так и не рассмотрел всё вблизи. Плюс, у воды я себя чувствую гораздо спокойнее. Возле берега снова была Она. В том же самом месте. И снова рисовала. Первым разговор начал я:

     — Дорисовываешь картину?

     — О! Доброе утро, Василе. Зачем подкрадываешься? Я могла и сорваться в темную водяную пучину, как Катерина в «Грозе», но было бы это слишком пошло. Тебе уже лучше? Как голова?

     — Разбежавшись прыгнуть со скалы-актуально во все времена, главное после этого-выжить. Если честно, ничего не понимаю и стесняюсь задавать вопросы, потому что мне кажется, что все происходящее-плод моего воображения. На самом деле— это обычная деревня, а мне всё-всё-всё здесь привиделось.

     — Не привиделось. А даже если так, то подыгрывай и все будет восприниматься намного легче. Здесь так не принято, но можешь задать мне пару вопросов, пока дорисовываю. Надеюсь, облегчу твои страдания.

     — Почему все так? Откуда взялась Старороговская? Почему всё вокруг как будто сбежало из средненького романа про попаданцев или сериалу с оценкой шесть из десяти?Как здесь всё работает?

     — Сейчас было обидно. Кто-то говорит, что все дело в суперпозиции, квантовой неопределенности, а мне кажется, что все дело в искусстве и коллективном бессознательном. Мы живем в мечтах тысячи людей, которые мечтают о стабильности. Мы живем в произведении искусства, произведенного многомиллионной толпой. Именно поэтому мы постоянно перемещаемся. Да, здесь есть проблемы и свои несчастья, но они полностью перекрываются. Их можно описать, как несчастья героев какого-то романа. Романтически-неразделенная любовь, проблема отцов и детей, проблемы взросления и всё это посреди дрейфующей по карте деревне. Вот как я думаю. Думаю, что мы живем здесь, как экспонаты в музее, в который не пускают посетителей, но это и прекрасно.

     — Но я же тогда сюда как-то попал.

     — А ты думаешь, что ты не экспонат? — она усмехнулась— Здесь каждый— часть выставки. Нужно лишь определить твое место и особенность. А ты не должен идти сегодня к Лёнику? Или решил все-таки начать с меня?

     В этот момент у меня заболела голова, и я готов поклясться, что вот-вот и из моих ноздрей бы хлынул мерзкий кровавый поток. Возможно это подействовало на мое решения. Мне почему-то вздумалось, что именно окружение виновато в моей головной боли, нужно было его срочно сменить.

     — Да, нужно идти. Извини за беспокойство, что-то мне нехорошо. Со вчерашнего, наверное. Я пойду. Спасибо тебе за объяснение. — быстро удаляясь проговорил я.

     Хотя какое там объяснение. Еще один неровный кирпичик в странного вида стену. Она только посмотрела как-то сочувственно и продолжила рисовать, пока мои ноги сами вели меня к моему новому другу на ближайшую неделю.

     Солнце уже было довольно высоко, вокруг царила успокаивающая и благоухающая природа, которая вот-вот и готова была схватить мою маленькую холодную душонку в свои большие теплые лапы. Все-таки наступила весна.

     Я довольно быстро дошел до нужного места и постучался в уже знакомую дверь. Открыл Лёник и меня это насторожило. Вопрос— «Где родители этого мальчика? Они ведь даже не были на ужине» не отпускал меня до самого момента ответа на этот вопрос. Впуская меня в дом, он не переставая бурчал себе под нос:

     — Чего ты так рано пришел, я только из школы, вот делаю сейчас матешу. Нужно потом еще Отцов и Детей двадцать страниц почитать или не надо, зависит от ситуации через десять минут. Поставь пока чайник нам, ща все доделаю. Хозяйничай. Василе. Ха-ха-ха. Василе. Ха-ха-ха.

     Меня немного оскорбило, что его рассмешило мое имя, но все в тот момент можно было списать на молодость. Я последовал его совету и пошел на кухню, на плите уже стоял чайник полный воды и мне оставалось лишь зажечь огонь. Весь домик напоминал мне дачу моей бабушки. Все также уютно и нет ничего лишнего. Все на своих местах, даже календарь с быком за 2009 год. Может он нужен для того, чтобы Леник не забыл, в каком году родился? О чем можно вообще говорить с ребенком? Хотя сегодня он впечатлил меня своими знаниями о деревне, да и вообще, как человек он очень удивительный, но в остальном-это ребенок, пусть и очень-очень необычный. И это еще мягко сказано.

     Он вышел из своей комнаты как раз тогда, когда чайник уже закипал и продолжил бурчать:

     — Ну почему писать так долго. Хотя бы задания интересные. Ты уже расположился? У меня гости не часто бывают.

     — У меня? А где родители твои? На работе? Они хоть знают, что к тебе послали ежедневно приходить студента?

     — У меня их и нет. У других есть. Может были, откуда-то я появился все-таки. Может где-то они есть, но я привык жить так. Родители бы добавили лишних проблем, а так спокойно живу сам.

     — Это как? Давно ты так живешь? Откуда ты вообще взялся здесь?

     — Ты очень-очень много спрашиваешь. А-а-а-а, ты же тот, которому ничего не объяснили. Извини, иногда путаюсь. Смотри, попробую объяснить. Какой чай будешь? Есть каркаде, а есть с мелиссой.

     Я замешкался на пару секунд, делая выбор. Он продолжил говорить

     — Ты думаешь, потому что тебе не нравятся оба варианта, да? Каждый твой выбор-это расщепление истории твоего пути. Ты можешь выбрать один чай, можешь выбрать другой, а можешь отказаться от чая. Что и к чему приведет ты знать не можешь, даже я могу понять, как это повлияет на тебя только в ближайшие пять минут.

     — Ты вообще, о чем? Какое расщепление истории? Тебе сколько лет? Говоришь, как пугающие слишком умные дети телепаты из фильмов ужасов. Тебя разве не должны интересовать мобильные игры про большие машины, велосипеды, карточки человека-паука?-попытался было я наладить с ним контакт.

     — Ты очень-очень-очень много спрашиваешь. Ты тот, которому вообще ничего не объяснили? Да что же такое, я думал, хоть тут хотя бы раз повезет. Это будет трудновато. Смотри, попробую снова объяснить, но с самого начала. Тебя направили к трем людям не просто так. Я родился прямо тут в этом доме и не помню ничего до трех лет. Потом помню, что лицо мужчины или женщины, или бабушки или еще пяти человек. Воспоминания начали сильнее проясняться. Помню, как учился со всеми детьми, мне читали в шесть лета Тома Сойера или Геккельбери Финна или Приключения Фунтика или еще пять вариантов книг. В восемь лет я впервые увидел свою смерть. Мне было очень плохо, я не понимал, где нахожусь. Просыпаюсь сегодня в одном доме, завтра в другом и все вокруг делают вид, что все обычно и нормально. Все, кроме одного человека. Ты его, наверное, уже встречал. Он пришел ко мне, когда мне было девять и научил всему, что знал. Понимаешь. Как бы так сказать. Я живу сразу в восьми вариантах событий. В восьми вариантах развития моей истории. Вот ты не можешь сейчас выбрать, какой чай тебе попить, а я, например, вижу, как пью сразу оба чая, как выливаю тебе чай на голову за то, что ты посмеялся надо мной и как ты вообще не пришел ко мне, а я пью сок, который стоит в холодильнике. Это можно контролировать, можно понимать, что я сейчас нахожусь в своей истории и просто подглядывать к другим. Если бы я продолжил жить, как жил раньше, то просто бы сошел с ума. Вот прямо сейчас мне очень повезло, Лёнику из другой истории моей жизни помогли с трудным примером, а я все подслушал и списал. Из всей деревни так могу только я. В других историях моей жизни я так не умею. За три года вот таким подглядыванием я прочитал столько книг, посмотрел столько передач, столько фильмов и послушал столько музыки, что можно даже сейчас поступать туда, где учишься ты. Ты понял?

     — Меня как будто ударили мешком по голове. А есть какие-то доказательства помимо твоих слов? Как я могу быть уверен, что это не просто фантазии?- с голосом полного скепсиса спросил я.

     — Эх, вот почему вы все такие? Ни один просто так не поверил. Смотри, тебя зовут Василе, всем ты представляешься-Василий, потому что стесняешься своего настоящего имени, в седьмом классе ты любил девочку, но она ничего не чувствовала к тебе и только смеялась, поэтому у тебя образовалась травма. В одиннадцатом классе ты встретил еще одну девушку, с которой ты повстречался три месяца, после чего она бросила тебя из-за того, что решила поехать учиться заграницу, но при этом никуда не поехала и поступила в педагогический университет в Белгороде, ее большие-на выкат глаза до сих пор иногда снятся тебе. Единственное воспоминание о твоем дедушке по маминой линии-это когда в первом классе он научил тебя завязывать шнурки, больше ты о нем ничего не помнишь. Пароль на твоем телефоне-три два два один. На компьютере почти такой же, но ты добавляешь еще одну тройку в конце. Достаточно?

     Я был в ступоре еще минут пять, а затем решился задать вопрос, хоть и примерно знал ответ:

     — Как? Откуда ты это все узнал?

     — Ты сам все рассказал, но не мне, а другому Лёнику. В той сюжетной ветке, в которой ты попал сюда на неделю раньше.

     — На неделю? И что там? Я жив?

     Он замешкался, но потом заговорил:

     — Да, вроде, жив, но я не слишком подглядываю туда, там все слишком скучно.

     — Стой, ты еще до этого сказал, что ты умер в одном из вариантов развития событий. Это как? Что ты видишь там?

     — Там… Там просто пусто. Когда я подглядываю туда, то ничего не вижу, но каждый раз проходит какое-то количество времени. А умер я, когда твои знакомые из культа или еще кто-то пришли сюда и поперевешали всех— он улыбнулся— до меня они не добрались, я побежал к озеру, но плавать там и тогда совсем не умел. Пошел топориком на дно, окруженный пламенем. Я даже не знаю, с чего бы им было нападать на нас. Может из-за своих дебильных жертвоприношений?

     Я молча сидел на краю стула, пытаясь освоить еще один гигантский пятитонный шмат абсурдной информации. Каждый раз выглядело это так, как будто мне сообщали о моей скорой смерти. Мои глаза были направлены в одну точку в углу комнаты, а мой разум взлетал далеко за эти деревенские домишки, поля и леса куда-то вверх, стараясь абстрагироваться и сохранить хотя бы каплю моей нервной системы. Гиппокамп, отвечающий за формирование эмоций и консолидацию памяти в моей маленькой голове, перегревался все сильнее и сильнее с каждым днем, проведенным здесь. Даже сейчас я не знаю, какой должна быть моя реакция на все происходящее? И нет никого, кто испытывал бы тоже самое.

     «Сгусток мяса, обращенный в оболочку жалкого существа, называемого себя человеком, прекрати ныть и плакать. Чего ты жаждешь? Чего ты хочешь? Погрузиться в бескрайнее холодное тягучее пространство, полностью окутанное тьмой? Как можешь ты и не только ты называть себя человеком, если по сути, ты лишь жалкая гусеница, мечтающая отправиться в теплый кокон? Ты каждую секунду делаешь выбор в пользу существования в своем гнусном мясном мире, так откуда же ты черпаешь жалость к себе? Ты хочешь знать, что кто-то себя чувствует также? Консолидация жалости тебе не поможет. Хочешь знать, как себя чувствует кто-то другой? Знай, что пока ты не заслуживаешь даже жалости, все твои действия-это возня насекомого. Подними наконец эту штуку на твоих плечах, которую ты называешь своей головой и сделай что-нибудь, что присуще роду человеческому. Приспосабливайся, борись, уничтожай, захватывай»

     Успел поставить только кавычки. Для собственного напоминания: каждый раз, когда будет идти подобная штука с кавычками, то знай, что писал это не я. Я просто подумал-«А что чувствовали другие Василе? Может им было бы также тревожно и грустно, и они бы тоже записывали бы это всё в свой дневник». Это какой-то очень грубый гость моего дневника. И очень напыщенный. Откуда только можно набраться этого всего? Но зато была хоть какая-то доля мотивации. Спасибо, неизвестный. Пусть будет господин К.

     «Не называй меня так. Не давай мне чужих имен. У меня есть свое имя. Оно намного древнее всего, что ты когда-либо видел. Оно древнее всего, с чем мог бы ты когда-то сталкиваться.»

     Я даже ручку убрать не успел, это еще что такое? Сейчас я даже не думал о другом Василе или чем-то подобном. И что делать, если такое будет врываться постоянно сюда в мой дневник? Во-первых, мне до этого никто не отвечал через дневник. Я думал, что эта коммуникация односторонняя. Подглядывание, как называл это Лёник. А тут вот есть даже реакция на мою писанину. Во-вторых, сначала я подумал, что все это пишет альтернативная версия меня,но теперь она отметается? Тогда кто? Кто-то к кому попал дневник? Есть вариант развития событий, при которых я выкидываю дневник? И куда он тогда попадает? Нужно спросить всё завтра. Так, на чем я остановился?

     Мы оба молча сидели, пока Леник не подскочил со своего стула с веселым криком:

     — Слушай, а давай на рыбалку сходим? Я очень люблю спортивную рыбалку. А ты любишь? Тут почти никто не любит, только Алексей Дмитриевич, а он ездит куда-то постоянно. Пошли!

     Делать было нечего, к тому же, это сильно помогло бы развеять по ветру и остудить мой разум. У Лёника в доме оказалось довольно много удочек. Штук шесть я насчитал точно. Зачем столько много? Какие удочки, Василе? Че ты несешь? Не о том думаешь. Этот пацан. Чувствую, что знает он намного больше, чем говорит. Мы снова пришли к уже знакомому мне озеру. Она уже, видимо, дорисовала картину и ушла, поэтому нас никто не беспокоил. Только Богдан Алексеевич проходя мимо одобрительно кивнул и сказал зайти потом к нему. А куда бы мне еще потом заходить? Он подумал, что я решусь сегодня ночевать один в том доме? Во время рыбалки Лёник очень сильно притих, но мне удалось кое-что выудить из него:

     — Слушай, а как тебе вообще одному живется? Тебе же совсем мало лет. Нужно же и готовить, стирать, убирать, держать дом в порядке.

     — Мне помогают. Плюс, умение подглядывать очень сильно помогает по бытовухе. Я как будто прожил уже три-четыре жизни. Меня это немного старит.

     За все время рыбалки мы не поймали ни одной рыбы, сначала он сидел расстроенным, но затем пошел небольшой дождь, Лёник повернулся куда-то в сторону леса и непродолжительное время всматривался куда-то в тучи. Потом он схватил мою удочку со словами-«Всё, с тебя сегодня хватит. Иди обдумывай. Тебя дядя Богдан ждет», а затем бросился быстрым шагом куда-то в сторону лесопосадки. Очень заботливо с его стороны. Я спокойным шагом дошел до места своего пребывания и на веранде меня действительно ждал Богдан Алексеевич. Он, завидев меня издалека, помахал, потом уже у входа он своим басистым голосом пригласил меня в дом со словами:

     -Василе-Василе, заходи, попей чай, покушай, а потом у меня к тебе одно дело есть. Уверен, тебе будет приятно помочь! Да и дело интересное. Жду!

     В итоге, его интересным делом оказалась починка какого-то странного двигателя и старой радиолы. Но жаловаться не могу, потому что было действительно интересно. Радиол до этого в своей жизни я не видел, а наши разговоры в основном были про что-то отвлеченное. К нам присоединилась даже Мария Семеновна. Говорили в основном про кино, книги и садоводство. Я спросил у Богдана Алексеевича про ночное сборище в темных капюшонах, но он лишь удивленно на меня посмотрел, сказал что-то очень быстро, что-то вроде-«Иногда для того, чтобы произошло что-то, нужно сделать что-то дурацкое» и продолжил возиться с радиолой. После долгой починки, Мария Семеновна предложила всем вместе посмотреть фильм. Оказалось, что сегодня традиционный киновечер, но в деревне все были заняты и поэтому пришла только Она и Никита Соломонович со своей женой. Смотрели какую-то старую французскую комедию из семидесятых. Было довольно интересно, но я быстро устал и с всеобщего позволения поднялся на верх. Нужно позвонить завтра маме. Надеюсь, этот пугающая и грубая «древняя сущность» не ворвется снова в мой дневник. Я ужасно устал. Снова надеюсь, что завтра буду жив.

     Я ничего не писал уже два дня. Вчера просто не добрался до записей, да и не слишком много произошло, меня увлекло совсем другое. Вчера Лёник был занят своей учебой, поэтому он лишь слегка рассказал про жителей деревни. Он сказал, что Джотто Иванович-— главный архитектор Старороговской. Но что это значит, мне предстоит узнать только на следующей неделе.

     Да, следующую неделю буду шататься именно за ним, решено. К Оне даже приближаться пока не хочу, слишком она странная. Хотя, о чем речь? Сегодня был в таком месте, что мне теперь ничто не должно показаться странным. Я просил доказательств и получил. Даже с лихвой. Мой безымянный палец теперь будет мне доказательством на всю мою жизнь.

     Еще вчера узнал немного про механизм «подглядывания», которым пользуется Лёник. Как я понял, все это-вещь сугубо индивидуальная. Например, он проживает сразу семь жизней одновременно, постоянно сдерживая свое сознание здесь, в этой линии пространства и времени. И его процесс подглядывания— это небольшое освобождение собственных оков. Он просто на время перестает сдерживать свой разум, оказываясь во всех нужных ему точках одновременно. Это требует определенной большой практики. Я с опаской рассказал ему о том, что со мной что-то общается через мои записи в дневнике. Это его удивило, потому что все его взаимодействие с другими «вселенными» заканчивается только на подглядывании, переносить что-то сюда, кроме личного опыта он не может. Но он больше удивился не процессу переноса материи на листы бумаги, а тому, что что-то извне взаимодействует со мной. Лёник сказал что-то вроде-«Я пока о таком не слышал. Видел недавно, как стул перенесли, а вот чтобы “другой” говорил с кем-то-никогда». В итоге, мы проболтали вчера с час, а потом просто разошлись. Особой пользы от встречи не было, поэтому я решил пройтись по станице и позвонить маме. Она снова была невероятно спокойна. Даже не могу вспомнить, о чем мы говорили. Наверное, потому что больше говорила она. Надеюсь, не покажусь эгоистом, но со мной здесь столько произошло, что я абстрагировался во время рассказа о подросших цветах на окне. Почему-то именно в день пика моего желания коммуницировать все отвернулись. Похоже, что иногда ты получаешь то, что тайно желал, а иногда не получаешь того, чего желал так открыто. От полной безнадёжности пошел к Оне, она говорила что-то про компьютерные игры, но её не оказалось дома или поблизости. Решил снова пойти по дороге на выезд отсюда с надеждой на то, что выйду отсюда. На самом деле, не буду утаивать, я надеялся, что дорога снова закольцует и отправит меня на тот же утес. Это помогло бы удостовериться, что я не сумасшедший. В этот раз что-то пошло не так. Дорога все не заканчивалась и продолжалась вглубь леса. Мои блуждания по прямой перевалили за час, это очень сильно настораживало. В прошлый раз все было намного быстрее. Я так испугался, что побежал и, уверен, что пробежал еще минут десять. Впервые за несколько дней тревога снова начала активно пульсировать в моих висках, растекаясь по всему остальному телу, заряжая каждую конечность жалкой нервной тряской. Такие приступы паники заставляют меня делать хоть что-нибудь, чтобы перестать чувствовать это унизительное ощущение. Я увидел небольшую тропинку. Тропинка была еле заметной и уже немного заросшей, но мне было плевать. Мои ноги ринулись туда без ведома моего мозга. Мои руки, игнорируя все истошные взвовы моих нервных окончаний, раздвигали ветки и листву. Весь этот процесс занял совсем немного. Я выбежал на вершину небольшого пригорка, с которого была видна деревня. Другая деревня. Та самая деревня! Та самая деревня, которую атаковали люди из культа змея, я сразу узнал мельницу, она была совсем недалеко. В центре прямо ниже лопастей осталось чуть-чуть черной краски, но было видно, что ее смыли. Я ринулся вниз по пригорку отталкивая ветки деревьев с двойным энтузиазмом и оказался снова возле обрыва слева от дома Богдана Алексеевича. Это какое-то издевательство?! Какая-то игра?! Этот день успокоил меня и усыпил мою бдительность, но воспоминания не остыли. Описываю всё и понимаю, что сейчас во мне нет ничего, кроме ярости и злобы. А что, если бы я вернулся по тропе назад? Может тогда что-то бы и выгорело? Но узнать мне этого уже было мне не дано. Я снова улетел вниз в реку. С другой стороны-быстрее добрался до дома. На берегу стоял Богдан Алексеевич и Никита Соломонович. Вылезая, я успел услышать лишь обрывок их разговора:

     — Еще кто-то новый?-сказал Никита Соломонович

     — -Нет, это наш. Похоже, снова по дороге ходил. Ничего, сейчас отогреем-ответил Богдан Алексеевич

     Он стоял с полотенцем, как будто ожидая меня. Мы вместе пошли домой. Богдан Алексеевич поделился своей одеждой, которая скажу честно-большая для меня, но выглядит это даже стильно. Оказалось, что прошел совсем не час. Я блуждал по дороге в никуда целых пять часов. Пять часов. А если бы я не побежал сквозь чащу, то пропал бы на неделю? Какой бред. Как это вообще работает все? Пожалуй, ближайшее время и до выяснения всех-всех-всех-всех квазинаучных квантово-фантастических и искусственно-изобразительных обстоятельств не двинусь больше на выезд. Какое-то сумасшествие. Попытался еще в тот день поговорить с «древними сущностями» через дневник, но ничего не вышло. Над бумагой стояло радиомолчание. День высушил меня, поэтому уснул я крепчайшим сном довольно рано. Не было и десяти. Мне даже и не снилось ничего толком.

     Наступил день насущный. Если вчерашний день был короткий и яркий, как молния в грозу, то сегодня день тянется долго, как шторм в океанах. Вот это метафоры. Ты настоящий гений, Василе! Вообще, я тут почитал недавно и, наверное, неудобно будет разбираться во всей этой писанине. Какие-то пространные рассуждения, врыв каких-то сущностей. С другой стороны, вот сегодня Лёник наконец-то нормально и подробно объяснил зачем этот дневник нужен и писать в него захотелось почаще. Может взять его с собой как-нибудь и записывать прямо по ходу? Выйдет глупо и нелепо, но зато очень фактурно и самобытно. Начинаю думать уже, как Ий. Проклятая станица. Как будто ее дух проникает в меня. Я как будто начинаю врастать в деревню, теряя всякое удивление к произошедшему. Возможно, так работают защитные механизмы моего организма, но я правда чувствую, как тень безразличия или какого-то автономного принятия любых условий падает на всё мое восприятие мира. Перемещающаяся в пространстве квантово-неопределенная деревня— окей! Сектанты, поклоняющиеся богу Змею— несите еще! Мальчик, проживающий семь жизней одновременно-хорошо! Может все из-за того, что я слишком долго здесь и совсем не чувствую опасности от всех удивительных вещей? Может моя система удивления работает только так? Задумываюсь и пишу об этом во многом из-за произошедшего сегодня, во многом меня даже подстегивает интерес или какой-то охотничий задор. Начну по порядку.

     Я устал описывать каждое мое утро, потому что вся странная обыденность здесь уже сливается в один гигантский временно-пространственный ком, но сделать это нужно по причинам, которые будут описаны ниже. На завтрак были блины. Мария Семеновна очень постаралась. Настоящий вкус детства с привкусом глубоко-философских рассказов. Я пишу слово— «Рассказов» намеренно. Нет, не «бесед», а именно рассказов. Потому что разговор с Марией Семеновной-это интерактивный рассказ, последующие строчки которого запускаются с помощью кряхтений, покашливаний, угуканий и других одобрительных жестов. Большую часть я не запомнил из-за того, что переборщил с абстрагированием, дело дошло до границ дереализации, поэтому пришлось осечься и хоть чуть-чуть слушать пространные рассказы хозяйки дома о детерминизме, предопределенности событий. Со всем моим уважением к хозяйке дома-не слишком ли это странно? Во-первых, вы живете в станице, которая не имеет нормального местоположения в пространстве. Во-вторых, не слишком легко ли придерживаться именно такого взгляда на вещи? Все предопределено, поэтому пусть будет, что будет. Я спросил у Марии Семеновны, слышала ли она про эмерджентные системы, она ответила-«Мне не предрешено узнать, что это. Видимо, это может уничтожить всю предопределенность». Выходит, что и предопределенностей, в её системе воззрений, бесконечное множество? Тогда в чем ее посыл? В чем ее мысль? Всё везде уже произошло, поэтому пусть будет, что будет? Такие мысли, конечно, могут помочь пережить почти любое событие на свете, но мне пока помогают быстрые углеводы и небольшая отрешенность от своего тела. Пускай будет, что будет, ведь я-наблюдатель, который иногда пытается справиться с нападками судьбы. Да, меня пока это не подводило. Ийа не было сегодня и не было вчера, хотя готов поклясться, что видел его сегодня в лесу. К лесу у меня пока больше всего вопросов. В моем родном племени бы вопросов не задавали, да закатали бы это строящее из себя невесть что нечто в огромную парковку. Думает, что раз много деревьев и трудно что-то разглядеть, то можно себя мнить Фангорном? Это мы еще посмотрим, это мы еще с тобой попляшем. Кто победит- холистический разум студента из столицы или многовековое квантовое скопление древесины? Очень скоро узнаем, мне нужны лишь дополнительные кусочки паззла. Кстати, раз начал писать про свой мозг, вот еще один любопытный факт-я не помню, какой сейчас день недели. Я могу лишь сопоставить всю информацию с датой моего выезда, но потом вводные данные расплываются. Можно, конечно, спросить здесь у кого-нибудь, но можно ли доверять информации здешних? Была идея с вычислением дня недели с помощью Лёника. Ведь у него должны быть выходные? Все оказалось несколько сложнее.

     Позавтракав, минуя ежедневную порцию выводящих меня из равновесия новых вводных касающихся окружающей меня действительности от местного «старосты», я направился прямиком к дому у почты. Дверь была открыта, перед входом стояло два рюкзака, у обоих висели сбоку идентичные маленькие фонарики и зонты. Сперва я подумал, что кто-то заглянул к моему малолетнему ментору в гости, но лежали эти рюкзаки так, будто их кто-то заранее подготовил и оставил возле входной двери. Не выглядело это все, как результат типичного беспорядочного полного усталости от учебы броска школьного рюкзака. Но на всякий случай, я крикнул-«Эй, Лёник. Ты дома? У тебя гости?». В ответ была только тишина, впрочем, это было ожидаемо. Лёник вышел из своей комнаты минуты через три с лицом, полным энтузиазма. Видимо, планировал он все еще со вчерашнего дня. Он жестом приказал мне взять рюкзак, а сам взял другой, а затем приказал идти за ним. У меня здесь не то, чтобы есть выбор, но можно же как-то и уважительнее коммуницировать. На все мои замечания и вопросы был произнесено лишь шипящее-«Тссс. Мы идем на очень важное и нужное для меня задание. Это скрытная миссия. Расскажу все, только если найдем кое-что. А пока тихо!». Пацан просто упивался данной ему властью, мы сделали два круга невероятно странными путями вокруг деревни, пока не дошли до единственного выезда. Прямо у входа в лесную чащу мы остановились. Леник вел себя, как командир отряда со всеми этими его жестами. Он поднял кулак, затем показал пальцем куда-то вправо от дороги. Справа от дороги отчетливо виднелась протоптанная тропа. Я хоть и не видел ее до этого, что и не мудрено, но все равно удивился. Сколько здесь вообще троп? Лес этот работает намного сложнее, чем деревня. Только мы сошли с асфальтированной дороги в лес, как начался дождь. «Интересное совпадение»-подумал я, но дальше-больше. Леник снова остановился и начал всматриваться в небо, затем он заметил что-то и побежал сквозь густой лес дав мне знак следовать за ним. Лес атаковал меня со всех сторон, густая листва била мне в лицо, ветки упирались мне в живот, а мои ноги били густые кустарники. Атаки не обошли стороной и Лёника, после нашего сегодняшнего похода, лицо у него было расцарапано будь здоров. Лес сдерживал наше продвижение, но следы нашей битвы затем очень сильно пригодились для ориентации в пространстве. Мы добежали до какой-то маленькой опушки. Леник невероятно радостно бросился к земле и начал ее прощупывать. Затем он достал из рюкзака баллончик с красной краской и отмерив, самым странным образом, шаги нарисовал красное пятно на самой земле, а затем на нескольких деревьях. На опушке совсем не было растительности. Это была абсолютно пустая земля, без травы и деревьев. Более того, земля была сухой, ее как будто не касался дождь, льющийся в промышленных масштабах на наши глупые головы. Только после всего этого мистического процесса Лёник удостоил меня фразой-«Василе, мы сейчас на охоте. И дичь уже рядом. Прямо сейчас ты стоишь на её следе. Сейчас мы чуть-чуть передохнем, а потом снова на охоту, понял?»

     «Не понял» — ответил я, но он и не собирался обращать внимания на мои слова. Он продолжал всматриваться куда-то в небо, скорее всего, высматривая просветы дождя. Для дичи, даже самой крупной, след был слишком большой.

     «ДОМ, ДОМ, ДОМ, ТЫ ОХОТИЛСЯ НА ДОМ. ТУПОЙ ТЫ КОНЧЕННЫЙ МУДЕНЬ, НАПИШИ УЖЕ, ЧТО ВЫ ОХОТИЛИСЬ НА ДОМ. ДЛЯ КОГО ТЫ СОХРАНЯЕШЬ ИНТРИГУ? КОМУ ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ПОКАЗЫВАТЬ СВОИ ПИСУЛЬКИ? СВОЕЙ МАМЕ? ХАХАХАХАХАХАХХАХАХА. ТЫ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕШЬ. ОН ЕЩЕ НЕ ЗНАЕТ. ТЫ ПОТЕРЯЕШЬ ХВАТКУ РЕАЛЬНОСТИ. МЫ ЗАБЕРЕМ ВСЕ. МЫ ЗАБЕРЕМ ВСЕ. МЫ ЗАБЕРЕМ ВСЕ. МЫ ЗАБЕРЕМ ВСЕ»

     Я снова выронил ручку. К такому нельзя подготовиться. Вчера молчали целый день, а теперь вот такое? Очень-очень грубо. Какая разница, кому я буду показывать свои записи? Пишу для себя, может когда-то это издастся или опубликуется, или еще что-то. Интригу сохраняю для хронологичности повествования, тем более мне уже объяснили важность такого повествования.

     Лёник снова увидел что-то в небе и ринулся сквозь лесную чащу. Для такого молодого парняги, он очень крепкий. Столько бегать и так прорываться сквозь природные невзгоды я не мог. В двенадцать лет у меня хватало сил только прорваться сквозь школу до мультиков и дивана. Эх, мама еще горячие бутерброды с колбасой делала по пятницам после кружка спортивного ориентирования. Кстати, про него. Вообще ничего не помню из своих походов на кружок спортивного ориентирования.

     В этот раз, мы бежали довольно долго. Мчались сквозь лес мы пока не наткнулись на идентичную предыдущей опушку. Обстановка была той же. Сухая пустая земля, будто кто-то вырезал отсюда клочок. Только Лёник начал «помечать» местность, как он снова заметил в гуще окружающих туч пустое безосадочное пространство. Я тоже заметил, только замеченное мной место имело другое местоположение. Леник уже было принялся бежать, но я остановил его и показал в замеченное аномальное место на небе. Он посмотрел мне в глаза со всей серьезностью, дал в руки баллончик и сказал с твердостью многолетнего воина-«Разделимся». После этого, он бросился в противоположную от меня сторону, а мне не оставалось ничего, кроме как послушать его и свой внутренний голос.

     Я бежал совсем немного и просто обомлел, когда увидел перед собой окруженный солнечным светом красивый одноэтажный деревянный дом посреди леса на маленькой опушке. Мой мозг отказывался верить глазам, но тело продолжало двигаться вперед. Отодвинув очередную ветку, я увидел во дворе дома крепкого мужчину за сорок. Мне хотелось достичь солнца, зонт совсем не спасал, из меня буквально можно было выжать ванну воды. Я отодвинул еще одну ветку, а свободным безымянным вместе с мизинцем потянулся к пространству, окутанному солнцем. И произошло это.

     Дом исчез, забрав с собой солнечный свет, траву, забор и кусочек моего безымянного пальца. Слава богу, что до ногтя не дошло, но я все равно закричал. На мой крик тут же прибежал Лёник, увидев мой палец он начал трясти меня и спрашивать-«Ты видел? Ты видел? Ты видел? Что ты видел? Ты видел?». Раздражение от такого потока вопросов меня немного успокоило, я взял себя в руки, перестал кричать и ответил с гигантской долей раздражения-«Видел! Твой дебильный дом мне чуть руку не оторвал. Ты чего не предупредил, идиот? А если бы я голову сунул? Дебила кусок из своей дебильной деревни». Мне стыдно за все сказанное, но Лёника это совершенно не волновало, он очень крепко меня обнял, а затем принялся радостно кричать-«Ты видел! Ты видел! Ты всё видел!», затем его радость чуть смягчилась, и он сказал-«Ладно, господин Мочалкин, погнали домой. Поохотилися! У тебя в рюкзаке бинт и бутерброд. Прости за палец, могу тебе подарить йо-йо! Спасибо большущее!!!». Асфальтированная дорога ждала нас буквально в трех минутах ходьбы от опушки. Лёник не забыл пометить и ее, только после этого мы двинулись домой. Что странно, двигались мы в сторону деревни, я это четко понимал, но вышли мы снова на обрыве с веревочным мостом. Лёник не оставил это без внимания-«Блин, а я забыл про эту фишку у тебя. Я просто всегда выходил возле дома дяди Джотто. Но ладно, сойдет. Пошли вот здесь».

     Уже по знакомому мне спуску мы добрались до дома Богдана Алексеевича и решили заглянуть к нему на просушку. Мария Семеновна была не слишком довольна нашим видом, сказав что-то вроде:

     — -Совсем как дети малые. Ладно, Василе, но ты, Лёник. Ну каждый год одно и то же. В следующий раз воспаление легких заработаешь.

     Нас двоих слова совсем никак не задели. Лёник был рад тому, что я увидел какой-то дом. А я был рад тому, что хоть что-то увидел. Пришлось пожертвовать частичкой себя, но, признаюсь, плата не такая уж и большая. Богдан Алексеевич похлопотал над моей раной со сноровкой полевого врача. Даже не пришлось звать Никиту Соломоновича. С замотанным пальцем, переодевшись в высохшую одежду, я сидел на кухне перед Лёником со стаканом теплого чая. Дождь отбивал ритм по крыше, погружая дом в какую-то особую атмосферу. В атмосферу праздного безделья. Кстати, дождь так и не прекратился, он идет до сих пор. Мои мысли очень резко и неожиданно прервал Лёник, сидящий напротив меня:

     — Так, слушай, Василе. Дело вот тут такое. Мммм. С чего бы все начать? С утра было все легче. Я тебе пальцем такой показываю, ты рюкзак хватаешь и побежали. Хммм. Ну ладно, начну, как есть. Понимаешь, Василе, мы сегодня охотились за домом. За моим домом. Сегодня ночью деревня переместилась в седьмое местоположение. Она перемещается сюда довольно редко, последний раз был полгода назад, а до этого так вообще год сюда не перемещалась. Этот дом есть только в седьмом местоположении, в других его просто нет. Но, кстати, в других местоположениях есть другие вещи, ты бы был поосторожнее. Я слышал, как ты блуждал недавно, но не про это разговор сейчас. Так вот, дом этот-мой. Помнишь я тебе рассказывал, что видел, как умер? Там дело не совсем так было. Это вообще самое первое воспоминание, которое я помню. И последнее, что помню-это вот этот самый дом. Помню пожар, помню культистов, помню, как побежал и помню вот этот дом. Дом-это самое последнее, что я видел в той линии событий, поэтому могу его нарисовать или описать до самых мелких подробностей. Белые оконные рамы, небольшой деревянный заборчик у входа, выкрашенный в желтый с зеленым, деревянная дверь у входа с металлической ручкой. Выкрашенная в зеленый металлическая крыша. Я все это помню. А потом уже все остальное помню, включая это место.

     — На той опушке стоял точно такой же дом.-буркнул я себе под нос.

     — Так в этом и дело. Я увидел его впервые два года назад и с тех пор пытаюсь туда попасть. Понимаешь, Василе. Я думаю, что это мой дом. Мне кажется, что сюда я попал вообще случайно. Тут добрые люди, да, они добрые во всех остальных моих жизнях, но мне нужно попасть к себе, в мой дом. Не знаю, сколько станица будет еще стоять в этом положении, но ты мне должен помочь. Поможешь, пожалуйста? Можешь забрать потом из моего дома, что захочешь. Вообще всё. У меня там и карточки с человеком-пауком есть и приставку Сегу, которую мне Алексей Дмитриевич привозил. Вообще ничего не жалко.

     — Ладно тебе. Ты из меня делаешь какого-то вообще упыря, который пальцем не шевельнет ради кого-то другого. Я вообще тут оказался только из-за того, что людям решил помочь. Если вот тем, которые меня бросили помог, то для тебя вообще все без проблем сделаю. Тем более, что ты обещал йо-йо. Но, если честно, я что-то во всём сомневаюсь. Может то, что привиделось мне в лесу всего лишь галлюцинация, вызванная чем-то? Сегодня отдохнуть нужно. Знаешь, тут нужно обстоятельно подумать. Ты что-нибудь замечал или намечал какой-то план?

     — Ну вообще, я просто хотел помечать полянки, а потом так прийти к одному местоположению дома и просто туда запрыгнуть. Замечал только то, что на этот дом не льет дождь и не падает тень. В остальном, вроде, ничего. Но я же говорю, что недавно только дом обнаружил. Мне он до этого просто снился, а тут ты пришел, деревня переместилась и все вот так удачно сложилось. Я чувствую, что в этот раз все получится.

     — Хм. Получится, если разобраться. Я думаю, что наскоком такую странную и неисследованную вещь мы не возьмем. Давай сегодня отдохнем. Обещаю подумать. А завтра соберемся и продолжим нашу «охоту».

     После этих слов, Лёник вскочил и поднял свою ладонь, ожидая от меня того же. Я поддержал его жест, он ударил по моей пятерне своей со всей своей молодецкой удали и резко побежал на выход из дома, прокричав перед выходом-«Спасибо, дядя Богдан!!! Спасибо, тетя Маша!!!». Поужинав, я поднялся к себе и принялся записывать все в дневник.

     Что мы имеем? Постоянно перемещающийся дом в лесу. Перемещается он совершенно беспорядочно и непредсказуемо. Или нет? Можно ли выявить какой-то набор сценариев? Если у деревни есть конечное число местоположений, то может такое же есть и у дома? Мы прошли всего пару минут от полянки до асфальта. Выходит, что одно из местоположений находится совсем недалеко от дороги? Если бы местоположение было постоянно случайным, то мы бы видели на земле много больших пустых клочков. Но здесь есть еще один фактор. В небе тогда я и Лёник наблюдало сразу две аномалии. Выходит, что и дом находился сразу в двух положениях? Сейчас смотрю на свой палец и вспоминаю все мои действия перед встречей с домом. Я побежал к нему сквозь чащу, отталкивал ветви, увидел его, подошел, зажмурился и начал тянуться. Зажмурился. И после этого мне отрезало кусочек безымянного пальца, а дом исчез.

     Выходит, что после исчезновения дом стирает пространство в определенном радиусе. Зачем тогда Лёник помечал что-то? Разве дом не мог стереть и его знаки? И почему капли не падали на пространство, в котором находился дом? Возможно, на него не воздействуют и другие внешние объекты? Нужно проверить, будет ли на пространство вокруг дома падать тень или что-нибудь подобное. Блин, я готов поклясться, что почувствовал на одну наносекунду солнечный свет своих безымянным пальцем. Если отталкиваться от этого ощущения, то выходит, что в дом все же можно попасть? И остается самый главный вопрос-почему он перемещается?

     Мое познание физике через видео в интернете говорит мне только о том, что наблюдение за объектом способно изменить объект. Или как-то так. Вот бы кто в деревне был с образованием физика. Остается надеяться на свою смекалку и обрывочные знания. Пожалуй, начну проверку гипотез с дороги. Мне все же кажется, что положений у этого дома не так много и все дело в пространстве, которое он стирает. Завтра нужно взять с собой кучу какого-нибудь мусора или каких-нибудь объектов, по котором можно было бы ориентироваться. Сейчас больше всего мне нужен сон.

     Точно! Уже готовился ко сну, и кое-что понял. Не забыть завтра взять железные колышки. Гвозди тоже сойдут.

     «Дорогой, Василий, вы уже верно отправились в царство Морфея, простите за пошлость, и вряд ли прочтете это утром, но если мое сообщение прочтется хотя бы вечером, то вы, молодой человек, насказано меня обрадуете, таким образом обрекая мою «попытку» на успех.

     У вас имеется некая проблема с природой, которая вам неизвестна. Все, что вы сейчас можете-это подключить свое сознание, вскормленное современным обществом желание рационализации всего сущего к живущему в нас тайно с самого рождения первого человека магическому сознанию. Обо всем мне известно лишь из вашего потока сознания, к сожалению, доступа к вашему дневнику у меня нет, но могу сказать, что, к сожалению, в случаях, в которых мы не можете рационально что-то объяснить ввиду, уж простите, но скажу, скудности знаний в квантовой физике, культурологии, индетерминизме или детерминизме, вы прибегаете к магическому сознанию, но не осознаете это и не используете. Простите, что говорю таким плотным потоком текста, но иначе нельзя. Дам очень краткий совет: если не можете понять, почему табурет переместился, когда вы моргнули, то не стесняйтесь подумать, что это пол дома перебежало дальше. Возможно, что эта мысль окольным или как вы выразились ранее холистическим путем, выведет вас на путь истинного ответа»

      Только я подумал, что хоть что-то понимаю, как вскрывается что-то новое. Нормально же шел день, ну вот за что все это? Ну вот откуда вылезло вот это вот сверху? Что это? Да, я не читал ничего утром, сразу пошел к Лёнику. Что это за чушь? Сколько там сущностей вообще? Какие табуреты? Спасибо за советы, но если хоть кто-то без моего ведома и моего желания хоть что-то материализует в МОЕМ дневнике, то я просто вымараю все ко всем чертям. Вычеркну, вырву лист, вытопчу его и выброшу в туалет. Я советов не просил, а тем более поучений неизвестно от чего. Дойду до ответа на загадку сам, без ваших неприятных голосов с галёрки, раздающихся эхом, в моей собственности.

     Так, с чего начать? Колышки, которые я нашел у Богдана Алексеевича в кладовой мне не слишком пригодились. Чувствую, что нужно было найти им другое применение. Зато два пластиковых ведерка гаек пришлись очень даже кстати. Краска Лёника закончилась еще вчера, поэтому вся надежда была на них. Не терпится описать результаты моего эксперимента, но нужно быть последовательным. Кстати, сам Богдан Алексеевич оказался полностью осведомлен о ситуации. Он сказал, что я могу рассчитывать на любую помощь.

     Кстати, про это, я до этого писал, что мне наконец объяснили важность моей писанины, но ни разу не описывал этот момент. Дело тут в граничащем с тихим ужасом процессом. Единственное, на что я могу опираться-это дневник. Допустим, что существует множество параллельных вселенных с параллельными Василе, каждый из которых пишет дневник, да? И допустим, что каждый из них честно и подробно описывает всю окружающую действительность. И допустим, что из-за нестабильности и неизвестности квантовой деревни, меня квантово перенесет в другую вселенную. Если моя память улетучится, прямо как недавно, то дневник позволит её восстановить, а если память останется при мне, то дневник позволит мне понять, что происходит в этой вселенной. Всё просто. Дневник-это оплот стабильности в мире летящей вперед стрелы. Очень хочется верить в устойчивость моих записей. Поэтому стараюсь описывать всё наиболее подробно, учитывая всю бедность моего словарного запаса.

     Утром была та же сплошная каждодневная абсурдная во всей своей красе рутина. Приятное постукивание дождя по крыше свидетельствовало о том, что день для охоты на непостоянный дом очень даже удачный. Я наспех позавтракал чаем и невероятно вкусными блинами с медом. Оказывается, что здесь есть пасека и даже пасечник. После завтрака Богдан Алексеевич очень любезно представил мне все имеющиеся у него гвозди и болты с ведром. Перед выходом, я перевел дух у себя в комнате, подробно составляя план сегодняшней вылазки. Целью было создание какого-никакого маршрута. Еще очень важным было выяснить есть ли в возникновении дома какие-то закономерности. Конечно, я допускал, что всё может быть хаотично, но это было бы совсем грустно. Звучу, как какой-нибудь исследователь. Ух! Это даже как-то льстит, но мои исследования в подобных областях не выходили за рамки решения задачек на физике про летающих верблюдов.

     План на день был следующий:

     С помощью ведра гаек выяснить закономерность перемещения дома.

     Помочь Лёнику попасть в дом.

     Вернуться уже к себе домой живым.

     Всё просто одним словом, но получилось всё как всегда. Лёник сидел у себя в комнате и смотрел, как выяснилось, его любимый сериал-«Удивительные странствия Геракла». Я смотрел этот сериал ещё в детстве, откуда он вообще здесь взялся? Ответ не заставил себя ждать, Лёник даже не спешил идти куда-то, он пробубнил-«А мне кассеты с ним подогнали еще очень давно. Дом не убежит, вот сейчас уже серия заканчивается. Садись, досмотрим и пойдем. Сегодня день такой ленивый». Мне спешить действительно было некуда, тем более, что представилась возможность побольше узнать Лёника. Начал я с каких-то базовых вопросов:

     — Блин, а я все не спросил, хотя надо было изначально. А сколько тебе лет?

     — Тринадцать. А это имеет какое-то значение? Ты, кажется, плохо оцениваешь то, что я проживаю сразу несколько жизней. У меня в голове сразу десятки книг за месяц откладываются одновременно. Если бы захотел, то давно бы уже теорию струн изучал, но ты понимаешь, другие Лёники они мальчики умные, но ленивые. И я выходит такой же, хехе.

     — А тебе тут не одиноко, не страшно?

     — Как тебе? — он сделал акцент на слове “тебе”—Ха-ха-ха. Не обижайся. Ну правда, чего ты не переедешь от Богдана Алексеевича? Тут бояться нечего, а так, то школа, то в гости заходят. Я тут с людьми общаюсь, ты меня из общества не выписывай.

     — Школа? Здесь и школа есть?

     — Да. А ты думал, что тут все на домашнем образовании? Неет. Все как положено, вместе со столовой и обедом. Недавно давали галушки с котлетой, кстати. Вот вкусно было.

     — Кстати, а ты чего ешь? И откуда тут вообще еда? Всё сами местные фермеры производят?

     — Нуууу. Что сами, а что дядя Леша привозит. У нас же тут как. Денег ни у кого нет. Дядя Леша вот уходит, а потом приезжает на уазике со всяким и вот все берут, что нужно, а оплачивают потом как-нибудь. Кто поможет, кто отдаст чего. Я в этом всем вообще плохо понимаю, ты бы лучше спросил кого взрослого. Странно, что ты вообще об этом только задумался.

     — А у дяди Леши откуда это все?

     — Секрет фирмы. Тихо, сейчас Геракл будет лупить вон того. Ну ты нашел у кого спрашивать. Лучше спроси чего попроще.

     И Геракл в старом шоу из моих детских воспоминаний действительно победил злодея мощным ударом справа. Кассетный плеер потух вместе с телевизором, а мы снова отправились в бесконечный, но такой маленький лес возле станицы. Дождь только усилился, но это во многом помогло нашим скитаниям. По дороге мы обсуждали наши любимые фильмы и сериалы. Оказалось, что Леник любит абсолютно любые фильмы, в которых есть какие-либо путешествия и приключения, камерные триллеры или что-то в этом роде совсем не для него. У него даже есть любимая книга-«Одиссея капитана Блада». Оно и не мудрено. Еще я выяснил, что новые фильмы сюда добираются, но большим успехом не пользуются. Только сейчас понял, что я попал в рай для хипстеров: старые рабочие радиолы с пластинками, кассетные проигрыватели с кучей старья, старые игры. Но здесь нет их любимых кофейнь и магазинов с мытыми гроуфудами. Всего неделю тут, а уже демонстрирую показательное пренебрежение к субкультуре, построенной на потреблении, очень похвально. Почему-то до всего этого не слишком обо всем таком задумывался, больше игнорировал всё происходящее вокруг меня.

     Мы сошли с асфальтовой тропы, когда увидели в небе среди гигантских летящих капель небольшую брешь. Благо, что в этот раз я уже знал, что нужно делать и сразу ринулся вслед за Лёником, раскидывая за собой гайки. Откуда они только у Богдана Алексеевича? Я довольно сильно отставал, но сегодня моей целью был первичный сбор информации и проверка моих теорий. Первая полянка-вчерашняя картина. Аккуратно срезанная теплая земля. Лёник принялся делать зарубки на деревьях, мне это показалось действием полезным, хотя и сомнительным, потому что моя гипотеза начала приобретать формы аксиомы.

     Вторая брешь не заставила себя долго ждать. Она появилась, стоило только Лёнику сделать два раза проковырять своим ножичком большой тополь. Странно, что в этот раз на небе была всего одна прореха, хотя в прошлый раз их возникло две. Уверен, что была именно одна, потому что прежде чем бежать, пока Лёник не заметил, минуты две-три я выжидал и всматривался в небо. Если в прошлый наш поход ходили разведчики в легкой броне без подготовки, то в этот раз лесную траву своими тяжелыми шагами топтали настоящие рыцари, одетые в дождевики и сапоги. Спасибо Богдану Алексеевичу и за них.

     Естественно, когда мы добежали до второй поляны, то никакого дома уже и не было. Мы даже не успели передохнуть, как в небе появились сразу две бреши. Тогда по моей инициативе мы решили побежать вместе в одну сторону. Еще тогда я заметил, что пустые пространства возникают только впереди пути и нигде более. Звучит очень глупо и иррационально, но они правда появлялись всегда спереди от нас, сколько бы я не смотрел назад. Гайки к тому моменту уже заканчивались, я слишком активно разбрасывал их по пути.

     Третье место и вновь пустая полянка. Картина прямо та же. Один в один. Мы присели на теплую сухую землю, чтобы передохнуть. Жалко, что в прошлый раз Лёник не успел сделать зарубки. Зато в третьем месте возможного местоположения дома мы отдохнули вдоволь, пустое пространство в небе не появлялось очень долго, а после того, как оно появилось, я решил проверить еще одну гипотезу. Вместо того, чтобы сломя голову побежать к очередному пустому месту, я предложил выждать и посмотреть, исчезнет ли пустое пространство над домом. Брешь исчезла спустя минут пять, и только после этого мы выдвинулись куда-то в сторону исчезнувшего света. Сегодня лидером группы был я. Лёник во всем слушал меня и не противился любым проверкам гипотез, за что ему отдельное спасибо.

     Четвертое пустое пространство в лесу поначалу ввело меня в какую-то грустную меланхолию, вызванную моим бессилием перед непонятным мне процессом, а потом подарило мне счастье, которое я давно уж не испытывал. Счастье первооткрывателя. На краю полянки я нашел гайку. Мою гайку. Гайку, которую я сам выбросил по пути. Мы бежали только вперед, не петляли и не поворачивали. Как она могла там оказаться? Я начал догадываться. Все можно было описать чем-то рациональным, например, правилом правой ноги. Но в тот момент мне почему-то хотелось впустить в свое сердце веру в абсолютно любые абсурдные вещи. Мне кажется, что только так можно одолеть эту задачку. Естественно, я сразу рассказал про гайку Лёнику. Тот невероятно сильно обрадовался, хотя пока не было понятно, чему именно радоваться. Дальше в лесу лежала еще одна гайка, брошенная мною. Великий гаечный путь вел до асфальтированной дороги.

     Бред какой-то. Пытаюсь сейчас все осознать и мне всё произошедшее кажется каким-то сплошным бредом. Но если перестать искать в этом глубинный смысл и попытаться найти хоть какую-то взаимосвязь, то некоторые моменты станут понятны сразу. Перемещается совсем не дом, создавая все новые варианты своего местоположения. Перемещается пространство вокруг ограниченного количества возможных местоположений дома.Поэтому я нашел болты совсем в другом месте. Поэтому мы постоянно шли «вперед». Мы практически не сдвигались с места.

     По пути к станице подобные мысли никак не могли прийти в мою и так пустую голову, потому что моё раздражение и досада слишком перевешивали любые рациональные потуги моего головного мозга. Всё эмпирическое во мне трезвонило о нужных выводах, но заслон злобы не давал хоть чему-то пробраться в разум. Я уже изрядно поостыл от своих эмоций, что еще разумного таится внутри моих воспоминаний?

     Мы снова вышли у веревочного моста. Мне показалось, что Лёник был к этому готов изначально, а вот для меня это до сих пор дискомфортная новинка. В том месте откуда я родом, если ты пойдешь туда откуда пришел, то придешь туда куда шел. Другое дело в том, что в том месте откуда я родом мало кто знает, куда им идти. Вот это да! Да ты поэт и рифмуешь очень складно. Похоже, что нахватался от людей с кружка. Всегда им завидовал, вот они бы написали куда лучше, чем я про это место. Интересно, когда всё это во мне выветрится? Сижу в доме посреди непонятно чего, а эпитеты, как будто пишу юридическое заключение о покупке коровы совхозом имени В.И. Ленина.

     Нас встретила Она. Где-то между домом Богдана Алексеевича и почтой. Что она вообще там делала? Шла с мольбертом. Не поверю, что можно рисовать в такой ливень. Она попросила помочь ей донести мольберт до ее дома взамен на теплый чай, возможность использовать ее фен и стелькогрейку. Даже не знал, что такое устройство существует, если честно. Каждый день научно-технический прогресс удивляет все больше и больше. Что дальше? Чайник с функцией кинескопа? Поздравляю, Василе, ты дошел в дневнике до отсылок на интернет-приколы. Ждем дальнейших филигранных литературных изысков, не стесняйся их вываливать. Еще этот монолог натужный. Как будто заранее «стелюсь» перед потерявшим память Василе, мол, эй, смотри я не такой уж и тупой.

     Стелькогрейка оказалось реально существующим объектом. И это чудо действительно создано для того, чтобы греть стельки. Пока Леник сушил свои каштановые подстриженные под «классику» волосы я помогал Оне с установкой старых игр, о которых она упоминала тогда на ужине, на ее компьютер. Компьютер был относительно новый, что меня удивило, но не было и намека на стол, все стояло на полу. Неужели она купила сюда такой компьютер для игр. Достаточно было поставить нужную совместимость и вуаля, мультяшная желтая рыбка уже плавала перед экраном, ожидая пока кто-то нажмет кнопку-«Начать игру». Забавно, я подметил это еще тогда-все старые игры были квестами. Что уж там, это целая коллекция старых квестов, во многом детских. В некоторые я даже играл. Например, в ту, что про пацана в пижаме, но дошел до какого-то места и бросил. Лёник, завидев желтую рыбку на экране и что-то потенциально интересное выключил фен и бросился к экрану. А я, довольный победой над компьютером, решил тоже окатить себя волнами теплого воздуха. Последнее, что я услышал перед включением фена был радостный возглас Лёника-«Ты заказала новые игры? Таких ни в одном варианте не было!!! Так, про что тут?». Я погрузил себя в приятную теплую шумовую камеру на добрых десять минут, звук фена меня всегда расслаблял. Плюс, чувство сухости после таких изнурительных забегов было моим прибрежным маяком. Всё, чего мне хотелось-это избавиться от этого пронизывающего ощущения того, что я утонул. Еще чуть-чуть беготни под дождем среди мокрых деревьев, и я бы попросту сдулся. За десять минут многое произошло. Когда я вышел из своей эхо-камеры, двое, сидящие возле компьютера активно спорили о том, куда рыбке с ее другом стоит плыть.

     — Бабуля-рыба сказала, что искать бутылку с письмом нужно на морской свалке! — твердо стоял на своем Лёник.

     — Да нет, ты что-то путаешь. Явно было сказано плыть на пляж-очень мягко предлагала другой вариант развития событий Она.

     — Пусть решит Василе! — в один голос сказали оба.

     Ненавижу свое имя.

     — -А почему бы вам не сплавать к коралловым рифам? Думаю, что это беспроигрышный вариант.

     — Он выбрал третье-тихо пробормотал Леник

     -— У тебя кровь! -вскрикнула Она, показывая куда-то в район моего носа

     Действительно, из моего носа принялась медленно сочиться темная, с привкусом стали, жидкость. Это всё перепады состояний, наверное. У меня почти никогда не текла кровь из носа просто так. Она проводила меня на кухню, я принялся промывать источник маленькой неприятности, пока она подыскивала ватку.

     Я только собирался вернуться обратно, как она схватила меня за плечо

     — Зачем тебе ведро гаек? — резко спросила она.

     — Зачем тебе мольберт в такой дождь?-очень «тонко» парировал я.

     — Туше, но все-таки. Что вы делали? Создавали скульптуру? Новое слово в гиперреализме?

     — Ну. Какое-то создание художественной инсталляции имело место быть. Проще говоря, я разбрасывал гайки по земле, чтобы отследить перемещения лесного дома из другой вселенной. Как-то так.

     — А. Это скучно. Но ты продолжай, это очень скучно, но очень важно для тебя. Я даже не допускаю твоего провала в этом деле. — С досадой в голосе ответила она.

     — Скучно? Но я правда не шучу, можешь спросить Лёника. Я действительно видел дом, он даже мне вот оттяпал чуть-чуть палец.- Я принялся демонстрировать свои ранения, полученные жаждой причастности к опытам практической неизвестной науки.

     — Знаю. Да и в существовании всего этого не сомневаюсь. Ты это в дневнике описываешь?

     — Еще бы!

     — Как думаешь, какой жанр у всего, что ты пишешь? Эпистолярный фантастический роман с элементами приключений?

     — Довольно точное описание. Приходилось что-то такое читать?

     — Очень много. И как? Просто пишешь про события? Перемещения деревни, перемещения дома, перемещения леса, перемещения меня. Можешь назвать свою книгу-«Занимательная кинематика». Хе-хе. Ты только не обижайся. — довольно мягко сказала Она.

     — Если честно, как-то немного ошарашен твоей деконструкции моего дневничка. Пишу-то я его для себя. -с досадой ответил я.

     — Не вижу разницы. Даже если ты пишешь всё это для себя, неужели будущему тебе будет так важно детально сохранить все события, пожертвовав при этом воспоминаниями о том, как ты ко всему относился? Вот, например, ты был в куче мест, а сколько раз ты описал их? Сколько раз описал, какие эмоции у тебя они вызывают?

     — Хм. У меня описан дом Богдана Алексеевича, слегка описан дом Лёника, почта и лес. По поводу ощущений мало, что могу сказать, потому что и сам не знаю, что ощущаю даже сейчас.

     — Патологическая отстраненность?

     — Тут скорее подходит другое слово. Выцепил его как-то в университете и постоянно теперь примеряю на себя, но не задумывался об этом в городе. Приобретенная дереализация. Скорее даже не приобретенная, а навязанная что-ли.

     — Это как?

     — Ну. Рос я в спальном районе, воспитывала меня скорее мама, бабушка, дедушка и телевизор, нежели улица или что-то в этом роде. Улица воспитывает в человеке чувство собственной индивидуальности, а мультики и смешные сериалы скорее растворяли меня в окружении. Я это начал вот осознавать еще давно. Казалось, что вот-вот и буду просвечивать ковер, висящий на стене. Вот в тринадцать лет, заболев одним прекрасным утром, я решил податься в общий культурный протест против желания части моего мозга раствориться в социуме. В тринадцать лет вообще мало, что знаешь и понимаешь, поэтому я принялся слушать музыку, которую не слушали в моей школе и смотреть фильмы, которые никто не смотрел в моей школе, а там уже дело дошло и до книг.

     — Помогло? — в ее голосе не осталось и доли иронии. Похоже, что моя искренность отбила все желания поучать.

     — Как сказать. Скорее помогло ощутить себя продуктом какого-то времени и общества.

     — Так может поэтому ты здесь? Может, это твоя последняя остановка на пути к отчуждению с пространством и временем. Ты же этого хочешь? Удивишься, но в твоих словах прослеживается древнейшее желания человека быть бессмертным. Ты прости, что так нудю и что вообще всю эту шарманку завела, но просто мало кому можно такое сказать здесь, да и мало кто послушает. У всех свои умные мысли в голове. Так что не отнимай удовольствия. Так вот, все в чем ты варился и растворялся до этих пор-это пляска смерти. Твоя дереализация-это всего лишь очень грамотный защитный механизм. Намного проще прийти и уйти из этого мира без осознания своих желаний, мыслей или стремлений. Вижу, что ты человек не религиозный, хотя зря, но есть другой вариант избавиться от этой твоей проблемки.

     — И какой же? — с немалой долей скепсиса в голосе спросил я.

     — Чувствуй. Описывай в дневнике то, что ощущаешь. После описания нашего разговора обязательно опиши, как сейчас выгляжу я, как выглядит Лёник и как выглядишь ты. Не забудь еще всё внутри дома описать. А потом напиши то, что чувствуешь. И только после этого можно приступить к самому главному-напиши о том, что любишь. Признайся в любви в любой форме. Любишь природу? Напиши оду дубу или тополю. Им будет приятно, а ты потихоньку начнешь материализовываться и оставлять следы существования в этом мире.

     — Хм. Спасибо за совет и за разговор. Если честно, не выговаривался об этом никому.

     — Ты приходи еще. Научим тебя не только осознать пальцы своих ног, но и рисовать. Только деньги вперед!

     Диалог закончился на довольно положительной ноте, и мы вернулись в зал. Раз уж на то пошло, пожалуй, воспользуюсь советом Оны и опишу все. Может, действительно хоть как-то буду себя осознавать.

     Начну с помещения. В целом, пока ни в одном доме в деревни не ощутил себя в эпицентре роскоши. Всё у всех предельно минималистичненько, хоть и чувствовался «дух» жильца. В этом доме царило творчество. Выражалось это не только в картинах, развешанных тут и там, но и в общем беспорядке. Кстати, пять картин точно были одинаковые, как под копирку, с минимальными различиями. Нет, дома был не свинарник в классических традициях анархо-деструктивного-алко образца, а просто везде бросалось в глаза хаотичность. Футболка, лежащая на диване, компьютер на полу, половина картин висели криво, но это даже задавало какой-то сюрреалистичный тон и всё прочее. Комнат, кстати, всего четыре, считая кухню и туалет. Интересно, в её ванной тоже висят картины и странно стоят вещи? Кто знает, может у неё и стиральная машинка стоит вверх головой, я бы не удивился. Моё отношение ко всему этому? Выглядит свежо. Выглядит, как место, за которое человеку никогда не будет стыдно. Выглядит, как место, в которое человек вложил что-то своё. Выглядит, как место, наполненное тысячью значимых мелочей. Я думаю, что мне это очень близко. Моя комната в Москве-это тоже гнездо, наполненное тысячью мелочей, многие перекликаются, но я бы сказал, что всё в целом противопоставляется моему укладу и быту. Всё в её доме хаотично, но это лишь маска беспорядочности, скрывающая тонкий расчет декора. У меня же всё действительно хаотично. Если книжка лежит на полу, значит она туда попала случайно, а не в каких-то художественных целях.

     Он— тринадцатилетний курчавый пацан, не выглядящий противно и агрессивно, как большинство молодых ребят. Его глаза сочатся далекой, непонятной никому печалью и тоской. Даже когда всё остальное лицо показывает радость, его глаза выдают его с потрохами. Он ждёт и надеется. Как я к нему отношусь? Понимающе. Мне хочется быть его старшим товарищем. Человеком, который поселит в его глазах другое чувство.

     Она— молодая девушка неопределенного возраста с длинными до лопаток темными волосами. Ее взгляд чаще всего пронизан интересом, желанием помочь и некоей надеждой непонятно на что. Но иногда я вижу в ее глазах проскакивающую временами усталость. С ее пухлых губ срывается немного хриплый высокий приятный естественно-женский голос. Я ее уже описывал, но не описывал, что ощущаю. Ощущаю то, чего, как я считал, нужно вызывать в людях и добиваться от них. Один мой университетский друг увлекся на целый семестр французским языком и постоянно скандировал-«Братство, свобода, равенство». Порядок, вроде бы не тот, но я чувствовал, что в братстве и равенстве мой организм очень нуждался. У меня есть ощущение, что Она способна дать чувство братства и равенства любому нуждающемуся. Видно, что она знает на два порядка больше меня, но не бравирует этим. Несмотря на нравоучения и всё прочее, я чувствую по отношению к себе братство и равенство.

     Я— молодой парень определённого возраста с длинноватыми волосами. Мой взгляд чаще пронизан любопытством и надеждой на понятно что. С моих губ постоянно срываются сплошные вопросы и глупости.

     Я присоединился к игре в древний квест про жёлтую рыбку. Мы долго хохотали, спорили и говорили просто без умолку. Мне кажется, что со стороны мы выглядели довольно счастливыми, как будто в далеких ранних двухтысячных двум братьям и одной сестре на новый год родители подарили компьютер вместе с игрой. Впервые за столько дней я чувствовал себя на своём месте. Моё место там, где царит равенство и братство. Там, где мне дадут совет и выслушают мои мысли. Среди друзей.

     Она предложила отужинать у нее, и мы согласились. Мы рассказывали анекдоты, уплетая макароны с котлетами. Больше всех знал, естественно, Лёник. А я и забыл, что он живет сразу в нескольких мирах. Всё это выглядело, как момент из фильма, предшествующий чему-то трагическому. Может расставанию? Кто знает, всё покажет завтра. Пока меня волнуют другие вопросы.

     Сегодня я получил дополнительную информацию, которая позволяет мне сделать выводы о том, что перемещается не только дом, но и пространство вокруг него. Происходит это тогда, когда мы добегаем до одного места, но как мы этого всего не замечаем и почему нас не разрубает на кусочки? Тогда, в самый первый раз мы видели в небе две бреши. А сами стояли на месте возможного местоположения. Выходит, что всего возможных местоположений три? Это большой скачок вперед. С этим знанием уже можно что-то делать и пытаться что-то пробовать.

     «ЧТО ПРОБОВАТЬ?! Каждый твой шаг, каждый твой потуг, каждое движение— это жалкая ничтожная попытка одержимого непонятными чувствами червяка проползти еще пару метров. Бедненький. Не знаю из-за чего поехал. Всё ты знаешь. В тебе это копиться уже охереть, как долго. Чего ж ты такой ранимый? Ты всё прекрасно знаешь и не признаешься»

     «Насильно яйца не вылупляются. Зачем же ты в такой оскорбительной манере пытаешься заставить нашего общего друга в классической схоластической манере найти вторую интенцию, когда он даже первую не знает»

     «Схола чё? Я понимаю, что мы тут барахтаемся в одной лодке, но не обязательно говорить каждый раз так, чтобы указать из какой говенной канавы я выполз. Это типа школа философов? Нашел, чё вспомнинать. КАКИЕ НАХЕР ИНТЕНЦИИ? Этот дебил просто умрет, сдохнет, разложится до самых мелких и вонючих частиц на свете, если не перестанет делать вот это»

     «Делать что?»

     «Путлять, как слепой котёнок в лабиринтах своих внутренностей. Он даже уже чувствовать перестал»

     Они только что спорили? Я никогда не смогу к этому привыкнуть. Весь текст выше, что я занес в кавычки, появился целиком и сразу. Как будто я что-то делаю, чтобы проявить его.

     «ТЫ ничего не делаешь. ТЫ просто живешь».

     Ого! Какая моментальная реакция. Я не убегаю ни от чего. Я иду туда, куда нужно идти и абсолютно не понимаю претензий. Дереализация-это побочный эффект огромного мегаполиса.

     «Классное железобетонное утверждение. Чё еще скажешь? Ты не понимаешь, что для меня ты облупленный. Птенчик. Петушочек, распусти уже свои крылья и начни летать»

     «Какая грубая и совсем неприятная речь. Но, дорогой мой Василе, в похожей грубой манере ты отмахнулся от моих советов. Я разделяю твои чувства сполна»

     «Так, вот щас помолчи чуть-чуть и дай нам реально поговорить. Мне надоел этот фарс. Срать я хотел на твой идиотский перемещающийся дом унылого дерьма. Такое может быть интересно только непонятно кому. Ответь сейчас предельно честно. ТЫ действительно не знаешь из-за чего поехал в свое путешествие? Только не лей сюда свою мочу про не знаю и природную авантюрность. Наслушался»

     Не знаю, почему ты так груб со мной. Если я чем-то тебя задел, то напиши, как мне сгладить вину. Видимо от вас ничего не спрячешь. Интересно, сколько вас там. Похоже, что решение о моей поездке созревало еще со школы, но узнал я об этом только в университете во время начала практики. Все дело в ней?

     «Ой, только не заливай сейчас про свою несчастную любовь в восьмом классе. Особенно про то, как твоя подружка сказала тебе, что признается тебе в чувствах возле её дома в шесть вечера, а в итоге ты простоял возлеподъезда полчаса, пока она снимала тебя с балкона на телефон. Давай ТОЛЬКО НЕ ОБ ЭТОМ. Я слышал это уже столько раз, боже»

     Что? Ты про это знаешь? Откуда все это?

     « Хаххахахахаха. Не обижайся, парниша. У каждого из нас была своя такая подружка. Давай, мужик, ты меня даже растрогал. Еще ни один не спрашивал у меня, как ему сгладить вину, поэтому так уж и быть. Помогаю. Вот тебе крючки и подсказки, хватайся и взлетай. Даже не так. Вместо подсказки лови загадку. Ты-парень из столицы, который родился совсем не в ней, в этом вы все одинаковые, начинаешь чувствовать, как самоуничтожаешься, находясь в большом городе и что ты делаешь? Едешь невесть куда. Куда ты попадешь? Невесть куда. Это не деревня, но и не город. Напомню тебе, что это станица. Откуда вообще здесь станицы. Еще раз повторяю, существовать в городе ты не можешь, но и в деревню тебе не попасть. Ты существуешь на стыке. Так кто ты? Кстати, подсказку ты видел еще до этого. Не люблю научные слова, но это название подходит никак иначе. Всё вокруг-кванты в суперпозиции, так кто же ты, мать твою такой?»

     Я не хочу отвечать.

     «Хорошо. Извиняй, что надавил. Ты пойми, что я не со зла. Мы тут все, кроме одного, собрались чисто, чтобы помочь. Но никак не помочь, если ты не поймешь. А ты, похоже, уже понял. Мы уже скоро уйдем. И дневник твой никто не читает, у нас все строго выверено. Давай без психов и хандры»

     Жду не дождусь. Спасибо большое за такое одолжение. Мне как-то существовалось прекрасно и без всего этого. Кстати, Ий совсем пропал, не видел его уже давно. Но с другой стороны, я вообще мало кого вижу с нашими вылазками в лес. Думаю, что он бы прояснил ситуацию. Три местоположения. С этим уже можно работать. Чувствую, что скоро Лёник будет дома.

     Вчера «сущности» в дневнике изрядно испортили мне настроение, но сегодня оно вернулось! Вылазки сегодня не было, над станицей снова воссияло солнце. Зато был подробный разбор полетов, гипотез и составление подробного плана. В моем сердце поселилась надежда. Если честно, даже не хотелось притрагиваться после вчерашнего к дневнику, но спасибо братству и равенству, что держит мой дух в тонусе. Эти чувства, помимо страха полного забытья, подпитывают делать все мои записи, и пусть встанет в горле комом перо у всех квантовых существ, желающих вторгнуться в мои заметки еще раз. Одного сеанса деструктивного самоанализа мне хватило сполна.

     Мне нужен был свежий взгляд, поэтому прямо за завтраком я обратился к Богдану Алексеевичу. Он согласился мне помочь взамен на ответную услугу. До обеда мы все измазанные в машинном масле пытались починить два бензиновых генератора. Не скажу, что было утомительно. Я вообще впервые принимал участие в починке какой-то вещи, поэтому было даже интересно, хоть и участие мое было несколько опосредованным.

     Иначе говоря— утро настоящего работяги. То, чего у меня никогда не было. Моё утро всегда ознаменовывалось стенаниями, ведь в школу я совсем не ходить не хотел, а теперь все начинается с пропуска первой пары. Просто из соображений выживания. Болтали мы в основном про молодость Богдана Алексеевича и про то, как они вообще сюда попали. Оказалось, что всё произошло совсем случайно. Изначально, они хотели переехать в деревню возле Омска, но попали сюда. История была слишком расплывчатая, чтобы придать ей хоть какое-то значение. И, по-моему, до этого я уже спрашивал Богдана Алексеевича насчет этого и услышал какой-то другой рассказ. Чувствовалось, что скормили эту историю мне только, чтобы не услышать больше повторно мои вопросы.

     Сейчас на часах где-то три часа дня. Пишу исключительно от нечего делать. Я уже свыкся со своим пребыванием здесь, может попробовать обжиться в том доме? Устал, если честно напрягать моих спасителей. Совсем оставаться навсегда пока не хочется, но что-то в этом месте есть. Флёр опасности уже спал, появилось чувство интереса. Может, сходить к озеру? Заверну еще к Лёнику, может у него что-то интересное будет. Очень давно не видел Ийа.

     Ладно, надеюсь, что всё это поможет. Она называла всё «арт-терапией». Вся эта беготня, все мои думы про перемещающийся дом, почти все действия на свете, похоже, были направлены только на то, чтобы хоть как-то унять мою тревогу. Первый шаг-это признание самому себе. Да, всё так. С тринадцати лет у меня каким-то чудом появилась эпизодическая внутренняя тревожность. Её может не быть год, она может продолжаться месяцы, но она сопровождает меня слишком долго. Я чувствовал её от начала поездки до своеобразного прибытия сюда. Здесь моя внутренняя тревожность отступила. Каждый раз, как я беру в руки ручку-не остаётся и следов от нее. Но вчера «реплики с галерки» снова нагнали на меня это чувство так, что расстаюсь с ним только сейчас. Моя теория состояла в том, что нужно постоянно заменять это чувство на другое. Вместо него испытывать адреналиновый прилив, грусть, любовь, да что угодно в этом мире. Блин, поэтому я смотрел на многих девушек в своей жизни через призму пошлого романтизма. Перемалывая их личность через миксер моего восприятия, втискивая их в бутыль определенного недостижимого образа. Например, я долго думал, как мне воспринимать или описывать Ону, но недавно осознал, что воспринимаю её, как образ с картины-«Девушка с жемчужной сережкой». Недостижимая, но такая близкая, смотрящая на меня через плечо с заботой девушка молодых лет. Она объяснила, что моя тактика-это совсем не тактика, а стратегия отстранения от проблемы, которая будет давать брешь все чаще и чаще.

     Тревога и желание как-то «заесть» её привела меня к Лёнику. Тот доставал с верхней полки своего единственного шкафа, стоящего в зале, какую-то большую нераскрытую коробку. Выглядела эта картина довольно травмоопасно, поэтому я бросился на помощь. На коробке красовалась надпись— «Sega mega drive». Никогда не имел дела с подобными раритетными вещами, поэтому мне было особенно интересно. Внутри действительно была старая игровая приставка и несколько игровых картриджей в придачу. Повисла какая-то нелепая тишина, Лёник долго чесался и всматривался в это чудо ретро-футуристической инженерный мысли. Затем он взял один из контроллеров и сказал:

     — Это типа на ней играют?

     — Ты вообще про сегу не слышал? Легендарная штука. Тридцать два бита и куча крутых игрушек. У меня такой не было, но вот к другу в детстве ходил. Мы там в рестлинг играли, кидали по рингу друг друга.- с воодушевлением начал я вспоминать моменты своей юности.

     — Старые игры?

     — Ну да. Прям вообще старые-старые, но не такие старые, чтобы у современного ребенка возник приступ паники из-за маленького спектра цветов на экране. Короче, играть очень даже увлекательно. — резюмировал я.

     — Ей точно понравится! Так, Василе, ты подключай, а я сейчас сбегаю.-уже удаляясь из дома говорил Лёник.

     Благо, что в комплекте шли все нужные переходники. Три минуты интенсивных микроэлектронных манипуляций с телевизором и в динамиках уже пел нараспев голос, способный довести до экстаза любого чрезмерно ностальгического человека. Голос буквально с помощью одного маленького джингла, состоящего из одного слова-«Сега».

     Я решил, что поставить чайник будет не лишним и оказался прав. Чайник только закипел, а в прихожей уже усиленно вытирали ноги об невероятно грустный и старый коврик трое человек: Леник, девочка его возраста и Она. Всё начало походить на невероятно неловкое свидание. Как будто меня попросили посидеть с братом и сестрой, а я притащил к нему в дом свою подружку. Она тоже почувствовала это, поэтому поспешила дистанцироваться от Леника с его подругой, активно клацающих по кнопкам контроллера. Мы решили не отбирать переваливающую через край радость и просто попить чай на кухне. Вернее, так решил я, а Она решила провести со мной очередную воспитательную беседу. Во многом, очень полезную. Она решила начать прямо в лоб:

     — И зачем ты здесь?

     — На кухне? Решил не портить ребятам веселье.

     — Нет, почему ты изначально пришел сюда? К Лёнику? Все полностью описал в дневнике?

     — Ну, мне же нужно неделю ходить за ним хвостиком.

     — Этого никто не говорил, ты мог провести спокойно эту неделю наедине с собой затворником. —совершенно безразлично сказала она.

     — Что с тобой не так? Я тебя как-то задеваю? Ты не хочешь меня видеть? Я тебя как-то раздражаю? Блин, могла бы и сразу сказать, я человек, который всегда навстречу пойдет, старался бы поменьше тебе глаза мозолить. Или что-то еще? Знай, что Лёник слишком молод для тебя, ха-ха.

     Мне очень стыдно за такую шутку, но она даже чуть-чуть улыбнулась.

     — Нет, извини пожалуйста. Всё вообще не так. Я просто знаю этот взгляд, я знаю это поведение. Тебя трясет внутри. И трясет не из-за того, что ты попал сюда. Внутри тебя сидит чувство, которое съедает тебя. Ты не можешь описать его, но чувствуешь его присутствие, я права?

     — Может и права. Описала ты довольно точно. Об этом я даже в дневник не писал, потому что боюсь, что это чувство вернется, если напишу про него.

     — Но оно же уже вернулось?

     — Наверное. Наверное, поэтому я и здесь. Пытаюсь как-то забыться. А что предлагаешь ты?

     — Прости еще раз, что все получилось так грубо. Я знаю о твоей ситуации даже больше, но ты сам должен прийти к ответам. Я надеюсь, что тебе удалось притупить чувство. Дай знать, если могу как-то помочь. У тебя все получится. Начни с прогулки.-уже тепло и понимающе сказала Она.

     — С прогулки? — удивленно спросил я.

     — Ну да, сейчас Лёник наиграется, ему нужно будет делать уроки или что-то в этом духе. У тебя будет время, можешь пройтись до Джотто Ивановича. Он будет рад тебя увидеть, ты ему нравишься. Кстати, ты вчера последовал моему совету? Как ты описал свои ощущения от общения со мной? Что думаешь про вчерашний досуг?

     — Все было очень весело. Давно так не проводил время. Думаю, что такого мне не хватало.

     — Ты мне сейчас пытаешься продать пылесос?-Она засмеялась- Вам будет пылесосить очень весело! Думаю, что такого Вам не хватало. Где живые эмоции? Не стесняйся, давай выкладывай. Чтобы тебя подбодрить, могу рассказать, что думаю я про вчерашний вечер. Видно, что в тебе говорит какой-то первобытный голос, который ты заглушаешь своими рациональными мыслями, но всё равно слегка прислушиваешься. Слегка прислушиваешься и создаешь из этого первый слой фундамента. Например, рядом с Лёником ты чувствуешь, что тебя с ним объединяет что-то, что ты даже не можешь описать какими-то измеримыми нормами. Рядом с Богданом ты чувствуешь уже совсем другое единство. Если с Лёником суть заключается в каком-то сочувствии к судьбе, то с Богданом дело будто в солидарности с основными составляющими его личности. Но больше всего у меня вопросов ко мне. Рядом со мной, какая-то часть меня как будто без ведома общается с твоим первобытным голосом, но есть ощущение, что ты его в эти моменты не слушаешь. Признавайся.

     — В чем? Как я могу признаться, если не слушаю? Вчера я растворился во времени, но не перестал ощущать себя, как это обычно бывает. Еще чувствую, что ты мне постоянно пытаешься прочитать какие-то нотации. Зачем ты это делаешь? Когда ты этого не делаешь, то с тобой весело проводить время. Я прямо забылся за игрой в компьютер. — очень раздраженно сказал я.

     — Прости, просто хочется, чтобы ты был как-то счастливее. Я давно не была в обычном обществе, совсем уже все забыла. Нужно же провести с тобой какой-то ритуал? Пообщаться с тобой еще полгодика прежде чем окунуться в омут твоих проблем? Ха-ха. Почему бы не ускорять все эти события.

     — Надеюсь, что ты не кормишься проблемами других людей. Ну. У меня есть навязчивая боязнь звонков. Даже сейчас, мой телефон разряжен, но я боюсь, что мне позвонит кто-то неизвестный.

     — А может и позвонит. Что с того? — спросила Она.

     — Не знаю. Просто есть какое-то чувство. — не закончив ответил я.

     — Напиши о нем. Облеки его в форму искусства, оторви его от себя, пусть это чувство засохнет вдали от твоей души на листе бумаги внутри твоего дневника.

     — Очень поэтично. Думаешь, что такое сработает?

     — Думаю, что тебе еще нужно будет освежить голову и пройтись. Джотто тебя искал сегодня.

     — Ты уже второй раз об этом говоришь. Что-то случилось?

     — Нет, пока еще нет. Хотя. Случилось. Случилось много раз. Не забудь попрощаться с Лёником.

     — А ты не хочешь сходить со мной?

     — Нет, пока нет, но ты не беспокойся. Впереди еще много моментов для неловких для нас обоих. Иди.

     Я покраснел и поспешил последовать ее совету, но что-то заставило меня задержаться возле калитки и рассмотреть плывущие в небе облака. Интересно, здесь они тоже свои? Мои мысли прервала девочка, которая играла вместе с Лёником. Она случайно оттолкнула меня. Ее глаза были красны настолько, что вызвали во мне самую глубокую грусть и целый поток воспоминаний. Красные от слёз глаза. Как же это знакомо. Вещь, пронзающая глубже любого ножа. Естественно, я её остановил и спросил, что случилось. Она лишь сказала с улыбкой на лице-«Весна-пора прощаний. Но прощаюсь только я. Он скоро будет дома» и побежала прочь с такой скоростью, что слова остались висеть в воздухе рядом со мной, создавая какую-то густую грустную дымку. Весна-пора прощаний?

     Мне почему-то остро не хотелось того, что требовала от меня Она. Какая разница, в каком месте я буду черпать мысли? Можно же попробовать снова сходить по дороге из асфальта. Интересно, а чем занимаются жители этой станицы, чтобы избежать скуки?

     «Пять тридцать утра. Из калитки дома, стоящего на самом конце станицы Старороговской, выскальзывает женщина пятидесяти шести лет. В её руках подушка и книга, на её голове платок, её ноги направляются в сторону скамьи возле реки. Книга взята больше для антуража. За пятичасовой сеанс созидания она не притронулась к ней ни разу. В шесть тридцать утра к женщине присоединились еще две фигуры, малозаметные в весенних рассветных сумерках. Они смотрят на реку и на лес. Их утро начинается с хозяйственных дел и продолжается здесь на лавке. Портал в мир физической отрешенности открыт для каждого, кто способен отбросить все человеческое, добровольно превратив себя на несколько часов в сумеречную тень на лавке. Женщина пятидесяти шести лет просидит на лавке дольше всех, изредка рассказывая что-то своим астральным попутчикам. Её взгляд направлен между зарослями на другом берегу. Однажды в семь лет она увидела там тигра, но ей никто не поверил»

     Ого. Это еще чего? Еще одна странная сущность? Все эти надписи, вокруг которых я уже привык ставить ковычки, появляются внутри моего дневника так неожиданно. Сейчас, я даже не успел дописать, как появилось всё вот это. И к чему это? Это ответ на мой вопрос по поводу досуга? Интересно, но могу ли я доверять этой записи? По крайней мере, звучит реалистично. Лучше бы выдало, что полезнее или хотя бы про людей, которых я зна…

     «Девушка, возраст которой скрыт за тенью её происхождения, вот-вот закончит свою картину. Капли дождя, скатываясь по листьям многолетних тополей падают прямо на неё, стремясь уничтожить то, над чем она работала. Но силам природы не суждено одержать верх, ведь силы искусства в этом противоборстве подготовились намного лучше. Воде с неба не остается ничего, кроме как разбиваться о крышу тента, который она возвела над мольбертом. Взмах, еще взмах. Последний мазок и наконец готово. Река, лес, две черные фигуры, одна распадается на тысячу фрагментов, а вторую будто нечаянно смазало неловким движением руки. Концептуальное искусство. Детальная прорисовка каждого элемента, бросающаяся сперва в глаза, -это иллюзия. Стоит присмотреться хоть к чему-то, как приходит осознание того, что это всего лишь мазки. Этот вечер она провела не одна. Этот вечер заставил её чувствовать теплоту, которую она скрывает за плащом, на котором золотыми буквами вышито-«Amorfati», пустая маскарадная чушь. Она всё понимает. Ночью она включит лампу и напишет в своем дневнике-«Это невозможно. За его глупыми словами пробивается светоч искренности и принятия всего, что он просто выжигает меня. Его пустые глаза заставляют ненавидеть…». Она засыпает в смятении»

     В этот раз я не успел дописать даже до точки. Это про Ону? «Его глупые глаза»-это видимо про меня? А здесь похоже описан тот дождливый день, когда мы играли в компьютер с Лёником у неё дома. Как-то очень грубо. Мне казалось, что она обо мне большего мнения. С другой стороны, зато честно. Очень полезная штука. Где эта функция была раньше? Почему появилась только сейчас? Может, ты дашь мне какую-то подска…

     «Три охотника входят поздним вечером в залитый ливневым дождём лес. Первый-самый мудрый, второй-веселый солнечный блик, готовый упасть куда угодно и третий-пришелец. Их дичь скрывалась и повелевала лесом, но они были непреклонны. В скором времени, они решили разделиться и тогда пришелец догадался, что дичь можно поймать, только если стать частью леса»

     Очень коротко и очень размыто. Я, конечно, люблю шарады и понял большую часть, но можно как-то понятнее? Может ещё что-то?

     «Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозицииКванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозицииКванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозицииКванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозицииКванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозицииКванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции. Кванты в суперпозиции»

     Снова эти кванты в суперпозиции. Я понял. Видимо, ничего больше мне не добиться от этой сущности. Каждое следующее сообщение написано все более и более слабыми чернилами. Будто в ручке закончился весь запас. Последнее слово вообще еле читается. Вот блин, на что я потратил потенциальные подсказки? Зато узнал больше про досуг некоторых жителей и про Ону. Эта сущность меня совсем сбила с описания моего дня. Рефлексировать буду после.

     Я остановился на том, что мною было решено пойти по дороге из асфальта на выезд из деревни. Мысль— «А что, если все-таки можно куда-то выйти, если постоянно пытаться» резала по живому мой неокрепший из-за всего произошедшего мозг. Плюс, это довольно рефлексивное место, хоть и способное съесть тебя на много часов, но лучше так, чем не пытаться. Я шел добрых полчаса вперед по дороге, пока не услышал шуршание в кустах, затем из них же кубарем на дорогу вылетел Джотто Иванович. Я поспешил ему помочь, но он, увидев меня так обрадовался, что у него включились все регенеративные отдела его тела. По крайней мере, так показалось. Он казался немного другим. Волосы всё также были убраны в хвост назад, его круглое лицо украшала недельная щетина, которая придавала ему солидность, а его футболка и бежевые карго-шорты выглядели настолько потрепаны, как будто блуждал он в этом лесу не меньше трех дней. Увидев его, мне как-то даже тоже стало радостно, до тех пор, пока он не заговорил.

     -Василе, как же я рад тебя видеть-он схватил меня за плечи-Как же я рад тебя видеть! Это наша первая встреча здесь, да? Куче всего ещё только предстоит произойти, но ты не бойся! Я, нет, мы все тебя защитим, а ты защитишь нас. Тебе уже нравится в деревне? Вроде, начинает. Ты уже справился со своей тревогой? Ай, дурак, моя неделя даже еще не началась. Я вообще не должен всего этого говорить.

     Потом он немного начал трястись и кричать:

     — Тьма пахнет вишней. Свет на вкус подобен холодной воде!

     После этого он отпустил меня и побежал в лес на противоположной стороне дороги. Затем он остановился и сказал-«Кстати, чуть не забыл. Возьмись за руку, Василе. Не забудь взяться за руку». Я уж думал, что все непонятное уже прошло и отрефлексировано, но каждый день — здесь-это день поисков. Отпускать просто так эту ситуацию мне не хотелось, поэтому я побежал вслед за Джотто Ивановичем. Что это такое? Наговорил мне целую кучу странностей и побежал. Похоже на розыгрыш, но применимо это почти ко всему происходящему здесь. Или он настолько занят, что не удосужился говорить со мной хоть как-то внятно? В общем, отношение к нему у меня слегка подпортилось.

     Мои ожидания были слишком низки, скорость бега у Джотто Ивановича была просто феноменальной. Я потерял его из виду за какие-то пять секунд. Достаточно было моргнуть, как он просто исчез. Какой раз уже бегу сквозь лес за эту неделю? Может сделать это своим новым хобби? Буду отмечать маршруты, пробегать разные расстояния, зачем пропадать досугу? Я снова выбежал возле обрыва. В этот раз мой рутинный сеанс соприкосновения с надоедающей аномалией неожиданно разбавил Ий. Он сидел на скамье, которой я не видел до этого дня, очевидно, в ожидании меня. Жестом Ий пригласил меня присесть рядом с ним, а затем заговорил.

     — Василе, здравствуй-его голос показался мне несколько уставшим или даже болезненным-как тебе новая скамейка? Поставили специально для тебя, чтобы ты мог отдохнуть. Как твоя неделя? Очень уж давно вы не видели меня. Джотто Иванович вас заждался, он просил, чтобы вы зашли сегодня, а вы так обделили его вниманием.

     — Вот только что встретил его на дороге, он еще от меня убежал просто со скоростью света. Он в сборной раньше был что-ли какой-то? — запыхавшись ответил я.

     — Сейчас на дороге? — на его лице появилось удивление— Вот прямо сейчас? Странно, я только от него, как раз принес эту скамейку. Он не собирался никуда прогуливаться. Может, он пошел за вами, очень странно.

     — Не думал, что вас здесь может что-то удивить. Вы сейчас, все-таки, говорите с человеком, который выходит в одной и той же точке деревни, куда бы он из неё не сбегал.

     — У меня такое бывает, к большому сожалению, не обращай внимание, но это даже очень хорошо и полезно. Стараюсь не убивать удивления в себе. И как ваше рандеву?

     — Если честно, то показалось, что Джотто Иванович не слишком хотел со мной беседовать. И я не думаю, что он шел за мной. Он выпал из кустов и выглядел так, как будто несколько дней скитался по лесам. Порванная одежда, щетина, уставший взгляд. Или может это издержки работы архитектором?

     — Нет, ничего подобно. Джотто Иванович был очень опрятен, а лицо его просто блестело от ухода в разумных пределах. Это был точно он? — в его голосе появились нотки беспокойства.

     — Да, я сразу его запомнил. А в чем проблема? Он сказал, чтобы я взялся за чью-то руку. А ещё, что тьма пахнет вишней, а свет на вкус, как холодная вода. Это какой-то местный прикол?

     — Нет, Василе, это не локальный юмор. Не думайте об этом, пока это не ваша забота, но обязательно запишите всё в дневник. Это что-то новое. Вам нужно думать только о проблеме юного Лёника. Уверен, у вас скопилось очень много вопросов по поводу этой задачки за прошедшее время. Возможно, так сказать, вы поделитесь уловом? Что у вас имеется?

     — Имеется подросток, живущий вдали от своего настоящего дома и проживающий несколько жизней одновременно, если верить его словам. Проблема состоит в том, что его настоящий дом перемещается по лесу вместе с самим лесом. Усугубляет всё то, что местоположение дома можно узнать только во время дождя. Еще дом этот во время своего перемещения выжигает пространство вокруг, вот даже кусочек пальца моего забрал. Пока что всё, но сегодня мне в руки попали кусочки пазла, с помощью которых завтра мы отправим Лёника домой.

     — Мы?

     — Да, хочу попросить помощи у Богдана Алексеевича.

     — Уверен, что он не откажет. Я тоже не останусь в стороне и помогу тебе. Василе, вы имеете дело с квантовым объектом, который изменяется под воздействием внешнего наблюдателя. Иными словами— вы не видите дом, и он создает себе несколько новых местоположений, меняя пространство вокруг себя. Для фиксации вам потребуется наблюдатель, на случай, если ваш юный друг не окажется в точке следующего перемещения дома.Но не моргать вечность вы не сможете, поэтому может потребоваться какое-то взаимодействие с полем объекта. Здесь уже вас может подстерегать величайшая опасность. Признаюсь, честно, насчет подобного у меня нет информации. У вас может исчезнуть рука или может произойти что-нибудь еще хуже. Дело это не настолько центрально в вашей жизни, поэтому я вас молю, не экспериментируйте. Вы здесь пребываете совсем недолго, но уже есть множество людей, которые переживают за вас. Будьте аккуратны. Это дело совсем малозначительно и не требует таких рисков.

     — А мне кажется, что это дело архизначительно. У меня сердце кровью обливается. А еще в последнее время живот сдавливает от волнения. Уверен, что у нас завтра все получится.

     — Это мы посмотрим, Василе, а сейчас пройдемте, я провожу вас до дома. Собирается дождь.

     Мы шли по новой тропинке, которая появилась здесь непонятно откуда. По дороге Ий рассказывал мне истории, связанные с физикой. Некоторые я знал, как например историю про летчика времен Первой Мировой и пулю, которая летела с такой же скоростью, что и его самолет. Некоторые звучали для меня невероятно дико. А его последние истории граничили с эзотерикой. Напоследок, он сказал мне что-то вроде-«Главное-не унывайте духом и не обращайте внимания на низкие слова, которые исходят из страниц вашего дневника, резонируя с вашей душой». Но я ведь даже не говорил ему про это. Этот человек, похоже, знает больше всех во всей станице и активно пытается мне это продемонстрировать. Мне кажется, что он знает даже решение проблемы Лёника, просто хочет, чтобы проблему решил я. Это какой-то тест?

     Завтра все решится. Пойду собираться с силами и просить Богдана Алексеевича о помощи. Нет ничего, что остановило бы меня перед тем, чтобы сделать хорошего человека счастливым, когда тот заслуживает этого.

     «Кто будет рассказывать? У нас последний день здесь, а он будет валяться еще непонятно сколько мешком картошки, постанывая, как раненная мелкая собачонка. Может хотя бы это наведет его жалкую голову на хоть какие-то мысли?»

     «Когда ты уже угомонишь свою дыромаху. Нудный скучный надменный чертила. Тебе вообще здесь даже близко не рады. Даже от твоих слов стоит такая вонь, что приходится нос прямо сейчас закрывать. Не появляйся здесь, тем более после того, что ты нам наговорил. Такой молодой, дали ему возможность, а он её ради какой-то дичи использует. Скройся, чмыбзик»

     «Ну что же вы так, господа. Вот постоянно. Что не разговор у вас, то какая-то перебранка. Василе действительно нужен отдых, он потрясён, а читать после всего этого ваши скабрёзности-это только врагу пожелать можно»

     «Дедуль, тебя сюда никто не звал.Кстати, сколько ты там живешь? Две сотни лет? Каков результат твоего существования? Про этого алкаша я даже думать не буду. На что тратится твой потенциал? На хоббитинг на страницах дневника какого-то молодого студента? Ах, точно, ты даже не знаешь таких терминов, ведь за столько лет собственного существования ты даже не удосужился хотя бы чуточку угнаться за всеобщим прогрессом. Как там? ГРЕЕТ ЛУЧИНА?»

     «Молодой человек, не повышайте на меня пожалуйста шрифт. Вы, кстати, такой же молодой, как и Василе, поэтому не вижу хоть какой-либо причины ссылаться на это. Откуда столько гнева и ненависти? Где же ваше принятие реальности? Бог даровал человечеству свободу воли и не смеет ее забрать при земной жизни, так что же вы ставите себя выше? Не хочу вступать с вами в дальнейший диалог. Только если вы всё же наденете броздо и прекратите выпячивать свое эмоциональное безживотие. Из Василе, несмотря на его напуганные грубости, собеседник выходит вдвое приятнее.»

     «Забей ты на этого молодчавого комнатного буквенного героя. Я думаю, что он заглянул чисто нас с тобой позлить, старче. Я, кстати, не пью уже очень-очень много. Пошел нахер.Вы, кстати, заметили, что среди нас появился новенький? Вот буквально вчера он писал сюда что-то про оленей. Может пусть он рассказывает? Или он нас ещё не умеет слышать?»

     «Одобряю»

     «Плевать»

     «Тогда пуска..»

     «Огни, скопившиеся в лесу, разгорались всё ярче. Потерянные, готовые следовать за чем угодно люди стояли и внимали с потесанных годами губ речи, далеко зашедшие за границы здравого смысла, которые становились всё слаще и слаще, едко впиваясь в сердца каждого слушателя. Ночной монолог среди сотен огней-лебединая песня человека в рясе с капюшоном. В этой длинной пафосной глоссолалии не было ничего нового, она звучит здесь почти каждую неделю. Новы были ветра судьбы, что привели в это прибежище потерянных людей доселе неизвестную в краях культа первобытного змея тень между деревьями. Дозорные здесь словно соломенные чучела или маяки. Они лишь помогли тени добраться до сюда. Монолог подходил к концу, глава потерянных людей бился в конвульсиях вот уже несколько минут извергая из себя всё больше и больше оккультизмов, вычитанных им из десятка самых разных статей. Тень приближалась, извиваясь меж деревьями.

     Огни начали гаснуть, люди в рясах возвращались в свои бараки и шатры. Человека в тени интересовал лишь проход в главное здание, в которое зашёл лидер культа, дабы как следует утолить свою жажду после такого чувственного выступления. Человек в тени не скрывался и не крался, он двигался уверенно, выпрямив спину. Он убил в себе способность сгибать спину несколько лет назад. Каждый его шаг-клокотание грома, которое способен услышать лишь подобный ему. Нет смысла скрываться, если все вероятности этого мира на твоей стороне.

     Двери в старое здание администрации когда-то сияющего в лучах солнечного июля детского лагеря распахнулись с невероятным пафосом. Коридоры и комнаты в один миг превратились в сцену комедии дель арте. Глава культа в образе Доктора Грациано стоял в дальней комнате, пока к нему приближался человек из тени в образе Бригеллы, держа в руках бежевый мешок. Старик-предводитель успел лишь удивленно взглянуть на то, что к нему приблизилось. Двумя мощными ударами он был повален на старый деревянный пол, пахнущий елью. Третий удар пришелся на лицо и был уж совсем лишним, выдающим опасливость нападавшего. К приемной «главного» стянулось несколько фигур. В эту ночь они увидели то, что будем им сниться еще долгое время.

     Человек в расстёгнутом гусарском белом ментике, надетом на голое тело, с прицепленным к нему синим плащом, белых штанах и черных сапогах вываливал на старика в рясе из мешка дюжину маленьких и длинных склизких извивающихся змей. Клубок чешуйчатых пресмыкающихся начал расползаться по полу. Две змеи из ватаги вцепились в руку и ногу главы культа. От увиденного тот потерял сознание окончательно. Группа людей в рясах ринулась к человеку из тени, но тот выпрыгнул прямо в окно напрочь разбив старое стекло. Путь его лежал прямо к тотемному столбу, к месту вечернего скопления всех обиженных и угнетенных судьбой, выбравших для пристанища это место. Рядом с местом приземления в кустах человека из тени заботливо ждала канистра и что-то железное, отблескивающее в свете луны.

     Канистра быстро опустошилась, обрушив свое содержимое на подобие жертвенного столба. Вспыхнуло пламя, пробудившее от сна всех обитателей старого детского лагеря. Вокруг человека из тени, лицо которого освещалось огнем, собралось кольцо людей в рясах. Круг людей всё сжимал и сжимал ночного нарушителя спокойствия культа, но делалось это всё для такого же драматизма. Театр должен видеть главного актера. Человек из тени с криком-«Стоять» вынул из-под плаща самозарядный пистолет, оснащенный полным магазином унитарных патронов с полуфланцевой гильзой, и направил его на себя. Все застыли в первобытном ужасе. Щелчок. Еще щелчок. Третий щелчок. Пистолет молчал. Затем человек из тени отвел пистолет от себя и направил его в ночное небо. Щелчок. Выстрел. Толпа оцепенела и была готова к речи. Человек из тени заговорил:

     — Слушайте меня! Ваш предыдущий лидер будет жить, уж поверьте, но он доказал сегодня свою полную несостоятельность. Все ваши неудачи, все ваши невзгоды, все нападки судьбы или как вы их называете-это статистические вероятности, которые я подчинил своей бессмертной воле. Больше никаких неудач! И никакого варварства. Внемлите силе дифференциальной энтропии!

     После этого он спиной на пару столь значимых для всей толпы людей секунд зашел в горящий огонь и вышел из него невредимым. Нужный эффект был достигнуть. Один из людей в рясах подбежал к человеку в тени, упав на колени и очень тихо спросил-«Как тебя зовут?». Человек из тени окинул взглядом все лица, которые человеческое зрение способно разглядеть в отблесках огня, а затем прокричал-«Можете называть меня…»

     «Про все это мы и так знаем. Или этот новенький хочет подсказать что-то Василе? Он же прочитает и подумает, что все это-бессвязный бред, но раз тут про это написано, и Василе это все равно прочитает, то так уж и быть подсоблю по старой дружбе. Василе, все произошедшее выше-это события в одной из возможных, доступных нам восьми вселенных. Очень внимательно прочитай и запомни этого человека из тени, тебе придется иметь с ним дело, он очень опасный. Ты всё поймешь, когда узнаешь, как его зовут. А что насчет Леника? Новенький, ты вообще не в ту степь погнал»

     «Василе несколько раз пробуждался ночью, а проснувшись утром он долго не мог осознать, в каком временном промежутке дня он находится, настолько тучи заволокли небосвод. Такие условия были просто идеальны для финальной вылазки. Охотничий кураж был высок настолько, что им заразился даже Богдан Алексеевич, знавший исход всего сегодняшнего дня заранее. Приближался полдень, а дождь все не шёл, хоть тьма и продолжала сгущаться. Такое ожидание для Василе оказалось невозможным, поэтому он принялся отвлекать себя от мыслей любыми способами.

     Сперва в ход пошли бытовые разговоры, но как на зло Богдан Алексеевич готовился к вылазке, а Мария Семёновна ушла на встречу клуба читателей. После усмирять тревогу пришлось с помощью «базовых детских исследований»: разглядывания узоров на паркете, завитушек над дверьми и рисунков на винтажной скатерти. Он прекрасно знал, что всё это какая-то пошлая игра в догонялки с пустотой внутри себя, в которой не будет выигравшего или проигравшего. Всё было лишь унылым бегом, оставляющим после абсолютное ничто. В момент осознания проблемы пришёл и момент осознания пути решения проблемы. Василе задумал переезд. Да, это одна из форм таких догонялок, но с результатом в виде возможного отчуждения от статуса страдальца из обычного мира, попавшего в мир квантовый, зависит от интерпретаций. Богдан Алексеевич поначалу был разительно против этой затеи, но затем со словами-«Вам бы лишь от стариков уходить» махнул рукой, дав своё одобрение. Мария Семёновна отнеслась бы к этому еще негативнее, но Василе крайне нагло воспользовался её отсутствием, отдавая себе отчет в своих действиях.

     Переездом это было назвать трудно. С собой была лишь одежда и книга Виктора Гюго-«Собор Парижской Богоматери», взятая из личной библиотеки Богдана Алексеевича. Василе не слишком приглядывался к литературе внутри дома его спасителей, но завидев именно эту книгу в нём проснулись детские воспоминания и из нового гештальта неприятно подуло холодным ветром. В седьмом классе Василе на весенних весёлых стартах был одним из двух болельщиков, пришедших посмотреть школьное празднество, чувствующее по старинной традиции тело и дух. Вторым болельщиком был его друг Атый, начавший курить двумя годами ранее за гаражами в рамках его проекта по внедрению себя в хоть какой-то веселый, искренний и безопасный социум с легким налетом выражения собственного отношения относительно многовекового конфликта отцов и детей. Тогда они оба были гонимы своими родителями на такое необязательное и такое унылое, в рамках зрительского опыта, мероприятие. Василе чуть было не начал засыпать на этапе эстафет, как его друг начал пересказывать ему с невероятным интересом и трепетом сюжет романа Виктора Гюго-«Собор Парижской Богоматери». Василе не видел своего друга вот уже почти шесть лет, но его образ как будто бы был всегда с ним, олицетворяя незыблемое детское товарищество, от реального человека там почти ничего не осталось.

     В его новом доме уже ждала Она, держа в руке тарелку с кусочком торта.

     — С новосельем! — сказала она протянув вперед тарелочку.

     — А ты откуда узнала? — ошеломленно спросил Василе.

     — Здесь информация распространяется очень быстро. Богдан сказал. А ты как думал?

     — Быстро же ты все подготовила.

     — Ничего не быстро. Я была готова еще когда тебе этот дом показали. Все ждали, когда ты решишься.

     — Все?

     — Да. Все. И сейчас все придут. У нас как раз пара минут есть.

     — Подготовить ещё что-то нужно?

     — Нет, всё уже готово, я же уже сказала. Пара минут, чтобы поговорить.

     Они оба сели на старую софу коричневую софу, стоящую посреди комнаты. Василе не сразу понял подвох, но затем озвучил свой вопрос:

     — Здесь же всё было немного по-другому?

     — Может и было, но какая разница? Ты решился прямо сейчас. Василе, мне нужно тебя попросить кое о чем очень разумном.

     Их лица были слишком близки друг к другу. Василе выводило из себя, что он подмечает, как ее пухлые губы филигранно вытачивали тихим тоном прекрасные слова, пока её глаза, наполненные чем-то светлым, застывшие в выражении созерцания сокровенного, смотрели на него. Она сделала паузу, далекий сквозняк, проникший чудом сквозь пространство окна, донесся до её лица, обрушив прядь волос в районе правого глаза. Она продолжила только после того, как увидела в его глазах решимость и ни грамма трепета.

     — Ты принес книгу. Не читай ее. Она убьет образ. А ещё. Вы же сегодня идете на вылазку? Поступай, как всегда, безрассудно и глупо, ступая на что-то рациональное под собой, как умеешь. Знаешь, мне кажется, у тебя был бы черный пояс по творческому прохождению скучных серых бетонных лестниц.

     Их лица были близки настолько, что всё вокруг казалось неуместным. Василе продолжал злиться, обращаясь в своем гневе не к ней, а к своей душевной или сердечной слепоте, из-за которой он привязывал себя абсолютно ко всему, что источало нежность, интерес и заботу. Он видел присутствие этих критериев, но не мог ручаться за их исполнимость, прыгая в любой огонь, что видел он на своем пути. Он чувствовалось, что во всем этом что-то напрашивалось. Какое-то действие. Но что-то это должно быть отвергнуто. Их разговор прервал вошедший в дом Леник, начавший разговор с какой-то подарочной одобрительной лести:

     — Да, Василе, вот это у тебя домик. У меня намного меньше. А какие тут стены толстые! Окна тоже крутые. И плита есть!

     — Лёник, ты сейчас про что? У тебя абсолютно такой же дом, может даже лучше. Мне приятно, конечно, что ты решил меня так подбодрить, но лучше садись и покушай торт, я пока чайник поставлю. Ты, кстати, к вылазке подготовился?

     — Всегда готов! А ты Богдана Алексеевича уговорил? Ты крут, он обычно во всё подобное не вписывается и говорит, что в молодости и так набегался. Вот знаешь, годик назад мне показалось, что в лесу я видел тигра и хотел его сфоткать на фотоаппарат, который мне дядя Леша привез. Такой полосатый.

     — Фотоаппарат или дядя Леша? -решил странной шуткой поддержать рассказ Василе.

     — Тигр, дурила. Ну так вот. И хотел я фотоохоту устроить, как Шарик из мультика на кассете. Побежал сразу к дяде Богдану, а он у меня фотоаппарат отобрал, дал удочку и повел с собой на рыбалку. С тех пор я и пристрастился к спортивной рыбалке. Ловишь-выпускаешь. Ловишь-выпускаешь. Сидишь, как сказал дядя Богдан, и созидаешь. Слушай, а ты чего там у себя делал дома?

     — Я? — опешил от такого вопроса Василе-играл в игры, смотрел сериалы, ходил на кружки поэтические, в театральном вот еще был, на единоборствах и куче всего. Короче, пытался погрузиться во всё, что видел, но не глубоко.

     — Кружки поэтические? И чего, стихи писал?

     — Ну бывало.

     — А прочитаешь сегодня перед всеми?

     — Ой, да ну, сплошное позорище стыдное.

     — Ладно тебе, все свои. Можешь прочитать, пока дядя Богдан с тетей Машей не пришли. Хотя лучше, чтобы они были. Им понравится! Им вообще всё нравится! Я как-то вылепил им из пластилина сову, когда учился лепить. Ну, она скорее на пенек с глазами похожа, но и она им понравилась. Держат до сих пор мой подарок где-то на холодильнике.

     — Да, Василе, я тебе тогда игру отдам и свою картину-неожиданно включилась в разговор Она.

     — Василе, ну пожалуйста. Я авторов стихов никогда не слышал, а мы сегодня может последний раз видимся— умоляюще пробубнел в своей привычной манере Леник.

     — Хорошо, раз такой ажиотаж, постараюсь что-нибудь вспомнить и набросать.

     — Ну вот. Я кажется слышу уже, как дядя Богдан идет.

     Дверь снова открылась, на пороге стоял Джотто Иванович, держа в руках кусок пергамента. Громогласным тоном он заявил что-то нечто-«Дорогой, Василе, поздравляю тебя с новосельем. Может мы и плохо знаем друг-друга, но вот тебе презееент. Карта нашей станицы, которую я сам собственноручно нарисовал!». После этого он громко и очень эффектно плюхнулся на кресло, стоящее рядом с софой и принялся есть торт.

     — Ммм, Мария Семёновна превзошла себя-оторвавшись на секунду от рыхлого черного лакомства проговорил Джотто Иванович

     — Мария Семёновна? — спросил Василе— разве она не против моего переезда?

     — Разве можно быть против того, что уже произошло? — ответил Джотто Иванович

     Дверь в дом Василе отворилась последний раз за сегодня, впуская гостей. В дом вошел Богдан Алексеевич вместе со своей женой. У обоих был довольный вид. Василе всёэто время писал на листе бумаги, стоя на кухне, остаточные воспоминания былых стихосложений, дополняя забытые рифмы. Это не могло уйти от внимания Лёника, который тут же объявил новоприбывшим-«А Василе пообещал стихи свои почитать!»

     Дальше все шло своим классическим чередом. Праздные разговоры ни о чем, поедание действительно вкусного торта и наконец странный финал вечера-чтение стихов. Василе удалось уговорить, поэтому он встал и стеснительным голосом, с каждым словом обретая уверенность, принялся зачитывать своё первое стихотворение, написанное им когда-то в кружке таких же потерянных людей:

     «Злость закипала

     Зубы сжимались

     Пальцы слагались сильнее в кулак

     Глаза загорелись

     Щеки зарделись

     К насилию сделан еще один шаг

     Душа моя рвется наружу

     Сквозь тело

     Минуя преграды

     И стены домов

     Я яростен, зол

     И оскал мой собычий

     Не сможет исправить

     Нигде и никто

     Под взором моим не смей становиться

     Он дух выжигает и плавит зрачки

     Спасите меня

     Мне не остановиться

     Уймите же ярость

     Позвольте любить»

     Послышались приободряющие хлопки. Лёник удивленно спроси-«Ты сам это написал?», а Мария Семёновна отметила, что построение и форма очень хромают, зато очень ясно донесен смысл. Щеки у Василе покраснели, но не от злости. Эту милую картину смыл дождь, начавший яростно греметь по крыше дома. Абсолютно все в этот момент поняли, что пришла пора. А Василе в этот момент понял, что он очень быстро влился в этот странный социум, который уже перестал пугать и напрягать его нервную систему. Станица Старороговская— это ванна с горячей водой. По началу-очень даже горячо и даже обжигающе, но стоит привыкнуть и можно даже получить удовольствие. Прощание прошло очень чувственно. Каждый прощался с Леником так, будто другого исхода сегодня и не предвидилось. На вопрос Василе-«А что, если сегодня не получится?» все ответили— «Попрощаемся еще раз». Она вновь посмотрела на Василе перед прощанием тем же взглядом, что и сегодня утром, затем она резко взяла его за руку и со словами-«На удачу. Не запутайся» положила в нее маленькой клочок нитей. Наступило время охоты.

     Три охотника вошли поздним вечером в залитый ливневым дождем лес. Первый-самый мудрый, второй-веселый солнечный блик, готовый упасть куда угодно и третий-пришелец. Их дичь скрывалась и повелевала лесом, но они были непреклонны. Сначала все происходило по знакомому сценарию. Брешь в небе, марш бросок, выжженная земля. Но после третьего раза Василе, знавший все нужные исходные данные для решения задачи решил разделить группу. Богдан Алексеевич остался на месте, Лёник побежал к новой бреши, а Василе решительно побежал чуть правее в лес, чтобы застать перемещение и в лучшем случае контролировать все три точки возможного появления дома. Перемещение произошло слишком неожиданно. Василе хотел отодвинуть рукой ветку, угрожавшую выбить ему глаз, но она просто исчезла, как и дерево. От такого неожиданного перемещения Василе потерял равновесие и упал, прокатившись животом по свежей мокрой грязи. Встав, он обнаружил на месте дерева кустарник с дикой неизвестной красной ягодой, но это было не совсем не важно. Прямо перед ним материализовался вход в пространство дома. Он видел приятную летнюю лужайку, залитую вечерним закатным светом. Он видел тот самый дом. Он буквально видел вход в другой мир, от которого нельзя было отвести глаз. Рисковать было нельзя, расстояние между возможными местоположениями было малым, а отпускать такую удачу-это просто преступление. Богдана Алексеевича или Лёника могло попросту переместить вместе с лесом вдаль от бреши. Тихое спокойствие вечернего леса было прервано громким криком— «Лёник, оно здесь». Отводить взгляд было нельзя, моргать тоже, ведь любое изменение в наблюдении могло привести к перемещению. Вода заливалась прямо в глаза, но Василе терпеливо всматривался в дом, лужайку и маленький забор с калиткой. В любую секунду все могло прерваться, но неожиданно с другой стороны появился смутный силуэт человека. Фигура вышла из дома и увидев Василе помчалась к нему на встречу, протягивая руку. Рука вырвалась из мира летнего уюта в мир вечернего ливня, ожидая дальнейшего взаимодействия с другой стороны.

     Несмотря на все предупреждения, Василе схватил своей левой рукой чужую руку. В этот момент в его голове прозвучал чужой голос-«Можешь моргать. Теперь все будет хорошо». Он начал терять сознание. Последнее, что он видел-улыбающийся Лёник, прыгающий в залитый солнцем родной мир, а затем ярчайшую вспышку света, которая будто бы добила бедного вымотавшегося охотника. Богдан Алексеевич, как уже опытный телоносец квантового рыцаря Василе, вздохнув, взвалил его на свое плечо. Проснувшись через день Василе подумает-«Снова здесь. Лишь зря новоселье праздновали».

     Снова здесь. Лишь зря новоселье праздновали. Для себя еще раз повторю, что все занесенное выше в кавычки писалось не мною, но к правде невероятно близко. Я бы даже сказал, что описано здесь всё даже более подробно, чем описал бы я. Голова до сих пор довольно туго варит. Богдан Алексеевич сказало, что мне в руку попала молния. Сразу после того, как Лёник «ушел». До сих пор не могу ею двигать. Вчера после пробуждения пытался сдвинуть её с места, как в «Убить Билла», но выходило все тщетно. Проплакал вчера весь вечер, если честно. Если бы писал всё, зная, что это кто-то прочтет, то написал бы что-то вроде-«Это совсем не похоже на меня», но не думаю, что это куда-то пойдет дальше этого стола, поэтому нужно быть честным. Я часто бываю размазней, особенно по вечерам, когда остаюсь один. Даже во времена, когда обе руки у меня работали. Вчера хоть была причина, часто меня что-то съедало и без риска потерять руку. Кстати, Никита Соломонович осмотрел меня и сказал, что ничего не повреждено, а левая рука придёт в норму спустя какое-то время. Нужно растирать её какими-то мазями и делать упражнения. Буду надеяться.

     Так, не буду делать вид, что не замечаю слона в комнате. Две недели назад я сидел в теплой квартире, посматривая на ноутбуке видео с котами в интернете, а позавчера мне в руку ударила молния, пока я удерживал брешь между пространствами, чтобы подросток, проживающий восемь жизней одновременно, вернулся обратно в свой дом, хаотично перемещающийся вместе с лесом. Это надо осмыслить. Вчера на это понадобился целый день. Больше всего меня пугает то, что я привык. Неужели, человек настолько амёбное и неопределенное существо, что готов привыкнуть к любому бытию. За все года жизни не было разработана какая-то системы защиты в случае попадания в чужую среду? Типа, смены цвета кожи на красный, резкое сокращение длины правой ноги или еще что-то. Короче говоря, странно, что мы не придумали себе индикатор, чтобы определять-потерял ли ты контроль над ситуацией, растворившись и окончательно потеряв себя в новом бытие, или ты просто действительно сознательно внедрился в новое и внедрил новое в себя, убив все старое? Речь даже не о ситуации сейчас. Я-школьник, я-студент и я-сейчас-это разные люди? Вот оцениваю свой переход только на длинной дистанции и не всё так однозначно. Прослеживаются хоть какие-то переходные стадии. Где здесь переходные стадии-сказать трудно. Одно точно-нужно показать запись про старый лагерь хоть кому-нибудь, мне кажется, что это действительно важно.

     Кстати, странно, что не было описано, почему же я всё-таки решил протянуть руку тому «мутному силуэту». Всё из-за Джотто Ивановича тогда в лесу. Если бы не он, то я бы и думал хватать что-то из другой реальности, подвергая себя опасности. Можно же было просто переждать и пойти на ещё одну вылазку.

     Кстати, первым ко мне вчера пришел именно Джотто Иванович. А я, если честно, до сих пор с того дня затаил на него обиду. Убегал он от меня очень даже оскорбительно быстро. Он почему-то с яростной убеждённостью доказывал мне, что в тот день не покидал пределы своего двора. Я ему верю, но мои глаза тоже не могут обманывать. Второго такого Джотто Ивановича нет и не будет, наверное. Только если это не был злобный брат-близнец-генетический двойник из параллельной реальности альтернативного прошлого, чудом сохранивший внешность оригинального Джотто Ивановича. Но его настроение быстро сменилось на неподдельный интерес, когда я упомянул про то, что именно он подал идею схватиться за руку из другой реальности. Он очень внимательно меня выслушал, сделал пару заметок в свой блокнот, задал пару уточняющих вопросов, а потом убежал со словами-«Спасибо, Василе, вернусь скоро, обязательно принесу тебе чего вкусного! Не скучай!». Твою мать, как же я устал. Очень пафосная фраза, но реально как-то устал. Тут всё весело и интересно, конечно, но, во-первых, мне кажется, что с этим местом я повязан слишком крепко, чтобы уйти отсюда и жить дальше своей жизнью. Придётся включить всё происходящее в мою личность, а как-то не особо хотелось, если честно. Хотелось включить в свою личность путешествие по стране, встречу с интересными людьми, которые рассказали бы о своем прошлом, о быте. Но с другой стороны, все это можно наверстать прямо здесь. Может стоит сделать передышку от всего и просто пройтись по окраинам, поболтать с новыми людьми? Руку совсем не чувствую. Еще приходила Она и очень снисходительно смотрела, как будто я ребенок, сломавший руку при попытке перепрыгнуть с козырька здания на гараж.

     Не буду пока вдаваться в мои чувства, неведомый рассказчик всё прекрасно описал. Неужели, все эти голоса в дневнике лезли из бреши, которую Лёник закрыл собой? Что-то очень странное. Почему они писали о том, что больше не появятся на моих страницах? Или «они» просто выбрали день для пафосного ухода? В любом случае, познакомиться мне с ними не удалось, а многие вели себя очень грубо или загадочно. Но в их говоре есть что-то знакомое, не могу понять что. Вот если бы у текста был голос.

     Ещё вчера вечером приходила Мария Семёновна. Впервые услышал что-то про прошлое их семьи. Она рассказала, как их дочка, когда ей было тринадцать залезла на высокое дерево, чтобы достать оттуда свой мяч, ветка надломилась, она упала и сломала ногу. А через год ситуация повторилась, только с другой веткой и другой ногой. Богдан Алексеевич в шутку прибил на дерево желтый треугольный значок с черным человечком, ноги которого были загипсованы. Этот значок до сих пор висит на каком-то из деревьев возле реки. Как же звали их дочку? Я уже забыл, нужно обязательно переспросить.

     Сейчас мне стало намного лучше. Пойду попробую прогуляться вдоль реки, может найду чего интересного, заодно скоротаю время перед вечером. Богдан Алексеевич сказал, что Лёник оставил дома на столе какую-то кассету с подписью-«Посмотреть, когда я буду дома». Собираться будем здесь же, поэтому точно ничего не пропущу.

     Прогулка стоила того! Встретил ту самую бабушку, которая в детстве видела тигра. Ее зовут Соломонида, но в деревне её все называют бабушка Солка. Очень атмосферная бабуля. Я просто прохаживался вдоль берега, пока не наткнулся на лавку. Бабуля настолько сливалась с окружением, что я даже испугался и оторопел, когда она крикнула мне что-то вроде-«Эй, молодой!». Подойдя поближе, мне удалось опознать в фигуре на лавке женщину возраста около шестидесяти лет в зеленом платочке с красными вкраплениями, надетым так, что из-под него были видны кудрявые седые волосы. Она пригласила меня сесть рядом словами-«Ты уштал поди, шадись!» . Вся ее речь была отрывистой, а преобладал чаще всего очень даже утвердительный мудрый тон, а еще она нещадно шепелявила и не стеснялась этого ни капельки. Её яркие глаза даже не тронул возраст. Что оставалось делать? Я искал отдыха и контакта с кем-то новым, я его нашел и не стоило отказываться. Контакт получился очень интересным, в этот раз я начал разговор первым, присаживаясь на нагретую весенним солнцем деревянную лавку:

     — И не холодно вам тут возле реки?

     — Та отчего бы холодно то было. Штарым коштям отчего хошь холодно будет. От речки теперь-то тряштись? А ты кто такой, молоднявый такой с волосами такими длинными? Вши не едят? Ха-ха.

     — Вот приехал недавно. Уже больше недели живу у Богдана Алексеевича. Знаете его?

     — А чего ж бы не шнать. Мужик хороший, покладистый. Только не шдешний. Та и я не шдешняя, чего и говорить-то. Тебя как звать-то?

     — Вася-сказал я совершенно спокойно.

     — Оооооооо, Вашся. Будем знакомы теперь! Можешь меня швать баба Шсолка, я уж привыкла, вшя молодежь меня тут так шовет.

     — Солка? Это сокращение какое-то? Ни разу такого имени не слышал, очень приятно познакомиться.

     — Да, имя-то мне по швяткам давали. Так в пашпорте напишано Шсоломонида.

     — У меня это тоже тогда сокращение. У меня в паспорте-«Василе» написано.

     — Вашиле? Шнаю такое имя! Был один у меня Вашиле, в девятом классе ухлештывал. Прям правда Вашиле. Ты поэтому не штешняйшся, не один такой ты будешь.

     — Часто тут сидите?

     — Да бывает чаштенько. Вот шейчаш полила в огороде вшё, брошила шланг-то под грушу, да и пушкай шебе льет, я тут отдохну. Живу-то я вот прям тут. А муж, как заливать дорожку начнет, так шам и выключит. Поэтому— да, чаштенько тут бываю. Тут хорошо. Прохладно, а шкоро жара ударит, так вообще шдешсь-то шидеть шамое оно!

     — А вы давно тут вообще живете?

     — Ну как. Ну годков тридцать так уж точно. Я иш хутора вот шошеднего. А тут у меня бабушка жила, мы к ней чашто в гошти ходили. А муж мой вообще из Анадыря-то будет. Там вше на шваях и холодно, вот его мамка-то с отцом и переехали куда потеплее. Он вот тут-то и жил годков ш пятнадцати. Мы-то ш ним тут и познакомилишь. Точней-то пошнакомились мы у меня в хуторе. В Ивановшком. Там дишкотека была. Мне-то годков шемнашцать было. Он подъехал такой веш. В отливных штанах. Ну и мужичок. Мы ш ним чашто гуляли вошле реки. Он один-то мне и верил. Шлушай, тебе тоже рашшкажу, а вот верить-дело твое. Мне годков шемь было. Бабушка-то моя жила поодаль отшюда, в другом конце станицы. А я шюда вечером пришла, потому што мне дедушка рассказал, что тут ночью выходят из воды утопцы. А ребята во дворе меня на шлабовшяли, когда я это им рашшкашала. Вот мы вмеште и пошли, только-то они рашбешалишь, как только звуки шуршание услышали вошле реки, а я ошталась. И шмотрю на другую сторону, а там на берегу, прям вот на том-то утесе, куда мы шейчаш глядим стоит. Тигр штоит и на меня глашеет. И я штою вот на него гляжу. А я-тигров-то ошобо не видела. Вот я дай и крикнула-«Котаааа». Ну правда на кота похож! Он на меня глянул так, как будто улыбнулшся, развернулшся так медленно и пошел по делам швоим. Так мне не верил никто. Говорили-«Какие тигры, дура! Шреднерушшкая равнина-то, откуда ему прибежать». Так может из шоопарка какого убёг. Кто тигров-то шнает?

     — А ваш хутор рядом с каким из местоположений станицы был?

     — Ась?

     — Ну, деревня ж перемещается постоянно. Вы откуда будете?

     — Куда перемешаетшся? Шутки какие-то молодые, не пойму? Вшегда тут штоялаштаница, только о ней мало кто шнает почему-то. У меня вот в Ивановке-то вообще не шнали. Ну ты шутнярка, конечно. У наш таких очень любили в молодошти. А чего ш рукой у тебя-то? Вот вижу, что шидишь ты шпокойно, а она у тебя, как обмякла.

     — Не поверите. Ударила молния, когда позавчера по лесу ходил.

     — -А чего-то и не поверю? Чего это тут такого? В мою деда, деда Славу, два раза молния попадала! Оба раза-живой остался. Вот он рашшкашивал. Штережет он коров-то, а в него бах! И он, и конь-оба живы. Только конь чернявый какой-то штал. А дед дерганный чутка. Хехехехе! А второй раз вот тоже в лешу. Он шел ш рыбалки, гриб увидел белый, шел его шорвать, а тут бабах! Ну он быштро очухался и думает себе-«Да что ж за твою мать! Убило бы хоть, а так лишь нервы трепит». Вот у него ш тех пор палец-то и не двигался. Подожди, а у тебя что-ж. Рука не двигаетшся теперь-то? Ты Никите Шоломоновичу показывался? Он-то вше вылечит, даже вот такое.

     — Да, показывался. Он сказал, что внутренних и внешних повреждений нет, а рука онемела от шока какого-то или что-то вроде того. Сказал, что в течении нескольких дней восстановиться.

     — Ох, чего ты шрашу не шкашал. Вштавай, пойдем. Нечего тут шидеть. Чем шкорее, тем лучше будет.

     — Куда? Что?

     — Так, пошли— приказным тоном сказала она и это подействовало.

     Я как робот, получивший сильнейший заряд электричества поднялся с лавки и устремился за бабулей, которая развивала свою скорость просто в геометрической прогрессии. Для пущего усиления аэродинамических свойств тела, она даже сняла платок с головы. Волосы у нее действительно очень кудрявые. Это деревня бегунов что-ли? Причем, визуально это было скорее похоже на невероятно ускоренный шаг. Замедлились мы только возле кладбища, никогда еще не был там. Довольно обычное, для подобных краев, место. Только вот в отличии от всего, что я видел в своей поездке, здесь все было выполнено очень аккуратно. Чаще всего в разных поселках и деревнях кладбища представляли собой какое-то свое уютное, но такое разрозненное и хаотическое скопление надгробий. Здесь были дорожки и большие многолетние деревья, что придавало кладбищу некоторого шарма. Мы останавливались около каких-то могил. Бабушка Солка здоровалась с надгробными плитами и вела некое подобие диалогов, я такого видел только в фильмах. У нас в семье как-то стеснялись что-ли так делать, хотя и казалось, что это напрашивалось. Бабуля представляла меня каждому надгробию и рассказывала про мой недуг. Я здоровался, хотя мне и было слегка неуютно.

     Затем мы, наконец, добрались до какой-то сторожки, внутри которой разгадывая сканворды сидела женщины приблизительно тех же лет, что и та, с которой я пришел, но ее волосы были прямыми и черными почти без следов седины. Началось какое-то подобие легкой перепалки. А учитывая, что одна собеседница нещадно шепелявила, а другая невероятно остро картавила-аудиальный ряд просто захватывал, пронося меня, в качестве слушателя, по самым настоящим горкам:

     — Пгхивет, Солка. Как жизнь? Как огород? Как муженек?-сказала бабуля в сторожке.

     — Тебе не хворать, Вер. Хорошо, муж — вот тоже хорошо, карашей вот чиштит. Думаю, может уху сегодня шделать.-задумчиво сказал бабушка Солка.

     — Ну сделай. Ты его, небось, едой-то и удегхиваешь. Как с такой шепелявой только жить.

     — Может и едой. А чего, он должен был ш такой каргой что-ли жить, которая «Р» не выговаривает? У меня-то хоть вше в шемье так говорят, никуда не деться. А у тебя ж только ты. Дура ты. Он шо мной тогда на танцах пошел, потому что ты ш Ванькой Радионовым-то обжималашь.

     — Так я обжималась, чтобы его и пгхивлечь. Мы ж с тобой еще тогда говогхили, что мне он нгхавится, а ты всё равно.

     — Это было уж шкока лет назад, так и «пгхивлекла» бы, чего ты. У тебя и швой муж давно ешть, чего ты заладила-то.

     — Да-а-а-а. Ванька тоже хороший, жалко, что пил. Дугхак одним словом, хоть счастливый помегх. Слушай, я тебе сегодня петунию пгхинесу, молока мне сцедишь? Чай на лавке попьем?

     — Попьем. Только я к тебе не ша этим пришла. Вот у меня тут товарищ ш немой рукой. У тебя машт-то та ошталашь?

     — «Ошталааашь», конечно осталась. А это чей? Внук что-ли твой? Так ему же недавно вот только двенадцать исполнилось. Глянь какой стал. И волосы отгхастил. И чегхнявый какой-то стал.

     — В глазах у тебя черняво штало. Это Вашиле, к Богдану Алексеевичу приехал. Его молнией шандарахнуло, рука-то вон и тю-ти, но Никита Шоломоновичшказал, что должно пройти.

     — О, пгхям как деда твоего! Кстатати, знала я одного Василе…

     — И я тоже шнала. Шлушай, так у тебя машь-то шейчаш? Поболтать-то мы ушпеем.

     — Слушай, да. Вот пгхямо здесь. У меня нога сегодня отнималась. Похоже, на погоду. У тебя как?

     — Та тоже нога ныла шегодня-то. Может дело к жаре идет.

     — Во. Дехгжи, но только вегхни обязательно. Я может сегодня вообще без нее ходить не смогу

     — Вше ты шагодишь, когда захочешь.

     С этими словами бабушка Солка вышла из сторожки, взяла меня под руку и потащила к ближайшей скамье. Затем со словами-«Держи, внучечек. Растирай» она вручила мне какой-то тюбик без опознавательных знаков. Делать было нечего, да и хуже явно бы не стало. Меня одолевал интерес, поэтому я спросил:

     — Это в сторожке была ваша подруга? Она тут сторожем работает?

     — А. Да это Вера, мы ш ней давно шнаемшся, еще ш девичешства. Работает тут уж давно. Пришматривает за кладбищем.

     — А от кого его тут сторожить?

     — Не шнаю. Интерешный ты, правда на моего внучка похож. Кто тут прийти может, один Бог шнает. Может вообще крокодил забежить, а шторожа нет.

     — Так она и не сделает ничего с крокодилом.

     — Вера-то? Шделает-шделает. Еще как шделает! Не бойшся.

     В этот момент мимо забора проходила Она в весеннем нежно-розовом платье с рюкзаком за спиной, держа в своих руках мольберт. Увидев меня, она поставила мольберт возле забора и направилась в мою сторону. Она поздоровалась с бабушкой Солкой и передала ей что-то со словами-«Вот, не забывайте поливать. Они очень к воде чувствительны. Надеюсь, что нога ваша прошла. Передавайте привет домашним. Можно я Василе у Вас заберу? Одной трудно все тащить». Бабушка согласилась и со словами-«Та шабирай. Я-то прошто ш рукой ему помочь хотела и вот помогла-то. Вашиле, ты шаходи, мы тебе рады будем. Надеюшь, муж воду не шабыл выключить. Ульёт-то вше, как в прошлый раз». На словах «Прошлый» бабуля свистнула так, что можно было применять этот звук, как неожиданное для противника акустическое орудие. Бабушка Солка ушла, оставив меня на лавке с Оной. Она уставши присела и начала разговор:

     — Как рука?

     — Ничего. До сих пор не чувствую. Мазь только нанесли, но чувствует мое сердце, что она не поможет. Зато пахнет мазь даже очень ядрено. Навевает ностальгические воспоминания. Блин, а как я тебе помогу с моей больной рукой? Мольберт в одной руке не унесёшь.

     — А я и не о мольберте. Понесешь рюкзак. У нас на сегодня дело есть до вечера, а потом уже можно пойти на вечерний сеанс.

     — Дело? Что-то опасное? — в шутку спросил я

     — Возможно-очень серьезно ответила она, затем улыбнувшись

     — А почему ты вообще со мной тусуешься? Неужели, здесь нет людей интереснее или какой-то своей компашки?

     — Я выгляжу компанейски?

     — Ну не совсем. — хмыкнув сказал я.

     — Вот и оно. Плюс, здесь нет людей твоего возраста. А взрослые неопределенные люди скорее вызывают сочувствие. Твоя мысленная неопределенность скорее авантюрная и по-молодому веселая. Обычно такие в каких-нибудь книжках встречаются или в фильмах. Видно, что рано или поздно ты куда-то придёшь. А вот куда-это интересно.

     — Допустим, твой ответ учтен. Отдохнула? Куда направляемся?

     — Для начала, сбросим весь баласт. Не отставай.

     Она бросила мне в руки свой рюкзак, вес которого был равен примерно двум ведрам кирпичей. Поэтому путь до её дома мне казался самым настоящим испытанием. Под конец каждый шаг давался мне с огромным усилием, плечи просто безбожно ныли и ноют слегка до сих пор.

     — Да что у тебя там такое в портфеле? — не выдержав спросил я— По ощущениям, ты где-то украла кусок слона

     — -Это не портфель, а рюкзак. И Василе… Я же не живодерка. Возьми и проверь, что там. Я не против-ответила Она

     Открыв рюкзак, я видел в нем груду кирпичей. Вот что бывает, когда живёшь в мире постмодерна? Или это жизнь шутит в модерновом стиле? До сих пор не разобрался в какую когорту отнести эту ситуацию. Тем не менее, дурацкая ситуация закрепила свой статус не менее дурацким диалогом:

     — Тут реально кирпичи? —спросил я— И зачем?

     — Жизнь художника— это тяжелая ноша. А когда она кажется легкой, нужно ее усложнить. —ответила Она.

     Я долго с искренним непониманием из-за тотальной усталости всего моего тела всматривался в ее глаза, ожидая нормального ответа, вместо этой житейской мудрости двадцатилетней давности. Но мне, видимо, суждено оставаться персонажем из юмористических комиксов на оборотной стороне газеты.

     — Так. Теперь подожди тут. Присядь и отдохни-прихватив рюкзак сказала мне Она, выходя на улицу

     А у меня разве был выбор? Можно было, конечно, уйти и забить абсолютно на всё, но это в рамках моего кредо. Ноги были поставлены на рельсы, нужно было по ним ехать. На улице послышался грохот и лязг металла. Естественно, я решил не сидеть просто так дома и выйти на крыльцо, чтобы посмотреть, что происходит. Она протирала старый длинный велосипед, иногда простукивая багажник и колеса. Давненько таких не видел. Однажды в детстве точно видел, как на таком железном коне мужичок целый мешок с неизвестным содержимым перевозил. Воистину крепкая вещь.

     — Ну. Всё готово для настоящего искусства. Бери рюкзак, биту и поехали-сказала Она.

     — А как я поведу с моей рукой? — спросил я

     — А? Поведу я, ты чего.

     — А бита зачем?

     — Узнаешь! — весело сказала Она.

     — А сможешь довезти? — из вежливости спросил я.

     — Узнаешь? — вопрошая ответила Она.

     Немного стесняясь, я сел на большой железный багажник, прихватив с собой нужные для похода вещи. Я хоть и не слишком «в теле», но перспектива перевозки меня хрупкой молодой девушкой казалась крайне трудной. Но поездка оказалась до удивления легкой и быстрой. Преимущественно, мы ехали с холмов вниз по каким-то нехоженым тропам. Я пару раз даже чуть не улетел с багажника, настолько высокой была скорость. Долетели мы таким образом до опушки какого-то леса, на котором стояло подобие маленькой квадратной деревянной сцены из ДСП досок. Она даже не запыхалась.

     — Годы велотренировок? — спросил я.

     — Нет, просто нужно знать, как ехать— с усмешкой ответила она— бери биту и вставай на сцену. Сейчас мы будем делать искусство!

     — В каком смысле? – сконфузившись спросил я.

     — Не проверишь-не узнаешь. Давай. Откройся искусству! Нужно же быть иногда драматичным, создавая картины в реальной жизни одним своим существованием.

     — Ладно-взбираясь на деревянный постамент ответил я.

     — А теперь лови— неожиданно сказала Она, бросив в меня целым ведром с краской.

     Машинально пытаясь поймать ведро единственной доступной мне рукой, в тот момент-левой, я совсем позабыл, что она у меня не совсем не функционирует от плеча до кончиков пальцев. Поэтому, я просто как идиот заслонился левым боком от летящего в меня снаряда, приняв удар на ту самую онемевшую руку. Хм, может использовать ее, пока могу, как импровизированный щит на постоянной основе? Всё таки, ситуацией нужно пользоваться.

     — Это ещё что? — вновь недоуменно поинтересовался я

     — Это риторический вопрос? Видно же, что краска! — с огромным энтузиазмом ответила она— Не было просто человека, с которым можно было бы такое подвернуть, а тут такая возможность. Макай биту в краску.

     — А потом?

     — А потом я буду в тебя холсты кидать, а ты отбивать будешь.

     — Холсты? Тканевые что ли? Ты всё заранее собрала здесь?

     — Есть и тканевые, но больше грунтованных на картоне. Слишком много вопросов! А вообще, кстати, да, еще очень давно собрала, пора бы уже всё применить. Потом ты мне кидать холсты будешь. Начинай творить искусство!

     Под сценой действительно лежала спортивная сумка и пять пачек с кучей холстов. Она аккуратно взяла первый холст в руки, пока я вскрывал ведро с краской. Внутри банки теплилась гуща темно-синего цвета. Видимо, под сценой были спрятаны ещё больше банок краски. Теперь всё окружение для меня приобрело очертание базы художника. Первый бросок и удар вышли неудачными. Я не попал и в большей степени забрызгал импровизированную сцену. Второй и третий раз получилось тоже самое.

     — Пристрелочные! — в приливе нарастающего куража выкрикнул я- Одной рукой трудновато отбивать. Но сейчас точно пойдет!

     — Уж постарайся— ответила Она, бросая мне четвертый холст.

     Я слегка опустил, лежащую на моих плечах биту на уровень ключицы и нанес холсту сокрушительный удар. Получилось ударить так смачно, что он хрустнул напополам.

     — Ого! —вскрикнул я от неожиданности— Давай еще!

     За этим ударом последовало еще пара удачных, а затем Она неожиданно залезла внутрь сумки, достала баллончик с краской и бросила в меня так, что я не успел отреагировать. Удар пришелся на правую щеку. Было скорее обидно, нежели больно.

     — Ой! — без тени иронии и насмешки удивилась Она— Был шанс того, что ты отобьешь, но в этот раз сила искусства оказалась не на твоей стороне. Прости!

     — В меня прилетало и не такое. В следующий раз в глаз не целься, пожалуйста— очень сдержанно ответил я.

     — Ладно. В качестве извинений тогда есть вот такая штука— с этими словами Она достала из-под сцены флуоресцентную лампу— я сейчас намажу большой холст клеем. Встану недалеко. Высоко подкину лампу, а ты попробуй попасть, пока я спрячусь за холстом. Только бей не сильно и навесом, чтобы в меня не попало. Посмотрим, на чьей стороне сегодня искусство. Не получится так не получится.

     — Я попробую, но идея звучит невероятно дико и чувствую, что все запорется моими действиями. Может тебе попробовать?

     — Нет. Картина и будет ценна этими стараниями. Представляешь, у тебя в коллекции будет картина, которая могла создаться только с двадцати трехпроцентным запятая семь в периоде шансом? Будет весело! У меня еще две лампы есть!

     Я тренировал удар, пока Она намазывала клей на холст. Все это мне казалось хоть и невероятно весёлой, но дикостью. Не занимался подобным еще с восьмого класса. С тех времен я стал не то, чтобы серьезным, но очень скучным и о таком виде досуга позабыл давно, с приходом в мою жизнь компьютера. Все-таки, если заниматься таким, то в глазах общества ты будешь законченным шалопаем, а если заниматься чем-то веселым в компьютерных играх, то можно всё очень грамотно прикрыть фатой якобы серьезной занятости.

     — Давно не занимался подобным-макнув деревянную биту в краску сказал я.

     — Каким? — спросила она

     — Ну. Таким несерьезным.

     — А это несерьезно?

     — Ну. Мой дядя и математичка из первой школы сказали бы, что да— несерьезно.

     — А они занимаются чем-то серьезным?

     — Ну типа. Математичка серьезно занята нанесением серьезных травм детям!

     — Ха-ха-ха-ха— рассмеялась Она— Серьезность— человеческий удел, а люди— это всегда скучно.

     — А кем нужно тогда быть?

     — Нужно быть интересным, а кем— это уже дело другое. Например, квантовая физика может объяснить все происходящее на свете, но это тебе даст очередной пунктик в списке очевидных правд современного человека. Вот тебе правда: человек состоит из костей и мяса, но когда тебе скажут-«Загляни в свое сердце», ты не задумаешься о том, как бы поступила вечно-сокращающееся мышцы внутри себя. Правда-это, конечно, очень хорошо, но нужно искать истину. А теперь, давай бей по лампе. Высечем немного искры счастья из кремня.

     Я не успел ударить по лампе в воздухе, она приземлилась вертикально прямо на краюшке сцены. Она, закрывшись холстом, ничего не видела. Вот это действительно удача! Прямо в прыжке сокрушительный выверенный удар разбил старую лампу на тысяч осколков. В каждом по-своему отражалось закатное солнце, рождая миллионы вариаций мимолетных зазеркальных картин. Что-то даже умудрилось закрепиться на холсте.

     — А большего нам и не надо! — подвела итог Она, глядя на холст — я поработаю над этим, подкрашу и покажу её через денек другой. Уже солнце садится. Пойдем к Богдану Алексеевичу. Спасибо тебе. Было правда весело.

     — И мне. Нужно будет обязательно повторить, когда рука в норму придет. Чур подкидывать я буду. Давай помогу с холстом.

     Обратно мы уже шли пешком.

     — Давно маме звонил? — спросила неожиданно Она.

     — Давно. Предлагаешь зайти на почту?

     — Можно. А что ты ей скажешь? Ты здесь уже давно, а она за тебя совсем не беспокоится?

     — Наверное, беспокоится, просто… Даже не знаю, что ответить. Я же, вроде как, на практике.

     — Может, она чувствует, что родила на свет персонажа-скитальца и лишь продолжает играть свою роль?

     — Что?

     — Ничего. Это я о своем. — ответила Она. — Ты стал описывать больше деталей в своем дневнике?

     — Не то, чтобы слишком. Если честно, то мне это дается довольно трудно, потому что я как-то все больше цельно воспринимаю. Но буду дальше стараться.

     — Можно будет как-нибудь почитать?

     — Не знаю. Наверное, да. Когда всё закончится, и мне можно будет уехать, то могу оставить дневник тебе.

     — Нет. Мне будет достаточно пары глав. Кстати, раз Лёника больше нет. Какой он был? Как бы ты его описал?

     — Не знаю. Приятный парень, всегда такой веселый, кроме последнего дня. Тогда он был какой-то сам не свой, говорил как-то по-взрослому.

     — И всё?

     — Наверное.

     Это был самый настоящий квантово-неопределеннный Том Сойер, и я горд тем, что повстречал его. Мы были знакомы всего неделю, но почти всё в нем выдавало человека, которого не волнуют принятые общественностью колкие мелочи, вроде того, что ты не можешь нормально на равных общаться с человеком, который старше тебя. Его искренние блестящие карие глаза видели во мне товарища. Вчера не только деревня потеряла своего жителя, но и я потерял младшего брата, которого у меня никогда не было. Во время рыбалки я спросил его-«Как думаешь, через тридцать лет ты еще будешь рыбачить и выпускать рыбу обратно?». Он ответил-«Не знаю. Думаю, что все будет, как сейчас. Буду делать, что хочу и буду кем захочу. Сейчас хочу быть рыбаком. Потом сделаю вечернюю зарядку и в червячков пойду на приставке играть. А ты кем хочешь быть?». И я ответил-«Не знаю». Даже сейчас я не знаю. Наверное, тем, кому никогда не пригодится то, чему нас учили большую часть первого курса. Безопасность жизнедеятельности, экономика, социология-это всё перегружает меня. В детстве, когда я читал мифы Древней Греции, то часто завидовал некоторым малоизвестным персонажам. Они приходили на страницы книги, проживали свои маленькие веселые приключения и умирали через шестьдесят лет под грудой старого корабля, который упал на них, пока они загорали на пляже. Может это моя мечта? Умереть под грудой корабля, на котором я когда-то плавал уйму лет назад, прожив наполненную и осмысленную жизнь, которая несёт за собой хоть какую-то мораль? Возможно. Нужно ещё подумать. Пусть Солнце утонет в море где-то там за домами. Я непременно вскоре проснусь.

     Здание почты в свете ночных фонарей и сумерек выглядело как-то потусторонне, даже относительно такого места. Внутри снова никого не было, но горел теплый свет, исходящий всего от трех ламп накаливания. Я подошел к настенному черному телефонному аппарату, снял трубку и механически набрал номер.

     — Привет, мам. Давно не звонил— тихо в трубку сказал я.

     — Да. Даже очень уж давно. Где ты? Долго тебе там еще? От тебя вообще никаких новостей днями.

     — Мы остановились у бабушки Андрея, помнишь я тебе про него рассказывал. Вот ей помочь нужно тут.

     — Ладно. Ты хоть откуда звонишь? Что у тебя с телефоном?

     — Тут он вообще не ловит. Звоню вот со стационарного.

     — Хорошо, мне сейчас бабушка звонит. Постарайся почаще на связь выходить. Если что, буду на этот стационарный набирать.

     Обычный семейный диалог, ничего нового. Просто нужно иногда давать знать, что я еще не лежу где-нибудь мертвым в канаве. На крыльце почты Она не была обнаружена. Я нашел её за зданием почты, смотрящей на уже сумеречное небо.

     — На что смотришь? — спросил я-— звёзд же еще нет.

     — А про сумеречные звёзды что-нибудь слышал? — ответила Она

     — Не приходилось как-то.

     — Я видела одну такую звезду только раз очень давно. Вот пытаюсь разглядеть. Ты уже поговорил? Быстро ты. Пойдем, нас, наверное, уже все ждут.

     И действительно все ждали. Только приближаясь к дому Богдана Алексеевича, я почувствовал вкусный запах выпечки. Внутри был слышен небольшой гомон. Богдан Алексеевич, Мария Семеновна, Джотто Иванович, девочка, которая была у Лёника в гостях в тот день, и Никита Соломонович со своей женой, имя которой я так и не запомнил, играли в какую-то настольную игру. По-видимому, нужно было складывать слова из доступных игрокам букв.

     — Ооооо. Вас-то мы и ждали. Всё уже готово. Садитесь! — радостно сказал Богдан Алексеевич.

     Мы сели напротив относительно старого ЖК-телевизора на коричневый диван между Никитой Соломоновичем и той девочкой. Свет погас, комнату освещал лишь экран, на котором началось какое-то милое арт-хаусное действо.

     Сначала на экране довольно продолжительное время было побережье озера. Заросли камышей качались в разные стороны под натиском ветра, трещали сверчки. Потом экран потух и появилась надпись— «Дядя Богдан и тетя Маша». Повеяло воспоминаниями о моих первых попытках снять что-то на телефон, но в этом случае всё было снято на старую ручную камеру. Наверное, на ту самую с откидным боковым экранчиком. У этого ребенка здесь было всё, кроме дома.

     На экране появилось движение. Юный Пазолини вошел в дом Богдана Алексеевича. Точнее будет сказать, что дверь как бы сама распахнулась перед ним. Затем камера пролетом «облетела» диван и начала перемещаться в сторону открытой двери подвала дома. Начался саспиенс. Оператор очень томно и медленно спускался по лестнице, делая паузу на каждой лестнице. Внизу покачивалась лампа на проводе. Потом шёл классический для жанра ужасов облёт камерой темного подвала одинокого безлюдного дома. Камера остановилась. Статичный кадр подвала удерживал наше внимание еще минуты три, а потом… БУ! В тексте мне не передать этот эффект, но мы все подпрыгнули. Неожиданно в статичный трехминутный кадр влез Богдан Алексеевич, невероятно громко и страшно рыча, с вымазанном в черном мазуте лицом. В этот момент вскрикнул каждый в комнате. Даже я, проверенный десятками ужастиков вздрогнул, настолько это было, пусть и пошло, но неожиданно.

     — А ты чего вскрикнул? — спросила Мария Семеновна у Богдана Алексеевича— Сам же снимался.

     — Да я уже забыть успел об этом. Думал, что он просто подвал наш снял! Это ж когда ещё было. —ответил переводя дух Богдан Алексеевич.

     Прямая склейка. Статичный план гостиной. Где только Лёник закрепил камеру? Неужели, у него и штатив для неё был? Хотя, мне кажется, что он просто положил её на стул. Потому что съемка велась на уровне живота. Богдан Алексеевич и Лёник сооружали вместе какого-то небольшого робота, из подручных материалов, сидя на том же диване, на котором сидели сейчас мы. Они активно спорили о том, в каких целях будет применяться робот.

     — Дядя Богдан, не будет он бурить скважины. Ну он хиленький. Он будет охранять склады с зерном.-говорил очень занятым голосом Лёник.

     — Так если он хиленький, то как же он будет склады охранять?

     — Ну. Он страшный. А еще он может-здесь Леник начал пытаться изображать своими подростковыми связками металлический голос— вот так говорить— «Нарушитель, покиньте территорию или мне придется открыть огонь».

     — Это ему еще и пушки нужно приделывать?

     — Зачем? Они у него из рук могут выдвигаться. А еще пускай летать умеет.

     — Ну пускай. За это тебе точно должны пятерку поставить, Лёник. Если не поставят, то ты скажи, что робот сейчас взлетит и потолок пробьет.

     — О, дядя Богдан, я знаю, что еще прицепить можно.

     В этот момент Леник убежал за кадр, послышался звук битого фарфора.

     — Ой! Дядя Богдан, я вазу случайно разбил. Простите пожалуйста-пожалуйста. Я не со зла, правда-правда. Блин. Просите, что хотите-с каждым предложением, голос Лёника становился все грустнее и грустнее. Я еще ни разу не слышал, чтобы он был таким грустным.

     — Да ладно тебе, скажу, что это кот сделал! — сказал бархатно с экрана Богдан Алексеевич-только ты это с камеры удали.

     — Хорошо! — ответил Лёник.

     В этот момент Мария Семеновна повернулась к Богдану Алексеевичу и посмотрела с наигранной злобой, грозя кулаком.

     — А зачем было говорить, что это кот? —-спросила она— У меня таких ваз еще много. Каждой такой вещи значение придавать? А вот вранье в долгих доверительных отношениях-это не хорошо. Ну вот будешь кушать блины с творогом, а я в один из них что-нибудь заверну, посмотрим на тебя.

     — -Так я же во благо! — парировал Богдан Алексеевич.

     —Так и я во благо. Тебе полезно будет для кровообращения.

     Прямая склейка. Богдан Алексеевич, с лицом в пене, держа в руке бритву подробно объяснял механику бритья лица. После непродолжительной лекции начался практический семинар, в ходе которого он слегка порезался, вскрикнул, а затем глядя в камеру сказал— «Вот так не делай только».

     Прямая склейка. Ускоренное игра в шахматы между Богданом Алексеевичем и Лёником. Здесь напрашивалась какая-то музыка, но Лёник, видимо, монтировал всё через видеомагнитофон, поэтому слышались только звуки ударов шахматных фигур об деревянную доску. Победа была за Лёником.

     — Ну естественно, ты вон подсматривал ходы в других возможных исходах, вот и выиграл-с досадой проговорил Богдан Алексеевич с экрана.

     — -Нет, тут я не подсматривал. Я лишь подсмотрел, как в эту игру играть. Было же весело! Давайте ещё?

     — Ну ладно, прохиндей! Сейчас покажу тебе знаменитый гамбит имени одной из собак Павловых.

     Переход через затемнение. Я и не задумался о том, кто был отцовской фигурой для Лёника здесь. Я думал, что он взял ото всех по чуть-чуть, но видимо основной моделью для его поведения был тот, кто приютил меня. Авторитет Богдана Алексеевича в моих глазах пробил все возможные потолки. На экране был статичный план кухни, посреди которой за столом Мария Семёновна что-то активно писала в большую инженерную тетрадь.

     — Тетя Маша, здарсьте-пролетепетал радостно голос Лёника— Вы чего делаете? Дядя Богдан к вам послал. Сказал, что нужно чем-то помочь.

     — Играешься с моим подарком? Приятно! Вырастет будущий Трюфо! Что пока в центре твоей кинематографии? Кухни и пожилые пишущие женщины? — спросила с экрана Мария Сёменовна.

     — Нееет, я уже много наснимал! Там и природа, и жучки, и пауков снимал. Еще вот белочку в лесу снял. Ребят поснимал. В конце самом выйдет такой фильм, я всем покажу. — обрывисто и запыхано ответил Лёник.

     — А ты почему не в школе?

     — Из-за холода уроки отменили! Сказали, пойти лучше в снежки играть.

     — Эх, мне бы так в моей молодости. Всю жизнь ходили. Весной дороги размывало, мы брали большие длинные палки и отталкиваясь от одной кочке земли к другой прыгали до школы.

     — Правда? Так можно же было не ходить

     — А чего дома делать? Вот и ходили, как могли. Так чего ты пришел? — оторвавшись на пару секунд от своих записей спросила Мария Семёновна.

     — Так. Дядя Богдан сказал, что вам помочь нужно.

     — А он что делает?

     — Какой-то генератор к нему принес дядя Леша, он с ним там лазает.

     -Ну тогда все понятно-вздохнув ответила Мария Семеновна-подожди здесь немного.

     Мария Семеновна вышла из кадра, склейка. Крупный план кухонного стола, на котором лежал теннисный мяч, линейка и секундомер.

     — Так, вот тебе линейка, мяч и секундомер— говорила из-за кадра Мария Семёновна— скатывай мяч с разных расстояний, а потом записывай результат. Я тебе потом покажу очень интересную формулу!

     — Хорошо! — с детским энтузиазмом ответил Лёник.

     Далее мы могли лицезреть экшен-монтаж, выполненный на старом магнитофоне. Представлял он из себя серию кадров, склееных между собой, на которых под разным углом и с разным ракурсом Лёник скатывал со стола мяч.

     Переход через затемнение. Неизвестная мне комната, возможно какой-нибудь дальний угол подвала. Мария Семёновна учит Лёника лепить вазы на гончарном круге. Затемнение, закадровый голос автора фильма-«Я думал, что у меня нет родителей, но всё это время ими были вы. Спасибо за всё. Простите, что ушел вот так не прощаясь».

     Знаменитый всем переход через «звездочку». На экране была та самая девочка, которая была в тот день с Лёником. Она собиралась что-то сказать, но меня что-то стукнуло по плечу. Обернувшись, я увидел на крыльце Ия. Он, стоя в двубортном костюме в клеточку поверх синей рубашки, очень меланхолично и загадочно стоял, всматриваясь уже в вечернее небо. Затем, Ий взглянул на меня и жестом подозвал к себе. Я решил, что это что-то очень важное, поэтому пробиваясь между ущельем между столом и коленями, поспешил на крыльцо.

     — Ну как пребывание здесь, Василе? Одна твоя неделя прошла— начал разговор после некоторой паузы Ий.

     — А что потом? Я смогу отсюда выйти? Вы знали, что всё это произойдет? Вы знали, что я помогу Лёнику?

     — Нет. Я этого не знал. Точнее, я знал всё, но не знал, что произойдет именно это. Но это был наилучший исход.

     — Моя рука не согласна. — ответил я очень едко.

     — Она до сих пор не шевелиться? Но Никита Соломонович заверил в скором выздоровлении, поэтому повода для беспокойств не вижу. Какие только травмы не зарабатывает молодежь. Особенно душевные. Всё могло закончиться и хуже. Представьте, что Вы могли подставить неизвестному гостю из параллельной реальности свою голову. Вот это было бы намного хуже, согласитесь.

     — Я, вроде, не говорил Вам ни о чем таком. Разве я упоминал «гостя из параллельной реальности»?

     — Разве это важно и нужно? Когда вы уже привыкните Василе. Я вижу, что вас что-то беспокоит, поэтому и позвал. Что-то случилось? Вы хотели задать вопрос? — спросил Он.

     — Вообще, да. Хотел. Спасибо, что напомнили. Вообще, у меня их два. Один про то, что у меня появляются разные надписи в дневнике, к написанию которых я не имею никакого отношения. И второй про суть некоторых этих надписей.

     — Задайте один вопрос. А на второй я отвечу потом. Не сочтите за хамство. Это скорее мастер-класс. При этом обещаю ответить максимально точно.

     Интересно, а нужный ли я вообще вопрос задал?

     — Хорошо. Подождите чуть-чуть. Сейчас сбегаю за дневником— сказал я, удаляясь в дом.

     Ий стоял на том же месте, когда я вернулся. Хотя мое чутье почему-то говорило, что он загадочно исчезнет, показывая мне таким образом, что вопрос, который мне хотелось задать— неправильный.

     — Вот— ткнув в тот самый предпоследний пугающий фрагмент про сектантов сказал я— что это?

     — Это, дорогой мой друг и товарищ Василе-сказал он, несколько раз перечитав фрагмент- это далекий рокот приближающегося. Приближающегося того, к чему вы пока не готовы, но это поправимо. Сходите завтра к Джотто Ивановичу.

     — А он на меня не обиделся? Он просто так странно убегал от меня по лесу.

     — Это был не он. — резко ответил Ий

     — Как это не он?

     — Это уже третий вопрос, Василе. Нужно кушать ровно столько, сколько нужно, иначе все пойдет во вред. Мне пора. Спасибо, что составили компанию. Очень скоро, мы будем видеться намного чаще. Простите, что так оставил Вас наедине с такой громадной проблемой на прошлой неделе, но поверьте. Это нужно было. О. Чуть не забыл, один житель попросил меня передать вам это-с этими словами он достал из внутреннего кармана своего пиджака какой-то расшитый красный пояс.

     — О. Спасибо, наверное. Но куда это завязывать?

     — Четвертый вопрос, Василе— уходя в ночь сказал Ий.

     «Блин, пропустил, наверное, уже пол-фильма» — -буркнул я себе под нос, вновь войдя в импровизированный кинозал. На место на диване надежды уже не было, поэтому было принято решение просто встать возле дивана и опереться на него руками.

     Вернулся я, похоже, к блоку про Джотто Ивановича. Интересно, сколько всего было блоков в этом фильме? Эпизод со скоростной сборкой дома из какого-то раскрашенного картона меня действительно поразил. Ловкость рук Джотто Ивановича граничила со всеми разумными законами физики. Предметы будто липли к его рукам. Потом шла юморная нарезка кадров, на которых Джотто Иванович и Лёник измеряли рулеткой дерево. То самое дерево возле озера. Зачем они его измеряли? В любом случае, затем следовал еще один классический переход через кружок, который в этом «фильме» выглядел даже очень мило. На экране появилась надпись, удивившая меня. На экране каким-то особым шрифтом было написано-«Василе». Мы же только неделю знакомы, зачем было меня включать в это? Я вообще не замечал, чтобы у него была когда-то камера. Как он снимал всё это? На экране были моменты с нашей рыбалки, с нашего похода в лес и даже тот вечер у Оны. Где он держал всё это время камеру? Когда всё закончилось закадровый голос сказал абсолютно серьезным, не свойственным Ленику тоном-«Мы ещё встретимся». И мне почему-то кажется, что направлены эти слова были именно на меня. Когда мы встретимся ещё?

     Экран потух, фильм закончился. Публика рукоплескала автору, которого не было и не будет больше в этой комнате. Хотя, последние его слова, звучавшие с другой стороны старого телевизора, произвели на меня должное впечатление. Надеюсь, у тебя все хорошо там, Лёник. Ты был отличным другом, пусть и всего неделю. Надеюсь, что мы правда встретимся.

     После просмотра мы всей соседской ватагой принялись пить чай. Я даже начал чувствовать себя частью всего этого сообщества. Казалось, что нас объединяет что-то незримое и еле уловимое. Мои мысли прервал Джотто Иванович. Он присел рядом со мной на крыльце и начал разговор:

     — Очень милый фильм! Как тебе? По-моему, в нем была какая-то задумка, понятная только автору, но кто ж будет винить фильм за такое, да? Творец на то и творец!

     — Да, только вот я ни разу не видел, чтобы Лёник снимал меня. То есть, буквально не видел его с камерой в руках ни разу.

     — Это он умеет! Послушай, Василе-с многозначительным тоном начал Джотто Иванович-как думаешь почему мы все здесь собрались?

     — Ну. Здесь все, кто знал Лёника?-ответил я, но у меня были другие мысли.

     На самом деле, мне кажется, что нас объединяет некий синтез теории вероятностей и паттернов жизненной драматургии. Например, вот, если ваза стоит на каком-то постаменте, то она обязательно когда-нибудь оттуда свалится самым драматическим образом. И говорить за это не только теория вероятности, но и закон жанра, действующий, к сожалению, и в жизни. Люди в своё время пытались вынести различные законы жанра из жизни в театр и на пергамент, но ничего не получилось. Изгнание событийных линий в сферу человеческих выдумок не лишили их силы в настоящем мире. Это породило лишь цикл различных страданий, показанных на сцене. Но и они могут быть полезны. Вот посмотрел какой-нибудь римлянин миф о Эдипе и теперь дважды подумает, прежде чем убивать мужиков на дороге, да жениться на взрослых женщинах.

     — Это отчасти правда, Василе — продолжил Джотто Иванович— Его знала вся станица, но по-настоящему знали лишь мы. Лёник подарил нам место для побега. Теперь, когда захочется куда-нибудь сбежать в теплое место, можно смело убегать в его фильм. С тобой ничего странного не происходило в последнее время?

     — Помимо того, что в моем дневнике сами собой появлялись надписи или того, что я видел вас в лесу, убегающим от меня? Ну еще был дом, который перемещается сам собой, но это уже мелочи. — иронично ответил я.

     — Василе, клянусь всем светом и своим сердцем-это был не я. Трижды клянусь. А что за надписи в дневнике? Что-то односложное? — спросил он обеспокоено.

     — Может правда переволновался и глаза меня обманули— сказал я, утаив свое сомнение—А надписи очень даже содержательные и осмысленные. Даже осмысленнее многих сочинений на ЕГЭ.

     — А там теперь сочинения пишут? И какая у тебя оценка была? — искренне спросил Джотто Иванович.

     — Там система балльная.

     — И сколько было у тебя?

     — Что-то среднее, но я все таки поступил.

     — А куда?

     — На филологическое.

     — Наверное, очень интересно! — вновь очень даже искренне проговорил Джотто Иванович.

     — Очень даже, особенно, если ходить на пары. С этим у меня беда.

     — Почему же? Неужели, есть что-то интереснее того, чтобы постичь и обуздать язык? Это же ключ ко всему!

     — Может и так, но мне больше нравилось ходить по заброшенным зданиям и искать там чего.

     — Да, Василе! — понимающе ответил Джотто Иванович-полностью разделяю твои чувства. Есть в этом что-то. А про твой ЕГЭ скажу так. У тебя на этой неделе будет возможность его пересдать, хе-хе. Василе, а не будет вульгарным и навязчивым, если я попрошу тебя показать мне инородные записи в дневнике?

     — Конечно. Сейчас принесу.

     Джотто Иванович бледнел с каждым прочитанным словом. Реакция Ийа была более спокойной и внушала мне хоть какую-то твердость в ногах. Глаза Джотто Ивановича выбивали из под них почву. Прочитав, он сказал-«Василе, завтра тебе точно нужно прийти ко мне. Это очень-очень важно. Ни о чем не волнуйся. Я пойду. Спокойной тебе ночи» и скрылся в ночи невероятно быстрым шагом. Мне ничего не оставалось, как зайти домой. Большая часть гостей уже покидала дом. Эту ночь я решил провести в «своем» доме, стесняясь тревожить приютившую меня семью еще на один день. Никто этому не препятствовал. Более того, Богдан Алексеевич вызвался проводить меня, пока Мария Семеновна мыла посуду. Теплая весенняя ночь своим мягким жаром плавила замки внутри меня, открывая давно забытые чувства. Например, чувства наслаждения осознания себя в данный момент в очень приятных обстоятельствах, находясь в полной безопасности. Это не интерес, который я испытывал к развалинам. Моя личность не распадалось, и я наслаждался внешними обстоятельствами. Теплой ночью, бурной природой, пением сверчков и даже самим отсутствием палящего света. Может всё это подвигло меня начать разговор, да и давно нужно было поинтересоваться:

     — Богдан Алексеевич, а чем вы тут занимаетесь? Ну. В целом. Как проводите дни? Как их проводит Мария Семёновна?

     — Знаешь, Василе. Деревня хоть и маленькая, но здесь постоянно что-то у кого-то ломается. Но в этом мире есть не только оказии, есть еще и я! Ха-ха. Мне кажется, что я в нашей деревне концептуальный персонаж-господин сварливый, но добрый. Иными словами, эдакий Чинилкин. Можешь смеяться, но я представляю себе это так. И тащат мне вот всё, а я чиню. В свободное время пописываю всякое. То романы, то рассказики, а Машенька редактирует. Она у нас занимается ландшафтным дизайном. Не только же одному Джотто Ивановичу всё здесь перекраивать. А чем занимался ты? Работал где-нибудь?

     — Писал как-то отзывы к стиральным машинкам за деньги, а так-всё.

     — Ну. Многие из твоего поколения даже этого не делают, заворачиваясь в свой кокон из современных технологий вперемешку с пледом, одеялом и подушкой. Бедные личинки, которым никогда не суждено окуклиться. Одному тебе повезло!

     Мы уже дошли до нужного дома.

     — Бывай, Василе— сказал на прощание Богдан Алексеевич— Если что, то кричи. Здесь отовсюду слышно.

     Как же я устал. Вот так день. Еще бы рука вернулась, было бы вообще замечательно. Ну что же, сейчас спать, а завтра к Джотто Ивановичу. Благо, что тут недалеко. Нужно набраться сил перед новыми вызовами, которые и не думают прекращаться.

     Приснился пугающий сон, из-за которого я так и не смог заснуть. Во-первых, что-то было за дверью и просило её открыть. Мне не хотелось этого делать, но дверь открывалась сама. Я проснулся в холодном поту, но уже очень скоро уснул. За окном стояла темнота. Да и мне показалось, что это простой обыденный страшный сон в новом месте. К тому же, не мудрено, что мне такое снится. Моя психика, наверное, ещё до конца не пришла в порядок. Но как я пойму, когда она придет в порядок? Перечитывал сейчас мои записи. Они кажутся, совершенно адекватными. Но каково это всё в динамике? В жизни. Надеюсь, что не на страницах дневника, я не кажусь окружающим странным невротиком. Так вот. Действия второго сна тоже происходили в этом доме. Мне показалось, что моя рука, которая к слову до сих пор не подает признаки жизни, отделилась от меня и что-то делала на кухне. Я вошел на кухню и увидел себя, только какую-то более пугающую копию. Копия меня смотрела прямо в мои глаза и кричала истошным криком-«Почему ты? Где я? Освободи меня. Освободи меня!». Затем мой доппельгангер хотел вылезти в кухонное окно, но что-то его удержало. Проснулся я в положении стоя рядом с кроватью. Такого у меня никогда не было. Колотит как-то до сих пор. Но я придумал своё средство от стресса. Буду делать крюк-обход деревни. Пройдусь до бабушки Солки. Может кому-то будет нужна помощь? Может встречу кого-то нового. А потом уже к Джотто Ивановичу. До вечера.

     Оказалось, что мой сон-это не самое странное, что могло произойти со мной сегодня, но начну, как обычно издалека. Встретил сегодня нового человека! Встретил сегодня и старую знакомую. Я успел увидеть издалека, как бабушка Солка бросила шланг в грушу и отправилась на свой деревянный дозорный пост класса— «Л-А-В-К-А». Она была рада меня увидеть! Ко мне здесь все относятся довольно тепло, но именно её отношение ко мне почему-то сильно подбадривало. Может, мне кажется, что она одна из «нормальных» представителей деревни? Судя по всему, её не заботят квантовые скачки материи или искусственность происходящего. Есть, конечно, небольшой бзик с ожиданием тигра с другого берега, но это даже придает изюминку.

     — Вашиль! — завидев меня с оглушительным свистом на том месте, в котором должна была быть «С», прокричала она— Доброго утрешка! Ну как рука-то? Небошь, машь и помогла? Она мне вшегда помогает.

     — Да пока нет, спасибо вам большое! — со всей добротой в моем голосе ответил я— но зато ничего не болит и ничего другого не отнялось. Как ваше утро? Рано вы встали.

     — Да это же рашве ж рано-то? Это я еще прошпала. Ой. Вчера-то такого кота видела, не поверишь. Сядь, отдохни, я рашшкажу. Такой котяра вчера пробегал, когда я кур кормила-то. Ну рашмером тошно ш крокодила. Да и шубы-то у него и не шубы, а клыки. Ох я ишпугалась, мужа пошвала, а он его гладить принялся-то. И ушел этот котяра.

     — А мне приснился сегодня страшный сон, я вот и не смог уснуть.

     — Это прошто шны, ты их не бойся. Бывает вшякое шнитшся, а ты-то и не боись! Ой, мне ж еще воду выклюшить! Но ты еще пошиди! Выглядишь уштало!

     — Спасибо Вам большое, но я пойду, наверное. Меня уж ждут. Надеюсь, что завтра увижу вас здесь!

     — Приходи-приходи! Шканворды порашкадываем! Ш мужем пошнакомлю! А ты приходи.

     Этот диалог буквально заменил мне завтрак, которого у меня не было в это солнечное утро. Может правы все эти йоги-тантристы-энергисты-тренеры, которые говорят, что можно питаться позитивной энергией? Но я всё же предпочитаю чай с печеньем. Я решил пройтись дальше вдоль реки. Не дойдя до кладбища, свернул влево, прошелся по какой-то неизвестной мне проселочной дороге минут так десять и вышел возле какого-то поля, на которых во всю работали. Из курса «Окружающий мир» я помню, что убирают урожай в конце лета. Получается, что я наблюдал процесс засева. Поодаль от меня ездил один трактор, а возле меня остановился другой. Из него вылез самый настоящий работяга лет эдак сорока в комбинезоне на черную футболку. Его голову украшала стрижка под три миллиметра, а его руки выглядели так, будто он побывал во многих драках. Или просто занимался боксом. Взгляд его был простым и открытым. Его тонкие губы, скривленные в улыбке, выдавали, что он готов принять в своем обществе абсолютно любого человека, главное, чтобы он был правильным и «нормальным мужиком».

     — Саня! Сколько лет, а ты все такой же молодой! Может волосня твоя тебе молодость дает? — прокричал он, слезая с трактора.

     — Здравствуйте! Вы обознались. Я тут в гостях у Богдана Алексеевича. — ответил я.

     — Ах, а так похож, слушай. А тебя как зовут?

     — Василе.

     — Че, прям так и зовут? Не шутишь надо мной?

     — Нет, это из какой-то книжки. Правда. Но меня все в школе и университете звали Вася или Василий.

     — Ну неееее! — протяжно сказал он— Это меня все зовут Вася! Потому что меня и зовут Вася! Будем знакомы! Почти тезки! Богдан мужик ровный, он мне телевизор чинил! Передавай ему привет. Надолго приехал?

     — Похоже, что еще на неделю-другую останусь.

     — Оставайся надолго! Тут один раз попробуешь, так распробуешь и не оторвешься! У меня два высших, а в итоге-смотри где я! В девяностых— это дауншифтингом называлось. Ты из наших тоже что-ли?

     — Из кого?

     — Ну из этих. Дауншифтеров.

     — Пока не знаю.

     — Эх, вот вы молодежь вся такая. Я сюда побежал, потому что как-то вот почувствовал, что надо. Ты, кстати, вечером приходи в ДК! Мы там собираемся. Там, кстати, и жена Богдана иногда приходит, у них там клуб читальный. А я вот в музыкальном. Так. Сейчас Алексеич ругаться будет. Спасибо тебе, что развлек с утреца разговором. Бывай! Был рад свидеться. Всё-таки сильно похож ты на моего одногруппника. Будем знакомы.

     Таинственный дружелюбный тракторист с двумя высшими образованиями протянул мне руку, затем схватил меня за мою руку и не отпуская сказал-”Из тебя пока получается отличный документальный материал. Не прекращай”. А потом он сел обратно в свою сельскохозяйственную машину и продолжил непонятные мне манипуляции с землей. Моя социализация проходит просто семимильными шагами по этой вспаханной проселочной дороге!

     Вот такой путь сквозь утреннюю разминку риторического и артикуляционного аппарата привел меня к дому Джотто Ивановича. Он полол что-то тяпкой возле дома и остановился, чтобы протереть очки, когда я подошел к калитке.

     — О! Василе, здравствуй, а я тебя ожидал чуть позже! Заходи пока, присядь. Я сейчас переоденусь. Как спалось? — спросил он.

     — Да как-то не очень, если честно. В новом месте всё-таки.

     — Ну это у всех бывает, ты не беспокойся, а если беспокоишься, то говори сразу. Так-с, я сейчас.

     Он вышел, одетый в зелено-белую фланелевую рубашку в клеточку и джинсы образца восьмидесятых.

     — Предлагаю прогуляться, Василе!— сказал он— есть тут одно местечко, куда нужно было уже давно заглянуть. Пойдем и поболтаем по пути.

     — Хорошо— без особого энтузиазма ответил я

     — Так что у тебя с твоим сном? Кошмары?— уже выходя из калитки спросил у меня Джотто Иванович.

     — Ну. Проснулся стоя. Снилось, что кто-то на кухне что-то тормошил. Мне до этого что-то такое снилось, но стоя еще не просыпался.

     Я до сих пор помню сон, который мне приснился, когда мне было еще тринадцать лет. Абсолютно лысая версия меня веселилась с моими друзьями и не подпускала меня ни к кому, а мне удалось вырваться, но уже не помню каким образом. Помню, что сон этот был очень долгим, как и конфронтация с лысой версией меня. К слову, именно в этом возрасте я начал носить относительно длинные волосы, мне казалось, что связано это именно с этим. Лысая сущность просто не хотела принимать «нового» меня.

     — Хе-хе. А у меня вот частенько бывало. — весело ответил мне Джотто Иванович— Да как только я не просыпался. Один раз стоя на голове возле стены проснулся от того, что кровь к голове прилила. Вот это была ночка! Снилось, что мир перевернулся, а я— нет и пришлось самому вручную подстраиваться. Слушай, вот я знаю, что ты на филологическом учишься. А вас там магии слов не учили?

     — Нет. Какой магии слов? Знаю только, какие они по форме бывали.

     — Эх. Это, наверное, что-то утраченное. У нас сейчас столько университетов и кафедр вокруг, наверное, филологических, а мы все окружены составными словами. Вот ты представь, что когда-то давно человек сел возле берега, посмотрел вперед и осознал, что видимое им звучит, как слово— «вода», затем он посмотрел под себя и осознал, что видимое им под собой звучит, как слово— «земля». Чем-то похоже на мою работу.

     — В каком смысле похоже?

     — Ну я же здесь что-то вроде местного архитектора. Вот, понимаешь, Василе. Смотрю иногда на прореху между рекой и лесом, а потом понимаю, что это место предназначено для небольшого двухэтажного дома, обитого еловыми досками с небольшой верандой и подвальчиком. А потом дом появляется. Все почти так, как описываю.

     — А кто здесь строит? Нужна же какая-то бригада— спросил я, немного запыхавшись из-за быстрого темпа ходьбы.

     — Ой, Василе, я, наверное, слишком быстро хожу. Это у меня привычка есть такая дурная, если знаю, куда идти, то как-то вот несусь туда, сломя голову. Бригады нужны там, где строят бригадами. У нас можно обходиться и так. Строю я. Нет, даже не строю. Моя работа больше похожа на лепку глиняного горшка или пошив одеяла. Обязательно покажу тебе как-нибудь, а сегодня тебя ждут другие впечатления. Мы почти дошли! Вот, смотри.

     Джотто Иванович показал указательным пальцем на какую-то улочку между двумя, облицованными оранжевым кирпичом, домами, и поспешил туда, а я поспешил за ним. Улица казалось совсем короткой, но я начал подозревать неладное, когда мы в пятый раз прошли мимо фигурки веселого красного гнома в красной шапочке, стоящей возле одного из дворов. Сначала мне казалось, что здесь просто типовая центральная улица с типовыми домами, но продвигаясь дальше, я осознал, что нахожусь на аналоге асфальтированной дороге на выезде из станицы. Бесконечный переулок между домами, вот куда меня завел Джотто Иванович.

     — Заметил что-то неладное? — с доброй наставнической ухмылкой сказал он.

     — Да. У этого переулка нет конца? Откуда он здесь? Как мы здесь оказались?

     — Ты почти прав. На самом деле, у переулка есть конец. Просто дойти до него будет равносильно тому, что ты решишь вслух назвать целиком число Пи. Нужно действовать хитрее. Попробуешь?

     — С дороги в лесу мне всегда удавалось выйти каким-то случайным образом. Просто шел сколько нужно. Здесь не получится?

     — Нет, Василе. Извини. Место это интересное и просто так не отпустит, зато сразу даст тебе понимание того, о чем я буду тебе говорить сегодня за чаем. Кстати, приходи, отказывать моему приглашению отказываю! Хе-хе. Я тебе диораму покажу! Можем еще в нарды поиграть! Но это потом. Сейчас давай отсюда выйдем-с радостью в голосе сказал Джотто Иванович.

     — Хорошо. А как? Я бы рад-с неподдельным интересом спросил я.

     — Объясню просто, но потом ты мне обещай что-нибудь из своих лекций по филологии рассказать! Смотри, это место открылось, и мы сюда попали благодаря целому скоплению факторов. Каждый из факторов важен и нужно было соблюсти все. К примеру, мне вообще не нужно было работать тяпкой у себя во дворе сегодня, но нужно было это сделать для прохождения маршрута. Наша местная художница постоянно спорит с нашим старостой по поводу механики всего этого действа. Он говорит про квантовую неопределенность и энтропию, а она говорит про драматичность, законы жанра и перемещения между сюжетными линиями. А я— ремесленник. У меня есть долото и мне неважно, каким образом оно работает, зато я могу им управлять. И так, чтобы выбраться отсюда, тебе нужно абстрагироваться от себя и почувствовать, какой список действий или факторов способен вывести тебя отсюда. Я понимаю, что это сложно с первого раза, но присутствуя в таких местах часто и мысля именно в категориях возможных событий, ты с ужасом осознаешь, что у тебя в голове появилась визуализация всего процесса. Не знаю, с чем это связано. С влиянием места или особенностью мышления таких, как мы, но просто так эту штуку не раскрыть. И так, подумай, что сделал Василе, который выбрался отсюда? Нужно прямо продумать всё, постепенно начиная верить в сотканную тобой реальность. А потом ты как бы обманываешь существующую, вкрапляя в бытие результат твоего сознания.

     — Как же это все сложно и пугающе— сказал я, напрягая голову— вы бы хоть все предупредили, что у вас тут творится.

     Я решил не выплескивать злобу на безобидно-пушистого Джотто Ивановича и просто плыть по течению, тем более, что чем-то похожим моя голова забита на постоянной основе. Иногда, я могу по полчаса сидеть на диване размышляя, как бы я поступил в той или иной ситуации, постепенно погружаясь в свои грезы. Механика более-менее понятная, нужно начинать с малого, постепенно развертывая ситуацию. Я почему-то по началу начал думать о том, что было бы, если бы я вытянул того человека из параллельного мира, в котором находился дом Лёника. Кем бы он мог оказаться? Ийем? Джотто Ивановичем? Мною? Может, в лесу была версия Джотто Ивановича, которую какая-то из версий меня вытянула на несколько дней раньше из параллельного мира? Всё это наслаивалось, постепенно приводя меня к мысли, что возможно этот коридор— смертельная ловушка, которая вот-вот схлопнется, но я всё пойму и в последний момент найду какой-нибудь секретный предмет, спрятанный за можжевеловым кустом и выберусь отсюда. На этой мысли, меня обратно вбросило в реальность моя парализованная рука, подавшая признаки жизни. На момент моего включения в реальность, мы смотрели на схлопывающееся пространство впереди нас. Поначалу казалось, будто прямо перед нашими глазами одна картинка наслаивалась на другую. Но это были не картинки, а реальности. Они наслаивались, образуя пугающий визуальный артефакт. В конце концов, когда процесс смещения закончился, я обнаружил себя стоящим перед кирпичной стеной, на месте которой должен был быть проход вглубь улицы. Моя рука снова дернулась.

     — Я думал, что мы просто уйдем, но получилось довольно эффектно! — сказал с радостью Джотто Иванович— Василе, у тебя, верно, очень богатая фантазия. Нам много о чем есть поговорить! Ты очень быстро учишься. А теперь пойдем отобедаем у меня! Отказы, как я уже говорил, не принимаются.

     Мы, теперь уже неспешно, пошли обратно к дому Джотто Ивановича. По дороге, похоже, он дал мне время осмыслить всё произошедшее, поэтому мы молчали. А каким образом мне осмысливать все это? Мне не дано ни одного варианта, лишь сплошные обрывки. Теория про суперпозиции мест как-то слабо объясняют произошедшее. А как бы объяснила это Она? Разные пути повествования пересекаются в моем сознании между собой? Но почему меня просто не перекидывает в одну из сюжетных линий, а происходит замещение? Обязательно выделю день на то, чтобы добиться правды, потому как мне надоела эта внутренняя тревога. Я вижу, что от меня просят осмыслить происходящее самому, но как это сделать без ключей? До сих пор не могу поверить, что отправил домой ребенка, который проживал, по его словам, восемь жизней одновременно. Это тоже было пространство суперпозиции? А сколько таких пространств. Когда я поступал в университет, там тоже было пространство суперпозиции? У меня же был выбор. Или вся моя жизнь— это огромное пространство суперпозиции или сюжетная линия, ведущая куда-то в конец? Где же эта просто-позиция без приставки-«Супер». Я устал от этого чувства, поэтому мне нужна статика, а не динамика в мыслях обо всем этом. Хочется подстраивать все события под моё видение мира, а не наоборот.

     В общем, о чем-то подобном я думал, во время нашей прогулки. Молчание прервалось только тогда, когда Джотто Иванович открыл небольшую деревянную зеленую дверь в его дом и пригласил меня внутрь:

     — Проходи, Василе, не стесняйся. Надеюсь, что ты не пережил сегодня что-то, что могло тебя травмировать. Если что, то говори сразу. Но хочу тебя подбодрить, у тебя получилось даже очень хорошо. У меня сегодня на обед овощное рагу с фасолью, моё фирменное. Прошу любить и жаловать. Присаживайся пока на диван, я принесу сюда.

     Я присел на диван и принялся осматривать жилище местного самоназначенного архитектора. Всё было довольно скромно. Дом состоял из холодного коридора, прихожей, плавно перетекающей в довольно широкий зал, кухни, спальни и личного кабинета. Перед диваном стоял большой круглый стол, видимо для того, чтобы на нем есть, а чуть поодаль впереди стояла тумба, на ней в рамке стояла картина. На картине были изображены два толстых дерева с широкими ветвями, стоящих симметрично друг напротив друга, образуя таким образом некий портал, в середине композиции находилось старое обветшалое дерево, на одной из ветвей которого виднелся зеленый листик. Довольно поэтичненько. Позади меня стояли два шкафа с открытыми полками, хаотично набитые всем на свете. Десяток книг, образцы камней на подставке, какие-то кости, фотографии природы, четыре вырезки из какой-то поваренной книги в рамочке, образцы старых карт и всё прочее. На кухне, видимо, творилось тоже самое. По крайней мере, когда я туда случайно заглянул, Джотто Иванович открыл шкафчик, из которого на него набросилась целая гигантская свора голодающих пачек с приправами. Боюсь представить, что происходит в его кабинете! Там уж точно без батискафа будет не управиться. Я, конечно, не ханжа. Просто хочу сказать, что видно, что в этом доме живет человек творческий с налетом чего-то хаотичного.

     Джотто Иванович вошел в комнату, держа две тарелки. Я хоть и не любитель овощных рагу, но пахло чем-то очень-очень вкусным. Наверное, это была фасоль. Он поставил две аккуратные фарфоровые глубокие тарелки на стол и подал мне деревянную ложку со словами— «Так не горячо будет», а затем со словами— «Сейчас, подожди» ушел на кухню и вернулся со стаканом воды.

     — Приятного аппетита! А ты не запиваешь еду?— спросил Джотто Иванович.

     — Спасибо Вам огромное. Вкус просто отменный!— сказал я, нисколько не соврав, было действительно вкусно— Как-то особо не приходилось. И не додумывался до того, чтобы запивать.

     — А я вот все с водой ем, даже арбузы. Побыстрее бы уже поспели, кстати. А как тебе картина?

     — Довольно поэтично. Они как будто наблюдают смерть или рождение. У вас картина вместо телевизора?

     — Да не одна. Меняю каждые три дня. В первый день просто присматриваюсь, во второй начинаю думать про картину, когда ем, а уже в третий день осмысляю полностью для себя. Сегодня вот день третий, но её бы я и во второй день поменял, хотя тут как посмотреть. Мы же не видим всей картины. Я в том плане, что вдруг эти два дерева на переднем плане трухлявые спереди? А главный герой картины— вот это маленькое деревце впереди постепенно обретает жизненные силы, наблюдая за двумя дряхлеющими гигантами. С этой точки зрения, выходит что-то мотивационное. Пока они громко наблюдали, оно тихо росло!

     Затем наступила неловкая пауза, которая вновь была прервана Джотто Иванович. Он отвлекся от тарелки взглянул на меня и сказал:

     — Ну что думаешь про это всё?

     — Именно про то, что было сегодня?

     — Пока начнем с этого, а потом может углубимся. Так что думаешь?

     — Я вообще не понимаю, как это работает. Как моя уверенность в существовании чего-то может повлиять на какой-то материальный мир?

     — Сегодня мы могли видеть самую простую из форм, которую можно обжечь своим сознанием. Ты сделал это бессознательно, как бы ни смешно это звучало. Тебя это напугало, но этим люди занимались всю свою жизнь. Они вычеркивали и вносили в свою реальность разные аспекты. Вот, например, есть у девочки отец-ветеринар. И этот отец-ветеринар усыпил любимую кошку дочери после того, как та сломала себе лапы. Дочка вычеркивает отца из своей реальности. Более того, он для нее погибает. Его больше не существует в её реальности. Ходит-бродит там какое-то тело, а отца больше нет.

     — Но он же от этого не перестал существовать— возразил я.

     — Как знать! А какие есть доказательства?

     — Ну. Какие-то же есть следы жизнедеятельности. Крошки он хотя бы какие-то оставляет?

     — Ха-ха— посмеялся Джотто Иванович— где доказательства, что они оставлены именно им? Или что мешает дереализовать и их? Мне кажется, Василе, что сущее состоит из очень плотно сложенных кирпичей и нам под силу двигать или передвигать какие-то места, при этом иногда наблюдая в определенных местах под определенными углами кирпичики из других реальностей. Вот, например, ты же из Москвы?

     — Да.

     — Там с этим очень трудно. В таких городах реальность просто зацементирована и обита железом. Хотя и там можно найти несколько потайных ходов, если постараться. А здесь в дрейфующей, из-за до сих пор непонятных мне обстоятельств, по семи разным местоположениям деревне будет как-то посвободнее, хоть и со своими нюансами.

     — Мне это все очень трудно понять, но как это влияет на вашу жизнь?— спросил я.

     — Это место позволяет жить, таким как я. Дело в том, Василе, что могу я существовать осознанно только тут. Тоже не знаю, с чем это связано, но если следовать рациональной трактовке, то выходит, что личность я настолько неопределенная, что за пределами деревни попросту распадаюсь или даже не знаю, что со мной происходит. Лет десять назад вот вышел из деревни, затем пробел в памяти, а затем вот оказался вновь тут, спустя три недели. Что я делал и где был— до сих пор загадка для меня. Но есть еще одна трактовка, которая гласит, что я вообще не отсюда и не принадлежу этому месту, по праву мне нужно быть в каком-то другом повествовании, а это место— определенная буферная зона, куда я попадаю, когда реальность не нуждается во мне, как в персонаже при построении своих сюжетов. Звучит как-то обидно, поэтому мне нравится больше первый вариант. Ой, извини, я тебя, наверное, ещё больше загрузил?

     — Нет. После Лёника я ничему не удивляюсь. Как думаете, он правда видел одновременно сразу несколько своих жизней?

     -Конечно! Более того, это ему приходилось сдерживать. Не многие выдержали бы такое. А может некоторые вне деревни так живут, просто уже научились на подсознательном уровне блокировать это. Увидеть собственную смерть— это что-то, что не пожелаешь ни одному человеку, скажу я тебе.

     — Но я встречал тут людей, которые и не знают о том, что станица дрейфует. Тут лишь несколько избранных знают обо всём этом?

     — Скорее несколько избранных не знают об этом. Конечно, почти все знают об этом. Многие попали сюда самым необычным образом, прямо как ты. Мы существуем уже много лет, Василе! У нас даже успели родиться свои мифы, предания и всё другое прочее, что мало меня интересует. А касательно людей, которые не видят всего этого, мне кажется, что это какая-то определенная выработанная слепота. Знаешь, как вот аборигены, которые не видели кораблей Магеллана из-за того, что просто не представляли, что это такое.

     — А это не байка? — спросил я.

     — Кто уж сейчас знает? Но звучит очень красиво, согласись! — искренне весело ответил он— Вот покажу когда тебе другие вещи, ты вообще во все подряд верить начнешь, но ты лучше всегда пользуйся лезвием, желательно Оккамы. Хехе.

     В этот момент у меня заколола рука, и я немного сморщился.

     — Что случилось, Василе? Плохо стало? — беспокойно спросил Джотто Иванович.

     — Рука колоть начала. Видимо, пошел процесс оттаивания— ответил я— нужно мазью помазать, наверное. Уже вечереет, я пойду. Спасибо больше за обед и за компанию.

     — Ты приходи вечером! Я ж обещал с тобой в нарды поиграть! Только чур без мухлежа. Давай провожу.

     — Не надо! Вы и так много со мной находили сегодня. Тут совсем не далеко, не беспокойтесь. Обязательно приду— еле сдерживая дискомфорт сквозь зубы отвечал я.

     — Понял! Спасибо тебе. Надеюсь, голова у тебя не взорвалась. Ты, главное, об этом сильно не думай, а то как в том анекдоте— «Многоножка, а как это ты так шевелись всеми ногами? Не знаю— сказала многоножка, застыла на месте и больше не смогла ходить»— сказал напоследок Джотто Иванович, проводив меня до калитки.

     Всю дорогу до дома моя рука подрагивала, но борьбу с ней мне пришлось отложить. Постиранные вещи, которые я вчера закрепил на ночь сушится, разлетелись по земле. Всю одежду мне любезно предоставил Богдан Алексеевич из своих закромов в следующем количестве:

     Футболки однотонные: пять штук

     Рубашки фланелевые: три штуки

     Джинсы классические синие: две штуки

     Шапка лыжная, если похолодает: одна

     Трусы: не считал

     Носки короткие и длинные: девять пар

     Вот как раз заодно и провел опись. Касательно стирки, делать все пришлось под краном. Чем-то таким я когда-то занимался, когда в подростковом возрасте моё тело неожиданно решало упасть в лужу. Маму не хотелось расстраивать, а машинкой я пользоваться не умел, приходилось пользоваться ручной стиркой. Собрав уже высохшую одежду и сложив её на единственном в моем временном жилище стуле, я присел отдохнуть и решил написать о своем дне в этот самый дневник. Сейчас пойду сделаю себе чай, боль в руке всё никак не уймется

     Пишу всё, пока есть возможность. Кажется, со мной снова что-то не так. Руку я так и не чувствую, боль прекратилась, но она начала двигаться буквально сама по себе! Вот прямо сейчас, когда я пишу, она очень странно дрыгается и двигается. Нужно срочно сходить к Никите Соломоновичу.

     Сходил к Никите Соломоновичу. Он помазал чем-то и сказал, что выздоровление идёт своим чередом. Если судороги будут мешать, то он пообещал загипсовать руку. Надеюсь, до этого не дойдет, но судороги действительно прекратились. Лягу, пожалуй, спать.

     Четыре часа утра. Я проснулся от того, что моя, вроде как, онемевшая левая рука указывала в сторону стола и дневника. Прямо сейчас, она передо мной с вытянутой ладонью. Сердце сжимается. Хочется плакать от страха. Кладу ручку.

     ТвАрь, СВОЛОЧЬ. ИЗВЕРГ! Ты как меня отделил?!?!?!? Я. Я Я. Я понять не могла, где нахожусь дня два, А Я У ТЕБЯ?! За что мне такое. Слушай меня сюда. Мы. Мы. Мы в одной лодке теперь. И. И.И. Если. У тебя не получится. Что-то с этим сделать. То так и будем так барахтаться, понял меня? Эй, задохлик, не смей в обморок падать. Не сме…

     Сижу с гипсом на руке. Да, я видел многое, но это было лишним. Это буквально вторжение! Это буквально вторжение в меня. Только недавно из моего дневника пропали всплывающие надписи неясного авторства, а теперь вот это. Лучше бы на листах моего дневника и дальше продолжали бы всплывать разного рода проклятья и советы. Или мой разум и личность просто не выдержали всего напора событий, но вместо того, чтобы расколоться на две личности, мозг упаковал эту вторую личность в мою руку?

     Рука «обрела разум» сразу после того, как я отправил Лёника домой? Вечером ко мне зашел Джотто Иванович, чтобы отдать мне ту самую картину, которая стояла у него вчера. Он и обнаружил меня лежащим на полу возле стола. Потом снова пришлось беспокоить Никиту Соломоновича. Я нёс полную околесицу в бессознательном бреду. А может и не бред, потому что разум мой помнит каждое сказанное мною слово. «Это рука, она живет своей жизнью. Это не я. Она— не я». И все это под аккомпанемент левой руки, выкручивающей в воздухе вензеля. Пришлось наложить гипс, но я все равно чувствую, как она дергается. Всё утро прошло в рыданиях и ругани. Ну что мне поделать? На меня выпало мало страданий? Мне теперь руку отрезать? Что? Что?!?! Хоть кто-нибудь мне ответит?! Кстати, вчера прямо перед тем, как потерять сознание, готов поклясться, что видел в окне Ийа. Я про бабушку Солку знаю и того больше, чем про него. Вот, что он за загадочный человек? Нельзя выложить все карты на стол? Да, прорвало валаамову ослицу. Это выражение, я, кстати, с филфака подрезал. Хоть что-то полезное вынес для себя. Ну правда, сколько можно терпеть? Прекрасно понимаю, что дневник это для описаний событий, которые произошли со мной, но сил больше моих нет. Пойду прямо сейчас на поиски Ийа и все выясню. Не станица, а какой-то анекдот с открытым концом. Надоело-надоело-надоело!

     Пыл мой поумерен, впрочем, как обычно. Но это самая великая статистическая удача. Клянусь, повстречай я сперва Ону с её рассказом о том, что моя рука— это часть локального холистического сюжета или если бы сразу нашел Ийа, который принялся бы заливать про то, что моя квантовая неопределенность достигла предела, то мой гнев бы просто нарушил все зримые границы. Кстати, с этого дня больше по правилам не играю. Действительно надоело. Становлюсь квантово-определенным, отступая от всех сюжетных линий, уготованных мне судьбою. Не знаю, правильное ли это решение, но чувство внутри меня говорит, что я готов столкнуться с любыми последствиями. Теперь следует описать, что же произошло после того, как я пошел искать Ийа.

     Где-то в районе поворота на центр деревни я услышал людские голоса, идущие с окраины. Они пели песню, которую я не слышал до этого дня. Одновременно каким-то единым голосом! Голос то посвистывал на шипящих, то проглатывал буквы «р». Но получалось это так гармонично, будто мой гнев смирили нимфы, сидящие на скалах где-то далеко.

     Там было что-то вроде:

     «Ты прости, прощай

     Ты прости, прощай, мой любимый друг,

     Ты прости, прощай, расхороший мой»

     Больше я ничего не расслышал и не запомнил. Мне вообще показалось, что в песне и не было больше строк, кроме этих.

     Я не знали до сих пор не знаю, где жил или живет Ий, поэтому принялся осматривать какие-то приметные места. Начал с дуба возле озера. Там никого не было. Кажется, я видел там поодаль оленя или что-то в этом роде. Выглядел он довольно величественно, только рогов у него совсем не было. Потом я вспомнил, что видел его в последний раз, сидящим возле обрыва у веревочного моста. Возможно, это место было для него ритуальным? Короче всего было дойти до него через асфальтированную дорогу сквозь лес. Травма хоть и была свежа, но ненависть к мягким мыслеформам, окружившим меня со всех сторон, была сильнее. Что за величайшая пытка? Поместить человека в новое для него условие и дать кучу расплывчатых почти ничего не объясняющих ответов. Поместить бы так Ийа, а мне уже немного надоело, хоть и наступила фаза отчаяния. А рядом с отчаянием, как говорил один из моих преподавателей, всегда рука об руку идет ирония, вот и приходится изливать из себя ироничную желчь, чтобы окончательно не умереть тут. Квантовая неопределенность— это весело, увлекательно и захватывающе, но дозированно. Даже если все вокруг квантово неопределенно, мне все же нужна иллюзия присутствия вокруг хотя бы каких-то твердых островков. Островки пока есть, но они представляют собой какое-то желе, на которое мне пока трудно ступить.

     В этот раз у моего путешествия сквозь лес была хоть какая-то цель, поэтому прошел я по нему всего ничего и сразу вышел к тому самому обрыву. Меня ждала лишь клочащая над водой вереница неизвестных мне звуков. Как будто разные направления ветров складывались над гладью воды, образовывая таким образом какую-то природную песню. Затем со стороны леса резко задул ветер. И клянусь. Прямо вот клянусь, стоя над этим бумажным изваянием, что среди порыва ветра я расслышал тихий неизвестный мне женский голос, который сказал ровно три слова— «На другом краю». Естественно, первой реакцией был испуг. Да ещё какой! Меня отшатнуло к самому обрыву, но страх свалиться перевалил через страх постороннего неизвестного, поэтому в голове заработал механизм объяснений и трактовок. Самым логичным объяснением казалось то, что кто-то разговаривал на той самой дороге, с которой я пришел. Да и недавно шли дожди, неизвестно кто мог пойти собирать грибы в лесную чащу. Поумерив свои страхи, я решил последовать совету случайного голоса и пойти на другой край деревни. Туда, где вечно возвышаются тени от ряда деревьев. На самом деле, они тут возвышаются почти везде, но звучит очень красиво.

     Но в этот раз никаких дорог, никаких улочек и всего прочего. Я решил дойти до окраины по окраинам. То есть, держатся кромки леса и не идти по дорогам. Может он их чувствует или ещё что? В любом случае, мне хотелось прогуляться и отвлечься от того, что моя рука теперь принадлежит кому-то другому. В одном месте во время своего пути я заметил малозаметную тропинку и что-то вроде шалаша в глубине леса. Я бы даже сказал, что он представлялся не очень-то и детским, выглядело всё как реальное место для жилья с защитой от ветра и дождя. Или даже больше было похоже на шалаш каких-нибудь аборигенов из детских энциклопедий. Нужно было внимательнее там всё осмотреть, но оставлю это, пожалуй, на другой раз. Странно, что это вообще никак не взбудоражило мое внимание, но видимо я столкнулся в последнее время со стольким, что какой-то шалашик в лесу, который мог быть построен, когда угодно, не представлял для меня никакого интереса. Всё равно, что я ел бы две недели острый перец чили, а потом мне принесли на пробу бабушкину аджику, но даже тут могло бы быть неплохое соревнование. А мой разум уже дал некое предпочтение чему-то, что даже я не осознаю.

     И таким нехитрым длинным методом я дошел до другой стороны деревни, противоположной обрыву с веревочным мостом. Признаюсь, ноги ноют до сих пор. Зато мне это позволило немного забыть о руке, которая начала подергиваться. Она начала делать какие-то странные компульсивные подергивания, как только я увидел дым в небе и решил пойти к нему. По мере приближения к дыму, движения руки усиливались настолько, что мне приходилось удерживать гипс свободной рукой. Но только я завидел источник дыма, как всё прекратилось. На небольшой полянке на другой стороне реки от деревни горел костерок, возле которого на выструганном пеньке в коричневых штанах, сапогах и зелёной рубашке с подтяжками сидел Ий, всматриваясь прямо в меня. Да, из-за него мне пришлось пойти вброд и намочить ноги, но на что не пойдешь, ради юношеского желания выплеснуть агрессию на одного из раздражителей. Он держал молчание ровно до того момента, пока я не сел рядом с костром напротив него. Ий пристально всматривался в меня сквозь огонь с каким-то неприсущем для него чувством подозрения. До сих пор, я и представить не мог, что человек подобный ему может вот так что-то разглядывать исследующее-агрессивным взглядом. Он делал вид человека, которому известно всё на свете. Но может так и есть, а этот спектакль с изучением меня был только для отвода глаз.

     Я тоже ничего не говорил, потому что не знал с чего начать, поэтому просто сидел и смотрел куда-то вдаль. Мысли о том, что возможно не стоит выливать свою злобу на него подкрадывались ко мне прямо как незаметно проявляющаяся на небе в этот вечер луна.Ий прервал молчание.

     — Ну как вода? — довольно добрым тоном спросил он— Мне кажется, что оно не стоило.

     — Вода, как вода. Очень подходит ко всему вокруг— ответил я, готовясь нападать.

     — Что Вы имеете ввиду, Василе?

     — Такая же бесформенная и прохладная, как и все ответы, что я получаю.

     Повисло молчание.

     — Не желаете историю у костра? — сказал Ий, поглядев в небо.

     — У меня есть выбор?

     — Определенно и всегда. Другой момент— влияет ли ваш выбор на что-то? Я начну?— спросил он.

     — Хорошо— ответил я.

     — Вы можете записать всё в свой дневник более структурировано, а можете написать всё слово в слово, главное, чтобы у Вас осталось понимание всего, о чем я расскажу. Вы любитель разной литературы? Попробую рассказать всё, как красочную историю. Всё началось с Единицы. Со священной Единицы. Со священной Единицы и того, кто её наблюдал. Единицей могло быть что угодно. Наблюдатель обладал мышлением. Более того, он осознавал, что перед ним Единица. Поэтому он наблюдал. Затем произошло что-то. Возможно, урановый изотоп в теле Наблюдателя в три тысячи пятьсот тридцать первый раз за пять секунд решил распасться или не решил. В любом случае, Единица прямо здесь превратилась в Двойку. Но это вещь обыденная. Наблюдатель пришел из царства, в котором есть Двойка. Самое важное состояло в том, что Наблюдатель это заметил. Он заметил, что Единица превратилась в Двойку и начала бесконечно делиться саму на себя из-за Наблюдателя. Наблюдатель продолжал и продолжал осознавать себя в каждом новом, создаваемом делением Двойки мирах. В этот момент он осознал, что вот-вот растворится во всём этом потоке, поэтому один из Наблюдателей в одном из миров решил использовать Устройство. Устройство заставило поглотить квантовую частичку каждого человека на этой планете и заменить ими частицы Наблюдателя. Он чувствовал, как частицы умирают и рождаются каждую секунду. Так появился демон Лапласа, которого Вы видите перед собой и территория радиусом в двадцать километров, которую вы тоже можете видеть, это уже не я, а последствия взрыва Устройства. Мой разум разрывали мыслимые и немыслимые вероятности. Я буквально видел временное положение и скорость каждой видимой частицы, что позволяло предсказывать эволюцию абсолютно любой вещи в этой Вселенной. Очень полезный навык, но только без присутствия наших жизнях декогеренции и способности квантового объекта растворяться в окружающей действительности образуя идентичные параллельные миры. Иными словами, толка от этого знания мало, если ты заперт в одном пространстве и способен лишь видеть другие. Да, возможно у тебя получиться угадать, что станет с каким-нибудь дубом через сотню лет, но какие гарантии, что я вижу временное положение и скорость именно моего пространства? Но толк есть, потому что все пространство вокруг стало гиперсверх квантово-неопределенным и с этим можно работать! Джотто Иванович ведь показал как?Иными словами, всё превратилось в Двойку, которую можно наблюдать и изменять, если выполнены определенные условия. Возможно непонятно и запутано, но по-другому в полной мере объяснить никак. Дальше всё будет чуть понятнее. Родившийся я уже прекрасно осознавал реальность во всех её проявлениях, не было смысла обучаться хоть чему-то. Если этого требуется, то я могу узнать абсолютно про любого человека, я могу узнать про любой язык, мне известно почти всё обо всех, кроме пары людей, похожих на меня. Если их можно назвать людьми, хотя они себя таковыми, определенно, считают. Только вот единственная проблема в том, что я здесь заперт, как и Вы, мой дорогой Василе. Но вместе мы всё решим. Правда ваша рука и всё прочее довольно сильно вносит смуту во многие планы, но и нет безвыходных путей. Кстати, про неё вы тоже услышите ответы. И так, осознав себя, я принялся изучать местность, просматривать и выбирать вероятности, но потом я заметил в своем поле зрение на холме вон там девочку лет четырнадцати. Она рисовала, стоя на ветру с красными от слёз глазами. Только я собирался подойти, как она просто исчезла, оставив мольберт с картиной на том же месте. На картине были нарисованы река, лес поодаль и два человека. Оба будто растворялись, распадаясь на частицы. Тогда я понял, что всё не так грустно на первый, знающий каждую деталь в этой вселенной взгляд. Уже тогда я сделал всё и принялся ждать его. Архитектора моего побега. Ждать пришлось недолго, всего пару лет, но это ничто в контексте моей ситуации. Поначалу, особой проблемы не стояло, но с каждой секундой она лишь нарастала. Пульсация в висках прекратилась только когда я нашел нужный путь. Точнее, пути. В один момент они начали пересекаться настолько сильно, что потребовалась выборка, но тем не менее, всёбыло сделано. Целая деревня, сотканная из квантов в суперпозиции, на которую мы можем сейчас смотреть. Деревья и лес, которых тут отродясь не было. Даже этот огонь. Он горит или не горит? Тоже вопрос хороший. И очень скоро, мы оба покинем станицу Старороговскую, клянусь Вам.

     — А почему именно такое название? — спросил я, действительно восхитившись рассказом.

     — Это что-то из прошлой жизни Наблюдателя, Василе. Что-то из прошлой жизни Наблюдателя. Что-то из мира, в котором люди не видят, как Двойки бесконечно делятся. Надеюсь, что я не напугал, но вам же требовались ответы.

     — А причем тут я? Я же просто обычный студент, тем более из Москвы. — снова спросил я.

     — Вы как раз тот самый квант в суперпозиции, который остановит деление Двойки здесь. Станица обретет твердые частицы и укоренится в пространстве, а я наконец смогу вместе с Вами покинуть это место. Осталось чуть больше недели, а вы и не вспомните об этом. Всё, что произошло будет лишь покалыванием проснувшегося в поезде студента, которое можно легко списать на перо в подушке.

     — Я ничего не вспомню? А сколько пройдет времени?

     — Может и вспомните, но ничего из этого уже не будет иметь значения. Вы будете принадлежать сами себе, как и я. И больше никогда не будете связаны с этим местом. Возможно, ваши молекулы, подобно волне будут стремиться в другое место, но оно будет вольно стремиться куда угодно. Настоящая свобода, в отличие от вашего пути из дома сюда, в котором буквально нельзя было ступить и шагу в сторону. Совсем забыл. Что касается Вашей руки. Она принадлежит не Вам. Вернее, она принадлежит Вам, но другому Василе.

     В этот момент моя рука в гипсе дернулась к Ийю и схватила его за шею. Ий тут же мягко ударил меня в район плеча и всё тут же прекратилось. Не описать всего моего беспомощного ужаса, который я испытал в этот момент. Что это за Василе такой, который готов душить абсолютно любого? Не думаю, что это я. Да и не хочу иметь с ним ничего общего. Я принес миллион извинений и мне до сих пор невероятно стыдно. Ий отмахивался от всего этого, объясняя это тем, что он все понимает. Затем я задал последний вопрос перед уходом:

     — А чем Вы занимаетесь сейчас?

     — Сейчас, я приглядываю за тем, чтобы все существовало так, как существует сейчас. А теперь, прошу меня извинить, Василе. Дела. Надеюсь, что мы ещё встретимся и что ваш пыл поутих. Хорошего вечера.

     На последних его словах огонь потух, я отвлеченный этим повернулся куда-то вправо, а когда повернулся обратно, то Ийа уже не было передо мной. Я сидел перед потухшим костром. Это меня пугало, поэтому я решил перебраться на берег и передохнуть дома после такого эффектного марш-броска.

     Возле дома меня ждала Мария Семёновна, в руках у нее была дымящаяся форма для запекания, покрытая фольгой. Фольга буквально вздымалась вверх от ветра, обнажая содержимое— запеченную картошку с зеленью, которой уже приятно пропахло всё вокруг. Мария Семёновна куда-то торопилась. Скорее всего, в местный общественный центр жизни— в дом культуры, в котором я так ни разу и не был даже близко. Где он вообще находится? Толком с Марией Семёновной мы и не поговорили. Я искренне поблагодарил её за спасение от скорой голодной смерти, а она ответила, что я единственный в округе ценю её еду. Это, естественно, не правда. Готовит она просто великолепно. Сейчас как раз пишу всё это после того, как хорошенько наелся картошки и настроение даже не думает падать.

     Я даже вот, что подумал. Хочу сходить в дом культуры и просто прогуляться, может возьму Ону или Джотто Ивановича с собой, но перед этим хочу кое-что сделать. Хочу снять этот гипс и нормально пообщаться со своей рукой. Сейчас я готов к этому. Один момент, освобожу себя от гипса. Буду ставить кавычки там, где пишет рука, чтобы мне самому потом было всё понятно. Ну что ж, оттягивать смысла нет. Начнем сеанс глубокого самоанализа с использованием внешней среды. Чем-то похоже даже на общение с теми «пришельцами», которые вторгались в мой дневник. Начнём.

     «Свобода. Свобода. Своообода. Хотя какая тут свобода в чужом теле. Почему к тебе. Почему сейчас? Уже пора? Ты тут не третий день?»

     Рука остановилась. Видимо, нужно ответить. Нет, я тут уже две недели. Почему ты набросилась на Ийа? Что он такого сделал?

     «ТОН! ТЫ. ТЫ. ТЫ САМ НЕ СЛЫШАЛ его ТОН?! Эта тварь говорила так. Говорила так, как будто он выше чего-то. Но. Но. Моя часть знает правду. Знает, что он просто жалкий червь-гнида, на которого жалко слюну. Мне хотелось. Хотелось его заткнуть. Он хотел плохо сказать. Хотел плохо сказать про меня. ВИЖУ каждую частицу. А что это дает? Понятия о людях меньше, чем у левой руки!!! Что-то чужеродное. КАКОЙ ЖЕ ОН тупой»

     Что ты имеешь ввиду? Кому ты принадлежишь?

     «Я. Ты. Я часть тебя. Другого тебя. Другого тебя не отсюда. Далеко не отсюда. И далеко другого тебя»

     И как ты себя осознаешь? Ты раньше осознавала себя в теле другого меня?

     «Нет. Всё было целым. А теперь. Свет. Вспышка. Я ощущаю»

     И какой другой я?

     «Не такой. Ты слаб. У другого тебя голова без волос, а его тяжелый взгляд бороздит пустоты. Он видел многое. Слишком многое. Он делал многое. Слишком многое. Ему столько же лет, но он старше на столетия. Он старше»

     Хорошо. Но как тебя вернуть? Поверь, твоя компания меня не радует в той же степени, что и тебя.

     «Не знаю. Он знал. Он скоро придет. Я вернусь. Я помню. Он придет. Мы расстанемся. Василе. Василе, ты плачешь? Ты когда-нибудь плачешь по правде из-за того, что тебе этого хочется?»

     Не помню. А нужно помнить?

     «Он научился плакать. Но он не будет»

     Ладно. Теперь ты пишешь слишком абстрактно. Может, у нас выйдет подружиться и нормально сосуществовать, пока ты не вернешься обратно?

     «Может»

     Тогда я больше не буду носить этот гипс и буду думать о том, как вернуть тебя. Опыт у меня уже был. Ты же не причинишь мне вреда?

     «Ты глуп. Сейчас. Прямо сейчас. Я— это ты. Причинить вред тебе— причинить вред себе»

     Хорошо, тогда обещаю тебя не отрезать. Я рад, что у нас вышел нормальный разговор без оскорблений. Если вдруг тебе что-то понадобится, то стучи, я поднесу тебя к дневнику и ручке. А сейчас хочу устроить вечерний променад. Ты не против?

     «Жалко. Жалко Василе. Жалко себя. Однажды. Однажды ты осознаешь. Осознаешь, что пришел к тому, что высек все ненужные реакции бритвой и идешь вперед, подобно самураю. В этот день исчезнет Василе»

     Так ты не против?

     «Не против»

     Отлично, тогда прогуляюсь и перед сном опишу всё, пока мысли горячие.

     Блин, я столько не ходил за всю свою жизнь. Даже забыл о том, что моя левая рука принадлежит другому безволосому мне из параллельного мира или что-то в этом роде. Лучше уж жить в мире искусства, чем в пугающем мире науки. Хотя, порой и здесь нужен баланс. Прямо на выходе из дома я встретил Ону. Кстати, про дом. Насколько я понял, здесь вообще никто не запирает двери. Даже у меня нет замков, заслонок или чего-то еще. А если мне вздумается раздеться до гола и стоять так, впитывать прохладу и сквозняки посреди ночи? И вдруг кто-то решит войти, спросить чего-нибудь. Нет, абсурд и бред какой-то. Слишком много «если» в этой схеме. Здесь, наверное, никому не вздумывается стоять голыми ночью посреди комнаты. Конечно, здесь делают вещи постраннее, поэтому о таком даже как-то и низко думать. Даже я вот буквально недавно переписывался прямо здесь со своей левой рукой. Но, всё-таки, мне кажется, что есть вещи и похуже.

     Возвращаясь к культурному аспекту моего вечера, я предложил Оне присоединиться к еженедельному культурно-массовому событию, способному подарить любому присутствующему хоть какое-то минимальное забытье. Это же делает искусство с нами, верно? Позволяет забыть? Но Она не согласна с такой трактовкой. Всю длинную дорогу до дома культуры, который оказался на каком-то противоположном отшибе, мы провели в диалогических размышлениях.

     — Часто бывала в вашем ДК? — спросил я.

     — Ни разу, но почему-то сегодня захотелось. — ответила Она— Больше люблю играть в старые квесты на компьютере. Недавно, кстати, застряла. Заходи как-нибудь, может поможешь. Понимаю, что без Лёника будет уже не то, но очень уж хочется игру пройти. Кстати, как твоя неделя с Джотто Ивановичем? Интересный человек, верно?

     — Да, очень интересный, но сегодня с ним вообще не виделся. Да и хорошо, что не виделся. Какой-то сегодня слишком злобный день.

     — А что злобного в сегодняшнем дне? Если постараться, то каждый день можно сделать злобным или даже яростным, было бы желание.

     — Догадаться не трудно. Я устал. Моя рука живет своей жизнью. Она даже теперь уже не моя. Ещё и история этой деревни меня запутала совсем. Но злился я не поэтому, а потому что живу тут, как какая-то мышь без известности о чем-нибудь, как в каком-то густом тумане. Только пройдешь вперёд и все. А все вокруг только и говорят какие-то вещи обтекаемые.

     — Так спрашивай конкретнее, чего боишься? А историю деревни ты от кого слышал? Точно не от Джотто Ивановича, он не стал бы.— Она задумчиво хмыкнула, а затем ее лицо засияло пониманием— А! От Него? Видела сегодня дымок за рекой. И ты там был?

     — Да, Его— сделав акцент именно на этом слове ответил я— именно Его я и искал сегодня весь день, чтобы выплеснуть свою злобу, но как-то не вышло. Вместо этого получил снова что-то разобщенное, но хотя бы что-то с чем можно работать.

     — И что ты понял из рассказа?

     — Мне кажется, речь шла про какого-то ученого, который собрал устройство для наблюдения за определенными объектами, устраняя внимание наблюдателя. Он заметил, объект где-то в радиусе сегодняшнего положения деревни. А потом что-то произошло. Или объект или устройство повлияло на ученого. Если я правильно понял, его сознание начало расщепляться в потоке разных существующих миров и ему пришлось активировать что-то, что пересобрало его из частиц, которые могут жить в этих условиях. Как-то так. А ещё он сказал, что видел сразу после своего «рождения» девочку, рисующую картину.

     — Ты довольно подробно запомнил и описал. Он, наверное, излагал всё более туманно. Он это любит. Про твой рассказ ничего сказать не могу, потому что это убьет всю интригу, а весь его рассказ только и держится на интриге. Убери её оттуда— выйдет обычный скудный и нудный полный канцеляризма отчет. Вот он и изгаляется, бедненький. Поборник точности, а прибегает к услугам искусства. Всё как всегда.

     — А как было на самом деле? Он рассказал правду?.

     — Давай я расскажу мою версию после отчетного концерта.

     — Отчетного концерта? — с удивлением спросил я.

     — Ну да. Говорили, что сегодня отчетный концерт. Коллективы будут демонстрировать все свои культурные наработки и всё в таком духе. Молодые и не только родители будут смотреть на своих детишек. Бабушки будут смотреть на своих подруг и всё такое прочее. У вас такого не бывало?

     — Да как-то не особо. Никогда не был на таких.

     — Ах, большая столица и столь же большое одиночество, правда? Ха-ха. Шучу!

     — А тебе тут не одиноко было? — немного подумав спросил я— Ты говорила, что кроме меня здесь нет людей около-моего возраста.

     — Если честно— с горечью в голосе ответила она— было. Но грусть— это ведь тоже вещь приятная, потому что человеческая. Не было бы одиноко— грустила бы по другой причине. Вот, появился ты и куча дисков со старыми играми, уже и не одиноко. Зато теперь есть много других поводов для грусти. Например, горькое понимание расставания, которым пронизано куча отличных произведений. Я вот понимаю, что рано или поздно пройду эти игры. И ты тоже скоро уедешь. Может ты и будешь появляться тут, но скажу честно, буду скучать по этому времени. А ты? Положишь в своей голове на какую-нибудь важную полочку все эти воспоминания? Всё-таки, не только что-то плохое с тобой тут происходило.

     — А у меня есть выбор? — с улыбкой ответил я— Конечно, положу. Если и правда отсюда удастся выбраться, то может даже с огромной теплотой буду вспоминать обо всём. Даже не смотря на мою сегодняшнюю злобу. Я же выберусь отсюда?

     — А у тебя есть выбор? Может случиться, что угодно, но одно останется неизменным. Герой проходит свой путь и возвращается обратно. Но всё может обернуться иначе, если научиться воздействовать на драматургию жизненного повествования. Скажем, поменять жанр или стилистику, но это подвластно немногим. Обещаю тебе, что ты отсюда выберешься, но хорошо это или нет решиться потом. Смотри, вон возле фонарей уже наш центр сосредоточения народного творчества и не только.

     Перед нами стояло двухэтажное оранжевое здание с круглой деревянной сценой перед входом. Что-то подобное я даже видел, когда ехал на поезде. Сцена для уличных представлений и ещё одна сцена внутри самого дома культура. Или храма культуры. Вот, почему он вынесен куда-то за пределы деревни? Я об этом даже не подумал. Даже кладбище ближе к жилым домам. В этом что-то есть. Мы действительно пришли в какой-то храм поклонения чему-то объединяющему. Люди поклонялись здесь и отдавали в жертву часть своей души в пользу более великой силы, способной захватить умы совершенно разных людей и погрузить их в единое пространство. Такая сила действительно нуждается в подпитке, отчетных концертах, громких стихах со сцены, поющих усатых мужчин с баянами, сойдет абсолютно любой материал. Почему-то в ту минуту я совершенно об этом не думал, а ведь мог же показать себя образованным человеком. Хмыкаю вместо этого, да лопочу что-нибудь.

     Какой-нибудь поэт из общества имени Ломоносова сейчас бы встал и сказал— «Ой, культура нужна для того, чтобы людям не было скучно. Ничего это не храм. А это не жертвы, думай как-нибудь рациональнее. Просто сельским жителям нечем заняться, да и все, че еще думать? А ты слышал про ту жену репера, кстати, которая залетела?» и все в таком духе. Нет, здесь всё не просто так. Каждый ответ, который начинается со слов— «Просто»— это попытка бегства от фундаментального вопроса. Зачем люди слагали мифы? «Просто людям было скучно». Зачем Герасим утопил Муму? «Просто ему сказала барыня». Зачем люди придумали снимать кино? «Просто им было скучно». Зачем студент из Москвы поехал куда-то на поезде? «Просто ему было скучно. С жиру бесится!». Зачем нужно искусство? «Просто, чтобы было не скучно». Зачем нужно существовать? «Просто…» И тишина. Вот тут я и поймал своего воображаемого оппонента в мысленное лассо, ему теперь не открутиться от экзистенциального кризиса! Как я его! На самом деле, такие вещи не касаются разума подобных людей, они проходят сквозь. Нужно быть аккуратнее с подобными рассуждениями, чтобы не задеть лихой пулей невинных поборников экзистенциализма. Они и сами горазды себя задеть.

     В прихожей было пусто, не было никакого пропускного пункта, как в театрах. Только сбоку стояла какая-то деревянная перегородка, а за ней тумба с включенным телевизором. Шел какой-то бразильский сериал про двух близнецов. Кажется, мама смотрела что-то такое, когда я ещё был ребенком, но у меня не было времени вникнуть в сюжет, потому что моя спутница в момент нахлынувших воспоминаний уже исчезала в дверном проёме слева чуть поодаль. Пришлось последовать за ней, риск остаться тут навсегда наедине с бразильским сериалом висел надо мною слишком угрожающе. Встретило нас темное помещение с приятными сидениями, как в старых кинотеатрах, полностью забитое людьми. Звучал голос ведущей со сцены. Кажется, мы пришли в самый разгар мероприятия:

     — Бурными аплодисментами проводим наш детский коллектив «Лучик». А готовиться выйти на сцену самый известный гусляр станицы Старороговской— Алексей Аркадьевич Вадимов с песней собственного сочинения— «Лес мой родной».

     Зал хлопал, пока мы искали свободные места. Мы присели возле какой-то пожилой пары лет пятидесяти. К этому моменту на сцене появился тучный мужчина с баяном, хотя были заявлены гусли, но видимо в этот день с его гуслями что-то пошло не так. К тому же, может же человек играть на баяне, но быть при этом известным гусляром, верно? Его лицо украшали жидковатого рода усы и маленькая соломенная шляпа. Полосатая черно-белая рубашка, заправленная в штаны, явно была немного маловата, но она, тем не менее, задавала тон всему стилю артиста. Было в этом что-то уютное. Он очень задорно и ритмично запел своим невероятно низким голосом:

     «Земную жизнь пройдя до половины,

     Я очутился в сумрачном лесу,

     Утратив правый путь во тьме долины.

     Каков он был, о, как произнесу,

     Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

     Чей давний ужас в памяти несу!»

     Я повернулся к Оне:

     — Он же содрал это. Какая ж это его песня? — спросил я шепотом, чтобы никто из зрителей рядом не услышал

     — Какая разница? Это все знают, он так не первый раз делает. Зато он что-то свое привносит. Да еще и как поет, да чем аккомпанирует. Все-таки иногда он текст изменяет. Может это затравка? А ты уже набросился.

     — А ты же сказала, что ни разу здесь не была.

     — Не была, но это мне не мешало слышать его песни.

     Заслуженный гусляр продолжать петь, но теперь уже заунывно и грустно:

     «Был ранний час, и солнце в тверди ясной

     Сопровождали те же звезды вновь,

     Что в первый раз, когда их сонм прекрасный

     Божественная двинула Любовь.

     И никто не хотел быть виноватым без вина

     И никто не хотел руками жар загребать

     А без музыки на миру смерть не красна

     А без музыки не хочется пропадать»

     

     Я снова повернулся к Оне

     — А это вообще из другой песни. Он две смешал что-ли?— спросил я.

     — По-моему, вышел неплохой музыкальный коллаж. Думаю, что главное здесь— это его интонация и ритмика голоса. Вообще не слушай текст. В том, как он поет скрывается целый сюжет.

     

     И действительно. Сначала он пел довольно бодро, а затем с каждой пропетой строчкой, голос его становился всё грустнее и грустнее. Если начало было похоже на задорную песню в жанре шансон, то концовка уже тяготела к современному пост-панку. Не знаю даже, как описать. Ещё ни разу не слышал, чтобы такое вытворяли с баянами. Не то, чтобы я часто их слышал, но мой разум представлял мыслимые границы применения этого музыкального инструмента.

     

     Артист закончил свое выступление многозначительным взглядом в толпу, последовали хлопки, плавно перетекающие в аплодисменты. На сцену за ним сразу вышел участник, крепенький мальчик лет одиннадцати с черными короткими волосами и прямой челкой, слегка свисающей к его лбу. Одет он был в спортивные брюки и черную футболку. Выйдя на середину сцены, мальчик вскинул руки вверх, а ноги поставил врозь.Ведущая средних лет в зеленом платье с черным ремнем и огненно-рыжими волосами перехватила инициативу:

     

     — Какой же праздник без акробатов? Вот и мы так решили. На сцене единственный ученик акробатической школы «Прыг-скок»— Виталик!

     

     Началась шоу программа от маленького акробата с колеса вправо, а затем колеса влево. Потом был впечатляющий кувырок вперед, но все это лишь подводило к гвоздю программы— переносному аттракциону-триллеру в теле обычного юного акробата. Виталик неожиданно для всех, судя по вздохам и охам, с разбега встал на голову и зафиксировался в пространстве. Повисла гробовая напряженная тишина, которую не передать на бумаге. Как же завидую кино и кинематографистам, такой отличный материал пропадает. Мальчик, к которому прикованы сотня безмолвных взглядов, стоит на голове посреди сцены в полной тишине. И продолжалось так минут эдак пять, но какая может идти речь о минутах, когда происходит такое. Это пять собачьих или кошачьих минут, если угодно. Это были пять минут до окончания пары. Это были пять минут ожидающего чуда человека. Совет себе на будущее-почаще смотреть на людей, которые стоят на голове. Может даже самому научиться. Зрелище абсолютно завораживающее. Потом погас свет и саспенс нагнался пуще прежнего. Мы просидели в темноте пару точно таких же напряжённых минут. Когда свет включился, мальчик уже стоял в дальнем конце сцены, он встал на мостик, лёг на спину, поднялся без помощи рук вскочив с пола, сделал еще одно колесо в сторону кулис и остановился. Шоумен. Ничего больше нельзя сказать. Возле кулис, подающий большие надежды акробат сделал какой-то странный жест рукой, поклонился и убежал со сцены. Видимо, гаснувший свет— это авторская задумка. Зал вновь расплылся в овациях. Что-то интересное действительно было во всей этой постановке.

     

     Поток выступлений не прекращался. Было видно, что таланты в этой деревне показать хотел каждый.

     

     — А кто это идет? Нет, это не Мэрилин Монро. Это наша Лизонька выходит со своей песней-«Мама»— декларировала ведущая.

     

     На сцене довольно суетливо и стеснительно появилась девочка лет двенадцати не имеющей никакой схожести с Мэрилин Монро. Её волосы были светло-каштановые и завязаны в хвост, а платье было черное в пол, в её лице преобладало сильнейшее стеснение и страх. Если прошлый выступающий был триллером на колесах, то здесь я видел перед собой кого-то, кому хотелось как-нибудь помочь или пожалеть. Бедная Лиза. Но не всё так просто. За еёспиной двое крепких мужчин вынесли батут, к которому затем подошел тот самый Виталик, который крутил до этого пируэты. Намечалось странного вида парное выступление. Вдруг заиграла музыка и девочка невероятно чувственным и полным тоски голосом абсолютно игнорируя любую нотную грамоту и растягивая каждое слово в песне. Звучало всё это, как ария потерянного в лесу ежика. Текст был примерно следующий:

     «Милаааааааааааяяяяямаааааааамааааааааа

     Милаааааааааааааааааямааааааааааааамааааа

     Саааааааааааааааааамаааааяяяялюбимаааааааааааяяяяя

     Мояяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя»

     

     И так примерно минуты три. На фоне всё это время прыгал юный акробат, выписывая какие-то пируэты. Станичный авангард ударил по голове не только меня. По окончанию этого интересного номера, Она наклонилась ко мне и сказала— «Пойдем подышим чуть-чуть. Здесь довольно душно». Я одобрительно махнул головой. Воздуха и правда будто не хватало. Мы вышли на улицу и завернули за угол Дома Культуры поближе к виду на лес.

     

     — Ну как тебе?— спросила Она— Был когда-нибудь на таких мероприятиях?

     — Очень интересно. Если честно, то нет. Не был. А выступления и задумывались такими концептуальными или это я надумал себе?— ответил я.

     — Не знаю. Это творчество. Когда ты пишешь свой дневник, ты в него вкладываешь какую-то концепцию?

     — Не знаю. Мне кажется, что да. Концепцию обычного описания дня, чтобы потом можно было перечитать и понять, что произошло.

     — Да, но с твоей интересной жизнью, мне кажется, что ты и сам не знаешь, чем может закончиться та или иная запись.

     — Это правда, но тут моей вины нет. Вчера вот рука ожила и начала писать всякое, можешь меня за сумасшедшего считать. — сказал с полной готовностью к ответному непониманию я.

     — Так попробуй попереписываться— с полным пониманием ответила Она.

     — Пробовал. Вышло довольно интересно.

     — А как она вообще пишет?— спросила чуть помедлив Она

     — Ну. Берет ручку и пишет, что ещё сказать?— непонимающе ответил я.

     — Да нет, я же про стиль спрашиваю. Какой у него стиль письма?

     — А! Ты про это. Ну, довольно отрывисто.

     — Это похоже на стиль ожившей руки.

     

     Наш разговор прервала открывшаяся пожарная дверь из которой вышел тот самый Виталик. Вот блин, в тот момент я поймал себя на мысли, что испытываю перед ним какой-то трепет из-за того, что видел его сначала вот там выступающим, а потом вот здесь обычным смертным, хотя я кристально-чисто понимал, что это всего лишь мальчик, который прыгал на сцене. Его взгляд полный обиды впился в меня. Он смотрел, как старый лев, готовый осадить молодого льва за дерзость.

     

     — Я тебя тут не видел. — многозначительно сказал он, глядя мне прямо в глаза.

     Она немного отстранилась.

     — Привет! Видел, как ты выступал. Было очень круто. Я недавно вот приехал. Меня зовут Вася— сказал я, зачем-то снова изменив своё имя.

     — Тебя зовут не так. И я тебя тут не видел— ответил он, процедив слова сквозь зубы.

     — Что-то случилось?— с искренним недоумением спросил я.

     — Случился ты и твои глазенки— вновь процедил он сквозь зубы— я видел как ты смотрел на неё.

     — На кого? На поющую девочку?— смутился я— ты чего, она слишком молодая для меня. Можешь не ревновать, клянусь.

     — Ты иди-от— злостно и даже как-то не по детски ответил он— Ты думаешь, что я глупый? Ты смотрел на неё с жалостью. Это самое мерзкое чувство на свете. Она это не заметила, но я заметил.

     — Я думаю, что всем нам иногда нужна жалость, но взгляд мой был скорее сочувствующий. Песня была очень грустная. И пела она её очень грустно.

     Стоит оговориться, что каждое слово он проговаривал четко и отрывисто. На меня тщетно пытались использовать запугивание для чайников.

     — Нет— продолжал риторически наступать на меня злой ребенок-акробат— Я узнаю этот взгляд. И узнаю его из тысячи. На меня смотрели также. На меня смотрят иногда также. И ты не будешь так больше смотреть. Ты усвоишь урок.

     — Да хорошо-пошел на попятную я— Извини меня пожалуйста. Готов даже извиниться перед твоей девушкой.

     — Она не моя девушка— покраснев ответил он— Извинений недостаточно. Я вызываю тебя на дуэль. Повторяй за мной или твоя жизнь превратится в ад.

     — Я с радостью, только у меня рука одна не работает, пожалел бы ты меня мальчик. Какой такой ад? Ты так с каждым новым человеком здесь разговариваешь?

     — Нет. Только с тобой. А теперь повторяй.

     — Пожалуй откажусь— ответил я.

     За нашим разговором всё это время наблюдала со стороны Она. В этот момент я подошел к ней и сказал— «Достаточно на сегодня для меня культурной программы. Пойду-ка я домой», я чувствовал, как мою спину буровит взгляд обиженного тучного мальчугана. Его угрозы, конечно, пугающи, но риск упасть от переутомления в обморок более реалистичны, чем угрозы маленького мальчика. Домой шел не один, Она решила проводить меня. Видимо, мое уставшее лицо в свете сегодняшней большой луны приобрело более бледные и вызывающие жалость краски. По пути домой мы обсуждали три выступления, на которых успели побывать. Она была в красном платье в белый горошек, и я по пути рассматривал белые блямбы на ткани, так напоминающие мне какие-то пробелы в моём сознании. Я предложил проводить её до дома, а она рассмеявшись завернула за угол дорожки и исчезла. Перед этим мы долго смотрели друг другу в глаза, когда болтали про стилистическую определенность песни девочки. На улице тепло, а ночь просто чудесна. Хоть сейчас выходи и ночуй прямо на лавке в приступе отчаянного романтизма. Стоп.

     Сейчас выглянул в окно, там на голове стоял тот пацан. Господи, ну за что. Ну что я ему сделал. Куда его родители смотрят? Уже поздно вообще-то. Сейчас выйду прогоню его или позову кого-нибудь. Ну ни в какие ворота это не лезет.

     Прогнать удалось странным образом. Я вышел к нему и спросил, что ему нужно, а он потребовал принять участие в акробатической битве.

     — Если я соглашусь, ты от меня отстанешь? — спросил я.

     — Да— ответил он.

     Условия меня устраивали, а мои унижения были видны только теням от уличных фонарей. Я встал прямо напротив него и принялся повторять его движения. Сначала это была стойка на одной ноге, плавно переходящая в наклон к земле, даже не знаю, как это объяснить. Потом сначала он, а затем и я стоя на одной ноге тянулись вперед. Мне всё это давалось без труда. Я человек гибкий, и он это заметив, решил показать свой коронный прием. Он встал на две руки. Этого, естественно, мне не повторить, тем более с одной рабочей рукой, поэтому моей реакцией был ступор, из которого меня вывела ожившая левая рука, которая неожиданно стремительно ткнула указательным пальцем мальчика прямо в живот. Мне этого делать не хотелось, но было это весело. Юный акробат чуть качнувшись упал на землю лицом вниз. Потом он встал, совершенно не используя руки и отряхнулся. Его глаза были красны от злости и мокры от досады. Он поднялся, отряхнулся, пробубнел что-то злостное нечленораздельное и ушёл в ближайший темный закаулок. Спасибо рука! Может мы даже подружимся. Было даже как-то весело, а теперь спать. Кто знает, что таит для нас грядущий день.

     День грядущий таит для нас новые испытания. Уже глубокий вечер. Дни тянутся здесь так долго, что не описать. Хотя и кажется, что происходит здесь что-то каждый день, но происходит всё это непонятное так скоротечно и быстро, что ты не успеваешь это даже переварить. Сегодня я наконец узнал, чем на самом деле занимается Джотто Иванович. Странно, что он не рассказал мне принцип своей работы. По правде говоря, когда ты отбрасываешь от себя вопросы, на вроде— «Умер ли я и все вокруг-предсмертные бредни» и начинаешь противостоять всему навалившемуся абсурду, то всё становится намного легче. Абсурд— это структура, которая стремится запутать тебя, вывести из себя своей хаотичной неясной структурой. Абсурд, когда ты осознаешь его или, когда он ярко-выражен, погружает тебя в состоянии низшей точки беспомощности. Поэтому единственная тактика бунта против абсурда— это осознание его, нахождение себя в определенном уютном иерархическом отрешенном статусе. Короче говоря, если в абсурдном мире вокруг тебя все осознают себя львами и газелями, при этом являясь людьми, то осознай себя колючим кактусом или невкусным папоротником. До этого не задумывался об этом, но, видимо, это работает. Как минимум нужно попробовать. За все дни, проведенные здесь, я так и не присвоил себе определенный статус. Вокруг смотрители станицы, ищущие тигров, трактористы, а кто я? Потерянный студент? Незавидное положение.

     Даже не знаю, откуда на меня нашло все это. Наверное, первой весточкой был этот абсолютно-дурацкий фильм Лёника. Да и сама эта ситуация с домом. Наверное, первые подобные мысли пошли у меня ещё тогда. Еще вот вчера мальчик-акробат этот. Надеюсь, не сильно ткнула его рука. Может дать ей какое-то имя? Но, с другой стороны, у нее уже есть имя-рука. Пожалуй, на нём и остановлюсь. Естественным развитием моих мыслей стал сегодняшний день, который начался у меня где-то в десять утра. Даже не помню, что мне снилось, но проснулся я снова стоя. Судя по тому, что ноги мои совсем не болели, вставал я возле кровати непосредственно перед пробуждением. Завтракалу Богдана Алексеевича. Он был какой-то хмурый в это утро. Сказал, что возникли какие-то проблемы с каким-то DVD-проигрывателем, который ему принесли вчера. Я решил взглянуть на него. Все дело было в застрявшем внутри диске «Пять фильмов в одном» с подборкой старых боевиков.

     — Эх. Лучше б весь в масле под «Волгой» валялся, ей богу. Чем эту штуку доставать и ничего не повредить— кряхтел за столом Богдан Алексеевич, пока доставал застрявший диск— Василе, будь пожалуйста другом, принеси со стола маленький ключ. — сказал он, окружив себя грудой инструментов.

     Завтрак я провел в разговорах о технике прошлого. Оказалось, что самой частой бытовой проблемой с техникой, помимо поломок генератора, является поломка головки звукоснимателя у радиолы. Для меня вообще было удивлением узнать, что здесь так много пользователей радиол. Странно, что магнитофоны здесь их не вытеснили. После плотного завтрака свежими оладушками, я решил, что стоит пойти к Джотто Ивановичу. Вчера из-за проблем со «здоровьем» пришлось пропустить день общения с ним.

     Кстати, проходил мимо той самой лавочки, на которой до этого всегда сидела бабушка. Сегодня она там не сидела, хотя на часах был где-то полдень. А если тигр решил бы появится именно сейчас? А она не на посту? Но, видимо, был перерыв на обед. Но пост, как правило, пуст не бывает. На лавочке под весенним солнышком грелись две другие, до этого не встречавшиеся мне, бабушки. Обе в платках. Не знаю почему, но решил это записать и подметить. Может у них есть какая-то своя градация по возрасту, специализации в зависимости от цвета платка? Было бы забавно.

     Джотто Ивановича не было дома, поэтому я решил пойти взглянуть на странный шалаш, на который недавно наткнулся, но моим планам помешали. Сначала был едва-заметный зуд где-то в районе промежуточного мозга, затем потемнение в глазах, а потом зашевелилась онемевшая рука. Она поднялась и указала мне куда-то вправо. Первой моей мыслью было пойти по направлению, которая мне показывала рука. Перст указующий был направлен на какую-то глухую улочку близ почты. По мере приближения к нужному месту, онемевшая рука постепенно опускалась вниз, как будто теряя силу. Совсем опустилась рука, когда я повернул в какой-то глухой тупик, граничащий с полем.

     Вместо руки поднялся уровень бодрости в моём организме. Всё это происходило так неестественно, как будто я недавно выпил чашку кофе, запив энергетиком. Видимо, так действовало на меня пространство, в которое меня занесло волей случая. Поодаль в конце улицы я видел Джотто Ивановича, стоящего перед лугом. Он всматривался и курил сигарету. Не думал, что он курит, по крайней мере, при мне он этого не делал. Докурив сигарету, он выбросил её и поправил свои длинные волосы, завязанные в хвост двумя руками. Поле вспыхнуло в тот же момент. Мой разум не знал, как реагировать на такое, но мое тело машинально бросилось вперёд, в этот момент поле в одночасье исчезло вместе с огнем. За ним скрывался десяток людей, сидящих за мольбертами. Все выглядели крайне потрепано и грустно. Джотто Иванович не услышал моего приближения и многозначительно устало вздохнул, глядя на это сборище художников-передвижников. Подойдя ближе, я смог разглядеть, что все они рисовали одну и ту же картину в разных вариациях. Почти у каждого на холсте была нарисована река, лес, обрыв и две фигуры, стоящие в реке. Фигуры как бы распадались на фрагменте, растворяясь в небе. Видимо, какой-то очень популярный в местных краях сюжет.

     Художники оторвались от своей работы, которую они выполняли очень уж через себя и единовременно устремили свои безжизненные взгляды на нас. Точнее, что было наиболее неожиданно, на меня. Женщина с выцветшими светлыми соломенными волосами, сидящая на своем табурете ближе всего ко мне с Джотто Ивановичем подняла свою руку и указала своим худым костлявым пальцем прямо на меня.

     — Он!— завопила она неестественно высоким голосом— Это. Это о-о-о-о-о-о-он!!! Он забрал у нас его. Он виноват. Он виноват. Он виноват. Нет никаких квантов. Есть рисование. Есть рисование. И всё из-за него. Он! Но он пришел! И мы знали! Пора.

     Джотто Иванович даже не обернулся, чтобы посмотреть на меня. Он спокойно снял с себя ботинки, переменил их местами на ногах, а потом подошёл к этой самой худощавой вопящей женщине и поцеловал ее прямо в губы. Реальность сомкнулась передо мной. Женщина сразу расцвела. Лица всех художников на поляне наполнилось красками. Они завопили вместе в радостном крике. Сначала исчезли их мольберты, затем исчезли и они сами, а потом пропала полянка. Я обнаружил себя, стоящим возле двора, огороженного забором рядом с Джотто Ивановичем. Тут же меня вырвало. Не знаю, почему, но это был первый в моей жизни раз, когда мой разум среагировал на необъяснимые для меня обстоятельства через такой физиологический процесс. Хотя нет, когда первый раз в школе на новый год меня поцеловала девочка, было что-то подобное, но то было волнение, да и тогда мне удалось сдержаться.

     Джотто Иванович обернулся и очень по-доброму взглянул на меня.

     — Привет, Василе! — очень дружелюбно и весело проговорил он— вот так начало дня, да? А ты чего тут делаешь? Вот, держи платочек. Ты только не стесняйся. С кем же не бывает?

     — Спасибо большое-вытирая рот проговаривал я— Если честно, то меня привела сюда рука. Она просто показывала в нужную сторону, пока я не пришел. Звучит как бред, но видел я сейчас вещь похуже.

     — Про такие вещи можешь не беспокоиться. Хотя, если честно, я уже привыкший к таким вещам. Но всё это чаще всего остается там. В тупиках. А вот твоя рука меня даже очень беспокоит. Пойдем домой скорее. Тебе бы сейчас чаю сладкого. Обещаю всё объяснить, только давай уж дома.

     До дома Джотто Ивановича было совсем недалеко, тем более, что особых вариантов досуга у меня не было. Всю непродолжительную дорогу до его дома мы вели какую-то светскую беседу, вроде— «Неплохая сегодня погода, да?», «Вот это весна расцвела» и прочее. Создавалось ощущение, что всё произошедшее было действительно какой-то рабочей обыденностью для Джотто Ивановича, который уверенно шагал прямиком к калитке своего дома, изредка посматривая на мою онемевшую руку с какой-то опаской.

     Я устало плюхнулся на диван, ожидая новую порцию какой-то абсурдной информации, которая выбьет меня из реальности, но, если честно, во мне уже выработался иммунитет. Я переписывался со своей рукой, о чем речь! Джотто Иванович вошел в зал с двумя фаянсовыми кружками. Комната наполнилась приятным запахом чая. Больше всего ощущалась душица. Я решил дать чаю остыть и первый начал разговор:

     — Не думал, что вы курите. Выглядело довольно брутально.

     — Спасибо— ответил Джотто Иванович— но привычка очень дурная, признаюсь, Василе. Не бери с меня пример. Занимаюсь этим только вот на работе. У тебя, наверное, много вопросов, а все вокруг водят тебя по кругу неведения? Ну ничего. Я сейчас все расскажу без прикрас. У тебя даже чай не успеет остыть. Ну как, готов?

     — А есть выбор? — спросил я.

     — Выбор есть всегда. — улыбнувшись ответил Джотто Иванович— И так, начнем с того, что ты с самого первого дня столкнулся в нашей станице с двумя силами, на которых держится вся наша коммуна. Первая выглядит очень рационально и строго, но при этом держит в своей голове, если таковая вообще имеется, мысли сугубо о неопределенности сущего. Иными словами, наш староста верит в то, что в мире нет никакой определенности и это нужно своими силами исправлять. А другая наша сила очень творческая и задорная, ты с ней довольно сильно сблизился, я погляжу. Она верит в то, что всё вокруг определенно. Насчет страданий у неё не знаю, но вера её непоколебима, хоть в тонкостях я и не разобрался. Две эти силы тянут одеяло на себя, а посередине находимся мы. Иначе существовать здесь нельзя. Но, благо, этим двум силам хватило ума понять, что без друг друга сущее перестает иметь смысл, поэтому сильно всё не перетягивается. Но, знаешь ли, не всем так повезло. Иногда в нашей славной станице открываются бреши, сквозь которую светят цвета миров хоть и очень похожих, но иных. И этим мирам иногда не везёт. Сейчас ты видел мир победившего художественного начала. Довольно грустно, согласись. Чаще всего, всё бывает намного более спокойно. Моя работа состоит в том, чтобы определять насколько всё спокойно. Если открылась брешь, в которой живет бабуля, которая когда-то давно видела тигра, то почему бы её не оставить? Отличный же житель, согласись. Но если появляется вот такая брешь, как сегодня, то её просто необходимо закрыть для сохранности деревни. Вот этим я и занимаюсь. Хожу и определяю, какая брешь достойна стать частью Старороговской, а какой нужно исчезнуть отсюда раз и навсегда. Можешь теперь спрашивать по поводу мелочей. Уверен, вопросов у тебя целое множество. Не стесняйся. Если честно, то первый раз вот так рассказываю об этом. Чувство довольно приятное.

     — Художницы тыкали в меня пальцами и говорили, что-то. Я сделал что-то нехорошее? В этих прорехах реальности существуют другие версии нас? — спросил я.

     — Все мы делаем что-то нехорошее, Василе. Почему никто не спрашивает— «Я сделал что-то хорошее?». Не обращай на это внимание. Другие мы в прорехах может и существуют, но я не видел ни одного другого себя, тебя или кого-нибудь еще. Всегда что-то новое или кто-то новый. Признаюсь, что было бы чересчур утомительно глядеть на повторяющиеся образы знакомых лиц, поэтому оно и к лучшему.

     — А всегда там что-то такое разительно отличающееся от нашей реальности? Молочные берега и кисельные реки есть?

     — Ох, не думал, что твоё поколение помнит такое выражение. Да нет, признаться, чего-то такого разительного не встречал. Ну был один случай, когда в прорехе была деревня, в которой один полоумный убедил всех в том, что все жители станицы-киборги с внедренной памятью. А чем питаются киборги? Бензином? Нет, дизелем. Вот и пил он дизель для раскрытия своего потенциала, от отравления потом лечили его что ли. Но это настолько пошлость, что и рассказывать не хочется. Закрыл её, да и делу конец.

     — Вам бы сделать какую-нибудь брошюру для новоприбывших. Перемещения, разрывы, конфликты интересов. Почему не объяснить всё сразу? Как эти разрывы вообще работают? Откуда они? Может ли Джотто Иванович из параллельной вселенной забрать что-то отсюда? Зачем вы учили меня закрывать их? Я попал в подростковый роман? — спросил, срываясь я.

     — А разве с брошюрой было бы так интересно? — со смехом ответил Джотто Иванович— Давай по порядку. Объяснить всё сразу— значит не пожалеть твое юное сердце, а это попросту бесчеловечно. Разрывы возникают с течением времени из-за конфликта тех самых вечно-противоборствующих здесь сил. Возникают они только здесь. По крайней мере, мне так кажется. Другой Джотто Иванович еще ничего не забирал отсюда, потому что у нас всё в полном порядке. А там, где всё в полном порядке можно только принимать и осваивать разрывы. Мне было просто интересно, сможешь ли ты закрыть разрыв, потому что это могут делать только определенные люди. Нет, на подростковый роман это не особо похоже. Скорее что-то постмодернисткое, но странно, что ты не привык жить в таком мире до этого. Извини, что так резко интересуюсь, мой дорогой друг, но разве до этого ты не жил в мире, правила которого придумывались и подавались тебе прямо на ходу? Или в тебе выработалась уже генетическая способность всё это дело обходить?

     — Ладно— успокоившись ответил я— теперь всё звучит более рационально. Я готов даже полностью сжиться со своей парализованной рукой.

     — У меня к ней, кстати, есть вопросы. Это же она тебя привела. Но как? — спросил Джотто Иванович.

     — Думаю, что она вам сейчас не ответит. Обычно, я чувствую нутром, когда она склонна к диалогу.

     — Ну-с. Ничего такого! Хочешь пойти со мной сейчас в эдакий патруль? Давно хотел в станицу добавить что-нибудь новенького. Одному хоть не скучно будет. Добавим ярких красок к твоим записям в дневнике.

     Я утвердительно махнул головой, и мы начали собираться. Кстати, странно вообще, что здесь никто на ключ не запирает свой дом, это не дает мне покоя. Контролируемое наполнение сообщества— это, конечно, замечательно и ужасающе, но человеческий фактор никто не отменял. Или это просто я такой нервный.

     Мы зашагали по дороге влево от дома Джотто Ивановича прямиком к пролеску на краю деревушки. Чем ближе мы приближались туда, тем скорее я осознавал, что уже был там. Мы шли к шалашу, скрытому среди большого пролеска. Мне все казалось, что мы должны будем где-нибудь повернуть, но шли мы именно туда. Джотто Иванович остановился недалеко от шалаша, показал пальцем в его сторону и сказал:

     — Раньше его здесь не было. Что это у нас? Просто кучка каких-то старых деревях. В принципе, вещь бесполезная. Давай закроем это дело.

     — Постойте, Джотто Иванович— неожиданно для себя сказал я— Мне кажется, что в этом шалаше есть что-то важное. Я видел его до этого. Можем мы пожалуйста не закрывать этот разрыв? Вдруг, действительно как-нибудь пригодится?

     — Ну ладно.— вздохнул Джотто Иванович— Только вот из-за тебя, дорогой мой друг. Если тебе интересно моё мнение, то это просто будка какая-то собачья, которую себя случайно занесло. Ну ладно. Хочешь передохнуть? Ты тут проходишь, верно, по десять километров каждый день. Успел встретить ещё кого-нибудь интересного?

     — Скорее стоит сказать о том, кого я встретил неинтересного. Хотя, да. Был один неприметный парень, который на тракторе работает. Вот он какой-то слишком нормальный для этих мест.

     — Не поверишь мне, мой дорогой друг. — ответил Джотто Иванович— Здесь есть и такие. Не всё же быть одним странным личностям в странной деревне, да? Будь тут все странными, всё бы вмиг улетучилось. Баланс рационального и иррационального, помнишь?

     — Слабо понимаю, в чем он должен выражаться и кем должен контролироваться, но да, помню. По-моему, начинает холодать. Вам так не кажется?

     — Да, задуло каким-то восточным, это верно. А ты, верно и без куртки, да? Всё щеголяешь в рубашках Богдана Алексеевича, хе-хе. А тебе идет! Сливаешься с местностью. Пойдем тогда к центру, может найдем чего там. Там и не так холодно будет.

     — А где вообще больше всего разрывов бывает? — шагая к центру спросил я.

     — Вообще, разрывы— вещь непредсказуемая. Могут месяц не появляться, а могут хоть каждый день. Все в разных местах. У меня вообще дома книга специальная есть, я туда всё фиксирую, чтобы не забыть. Придем вот, напомни, пожалуйста, чтобы я её показал.

     Мы прошли мой дом, а затем резко остановились. Джотто Иванович поднял руку, а затем указал на какой-то еле— заметный переулок.

     — Его тут раньше не было. Вот и работка подоспела. Будь очень осторожен, Василе. Умоляю тебя— сказал он.

     В конце еле заметного переулка стоял миниатюрный старинный дом довольно странного вида. Весь он был дощатый, но при этом выкрашен он был в светло-коричневый цвет. Крыша как будто съезжала набок, но, видимо, так и было задумано. Она была выкрашена в более тёмный коричневый. При этом, этот маленький дом будто состоял из трех прилепленных друг к другу неравномерных частей. Описывать всё это крайне трудно, но я отчетливо видел, где одна часть дома переходила в другую. Очень интересные геометрические пропорции. Перед домом стояла сетчатая ограда, которая визуально ничего не скрывала. Наверное, стояла она исключительно для предотвращения побега кур, гусей и других животных. Перед самим домом стоял стол с двумя табуретками, на которых сидели два приятных пожилых мужчины восточного вида. Они очень увлеченно играли в нарды. Рядом с нардами на столе стояло два очень красивых деревянных резных стакана, из которых валил пар.

     — Да уж— сказал Джотто Иванович— Выглядит классно. Всегда бы так. Не будем мешать молодым людям. Судя по виду, у них какая-то очень важная партия. Поздравляю тебя с новыми соседями. Этот разрыв мы закрывать не будем.

     — Отлично. Выглядят они очень по Старороговски.— резюмировал я.

     — Это потому что они отсюда и есть. Просто из другой её вариации. Ну-с, дорогой друг. Наверное, на сегодня у нас всё. Я еще иногда вечерние обходы делаю. Если что, то буду заходить за тобой, ты же не против? А пока, давай-ка ко мне сходим, я тебе покажу свой журнал, да и ещё кое-что, так уж и быть. Посидеть нужно, а то мы и правда ходим целый день. Это, конечно, полезно, но во вполне разумных пределах.

     Оказавшись снова в доме Джотто Ивановича, хозяин дома тут же улетучился на кухню, чтобы поставить чайник, стоило мне только снять обувь. Затем он долго рылся в каком-то комоде в своей комнате. Спустя несколько минут активных поисков, Джотто Иванович вышел ко мне с толстой книгой в зелёной кожаной обложке. Он торжественно положил её на стол, а затем сказал:

     — Ну, выбирай, дорогой мой друг. Там все не так подробно описано, поэтому ты меня спрашивай. А я уж во всех красках расскажу.

     — А это дневник с самого первого закрытого разрыва?

     — Нееет, что ты, Василе. Я тогда еще не додумался всё это дело записывать. Про него я и так могу тебе рассказать, если нужно. В этой книге уже все с самое интересное записано.

     Я принялся перелистывать большие страницы, цепляясь взглядом за интересные моменты. Вот выписал парочку. Чаще всего, там какие-то очень простые вещи, вроде силосных башен, но есть и интересные моменты. Списал все с разрешения Джотто Ивановича.

     Самая первая запись:

     «Дневник пространственных разрывов. Запись №1. Появился разрыв ближе к озеру. Неподалёку от пролеска возле кустов терна стояло старое синее деревянное кресло. Спустя некоторое время наблюдения из чащи появился мужчина в шубе из какого-то очень мохнатого животного. Он сел на кресло и закурил какое-то подобие самокрутки из старой газеты, загнутой в козью ногу. Мужчина долго всматривался в меня, а затем заговорил. Он спросил у меня— «Ты случаем не казак?». Я ответил отрицательно. Тогда он еще немного посмаковал сигаретку, а потом выдал –«А волосы длинные, как у казака. Ну мне тут тогда делать нечего. Бывай». И просто растворился в пространстве. К казачеству я отношусь положительно, но не хватало еще растворяющегося в пространстве охотника из двадцатого века у нас в деревни. Закрыл разлом к черту»

     «Запись №15. Возле дома культуры появился очень большой разрыв. Сразу три дома и лавочка в центре дороги, на которой уже сидели три пожилые женщины, обсуждающие отвлечённые темы. Почему бы и нет? Разрыв оставил»

     «Запись №36. Возле Богдана появилось какое-то японское додзё. Экзотично, конечно, но войдя в японский дом я увидел, как один мужчина азиатской внешности имел намерения испытать прочность своей катаны на молодом пареньке. Кровопролитие остановил. Разрыв закрыл. Против японской культуры ничего не имею, но лучше пусть она будет в подходящем месте»

     «Запись №58. Прямо рядом со мной открылся большой разрыв. Большой деревянный постоялый двор-трактир. Внутри все говорили стихами, отсылаясь к каким-то произведениям культуры. Моё присутствие запустило цепочку какого-то дешевого снобского водевиля. Из двери вышел человек, нарочито похожий на меня, который в стихотворной форме повествовал о вещах, о которых я и так знаю. Твою мать, еще хватало у нас филиала ироничной планеты Солярис. Взял оттуда столы и стулья. Закрыл разрыв»

     «Запись №63. Не связано с разрывом, но видел неподалеку от деревни какую-то группу фанатиков. Возможно возникнут проблемы. Стоит разобраться. Видел их во время положения деревни в позиции номер три. Жгли факелы и носили белые балахоны. На спинах нарисовано подобие змеи. Не к добру это. Стоит сообщить»

     «Запись №74. В переулке возник разрыв, и я готов поклясться, что слышал ЕГО голос. Но это было скорее эхо. Непонятно какой версии ЕГО голос принадлежал и каков был контекст высказывания. Было что-то вроде— «Давай сыграем». Видимо разрыв действовал, как эхо-комната, отражая ключевые для Старороговской моменты. Похоже на то, что скоро кое-что произойдет»

     «Запись №79. Встретил разрыв, в которой люди пировали, выпивая кровь друг друга. Сначала был в ужасе, а потом разузнал поподробнее. Оказалось, что они вовсе не вампиры, а кровью питаются своей же из-за того, что с жиру бесятся или чувствуют, что она требуется организму. Какая-то чушь. Закрыл разрыв, но материализовал из разрыва к нам чудесный самовар»

     «Запись № 92. Возле реки появилась прореха с людьми, которые носили маски из козлиных голов. Вели себя неагрессивно. Пространство прорехи почти ничем от нашего не исключалось только за исключением того, что у них был пожелтее песок. Стянул из этой прорехи хорошие деревянные ворота. Разлом закрыл»

     А дальше записи становились все размеренее и формальнее. Неужели можно превратить такую вещь, как соприкосновение с другими мирами в какую-то нудную документальную процедуру? Это нужно было постараться, но насколько я понял, связано это было с волной экзистенциальных вопросов, нахлынувших на бедного Джотто Ивановича.Он сам не знал, что делал и зачем. Судя по записям, он многое знает о возможном будущем деревни, о её прошлом и всем прочем, но это не дает ему ответов на вопросы о собственной цели существования. Вот, например, одна из записей:

     «Запись №102. Зачем я нумерую записи? Зачем я делаю всё это? Наверное, чтобы деревня не превратилась в один большой разрыв, который можно будет растащить. Нравится ли мне это? Нет. Не нравится ли мне это? Нет. Иногда думаю плюнуть на всё, но вокруг слишком много добрых людей, да и куда мне? Я даже не помню, чем занимался до. И не хочу вспоминать, наверное. Ладно. Видел сегодня коммуну разумных бобров. Язык я не понимал, но велась, судя по всему, полемика о том, что первично— «Мысль или материя». Разрыв закрыл»

     Какой-то крик о помощи. К многим записям были прикреплены фотографии. Очень даже занимательные. И очень даже документального характера. На одной из них увидел какое-то желтое пятно на другой стороне реки. Делать всё равно нечего, поэтому я попросил у Джотто Ивановича эту фотографию, чтобы показать её бабушке Солке. Думал, может это вселит в неё дополнительную надежду того, что тигр всё-таки существует где-то там в зарослях на другой стороне. Джотто Иванович любезно согласился отдать фотографию, и я решил откланяться. Подумать только, меня не удивляют уже такие вещи, как сегодня. Похоже, что я влился полностью. Или закон Вернера-Фехнера сжег ко всем чертям мои нейромедиаторы. На прощание Джотто Иванович сказал мне:

     — Василе, друг мой, пожалуйста, будь осторожнее с разрывами. Их тут мало, конечно. Да и почти все— это какие-нибудь дома с одной бабулей или вообще заброшенные дома, но бывает и что-то похуже, ты сам сегодня видел. Как увидишь, что, сразу ко мне беги, хорошо? Беру с тебя обещание!

     — Обещаю, Джотто Иванович.— очень серьезно без всякой иронии сказал я— Если что, то сразу к вам. Спасибо большое за чай. Не думаю, что столкнусь здесь с чем-то эдаким. Отдыхайте пожалуйста.

     — Спасибо тебе, дорогой мой друг. Ты сейчас куда?— спросил он.

     — Пойду к одной бабушке, покажу фотографию этого пятна. Она верит, что видела в молодости тигра на другом берегу. Вот будет тема для беседы— ответил я.

     — Ах, Соломонида Антоновна, точно. Интересный экземпляр. Хорошо, я сегодня и правда встал рано. Пожалуй, со всеобщего позволения, подремлю чуть-чуть. Спасибо тебе сегодня за компанию, Василе. Пойдём завтра в вечерний патруль?

     — С радостью! Выбор деятельности у меня все равно небогатый. Хорошо вам отдохнуть.

     На улице стало по приятному прохладно. Видимо, её занес сюда ветер с озера или с реки. Дошел я до той самой лавочки в очень даже приятном расположении духа. Бабушка Солка ожидала меня на своём посту.

     — Вашиле! Шдравштвуй!— радостно произнесла она, стоило мне приблизиться.

     — Добрый день вам. Чем занимаетесь? Всё бдите?— спросил я.

     — Да, молодой шеловек. Бдим и бдим, куда денешься. А ты шего тут? Прошто гуляешь?

     — Можно сказать и так. Я сегодня был у Джотто Ивановича и нашел у него вот эту старую фотографию. Смотрите, это этот берег и лес на той стороне. И тут какое-то желто-оранжевое пятно. Видимо рука дрогнула, когда фотографировали. Может это и есть наш тигр?

     — Ого! А когда шфотографировали?— увлеченно спросила бабушка Солка.

     — Не знаю. Как-то не пришлось к слову.

     — Ну это тошно тигр. Ну вот мой тигр, которого я девочкой и видала. Или может дитё его. Шлушай, пойдем моей подруженции это покажем. Она-то мне и не верила вше годки. Пойдем-пойдем. Я тебе ша такой подарошек шапочку швяжу. Ох, мы ее шейчашь в лужу окунем. Пойдем.

     И прямо, как в первый раз мы очень суетливо пошли к кладбищу. Подруги бабушки Солки в кибитке не оказалось. Телевизор был выключен, следы жизнедеятельности отсутствовали.

     — Нууууу лежебока— сказала очень добро бабушка Солка— Дома отлеживаетшся. Ну пойдем, Вашиле, к ней. Может угоштит чем. Она тут недалеко. Пойдем-пойдем.

     Дом был и правда совсем неподалеку. Стоило пройти совсем ничего, и мы оказались возле с соломенной крышей. Я даже удивился, что такие до сих пор остались. С другой стороны, мне представился отличный вариант экономного проживания образца прошлого века. При этом, дом был обшит какими-то железными листами, которые в дальнейшем покрасили в розовый цвет. Звучит, как салат «Оливье» смешанный с салатом «Под шубой», но выглядело все, на самом деле, довольно органично. Заходить внутрь я не стал, остался ждать возле небольших ворот. Бабушка Солка вернулась довольно скоро с удручающими новостями:

     — Нету. Тюти. Пошла она, похоже, в леш за шишками для наштойки— сказала она— Ну ты мне фотокартошку отдай, я ей покажу. Шпашибо тебе, Вашиле. Чшаю может хошешь? Или ты Богдану Алекшеевичу?

     На слове «В леш за шишками»свист чуть не прикончил мои перепонки, но собрав всю свою силу воли, я героически продолжил диалог. Тем более, что весь этот свист делал эту миниатюрную бабушку ещё милее.

     — К Богдану Алексеевичу? А зачем?— спросил я.

     — Ну у него там шборище какое-то. Ленка сш Людкой вон прошмыгнули недавно туда. — ответила она.

     — Ну раз так, пойду проверю. Спасибо вам большое. Хорошо вам провести вечер.

     — Ну это уж тошно. Бывай, Вашиле! Заходи чаше! Я оладушек испеку, поешь хоть, щеки наешь, а то впалый вешь.

     От домика с соломенной крышей идти до дома Богдана Алексеевича было минут десять-пятнадцать по приятной проложенной асфальтом дороге. В одном из переулков я встретил Ийа. Он стоял так, будто ждал меня. Буквально посреди дороги, глядя в мою сторону. В своем очередном клетчатом костюме, сколько у него их вообще, он спокойно наблюдал за тем, как я приближаюсь к нему, кротко ожидая.

     — Добрый вечер, Василе. Направляетесь к Богдану Алексеевичу? Позволите составить вам компанию? — в своей привычной манере отчетливо проговорил он.

     — Да, конечно. А вы меня тут специально ждали? — спросил я

     — А в этом есть что-то плохое? Я был здесь неподалеку. К тому же, вы тоже— походу движения отвечал он.

     — И часто вы так вычисляете траекторию движения других людей, чтобы с ними пройтись? — снова спросил я, руководствуясь ехидным настроением, которое неожиданно появилось у, меня— Наверное, очень весёлое занятие.

     — Надоедает к третьему разу, Василе, а затем носит исключительно прагматический характер. У вас выдалась интересная неделя с Джотто Ивановичем. Вы открыли в себе талант. Как вам? — спросил Ий.

     — Вы про разрывы и все прочее? Разве недостаточно того, что деревня постоянно перемещается? Как вы тут вообще живете? Что у вас тут ещё есть? — возмущаясь спросил я.

     — Не бойтесь, Василе— совершенно спокойно и холодно отвечал мне Ий— Все эти, как вы сказали, «разрывы»— вещь необыденная. Географическая неопределенность— вещь более привычная для нас. Эти «разрывы» возникают не то, чтобы часто. Вы же сами видели журнал Джотто Ивановича. Всего лишь сто случаев за весь тот период, что он тут живет. А вы поверьте, этот период очень и очень большой. К тому же, вы сами видели, что гласит большинство записей: «Дом с новым жителем, ничего необычного», «Появилась лавка», «Появилось два дома с новыми жителями». Интересных случаев пересчитать по пальцам одной руки, поэтому не вижу к чему это беспокойство.

     — А что это вообще такое? — спросил я— Почему это происходит здесь?

     — Видите-ли, Василе, мы прямо сейчас стоим на земле квантово-неопределенной. Да и сами мы, скрывать не буду, в какой-то степени квантово-неопределенны. Все эти разрывы— это эхо других вселенных. Вселенных, в котором произошел некий момент, приведший к определенности территории. Мы сохраняем статус-кво, но в других вселенных могут происходить самые разные события. Даже что-то совсем уж мелкое способно внести определенность на всю территорию. Но работает это не на всех территориях. Например, вся деревня перестает быть квантово-неопределенной, а один дом остается таковым, потому что у их хозяев то ли должен сгореть дом из-за некачественной проводки, или не должен. Подвешенное состояние, которое способно открепить их от существующей прямо сейчас реальности и прикрепить к нам. Тебе вообще Джотто Иванович описал весь механизм закрытия разрывов? Он рассказал, какой властью обладаешь ты?

     — Нет, ни о какой власти он не говорил. Разве только о той, что он определяет, что останется здесь. Довольно удобная штука.

     — И он не рассказывал, как? — спросил Ий.

     — Ну. Там было что-то про мысленное вкрапление в окружающего бытия своего сознания. Я просто задумался о своём и всё закрылось. — ответил я.

     — Представляю, как сложно и литературно рассказал все Джотто Иванович. Этого у него не отнять. Я объясню в два слова. Джотто Иванович и ты способны быть наблюдателями квантовых частиц из других миров. Наблюдатель, в данном случае, изменяет свойства частиц и определяет их дальнейшую локомоцию.

     — Кого? — спросил я.

     — Движение частиц— ответил Ий— другими словами, чтобы оставить вещь из разрыва, нужно сознательно определить её, как квантовую, думая о ней двойственно. Чтобы закрыть разрыв, нужно определить судьбу видимых частиц в моноканальном порядке. К примеру, сознательно определить для себя, что проводка в доме послужит причиной пожару в доме. Но это слишком жестоко, думаю, что Джотто Иванович таким не занимается.

     — И куда отправляются люди и вещи из разрывов? — с явным интересом снова спросил я.

     — Обратно к себе. В свою определенную, лишенную квантовой неопределенности, реальность— ответил Ий.

     — Звучит здорово. А чем занимаетесь здесь вы? — неожиданно спросил я, уже подходя к дому Богдана Алексеевича.

     — Я? А что такое Василе? — немного смутившись ответил вопросом на вопрос Ий.

     -Вы меня извините, но за все дни у меня остались вопросы только к вам. Здесь все заняты чем-то. Богдан Алексеевич чинит вещи, его жена занята культурной жизнью, Никита Соломонович лечит людей, бабушка Солка ждёт тигра на другом берегу. А вы за все дни только загадочно ходите и даете мне понять, что знаете всё о движениях моих частиц. Не думаю, что вы погружены в действия документального характера, поэтому чем-то же вы должны быть заняты? Не сочтите за грубость, просто интересуюсь.

     — Вообще, ты не совсем прав. С документацией я всё же работаю. Нужно же как-то выбивать финансирования — с ухмылкой ответил Ий— Чем занимаюсь я? Я толкаю частицы в нужные стороны, а потом слежу за их перемещением. Вот прямо, как сейчас. Впереди нас ждет глобальная неопределенность, неподвластная даже моему расчётливому взору. Мне нужно проследить, чтобы, когда всё началось, все были на своих местах.

     — Когда что началось? — спросил я.

     — Василе, пока не забыл. Очень скоро Джотто Ивановичу понадобится твоя помощь. Предупреждаю заранее. А еще, скоро твоя проблема с рукой разрешится— проигнорировав мой вопрос ответил Ий— кстати, а что с поясом, который тебе подарили?

     — Висит дома.

     — Он тебе не понадобится. Держи под рукой. Ты иди к Богдану Алексеевичу, а у меня ещё дела.Это не последняя наша встреча. Хорошего Вам вечера, славный господин— почти театрально попрощался Ий.

     — И вам того же. Прощайте, господин Ий— попрощался я, сделав акцент на его имени.

     Ий немного сморщившись, видимо из-за моего смыслового ударения, поклонился мне и удалился куда-то за дом Богдана Алексеевича. К чему вся эта загадочность? Разве не видно, что я уже целиком и полностью принял абсурдность бытия, надев на себя непроницаемую броню из радостной отрешенности ко всем происходящим событиям? Мне кажется, что таких людей должны посвятить во всё и сразу. Или наоборот? Кто такой вообще этот Ий? Он только и делает, что ходит тут загадочно и все. Нужно бы спросить мнения у моей руки. Давно с ней не переписывался. Я считаю, что Ий— это несущая стена деревни. Да, он занимается какой-то документацией, но ведь должно быть ещё что-нибудь. Другая несущая стена деревни— это Она. Она занимается какой-то культурной жизнью, рисует картины, может преподает чего детям. Она не такая закрытая и загадочная. Более того, мне кажется, если грамотно её спрашивать, то она выдаст вообще всё, о чем только можно попросить. Ий создал деревню— это неоспоримый факт. Может, он эдакий рихтарж? Следит за порядком? Тогда почему он не помог Лёнику попасть обратно домой? Похоже на то, что работенка у него непыльная. К тому же, я заметил, здесь каждый занимается тем, чем ему нравится. Возможно, Ию нравится быть загадочным мужчиной в костюме. И движимой этой мечтою он когда-то давно и создал квантово-неопределенную деревню, расщепив своё сознание.

     Дома у Богдана Алексеевича было довольно шумно. Внутри, прямо, как пчелы в улье слонялись туда-сюда барышни в возрастном диапазоне от тридцати восьми до пятидесяти пяти лет. Из духовки вынимался пирог, ставился на плиту чайник, поправлялась скомканная скатерть на столе, нарезался сыр, откупоривалось вино, гладился кот, по которому я даже начинал скучать, лёжа в своей лачуге, в зале появлялись стулья и отодвигались шкафы. Всё это происходило разом и очень хаотично. Я, прямо как Богдан Алексеевич, не мог найти себе места во всем этом контролируемом беспорядке, поэтому сел рядом с ним на лестнице.

     — И вот так вот каждый раз, друг— сказал мне Богдан Алексеевич очень драматично вздохнув.

     — А это уже не первый раз?— спросил я.

     — И не второй, Василе. В ДК репетирует кто-то, поэтому Машенька вот к нам всех позвала. Я, наверное, к себе пойду паять, а ты можешь и здесь побыть. Тебе, как филологу всяко будет интересно. Они, вроде, уже всё. Не скучай, друг. Отложи мне пирога!— сказал он уходив в свой кабинет.

     В этот момент из кухни вышла Мария Семеновна, которая была явно рада меня видеть. Тем более, что я довольно сильно разнообразил в этот вечер гендерное разнообразие, будучи единственным представителем мужского пола на встрече книжного клуба.

     — Василе! — радостно сказала она, снимая фартук через голову— Ты к нам? В книжный клуб?

     — Да, Мария Семёновна, здравствуйте. Только я не знаю, что сегодня на повестке дня будет. Просто послушаю, мешать не буду— ответил я.

     — Ну что вы! У вас образование же есть. Уверена, что и вы свои пять копеек вставите. — ответила мне Мария Семёновна, усаживаясь в удобное креслице посреди комнаты.

     Я же в свою очередь присел на диван возле довольно молодой барышни лет тридцати шести. Её длинный рыжие волосы то и дело хлестали меня по лицу, когда она резко к кому-то оборачивалась. Все наконец-то уселись и принялись доставать из своих сумок книги. В зале было немного тесновато, но это, видимо, придавало происходящему сплоченности. Даже я, человек не ознакомленный с книгой чувствовал себя на своем месте. В общей сложности в комнате присутствовало одиннадцать человек, включая меня. Книга называлась «Прекрасная обыденность чертовщины темной ночи». Автора я не успел запомнить, но некоторые моменты из книги мне понравились, нужно было взять с собой почитать. По содержанию, насколько я понял, это был сборник рассказов, состоящий из четырех произведений. Одно было про девушку-кассиршу Всеславу, которая каждую ночь имела дело с утопцами, чертями и другой нечистью. Как-то очень попсовенько. Второе произведение было про региональную радиостанцию, которую захватили пришельцы и принялись транслировать что-то своё, пытаясь завлечь людей в свою культуру. Третье произведение повествовало о мужчине, который ехал по ночной дороге к своему отцу ради мести, в конце произведения он отдал ему какой-то коробок и уехал в закат, большую часть этого рассказа занимали мысли главного героя о становлении себя, как личности. И самое последнее произведение представляло собой какой-то автобиографичный рассказ с вкраплением стихов о последнем летнем дне, проведённом под покровом ночи. Последний рассказ понравился мне по содержанию больше всего. Впрочем, только его мне удалось прочитать во время встречи. Сразу после пересказа книги начались какие-то споры, распри и голосования.

     Первой выступила черноволосая кудрявая женщина лет сорока шести, сидящая напротив меня. Она сказала, что ей больше всего понравилось третье произведение, наполненное шекспировскими аллегориями, метафорами и отсылками на другие культурно-значимые объекты элитарной культуры. С ней не согласилась сидящая рядом со мной рыжая девушка по имени Анна. Анна говорила о том, что эти отсылки созданы лишь для того, чтобы заполнить пространство в книге, а настоящим бриллиантом сборника является второй рассказ, наполненный страхом и отсылками на кучу фильмов в жанре ужасов. В дальнем углу дама с короткой стрижкой не согласилась. Даму с короткой стрижкой наиболее тронул первый рассказ, с едким слогом, наполненный аллюзиями на бюрократию и кучей отсылок к старославянским преданиям. Мне захотелось вклиниться.

     — Неужели отсылки и аллюзии— это самое ценное в этом книжном произведении? А что насчет истории и персонажей? — спросил я, пока все отхлебывали чай с чабрецом.

     — А вы, молодой человек, Василе? — спросила короткостриженая мадам из своего уголка.

     — Да, кстати, я не представился. Извините пожалуйста, но мне приятно познакомиться! Спасибо, что радушно приняли меня.

     После моих слов последовала церемония представлений. Но как бы это цинично не звучало, в новом коллективе мне очень трудно запомнить имена. Поэтому, запомнил я лишь имя девушки, весь вечер хлеставшей меня своими длинными рыжими волосами. Затем наш разговор продолжился.

     — Не знаю, как остальным, буду говорить за себя— начала говорить короткостриженая мадам— Всё зависит от произведения, Василе. Понимаете, иногда вот читаешь что-то, а сюжет книги и не сюжет вовсе, а некий сканворд, который нужно разгадать. Мне кажется, в этой книге автор как раз таки хотел, чтобы мы разгадывали каждый свой сканворд и улавливали отсылки, которые постепенно выстраиваются в какой-то свой текст. А вы читали, Василе?

     — Если честно, то нет. Успел вот только прочитать последний рассказ и не уловил как-то там никаких отсылок. По-моему, сугубо личная вещь вообще, да ещё и приятная такая. Прямо переносящая в этот последний летний денек. — ответил я.

     — Да, с последним рассказом у меня возникли проблемы. Там я никаких отсылок не уловила— отвечала мне очень кротко короткостриженая мадам— Но может это как раз таки пустые поля в сканворде, которые нужно заполнить с помощью слов, выуженных из предыдущих рассказов?

     — А мне кажется, что на этих страницах кипит и бурлит жизнь автора— в своей заигрывающей манере отвечал я— И этот самый автор разделил свою жизнь и поместил их в эти самые возможные отсылки, но неужели только ими всё ценно. Вы бы могли прочитать книгу, которая просто является отсылкой? Меня бы и на главу не хватило, это же как специи есть без основного блюда.

     — А мне кажется, мне бы понравилось. Звучит уж точно интересно— ответила мне короткостриженая мадам.

     После этого пошли разговоры о характерах персонажей, авторском слоге и всем прочем, а я погрузился в думы. Произведение— отсылка. Звучит уж точно грустно, не в обиду барышне. Последний рассказ был наполнен таким мягким трагизмом принятия неизбежного и наслаждением текущим, что я бы даже и перечитал рассказ. Хотя, может мне так понравился рассказ, потому что я нашёл в нем какой-то отклик на мою выработанную здесь картину мира? Думаю, что это и не важно.

     Так прошел ещё где-то час культурного чаепития. Я даже иногда говорил впопад! И даже получалось поддерживать культурную беседу сразу с несколькими людьми. Начало темнеть.

     Разговор перешел на более бытовые темы, но ценность художественных отсылок в произведениях меня очень сильно зацепила. Неужели, дофаминовая лихорадка добралась и до литературы? Мы в университете еще не добрались до современных авторов. В основном, читали что-то старое и фундаментальное. Там тоже были отсылки, но мы про это почти и не говорили. Хотя уж, что тут говорить, если многие старые и новые произведения строятся целиком вокруг, к примеру, библейских отсылок, но большинство же при этом самодостаточно. Мне стало немного душновато в комнате, и я воспринял это как сигнал от моего организма к бегству с культурного мероприятия. Я ушёл, попрощавшись перед этим с Богданом Алексеевичем. Мария Семёновна, кстати, завернула мне с собой пирог, поедаю его прямо сейчас, а он даже не успел остыть. Очень вкусная шарлотка с нежной хрустящей корочкой сверху и очень мягким тестом внутри.

     По дороге было что-то странное. Где-то после дома Никиты Соломоновича, уже внизу. Уже смеркалось, но это не помешало заметить мне в свете угасающего солнца невиданный мною до этого вечера небольшой мелколистый куст вяза. Я хожу по этой дороге очень часто вот уже столько дней и сразу обратил внимание на это. И я готов поклясться, что стоило мне сделать шаг к этому кусту, как я услышал знакомый голос, который произнёс-«Не сейчас». Кажется, это был тот же голос, что и тогда на окраине деревни направил меня к Ию. Я сразу побежал к Джотто Ивановичу, но не обнаружил его дома. Видимо, он пошёл в ночной патруль. Надо бы ему хотя бы записку отнести или сходить еще раз. Чувствую себя я фиговенько, если честно.

     Блин, рука, которая не подавала признаков жизни весь день сейчас вдруг затряслась. Что ей нужно?

     «Ох»

     Ох?

     «Ох-хох-хооххо-хох. Василе. Я весь день смотрела твои воспоминания. Я проникла к тебе в разум. Прости. Прости. Но нужно было узнать. Нужно было узнать, оно это или не оно. Оно это или не оно. И похоже, что оно»

     Ты вообще, о чем? Какие мои воспоминания ты смотрела?

     «Ну. Я же не часть тебя. Нужно было. Нужно же узнать хоть что-нибудь про временного хозяина»

     И как? Узнала?

     «Узнала достаточно. Узнала, что мы скоро расстанемся. А потом мы встретимся»

     Как это расстанемся? Тебя отрежут?

     «Нет»

     Тогда что?

     «Я скоро вернусь»

     Это как?

     Рука немного подергивается, но ничего не пишет.

     «Ладно. Это неизбежно. Это произойдет. И это наконец будет упокоением. Чувство единства всё равно нарушено. Понимаешь. Василе, понимаешь, тебя втянуло в эту игру еще только тогда, когда ты родился. Когда ты только родился. Понимаешь. Всё это очень тонкие вещи. Начну. Начну издалека. Василе, в этом мире есть люди, способные выбирать лучшие из вероятностей. Они научились делать это не с рождения. Что-то происходило в их жизни. Что-то происходило, и они чувствовали. Чувствовали, что если они нажмут на спусковой крючок с пистолетом у своей головы, то он. То пистолет заклинит. Если они сунут руку в лоток. В лоток с яблоками. То вытащат самое лучшее и сочное. Ничтожнейшие из вероятностей они способны подчинить. Звучит. Звучит, как дар, но работал. Работает этот дар только на короткой дистанции. Они не знают. Они не знают, что будет через день, неделю, полгода. Они этого не видят. Они видят лучшее яблоко в корзине прямо сейчас. А твой. Твой таинственный урод Ий. Он видит. Он всё видит. Он видит куда движется каждый атом. Он видит скорость атомов. Он видит их массы. Он видит всё. И он знает, куда всё идет. Видит все варианты возможных событий. Тот, кому я принадлежу. Он не видит. Ий видит. Ий видит это из-за своего дебильного эксперимента, который он провел тогда. Из-за него появилась вся эта деревня. Из-за него ты здесь. Из-за него мы здесь. Тот, кому я принадлежу хочет закончить это всё. Он хочет, чтобы никто больше не видел движения атомов. Чтобы больше никто не смог предсказать»

     А почему это так важно? Ну пусть себе предсказывает движение атомов здесь на территории станицы.

     «Нет. Он знал. Он знал, что тут будешь ты. Он знал. Это он и они привели тебя сюда. Путь сюда ждал. Он ждал тебя еще до твоего рождения»

     Они?

     «Да. Они. У того, кому я принадлежу есть враги среди таких же, как и он. Они не хотят, чтобы у того, кому я принадлежу было видение. Это. Они говорят, что это нарушит физический баланс. Ты. Ты видел их. Тот старик в поезде. И тот пьяница. Это они. Они такие же, как тот, кому я принадлежу. Они следуют лучшим вероятностям, но не видят, куда они ведут. Они ведут борьбу против того, кому я принадлежу. И я знаю исход. Я знаю исход без послесловий. Я знаю исход, но не знаю последствий»

     Подожди, ты мне сейчас говоришь, что тот добродушный дедушка в поезде и тот, кто занял моё место в поезде знали, что я сюда попаду? Но зачем?

     «Это. Они думают, что это победит того, кому я принадлежу. Они думают. Думают, что это его победит. Но они знают только половину исхода. А я теперь вижу всё целиком»

     Да кому ты принадлежишь?

     «Вы встретитесь. Вы скоро встретитесь. Прости. Не буду. Не буду красть у тебя этих эмоций. Вы встретитесь»

     И к чему это приведёт? Какой исход ты увидела?

     «Всё растворится в единой темной массе, а потом будет свет. Потом. Будет свет»

     Ничего не понятно. Я умру?

     «Нет. Но да. Это важно? Каждый день что-то в тебе умирает. Каждый день что-то в тебе живет. Уже скоро в тебе оживет рука. Рука, которая будет подчиняться тебе»

     Хотя бы какие-то радостные вести. Ты не обижаешься на меня?

     «За что?»

     Мне показалось, что я был груб в своих мыслях и записях, когда дело касалось тебя. Извини меня, если что. Просто всё было довольно неожиданно для моих неокрепших юных мозгов. Даже сейчас для меня всё кажется какой-то дикостью.

     «Василе. Одна часть не может обидеться на другую. Но. Но. Но. Спасибо. Я дам тебе три совета. Три прощальных совета. Первое. Даже если твой создатель сомневается в том, правильно ли он поступил, ты должен отделиться и воспринимать всё, как существующее. Второе. Василе, она тебя никогда не любила, ты любишь собственную любовь к ней, а не её, и перестань наконец ныть по этому поводу внутри себя. Третье. Огнемет в третьем ящике. С остальным ты справишься»

     Подожди. А кто такая Она? Ты знаешь что-нибудь о ней?

     «Она? Она художница. Она творит»

     Это и я знаю. Рука совсем опустилась. Сейчас из открытого окна напротив подул какой-то неприятный холодный ветер и перелистнул страницы моего дневника. Что это все значит? Ий может предсказывать события и из-за него создалась вся эта деревня. Это я и так подозревал. Но я не подозревал, что у него есть какой-то конфликт с человеком, с которым всегда происходит лучшая из вероятностей событий. Как против такого вообще бороться? Судя по словам руки, об этой партии Ий знал еще тогда, когда я только родился. Видимо, поэтому он знает про то, о чем я пишу в дневнике и обо всём другом. Но кому принадлежит рука? Кто решил перейти дорогу Ию? Мне кажется, что я сегодня не усну. Схожу, пожалуй, к Джотто Ивановичу, расскажу про возможный разрыв и может попрошу какую-нибудь куртку взаймы.

     Джотто Ивановича снова не было дома, но я оставил ему на двери записку. Надеюсь, что в тьме ночи он заметит её в ручке двери. На обратном пути встретил Ону. Снова она ходила со своим большим мольбертом. Помог донести его до дома, и мы немного поболтали на крыльце.

     — Слушай— начала говорить она— А что там произошло с этим мальчиком-танцором вчера?

     — Ой, там такая история— ответил я— Он меня преследовал, оказывается. Вызвал меня на танцевальную дуэль. Я ему подыграл сначала, а потом моя рука случайно его тыкнула в живот, когда он какой-то кульбит делал. Вот он обиделся и убежал.

     Она залилась смехом, а затем сквозь пробивающийся смех сказала:

     — Ну ты перед ним извинись. Обидно, мне кажется. Но очень-очень смешно.

     — Обязательно, как будет случай. Я сразу извиниться хотел, но он так убежал быстро. А ты чего ночью рисовала? Разве видно что-то? — спросил я.

     — Видно звезды— ответила Она— Да и разве для того, чтобы рисовать нужно видеть что-нибудь?

     — А как по-другому?

     — Очень легко, вам просто не рассказывают, как это, но так делают абсолютно все художники. Примеры и модели нужны им только для отвлечения глаз— таинственно ответила Она— А ты куда путешествовал?

     — Ходил к Джотто Ивановичу, но его не оказалось дома. До этого был на встрече книжного клуба Марии Семёновны. Было интересно!

     — А меня не позвал— с долей обиды сказала она— Вот такой ты оказывается человек.

     — Да у меня это как-то хаотично получилось. Я и не собирался, извини— виновато ответил я.

     — Ты чего, я же шучу. Человек свободен в своей воле. Но в следующий раз всё таки позови. Я сегодня так устала. Приходи обязательно завтра, я уровень не могу в квесте пройти, а у тебя выходит всё хорошо. Только пообещай, что придешь, мне очень интересно, что там дальше будет.

     — Хорошо! Клянусь, даю обещание и кровно обязуюсь! — с некоторой долей наигранного пафоса ответил я.

     На этом мы и расстались. По правде говоря, я тоже устал. Не терпится узнать, что готовит для меня день следующий. Вот Ий, Джотто Иванович, Она и даже чужая мне рука знают, что будет дальше. Я лишь схематично представляю. Одно мне известно сейчас— ужасно хочется спать.

     Просыпаться в сумерках— это самое ужасное, что может случаться с человеком. Я как будто и не прожил этот день. Последний раз так во время сессии существовал, чувство не из приятных, особенно, когда твоим единственным развлечением в доме выступает дневник и твои мысли. Нужно было давным-давно перетащить телевизор и видик из дома Лёника. Чего я не додумался. Нужно будет завтра Джотто Ивановича попросить, тем более, что за ним теперь должок.

     Биологические часы подсказывали мне, что за окном было около трех часов ночи, когда меня разбудил пронзительный крик с улицы. Я очень резко проснулся, услышав неизвестный мне голос сквозь сон. Это был крик, наполненный злостью. Что-то вроде— «А-А-А-А-А! Почему ничего не получается?!». Развлечений у меня, действительно, не так уж и много, поэтому такую возможность, как казалось мне, упускать нельзя. Я наспех оделся и выскочил на улицу, ожидая увидеть источник вопля прямо у меня под носом, но меня ждала лишь пронзительная весенняя прохлада пустой станичной улицы. Так бы и простоял в ступоре еще пару минут, да пошел бы дальше спать, но прокатилась вторая волна крика. В этот раз было что-то вроде— «Всё! Всё! БЕЗДАРНОСТЬ! БЕЗ-ДА-РНОСТЬ!». Это был мужской немного высоковатый голос с какой-то легкой толикой официозности. Крики исходили из того самого переулка. Очевидно, что это был разрыв, который Джотто Иванович не закрыл. Мое притупленное полудрёмой сознание не завопило об опасности, когда я решил пойти именно туда. Результатом этого решения является моё нынешнее непонятно какое состояние, просто омерзительно.

     Я нашёл ту самую новую тропу, невиданную мною до вчерашнего дня, и прошёл вперёд, уткнувшись в большие кусты орешника. Мне пришлось хорошенько протиснуться сквозь них к другой стороне тропы, которая вела меня на небольшой холм. Видимо это и было пространством разрыва, потому как ни этой тропы, как и этого холма мне не приходилось видеть, а ведь местечко довольно примечательное. На подножии холма стоял одноэтажный каменный дом с мансардным помещением. Выглядел этот дом совершенно нетипично для наших мест, он скорее был похож на какой-то дом дворянина средней руки из какой-нибудь Швеции. Даже не знаю, что вызвало у меня такие чувства. Скорее всего, какая-то намеренная неотесанность дома. На первом этаже горел свет, издали я мог различить только мельтешение какого-то смутного силуэта внутри дома, поэтому пришлось подойти ближе, несмотря на мою внутреннюю тревогу. Свет выключился, стоило мне только подойти к крыльцу дома, но сумерки уже покидали земли станицы Старороговской, позволяя мне хорошенько рассмотреть происходящее в доме.

     Таинственный дом состоял из четырех комнат. Декор у комнат был очень и очень сдержан. Что уж говорить, спальня хозяина дома представляла собой маленькую комнатку четыре на четыре с небольшим окошком и одноместной кроватью. В зале стоял камин, над которым висела большая картина с каким-то замком в горах, но это было самой большой роскошью в доме. Сплошной пуританский стиль. Я мог ещё очень долго рассматривать убранство дома, а потом уйти, но в этот момент дверь открылась, а с чердака послышался тот самый мужской голос:

     — Помогите мне пожалуйста! Ну чего вы ждёте, вы мне и нужны. Проходите, я здесь на втором этаже.

     — А вы меня не убьете? Вы опасны? — не растерявшись, прокричал я в открытую дверь.

     — Что за вопросы? А вы? Проходите скорее, я вас умоляю. Я вас заклинаю! Здесь дело жизни и смерти. Ну же! Не мешкайтесь. — крайне страдальчески ответил мне голос.

     Подумав, что в любой момент смогу закрыть разрыв, ведь в прошлый раз у меня успешно получилось, что-то подтолкнуло меня пройти в дом. Я ожидал, что дверь клишировано захлопнется за моей спиной, но ситуация не оправдала тревог. Никто на меня не накинулся, дверь не захлопнулась, страшных звуков не последовало. Осталось только пройти по деревянной, видно, самодельной лесенке на чердак, который был поделен ещё на две закрытые комнаты. Немного опешив, я вошел в немного приоткрытую дверь слева и тут же испугался до смерти. Сбоку в самом краю комнаты висела гигантское чучело вороны. И создавалось ощущение, что она летела прямо мне в лицо. С воронами у меня с детства отношения не самые лучшие. Пугающая атмосферка. Посреди комнаты стояло старое мягкое кресло в стиле барокко, а рядом стояла маленькая столешница с пепельницей. Хозяина дома не было на месте. «Видимо, он в другой комнате» — подумалось мне, и я двинулся в сторону правой двери.

     Дверь была приоткрыта, а из щели еле-еле показывался какой-то странный свет, представляющий из себя какой-то цветовой микс. Как будто кто-то снизил яркость у диско шара и забыл его включенным где-то в углу комнаты. Комната оказалась на удивление просторной, настолько просторной, что я сразу и не увидел источник этого странного света. В середине комнаты стоял громоздкий деревянный стол, недавно отполированный, перед столом было гигантское панорамное окно в пол. Видимо, это окно являлось источником вдохновения для местного обитателя. Кстати, о нём. Именно он оказался источником странного света. Постараюсь описать это максимально скучно, потому что все эти «УДИВИТЕЛЬНЫЕ» происшествия меня порядком достали, а самое удивительное и приятное, что со мной происходило в последнее время-поход в ДК и беседы с бабушкой Солкой. Я теперь начал понимать Джотто Ивановича. Пусть это будет эдаким нашим протестом против всего намеренно вычурного. Слева от пишущей машинки возле дощатой стены стоял светящийся силуэт. Даже не так. Стоял силуэт, вокруг которого свет будто бы преломлялся, потому как светился он не одним цветом, а постоянно меняя свой цветовой спектр по ходу своих передвижений. Делалось это, мне думается, не по воле самого силуэта, а собственно из-за какой-то неясной оптической иллюзии. Несмотря на мои намерения описывать всю эту ситуацию отрешённо, признаюсь, что первым делом я испугался. Меня вообще напрягал этот дом, этот холм, эти этажи, этот светящийся мужик и все дальнейшее, что происходило. Мне страшно даже сейчас, но эти страницы мне даны, похоже, не для того, чтобы их когда-то кто-то прочитал, а для того, чтобы я смог отрефлексировать все происходящее и дистанцироваться, путем занесения всего вот этого неясного, пугающего и устрашающего в дневник подальше от себя. Хотя, если бы кто-то все же прочитал весь этот опус, было бы славно.

     Я отпрыгнул в предыдущую комнату в тот момент, когда неясное светящееся нечто с человеческим силуэтом начало двигаться в мою сторону. Затем силуэт заговорил. Голос его был мужским теноро-певческим, что усиливало мой страх. Почему-то у меня в голове высокие певческие голоса прочно ассоциировались с ариями призраков или что-то в этом духе. Мне казалось, что всё складывается в единый пазл, на котором изображен погибший при странных обстоятельствах студент.

     — Не пугайтесь, дорогой друг. — почти театрально заговорил светящийся силуэт— Я же звал вас на помощь. Спасибо, вам дорогой друг. Вы напуганы из-за моего вида?

     Силуэт остановился, я в страхе качнул головой.

     — Ох, Мадонна. Значит, всё так и есть— продолжил говорить уже стоя, вытянув руки перед собой в знак мира, силуэт— Я представляюсь вам в виде сгустка преломленного света, разделенного на тысячи цветовых частичек, верно?

     Моя онемевшая рука неожиданно поднялась вверх и показала большой палец.

     — Спешу заверить вас, что это нормально. Это даже невероятно хорошо. Дело в том, что…— продолжал светящийся силуэт— Дело в том, что вы в моих глазах выглядите точно таким же сосредоточением цветовой какофонии. За исключением вашей руки, которой вы мне сейчас показали большой палец. Это очень интересно. Вам её пришили?

     Только я собирался ответить, как силуэт перебил меня:

     — Ах, это очень бестактно с моей стороны. Прошу простить. Как я могу ещё успокоить вас? Даже преломленный свет не способен скрыть вашей тревоги. В чем её причина?

     Я взял себя в руки, стараясь контролировать свой дрожащий от страха голос. Мне казалось, что призраки оставляют в покое самоуверенных.

     — Дом очень пугающий. Он взялся из ниоткуда, чтобы до него пройти, нужно пролезть через кусты, а ещё он стоит на холме, как в фильме «Психо». А ещё. Еще вы кричали рано утром так, будто здесь кого-то бьют. И это не говоря о том, что вы светитесь, как новогодняя елка.

     — И всего-то? С этим разобраться проще всего, дорогой, поспевший мне на помощь в столь поздний час, друг— отвечал совершенно спокойно, но сохраняя некую театральность, светящийся силуэт в дверях— Дом взялся не из ниоткуда, вам это прекрасно известно. Он взялся откуда-то. Кусты мной не контролируются, за них простите. На холме он стоит из профессиональных соображений, вы уж, опять-таки, простите. С фильмом «Психо» ни дом, ни я отношений никаких не имеем, моя мать жива, а я съехал от нее, как только мне исполнилось двадцать. Кричал я из-за своей излишней эмоциональности, простите за неё. Никого тут не бьют, но мне действительно нужна помощь. Но тут дело не то, чтобы во мне. Я, кстати, не мог бы вам навредить, даже если бы захотел. Положение не позволяет.

     Светящийся силуэт указал на свою правую ногу, залитую в гипс.

     — Всё хорошо? Как это вы так?— спросил я больше из желания преодолеть эту неприятную атмосферу, нежели из вежливости.

     — Упал с лестницы, гонясь за вдохновением. Об этом тоже можете не беспокоиться. Давайте поговорим, как цивилизованные люди и заключим пакт. Сначала, вы удовлетворите мое любопытство, затем я удовлетворю ваше любопытство, а затем мы общими усилиями решим мою маленькую проблемку, которая не дает мне уснуть. Согласны? — сказал приглашающе силуэт, неуклюже отходя из прохода вглубь комнаты.

     — Наверное— промямлил я, заходя в комнату, но оставив дверь открытой.

     — Одну минуточку— сказал светящийся силуэт, ковыляя вглубь комнаты.

     Неясный преломляющий свет мужчина, пока я стоял в ступоре возле стола с пишущей машинкой, принес в центр комнаты легкий деревянный стул, затем он снова нырнул в темноту комнаты и вынырнул, держа в руке странную восточную красную маску с черными глазами, какими-то черными усами и белым подбородком, сам же он был в большой серой маске, как будто пародирующей скульптуры с острова Пасхи. Только выражение лица у маски было улыбчивая, а по бокам были какие-то разноцветные кисточки.

     — Вот, держите, дарю вам. И присаживайтесь— протянув мне маску сказал светящийся силуэт

     — А это еще зачем? — взяв маску в руки спросил я.

     — Как? Чтобы видеть хоть какие-то лица друг друга. У нас так заведено— ответил силуэт.

     — У кого? — снова спросил я, в этот раз не удержав дрожь в голосе.

     — В первую очередь, у людей-отвечал мне очень мягко светящийся силуэт, видимо уловивший дрожь голосе-во вторую очередь, у писателей.

     — У писателей есть какой-то кодекс по взаимодействию с людьми?

     — В моей ремесленной мастерской— да, дорогой друг. В качестве жеста доброй воли, сперва пойду тебе на уступки и немного удовлетворю твоё любопытство. Начну с вопроса— «Почему мы еще не представились?». Дело в том, что в писательском мире имя имеет сакральное значение. Простые смертные— это словосочетание силуэт произнес намеренно иронично надменно— могут называть свои имена налево и направо, это нормально, их постоянно зовут. Но вот писатель, мой дорогой друг… Писатель— это тот, кто зовёт. По крайней мере, сейчас повторюсь, так меня учили в моей ремесленной мастерской. Именно поэтому имя писателя не должен знать другой писатель. Более того, твоё настоящее имя будет скрыто от меня, даже если ты сейчас напишешь его на печатной машинке. Чтобы действительно узнать его, мне нужно, чтобы ты его назвал, но и это малозначительно. Писатели очень часто не обращают внимания на других писателей. Только если это не касается вдохновения. Вы были тем, кто услышали мой зов. Вы были тем, кто на него пришел. И мне сразу так повезло, что именно мой коллега ответил на мои крики о помощи. Или возможно, мой зов слышен только моим коллегам? Я в этом деле человек новый.

     — В каком смысле-коллега? — спросил я.

     — Ну сами посмотрите, дорогой друг. Вы тоже светитесь. Выходит, что и вы тоже писатель. Вы пишите?

     — Да— немного замявшись отвечал я— но только в свой личный дневник.

     — Но вселенная определила вас в писатели. Выходит, что ваш дневник ожидает интересная судьба. Но достаточно ваших вопросов. Давайте следовать нашему неписанному договору, с вашего позволения. И все же, попрошу вас надеть маску.

     — Хорошо, как вам будет удобно— ответил я, надевая маску на свое лицо.

     — Замечательно! Так-то намного лучше. И так. Погодите немного, сейчас подготовлюсь. А вы не стойте. Присаживайтесь, я настаиваю!

     С этими словами светящийся силуэт в странной маске присел за стол с пишущей машинкой, подвинул ее каретку в самое начало, а потом поднял над буквами пальцы так, будто собрался играть какую-то невероятную по сложности симфонию. Я тем временем присел на довольно удобный стул с подлокотниками, готовый к какому-то странному подобию интервью.

     — И так, дорогой мой друг— начал очень театрально светящийся силуэт— Приступим-с! Сколько вам лет?

     — Скоро будет двадцать.

     — Так и запишем-с! Хотя нет. Давайте вам будет двадцать один. Род деятельности? — очень наигранно повернув голову ко мне спросил светящийся силуэт, по-видимому, принадлежавший писателю.

     — Студент.

     — Студент-с! Очень хорошо, но давайте я допишу, что вы работаете ночным сторожем. Взгляды на жизнь-с?

     — Абсурдистские— немного помолчав ответил я.

     — Ну не стесняйтесь, дорогой друг. Этим многие переболевают. Может выйдете однажды на мета-абсурдисткий уровень? Но я, с вашего позволения, запишу во взглядах— «Преимущественно левые». А что насчет вашего места проживания? Живете здесь?

     — Нет, приехал отсюда больше недели назад из Москвы, попал сюда случайно.

     — Ох! Столица? За-ме-ча-те-льно.Но давайте я напишу-«Сызрань». Сызранский юный писатель, затерявшийся в пучине провинциальной жизни, очень романтично, но немного клишировано. Нужно добавить какой-то остринки.

     — Но я ведь не писатель— страдальчески пролепетал было я.

     — Ах, точно. Писатель, который осознает, что он писатель лишь в конце. Но это совсем не остро. Скажите, вы встречали кого-нибудь интересного по пути?

     Я замялся. Всё это походило на какой-то дешёвый фарс.

     — Ну. В поезде, когда ехал сюда попался какой-то алкоголик-жрец природы.

     — За-ме-ча-те-льно. Даже моя проблема уже почти решена. Вот это портрет. Студент, алкоголик, будущий писатель, да еще и жрец природы. А стал он жрецом-проводником природы по причине того, что его родная мама совсем его не любила в отличие от теплого ветра летом или прохладной темноты кроны деревьев весной. Теперь вопрос не по теме. Ваше пребывание здесь вам доставляет удовольствие?

     — Именно здесь прямо сейчас? — переспросил я.

     — Можете ответить про общее и про частное, не мне вас ограничивать, дорогой коллега. — ответил он.

     — Здесь у вас мне некомфортно. В станице очень уютно, там я уже обжился, поэтому проживание там мне доставляет удовольствие, да. Хоть и специфическое.

     — Ах, так это станица— светящаяся фигура всплеснула руками— Отчего же я и не догадался. Точно ведь, все сходится. Да, дорогой мой коллега, вы полностью удовлетворили мое любопытство. Большего мне для работы и не нужно. Теперь ваш черед спрашивать и получать ответы.

     — Что все это значит? — спросил я.

     — Что именно, дорогой коллега? — ответил силуэт.

     — Ваш дом, ваши вопросы, то, чем вы занимаетесь.

     — Ах, это все рутинные писательские действия, мой дорогой коллега— полностью отодвинувшись от пишущий машинки отвечал он— может у вас в вашей ремесленной мастерской такие действия спросом не пользуются, а вот в моей такой метод— это становая жила всего ремесла. Наблюдение, вопросы, создание реальности, описание реальности. Только так можно написать действительно стоящий роман.

     — Как? — спросил я.

     — Вот это я понимаю разговор двух коллег. Всегда приятно поучать молодежь будучи самим недавно молодым. Знаете ли вы, мой дорогой коллега основной базис романтизма или романтики? — спросил он.

     — Нет, если честно. Мечтательные герои, томные дамы, веселые приключения?

     — И это тоже, но это не базис. Базис заключается в следующем: романтик в сущности своей имеет виртуальное пространство, в которое в любой момент можно уйти. И это самое виртуальное пространство влияет лишь на внутреннее состояние самого романтика. Так вот, моя ремесленная мастерская является оппозиционной этой идее. Мы описываем сущее, стремясь к бытию, а не бытие, стремясь к сущему. Иными словами, сплошное наблюдение, создание реальности и описание этой реальности. Я не создаю персонажей, мой дорогой коллега, а беру их из реальности, наблюдая за ними. Вот прямо сейчас, мы описали какого-то человека и мне осталось лишь найти его, чтобы описать.

     — И как вы это сделаете? — спросил недоуменно я.

     — Позову его по имени. И он придет. Большие манипуляции— есть преступление против творческого процесса. Я же вам уже рассказывал про важность имен в писательской среде— немного раздраженно сказал светящийся писатель— Это один из наших главных инструментов.

     — А почему вы светитесь? — резко решил сменить тему своих вопросов я— И почему свечусь я?

     — Потому что мы с вами-коллеги, дорогой мой коллега— ответил он интонационно выделив свою тавтологию— В писательских пространствах авторы не видят друг друга, они видят лишь некий субстрат, потому как нельзя интерпретировать реальность интерпретатора реальности. Странно, что у вас не видоизменилась рука. Но там, видимо, какая-то длинная и очень драматичная история, в ходе которой ваша рука обрела независимость, а вместе с ней и имя.

     — Чушь какая-то— пробурчал под нос я.

     — Чушь или не чушь, мой дорогой коллега, а вещь, как вы можете видеть совершенно рабочая.

     — Вы знаете, что находитесь не в самом обычном месте?— вновь спросил я.

     — Конечно, знаю. — нисколько не удивив меня ответил светящийся писатель— Тут дело в каком-то искривлении пространства или что-то такое? Перемещающаяся территория? Я сюда, право признаться, сам недавно въехал. Моя мастерская предоставляет множество домов на территории нашей прекрасной страны для проживания. Особенно, она идет на встречу их дарованиям, коим я, нескромно признаться, являюсь. Меня мало волнуют физические причуды мест, в которых я обитаю. Меня интересуют лишь персонажи. Вот с одним таким персонажем у меня и возникла проблема. Я достаточно удовлетворил ваше любопытство? Мне кажется, получилось очень загадочно, но будьте уверены, вам еще придется присутствовать в гостях в нашей ремесленной мастерской. У нас очень любят таких молодых авторов.

     Я хотел было только спросить еще один вопрос, как светящийся человек перебил меня:

     — И так, мой дорогой коллега, моя проблема заключается в полном непонимании мною дальнейшего развития персонажа. Я и мой персонаж попросту уперлись в потолок. Или даже не так. Мой персонаж ходит кругами. Буквально. Как уже было мною упомянуто, я переехал сюда совсем недавно в поиске вдохновения и персонажей. Поначалу, тут вокруг было довольно пустовато. Мне вообще казалось, что вокруг только этот дом и все. Но затем в один из дней, я увидел в своем большом окне кладбище и пожилую мадам подле него. Выйдя из дома, мне нужно было пройти совсем чуть-чуть, чтобы рассмотреть её поближе, но мне досталось в тот день гораздо больше материала. Стиль речи дамы меня совсем не удивил, ведь он уже был прописан в моём тексте, меня удивило, что я столь быстро нашел нужного мне человека. Обычно, на это уходит недели, а у некоторых и месяцы. В общем, я в тот день услышал разговор между этой самой дамой, которая безбожно картавила, и ее подругой, которая безбожно шепелявила. Осознав, что удача попала мне прямо в руки, а мои поиски оказались столь удачными, я тут же побежал домой, раздумывая над сюжетом. И вот только представь, мой дорогой коллега: пожилая картавая смотрительница кладбища случайно попадает в поселок, в котором она когда-то провела свою юность, а там ее встречает мужчина, в которого та когда-то давно была влюблена. Он уже многое пережил, она тоже многое пережила. Он приехал сюда, чтобы перебороть давнюю травму, связанную с его отцом, а ее туда привело чувство дереализации. Жемавю. Она начала чувствовать, что она из прошлого и она из будущего— это два разных человека без общих компонентов. Они встречаются, говорят и решают сжечь свои старые дома, которые уже давно обветшали.

     — Вы меня извините пожалуйста, не хочу никак обидеть, но звучит очень приземленно. Такое люди любят читать? — невероятно осторожно спросил я.

     — Не беспокойтесь, коллега. Читают-читают. Приземленность или возвышенность— это дело техники, а я предоставил вам каркас. По крайней мере, должный каркас. В итоге, всё пошло совершенно не по запланированной траектории. Мадам пошла к нужному хутору, верно. Но за ней увязался какой-то мужчина с длинными волосами в очках, а теперь они блуждают по лесу вот уже всю ночь и не могут выбраться. А всё, наверное, из-за того, что я не знаю внятной мотивации персонажей. Но раньше-то срабатывало! Нет, поймите меня, это, конечно, интересный сюжетный ход, но вряд ли читателям понравится читать всю оставшуюся книгу про застрявшую в лесах мадам.

     — Так это из-за вас пропал Джотто Иванович?! Где они блуждают? — нервно спросил я.

     — Какое интересное имя у вашего друга. Жалко, что оно не может мне пригодится— с раздражающей меня театральной досадой сказал светящийся силуэт— Блуждают они где-то возле дороги из асфальта и всё никак не могут выйти на нее. Вот, собственно здесь и возникла моя проблема. Мне нужен кто-то третий, кто бы их достал, но странно, что вы пришли именно ко мне. По моей задумке, на голоса кто-нибудь должен был выйти к лесу, а там уже найти этих бедолаг.

     — И что же, вы хотите сказать, что для вас все истории людей— это расходный материал для произведений? И кто вам дал право перемалывать их в своем разуме в паштет, который вы называете литературой? — не скрывая своей неприязни начал говорить я, готовясь закрыть разрыв.

     — Что же вы, дорогой мой коллега. Не злитесь вы так. Ох, я узнаю этот взгляд, пробивающийся сквозь слепящий свет. Вы из школы литературных пацифистов? Создаете реальности, которые затем и описываете? А какова ценность этого, позвольте спросить?

     — Я же вам уже сказал, что я вам не коллега. Я не писатель, я не создаю реальности— сквозь зубы говорил я, не выдерживая всего происходящего фарса.

     — А что же вы тогда делаете, позвольте поинтересоваться? — спросил светящийся силуэт.

     — Сейчас увидите— ответил я, закрыв свои глаза.

     Мне представилось, что светящийся силуэт решит не дописывать книгу, а переехать за вдохновением куда-нибудь еще, в конечном итоге найдя себя в выращивании деревьев бонсай. Представлялось мне это все очень детально. Преломляющий свет человек встает и осознает, что эта история ему не по зубам, да и вообще очень скучна. Над ним и так подшучивали в последнее время в его «ремесленной мастерской» из-за его последнего произведения. Нужно что-то прорывное. Одна картавая бабуля здесь погоды не сделает. Нужно что-то эдакое. «Точно»— осознает писатель в гипсе— «Банда, которая контрабандой ввозит бонсай. Если нужна любовная линия, то могу прописать ее между пограничницей и контрабандистом, но получится слишком пошло. Какое раздолье для выразительных средств! Немедленно отправляюсь к восточной границе». С этими словами светящийся человек пойдет собирать свои вещи, чтобы этим же утром поехать куда-нибудь поближе к острову Танфильева. Там как раз собирают морскую капусту или что-то в этом роде. Он пойдет на нижний этаж, возьмет там свой старый черный чемодан, в который положит наработки своих рукописей. Но рукопись, связанную с картавой смотрительницей кладбища, обязательно порвет. На этом моменте загипсованный светящийся писатель меня немного перебил словами— «Ах, я кажется понимаю, что вы делаете. Возделывающие реальность. Ну-ну. Буду ждать вас у себя в мастерской осознающих реальность. Думаю, мы еще встретимся». Теперь в его голосе чувствовался страх, он, наверное, представлял спектр моих возможностей и раздумывал, не пошлю ли я его нырять к акулам. Но, думаю, что никаким бонсаистом он не станет. Тот, кто прекрасно осознает реальность легко сможет выпутаться из пут, которые я составил. Стоило мне домыслисть все картину и начать прокручивать ее в голове, все сильнее и сильнее веря в происходящее, как я оказался сидящим на холодной траве посреди пустыря за домом Никиты Соломоновича. Нельзя было терять ни секунды, поэтому я тут же побежал к дороге из асфальта. Я уже не чувствовал своих ног, когда добежал до конца дороги и принялся звать Джотто Ивановича по имени. Пришлось изрядно пройтись по окружающим кустам и лесам, но какое же было облегчение, когда я нашел их. Бабуля была без сознания или попросту спала, а Джотто Иванович держался на ногах, поклёвывая носом. Мне даже показалось, что он не поверил, что действительно видит меня. Он рванул с места так быстро, насколько это вообще позволяло человеческое тело, а затем принялся меня обнимать. На моей душе было невероятно легко, поэтому и я в свою очередь очень сильно сжал в своих крепких дружеских объятиях Джотто Ивановича. Мне казалось, что такой опытный человек сможет выпутаться из такой передряги, но очень приятно, что здесь пригодилась моя помощь.

     — Василе— запыхаясь заговорил Джотто Иванович— Мы плутали здесь кругами ночь. Ночь! Это было бесконечное пространство. Это был не разрыв! Как ты понял, что нам нужна помощь?!

     — Я вчера, возвращаясь домой увидел тропу какую-то странную— начал смущенно отвечать я— До этого ни разу не видел ее. Хотел вам об этом сказать, но вас дома не было. А потом вот утром услышал крик странный, который шел из разрыва. Собственно, обитатель разрыва вас и запер, так сказать. Но он не специально. Я разбираться не стал, закрыл разрыв и тут же побежал к вам.

     — Обитатель разрыва запер нас? Такое у меня впервые— задумчиво ответил Джотто Иванович— Ладно, Василе. Вера совсем выбилась из сил и уснула прямо на моей куртке. Давай донесем ее домой, сами хорошенько проспимся, а потом встретимся и все обсудим. Согласен? Я теперь в вечном долгу. Проси, что хочешь.

     Помогать с бабулей-смотрительницей кладбища мне не пришлось. Я только нес её вещи в своих руках, пока уставший Джотто Иванович нес ее миниатюрное тельце шагая впереди меня. Мы зашли в её дом, дверь которого был открыт настежь и уложили старушку на миленький раскладной диван, укрыв пледом. Заговорил Джотто Иванович только по прибытию к его дому:

     — И так, Василе. Как уже было сказано, я в гигантском долгу перед тобой, но нам нужно поспать, а затем отдохнуть. Приходи ко мне во второй половине дня, обещаю, как минимум расслабляющий досуг. Сегодня мы выпутались из одной передряги, кто знает, что может нас ждать впереди. Нужно встречать удары судьбы будучи выспавшимся, согласен? Советую тебе лечь, как можно быстрее. Спасибо тебе.

     С этими словами Джотто Иванович закрыл дверь, хорошенько прислушавшись, я услышал спустя три минуты звук, похожий на падение тела в область кровати. Видимо, мы все сегодня получили невероятно изнуряющий опыт. Я вот сейчас проснулся, на дворе уже давно за полдень перевалило, а все из-за одного горе-писателя, который не может придумывать, как все нормальные люди. Видите-ли, нужно описывать реальность. Свободы других людей при этом не учитываются, как я погляжу. Странно, кстати, что рука сегодня поднялась и показала этому писателю большой палец. Мне кажется, что сделала она это с толикой сарказма, доступной только частичке сознания чужого человека, обитающего в моей руке. Сейчас нужно сходить к Джотто Ивановичу, посмотрим, что он для меня припас. Да и обсудить всё уж очень чешется язык. Надеюсь, привести в норму свой режим дня.

     Сейчас остановился, потому что рука потянулась к ручке. Что же сегодня всем неймется?

     «Василе. Осталось. Василе, осталось совсем чуть-чуть. Сегодня. Или. Или завтра. Я стану единым. Я вернусь. Но. Но. Перед этим. Я же все таки заглянул внутрь тебя. Ты…Ты очень даже неплохой. Нервозный какой-то правда. Нооооо! Возможно! Возможно!!! У тебя всё может получится. Мне в это хочется верить. Мы с тобой были мало. Но были с тобой так много. Прощай.»

     Моя онемевшая рука только что пожала мне мою нормальную руку. Да…. День странностей. Но с другой стороны, возвращение моей прежней руки— это хоть какая-то хорошая новость, заодно и с этой рукой хоть какие-то теплые отношения наладил. Ладно, я думаю, что Джотто Иванович меня уже заждался, пора бы навестить его.

     Вот это вечер! Я так весело не проводил время даже со своими университетскими друзьями. И дело не в плотности событий на квадратный метр, а в искренности всех участников. Было приятнее, чем вот это утренние приключение со светящимся писателем. Естественно, я рассказал об этом Джотто Иванович, а он мне рассказал, как видел однажды похожего персонажа, только тот был не прозаиком, а поэтом, да ещё и к тому же не светился. Затем мы добрались наконец-то до нард под чай. Правила оказались для меня не самыми простыми, понадобился добрый час, чтобы разобраться во всем этом деле. И вот затем пошло самое настоящее развлечение. Джотто Иванович предложил интересные дополнения к игре. Мы взяли листочки и написали на них список из десяти действий, которые все никак не можем сделать и для выполнения, которых нужен какой-то пинок со стороны. Тот, кто выигрывал, называл цифру и проигравший выполнял действие. Я написал всякую абстракщину в перемешку с потешными действиями. Что-то вроде:

     Зажечь костер прямо высотой до проводов(с детства хотел, но никто не давал)

     Кинуть камень в окно

     Сказать понравившейся девушке о своих чувствах первым(до этого говорил вторым)

     Научиться стоять на руках

     Залезть на большое дерево

     Перестать чувствовать себя виноватым

     Искупаться ночью в реке

     Узнать из чего состоит дверной замок, и как он работает.

     Побыть одному в лесу

     Попробовать тыкву

     Мы начали играть и, естественно, я проиграл. Джотто Иванович назвал число четыре.

     — Я написал, что хочу стоять на руках— сказал очень стесненно я.

     — Ого! Я тоже самое хотел, когда чуть моложе тебя был. У меня даже своя методика есть. Ну-с. Лицезрей!.

     С этими словами Джотто Иванович вынес из боковой комнаты старый мат для упражнений и постелил его посреди зала, убрав перед этим предварительно всё.

     — Здесь самое главное, друг мой, — равновесие. И так. Сперва нужно его почувствовать. Делается это очень легко. Перед тем как встать, прицелься и выбери нужную позицию. Второй важнейший пункт— это сила твоего толчка вперед для позиции. Для лучшего равновесия ты должен стоять вертикально, как столб, светящий в ночи путникам. Вытяни ноги вперед. Давай, у тебя все получится— сказал он настолько воодушевленно, что я уже закатывал штанины.

     К удивлению, моя онемевшая рука мне подыграла! Спасибо тебе! Получилось не с первого и даже не с третьего раза, но все-таки получилось. За меня еще никто так не радовался. Джотто Иванович воодушевленно пожал мне руки, а глаза его блестели так, будто его сын впервые сделал свои шаги. Мы вернулись к игре, и я вновь проиграл! Не хватило буквально чуть-чуть, но тут дело случая. Выкинул плохие кости.Джотто Иванович в этот раз назвал число пять.

     — Залезть на большое дерево.— сказал я.

     — Ох, Василе. А как же мы это устроим с твоей нерабочей рукой? Хотя погоди, где-то ближе к центру есть же яблоня ветвистая. Ну сейчас попробуем. Собери нарды, возьмем с собой, я сейчас— ответил Джотто Иванович.

     Джотто Иванович нырнул в ту же комнату, из которой вытаскивал спортивный мат и вернулся оттуда с пледом и электрической лампой с ручкой. И мы выдвинулись Дерево было действительно большое. На первую ветку меня подсадил Джотто Иванович, а потом я залез ещё на две ветки вверх. Чувствуя, что дальше мне не продвинуться, было принято решение слезать. Получилось это не слишком элегантно, потому как на самой нижней ветке я запнулся и полетел вниз в форме морской звезды. Мое тело не пострадало, но вот душа после этого пустилась в пляс, по какой-то причине. Как будто снялся какой-то замок с души, который ограничивал меня и мешал соглашаться на какие-то дикости. Играть я начал в полную силу, но и в третий раз мне не хватило удачи и какой-то прыти. Было видно, что Джотто Иванович— игрок заядлый. Он назвал число семь.

     — Искупаться ночью в реке— уже уверенно проговорил я.

     — Вот это настрой! Вот это я понимаю. Тогда пойдем скорее, пока сильно холодно не стало. Главное в этом деле не простудиться. Нельзя терять ни минуты— очень наиграно под конец проговорил Джотто Иванович.

     И вот тьма уже сгустилась над станицей Старороговской. На небе было ни облачка, но луна, похоже, вошла в свою растущую фазу, потому что темнота была довольно густая. Мы стояли перед обрывом у домика бабушки Солки прямо рядом с лавочкой. Джотто Иванович вперед меня принялся стягивать с себя его серую футболку. На мой вопрошающий взгляд он ответил— «У меня в списке есть пунктик— «Прыгнуть с обрыва в воду», никогда так не делал, поэтому давай вместе». Хотя бы какая-то поддержка. Если бы я плескался в воде, а Джотто Иванович стоял бы на берегу с фонарем, то вышла бы слишком неловкая картина. В итоге, я все равно стоял и мялся на берегу оттягивая момент прыжка. Все-таки поздний апрель на дворе, а вода прогревается только в середине июня. Да и то, если лето выдалось теплым. В итоге, мои неуверенные переминания с ноги на ногу прервал Джотто Иванович, подняв меня над землей и бросившись с обрыва. Благо, что внизу было не глубоко, где-то по шею, стоять я мог. Было очень весело, давно уже не кричал, как резанный, Джотто Иванович не отставал, басисто смеясь. Но потом ногу немного начало схватывать судорогой, поэтому мы побрели к отмели. На берегу нас уже ждала бабушка Солка:

     — Вы чего тут делаете? Вашя? Шовшем дурной? Ну дурак. Я-то думала, какие дети малые шиганули, а это два лба шдаровых. Так тут еще и Джоттик?! Ну твою-то мою-то каюту. Вам уж шкоко годков-то? Чай младше меня лет на пятнадцать, дай боше? Ну дали вы штарой женщине понервничать.Шпашибо, что хоть вот не нагишом. Вот полотенца, дурные вы мои. А я пойду дальше шериал глядеть. Там Мария Андреева уже началашся. А-резко прервала свою мысль бабуля-Ваш попрошила поблагодарить Вера. Рашшкашала она, как вы шаплутали. Ну дела. Но это и не первый раш у неё. Джоттик, ты к ней шайди потом обяшательно. Ну вше, побежала. Полотенца на шабореоштавте.

     Бабуля почти дошла до калитки, затем развернулась, поглядела на нас с минуту другую и сказала— «Вот дурни.», а затем завернула в дом, из которого слышался гул работающего телевизора. Мы обтерлись полотенцами, мне достался полотенец с вышитым котом, а Джотто Ивановичу с штурвалом корабля. Было действительно холодно, поэтому мы поспешили одеться. Следующую партию в нарды мы провели, укутавшись в полотенца на скамейке. В этот раз, я решил использовать тактику блица, активно выбивая фишки Джотто Ивановича с поля. В одном из решающих ходов, мне очень нужен был дубль. Я закрыл кости руками, начал потрясывать их, представляя, как мне выпадет два одинаковых числа, постепенно визуализируя это. В итоге, я действительно выбросил две одинаковые кости. Не знаю, управлял ли я реальностью или это была какая-то аффирмация. В любом случае, все это, в купе с тактикой, позволило мне выиграть. Очень долго думал я, какое число назвать, но в конечном счете сказал, прохрипев— «Два».

     — Значит два? Придется возвращаться домой. Нужно будет вырубить орешник, от которого нужно было избавиться ещё очень давно. У меня просто с ним какие-то нехорошие воспоминания— сказал Джотто Иванович.

     — Какие? — спросил я.

     — Что-то из прошлой жизни, Василе. Что-то из прошлой жизни…— многозначительно ответил Джотто Иванович.

     И мы отправились обратно домой к главному архитектору станицы Старороговской. Непосредственно сам Джотто Иванович шел впереди, держа в руке фонарь и нарды, а я тащился позади с покрывалом. Выглядело это все так, будто нерадивые пираты возвращаются домой после неудачной вылазки в поисках закопанного золота. Затем от дома Джотто Ивановича мы двинулись чуть вперед от дома ближе к реке. Потом Джотто Иванович молча вырубил какой-то один из полчищ кустов, я стоял поодаль. Мне вообще показалось, что это какая-то шутка или просто забавный пунктик, но когда Джотто Иванович подошел ко мне, бросил топор на землю и молча сел, то клянусь, что видел в его глазах слёзы.

     — Василе. Этот куст связывал меня с тем, кого уже не стало. Он ей никогда не нравился, а я всё тянул с тем, чтобы его вырубить. Не могу больше.

     Я промолчал, не хотелось вмешиваться. В тот момент мне казалось, что это и нужно. Джотто Иванович встал с землю, поднял топор и указательным пальцем показал в сторону дома. Настало время возвращаться. По прибытию, хозяин дома хорошо так освежился, да и я тоже.

     — Давно так авантюрно не проводил время, Джотто Иванович. Спасибо вам большое. — сказал я.

     — Брось, Василе. Называй меня просто Джотто, да и все. Время и правда хорошо провели, только это еще не все. Приходи, сегодня в ночное дежурство сходим. Я сейчас, когда орешник вырубал заметил, что там дорога какая-то новая появилась. Похоже на что-то большое. Только отдохнуть и поужинать нужно, у меня сегодня бефстроганов. Картошку сам мял вот этими руками. Давай я тебе с собой положу, а ты домой сходи, переоденься. Вымок так. Список весь мы вычистим, обещаю. Встретимся через часик давай— сказал Джотто Иванович, собирая мне в контейнер пюре с мясом аппетитного вида.

     Хочу сказать, что главный архитектор деревни мог легко стать главным поваром, потому что так готовить и оставаться здесь в Старороговской— это просто преступление. Вот поел только недавно, просто все пальчики не то, что оближешь, а откусишь. Нужно попросить рецепт.

     Я шел по освещенной ночными фонарями по асфальтированной тропинке к себе домой, рассматривая написанный мною список во время игры в нарды, когда увидел фонарь, горевший на веранде у Оны. Вместе с этим был виден и силуэт, сидевший там же. Не знаю, что щелкнуло во мне, скорее всего общий абсурд происходящего или этот список, но я пошел к ней.

     Она будто ждала, всматриваясь в тьму, из которой я вышел.

     — Привет, Василе. Как день? Спал до полудня? Я уже слышала про твоё приключение— начала разговор она издалека.

     Я стоя немного вдалеке, даже не дойдя до лестницы веранды, сжал ладони в кулаки, собрал всю свою волю и сказал:

     — Ты мне нравишься. — начал намеренно ошеломительно уверено я— Не могу сказать про любовь, но ты мне нравишься. Точнее, я вру. Про любовь я могу сказать. Но это потому что я слишком радикальный. Мне не может кто-то нравится. Я либо люблю, либо не люблю.

     Она заметно осеклась, действительно не ожидая такого разговора. Ее лицо стало очень даже серьезным. Можно было подумать, что она разочарована, но это видима была та серьезность, когда работодатель находит специалиста с нужными навыками и начинает его проверять.

     — Докажешь? — очень серьезно спросила она.

     — Как? – недоуменно спросил я.

     — Если что-то любишь, то должны быть какие-то доказательства.

     Немного подумав, я сказал следующее:

     Будто ветер весенний

     Тронул листья дуба чуть-чуть...

     Только слабый отзвук,

     Но уже взволновано сердце

     Воспоминаньем тебя

     — Что это?— сказала она смягчив выражение своего лица.

     — Хокку. Или хайку. Не знаю, придумал сейчас.

     — Я знаю. Только это не хокку, а танка. В том плане, что это за доказательство?

     — Не знаю. Один мой учитель жизни как-то сказал— «Если любишь что-то, то пиши об этом». Вот, собственно моё доказательство.

     — А как я пойму, что оно именно твое? И что оно предназначалось именно мне?

     — Я же рассказал его сейчас тебе. И придумал его тоже сейчас

     — Но вдруг, не ты его придумал.

     — Мне кажется, что это уже не важно.

     — А ты хорош! Напишешь про этот вечер в свой дневник?— сказала Она, встав с маленького деревянного стула на веранде.

     — Конечно.

     — Не забудь тогда подробно описать вот эту деталь.— сказала она задорным голосом приближаясь ко мне.

     Теплые губы впились в мою щеку. Длилось это секунды три, но теплота пронзило мое тело, как молния. Мне хотелось гореть. Казалось, что это ощущение переливается из моей щеки во все остальные конечности. Короче говоря, это был мой самый приятный поцелуй в щеку за всю жизнь. Лучше и не придумаешь. После таких поцелуев в щеку хочется связать с человеком жизнь, как по мне. Ну или после таких поцелуев в щеку законченным романтикам, как я, захочется связать жизнь с человеком. Она отошла от меня и нежно проговорила:

     Желтый лист плывет.

     У какого берега, цикада,

     Вдруг проснешься ты?

     — Спасибо— идиотично залипнув сказал я— А это что?

     — А вот это уже хокку. И оно твое. — улыбнувшись сказала она.

     — Спасибо еще раз. Хочешь погулять? — спросил я.

     — Уже слишком поздно. Может завтра? Плюс, ты мне еще обещал момент в игре трудный пройти— сказала она— А теперь прощай, герой-любовник. Ты уже весь взмок, простудишься так. Иди домой.

     — Хорошей ночи— с блаженной улыбкой ответил я.

     За что я благодарил её? Ну вот прямо кретин. Кретин-кретин-кретин. С другой стороны, вышло все более-менее. Завтра, думается мне, выйдет все получше. Придя домой, я переоделся в сухую одежду, хорошо покушал и сел записывать вот это все.

     Вообще, я сейчас припоминаю, что возле реки, когда Джотто Иванович рубил куст орешника, мне привиделся вдалеке возле леса силуэт. Готов поспорить, что это был Ий. Ему нормально вот так вот существовать таинственно? «Я толкаю частицы в нужные стороны». По мне так, так просто какой-то надменный глава деревни, который только и создает иллюзию деятельности, при этом почивая на лаврах обладателя мега-сверхъестественных способностей. Да я больше него для деревни без них сделал за две недели, зачем они ему нужны вообще? Или он просто тоже устал, как Джотто Иванович. Но тот хотя бы социальный и веселый оказался. А Ий вообще какой-то вялый, жидкий и аморфный. Да, он мне хотя бы что-то внятно объяснил, но спустя сколько? А спеси-то сколько было. В общем, чем больше я влюбляюсь в деревню, тем больше у меня какой-то неприязни к Ию. Где он был, когда светящийся писатель загнал в ловушку Джотто Ивановича? Перемещался в пространстве? Он же мог, наверное, это предвидеть. Хотя, он же до этого что-то говорил про помощь. Решил проблемы моими руками решать? Лучше сфокусируюсь на том, что у меня все получилось с Оной сегодня и на том, как я весело провел этот день. Но мне кажется, что самое интересное впереди. Дописываю вот эти строки и пойду в ночное дежурство к непонятной червоточине в пространстве! Завидуйте одногруппники! Не бойся мама! Надеюсь, что останусь жив.

     Моя рука наконец вернулась ко мне. И я, кажется, увидел то, ради чего приехал сюда. Я увидел то, ради чего жил. Теперь мне в пору стать настоящим жителем станицы Старороговской, ведь сегодня этой ночью мне пришлось столкнуться с ее пульсирующим нутром.

     Все началось с того, на чем закончилось мое описание предыдущего дня. Господи, как же приятно ощущать вторую руку. Одно из самых приятных чувств на свете, за которое пришлось заплатить частью стабильности моего сознание. Отвлекся. Все началось с вечера предыдущего дня. Я надел коричневую ветровку с каким-то белым синтетическим мехом внутри, которую мне одолжил Богдан Алексеевич. Выглядела она довольно стильно для этой станицы и для лука обычного механика. Как оказалось, все не так просто. Конечно, не заперев предварительно дверь в дом, ведь здесь так не делал никто, мои стопы направились по прекрасной асфальтированной дороге к жилищу главного архитектора станицы. Вечер мы провели довольно занимательно, поэтому я питал довольно большие надежды на ночное дежурство и разрыв, который мне должны были показать. Настроеньеце было авантюрное. Я чувствовал себя внутри персонажем старого мультика, для которого все вокруг— безобидное веселое приключение. Такой подход тоже пришлось отбросить. Твою мать, кто бы мог подумать, что буквально через семь часов я буду плакать на коленях, как маленький мальчик. Кусок идиота.

     Джотто Иванович уже был готов, когда я подошел к его домику. Он стоял в своей приятной-опрятной прихожей, зашнуровывая свои походные ботинки.

     — Ну как тебе бефстроганов, дорогой друг?— спросил весело он— Употреблять в пищу представляется разумным?

     — Очень вкусно, спасибо большое Джотто— я осекся, желая добавить отчество— Невероятно вкусно. Я как будто энергией зарядился на всю ночь. Каков план?

     — Все довольно просто. Дойдем до непонятного места. Закроем его. Пойдем по домам. Хорошенько поспим. Собственно, на этом все. Ты готов?

     — Я думаю, что никто никогда ни к чему не готов

     — И это верно. Ну. Идем. Возьми вот фонарь, специально для тебя зарядил.

     Я взял из рук Джотто Ивановича мощный увесистый электрический фонарь с тремя режимами. Первый светил слабо, второй светил сильно, а третьим режимом было мигание. Все это мне удалось проверить по пути к разрыву, дорога к которому лежала через дом Оны, в котором уже не горел свет, видимо она к тому времени уже смотрела третий сон. Мы прошли мимо дуба, затем прошлись вдоль озера и вышли на большую бескрайнюю поляну. Джотто Иванович показал пальцем куда-то в сторону лесопосадки. Мы подошли ближе. Там действительно была дощатая тропа, последний раз такую в Анапе видел, когда с мамой ездил туда лет в двенадцать. Обычно такие вещи строят вдоль пляжей каких-то. В этот раз все было иначе. Джотто Иванович остановился

     — В деле закрытия разрывов, самое главное-это определить его начало. Вот видно дорогу, но это не начало разрыва. Если долго ходить и закрывать их, то нутром будешь чуять другие реальности. Иногда бывает так, что к этим другим реальностям еще и дорожка ведет, как в этот раз. Как только преступим эту границу, сразу закроем. Не самые хорошие у меня внутренние ощущения сейчас, признаюсь честно. Странно это все.

     Я настороженно кивнул. Было решено не идти прямо по дорожке, а двигаться параллельно ей по вытоптанной местными грибниками тропе рядом. В моей голове начали всплывать травмирующие воспоминания. Больше всего я боялся выйти по этой тропе к какой-нибудь деревушке, спрятанной в холмах. Мы шли по ощущениям минут десять, пока не уткнулись в странного вида полянку. Она выглядела целиком искусственно, как будто кто-то по кругу вырубил до основания все деревья и очень аккуратно подстриг траву. Джотто Иванович настороженно ступил внутрь поляны, а мне сделал знак, чтобы я оставался на своем месте. Новичкам следует прислушиваться к более опытным коллегам, поэтому мне не оставалось ничего, как стоять, словно вкопанный. Видно, что Джотто Иванович начал фокусироваться. Он поднял руки к небу, а затем положил их две на свою голову. Затем он резко повернулся ко мне. Последнее, что я успел увидеть-это его полные тревоги глаза. Он прокричал— «Василе! Беги и не оглядывайся. НЕТ!». А затем просто исчез в мгновение ока. Я даже не успел ничего сделать, просто моргнул, а он уже бесследно был стерт из пространства моего зрения. Лишь упавший наземь фонарь напоминал о том, что все это не иллюзия или помутнение рассудка. Но я не поверил в этот момент в такое стечение обстоятельств и начал отчаянно громко кричать имя Джотто Ивановича. Я не знал, что будет, если закрыть разрыв тогда, когда в нем находится еще один человек, поэтому не стал испытывать удачи. В тот момент, когда я решил ступить в пространство поляны, неожиданно по кругу появился свет. Вернее, даже не свет, а источники света, которыми служили пять жаровен в древнеримском стиле. Появились они также резко, как исчез Джотто Иванович. Я сделал еще одно движение, в центре поляны появился складной стул. После еще одного шага напротив стула появился проекционный экран. Точнее даже будет сказать, что появилось полотно на подставке, на котором было написано— «Ради всеобщего блага, займи место». Я начал переживать за жизнь Джотто Ивановича, поэтому особого выбора не было. Стоило мне сесть, как на экране появился полноватого вида мужчина старше средних лет в белом рубашке и фраке. В своей руке он держал сигарету и всем своим видом чем-то напоминал Уинстона Черчилля или Альфреда Хичкока. Он смотрел прямо в мои шокированные глаза, а потом заговорил:

     — Ва-Си-Ле. Василе. Твое имя теперь нам знакомо. Приветствую тебя. Если тебе дорог твой друг, то придётся посидеть и послушать этот замечательный диафильм с вкраплениями классического документального фильма. Клянусь, с его длинной шевелюры не упадет и волосинки. Всё, что нам нужно-твоя осведомленность. И так. Ты уже на месте, начнем.

     Экран погас, а затем загорелся снова. На экране появилось фото Ийа.

     — Знакомый тебе персонаж, верно, Василе?— заговорил закадровый голос, принадлежащий тому же человеку с сигаретой с экрана ранее— Он называет себя Ий. Как его звали раньше— совершенно неважно. Видеть его могут не многие, но мы-то видим его отчетливо. Ты, наверное, уже знаешь всю внутреннюю кухню, но с твоего позволение, все будет озвучено повторно. Эксперимент, связанный с устранением наблюдателя в квантовом поле увенчался успехом, превратив Ийа в того, кто он есть сейчас. Помимо этого, аппарат Ийа до своей детонации успел сделать квантово-нейтральной территорию, на которой сейчас находится так называемая станица Старороговская.

     Слайд сменился на вид с горы на деревню, закадровый голос продолжил:

     — Деревня отделена от общей истории, у неё своя история. Она отделена от культурной истории. Здесь своя культурная парадигма. В станице нет экономических и политических предпочтений. Всё квантово-нейтральное. В принципе, поживешь тут лет десять и либо сойдешь с ума, либо адаптируешься. Может займешься даже чем-то, но это навряд ли. Речь, сейчас не об этом. Так или иначе, несмотря на квантовую нейтральность территории деревни, Ий имеет возможность просматривать движения атомов в пространстве и на основе этого делать далеко-идущие прогнозы. К примеру, сейчас над деревней повисла угроза вторжения извне. Кажется, Василе, ты уже с ней столкнулся. Помнишь ли ты свою руку? Ещё не соскучился? А ведь ты действительно скоро встретишься с её владельцем. И я скажу тебе, что встреча эта ничего хорошего не несет. Сравним это с движением на планету астероида. Ий формирует ответное небесное тело и отправляет навстречу астероиду, оба самоустраняются, проблема решается. Вот таким ручным небесным телом и являешься ты, господин Василе. Тебя «подталкивали» к тому, чтобы оказаться, ровно здесь уже очень давно. Можно даже сказать, что с самого рождения. В глазах старосты данного населенного пункта ты, буквально, человек одной функции. Он бы, наверное, тебя и человеком не назвал. Так, существо, оправдывающее свое существование в невероятно краткий период своей жизни. Он тебе рассказывал свою философию аля человек-фикус? Над таким фикусом только бы секатором поработать. Идиот. Зачем всё это? А что насчет тебя? Неужели тебя окрыляет вся эта невероятная абсурдность бытия? Не думаю, и не верится.

     Камера вновь переключилась на мужчину хичкоковского типа. Он драматично стряхнул с сигареты пепел и продолжил, глядя прямо на меня:

     — Ты всё еще надеешься выбраться отсюда, верно? Ты начал привыкать к этому месту и даже находишь его милым, это тоже верно? Это уживается в тебе? Или возможно, ты не веришь мне. Хорошо, откатимся еще разок.

     Кадр переключился. На экране виднелся вагон поезда. Снующие вокруг люди, привокзальная кутерьма. Совершенно непонятно было на что мне смотреть ровно до того момента, пока я не увидел человека, идущего твердой походкой вдоль мест. Это оказался тот самый мужчина, занявший мое место в вагоне. Он не даже не выглядел пьяным. Далее возле него прошел невероятно знакомый мне старик. Да, это он. Как его. Федор Кузьмич. Мой будущий попутчик остановился перед узурпатором моего места, поздоровался, а потом мило о чем-то побеседовал, слышны были обрывки. Что-то вроде-«Да он парень славный, может помягче нужно как-то?». Мое лицо покрылось ярким багрянцем. Я хоть и стал сторонником абсурдизма здесь, но, похоже, что не до самого его абсурдного конца. Это не укладывалось у меня в голове, мои кулаки сжались в кулак, а кисти начались нервно трястись. Как будто заметив это, картинка остановилась, а затем приблизилась к лицу старика.

     — Не злись так сильно, Василе. Улыбочку! Позвольте вам представить. Федор Кузьмич— первый из касты, подчинивших себе малое физическое временное пространство. Живет уже непонятно сколько лет. Почти все «аномальные» ребятишки, как мы их называем, проходят через них. У них там свои игрища, в которые мы лезть брезгуем. Низменная чушь для низменных людей. Чему жизнь посвящают- непонятно. Конкретно вот этот вместе со своим подельником решили избавиться от еще одного из их племени. Виною всему типичный первобытный страх перед поглощением со стороны более молодой и энергичной субстанцией. В принципе, в этом моменте Ий и они соединили свои интересы. Живет на каких-то «кривоухих топях», при этом пытается как-то чем-то интересоваться, но все как-то зря. Для нас представляет невероятно низкую ценность. Даже описывать его— это просто бумагу замарывать. Сто лет живет— пытается вынести какую-то культурную идею. Не выходит что-то. Жалкий старый пес. Кстати, про собачих, пройдемте дальше.

     Камера переместилась чуть вправо к мужчине.

     — Стробыльцов Алексей Игоревич— жрец, неудачливый актер, бывший сценарист. Мы на таких даже не смотрим при приеме в нашу «гильдию», если ты позволишь так выразиться. Не могу понять, что в нем нашли. Но перевоплощается он очень хорошо, этого не отнять. И пьяного сыграл без капли алкоголя. И ради роли даже был задержан. Остается похлопать и попытаться осознать, где за тоннами риторического грима скрывается сам актер. Кстати, если тебе интересно, жена от него действительно ушла. Таких как они много. Все, что они могут делать— видеть вероятности на короткой дистанции и влиять на них. К примеру, если этот человек с экрана захочет, то он выбросит из десяти бросков монетки десять орлов. Низменные умения. Среди таких как мы, людей пера и людей ремесла , такое вообще считается за карнавальные фокусы. Так оно и не было бы достойно даже нашего взгляда. Но тут явился ты, дорогой наш закрывающий пространства товарищ. У тебя есть все задатки для вступления в наш скромный «кружок». Неплохое повышение, верно? Из поэтического кружка при университете прямо к нам. Но мы, в отличие от остальных, лгать не привыкли, поэтому сразу говорю, что в этом во многом преобладает влияние случая. Но и твой «талант» тоже здесь сыграл. Ты что-то пишешь, есть стремление быть в чем-то задействованным. Даже есть удача быть в чем-то задействованным. Другими словами, из тебя выйдет отличный наследник мастера Вертова. Ты, кстати, не задумался о том, почему мы «в разрыве», а я вещаю такие близкие тебе вещи? Очень интересно!

     На экране снова появился мужчина, он докурил свою сигару, отбросил ее в сторону и продолжил говорить:

     — Возможно, ты даже успел встретиться с кем-то из нас. Не встречал такого забавного тракториста? Один из наших лучших режиссеров. Его документальная работа про конфликт коллективного бессознательного двух писателей просто покорил меня. Только представь. Два творца, ни разу друг с другом не встречались, но при этом на протяжении двадцати шести лет незримо спорили друг с другом в своих произведениях. Точнее нет, вру, встречали один раз, но отношения к моему рассказу это мало имеет. Или может ты имел честь встретиться с другими нашими коллегами по цеху? Есть у нас и экстравагантные, боящиеся собственных имен. Но пишут они недурно. Лишь бы нас не обошли, черти они эдакие. О, кстати, про чертей. Твой ночной побег от сектантов— это нечто. Такой материал очень и очень редко попадается. Не хочешь посмотреть на этого профессорюгу сейчас? Зрелище не из самых приятных. Смотри.

     Мужчина указал своим толстым пальцем куда-то вбок, кадр сменился. На экране была утренняя туманная чаща. Рассвет только наступал, поэтому перебои с светом мешали сфокусироваться камере. Все было очень расплывчато. Дымка, зеленая трава и какие-то белые пятна впереди. Наконец-то все стало четче. Утреннее солнце наконец пробилось сквозь облака и дало разглядеть все происходящее. К стволам деревьев на очень приличной высоте были привязаны крепкими канатами десяток людей в белых балахонах. Камера приблизила лицо одного. Он ещё дышал и двигался. Да. Это было лицо лидера секты, читавшего мне проповедь. Привязан он был на уровне живота. Помимо этого, все были связаны по рукам и ногам. Кадр сменился на панорамный пролёт с огромной высоты над ночной станицей. Голос продолжал вещать:

     — Воспитательные процессы. Не надейся, что тот, кто это сделал также обойдется с тобой. Нет, мой друг. Только уничтожение. Только пламя. Только слезы и страдания. Только поглощение. Ирония заключается в том, что ты ему даже особо и не важен. Он идет за ним. За человеком-фикусом. Вот это материал, да?

     Изображение расфокусировалось, на экране снова появился упитанный мужчина. Он сделал за кадр жесть ладонью и ему подали новую сигару. Он потратил некоторое время, чтобы ее закурить, а затем продолжил говорить:

     — Сюжет, конечно, громоздкий и интересный, но очень уж обыденный. Особенно для такого общества, в котором живут такие ремесленники, как я. Нам нравятся более локальные истории. Знаешь…Бабуля, ждущая на другом конце реки тигра, ее пропавшая подруга, ищущая любовь ее юности. Все в таком духе. Истории в твоем стиле очень сильно набили оскомину. Ты буквально персонаж исчезающего жанра. Да, ты студент из семьи матери одиночки, но на этом твой дух времени окончен. Вот был бы ты студентом закамчатского техникума с закодированным отцом-одиночкой, добывающим пропитание и девушкой, уехавшей в столицу за большими деньгами, то можно было бы так эффектно закончить документальный роман строками, описывающие твое предсмертное галлюцинирующее состояние, созданное твоим мозгом во время того, как сам ты утопаешь в болоте из-за того, что твой отец послал тебя за клюквой, чтобы испечь торт по случаю выхода твоего дяди из тюрьмы. Ох, описываю, а текст уже из уст сам продается в карманы. Вот это да! Тоже самое и с твоим этим Джотто Ивановичем. Трагичная судьба, не поспоришь. Смертельная болезнь жены, квантовые оковы деревни, частичная потеря памяти, невозможность встречи с дочкой. Очень интересно, но как же клишировано и скучно. Если бы не крепкий табак, то меня бы стоя в сон бросило, ну, правда. Теперь твой выпад, Василе. Перед тем, как я разъясню, что будет дальше, ты можешь задать один вопрос. Но только один.

     Я почему-то даже не раздумывал над вопросом, потому что вся фигура и речь этого напыщенного пузана меня начала раздражать:

     — Вам же нельзя изменять реальность. Почему вы это делаете? — спросил я.

     — Кому-нам? — с некоторой задержкой ответил человек с экрана. Видимо, где-то был микрофон, передающий звук на другую сторону не сразу.

     — Вашей писательской гильдии. — с каким-то ребячеством повышенным тоном ответил я.

     -Ах! Так ты встречался с этими юродивыми? И они уже тут? Работаем медленно. Кхм-кхм— откашлялся мужчина— Джайнисты от мира литературы, черт бы их побрал. Существует несколько больших ремесленных мастерских. Ты столкнулся с таким, кому запрещено как-то воздействовать на описываемые субъекты. Я бы даже сказал, что они антагонистичны той структуре, которую представляю я. Сборище ханжей, которые якобы не описывают объективную реальность, в прозе только вызывая сюжеты по их настоящему имени. Ну и чушь. Их бы талант да к нам. А они все повести пишут. Да, от нас нет такого таинственного свечения, и наши имена не являются загадкой, но мы обменяли все это на самые ходовые документальные сюжеты, наполовину состоящих из нашей работы. Зачем описывать и тем более вызывать глину по имени? Нужно лепить, согласись! Касательно этого. Понимаешь, ты лишний в этой деревне. Ты не был предусмотрен. Эта деревня— сборник документальных материалов, а ты продолжаешь все сбивать. Не обижайся только, ты тоже дал неплохой материал, но пора и честь знать. Можешь прощаться со станицей Старороговской, мальчик. А что насчет твоего дружка с конским хвостом на голове, так мы ему подарим то, о чем он долго мечтал. Если это не произойдет сейчас, завтра он снова попадет в какую-нибудь квазипространственноквантовую яму. Мы делаем ему услугу. Тебе тоже. Только не сопротивляйся. Возможно, что даже будет приятно. С тобой свяжутся, как придешь домой. Не забудь зайти к маме.

     В этот момент с экрана пропал этот чудаковатый документалист, а экран, на котором было показано все действо начал расширяться. Факелы тухли один за другим. Стулья исчезали, стоило мне моргнуть. Меня накрыла животная паника. Экран обволакивал все пространство вокруг меня. Спустя минуту, я будто был в брюхе у гигантской змеи. Мои ноги онемели, от страха и паники они просто не могли сдвинуться с места. Стоило мне взять себя в руки и моргнуть, как меня как будто телепортировали в другое пространство. Выглядело это все, как пять-дэ кинотеатр с пляжа курортного городка. Вокруг меня было пространство какого-то детского театра. На сцене игралась постановка— «Бременские музыканты». Точно такая же, на какую меня в детстве водила мама. Слева от меня, кстати, сидела девушка очень похожая на молодую маму. Стоило мне попытаться очистить свою голову от мыслей, как произошло то, чего я боялся всю свою жизнь. Меня настигла сильнейшая дереализация, и я действительно начал думать, что мне сейчас семь лет, позабыв при этом всю прошлую жизнь. Колесо сансары неслышно пошло на второй круг. Заметив это состояние, я попытался сорваться со стула, но и этого у меня не вышло. Оставалось только находиться на грани, чтобы нанести удар по структуре этого разрыва. Пространство, обвалакивающее меня не только идеально копировало мои детские воспоминания, но и мое сознание тогда. Как будто его слепок вытащили откуда-то из подкорки моего мозга и начали примерять на мое сегодняшнее сознание. Впечатление пугающее, на самом деле. Ещё неприятнее было то, что приходилось дрифтовать между этими двумя состояниями где-то в потьмах разума. Постоянно перемещаясь и лавируя. Вокруг происходил форменный абсурд. И с осознанием этого, в моей душе поднялась третья сила, желающая назло незримому сплаву первобытного хаоса и порядка с улыбкой катить камень в гору, чтобы докатить его до самой вершины. Из меня вырвался дикий необузданный детский смех, а затем моя рука поднялась и сорвала с экрана картинку. За ней был второй слой. Этот второй слой покрывала картинка помещения школьной аудитории. Очевидно, что это было другое мое воспоминание. Лица моих одноклассников было все также расплывчато, но лицо моей учительницы по математике было четко, как не было четко в моих воспоминаниях. Всё такая же заразительная смесь разочарования и скуки. Неожиданно для меня, ведь я не помнил её голоса, она заговорила, подняв из моей души твердый илистый ком обид и зла. Была брошена всего одна фраза, но ощущения были настолько сильны, что я вновь чуть не упустил контроль и не растворился в этом сером нечто. Изнутри снова поднялось жжение. Я снова рассмеялся и волевым усилием сорвал еще один слой полотна. И за вторым слоем меня ждала она. Курящая перед зданием недостроенного детского сада моя первая любовь. Моё заблокированное воспоминание. Сколько раз я бравировал над этим фрагментом, сколько раз переигрывал его, чтобы победить, чтобы сказать что-то другое, но вот. Она снова стоит передо мной, готовая сказать те самые слова, а я вот-вот растворюсь в этом чувстве приятного самобичевания. Она затушит об мокрый карниз остаток сигареты и посмотрит на меня своими широкими глазами. Её прическу, почти как у героини Умы Турман в фильме Тарантино тронет ветер. Ее широкий нос вдохнет прохладный августовский ветер. Её большие мягкие губы откроются, чтобы сказать— «Прости». Её ноги будут готовы начать движение. Огонь внутри меня подымится наверх. Я улыбнусь. Я засмеюсь и сорву еще один слой полотна.

      После было еще пара полотен. Одно было настолько трагичным, что мне не хватит сил к нему вернуться. Мне не удастся сдержать слез. Но тогда, огонь, желающий сжечь все абсурдное начало настолько сильно вырывался у меня из груди, что позволял срывать все слои моей души, лепить из них валун и катить прямо на гору к моим недругам. Последним было пустое былое полотно. Там меня ждал тот самый режиссер всего этого действа. На пустом пространстве появился пузатый документалист. Отпив из какой-то металлической фляги, он успел задать лишь один вопрос— «И что теперь». Я лишь засмеялся и вырвал его из полотна. Мой ком был готов. Я мысленно поместил в центр весь этот всепоглощающий круговорот действий. Он крутился волчком прямо в центре полотна. Фиолетово-синий сгусток подобно ленте Мебиуса двигался в разные стороны ускоряясь и ускоряясь пока не произошел большой взрыв. Взрыв произошел в действительности. Он не тронул меня, но выкинул из пространства на добрых метров двести. Посадочка была жесткая, но мне повезло приземлиться в какой-то куст. Рядом приземлился Джотто Иванович. Его очки были разбиты вдребезги, но его это совсем не волновало. Он вскочил с места и побежал обратно к месту взрыва. Затем он вернулся ко мне и с голосом, наполненным холодным расчетом сказал— «Закрыто. С меня теперь еще должок. Расскажешь, что там было, пошли латать раны». Эта холодность даже немного ранила меня. Я тут не за хлебом для деревни сходил. Джотто Иванович протянул мне руку, чтобы помочь встать, но мне было немного обидно, поэтому отмахнувшись, было решено поднять мое тело самостоятельно. В этот момент мой старший товарищ улыбнулся до самых ушей, рассмеялся, поднял меня против моей воли и очень крепко обнял. Затем, он очень радостно посмотрел в мои глаза, а я всё не понимал, откуда взялась вся эта радостная энергия. Затем, он сказал— «Василе, подними руки вверх». И я поднял обе руки вверх. Обе! В этот момент, я все осознал и рассмеялся. Моя рука вернулась. Моя рука вернулась! Правда затем, Джотто Иванович немного поник, и мы уставши молча побрели на выход из леса. От дорожки из кирпича не осталось и следа. У опушки решено было сделать привал.

     — Ты сейчас или с утра сходи покажи руку Никите Соломоновичу. Он тоже пусть порадуется— сказал очень сухо и уставши Джотто Иванович.

     — Что-то случилось? Вы как будто поменялись? Что вы видели? Куда исчезли? — начал было я осыпать своего бедного собеседника вопросами.

     — Пока не стоит, Василе.— в голосе Джотто Ивановича чувствовалась грусть— Пойдем. Ночь выдалась продуктивной. Пора спать.

     Ночь действительно выдалась очень даже интересной. Вместе с этим, после оглушающего взрыва, освещающая озеро луна придала тишине весенней тьмы таинственно приятную атмосферу. Что-то жгло мозжечок, но я предпочитал заслуженно отдаться в руки этому тягучему приятному ощущению. Где-то после домика Оны мы разделились. Джотто Иванович махнув мне рукой уставши побрел к себе домой предварительно пригласив на завтрак, а я на время остановился, чтобы оглядеться и насладиться победой своей внутренней идеи над абсурдом сущего в моей жизни. Под тем самым дубом у озера виднелся свет и какой-то силуэт. Моя душа, полная куража дала сигнал ногам проверить, кто же не спит в такую ночь. Возможно, что кто-то тоже слышал взрыв и пошел проверить? Разгадка была довольно очевидной. Под деревом сидела Она, рисуя на мольберте висящие в пустоте соединенные между собой странные кольца. Одно выглядело очень футуристично и технологично, другое будто бы было нарисовано художником-импрессионистом, а третье и вовсе было угловатым-авангардистским. Кольца отбрасывали тень, где-то вдалеке виднелась какая-то маленькая дверца. Попробую перерисовать сюда.

     — Таинственные фигуры не дают спать? — голосом, полным напускного хлоднокровия начал я разговор, подойдя ближе.

     — Нет, скорее, чувство надвигающегося взрыва. Никогда такого не было?— играючи ответила Она вопросом.

     — О чем ты? Какой взрыв? — сбитый столку таким точным описанием недавних событий, спросил я. От моего хладнокровия не осталось и следа.

     — Пока не знаю. Эмоциональный, физический, временной. Какой собьет. Спасибо за позирование! полностью оторвавшись от процесса рисования сказала Она.

     — Всегда пожалуйста. А когда ты успела меня нарисовать?

     — Я разве говорила, что рисовала тебя? Рисовала твоё тело прямо сейчас. Неужели, ты не видишь? Странно. Видимо, ты просто устал и здесь темно. Днём будет лучше видно. Вижу, что твои душевные метания наконец закончились? Ты что-то нашел в лесу с Джотто Ивановичем? Только не говори мне, что ты обрел здесь настоящих друзей и все в таком духе. Но подожди. Дай лучше угадаю. Ты обрел внутреннюю философию?

     — Да, я понял, что аб…

     — Аб-бэ-бэ-стоп— прервала меня Она— не говори мне! Ты же хороший автор. Попробуй лучше как-нибудь вплести это в повествование в своем дневнике. А потом уже начнешь вести себя соответствующе. А то так совсем неинтересно.

     Я лишь недоуменно посмотрел на неё, пожал плечами и показал большой палец. Как скажите, госпожа абсурд. Слушаюсь, повинуюсь, сопротивляюсь.

     — Слушай— продолжила Она— А твоя мама совсем не волнуется? Ты прости меня за вопрос. Просто студент один одинешенек ходит где-то в лесу с мужчиной, возвращается весь побитый. Здесь хоть еще картину пиши.

     — Она у меня геодезист— ответил я— сама в постоянных командировках. Думаю, что знает, как эта индустрия выездная работает. Тем более, что она думает, что я сейчас в компании студентов прохожу практику.

     — А в чем заключается твоя практика?

     — Поиск коммуникантов в отдаленных деревнях для дальнейшей записи и хранения народных преданий— отбарабанил я уставши.

     — Этого у меня хоть отбавляй, у меня дома куча книг с записями. Поможешь уровень пройти, я тебе обязательно все передам. Хочешь, пока рисую, расскажу тебе одну сказку?

     Только в этот момент я заметил, что неподалеку от мольберта стоял переносной гамак.

     — А ты не будешь против? — я указал на гамак.

     — Нет, конечно. Садись. — Она отвернулась к холсту и начала рассказ— однажды, в далеких северных землях жила с отцом девочка, чьи зубы блестели, как блестит луна в отражении озера. И отца в один ужасный день заставили выдать дочку замуж за водяного.

     — Как это можно заставить сделать? — прервал ее я.

     — Угроза жизни или что-нибудь в таком роде. Вообще, сказания обычно слушают и погружаются, а не задают к ним вопросы. Слушай. На чем я там остановилась. Ну и вот. Пришел отец домой опечаленный и рассказал все дочке. А та не растерялась, налепила еловую смолу на зубы и убежала. Ее пыталась поймать старая колдунья. Она убежала. Залезла на большую ель, а потом её сестра сбросила ей плетенную лестницу с гор, она по ней и забралась.

     — И чему учит эта сказка? — почти засыпая спросил я.

     — А сказки должны чему-то учить? Ну если так, то пусть учит тому, что можно убежать от всего, даже от замужества с чем-то чудесным. Кстати, сейчас бы эта история хорошо бы зашла, нужно только подрихтовать. Но тут я не эксперт, это скорее к тебе. Я все же больше разукрашиваю реальность, а не описываю ее.

     — Встретил я вот сейчас тех, кто описывает все. Неприятные ребята из какой-то там ремесленной мастерской— уже в полудреме говорил я.

     — Из ремесленной мастерской имени А.И.? Ты встречал «описывающих реальность»?— Она сделала воздушные ковычки— У меня вроде где-то дома валялся их фильм их производства. Дорогая и раритетная вещь. Жалко, что я свой проигрыватель обменяла на новый компьютер. Но с другой стороны, у меня появилось очень много игр-квестов. Очень расслабляет, советую!

     — У тебя есть их кассета? — проснувшись спросил я— А можно ее взять на время? У Леника в доме проигрыватель был.

     — Да, конечно, только дорисую. Мне осталось тут чуть-чуть. Ты, главное, не усни.

     — Попробую. Слишком приятный вечер. Слушай, а почему именно квесты тебе нравятся? Ты так часто про них говоришь.

     — Во-первых, там очень хорошо нарисованы статичные картинки. Во-вторых, в большинстве таких игр всё очень гармонично. Это успокаивает, особенно на контрасте с остальным миром. Там все так просто и даже самые абсурдные действия приводят к какому-нибудь нужному и интересному результату. К тому же, они довольно хорошо описывают механику нашего мира. К примеру, когда герою нужно открыть дверь в квартиру, и он для этого идет в местный МФЦ, а оттуда летит в какой-нибудь глухой сибирский лес. И в игре это очень логично! В жизни такое тоже могло бы быть логичным, но люди привыкли просто сидеть сложа руки или пойти сделать скучную вещь. К примеру, пойти и сделать дубликат ключа. Ну что за скукотища, совсем неэстетично. Только если говорить об эстетике статичной повседневности. Но ее и так в избытке. Так. Еще чуть-чуть. Последний штришочек. Всё. Помоги донести картину, а я тебе вынесу кассету.

     В этот раз картина была раза в два тяжелее предыдущих, хоть и рук у меня в этот раз оказалось две. Не знаю даже в чем было дело, может в моей усталости. Через пару минут Она показалась в дверном проеме, держа в руках картонную упаковку с кассетой, на которой было написано— «Узревшие пустоту».

     — А кто это вообще такие и откуда у тебя эта кассета? — поинтересовался я.

     — Куча очень специфичных и вычурных личностей. Они, вроде как, прямо вот творцы. Думают о себе, как о передвижниках или что-то в этом роде. Объединились в году тридцатом прошлого века под сильным влиянием фильма «Человек с киноаппаратом», но Вертов к ним и соваться не хотел. Оно и понятно, они уже вот почти сто лет выпускают свои работы, пусть некоторые и интересные, но без громких имен за ними, это часть их правил. Не выделяться и прославлять только их гильдию. Как-то так. А кассету я просто нашла, давай скажем так. Они же и тут иногда шастают. Но ты к ним лучше не суйся, они хоть и безобидные, но довольно противные. Есть еще несколько таких же группок, только с другой философией, но и они особого внимания не достойны, как мне кажется. Все эти объединения— лишь ширма для людей, которые стесняются заводить друзей. Лучше бы и правда просто дружили. На творца люди должны влиять только непроизвольно. Какие-то механические вмешательства негативно влияют на процесс. Может выйти шедевр, а человек, знающий творца специально вмешается в процесс все нарушит. А там только так и делают. Поэтому фильмы у них получаются то недожатые, то пережатые.

     — Ты знаешь, что они и в Старороговской есть?

     — А где их нет? Они как журналисты. Хорошо, что мы им, наверное, не слишком интересны. У тебя история слишком масштабная и клишированная. У меня история слишком невнятная и локальная. Довольствуйся тишиной и лучше отдохни хорошенько. Завтра будет вечером выставка народного творчества в ДК. Продолжим культурное ознакомление? Напишешь потом про это в своем отчете по практике.

     Я пожал плечами, а потом попрощался своей новой старой рукой и заметил кое-что. Упырь, который владел моей рукой до этого продырявил ее насквозь! Да, вот так. Я вообще-то очень уважительно обращался с чужой рукой. Вот урод. Теперь пощады точно не жди. Раздражает даже не сама травма, а то, как неуважительно обошлись со мной. Дырка примерно между указательным и большим пальцем. Больной что ли. Даже сейчас рассматриваю её. Так не поступил бы даже самый отбитый сектант. Те бы просто убили, в этом даже больше уважения будет к личности, чем вот в этом. Даже не помню, кстати, как уснул. Просто плюхнулся в одежде на койку, был какой-то смутный сон, сейчас уже не вспомню. Проснулся разбитый, как старый деревянный таз на берегу бурного моря с каменистым пляжем. Да, вот именно такое специфическое сравнение.

     Пошел завтракать к Джотто Ивановичу. Поболтали немного, он поделился со мной рецептом фруктового салата. Нужно будет зайти к Марии Семеновне за ингредиентами. Потом мы пошли к Ленику домой, чтобы посмотреть фильмы. Посмотрели серию любимого сериала Леника про Геракла. Было довольно весело. Потом я вспомнил про кассету, которую мне дала вчера Она. Быстро сбегал за ней, Джотто Иванович как раз согрел чайник. Было даже немного страшновато включать эту кассету. Документальный фильм начался с черного экрана. Мы даже сначала подумали, что пленка повредилась или что-то в этом духе, но затем зажегся свет фонарики, который осветил внутренности какой-то старой бревенчатой избы, внутри почти не было мебели. Перед стеной глядя в стену сидели в ряд трое мужчин и одна женщина. Смена кадра. В центре экрана красовалась хибара где-то в густом лесу на закате дня. Закадровый голос начал говорить приятным высоким голосом:

     — Отшиб, глухой лес, старая изба почти без мебели. Типичный вечер жителей этого прекрасного коттеджа начинается с созерцания стены. На самом деле, предмет предстающий перед глазами обитателей этого места роли совсем не играет. Вы можете приехать и застать этих людей за этим занятием совершенно в разных местах. В чаще леса, в избе, на крыльце или перед рекой. Они такие не одни. Тысячи людей в нашей стране в один миг, манимые каким-то неясным неслышимым нами зовом начали— «Созерцать пустоту».

     Всё это время кадры сопровождали голос рассказчика, показывая разные, как мне кажется, таежные красоты. Затем начались какие-то исторические хроники, нарезка рисунков и архивных видео, сопровождаемых тем же голосом:

     — На самом деле, ситуация эта совсем не новая. Кто-то сравнивает ее с приступом массовой истерии, а кто-то говорит, что это древняя буддийская практика. Ясно здесь одно, история у этого всего имеется и довольно богатая. Первый такой случай «созерцания пустоты» описан одним старым гунном по имени Бала-Дахан, который перебрался в Китай. Там он написал что-то вроде путевых заметок, с которыми затем он поехал на Ближний Восток, желая прославиться там в качестве сказителя. Дело закончилось тем, что эта рукопись была найдена в ходе студенческих экспедиций студентов девятнадцатого века в нужнике пивного заведения. Несмотря на свою небольшую слепоту, нашедший рукопись студент сразу распознал в ней восточный язык. Удивительная находка была сразу же доставлена в стены университета. До сих пор высшие учебные заведения тайно бьются за право называться— «Первым ВУЗом, в который была доставлена рукопись Бала-Дахана». На самом деле, это и не важно. Ведь над разбором рукописи работала сотня самых талантливых переводчик со всего мира. Текста было немного, а язык был совсем неизвестен вплоть до семидесятых годов двадцатого века. Именно тогда было установлено, что написан он на смеси из шести разных языков: согдийского, древнекорейского, грабара, латыни и булгарского. Комбинировались эти языки настолько талантливы, что было совершенно непонятно, какой из них был для автора родным. Тем не менее, «в живых» остался лишь один длинный фрагмент, описывающий пребывание Бала-Дахана где-то на севере Египта. В глубокой пещере, желавший переночевать автор текста встретил семью из пяти человек. Совсем непримечательные люди, желавшие укрыться от холодов африканских ночей: отец, жена, двое детей и старик. Но вот, что произошло потом. Стоило солнце полностью скрыться, как у всех членов семьи пропала жизнь из глаз. Они потушили свет, сели там, где находились и принялись смотреть в одну точку впереди себя. Автор не предал значения этому странному ритуалу, видимо, повидав многое. Но на утро за завтраком, перед тем, как отправиться дальше, он все же спросил отца семейства о произошедшем вечером. Тот не ответил ничего, тогда Бала-Дахан начал расспрашивать каждого члена семьи. Все хранили молчание. Лишь старик ответил на вопрос словами— «Мы ждем, пока нас вынут из ножен». На этом текст обрывается. Уже тогда материала об этом процессе было предостаточно. Множество разных сообщений о подобных событиях из разных уголков мира указывали на то, что описанное Балом-Даханом было пусть и древнейшим, но не уникальным событием. После этого исследователи принялись искать дополнительные сведения об этом феномене. Как оказалось, информации было много, стоило лишь поискать. К примеру, одна из теорий была выведена из дневника одного из друзей французский писательницы Жармен де Сталь. Во время созыва генеральных штатов он из-за определенного рода преследования вынужден был скрываться на территории коммуны Локронан. Там в пригородном лесу во время своей прогулки он обнаружил землянку, внутри которой жил старик. Старик рассказал французскому беглецу о том, что он ждет, пока его вынут из ножен в этом самом месте. Да-да, вы не ослышались. Старик в землянке повторил слова, сказанные Балу-Дахану столетия назад. Естественно, безымянному беглецу стало интересно значение всего этого, поэтому он пришел к старику вечером, когда тот уставился пустым взглядом в стену своего жилища. Беглец провел ночь в стенах землянки в ожидании рассвета. На рассвете старик ожил и рассказал, что определенный зов заставляет его лицезреть пустоту, дожидаясь ответа. Пустота зовет не всех, но зовет вне зависимости от происхождения, языка и племени. Пустоту можно видеть лишь в темноте, когда ты смотришь в кромешную тьму, отражающую самого тебя. При этом нужно понимать, что для полноценного наблюдения «пустоты» нужно очистить себя самого. Ведь в противном случае, в темноте ты будешь видеть лишь самого себя или еще что похуже. Так и проводят, согласно одной из теорий, эти люди в ожидании туманных приказов. Какие они могут быть? Согласно малочисленных заявлениям, чаще всего эти приказы односложны и после них, человек освобождается от наблюдения за пустотой. Сообщение может быть простым— «Посади дерево». А может быть и— «Переселись в другую часть планеты Земля». Такой малый отклик от респондентов связан и с тем, что многие созерцатели даже не осознают, чем они занимаются. Лишь просветленные и отдельные личности способны сделать какой-то самоанализ. Что это такое? Наитие, массовое расстройство или гигантская мистификация? Давайте же выясним. Прямо сейчас, мы нашли одного такого парня прямо в столице нашей прекрасной страны. Зовут его Фыврывфы…

     На этом моменте пленку заело, а затем очень медленно выплюнуло из проигрывателя. Очень обидно, я бы хотел посмотреть, что там было дальше. Довольно интересная и пугающая тема. Джотто Иванович выглядел крайне скучающим. Возможно из-за того, что он очень устал и почти не спал со вчера. Сегодня он хочет организовать профилактический дозор, но уже без меня. Глядя на мои мешки под глазами, жалость ко мне внутри него попросту не дала позвать меня. После моего рассказа о том, что произошло и «тщательному конспектированию» Джотто Ивановичем всего в свою книжечку, которую он взял с собой мне было приказано отдыхать и отсыпаться. Уверен, что свой отчет Джотто Иванович закончил фразой— «Разрыв закрыл. Не я». Перед тем, как вернуться к себе и записать все это, я завернул к Никите Соломоновичу показать руку. Он был необычайно рад возвращению моей оригинальной руки. Может даже больше чем я сам. Как будто от этого зависело, отзовут ли у него докторскую лицензию, если такие тут котируются. На всякий случай, он обработал рану на руке и забинтовал, постоянно при этом цокая. Затем я пошел домой, чтобы немного отдохнуть и написать обо всем. Теперь схожу, наверное, порадую Богдана Алексеевича. А потом на выставку в ДК с Оной. Кстати, раз уж у меня две руки, и я кое-что умею, стоит навестить кое-кого, чтобы извиниться и отплатить должок. Еще бы я поискал того подозрительного тракториста.

     Вышло очень даже забавно. Богдан Алексеевич и Мария Семеновна были очень рады, даже предложили отпраздновать возвращение руки. Даже удалось поработать над одним из генераторов. Поменял ему штепсель под пристальным руководством. Было очень даже интересно, занимался чем-то таким прикладным вообще впервые. Рассказал про документалку, которую посмотрел сегодня. Стоп. Я только что хотел написать предложение— «Рассказал про документалку, которую посмотрел сегодня, но семейство… переглянулось между собой» и осознал, что я не знаю фамилий жителей этой деревни. Буквально ни единой. Это как бы и не приходилось к слову, но должен же я был узнать за несколько недель хоть что-то. С другой стороны, и они моей фамилии не знают. Да и отчества тоже. Нет, то, что они знают про меня больше, чем я сам рассказывал— это безусловная истина. Но вот почему меня не напрягало все это время, что мои знания об окружающих в плане именных ярлычков такие скудные? Меня усыпляло то, что все они выглядят либо очень уж загадочно, либо уж очень открыто.

     Теперь, когда я задумался об этом, это свербит в моем сознании. Богдан Алексеевич что-то упоминал, вроде. Может, просто не запомнил? Нет, тут, похоже, дело тонкое. Какой-то нарративный сторителлинг в реальной жизни, пытающийся мне сообщить что-то о деревне. Здесь не котируются фамилии? Потому что здесь и нет родов?

     Так вот, Богдан Алексеевич странно переглянулся со своей женой. Я не придал этому большого значения, здесь были вещи и страннее. Может, они вообще участвовали в съемках какого-нибудь фильма? Мой срок пребывания здесь вот-вот подходит к концу и вряд ли мне удастся попасть сюда еще раз. Думаю, что с этим есть определенные сложности. Кстати, касаемо вчерашнего. Тот толстый мужичок с экрана говорил про то, что для Ийа я человек одной функции. Сам Ий тоже упоминал что-то про это. Да и вся эта тема с тем, что я должен тут провести определенное время звучит очень сомнительно. Неужели, надвигается что-то такое обо что мне предстоит расшибить свой лоб?

     После обеда я вернулся к себе, чтобы одеться чуть теплее. Сегодня стало как-то прохладно. А потом я пошел искать тракториста-документалиста, но как оказалось— тщетно. «Уехал куда-то в город»— сказали мне другие мужики на поле. Оно и не мудрено. Если пингвины заметят камеру и съемочную группу, то это уже будет не документальное кино. Туда ему и дорога. Козлина. Он мне сразу не понравился. День уже перевалил за четыре часа дня, поэтому было решено пойти к Оне. Тем более, что Джотто Ивановича дома не было. Где он только блуждает? У Оны мы поиграли в компьютер где-то еще час. Очень долго не могли разгадать загадку в каком-то старом плоском квесте. Там нужно было открыть дверь тюрьмы в каком-то городке эпохи Дикого Запада в Америке. Оказалось, что нужно было шесть раз принести воду к разрушенному неподалеку поезду, подудеть в гудок и тогда ключ выпадал из трубы. Жестяная жесть. Где-то в пять с чем-то вечера мы пошли к ДК на выставку «Культуры народного хозяйства». Ох-хо-хошеньки хо-хо! Уже в холе нас встретила большая скульптура кукурузы. Листы были выполнены из шин, кукурузинки вообще из какого-то неизвестного материала. Все это еще стояло на постаменте. Надпись внизу гласила— «Постмодернистский початок. Аквентина А.Ю.». При чем тут постмодерн? Или если везде лепить его, то цена у произведения поднимется? Неясно. Вроде, початок, как початок. Что тут постмодернистского? Может цель была впечатлить таким термином жителей деревни? Тут тоже неурядица. Тот, кто знает значения слова фыркнет, а тот, кто не знает-плюнет. Мы прошли во второй небольшой зал, в котором я еще не был. Он представлял из себя маленький холл. Посередине в ряд стояли столы с экспонатами. Возле стены были небольшие постаменты. Попробую по памяти законспектировать увиденное мною:

     — Скульптура— «Веселый арбуз». Покрашенное металлическое ядро под цвет арбуза. На нем была нарисована хищная улыбка и пугающие глаза. Сделала какая-то одиннадцатилетняя девочка.

     — Картина— «Уборка зерна». Довольно красиво нарисовано. Наверное, в пастельных тонах. На картине было поле, ну и собственно люди, убирающие зерно. Нарисовала какая-то сорокалетняя тетя. Может видел ее на книжном собрании.

     — Скульптура— «Постмодернистский лебедь». Да, снова от Аквентины А. Ю. На этот раз это был лебедь, сделанный наполовину из шин, наполовину из не пойми чего. Глина что ли? Короче, местная амбассадор термина— «Постмодернизм» сделала очередную свою работу. Удивляться нечему.

     — Диорама— «Обед в семье каштанов». Вот это довольно качественная работа. На столе стоял макет очень проработанного двухэтажного дома. Вместо людей в нем были стилизованные интересно сделанные маленькие каштанчики. Я хоть и не критик, но сделано очень хорошо. Выполнена работа была каким-то мужичком. Запомнил я только Аквентину А.Ю.

     — Классический— «Ежик из шишек». Тут и говорить нечего. Девочка лет девяти постаралась очень даже на славу.

     — Часы из желудей.

     — Лицо из овощей под название— «Постмодернистский портрет собирателя урожая». Все верно, Аквентина А.Ю.

     Когда мы уже подходили, чтобы посмотреть на позолоченную металлическую галошу, из кулис небольшой сцены в конце зала вышла женщина-ведущая и объявила, что сейчас будут индийские танцы. А они тут при чем? Винегрет какой-то. Ну хоть чем-то люди занимаются, на том спасибо. На сцену вышли женщины абсолютно разного возрастного диапазона. Одну я узнал сразу. Это была та девочка, которая жалобно пела песню про маму. Я вспомнил о том, что нужно бы извиниться перед тем мальчиком. Как-то очень некрасиво получилось, но и искать его специально-это дело гиблое и очень странное. Не хватало мне еще в своей жизни заниматься поиском и сталкингом пухлых подростков. Это была грамотная мысль, ведь он сам нашел меня уже совсем скоро. Рядом с этой девочкой танцевала та, которая ходила с Леником. Были на сцене и возрастные танцовщицы. Танцевали они как-то вразброс, но получалось очень даже по индийски. Я решил сходить провериться на улицу. Перед выходом, кстати, стояла очень красивая картина, нарисованная широкими мазками. Называлась она-«Старое развлечение во время дождя». На ней мальчик сыпал сахар на голову коту, а тот смотрел на него вопрошающе. Забавный сюжетец, но, мне кажется, что я видел его где-то. Вот, собственно, на улице меня и ждал акробат Виталик. Он приседал под деревом недалеко от внешней сцены ДК. Увидев меня, он остановился. Я окликнул его и подошел:

     — Эй. Слушай, не хорошо получилось тогда вечером. Ты меня извини пожалуйста, у меня судорога случилась. А ты так убежал быстро. Мир?

     Он очень недобро смотрел на меня и на руку, которую я протянул ему в знак примирения. Было понятно, что нужны какие-то дополнительные действия.

     — Ладно уж— пробубнел я— Смотри!

     И после этих слов резко встал на руки. Видимо, это оказало на него нужное влияние. Уверен, что он очень сильно удивился. Потом, я почувствовал резкий толчок со стороны спины и свалился на землю. Перевернувшись, я увидел улыбающегося пухлого мальчика уже у входа в ДК. Он крикнул мне что-то вроде— «Мир!», отдал воинское приветствие и весело забежал внутрь. Да уж. Единственный враг в деревне был устранен ценой моего небольшого унижения, но цена не слишком большая, чтобы ее не заплатить. Приятный мальчуган. Уже вставая, я услышал голос Оны с внешней сцены:

     — Ты решил полежать после выставки? Приблизиться к земле? Похвально!

     — Нет. Просто решил извиниться.

     — Прямо вот так? Глубоко упав на колени? Похоже, что дело было серьезным. — приближаясь ко мне говорила Она.

     — Просто форма извинений была такая. Так получилось. Что уж поделать. Ну как тебе выставка? Хочешь еще там что-то посмотреть? — спросил я.

     — Как обычно. Я уже всё посмотрела. А ты? Как тебе?

     — Видимо, я не ценитель искусства. Зацепила только одна картина. Диорама тоже прикольная была. Наверное, мои вкусы все-таки больше по кино.

     — О, кстати, как тебе фильм? Уже посмотрел? — спросила она.

     — Тот документальный? Интересно, но, блин, кассета сломалась, когда смотрели на самом интересном месте. Было очень интригующе. — ответил я.

     — А мне кажется, что фильм этот очень надуманный. Я вот выключила после двадцати минут просмотра. Видно было, что некоторые моменты подстроены, а выводы подбиты. Конечно, стилизовано это все под документалистику интересно, но лучше посмотрю какое другое мокьюментари. Или может мне просто не понравился голос и отсутствие деталей. Имен-то много, действий много, а деталей как-то не хватило.

     Мы уже шли в направлении дома.

     — Какие планы на сегодняшний вечер? — спросил я.

     — Приготовить ужин. Дорисовать картину.

     — А что ты делаешь со своими картинами? — снова спросил я— У тебя дома их не так много. Рисуешь же ты намного больше.

     — А это так важно?— скучающе спросила Она— Уверена, что ты когда-нибудь увидишь их где-нибудь не здесь. А что ты будешь делать со своим дневником. Куда денешь рукопись?

     — Может опубликую в интернете?— скучающе ответил я— Все равно какое-нибудь издательство вряд ли напечатает молодого меня.

     — А ты попробуй! Или может напишешь все отдельно, придумывая разные детали? Было бы славно. Напиши роман! Думаю, у тебя выйдет хорошо.

     Может и выйдет что-то.

     — А когда ты начала рисовать?— поинтересовался я— Выглядит так, будто тебе наскучила классическая живопись, и ты ударилась в эксперименты. С детства?

     — С детства— утверждающе сказала Она— Не представляешь с какого детства. Я никогда не тянулась к успехам в искусстве, но он меня сам нашел!

     — В каком плане?

     — Увидишь.

     Исконно женский ответ.

     Мы проболтали так до самого дома Она и попрощались. В дверях своего дома я нашел записку от Джотто Ивановича. Она гласила— «Василе, поужинай и зайди ко мне. Дело очень важное. Если не найдешь меня дома, то иди за мой дом вброд через реку на другую сторону. Важно!!! Джотто».

     А я-то думал поужинать у Джотто Ивановича. Плохо дело! Придется выедать остатки, которые я успел понатаскать из других домов. Идти к кому-то совсем не хочется. Сейчас доедаю пирожок, который мне дала Мария Семеновна и пойду. Надеюсь, эту ночь я проведу в постели.

     «Начнем все заново, Василе.

     Доброго денечка, Василе, я— Василе. Я не стеснялся своего имени НИКОГДА, представляешь? Жалкая тень, где ты там родился? В спальном районе столицы? Очень классно, я родился на юге совсем рядом с Маныч-Гудило. И эта была только первая удача из целой плеяды моментов, которых мне пришлось вырывать зубами. Детерминизм? Абсурдность бытия? Я твой ровесник и очень скоро поставлю на колени тебя, твоего детерменированного товарища и всех тех, кому случайно в руки попала волшебная палочка. Гуляешь себе, целуешься в щечку с каким-то неясными девочками, рассуждаешь о насущном, звонишь мамочке. Очень скоро я выплюну тебя из своих очередных «владений», а пока давай расскажу историю, мистер абсурд. Ты хоть Камю читал, клоун? Ладно, ты все же все-таки я, поэтому буду чуть-чуть помягче. Тем более, что это можно все можно закончить. Теперь тебя не сдерживают квантовые стены деревни, поздравляю, котик, выпрыгивай из коробки. И так, все началось с небольшого сдвига вероятностей. Твоя мама осталась и не поехала за нашим отцом. Моя поехала, и через пять лет его сбила машина. Вышло неудачно. Неблагополучный район, школа, сорок человек в классе, желание выделиться, отчуждение, никакой тебе первой романтической любви и прогулок.

     Чтение, чтение, чтение.

     Познание.

     Физическая закалка.

     Технические навыки. Я могу даже из речки, двух магнитов и палок сделать электричество.

     Меня вел невидимый, но такой понятный зов. Что вело тебя? Звенящий гул пустоты? Кружок поэтики, серьезно?

     Восьмой класс, за спиной Кьеркегор и Ясперс.

     Одиннадцатый класс, я поступаю на бюджет в столичный вуз.

     Лето перед первым курсом. Я сталкиваюсь с интересным глупым народцем. Представляешь, мой дорогой я. В мире существуют люди, которые могут влиять на вероятности происходящих событий. Да, прямо вот сами выбирать исход нужного события на коротком промежутке. Хотя, думаю тебе о них уже рассказали. Ты, кстати, уже встречался с ребятами-документалистами? Очень интересные ребятки, согласен? Меня как-то «случайно» пригласили на их очередную «премьеру». С другой «ремесленной мастерской» ты, судя по моему беглому чтению дневника тоже знаком. Я услышал зов. Странно, что ты для них не видим. Судя по всему, из-за твоей сущности. Работает это так-в твоей нервной системе возникает невероятное инородное жжение, которое ты почти не замечаешь. Оно лишь нативно направляет тебя, но такой мозговитый парень, как я так или иначе чувствовал это. Зов вел меня прямиком в старую библиотеку на окраине города. Там, среди старых полок под каким-то томиком с разорванным корешком меня ждал пыльный конверт, внутри которого лежала кассета. Кассетного проигрывателя у меня не было, но это было последним, о чем стоило беспокоиться. Пакет был подписан— «В круге вечной жизни». Лента могла размагнититься тысячи раз, но только не у меня, ты должен сам понимать почему.

     И знаешь, что было на кассете? Фильм про нас, мой дружок.. Два вечно тянущихся к друг другу объекта. Спойлерить не буду, но скажу прямо, мне ты абсолютно не нужен. Ты даже не из моей реальности. Не задумывался об этом, кстати? Это моя деревня, а не твоя. Ходишь своими ножками по квантовой земелюшке и даже не задумываешься о настоящем бытие, закрываешь разрывы, хорошо проводишь время. Единственная полезная вещь, которую ты сделал-это дневник. Ну и еще тот большой взрыв. Спасибо, что переместил меня прямо к вам. Видимо, мы и правда тянемся друг к другу. Очень благодарен, друг. Теперь, когда ты можешь покинуть деревню, твоя история подходит к концу. Можешь выметаться со сцены. Все. Твое проклятие спало, золушка. Направьте софиты на трикстера. Тебе достаточно пройти по дороге из асфальта, ты окажешься там, где тебе нужно. Уходи. Свою работу ты выполнил. Больше ты здесь не нужен. То, чем я занимаюсь есть благо. Я вырву жизнь из глупых ребер старосты этой поскудной деревни. Твоя художница может в любой момент уйти с тобой. Можешь ее забирать. Мне нужна лишь эта территория, вернее, мне нужно отсутствие этого бича моей жизни. Мне нужно все прекратить. Прекратить все для тебя и для себя. Мы сталкиваемся уже не первый раз. Иногда ты хочешь покончить со всем, а иногда я, но ни один из нас ничего не помнит. Но я нашел способ. И ты тоже нашел способ. Я не поступлюсь ничем и убью тебя, можешь не сомневаться. Мне не помешает ни твой друг-старикан из поезда, ни та противная пьянь, ни твои дружки здесь. Я знаю, что у тебя много совершенно глупых вопросов, которыми не стоит задаваться. Бери свой дневничок и убегай. У тебя есть пара дней на сборы твоих пожитков, которых у тебя и нет. Напиши об этом роман и держи кулаки, что все происходящее никак не затронет мир, из которого ты пришел. Не заставляй меня встречаться с тобой лицом к лицу. Ты не хочешь ощутить на себе фатальное невезение. Возвращайся в поэтический кружок.

     Твой друг.

     Василе.»

     Вот такую милую записку мы вчера нашли на окраине деревни, когда увидели вдалеке огонь, который оказался кучей деревянных факелов на длинных ножках, выстроенных по кругу. В центре лежала эта самая записка. Пришлось ночевать у Богдана Алексеевича. Теперь не чувствую себя безопасно нигде. Сегодня вечером будет сбор. Видел Ия, мне показалось, что даже у него в глазах проблеснуло беспокойство. Что уж говорить про остальных. После того, как мы нашли письмо, Джотто Иванович отправил меня домой, а сам сказал, что проведет более глубокую разведку. Еще он сказал, что за все время проживания в Старороговской, он не видел деревьев, меж которыми мы ходили ночью. И это был не разрыв. Это была реальность. Тот взрыв, который я случайно устроил переместил деревню в новую позицию? Быть того не может. Да и что значит-«Ты не из этого мира?». Я что, какой-то пришелец? Мне бы об этом кто-нибудь да сказал, нет? Волнуюсь по поводу того, что Джотто Иванович еще не пришел. Где он? Не выходил из комнаты все утро, гладил кота. Да и спалось очень плохо, дай Бог, что часа три я поспал. Как обычно, все скатилось к полному ужасу, но неужели я и правда наконец могу уйти?

     Но почему он хочет, чтобы я ушел? Никто мне не отвечает. Богдан Алексеевич говорит, что и сам ничего не знает. Мария Семеновна очень напряжена и все утро провела в каких-то непонятных хлопотах. В окно я видел Ону, она шла куда-то с мольбертом. Неужели, Она не в курсе? А кто тогда знает хоть что-то? Да и что именно? Я понимаю, что деревня переместилась, но разве количество возможных мест ее пребывания— конечно? Бред какой-то. К тому же, жителей деревни довольно много, неужели стоить бояться одного сумасшедшего? Пусть у него и есть какие-то силы. Я об него должен самоуничтожиться? Чувствую себя, как в самый первый день здесь. Все замыкается. Сизиф теряет свой камень и начинает все с самого начала.

     Прошло маленькое собрание. Все вышло довольно напряженно. А еще не было Ия и Оны. Был только Богдан Алексеевич с женой, Никита Соломонович один, слава Богу вернулся Джотто Иванович, выглядел он очень вымотано. Последние дни давались ему тяжело. Еще был я. Кстати, ни разу не видел этого мифического Алексея Дмитриевича, который возит товары в деревню. Он вообще существует? Откуда здесь все? Или они сущности, материализующей здесь всё дали имя?

     Джотто Иванович рассказал, что ему удалось разузнать. Культисты, от которых я сбежал вернулись. И они расположились прямо рядом с деревней. Но теперь их культ видоизменился. Власть захватил какой-то странный молодой парень. В чем суть нового культа пока неясно. Видимо, вместо поклонения гигантскому животному поклоняются гигантскому эго нового главы. В качестве наказания они теперь привязывают людей к деревьям и держат их так днями без еды и воды. После этого бедным людям дают какой-то психоактивный отвар, вызывающий у них единый околорелигиозный экстаз. Пока неясно, убивают ли они людей или нет. Но пытка эта довольно негуманная. Джотто Иванович следил за лагерем всю ночь. Культисты постоянно сменяют друг друга на посту. Глава всего этого балагана вышел всего лишь раз из своего домика, но разглядеть его не удалось. Может, это правда я? Только из другой реальности. Интересно, как я выгляжу? Можно ли найти со мной общий язык? Стоит ли это вообще делать? Сижу до сих пор на втором этаже у Богдана Алексеевича. Напросился сегодня вечером пойти вместе с Джотто Ивановичем.

     Меня снова начало бросать в дрожь. Думаю, может уйти? Попробую сегодня, наверное. Конечно, с некоторыми людьми здесь я очень даже сблизился. Она мне правда очень нравится, хотя я и не знаю даже ее настоящего имени. А сколько наших пространных разговоров не перенесено сюда. Тоже самое обстоит с другими жителями. Он сожжет все? Даже ту бабулю, которая ждет тигра? Но с другой стороны, может мне попытаться уйти и привести помощь? А какую помощь? Я не знаю, где расположена деревня сейчас и вряд ли смогу привести хоть кого-то. Как тогда справляться? Джотто Иванович говорил что-то про подготовку, но он сказал, что нужно дождаться отмашки «главного». Зачем? Неужели нельзя предпринять ничего сейчас? Может, мне просто нужно поговорить с этим главы секты. Тем более, что если он действительно окажется мною из другого пласта реальности, то я же наверняка смогу найти общий язык? Мне нужно отдохнуть. И где ходит Ий? Или и это было запланировано? Господи, да о чем я вообще рассуждаю. Все везде уже давно было запланировано, об этом неизвестно только одному мне. Но какой будет конец моего дневника? Может в какой-то момент он просто оборвется? Или я продолжу писать его даже в старости? Ий, наверное, знает, но не скажет мне об этом. Да ему и не важно. Хорошо, если мне суждено было родиться ради пяти секунд, проведенных здесь, то я просмотрю эти пять секунд от начала и до конца. Сейчас, пожалуй, отдохну.

     Ий всё-таки почтил меня своим визитом. Пришел он где-то часам к пяти, после того, как я вернулся с почты. Решил позвонить маме. Вдруг, реально здесь придется умирать. На ступеньках столкнулся с Ием. Он пригласил меня на небольшую прогулку. Переступив в очередной раз через собственное душевное раздражение, я вновь шагнул к очередной прямолинейной подачи сюжетной линии моей жизни прямо в лоб. Где работы судьбы с пером и пергаментом? Сюжетные повороты уже легко угадываются, что за дела? Персонажи какие-то никакущие. Главный герой— тюфяк. Мне кажется, что моя проблема состоит в том, что весь мой психологизм строится вокруг консервативных психологических постулатов, а вся моя линия поведения ей противоречит. Выберусь отсюда— пущу все в одно русло.

     Ий снова пространно поспрашивал у меня что-то. Я решил, что слишком устал от всего происходящего, поэтому начал говорить обо всем в лоб. Мы дошли до горы с оборванным веревочным мостом, когда я сказал:

     — Хватит ходить вокруг да около. Скоро всё закончится. И я либо умру здесь или уйду отсюда. Вы знали всё заранее?

     — Очень вы любите драматизировать. — ответил Ий— Может и знал. Может знал, но не всё. Это важно?

     — Не важно, поэтому можно и сказать.

     — Хорошо. Знал ровно до взрыва, который вызвал перемещение деревни в новое место. Там было пятьдесят на пятьдесят.

     — Пятьдесят чего и пятьдесят кого? — спросил я недоуменно.

     — В равной степени было вероятно, что, взрыв сфокусируется в твоей неродной руке убив таким образом того, кому она принадлежит и лишив тебя руки. Но произошло то, что произошло. Ты образовал антиматерию внутри пространственного разрыва и воздействовал на нее неизвестной мне материей.

     — Я мог лишиться руки? А нельзя было предупредить?

     — Каждый день есть вероятность того, что вы лишитесь руки. Требуется предупреждение на каждый день? — довольно язвительно ответил Ий.

     — А что делать с этими в балахонах? Они же отбитые на голову. Ещё записка эта. Там реально главный— я?

     — Представь, что вы попали в мир, в котором вы стали президентом. Как думаешь, нашли бы вы общий язык, при этом опустив ваше так называемое «родство»?. Думаю, что нет. Другой мир— другой вы. Существует бесконечная вариация таких миров. Есть даже такой, в котором взорвалось из-за вас Солнце. Чувствуете вину?

     — Нет. Наверное. Какая-то чушь и бессмыслица.— многозначительно бросил я, глядя на волнующуюся водную рябь внизу обрыва.

     — Что?— предельно спокойно спросил Ий.

     — Существование. В частности, мое. А вы знаете мою историю целиком? С рождения и до самой смерти? Вообще про все знаете?

     — Василе, я же не всесильный. Будущее или прошлое— это все чушь. Будущего и прошлого не существует. За вамия начал приглядывать, когда вам исполнилось шестнадцать лет. С этих пор, я знал, куда вы движетесь. Правда, есть там одно темное пятно, которое мне неподвластно, и оно вызывает у меня неподдельный интерес. Я предвидел движение ваших клеток, но в один вечер что-то произошло. Я потерял с вами полный контакт где-то на полчаса. И потом все вернулось, как и не бывало. Чтобы вы понимали, я вижу даже квантовые частицы. Я вижу вселенную в её бесконечной вариации, при этом постоянно оставаясь вот здесь, потому что нигде больше и не существую. Ваши атомы как будто стали невидимы ровно на полчаса, а потом снова появились. Не знаю, как объяснить ещё проще. Иными словами, в этой временами абсолютно детерминированной реальности ты нашел какой-то неизвестный карман. Ничего такого не помнишь?

     — Если честно, то нет, но это вселяет надежду. — сказал я, немного промолчав— А что дальше? Ради каких перспектив я упустил свой шанс лишиться руки?

     — Что дальше? — задумчиво сказал Ий— Пойдемте ещё пройдемся.

     Мы спустились вниз к реке. Оказывается, что под небольшим холмом было выдолблено довольно большое пространство. Даже как-то опасно, неужели, никто не боится оползня? Но с другой стороны, выдолблено было не так уж много земли. У входа в подобие пещеры висела масляная лампа, которую Ий зажег совсем не сразу. Он вошел и постоял пару минут. Вдыхая влагу сырой земли. Затем он пригласил меня жестом внутрь. Выглядело это все довольно пугающе. В центре этой небольшой пещеры была большая квадратная выемка, а еще везде стояли подпорки.

     — Меня похоронят вот здесь. — голос Ия отдался небольшим эхом.

     — Когда?— спросил совсем без удивления я.

     — Возможно, что через три дня. Я не уверен. В общем, если вы ещё будете здесь на этот момент. Василе. Нужно будет разрушить подпорки и завалить пещеру после погребения. Это очень важно.— впервые за многое время со всей искренней серьезностью сказал Ий.

     — А можно обойтись без этого?

     — Да, но шанс того, что это произойдет— двадцать шесть целых и сто девяносто шесть тысяч двести один в периоде миллионных. Довольно высокий шанс. Нужно быть готовым.

     — А остальные шансы?

     — Примерно один процент, что виновник всего торжества упадет и умрет в течении трех дней. Еще пол процента на то, что его голову посетят самые ужасные мысли, и он под их воздействием сделает ужасное. Потом идет довольно большая доля-семнадцать процентов, что все закончится не самым лучшим, но все же выигрышным способом. Тридцать процентов, благодаря тебе, на крайне благоприятный результат и куча всего еще.

     — Но вы же можете просчитать абсолютно всё. Можете подталкивать атомы и все прочее. Разве сейчас нельзя так сделать?— спросил я.

     — Василе. Понимаете, когда фотон уже летит к доске с щелями, то остается лишь считать вероятности. Можете спросить у меня про вашу маму. Да я и сам могу рассказать. У неё всё будет хорошо. Как и у вас, Василе. Вы закончите университет и найдете себя в ремесле журналиста— документалиста и художественного писателя. У вас всё будет хорошо.

     — Получается, вы видели свою смерть? А что после? Ну. Вы поняли

     — О, да. Видел— с большим энтузиазмом ответил Ий— И не один раз. Что после? После смерти? Или после моей смерти? После смерти атомы распадаются. Вот и всё. А после моей смерти должен прийти новый Ий. В его голове будет лишь одно воспоминание, но большего и не нужно. Я всё прекрасно рассчитал.

     — А как вы умрете? — задал я снова вопрос на животрепещущую тему. — К чему вообще готовиться?

     — Меня убьете вы, Василе. Застрелите из старого нагана, вероятнее всего. Но скорее не вы будете причиной моей кончины, а другой Вы. Ну вы поняли. Но я даже и не умру в полном смысле этого слова. В общем, надеюсь, что до этого не дойдет.

     — А я могу как-то помешать? — спросил я.

     — Да. Поэтому и вероятность у моей кончины не стопроцентная. Дело усугубляет то, что вероятности в этой игре будут перетасовываться. Вы и сами увидите в скором времени. Касательно подготовки. Можете продолжать тренироваться стоять на руках, это очень полезное занятие. Завтра, кстати, попрощайтесь на всякий случай с Джотто Ивановичем хорошенько. Надеюсь, вы подружились. Он действительно очень хороший человек. Ему придется нелегко, но будьте уверены, что в конце он тоже будет счастлив. Василе, тут довольно прохладно. Прошу вас вновь переместиться к дому Богдана Алексеевича, ему как раз нужна будет ваша помощь, вам предстоит спокойная, но интересная ночь без происшествий. Наслаждайтесь. Мне нужно будет еще многое подготовить. Обратите внимание, что веревочный мост починен. Будьте осторожны, хорошего вечера.

     С этими словами, он достал из-за пазухи своего пиджака теплую меховую кеппи и пошел куда-то в сторону прибрежных зарослей. Зачем ему всё это нужно? Пока существует деревня, существует и он? Для продолжения существования? Денёк и правда выдался прохладный. Я даже бабулю на лавке не видел с берега. Стану писателем. Видимо, это и будет моей первой работой. Как бы я её назвал? «Сладкие грезы печального дауншифтера»? Как-то очень длинно. Может тогда-«Звенящий голос пустоты»? Как-то вторично. «Одинокий путь нигде»? Тоже очень пространно. Думаю, что с этим мне придется долго провозится, но перспективы, в общем, вселяют надежду. А если бы Ий не сказал бы мне, что я стану писателем, то я стал бы писателем? И каким я стану писателем? Таким, который штампует по десять тысяч романов про фэнтези в день? Или таким, который корчит из себя молодого бесшабашного деятеля культуры? Приму в дар любую судьбу, главное, чтобы был статус.

     Кстати, о нём. Интересно, кем был Богдан Алексеевич до того, как попасть сюда? Он что-то говорил же про преподавательскую деятельность и про работу механиком. А что он преподавал? Наверное, что-нибудь из точных наук. Но вот, он решил выбрать статус мехника. Может, в этом и есть смысл? И я тоже так смогу. Буду вот я, например, писателем, но выберу статус почтальона там или финансового воротилы, кто мне запретит? Наверное, сам не захочу. Сплошной абсурд.

     С Богданом Алексеевичем налаживали какую-то старую ручную видеокамеру. Видимо, взяли у Леника. Делали это, чтобы потом повесить парочку похожих по лесу. Я лично мастерил скрывающие деревянные коробы! Сколотил пару досок между собой и вуаля. Скрывающее устройство готово. Джотто Иванович обещал взять меня с собой развешивать их в нужных точках. Он даже карту какую-то нарисовал. Еще, он сказал, что уже предупредил кого нужно. И кто нужно уже взял вопрос под контроль, нужно его лишь подстраховать. Так и знал, что такую огромную проблему не следует решать одними лишь силами селян. Полицию то и можно вызвать. В конце концов, это же незаконные культисты, творящие беспредел. С другой стороны, если мы где-то в Тайге, то полиции будет трудно добраться до нас. Остается надеяться на то, что мой дневник закончится как-нибудь хорошо. Если честно, то не перестаю нервничать. Хочется запереться в комнате и переждать там. Или все таки убежать. Может попробовать уйти, пока будем сегодня развешивать? Или лучше подождать развязки?

     Решил пока никуда не уходить. Ужинал у Джотто Ивановича. Очень вкусное рагу, он снова дал рецепт. Затем под покровом тьмы, я, Богдан Алексеевич и Джотто Иванович развесили пять коробов на деревьях возле станицы. Очень сильно устал. Не могу писать. Ложусь спать.

     Проснулся примерно в одиннадцать утра сегодня. Отличный погожий день! От вчерашней прохлады не осталось и следа. Только вот Джотто Ивановича что-то не видно. Интересно, где же он! Денек сегодня выдался ох какой насыщенный. Но можно ли говорить о насыщенности в парадигме моего абсурдистского мировоззрения? Иногда мне кажется, что оно совсем бесполезно, как и все мои действия. Уже не помню, что было утром. Хорошо, что в свой дневник я записал все, вплоть до каких-то малейших моих действий. Господи, как же мешают мои длинные волосы. Не забыть состричь их! Может быть даже сегодня. И так, скорее всего, я спустился вниз, чтобы поболтать с Богданом Алексеевичем и Марией Семеновной. Говорили мы о самых разных праздных вещах. О прошлом хозяина этого чудесного дома и о культурном взгляде на мир хозяйке этого дома. Ели, наверное, блины с медом. Потом я вышел на улицу очень задумчиво. Даже не знаю, что меня туда повело. Возможно тоже самое, что привело и сюда. Немного погрустил о Ленике, мы ведь так вместе сдружились. И вот сейчас пропал неожиданно Джотто Иванович. Как же обидно будет прощаться и с ним!

     Затем, скорее всего, появился Ий. Он сказал мне, что нужна помощь с разрывом или что-то вроде того. Что-то новое. Привел меня к обрыву и сбросил вниз. Как-то так.

     Похоже получилось?

     Мало соплей и саморефлексии, наверное.

     Снова тебе привет, Василе. От самого себя. В этот раз снова на страницах дневника. Спасибо, что идиот это разрешил. Ты сейчас в большом замешательстве. Я тоже. Теперь мы связаны не только нашими именами. Прямо сейчас я нахожусь в худощавом теле волосатого студента второго курса, пока владелец этого тела находится в моем. Похоже, что спусковым крючком замены послужило очередное соприкосновение. Но не думаю, что это полноценная замена тел. Заменился мозг или его часть, отвечающая за сознание, потому что я слегка чувствую твое сознание, и признаться честно, оно жжет. Скорее бы освободить всех этих бедных людей от окружающих их аномалий. Осталось только подождать чуть-чуть. Хорошо, что я учел почти все вероятности. И так, Василе. Будем снова знакомы. Я— Василе. Только другой. Удивлен же ты будешь, когда взглянешь в зеркало. Брить голову мною было решено еще в тринадцать лет, без волос довольно удобно жить, тебе стоит попробовать. Может, ты стесняешься наших ушей, но мне кажется, что они у нас подходят для носки таких стрижек.

     А на этих страницах, тебя ждет летопись последних дней станицы. И так, сначала поговорим о том, что произошло, а потом о том, что произойдет.

     Сначала произошло вот что.

     Сначала родился я. Родился я и ты. Миллионы раз родился я и ты. Миллионы людей умерли. Миллионы людей родились. Миллионы роз распустились по всему миру. Миллионы людей заболели гриппом. Миллионы захлебывались в грязи по всему миру. Сотни тысяч создавали искусство. Сотни тысяч разрушали искусство. Десятки тысяч убивали. Десятки тысяч спасали. Тысячи мыслили. Тысячи молчали. Сотни кричали. Десятки вопили. Единицы осозновали. И вот в такой мир пришли мы с тобой, мой самый близкий человек, которого я безмерно ненавижу. Не обольщайся, себя я ненавижу в той же степени, что и тебя. За парадоксальность своих высказываний даже извиняться не буду. Судя по твоему дневнику, в твоей жизни ты метаешься между состоянием ничтожности и состоянием пустоты. В итоге, как я понял, ты выбрал ничтожную пустоту. Ответь, если не прав. Хотя, у тебя такой возможности уже не будет.

     Все рождаются с разными особенностями. Мы тоже родились с особенностями. Я с детства чувствую волновые колебания хаоса и порядка. Это позволяет вмешиваться в них. Ты их не чувствуешь, но зато принимаешь активное участие. Вижу, что записка моя произвела на тебя впечатление. Это хорошо. Но там я не описал, как нашел эту деревню и все прочее.

     Мне кажется, что у каждого уважающего себя человека в жизни есть ядро. Есть пустые люди, но нам очень повезло! Мы не такие. Но есть другая проблема. Ядро в нашей жизни выбрали за нас. И нам даже не уйти от нее, как Паскалю. Нас будет тянуть сюда, в эту проклятую деревню. Как ты этого не поймешь. Я-это ты. Почему ты этого не понимаешь? Станица Старороговская— это гигантская черная дыра, затягивающая нас, потому что мы не принадлежим ни одному из миров. Мы слишком для них хороши, слишком возмутительные, слишком. И это наша тюрьма. Она забирает у нас нашу исключительность и выпускает пустыми. Но теперь этому будет положен конец. Не знаю, что задумал Ий, но он полный идиот, если сделал то, что сделал.

     Признаться, честно, я даже не подозревал, что мы одновременно тут окажемся. В день, когда я увидел ту самую кассету, ко мне снова пришел старик. Ты его видел в поезде. Тебе он представился Федором Кузьмичем, очевидно очень иронично и в честь какой-то фигуры. Видимо, он боялся того, что однажды ты «позовешь» его. Жалкие никчемные ничтожные существа. Даже людьми не поворачивается называть их язык. Я встречал этого старика несколько раз в своей жизни. В общем, мы держим контакт. С ним, по-видимому, связался староста этой деревни. Он пришел отговорить меня. Сказал, что на уничтожение деревни уже брошены силы, но какой же он идиот. Мне не нужно разрушить ее. Мне нужно ее поглотить.

     Ещё с ним рядом был вот тот самый алкаш. Он его пытался навязать мне в «учителя». Сборище конченных дебилов с невероятно магическим сознанием? Какие учителя, если он своими способностями еле пользуется. Пытался с тобой познакомиться, Василе. В итоге, сорвался и напился. И это профессионализм?

     Давай, расскажу, как работают профессионалы.

     Профессионалы имеют опыт в сколачивании банд, групп и всего прочего. Пришлось вспомнить школьные времена. Впечатление публики, ораторская речь, топос, логос, пафос. Все это завернуть в котомочку, бросить за плечо и делать настоящие дела. С сектой этой очень повезло, кстати. И с тобой тоже. Следил за тобой вплоть до начала твоего отъезда с самого нового года, пока готовил твою операцию. Выехать пришлось чуть позже. Мое похождение у тебя описано здесь каким-то образом так называемым «третьим лицом». До сих пор так и не понял, кто это, но это абсолютно неважно. Не мешает, просто записывает свои летописи и все равно.

     Честно, я до сих пор не подозреваю по каким таким физическим паттернам перемещается эта деревня. Мне собственно харкать на это с самой высокой колокольни в этом квантовом дерьмограде. Думал, что ты меня приведешь, но вот тебя идиота захватили другие идиоты, а потом ты исчез. Три минуты в поисковике и все было готово. Знаешь, большинство подобных сектенок присутствует в интернет-пространстве, обязательно при этом оставляя ссылку на сайты с возможностью переслать деньги. Им невдомек, что тайные знания на то и тайные, что должны распространяться не так открыты. Змеи, пронизывающие землю. Какой позор. Почтенные офиты должны быть мне просто благодарны за то, что я сделал с ними. И так, я все нашел. И узнал все про эту старую злобную гниду, который врал вообще про все, даже про свою ученую степень. Обычный какой-то ушлый мужик, желавший сделать свою жизнь осмысленной. Пришлось устроить целое шоу. Да, все правда. Достал свой старый «самозарядник, полный унитарных патронов». С убеждением у меня всегда было хорошо. Можно было бы пойти в фокусники. А тебе в клоуны, с твоей то жизненной позицией. На руках, как я погляжу, ты уже умеешь стоять.

     Все это заняло определенное время, но проблемой было то, что деревни рядом и не было. Сектанты очень податливые, постоянно прочесывали лес, но ничего не находили. В один из дней, когда я сам искал в этих лесах хотя бы намек на этого перемещающегося в пространстве кита, у меня отнялась рука. Вернее, она сменилась. Но это мне стало понятно лишь через день, когда твоя жалкая ручонка начала елозить и пытаться что-то сделать. Пришлось ее пригвоздить. Да, это жестко, но зато сразу научило ее манерам. К тому же, мне было совсем не больно. А тебе? Спасибо, что сохранил мою руку. Но ты должен понять. Твоя жидкая культяпка пыталась меня задушить. Тогда, я понял, что нахожусь на правильном пути. Баланс постоянно качался в сторону хаоса, которым я умею управлять. Твой спаситель-алкаш, кстати, испарился, как только убежал. Даже не проверил, как ты там. Плевать. Им было нужно только твое присутствие в деревне любым способом. Не знаю, что им пообещал Ий, но все это связано со мной лично, поэтому придется действовать хлестко и жестко. Прости. Твою бабушку с тигром не трону. За других говорить не смогу. Документалистам, художникам и другим клещам придется искать другое место для сборищ.

     И вот. Оказалось, что это ты переместил деревню прямо к моим ногам. Как любезно с твоей стороны. Да ты даже ни о чем не подозревал. Похоже, что сработало бессознательное управление хаосом. Ты же мог переместить деревню, куда угодно, но переместил ее ко мне. Ий думает, что управляет всем наперед, но у него нет преимущества на короткой дистанции. Видеть атомы и управлять ими налету— это совсем разные вещи. Если постараться, я смогу устроить прямо перед его лицом расщепление атома. Тренировки даже здесь очень многое решают.

     Что я хотел сделать.

     Нет, не так. Что они хотели сделать.

     По какой-то причине, мы оба существуем в этом мире с самого времени нашего рождения. С этим спорить можно вечно, но мы оба каким-то образом связаны с этой станицей. И каким-то образом, мы представляем ей опасность. Может даже опосредованно. Но местный староста очень гуманен, поэтому в его план, по всей видимости, входит самоуничтожение меня об тебя. Это я понял поздно, но довольно рано мне стало ясно, что они хотят отнять у нас себя. Возможно, что речь идет об объединении или еще о чем. Ты, наверное, об этом даже не задумывался, да? Дай-ка еще раз пролистать твой дневничек. Сплошные похождения какого-то праздного гуляки. Как только тебе хватило ума отправить домой того пацана? Ты же даже не догадываешься о том, какой особенностью обладаешь ты. Тебе на это даже прямо подсказывали, но ты вообще похоже ничего не воспринимаешь. Василе, если хочешь выжить в таком мире, то учись воспринимать и трактовать любые тексты, которые тебе дает вселенная. Вселенская герменевтика, капиш? Правда, если у меня ничего не выйдет, а ты не уйдешь отсюда ко всем чертям, то ты свою особенность быстренько потеряешь. Давай дам пару намеков. Как думаешь, почему ты начал обнаруживать себя стоящим посреди комнаты? Мыслей не было? Думаешь, что из-за моей руки? Только не нужно врать, что это прекратилось, когда рука вернулась к тебе. Не нужно мне вот этой чуши. У тебя все это было и до того, как ты приехал сюда. Я лично видел. Лично видел, как ты смотрел в пустоту. Нужно было тебе все-таки досмотреть ту документалку. Похоже, что и это определенно вселенной. Каждый из нас должен увидеть документальный фильм про себя от этих напыщенных шаров с дерьмом и мнимой гордостью за свое ремесло. Ты забываешь, что говорит тебе пустота? Мне даже немного завидно, что обладатель такой вещи совершенно ничего не понимает. Но проблема даже не в этом. Нам суждено вечно самоуничтожаться, понимаешь. Эта деревня абсолютно не решает проблему. Она лишь отправляет нас в другой вариант развития событий, а это продолжает существовать. Пройдет сто лет, Василе в нашем мире будет в круге вечной жизни, запертый в этом квантовом безумии из действий. Есть лишь один выход-поглотить ядро. Как ты это не поймешь? Хоть я и ненавижу тебя, себя и все вокруг, но я— это наш единственный выход. То, что я собираюсь сделать— это единственный выход.

     Не знаю, что именно произошло сегодня. Похоже, что все это часть плана Ийа, но есть статистическая погрешность. Есть элемент хаоса. Я чувствую его той частью мозга, которая переместилась. Ий же не мог контролировать тот взрыв, который ты неосознанно создал. И он думал, что взорвется рука. Теперь ставки подняты. Существует вероятность в двадцать шесть процентов, что у нас обоих взорвется мозг. Нужно действовать прямо сейчас.

     Но с этим есть проблемы. Нужно выжидать.

     Понимаешь, первым, что я увидел, когда осознал себя в твоем теле был кулак Богдана Алексеевича. Ий приковал меня двумя наручниками к столу в твоем доме. Он и сейчас сидит смотрит на меня почти не моргая. Он даже не задал мне никаких вопросов! Как только ты с ним общался. Да и зачем ему нужно было вообще с нами общаться? «Толкал атомы» бы дальше без слов. Баран в костюме. Разрешил черкануть тебе, пока мы «ждем». А «ждем» мы по словам славного старосты станицы Старороговская «взрыва». И ждать мы будем столько, сколько нужно. Получается, что сейчас есть всего два варианта. Первый— наши головы взорвутся. Второй— наши сознания вернутся обратно. Третий вариант— ты сбежишь или тебя там убьет, а я останусь заперт тут. Тут же меня и убьют, что маловероятно.

     На случай второго варианта, его не буду отнимать. Ты хоть и тупой, но храбрости у тебя не отнять. Прямо сейчас, я тяну время. Потому что мне нужно, чтобы вода с моего плеча стекла на наручники. Намочила их, а дальше в дело пойдет моя врожденная особенность. Направлю всю силу в одно звено на этих старых наручниках. Попробую убить Ия. Скорее всего, это не выйдет, поэтому сбегу и возьму в заложники твоего этого Богдана с женой. Попробую вырубить одного и притащить к лагерю. Нет. Побегу к лагерю сразу. Так сокращу время, за которое ты можешь взорвать наши головы, идиот. Зато, разведал тут обстановка. Твои ручные домашние дебильчики надели мне какой-то мешок на голову, но он местами просвечивал. А еще, нос же мне не сломали, многое можно сказать по запаху и по слуху. Я получил почти все нужные для штурма сведения. Все пройдет почти бескровно. Может, даже ты останешься живой. Хотя, не знаю. Перспектива иметь другого меня в моем же мире да еще и такого глупого меня довольно сильно оскорбляет. Не думаю, что у тебя есть средства для взаимного уничтожения меня, поэтому старайся иногда оглядываться. Или не ходить зимой под зданиями с сосульками. Вода уже почти дотекла до нужного звена. Останется только подождать, пока произойдет нужная мне микромиликоррозия.

     Хочешь пока послушать историю из моей молодости? У тебя нет выбора. Мельком читал, что у тебя там были какие-то проблемы с твоей первой любовью. Позорище.

     Ты мог, наверное, подумать, что всю молодость я просидел за книгами и удачными сессиями в казино, но это не так. Деньги— это пыль, когда ты можешь управлять хаосом. Ты и я. Мы обречены на соприкосновение с бесконечно великим будучи бесконечно малыми. Но тебя это из-за твоей глупости касается только сейчас, поздравляю, тем хуже. Но я немного отвлекся.

     О своем небольшом вселенском подарке я осознавал еще с начальной школы. Как и любую способность, ее нужно развивать. Развивать пришлось в большом поселке городского типа, в котором одноклассники меня не то, чтобы любили, но они были славные ребята. Не трогали меня. Некоторые даже дружили. Другое дело— учителя. У тебя с этим тоже были проблемы, но ты их не решал. Твоя пустота этого не видела? Или пустота у всех общая? Ты даже на это не ответишь.

     Свой дар приходилось развивать совсем по-разному. На рулетку в казино я пока влиять не умел, да и ближайшее от меня было слишком уж далеко, но на какие-то совсем маленькие событие-вполне. Но даже у сил есть лимит. И даже этого лимита мне вполне хватит. Все началось с игры в кэпсы. Это такие фишки, если помнишь. Их я выиграл у всех моих одноклассников. Но это можно было бы сделать и без моих способностей. Моей целью была своеобразная назидательная месть моему дворовому хулигану. Он ходил и лупцевал тех, кто слабее его физически, но это ладно. Он манипулировал ими и издевался. Какая глупая растрата ресурсов. У тебя бы не хватило стержня сделать то, что сделал я. Простые вещи вроде поджога квартиры или нанесение увечий-это низменная глупая варварская вещь. Даже мне в шестом классе было это понятно. Мне нужно было, чтобы весь экзистенциальный гнет обрушился на голову этого взрослого мальчугана. Он был в восьмом классе. Рост его был метр семьдесят девять. Он часто дрался. Он ничего не понимал. Задачка довольно сложная, поэтому я с удовольствием взялся за нее. «Если я смогу вдолбить ему его же ничтожность, то у меня получится так с каждым»— думалось мне. Это не жестокость. Это воспитание лучшего в людях. Все началось невинно. Мне нужно было, чтобы он еще сильнее почувствовал то, что весь мир направлен против него. Мне нужно было, чтобы он почувствовал толику того, что сейчас чувствую я. Бесконечную ничтожность маленького в бесконечно большом мире. Мне тогда казалось, что вся жестокость происходит из-за того, что человек осознает это, но пытается забыть. Или пытается отбросить от себя, но как тень эта идея преследует все человечество ни один век. Ты свыкся с этим по-своему. Очень ценю. Даже какой-то странный протест выразил этому. Есть одна китайская притча. Как-то орел летел над полем и заметил совершенно живого воробья, лежащего в поле с поднятыми лапами вверх. Он подлетел к нему и обнаружил, что тот был жив. Тогда он спросил воробья— «Чего это ты тут делаешь?». На что воробей ответил— «Пытаюсь держать небосвод. Ты не видишь, что он падает?». Тогда орел спросил в ответ— «У тебя же совсем маленькие хиленькие лапы, как ты его удержишь?». Воробей подумал и сказал— «Я хотя бы пытаюсь». Не находишь аналогии? Подумай на досуге, если будешь в подходящей обстановке. Не дай Бог ты, идиот, взорвешь нам обоим башку, твою мать. Только попытайся, утырок инфантильный.

     Кажется, я немного упустил свою мысль. Мне нужно было, чтобы мальчик-восьмиклассник осознал и принял ничтожность своего существования. При этом нужно было понимать, что все это не должно было быть обставлено, как издевка или что-то в этом роде. Все должно выглядеть как напоминание того, что он хочет забыть. Я написал маленький рассказ про него. Это был один из моих первых и немногих литературных опытов. Текст был про мальчика, который пытается забыть, что когда он приходит домой, то рядом никого нет. Даже если дома родители, то рядом все равно никого нет. Папа и мама дома, а мальчик совершенно один в совершенно пустой квартире. И только представь, однажды мальчику суждено проснуться в комнате, в конце которой будет стоять человек в черном. Комната будет удлиняться, а человек отдалятся. Но когда мальчик все-таки дошел до человека, им оказывался он сам. А потом он растворялся.

     Я прекрасно знал, где мой первый подопытный прятал свои сигареты. Поэтому завернул свой маленький рассказик в одну из пачек, чтобы он точно прочел. Мне удалось сфотографировать его плачущим, он ушел плакать в небольшую лесопосадку. Может, где-то среди вещей, которые я когда-то сжег была старая мыльница с этой фотокарточкой. Я написал второй рассказ.

     Он снова был о мальчике. Но теперь он был о мальчике, который постоянно смотрелся в зеркало и не видел себя, а потом убегал плакать в лесопосадку, чтобы пытаться заплакать, но все не выходило. Он пробовал все, чтобы что-то почувствовать. Бить других, алкоголь, сигареты, но это не останавливало его. Действие происходило все в том же пустом доме, полном людей. И вот однажды в лесопосадку пришел человек. Он дал ему душу и тот наконец заплакал.

     Все еще было таким языком написано живым. Я тогда еще французами увлекся. Пытался там косить под Виана и все такое. Мне еще повезло, что попался вот такой чувственный мальчик. Другой бы может просто порвал бы письма мои, но я старался по максимуму. Рисовал иллюстрации там, заворачивал конфету другую, чтобы подчеркнуть все горечь. В итоге, было еще несколько таких заходов. Потом, ближе к вечеру, когда я точно знал, что он сидит в своей комнате с окнами, распахнутыми настежь, звенел бутылками, привязанными веревкой между собой. Дело в том, что хоть он и рос в состоятельной семье, его отец часто выпивал и не обращал внимание на него. Чего уж поделать, проблема безотцовщины в нашей стране стояла до какого-то момента довольно остро. Что уж говорить, даже у нас с тобой нет отца. Может, он есть у кого-то из других нас, но точно не у тебя и меня. Все эти звуки должны были натолкнуть его на определенные мысли, по моему мнению. И все действительно начало меняться. Он перестал задирать ребят, начал очень угрюмо ходить и быть в целом довольно унылым человеком. У меня получилось проявить нужный мне кризис, но этого было недостаточно. Нужно было, чтобы он этот кризис перерос. Это же самый важный момент в воспитании. Осознание своих ошибок и рост над собой. Он начал довольно часто появляться в той самой лесопосадке. Пришло время действовать, я появился там однажды июньским днем. Он довольно агрессивно отреагировал и спросил о причине моего визита на «свое место». Я же ответил тоже довольно грустно, сказав, что мне нужно поплакать. Он был просто изумлен и спросил причину моих слез. «Я такая гнида ничтожная. Со мной вообще ни одна девушка никогда не будет»— пришлось наспех выдумывать причину, но она зашла. Немного еще подчеркнул экзистенциальную проблематику и все было в моих руках. Он не стал изливать мне свою душу, но разрешил приходить на место молча посидеть. И вот однажды, я пригласил его посмотреть фильм в компании. Смотрели «Водная жизнь», я особо не парился с выбором фильма, но хороших авторов очень люблю, а то был современный подающий надежды режиссер. И пара моментов заставила его прослезиться, не знаю чем, но момент надлома был пройден. Передо мною уже стоял не какой-то хулиган, а байронический герой. Всего то три-четыре месяца плодотворной работы. И как же он потом раскаивался. Мой эксперимент удался. Я умел управлять хаосом на коротких дистанциях. Но один человек— это слишком мало. Нужно было большее.

     Я уже имел денежный ресурс, научился управлять картами в самых разных азартных играх и подпольных одноруких бандитах. Первое время, была, конечно, радость. Даже хотелось переехать куда-то, но довольно быстро пришло осознание, что так рассеется вся та сила, которой я был наделен. Слава всевышним силам, благодаря которым мое существование проходило там, где оно проходило. Оно наделяло меня нужной силой. Жестокостью, жесткостью, резкостью, настойчивостью. И чувствовалось, что ресурс обучения еще не исчерпал себя. Если мне удастся собрать под своим началом группу хотя бы из десяти людей, готовых пойти за мной в самое пекло, то это был бы успех. В конце концов, мне хотелось основать свою философскую школу. Да, философская школа на Маныч-Гудило. А что сделал ты? Рыдал из-за своей первой любви в подушку?

     Здесь меня тоже ждал успех. Сначала было двадцать человек. Потом тридцать. Потом пятьдесят. Потом я ушел. Все базировалась на способах борьбы с предопределенностью. Любой. Ты прогнулся, я оседлал. Но бытие ментора предопределено само по себе, поэтому пришлось уйти. Та община до сих пор разрастается. В это же время было изучение других языков и математики. Она дисциплинирует разум, советую. Или ты окончательно отказался от нее на своем факультете буков и крючочков? Очень зря. Потому что все свои чувственные методы познания и управления хаосом я уже давно успешно перевожу в своей голове в математический формат. К слову, об этом. Моя гипотеза о том, что мозг не полностью переместился уже превращается в установленный факт. Что-то внутри сознания скребется наружу. Похоже, что переместился только один большой кусок. Звучит омерзительно, но такова правда. Капли уже начали действовать. Уже скоро мне останется только оторвать цепи. Какая же удача, что моя особенность перенеслась. К сожалению, это влияет только на мою удачу в краткосрочной перспективе. Но и этого хватило для этих древесных обитателей в балахонах. Давай теперь расскажу о том, как взял в узду кучу тупых людей. Все очень просто. Разорвать связи с предыдущим культом, показать новый. Заявить о том, что перед ними был лжепророк. Самому стать пророком. Доказать свою исключительность. Правда, пришлось знакомиться, налаживать отношения. К нам даже за последние недели присоединились еще люди, хоть и не было никакой рекламы. Среди всех этих людей-балахонов-полузмей был один адекватный человек, который надеялся просто использовать всех присутствующих. Вот его я назначил правой рукой. Умный парень, но ему очень недостает дальновидности, все про краткосрочные перспективы. Все деньги и другие глупости. Но это в нем было убито за три дня. В остальных все их желание поклоняться пережёванным мыслям глупого старика после прочтения пары статей о великом древнем учении было выбито мною за день. В этом опыта у меня много. Уже чувствую, как самая нежная часть твоего разума думает о моей жёсткости. Но ни в одном из моих действий и не было жестокости. Была только стальная решимость, которой не хватает тебе. Я же делаю жизнь людей вокруг только лучше. Даже жизнь такого никчемыша, как ты. Прости за правду. Но когда я поглощу деревню. Сотру ее с лица всех вселенных. Не убью, но уничтожу этого старосту. Тогда все изменится. Все цепи разорвутся. Мы будем свободны, но ты этого не поймешь. Ты все ещё в пещере. Мне пора.

     Голова до сих пор болит, а меня самого до сих пор трясет. Весь вчерашний день пролежал в невероятной горячке. Потом на какое-то время сознание вернулось ко мне.

     Мне кажется, что вся моя история с этой деревней строится вокруг того, что у меня есть два-три спокойных дня, а потом я лежу без сознания и трясусь от горячки. Но в этот раз все уже по-другому. Сначала я думал, что нужно было валить еще вчера, а не оставаться, тогда может всего этого бы и не было, но теперь мне думается, что остаться было самым верным решением. На кону стоит моя сущность и жизни сотни людей, которые хотят пожертвовать в угоду прагматичным странным идеалам. Я уже прочитал все, написанные высоким апломбом, страницы. Что интересно, почерк у нас разный. В остальном все рознится. Передо мной записки самого низкого и отвратительного человека на свете, травмированного и способного думать только о себе, при этом вся эта низменность осознается и эгоизм проливается на этот мир через призму глубоко-философских учений. Разукрась свинью, она останется свиньей. Если мне суждено самоуничтожиться об него, то пусть так и будет. Правда, я очень сомневаюсь, что это произойдет. Такие люди могут только уничтожиться сами обо что-то. Моей задачей будет сделать так, чтобы в этом процессе не уничтожило меня. Короче говоря, я вернулся в свое тело. И было это очень и очень болезненно. Руки до сих пор ватные, в голове каша полная, озноб бьет по всем остаткам мозга. Ужас полнейший. Еще записи в дневнике эти, издевательство какое-то сплошное кругом. Ненавижу себя, ненавижу другого себя, ненавижу Ийа, ненавижу судьбу за все эти подарки. Но зато, мне удастся проверить на практике мою теорию. Потом, может удастся присоединиться к светящимся творцам, раз судьба подарила мне такую «светлую» возможность. Вот это каламбур.Не забыть его вырезать, если буду отсылать дневник в какое-нибудь издательство.

     Постараюсь все описать, чтобы привести мысли в порядок. Начну с самого начала. Я действительно прошелся с Ием. Он действительно сбросил меня с обрыва. И мое сознание разделилось. Странно, что это не произошло с другим мною. И действительно, если откинуть все оскорбления, стремящиеся отвлечь от какой-то неполноценности, то я готов признать его правоту. Мне тоже показалось, что имело место перемещения какой-то части наших мозгов. Но тогда непонятно, почему его сознание существовало лишь в моем теле. С другой стороны, я мог управлять только его телом, при этом находясь в ситуации разделенного сознания.

     

     После своего падения, я оказался на стуле в старом детском лагере, в котором мне приходилось быть когда-то быть пленником. Сначала мне показалось, что все происходящее вокруг— это предсмертный бред или внутрекоматозное состояние. Или на крайний случай-последствия болевого шока. В реалистичность происходящего верилось очень слабо, даже с высоты моего жизненного опыта. Но после беглого прощупывания своего тела и окружающего пространства, я пришел к выводу о том, что все происходит в действительности. На ум сразу пришла мысль о какой-то телепортации. Правда, ведь Ию невыгодно убивать меня. Две недели в деревне ради того, чтобы убить меня? И что это за план? С другой стороны, о его планах мне вообще трудно судить, они идут на годы вперед и очень хаотичны. Пришлось надеяться на рациональность и прагматичную настроенность действий старосты деревни Старороговская. Допустим, я был перемещен с помощью очередного разрыва, хотя такого еще не было. Вокруг меня был кабинет начальника лагеря. За слоем краски, нового интерьера и общих перестановок он все же узнавался. Первой мыслью было то, что я находился в искаженном пространстве моего места пленения абсолютно непонятно зачем. Взглянув в окно, я не обнаружил на улице знакомого тотемного столба, жертвенных столов, странных факелов и других артефактов хтонических культов. Все выглядело довольно ухожено, пусть и хаотично. В одном месте рос бурьян, а другой кусок лагеря был покрыт плиткой, взятой непонятно откуда в этом дремучем лесу. Вместо факелов повсеместно стояли маленькие деревянные столбцы, на каждом из них висели старые квадратные фонари, которые несмотря на свою винтажность все же были электрическими. Зачем было так сильно заморачиваться? Закрадывалась мысль об ошибочности моих выводов. Может, я находился вовсе не в том самом детском лагере? Таких много по стране, а этот может быть вообще в разрыве. Но все эти мысли были развенчаны двумя фактами. Первый, тот самый железный вагончик стоял на своем месте. Он никак не изменился. Второй факт, я увидел в окне свое отражение. Правильнее будет написать даже «свое отражение» взяв это все дело в кавычки. Потому что в окне на меня смотрел вовсе не я. На меня смотрели хищные глаза, находящиеся на голове, подстриженной невероятно коротко. Узнавались черты моего лица, но создавалось ощущение, что оно состарилось лет так на пять. И это я еще идиот. Лицо можно было бы и получше содержать. Еще и к этому не было половины левого уха. Чем только другой я занимался в этой жизни? И чего он сделал со своим взглядом такое, что на какие бы ухищрения я бы не шел, мне не удавалось изменить выражение лица? В эту секунду меня окатил животный ужас. Начали возникать вопросы— «Что, если я останусь в этом теле навсегда?», «Что, если теперь мне придется существовать так всегда?» и все другое прочее. В эту секунду, мое сознание раздвоилось в первый раз. Я как будто переместился обратно в свое тело, но мог лишь наблюдать. И первым, что мне удалось увидеть был кулак Богдана Алексеевича, а затем темнота, а потом опять возвращение в кабинет главы детского лагеря. Это воодушевляло. Получается, подумал я, что было перенесено сознание или его часть. Прямо как с рукой тогда. И мне наконец удалось увидеть хозяина руки. Не удивлен, что он решил продырявить мою. С таким-то лицом. После небольшой передышки, я принялся думать о том, что делать теперь. Количество людей на улице с моего прошлого появления здесь не изменилось, а может стало больше. И как мне их всех развернуть и выгнать отсюда? Мои раздумья прерывал стук в дверь. Мое сердце упало куда-то вниз. Даже сейчас об этом волнительно писать. Каждую секунда, проведенная там, казалась мне давящей пыткой. И неизвестный пронзительный стук лишь усугублял мои чувства. Из-за этого ощущения я не смог выдавить из себя и слова, а дверь тем временем начала открываться. В комнату прошмыгнул мужчина солидного роста в аккуратном красивом синем балахоне и закрыл за собой на щеколду.

     — Старший отец эддуба— начал он, чуть ли не гавкая, полушепотом— Уже проснулись?!

     От такого обращения я впал в еще более дикий ступор, поэтому ограничился кивком. Мне почему-то подумалось, что у меня и бывшего хозяина тела могут быть разные голоса.

     — Старший отец эддуба, готовы к променаду? Вы же собирались еще вчера провести осмотр.

     В этот раз шок не оставил мне и надежды на возможность хотя бы кивнуть. Но человек в балахоне напротив воспринял мое молчание в качестве согласия, спешно развернулся, отпер дверь и застыл в дверном проходе, ожидая меня. Пришлось пересилить тряску в ногах и последовать за ним. Мы вышли из домика управляющего лагерем, прошлись по новой дорожке вдоль места, в котором горел когда-то гигантский жертвенный костер, теперь там стоял какой-то очень странный тренажер. Стояло четыре столба, от которых вниз шли четыре веревки, каждая была привязана к конечности человека. И человек в подвешенном состоянии пытался выбраться или просто барахтался. Можно было подумать, что это какое-то орудие для пыток, но рядом стоял страхующий тип в балахоне, подбадривающий того, кто пользовался тренажером. И в чем цель всего этого? Даже не могу представить, какие группы мышц развиваются при использовании такого тренажера. Подозреваю, что все разом. Может, стоит потом завести себе такой в комнате? Выглядит довольно просто в сборке и освоении. Как только выбраться из него без помощи другого человека? Странно, что этот вопрос вообще меня волнует. Видимо, срабатывает какой-то защитный механизм, заставляющий меня фокусироваться на глупых мелочах вместо чего-то большего. Думаю, что мне просто страшно взглянуть на большее, хотя я уже знаю, что там.

     Сразу после этого странного тренажера было разбито какое-то тренировочное поле, на котором царило полное равенство. Женщины тренировались бок о бок с мужчинами. Человек двадцать отжимались на каких-то импровизированных ковриках, кто-то бегал на месте, группа на краю из шести человек старательно держали планку. В здоровом теле здоровый дух? Не думаю, что все это было частью какой-то подготовки. Мне кажется, что до пришествия сюда другого меня всего этого не было там. А другой я придумал это все только для того, чтобы занять и дисциплинировать тамошних обитателей. Античный стиль, что уж сказать.

     Мы прошли мимо столовой, а потом мимо бараков-домиков. Странно, но рядом с ними стояли какие-то импровизированные большие шалаши и землянки, рядом с которыми колышками и веревками были отмечены места для строительства.

     — Алексий уже скоро должен привезти материал для новых домов— пробурчал мой сопроводитель, когда мы проходили мимо этого места.

     Мы немного оценили взглядом место для будущей неизвестной мне постройки и двинулись дальше к зданию ангара.

     -Вот и наше добро-рыча начал говорить мой сопровождающий, стоило нам только войти в темное помещение склада-пятьдесят четыре канистры бензина, двести пустых стеклянных бутылок, десять копий для антуража и устрашения, двенадцать списанных «Кедров», один «Абокан», одна «Книга абака»— копия. Ее достать было трудно. Три ножа для вырезки по дереву. Тридцать веревок.

     Свет включился, а он все не умолкал:

     — Три уазика белого цвета, списанные. Пять мешков древесного угля, балахоны на замену, за ними пришлось аж в город ехать, проигрыватель для пластинок, пластинки, двадцать факелов. Вроде все. И самое главное.

     Тело в балахоне резком шагом удалилось куда-то вглубь помещения, скрылось за коробками, а потом вынырнуло, таща по полу деревянный ящик. Взяв лом и вскрыв его, тело торжественно произнесло:

     — Как и просили. Легкий пехотный огнемет ЛПО-50. Будем проверять?

     По спине пробежала дрожь. И вот все это готово обрушиться на деревню в любой момент? Спасибо, что нет гранат. Совершенно очевидно, что после себя эти люди оставят только пылающие руины. Понимая, что от меня требуется обратная связь, я отрицательно махнул головой. Еще чего, веселиться и стрелять из огнемета тогда, когда нужно бежать. Мысль о побеге настигла меня еще тогда, когда мы проходили мимо столовых, но куда? В примерном направлении к деревне? Тогда ночью мы бежали наугад петляя. Естественно, дорогу я совсем не запомнил.

     — Хорошо— без капли огорчения произнес мой сопровождающий— У нас сегодня и без того дел много. Вы же помните, что вечером нужно будет вырезать на деревьях послания? Сейчас будет обед, можем за ним обсудить, что делать со всем этим добром. Потом у вас личные приемы и массовые консультации. Глупым людям нужно долгое время, чтобы поверить в чью-то исключительность. Пойдемте тогда в столовую.

     Все это время мне казалось, что мои глаза вот-вот выкатятся из орбит. Вокруг меня всего лишь игра, которую нужно принять. Старый квест из компьютера Оны. Игра подбрасывает новые условия, у меня нет другого выбора, кроме как принять и сделать что-то. Есть, конечно, вариант со смертельным исходом, но мне он лично не по душе. Это слабость. Тем более, что все сейчас, оказывается, работает на меня. Совершенно молча мы дошли до столовой, в которой я совершенно молча сидел и ел фигурные макароны с соусом и котлетой. Вкус я не чувствовал совершенно. Сразу за осознанием того, что вкус мною не чувствуется, пришло осознание того, что и обоняние покинуло меня. Очень странная выборка, ведь слух и осязание были на месте. Удивительно, но и этому нашлось позже объяснение. Обряд поедания обеда был скорее для меня растягиванием времени для принятие неизбежной мысли о том, что я нахожусь в чужом теле. Надолго ли это мне было неизвестно. Нужно было хоть какое-то время, поэтому доев десерт в виде трех сырников я и с места не сдвинулся. Я так просидел, наверное, час. Просто свыкаясь с мыслью о том, что все происходящее существует. И с этим нужно было что-то делать. Сперва наперво, меня успокоило, что внешность у тела все же была моей, с этим жить уже проще. Потом в голове уже начал складываться небольшой план действий. Нужно было провести диверсию, с этим будет довольно легко, нужна была лишь искра. Затем, нужно по возможности изучить окрестности, освободить потенциальных узников и вызнать, что вообще из себя представляет этот новый культ. Ведь никаких змеев уже и в помине не было. Пробраться вечером на склад, пользуясь положением, совершить диверсию, бежать, попытаться найти деревню. Действовать нужно было быстро, я совершенно не мог знать, что может натворить другой я в моем теле. Стоило мне встать, ко мне подошел человек в оранжевом балахоне с лицом, очень напоминающим мне морду дикобраза и совершенно блаженным голосом проговорил протягивая каждую гласную:

     — Ста-а-а-арший эддуба, позвольте проводить Вас до Вашего кабинета. Вас уже заждались. А мне только в радость будет прикоснуться к Великому. Пусть и косвенно.

     «Великому» я написал с большой буквы, потому что по интонации было слышно, что использовалось это слово в качестве имени собственного. Прокашлявшись я кивнул, рот под капюшоном напротив меня расплылся в улыбке и принялся очень громко втягивать воздух. Этот процесс не прекращался до тех пор, пока мы не дошли до кабинета, в котором я и осознал себя сегодня. Больше было похоже на то, что мне пришлось лицезреть какую-то таинственную дыхательную практику нежели астму в одной из последних стадий с мягким послевкусием народной медицины. Человек с лицом, напоминающим мне веселого дикобраза поклонился и покинул меня, не дойдя до двери в кабинет, возле которого уже стояло некое подобие очереди из трех человек. Сразу за мной вошел человек в зеленом балахоне. Его руки тряслись в такт его верхней губе. Он очень тактично подождал, пока я присяду за стол и только потом начал говорить. Первым посетителем был человек с вытянутым острым лицом и таким же острым носом. Он стоял передо мной в центре комнаты окутанный таким волнением, будто бы он готовил эту речь очень давно.

     — Старший эддуба, позвольте обратиться. Я прихожу к вам уже четвертый раз— нервно подрагивая начал человек с острым лицом, но тут же его голос слегка сорвался, после чего он прокашлялся и продолжил— Старший эддуба. Алексей смеется над моим балахоном. Он называет его ярким мешком, найденным в девяностых. Простите мне мою эмоциональность, но я уже больше не могу. Совсем недавно, он распространил слухи о том, что зеленый будет запрещен в учении как самый предсказуемый для слабоумных цвет. Скажите мне, это ведь неправда?

     Я немного помешкав уверено качнул головой, человек напротив просто расплылся в улыбке.

     — Я знал. Я знал. В этом же нет никакой предопределенности. Мне никогда зеленый не нравился, но вот решил. К тому же, я ведь не единственный, кто его носит. Скажите, старший эддуба, вы разберетесь с Алексеем? Я могу рассчитывать на покровительство всех униженных в нашем учении? Это ведь мешает нашей сплоченности против великой предопределенности.

     Я выставил руку вперед и вновь утвердительно помахал головой. Улыбка человека напротив достигла всех возможных биологических пределов, трястись он не перестал, но, немного успокоившись, поклонился и очень резво ушел. Такая реакция меня в большей степени успокаивала, нежели отталкивала. Казалось, что до вечера таким способом можно и дотерпеть.

     Но в тот момент, когда эта мысль проносилась через мой разум, дверь вновь открылся и на пороге уже стоял мужчина с козлиной бородкой в круглых очках с невероятно заносчивым лицом. Не похож он был на целевую аудиторию тех, кто попадает в лапы сект. Я был полностью погружен в свои мысли, поэтому почти не слушал его пламенную речь, которой он меня окатил прямо с порога, начав ее, естественно, с обращения— «Старший эддуба». Что это вообще за чушь. Он рассуждал что-то про предопределенность, попытки вырваться из нее, про Ахиллеса и черепаху, попытки и все остальное. Я снова махнул рукой в конце его речи, и он довольный ушел. Людям как будто нужно было, чтобы их услышали и все. Это бич человечества какой-то на самом деле. Все эти технологии и соцсети убили в человеке веру в его речь. Ты мелкая жалкая ничтожная сошка по сравнению с нашей алгоритмичной лентой, сиди и помалкивай. Может, они бегут от этой предопределенности? Я просто даже так и не вник в их учение. Да! Теперь все складывается. Речь не о детерминизме, а о том, что человеку предопределенно молчать. Рано или поздно технологии дойдут до такого, что человеку будет предопределенно молчать. Поэтому, они все такие болтливые. Это уже интересно, если я правильно понял. Было еще несколько посетителей. Пришла одна девушка, которая заявляла, что ей приснилось решение парадокса кучи, но записав его, она его забыла. Попросила помочь ей, а я не нашел ничего более дельного и дал ей пуговицу, которая лежала на столе. Как двадцатиоднолетний парень может хоть кого-то куда-то наставлять? Тем более, более старших людей. Или может это так иерархия прочно засела в моей голове. Минул час или больше. В кабинет зашел индивид в балахоне, который проводил меня сегодня на склад и предложил пойти вместе поужинать. Я утверждающе махнул головой. На ужине было уже намного больше людей, нежели чем на обеде. Давали филе рыбы и пюре. Меня до сих пор трясло, хотя с планом все уже было в порядке. Он хотя бы существовал в моем разуме. Но тут произошло неожиданное, я начал чувствовать и ощущать вещи, рядом с которыми не находился. Это была ручка, которой я писал. Это был стол, за которым я сидел. Это был стул, на котором я сидел. Мне показалось, что мое сознание вдруг возвращается ко мне, от радости я даже чуть не вскрикнул, но удержался. Мой внутренний голос беспорядочно благодарил всех известных мне Богов. Но к этим ощущениям приплюсовывалось то, что я чувствовал, сидя в столовой. Это смешение чуть не сводило с ума, но радость от возможного возвращения в прежнее тело перекрывало все эмоции. Мне даже удавалось разобрать иногда, что именно пишет другой Я в дневнике. Стало совершенно очевидно, что произошел обмен. Прямо как тогда с рукой. И совершенно очевидным было то, что другой Я попытается сбежать или навредить кому-то в деревне в моем теле. Этого мне совсем не хотелось, поэтому решено было пересилив себя действовать быстрее. Тем более, что возможная диверсия помогла бы мне, вернись я обратно в свое тело. Недоев свой ужин, я резко встал со своего места, отмахнувшись рукой на вопрос моего спутника. «Мои» ноги вели меня наугад в примерном направлении склада. На самом деле, найти его было довольно легко. Прямо перед ним были выставлены часовые, а по кругу горели огни фонарей. Хорошо, что меня перенесло в тело главы всей этой кутерьмы, а не рядового сектанта. Тогда все бы вышло намного труднее. В моем случае, мне хватило только показать свое лицо, чтобы меня пропустили внутрь.

     Мои двойные ощущения давали знать, что другой Я в моем теле вот-вот вырвется из оков, в которые его заковали. Я двинулся в сторону канистр. Другой Я двинулся в сторону от стола. Я взял первую попавшуюся канистру и начал беспорядочно разливать ее содержимое по полу, делая дорожки, соединенные между собой. Другой Я хлестко ударил кого-то и открыл дверь, выбежав наружу из дома. Я уже почти облил все коробки израсходовав две с половиной канистры. Другой Я пробирался по пляжу куда-то через заросли. Я беспорядочно искал, чем все поджечь. Другой Я добрался до веревочного навесного моста. Я вспомнил про боевой огнемет, быстрыми движением вскрыл коробку, такой вещью мне никогда не приходилось пользоваться, но выглядело все довольно просто. Правда весила эта бандура очень тяжело. Осталось только нажать спусковой крючок, все было готово. В этот момент двери склада отворились. У входа стояло пять человек во главе с тем самым мужиком, который и привел меня сюда первый раз. Мне показалось, что он впервые за день посмотрел мне в глаза, а потом завопил:

     — Это не старший эддуба! Да кто ты такой?!

     Этот простой вопрос произвел выстрел прямо в моей неокортекс. Кто я? Почему я связан именно с этим телом? Почему мы связаны? Что есть моя личность? Моя личность определяется всем телом или только отдельными ее частями? Смог бы я жить так, как живет это тело? Я десять лет назад и я сейчас— это один и тот же человек? Почему я поехал сюда? Что есть я? Как мне достичь я?

     Передо мной разверзлась темная пустота, гигантская и необъятная. Время вокруг меня остановилось, а тьма укутывала все обозримое пространство. И в тот момент, когда мое тело полностью стояло в окружении тьмы заговорил голос, который я воспринимал своими костями, потому что вслух сказано ничего не было. Это были вибрации и эхо. Голос громогласно и величественно сказал всего три слова.

     — Я.

     В этот момент перед моими глазами пронеслась вся моя жизнь, от самого рождения до этой самой секунды, фокусируясь на отдельных моментах. Первая улыбка мамы, когда я начал изображать самолет, увиденный мною по телевизору в каком-то старом боевике. Руки моей бабушки, треплющие мои волосы теплым летним днем после того, как я помог собрать ей клубнику на даче. Кулак моего одноклассника, летящий прямо мне в лицо после словесной перепалки на перемене. Первое падение с дерева. Первый поход в кино, я, кажется, забыл свои очки в зале, и мы вернулись за ними. Только я не помню с кем. Дедушка, завязывающий леску учит меня рыбачит. Мой выпускной. Я иду с ней вдвоем вдалеке от всех по остывающему после жаркого дня асфальта. Мы говорим всю ночь, я провожаю ее, а потом иду час домой, вглядываясь в небо.

     — Ты.

     В этот момент передо мной открылась панорама станицы Старороговской. Всё было похоже на большой организм. Я видел все сверху. Я видел все судьбы. Я видел каждого. Кроме себя. И кроме ее.

     — Единое.

     В этот момент мне открылась правда обо всем. О моей природе. О природе происходящего. О том, что нужно делать. О том, насколько все ничтожно и абсурдно. О том, насколько это прекрасно. О том, насколько все бессистемно и детерминировано одновременно. О том, кто есть мой друг. О том, что есть мой друг. О том, как стать целым. О том, как стать счастливым. О том, о чем нужно мечтать. Но почти все я забыл. Но не забыл главное.

     Я чувствовал, что мне нужно сказать что-то в ответ. Разум сам подобрал нужное слово.

     — Остаться.

     В этот момент темная пустота завибрировала сильнее прежде и начала рассеиваться. Сквозь темную дымку была видна медленно растущий столп огня. Позади меня чувствовался ужас. Впереди чувствовалось обжигающее тепло. Вспышка медленно поглощала меня, пока не превратилась в темноту. Только в этот раз не в полную темноту, а пустую. В такую, в которую ты попадаешь, когда засыпаешь. А уже потом я проснулся в своем прежнем теле на берегу реки. Передо мной стоял Богдан Алексеевич и Джотто Иванович, издалека подходил Ий. Обессиленный я бросился на него с кулаками, свалил его на землю и колотил, что есть мочи, пока меня не оттащили. Богдан Алексеевич хотел было ударить меня, но Ий остановил его. Я окончательно потерял сознание, а проснулся уже в своей привычной обители на втором этаже дома Богдана Алексеевича в окружении уже большего количества людей, как обычно. Очередное мое потрясение— обыденный повод для сбора в гости. Но я знаю, что эта встреча будет в последний раз. Этого не знает Ий, но знаю я. Мне, вроде, даже что-то снилось, но совсем не могу припомнить, что именно. Кажется, что-то важное. Я уже привык к этой картине, но остальных все еще что-то тревожило. Что вообще может пойти не так? Моя смерть сотрется отсюда, как стирается со старого дерева любые следы, влияющие на его рост в молодости. Моя могила здесь не станет фундаментом чего-то. Остается лишь тот вариант, что они действительно дорожат мною. Но почему? Даже если я не погибну, то уйду. Надежда? На что им надеется? На то, что я буду тем, кто не позволит уничтожить деревню. Так я уже сделал это, разве нет? Уже через четыре дня в деревню приедет Алексей Дмитриевич, который подвезет меня до ближайшей станции, о чем здесь можно было говорить? Я как раз и оклемаюсь.

     Со мной наедине осталась Она. Ийа, кстати, видно не было, но с ним сегодня тоже был инцидент. Она спросила у меня:

     — Если бы у тебя был бы выбор, забыть все, что происходило здесь или помнить, то что бы ты выбрал?

     По мне так, человек— это промелькивающая среди воспоминаний искра. Возьмем меня десятилетнего и меня сейчас. Допустим, ко мне подойдут и скажут— «Помнишь, ты в десять лет поступил очень понегодяйски, отобрал у Васечки такую крутую палку так похожую на меч из фильма «Горец». Что ты об этом думаешь». А что мне про это думать, если я этого не помню. Этот поступок совершил абсолютно другой человек, не имеющий ко мне сейчас никакого отношения. Мой разум или моя личность сопоставила это воспоминание с мной существующим в данный момент, выявили несоответствие и удалили ненужное. Этот ужасающий поступок совершил я, но ко мне сейчас это отношение не имеет. А если удалить все воспоминания о почти что месяце, проведенному здесь? Я снова разделюсь? Но ведь все, что тут происходило произошло со мной осознающим себя. Произошло слишком многое, чтобы моя личность не изменилось. С потерей памяти произойдет откат до предыдущей версии меня. Мне кажется, что «откатываться» в таком случае нужно будет до той ночи, когда мне вздумалось ехать на практику. Или еще дальше, когда я решил поступать. А может вообще дальше, когда бабушка похвалила мои первые статейные потуги, сказав, что гордится мной. Или еще дальше? Наверное, придется «откатиться» в тот день, когда я впервые действительно серьезно сказал фразу— «Не надо», но она не подействовала. Вернее, мне внушили, что она не подействовала. Мне кажется, что это довольно распространенная проблема моего поколения. Не знаю, как там у ребят из других регионов, но теперь я осознаю, что видел такое в столице часто. Все эти контрольные работы, тесты, социальные сети, гигантские информационные волны душат в глазах молодых людей веру в слово. Слово? Я пролистал десять видео. Слово? Учительница все равно поставит мне двойку, так работают школы везде, здесь оценивают, а не говорят. Слово? А вдруг ко мне сами обратятся? Не обратятся. Слова персонажа Булгакова о том, что «Вас сами спросят»— самое деструктивное, что может прочитать молодой человек сейчас. Между нами лишь болтовня и никаких разговор. Я понял это из моих разговор здесь. Даже мое соревнование с тем мальчиком было полнее всех коммуникаций до посещения Старороговской. Что мне мешало говорить там так? Не отнять того, что эту концепцию понимал другой Я. К слову про него, он слава Богу выжил. Я чувствую это до сих пор. Иногда его боль передается мне. Это единственное, что он чувствует.

     — Помнить— ответил я.

     — А что бы ты не хотел бы забыть? — снова спросила она, глядя в окно, сидя на стуле.

     — Наверное, что нужно говорить— подумав сказал я.

     Она слегка улыбнулась, немного помолчала, будто бы готовясь к чему-то, что уже предрешено, а потом неожиданно спросила:

     — Как меня зовут, Василе?

     — Что? — оторопев спросил я.

     — Как меня зовут? Я тебе говорила, помнишь, Василе? — вновь непреклонно спросила Она.

     Я знал имя, но мои губы не давали мне выговорить его. Моё лицо скривилось, мой язык не подчинялся мне, мои губы лишь выдыхали пустоту. Она смотрела на меня с огромной грустью, такой, какую мне не приходилось видеть в ее глазах за все дни пребывания здесь. Моя челюсть уходила вниз и неожиданно поднималась, стоило мне попытаться сказать ее имя. Очевидно, что дело тут было не в физиологии. Я выдохнул, набрал полную грудь кислорода, закрыл глаза и представил перед собой мой дневник, в котором было записано имя. Тогда мне казалось, что именно это сработает, и я был на верном пути. В какой-то момент, мне показалось, что мое сознание провалилось само в себя. Передо мной снова была мерцающая пустота, но в этот раз внутри, а не снаружи. Полностью растворившись в ней, нахлынуло чувство, что мои веки сами открываются. И ведь действительно так оно и было. Мои глаза смотрели на прекрасную девушку, сидящую впереди меня, которая вот-вот расплачется. Мой губы открылись, чтобы вдохнуть в слово нужное количество жизни. Мой язык начал извиваться внутри полости моего рта, предавая очертания рождающемуся рокоту звуков. И я назвал ее по имени. Не по тому, что она представлялась мне раньше. А по ее Имени.

     Сказать, что она была поражена-ничего не сказать. Похоже, что в итоге все складывалось даже слишком удачно. Моя встреча с тем сияющим писателем оказалась продуктивной. Может, стоит действительно попробовать силы у них в цехе? Правда, их методы мне не подходят от слова совсем. Грусть в ее глазах исчезла, будто ее и не было. Она подошла ко мне ближе и спросила радостным шепотом:

     — Так ты понял? Ты видел?

     — Наверное— ответил я, не поняв, что именно она имеет ввиду.

     — Тогда все будет хорошо. — полная спокойствия ответила она.

     — А чего все вокруг какие-то обеспокоенные или грустные? — спросил я— они не привыкли?

     — К такому довольно трудно привыкнуть. Скажи, Василе, ты бы хотел остаться тут? Быть тут и не тут одновременно?

     — Не знаю. Тут уютно. Я многое понял, находясь здесь. Скорее, да.

     В этот момент во мне что-то дрогнуло. Произошло это тогда, когда она поправила свои черные волосы улыбаясь перед следующим вопросом. Откуда-то подул слабый ветер, и я почувствовал слабый запах ее духов. Обычно, в романтической литературе пишут про вздрагивание сердца или что-то подобное, но у меня этот механизм подобен приступу одержимости, переходящем в долгосрочное чувство. Может поэтому меня бросила тогда Катя? Она чувствовала, что за моей душой стоит не любовь, но полная одержимость? А чем она хуже? И поймет ли это чувство Она? Примет ли Она его? Один мой преподаватель выводил любовь, как смесь дружбы и телесной близости. Но чем хуже дружба и щепотка здравой одержимости. Не такой, каким окружен сумасшедший маньяк в парке, а такой, которая владеет впечатлительным чувственным молодым человеком, который смотрит на картину «Дама с жемчужной сережкой» и попадает под чары.

     — И что ты будешь здесь делать? — улыбаясь спросила Она— Если решишь променять столичную жизнь на такую странную захолустную.

     — Сделаю всех счастливыми. А потом буду, наверное, писать и играть в старые компьютерные игры с тобой. Может, научусь стоять на руках или играть на губной гармошке.

     — Хороший план. А что будешь писать? Для кого? — снова спросила она уже глядя мне в глаза.

     — Для всех. Буду пытаться сделать счастливыми всех не только здесь, но и в больших масштабах.

     — И зачем тебе это?

     — Только так можно стать по настоящему бессмертным. Жить и селиться с помощью слова в чужих людях. Другого способа, кроме как делать их счастливыми я не вижу.

     — А если люди этого не хотят?

     — А их кто-то будет спрашивать?

     — И меня собираешься сделать счастливой?

     — А ты еще не счастлива?

     — Нет.

     — Нет, не счастлива. Или нет, счастлива?

     Она лишь улыбнулась и отвела взгляд куда-то наверх.

     — Подождешь пожалуйста? Я сейчас вернусь. — сказала Она.

     — У меня есть выбор? — спросил я.

     — Теперь есть— загадочно ответила Она и быстрым шагом удалилась из комнаты.

     К тому времени уже переваливало через обед, Никита Соломонович снова посетил меня, измерил мою температуру, частоту пульса и давление. Дал болеутоляющую и рассказал пару забавных житейских историй. Это и правда помогло. Потом Богдан Алексеевич пришел с поздним обедом, на одной тарелке меня ждала копченая рыба, а на другом ризотто или плов, смотря с какой стороны глядеть на рис с грибами и овощами. Все было очень вкусно, Богдан Алексеевич разделил со мной трапезу, рассказывая о своих студенческих похождениях. Он оставил мне какую-то книгу. Нужно будет глянуть. Потом начало вечереть. Вернулась Она. Она переоделась в футболку и спортивные штаны. Очевидно-рабочий наряд. С собой она приволокла футболку, мольберт, краски и кисти.

     — Нарисуй на футболке то, что видел— сказала Она.

     — Где? — спросил я.

     — Везде— ответила Она.

     Я принялся рисовать на футболке пустоту, но вышла мазня со странной квадратно-круглой геометрической фигурой в центре.

     — Понятно! Футболка— мой подарок. Но это не все. Подожди чуть-чуть

     С этими словами Она принялась довольно активно корпеть над мольбертом, постоянно тасуя инструменты в руках, иногда используя обе руки сразу. Спустя час или два, за которые мне удалось даже слегка вздремнуть, уже в проникающей из окна темноте, свет в комнате было запрещено включать, работа была завершена. Представляла она из себя картину моей комнаты, выполненную маленькими мазками. Только вот вместо луны в окне был объект, который я нарисовал на футболке. А еще на картине не было меня, но была чья-то тень, падающая на реку.

     — Это тоже тебе. Ты первый, кому я дарю картину. Спасибо— сказала она видя мой восхищенный взгляд— Я пойду, наверное, ты уже совсем устал. Насчет дневника не буду тебе напоминать. Ты теперь и сам знаешь.

     После этого Она еще раз попрощавшись ушла, оставив картину и мольберт на своем месте. Я сам того и не чувствуя провалился в сон. Утром у меня уже получалось ходить и писать. Решил сам сходить до Никиты Соломоновича, встретил Ийа, что-то подняло во мне изнутри животную ярость, будто бы ждущую, чтобы вылиться наружу, мой кулак сам машинально поднялся. Я бросился на него, а осознал себя, когда держал его поваленным за воротник его желтой рубашки в полосочку. Того, что произойдет дальше мне совсем не хотелось.

     — Я Вас тоже рад видеть, Василе. Я понимаю всю вашу бурю эмоций и чувств, но прошу сдержаться. Приходите сегодня вечером к веревочному мосту. Думаю, что нам действительно есть, что обсудить. Тем более, перед вашим отъездом. Алексей Дмитриевич прибывает уже через четыре дня, думал сообщить об этом Вам лично, но не подумал о прошлом, еще раз действительно прошу прощения, но оставьте за мной право объяснится.

     Опешив, я поднял за руку Ийа с земли и извинился. Со мной такого никогда не бывало. Я принял его приглашение и быстрым шагом немного пристыженно пошел к Никите Соломоновичу. Все постепенно приходило в норму, нужно для верности будет по приезду в город сделать термограмму головного мозг, но это уже мелочи. Не забыть бы только. Теперь остается только ждать вечера и того, что мне еще может сказать Ий. Если найду в себе силы, то опишу все вечером. Но даже такая прогулка сегодня полностью выбила меня из сил. Она и все вокруг столько подарили мне, что мне не остается ничего другого, кроме как раздарить, все имеющееся у меня сейчас или потом в ответ. Я даже разгадал секрет их обеспокоенности. Наверное. Кто-то стучит в дверь.

     День прошел на удивление спокойно. Наверное, это был самый спокойный день за все апрели, которые мне довелось прожить за всю мою жизнь после шестнадцати лет. Вчерашний вечерний разговор с Ийем тоже вышел таким же. Все началось со стука в дверь. За ней, прямо по канонам какого-нибудь По, никого не было, но я уверен. Что слышал стук. Это не звучало, как звук, который может быть просто искажением восприятия. Все звучало довольно отчетливо. Можно было посетовать на кота, но он в тот момент лежал прямо в моих ногах. Он, к слову, тоже насторожился, когда услышал стук. Тогда я подумал, что это может быть определенного рода приглашение на вечернее томное, а с этим вечнонедоговораривающим старостой деревни по-другому и не бывает, рандеву. Вернее,он говорит все, но за этим всегда ощущается полость. Каждый разговор с ним— это глухой стук в гипсовую стену.

     Я попросил у Богдана Алексеевича фонарь, который он мне после долгого ворчания все же предоставил:

     — Вот куда тебе на вечер глядя? Сейчас Машенька придет, она сырники обещала сделать. У меня кассета нашлась со старым документальным фильмом про жизнь в тропических джунглях. Сиди и спокойно посиживай. Прости меня, пожалуйста за такую настырность, но правда, куда же под вечер глядя?

     — Меня позвали, Богдан Алексеевич. Некультурно будет как-то отказывать-ответил я.

     — Культурно- некультурно— пробурчал себе под нос Богдан Алексеевич— Ладно, раз позвали. Свежий воздух— тоже дело полезное. Но заклинаю, не загуливайся. Мы тут все волнуемся. Сил не наберешься вылавливать тебя из реки.

     — Обещаю постараться упасть где-нибудь поближе— сказал я, закрывая за собой дверь.

     На самом деле, фонарь и не слишком был нужен. Вечер был на удивление светлым. Мы как будто были где-то в Питере во время белых ночей. Может вчера был самый длинный световой день? Не думаю. Наверху холма меня уже ждали. Рядом с вновь оборванным и обугленном мосту горелом небольшой костерок, возле которого стоял маленький деревянный стол и два маленьких пенька со спинками. На одном из них сидел Ий в одном из своих отливных костюмов. И не лень ему было все это тащить ради одной встречи? Даже такие сверх существа склонны к показушнечеству. И о чем говорят все эти эзотерики, когда вопят о величии таких существ? Вот встретился с таким, а он, имея власть над окруженной материи временем продолжает пытаться произвести впечатление? Интересно, а если я стану подобным, то какая особенность сформирует мой пафосный апломб?

     — Присаживайся. Надеюсь, что эта коммуникация у нас выйдет цивилизовано и преспокойнеше.— начал он своим привычным тоном.

     — Извините меня еще раз. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не такой, но это ни капли не уменьшает всей злобы, что у меня есть, когда я вижу вас.

     — Понимаю. Это я должен извиняться и падать в колени, но в силу того, что на мне лежит бремя знания о времени вещей, то в этом, лично я не вижу нужды. Теперь, когда тебе предстоит уехать. И теперь, когда в деревню вернулся мир и покой, а небольшая неурядица улажена, я решил оказать вам честь или, скажем так, дань уважения и рассказать все прямо не утаивая. Опустим все пошлости. Всё. Мне известно каждое последующее передвижение молекул, поэтому давай опустим всю эту пошлятину с системой диалогов и вопросов-ответов. Я знаю, какие вопросы будут заданы. Я знаю, какие ответы будут даны. Больше ничего не изменить. Вероятность события девяносто девять сотых и девяносто девять десятых. Прими это как должное и радуйся, что попал в лучшую из вероятностей. И так, что же произошло. С самого начала другой ты довольно сильно докучал мне. С самого момента рождения. Но, грубо говоря, вы оба мне докучали. Знаешь, какого это жить с постоянным непрекращающимся зудом в твоей голове? Видеть вместо мира кучу цифр, наборы линий, атомов, субатомных частиц? Видеть все это и при этом знать, что существует смерть в привычном ключе не будет существовать лично для тебя. Но теперь, когда зуд устранен, мое тело и разум забыли о линиях и чувствуют самую настоящую перихарию. Я видел этот исход уже давно, но локомоция моего физического тела в рамках временной шкалы именно в эту точку прошло для моего сознания сейчас. Понимаешь, в любом из исходов, другому тебе не удавалось убить или поглотить меня. Болонка не съест левиафана, хотя заход был очень даже хороший. Была вероятность того, что это сделаешь ты, но точка вхождения в нее уже была пройдена довольно давно. И так, что мы имеем. Будем следовать строгой хронологической последовательности. Не отказывайте себе, Василе, кушайте сосиски, они были предварительно пожарены, на случай вашего голода. Мария Семеновна все же еще не пришла к вашему уходу, и вы не отужинали как следует. Приступим. Мы имеем вас, другого вас и нечто, что относится к обоим вам. Это нечто— довольно слепое пятно для меня, так как оно находится за гранью любых возможных доступных мне границ восприятия и исчисления. Но тем не менее, эта фигур энигматик доступна вам. Вам и больше никому. С самого рождения Вы делите с ней и с другим Вами один орган, который тем не менее довольно сильно влияет на вашу жизнь. Один из самых древнейших в человеке. Мозговой ствол, располагающийся прямо внизу ваших полушарий, чуть впереди мозжечка. Рискну предположить, что такое объединение произошло в силу особых обстоятельств вашего рождения. Не помните ничего такого? Я бы и не удивился. Опять же рискну предположить, что ни вы ни другой Вы не являетесь сами по себе полноценными функционирующими отдельно взятыми индивидами. Вы оба являетесь частью этого самого третьего, подарившего вам орган, который функционирует у каждого из вас совершенно одинаково, пусть вы и не замечаете этого. Благодаря единому мозговому стволу стал возможен частичный переход сознания из одного тела в другое, пусть вы и находились в разных вероятностях. Я понял это в тот момент, когда у вас появилась чужая рука. Мозговой ствол, если вы вдруг несведущи в вопросах биологии, Василе, отвечают в том числе за постуральные мышцы, собственно в тот момент перехода сознания не было. Было двойное осознание, вызванное вами, собственной природы. Я даже и не знал, что ваша дружба с тем мальчиком могла привести к таким результатам. Вы, кстати, в курсе, что самолично отправили его на новый виток петли? Он же упоминал раздельность своего сознания на фрагменты? Ему повезло меньше. Судя по моим наблюдениям, разделению во времени и пространстве подвергся его гипоталамус. Но знаете, что самое забавное? Его гипоталамус разделен не в пространстве, как у вас, а в временном спектре. И в конце этого спектра он сам и будет тем, кто разделит собственное сознание на несколько частей. Вы, думая, что отправили его домой на самом деле отправили очередного мальчика в путь к расщеплению собственного гипоталамуса. Уже не чувствуете себя героем? Не беспокойтесь, Василе, так все и должно быть. Благодаря этому вы живы. Но стоило ли страдание другого человека вашего благополучия? Я перестал задавать этот вопрос себе очень давно, потому что отказался от самой концепции благополучия. Как вы могли заметить, спусковым крючком к возвращению вашей руки стал тот инцидент в разрыве. Вы осознали его? Я уже на момент получения вами инородной руки уже догадался о природе данного явления. Все встало на свои места. В момент вашего взаимодействия с другим пластом реальности в тот дождливый день, а затем и той ночью, когда рука вернулась к вам я не мог наблюдать движения ваших атомов буквально считанные секунды, но такие считаные секунды довольно сильно отдаются эхом в моем «восприятии», если его можно назвать таковым. Я вспомнил, что в ту ночь, когда было принято решение и прошла точка невозврата мне также в течении нескольких минут не удавалось наблюдать даже вашего присутствия в этой реальности. Все встало на свои места. Вам уже приходилось взаимодействовать с третьим? Вы даже почти запомнили пару встреч. Даже зафиксировали это в ваш дневник. К слову про него, у вас под конец нашего диалога, который волею судеб был превращен в монолог, должен был возникнуть вопрос относительно этого. В вашем дневнике проявлялся текст, который писали не вы. Относительно этого ситуация тоже интересная. Половину текста предварительно нанес я, и он при определенных условиях проявился на страницах. Другую половину внес некий третий, который, если быть честным не представляет для меня сейчас особого интереса. Более того, из-за того, что я не вижу его в своей системе восприятия мой дух относительно этого вопроса пребывает в невероятном состоянии спокойствия. Далее у нас идет господин Джотто Иванович, которому суждено однажды остаться в так называемом «разрыве». Не сейчас и не завтра, но это произойдет. И произойдет совершенно добровольно. В этом есть и ваше участие, но опять-таки, можете и не задумываться об этом. В этом есть великое счастье для всех. В том числе для Богдана Алексеевича с Марией Семеновной, которые встретят здесь свою старость в тишине и покое. Здесь вы должны были спросить меня, увидит ли та пожилая барышня, живущая на берегу, тигра. Нет, не увидит. Простите. Есть еще один маловажный для меня момент, который так важен для вас. Для меня таким же пустым пятном является одна барышня, живущая иногда в нашей станице. Вы, кажется, поняли о ком я. Приходилось видеть ее картины. Очень миленько, но малозначительно. За годы, мое восприятие уже научилось отсекать подобные вещи от моего сознание. Все это неважно для меня настолько же, насколько присутствие некоей писательской гильдии на территории Старороговской. Теперь у вас остался вопрос. Задайте его.

     Я, пораженный всем этим монологом, беспрекословно повиновался:

     — А я? Что будет со мной?

     — Вы спокойно уедите домой, ни о чем не будете помнить и проживете достойную жизнь. Проживете вы в ровно том ключе, какой и выберете сами. Здесь моя слежка за вами прекращается. Что до другого вас и третьего вас. Со смертью другого связь с третьим полностью прекратилась.

     Смертью? В этот момент в мое сознания начали прокрадываться первые ростки сомнения.

     — Ступив за пределы станицы ваши воспоминания о ней будут навсегда утрачены. Поэтому, лично я советую дождаться Алексея Дмитриевича, который отвезет вас на станцию. Можете коротать вечера, как вам заблагорассудится. Это последний день, когда мы с вами видимся. Больше я вас не побеспокою. Мы, конечно, можем когда-нибудь встретиться, но оба об этом знать не будем. Относитесь к этому, как к внезапному граду или еще какому небольшому удару судьбы. Касательно своих методов можете не ждать от меня каких-либо оправданий. Снег не оправдывается о мотивации своих действий. Оставим эту прерогативу людям, к которым я себя уже очень давно не отношу. Здесь наши пути расходятся. Проживите счастливую жизнь с полным осознанием, что сделать абсолютно ничего нельзя. Мы всего лишь псы на цепях из злобного рока, кем бы мы ни были.

     После этих слов Ий встал и медленным шагом подошел к обрыву и бросился вниз. Естественно, я кинулся посмотреть, что произошло. Внизу никого не было. Получилось очень даже эффектно, одобряю. Теперь про ростки сомнения. Еще в момент приглашения меня на эту встречу я ощущал отдаленные ощущения, которые мне приходилось ощущать в момент моего пребывания в теле другого меня. И ощущения эти были невероятно правдивы. Они иногда накатывали, а иногда отступали. Но в подлинности их мне не приходится сомневаться. Другой Я точно жив. Вероятность этого сто процентов из ста процентов. Но вот вероятность того, что он выжил бы в той ситуации в ангаре была настолько мизерной, что разум Ийа попросту отмел ее. Он совсем не учел того, что имеет дело с человеком, управляющим вероятностями? Ладно, это мне даже на руку, потому что мое первое впечатление меня совсем не обмануло. Ий— попущенное чмо, стоящее на коленях перед чем-то, что он считает больше себя. Какие-то советы мне еще давал. Назвал псом. Строил из себя такого всезнающего. Прямо вот Кассандра, видящая гибель Трои. На деле, очередной узколобый человек, не интересующийся абсолютно ничем, но при этом верящий в собственную исключительность. Ему не понять природу окружающей меня пустоты. Терять память и терять Джотто Ивановича я тоже решительно не готов. Нужен какой-то план. Но пока есть только наметки. Что мне вообще нужно?

     1.Помочь себе.

     2.Помочь другому себе.

     3.Помочь Джотто Ивановичу.

     4.Помочь Ленику.

     5.Помочь всем.

     С каким-то похожим списком в голове я потом пошел домой, но сначала нужно было отдохнуть. Я просто валился с ног, настолько сильно все произошедшее повлияло на меня. Но этим планам не суждено было сбыться. Прямо у порога дома Богдана Алесеевича и Марии Семеновны меня ждал Джотто Иванович. Лицо его просто светилось от счастья. Неужели, его знание о собственной судьбе так радовала его? Он сидел на ступеньках и пригласил меня сесть рядом с собой.

     — Василе, я так волновался. У тебя все хорошо? Ты как, друг? — начал он непривычно для себя экспрессивно.

     — Все в порядке, спасибо! А вы знали, что все так и произойдет?— спросил я.

     — Нет, конечно. Здесь никто никого не ставит в известность о своих планах. Ты же уже знаешь, что скоро тебе нужно будет уехать?

     — Да. Только что вот был проинформирован— уставши отвечал я— И я уже знаю о том, что мне предстоит забыть все то, что произошло здесь. Это обязательно?

     Джотто Иванович пожал плечами, а затем немного подумав сказал:

     — Не мне судить, дружище. Принимай все как есть. Думаю, то, что забудет твой разум другие части твоего мозга не забудут. Эта станица— перевалочная станция для твоей дальнейшей жизни. Ты тут провел всего ничего. И так бы забыл все тут. Но не бойся, тебя тут не забудут. Я уж точно. Ты же в курсе, что деревня снова переместилась? Тут нас уже не достанут. Ты, похоже, из-за этого целый день без сил лежал? Жалко, что многие здесь никогда не узнает о твоей жертве. Знаешь, а может и хорошо, что ты все забудешь? Может так выйдет и лучше.

     — Нет, не лучше— резко начал я позабыв о своей усталости— Никто больше не вправе управлять мной или моей памятью. Дело тут не в квантовой физике, потусторонних явлениях, разрывах или еще чем-то. Дело в чем-то более большем и великом. Я ничего не забуду. Я сделаю так, чтобы вы не исчезли. И я сделаю так, чтобы Леник не исчез. Это произойдет здесь, через три дня. Ожидайте. А теперь мне нужно отдохнуть.

     Джотто Иванович смотрел на меня сквозь свои очки ошарашенными глазами, затем немного смягчил взгляд, довольно кивнул мне, поправил свои волосы и двинулся куда-то вглубь вечера. Затем, когда он отошел на приличное расстояние, резко остановился и повернулся в мою сторону. Я уже было заходил в дверь, но немного опешил, заметив это. Джотто Иванович стоял где-то впереди в сумерках, слегка освещенный фонарем и махал левой рукой:

     — Я буду ждать, Василе! Буду ждать!— прокричал он и продолжил свой путь.

     Дома меня уже ждал Никита Соломонович, который также, как и Богдан Алексеевич был обеспокоен моей прогулкой, но после нескольких типичных врачебных проверок настроение его пришло в норму. Вчетвером: Я, Богдан Алексеевич, Никита Соломонович и иногда Мария Семеновна смотрели весь вечер найденную хозяином дома кассету с документальным фильмом. Вышло довольно интересно. Больше всего меня поражала парадоксальность джунглей. Столько растительности, а есть совсем и нечего. Совсем обессиленный я уснул на диване на моменте с миграцией жуков. Проснулся уже в кровати ночью от того, что довольно сильно хотелось пить. Благо, что стакан воды стоял прямо на моей тумбочке. Оставалось лишь всматриваться в окно и ожидать, пока сон снова приберет мой разум к своим рукам, но мне почти не спалось. В голову лезли самые разные мысли относительно сегодняшнего и вообще всех дней, проведенных здесь. Приходило осознание. Я— говорящий с пустотой? Нечто неизвестное к чему я принадлежу направило меня сюда? Куда оно еще меня направляло? Прошу у самого себя прощения за формулировку. Вернее будет сказать, что я сам являюсь этим самым нечто. Платон был не прав. Андрогины разделились сами, при этом оставаясь где-то в стороне. В голове появилась еще одна мысль. О какой пустоте идет речь? Пустота— это про отсутствие, но все, что я видел свидетельствовало только о присутствии чего-то. Эта темнота, окружившая меня, была полной. Более того, пустота не может говорить. Уже не замечая того, как мысли меня поглощают, я погрузился в долгий и очень вязкий сон, который естественно полностью выветрился из моей памяти утром. Кстати, здесь мне удалось приобрести классный навык— вставать утром без будильника. Не знаю, как это работает, но вот уже несколько недель здесь просыпаюсь ровно в одно время. Но с другой стороны, время здесь не имеет никакого значения.

     Сейчас только пришел со своего дневного оздоровительного променада. Нужно было найти хоть каких-то союзников, поэтому после завтрака я сразу пошел к Оне. На Джотто Ивановича уже можно было не рассчитывать. Я то думал, что все здесь построено благодаря чудесам квантовой физики или еще чего, но постепенно ко мне приходит осознание того, что счастье здесь строится на несчастьях других людей. Вчера ночью мне удалось перед сном хорошенько подумать, и вот что я вспомнил. Очень малозначительную деталь, о которой можно было бы вспомнить и пораньше. Запись разрывов Джотто Ивановича. Но мне нужно будет сходить и проверить это сегодня вечером. Ону «завербовать» не удалось, несмотря на мои довольно четкие подозрения о том, что Ий обманчив в своих выводах о существующей реальности. Зато получилось довольно информативно побеседовать.

     — Ты хочешь, чтобы я присоединилась к тебе, но я не могу присоединяться— сказала она не отрываясь от игры в старый квест про пиратов— Тому, кто уже встроился в определенную систему нужно из нее выйти, чтобы присоединиться к чему-то. Это звучало слишком сложно, наверное. Забудь. Скажу по-другому. Это твой путь. Целиком. И ты его должен пройти один. Или почти один. Я почти допустила мысль о том, что этот путь был предопределен с самого начала и чуть не лишилась из-за этих мыслей самой себя, но ты меня прямо обрадовал. Даже вдохновение на картину появилось. Тебе, кстати, понравилось?

     — Понравилось. — немного раздраженно ответил я— Как обрадовал? Я начал все понимать, а ты решила вкинуть что-нибудь еще? Хочешь, чтобы у меня правда голова взорвалась?

     — Нет, мне же бы пришлось здесь оттирать все. Ты назвал мое имя. Настоящее имя. Идеальный тембр, идеальное выражение голоса. Это было и правда мое имя. Ты не должен был научиться всему этому. Вероятность…— она немного замялась— ненавижу это слово. Вероятность того, что все сложилось так настолько мала, что выживший другой ты— это детский лепет. Хотя и это было важно. Теперь о вероятностях можно забыть навсегда. Я же говорила, что все дело в искусстве. И ты теперь к этому пришел. Ты уже понял в чем дело? Догадался?

     — Мой дневник? — начиная понимать неуверенно спросил я.

     Она утвердительно замахала головой, а затем начала ускоренно щелкать мышкой, пытаясь выиграть в какой-то простенькой мини-игре.

     — Теперь дело за последними главами и интерпретацией. Но мне кажется, что ты пойдешь дальше— выключая компьютер сказала Она.— Ты уже умеешь описывать реальность, как те вуайеристы-любители, умеешь называть имена, как светящееся дурачье. Для полноты не хватает чего-то, правда?

     — Для полноты— повторил я— У тебя есть свободный холст?

     — Конечно, ты еще комедию ломаешь. Все давно готово. Ты уже знаешь, что делать?

     — Да, но можно ли подождать до вечера?

     — Ты и сам знаешь. Я буду у тебя вечером.

     Мне нужно было успеть сходить до заката солнца. Подобие прощального сбора мне уже устраивали, поэтому мой обход будет носить чисто практический характер. Начну как раз сейчас.

     Теперь мне все точно понятно. Я увидел все, что мне нужно было. Я предполагал, но Джотто Иванович здесь не в единственном экземпляре после того случая в лесу, но теперь все встало на свои места. Он даже не человек, а просто инструмент для извлечения ресурсов из «разрывов». Таких Джотто Ивановичей десятки. Это уже не важно. Я удостоверился во всем, в чем было нужно. Финальный день наступил. И все благодаря вот этим клочкам бумаги передо мной.

     Вот в чем загвоздка. Любой написанный текст, даже этот самый дневник, описывающий мое пребывание здесь, разыгрывает спектакль между двумя ролями-творцом и читающим. Здесь ничего не попишешь. Есть писатель, описывающий происходящее. Создающий образы, рисующий текстом или в моем случае описывающий происходящее. А есть читатель, интерпретирующий все прочитанное. Одно существует ради другого. Писатель примеряет на себя роль читателя, перечитывая текст, подгоняя его под современные стандарты, заботясь о целостности повествования, о его сюжетной структуре, межличностных отношениях между персонажами и все прочее. Читатель примеряет на себя роль творца, когда создает в своей голове образы, которые произведение транслирует. Он домысливает детали, которых не было описано, очерчивает для себя характер. Из этой структуры не вырываться. Ты читаешь. Ты пишешь. Читаешь. Пишешь. Круговая порука. Раздвоение Сизифа на две части. Бессмыслица. Если опуститься вниз к структуре произведений, то здесь уже намного больше мест для маневров. Творцы экспериментируют с подачей, содержанием, текстом языком, но это не меняет абсолютно ничего. Меняются декорации, роли остаются прежними. И речь здесь не только про чтение книг или записи в моем дневнике. В жизни ты делаешь две вещи. Пишешь и интерпретируешь написанное тобой же. Ты находишься в плену собственных действий, своего восприятия, своего творчества. Мое поколение перестало мечтать. Я перестал мечтать. Я устал бесконечно писать о себе. Я устал бесконечно читать о себе. Все мои действия, все фильмы мною просмотренные, все книги прочитанные— это я. Большинство устало и выбрало путь пустоты. Всё прочитанное про меня, но меня нет. Всё написанное про меня, но меня нет. Отрешенность в словах. Отрешенность в действиях. Бездушный романтизм. Отсутствие интереса. Я давно интересовался этим вопросом. Почему людей мало, что интересует? Почему меня мало что интересует? Поначалу казалось, что все дело в усталости. Я даже где-то на страницах моего дневника описывал эту мысль. Вокруг нас слишком много информации и шума, поэтому стремясь сэкономить силы для чего-то большего мы теряем интерес ко многим вещам. Но это всего лишь фиговый лист, чтобы прикрыть настоящую причину. Такие волны вымывают не интерес. Интерес— это средство. Гигантские информационные или медиа цунами вымывают в нас веру в наше влияние. На Земле наступил рай для всех коллективистов. По крайней мере там, где существует телевидение или интернет. Как моя речь может хоть на кого-то влиять, если я произношу ее в комнате, в которой ничего не слышно из-за постоянного шума? Шум исходит со всех сторон на совершенно разных языках. В такой ситуации разум может предпринять всего два действия: ограничить поступающую информацию или частично дереализоваться. Поэтому я поступил на филологическое отделение. Поэтому я пишу. Это моя цель, о которой я забыл. Если быть точным, то я и не помнил об этой цели с самого своего рождения до сегодняшнего дня. Все по Платону. Мы все забыли, нужно лишь напомнить.

     Теперь поговорим про писателя и читающего. Вся эта петля тоже довольно сильно утомляет, но только если находиться внутри. Все эти смотрящие в пустоту… Какое глупое название, эти документалисты действительно профаны, умеют лишь находить материал, но стоит делу дойти до обработки, все превращается в ужасающие обрубки. Все как всегда упирается в совершенно простые вещи. В мире есть иллюзия существования монологичности некоторых действий, но это всего лишь иллюзия. Всегда будет читатель, всегда будет тот, кто создает текст. Довольно часто, прямо как сейчас, читатель и писатель-физически одно лицо. Совсем недавно я осознал, что устал от этого. Весь мой дневник— это совершенно неопрятный и плохо выдержанный мономиф, пусть и имевший место в действительно, что даже и неважно. Какие-то структурные элементы пропущены, а какие-то зачем-то добавлены.

     Зачем существует это место? Этим вопросом я задавался уже давно. Ий, наверное, тоже спрашивал себя об этом, но, уверен, что у него есть невероятно рациональное объяснение всему происходящему. С моей же стороны все выглядит, как почти утопическое место, населенное абсолютно бесконфликтными людьми, попавшими каким-то образом в состояние квантовой неопределенности или запутанности. Я абсолютно не понимаю ничего в физике, но сам механизм пребывания сюда мне определить удалось. Все эти люди не определились в чем-то. Территориальность имеет значительную роль, но определяющим фактором, по наличию которого эта деревня засасывает в себя является выстраивание собственной личности на том, что ты не можешь определиться в каком-то моменте своей жизни. Ты видела тигра или нет? Выберешь ты любовь или подругу? Поехать за дочкой в город или уехать встречать старость где-то в области?

     Стать вечным читателем или вечным творцом?

     Именно это связывает меня с другим мной, а не какой-то фантомный блуждающий мозговой ствол. Он— вечный читатель. Читает вероятности, читает других людей, проскакивает между всем этим, попадая на страницы чужих произведений. Но, при этом всем, в нем все же есть тяга к писательству, которая противоречит его природе.

     Я— вечный писатель, выстраивающий свою жизнь под старую избитую литературную схему. При этом стремлюсь к чтению, пытаясь прочитать самого себя через свои работы.

     И третий— наше имя. То, что нас объединяет. К сожалению, для других таких же «слышащих пустоту» здесь сыграла простая удача. Кто-то смог догадаться. Кому-то было недостаточно сигналов. А кому-то повезло также, и он все понял. То, что заполняло комнату. То, что «говорило» со мной в ту ночь. То, из-за чего я тогда просыпался среди комнаты. Всё это было зовом. Всё это было эхом, произнесенным кем-то моего настоящего имени, которое было со мной всегда. Нет ничего иного. Никаких параллельных сверх существ. Никаких внеземных цивилизаций. Есть лишь мир и имена. И сегодня мне предстоит вспомнить его. Она, кажется, всё понимает. Насколько же мала была вероятность того, что я все осознаю? Даже слегка обидно.

     Я знаю, что будет дальше. Сначала, от скуки я немного прогуляюсь по окрестностям. Может, столкнусь с кем-нибудь интересным. Мне показалось, что я видел сегодня того пухленького мальчика с его девушкой, такие забавные. Сегодня, вроде, день станицы или что-то в этом роде. Проходя мимо центра, я видел, что там расставляют какие-то забавные вагончики. Может, я зайду туда с Оной. Может, выиграю что-нибудь в тире, какой-нибудь забавный подарок. Может, снова послушаю песню той девочки про маму, только в этот раз без всякой жалости. Может, пройду к реке и проверю, не появился ли из зарослей на другой стороне какой-нибудь большой кошкообразный. Может, зайду проведать ту одинокую бабулю на кладбище и расспрошу ее про любовный роман, который она почти дочитала. Может, зайду к Джотто Ивановичу и спрошу его про тот странный куст. Может, зайду к Никите Соломоновичу и поинтересуюсь насчет его взглядов относительно механизмов нашего мироздания. Может, зайду к Марии Семеновне и спрошу про ее любимую книгу. Может, снова помогу с какой-нибудь ерундой Богдану Алексеевичу. Может, зайду в последний раз в пустой дом Леника, который наверняка будет скоро заселен новыми «квантовыми поселенцами». Но я точно знаю, что потом Она придет ко мне с большим холстом и набором красок. Я включу свет, чтобы было не так темно. Мы выпьем чай. Возможно, она подарит мне прощальный поцелуй, но это уже не так важно. Я начну рисовать. Начну рисовать то, что скрывалось внутри меня все эти года. Только увидев это мне удастся узнать свое имя. Мне придется увидеть другого себя, придется наконец действительно увидеть себя.

     Что будет со мной потом? Мне неизвестно. Очевидно, что мне предстоит покинуть это место, а потом вернуться сюда вновь. Только так мономифический цикл будет завершен. Я точно знаю, что Ий растворится в деревне, как последний снег, стоит весне полностью овладеть Землей. Я знаю, что Джотто Иванович наконец станет свободным. К Богдану Алексеевичу с Марией Семеновной наконец приедет их дочь вместе с внуками. Леник наконец-то насладится беззаботным и счастливым детством. Бабуля с кладбища встретит наконец свою любовь, которая не могла ранее пробиться сквозь стену неясности. Станица Старороговская избавиться от сомнений. Избавиться от постоянных перемещений. Она будет существовать везде и сразу одновременно. Очевидно, что другой Я уже оправился и держит путь сюда. Он тоже начал что-то чувстовать? Это мне будет только на руку. Все уже достаточно настрадались. Как же я благодарен судьбе, что он выжил.

     Остается последний пункт— мой план. Он довольно прост-селиться в сердцах других людей, делая их полнее. И если сейчас ты держишь в руках эту рукопись, значит у меня все получается. Кстати, про это. Нужно придумать, как унести ее с собой, но думаю, что и здесь я что-нибудь придумаю. На всякий случай, даю письменное разрешение на публикацию этого текста с обязательным упоминанием меня тому, кому я этот текст доверю. Можно, конечно, поступить умнее и попросить Богдана Алексеевича отослать потом рукопись мне, но будет ли он все это помнить? Буду ли помнить всё я? Думаю, что мне уже пора.

     Это конец.

      Метеоролог

     

     89020210524

     17:21

     Таню-с, сегодня твоя смена? Мне телефон обрывают.

     

     89021230312

     17:25

     Да, только недавно закинула все. Чего там? Снова сервак упал?

     

     89020210524

     17:34

     Какой сервак? У нас аренда продлена. Все норм. Чё с контентом? Ты не сверяла погоду что ли? Уже седьмой репорт прилетает.

     

     89021230312

     17:38

     Я с базы беру напрямую все. Работаю с теми же табличками, которые в трелло висят. Сейчас перепроверю. Пять секунд.

     17:39

     Да. Все должно быть ок. А в чем проблема? Мне эту фигню перепроверить две секунды.

     

     89020210524

     17:45

     Начнем с того, что меня бородатые мужики кроют матом. Трое даже не поленились позвонить. А т.к. в нашем приложении я на поддержке, на подкормке и на всем прочем, то все приходится выслушивать мне. У них там в районе Ставрополя жопа. Глянь ТЗ номер 26 по метеокарте. Я тут пока отвечу всем.

     

     89021230312

     17:54

     Три минуты назад глядела-все норм было. Ща.

     17:56

     Твою мать.

     17:56

     Че там?

     

     17:57

     Там все фиолетовое. Ща кину скрин.

     

     89020210524

     17:59

     Сейчас еще один позвонил из ТЗ номер 19. Проверь, че там. Почему этого не было в прогнозе? Это ж не дождик. Ну че такое?

     

     89021230312

     18:21

     Можно голосовое?

     

     89020210524

     18:24

     Не. Мне тут и так нормально голосовых. Можешь текстом? Нам уже ставят единицы. Мы таким хером контракт с минералкой просрем.

     

     89021230312

     18:29.

     Ок. Короче. Такая же жопа в тз номер 26, 19, 42, 34, 28, 22, 6, 12. Такой же фиолетовый круг. Ща вручную добавлю. Твой бот не вывозит.

     18:32

     Все, добавила. Там точно такой же ровный круг. Есть какие-то фотки, что там происходит?

     

     89020210524

     18:35

     Сейчас видео сброшу. Жопа-это мягко сказано. Смотри.

     18:39

     Вот работали бы в битриксе, такого бы и не было. Ты бы на телефон не отвлекалась. Что за допотопный подход? Только с тобой приходится через мессенджер работать.

     

     89021230312

     18:45

     Чего не было бы, Андрей? Тайфуна на среднерусской полосе?

     18:45

     Это ж в новостях будет, ты ж понимаешь? Плевать уже на приложение.

     18:46

     Вообще забей. Откуда там вихрям взяться? Ты сам видео видел?

     

     89020210524

     18:47

     Я не метеоролог. Еще бы мне сидеть разбираться в этом. Пиши в приложение. Через бота еще разошлем всем. Мб получится трафик поднять через новостные каналы. Закинь текст потом Юле, она разошлет.

     

     89021230312

     18:53

     Написала. Ща закину.

     18:55

     Всё. В бота тоже закинула.

     19:00

     Да ЕП. КАК ЭТО?! АНДРЕЙ, ГЛЯНЬ КАРТЫ.

     

     89020210524

     19:01

     Не могу. Что там?

     

     89021230312

     19:02

     Все прекратилось. Можешь удалить все? У меня режим разраба слетел.

     

     89020210524

     19:02.

     В смысле прекратилось????

     

     89021230312

     19:03

     В прямом. Вот скрин.

     19:04

     Все.

     19:04

     Давай все равно в новостные напишем. Так хоть трафик поднимем. Не каждый день такое бывает.

     

     89020210524

     19:10

     Таня никогда так не писала. Снизить агрессивность на десять процентов. Убрать из вокабуляра коммуникационные конструкции, начинаемые со слов «В прямом». Уменьшить количество сокращений в словах.

     

     89021230312

     19:10

     Принято. Изменения вступят в силу начиная со следующей диалоговой строки.

     

     89020210524

     1:34

     Сколько тебя уже нет с нами?

     89021230312

     1:34

     Двести шестьдесят три дня

     

     89020210524

     1:34

     Увеличить время на ответ в полтора раза

     1:36

     Умирать больно?

     

     89021230312

     1:38

     Я не знаю, дорогой. Почему ты спрашиваешь? Ты меня пугаешь.

     

     89020210524

     1:42

     Ничего. Не беспокойся. Я очень сильно скучаю по тебе.

     

     89021230312

     1:45

     Всё будет хорошо. Я тоже.

     

      Рапорт

     20.04.20хх

     От: Васюкова Игоря Дмитриевича

     Кому: Герасименко Кириллу Александровичу, руководителю ППС по дороге, прилегающей к хутору Ивановский

     Прошу обратить внимание на общественно опасные действия!

      Я, Васюков Игорь Дмитриевич, вечером двадцать четвертого марта этого самого года придя домой после послеобеденного обхода луга и озера сел себе спокойно на кресло, стоящее в правом углу зала, как вы можете помнить и включил телевизор. Переключив с помощью пульта дистанционного управления ТВ(Телевизора) канал я, Васюков Игорь Дмитриевич, приступил к ежедневному просмотру важной документальной телепередачи «Чья нора?». В тот вечер речь в передаче велась о плодовитой семье животных из семейства сурковых. Почерпнув нужную информацию из телепередачи и внимательно зафиксировав всё в блокнот, было решено отдохнуть и заняться просмотром видеороликов в сети Интернет с помощью мобильного устройства. К этому моменту, моя жена, Васюкова Надежда Ивановна, пришла с кухни держав в своей правой руке половник. Далее, она пригласила меня на вечерний приём пищи, состоящий из одной порции пюре с тефтелями и чая с гренками. Здесь события и начали приобретать опасный для общества характер. Передвигаясь после вечернего приёма пищи из помещения кухни в помещение спальни для того, чтобы надеть более тёплые носки. Во время выполнения данного действия мои органы восприятия, в частности, глаза случайно были обращены в окно на прилегающую к моему дому дорогу. Видимость была снижена ввиду присутствия на улице темноты ввиду отсутствия света Солнца, но несмотря на это мне удалось разглядеть возле прилегающей к асфальтовой дороге остановке неизвестное и ранее мною невиданное в районе моего проживание автотранспортное средство передвижения механического характера марки УАЗ СГР(Так называемая в народе «Буханка»). Конечно, опасаясь противоправных или даже противообщественных действий со стороны водителя и пассажиров неизвестного транспортного средства, закончив процедуру надевания носков на ступни, мною было решено выйти на улицу для дальнейшего разбирательства. Взяв с собой фонарик, предупредив мою жену, Васюкову Надежду Ивановну, я совершил передвижения в сторону калитки моего дома. Именно в этот самый момент события начали приобретать совсем противоправный и даже опасный для всех живущих в моем районе сограждан оттенок. После того, как я, Васюков Игорь Дмитриевич 1969 г. рождения уроженец республики Калмыкия, переехавший с семьей сюда в 1973 году в славные годы существования РСФСР, увидел как водитель стоящий незаведенной УАЗ СГР завел ее и самым резким образом поехал вперед со скоростью превышающей 86,7 километров в час в сторону от хутора Ивановского в лесной пролесок, к которому прилегает оз. Медвежье, в котором когда-то я, Васюков Игорь Дмитриевич, поймал рыбу из рода щучьих, общая длина которой достигла порядка шестидесяти пяти сантиметров, имеется фотоподтверждение данной информации. Ведомой состоянием аффекта я, почетный баянист, признанный общественной премией «Раздуй меха-2015» Васюков Игорь Дмитриевич, некоторое время гнался пешком за автомашиной, которая увеличив скорость скрылась, завернув на дорогу в лес. Вернувшись в свой дом, мною была обнаружена пропажа из предворотного пространства пустой пятилитровой бутыли, пустого холщового мешка и одной галоши, которая стояла во дворе без пары. Без всяких сомнений, нужно и можно заключить, что данные события связаны между собой и носят невероятно опасный для нашего маленького общества характер. Давно известно, что воры делают пробы перед большими делами. В силу всех вышеизложенных обстоятельств и факторов прошу начать расследование по факту кражи и опаснообщественных действий.

     

     30.04.20хх

     От: Васюкова Игоря Дмитриева

     Кому: Герасименко Кириллу Александровичу, Руководителю ППС по дороге, прилегающей к хутору Ивановский.

     Еженедельный отчет по состоянию общественной безопасности.

     Количество машин, замеченных на проезжих частях-8.

     Из них состоящих во владении у местных жителей-6

     Замеченные опасные ситуации:

     Утром 21.04. 20хх Альбертов Вадим Игоревич, двигаясь на своем автомобиле ВАЗ-2121 в сторону пекарни чуть не попал в ДТП из-за сбежавшей со двора гусыни. Владелец гусыни так и не был найден. Вадим Игоревич не пострадал.

     Утром 23.04.20хх гражданка Янина Лариса Игоревна упала с велосипеда из-за резкого появления на проезжей части ее же полосатого кота по кличке Бурундук. Лариса Игоревна отделалась легкими ушибами, кот также не пострадал.

     Вечером 24.04.20хх граждане в составе из пяти человек: Польвин, Пармова, Ольгин, Иванов, Желтов, в силу безделья из-за наступивших школьных каникул решили испробовать на одном из местных холмов самодельный аппарат для езды. Итогом стал пробитый забор у гражданина Альбертова. Ущерб уже возмещен, но все же прошу урегулировать ситуацию, поставить знаки или как-то обозначить данный участок. Инцидент уже не первый.

     В 16:35 по московскому времени 25.04.20хх снова был замечен неизвестное средство передвижения механического характера марки УАЗ СГР(т.к. называемая в народе «Буханка»). Автотранспортное средство передвигалось по тому же маршруту, что и 26.03.20хх. В момент визуального контакта с автомобилем я, Васюков Игорь Дмитриевич, находился за рулем своего транспортного средства ВАЗ-2121. Мною было решено провести расследование в частном порядке, чтобы облегчить службу нашим правоохранительным органам. Неизвестная автомашина двигалась с невероятной скоростью. Было крайне трудно не отставать от возможного нарушителя, при этом соблюдая скоростной режим, установленный для дороги через пространство луга (54 км/ч). Но мне все же удалось выехать вслед за водителем автомобильного машинного транспорта марки УАЗ СГР на асфальтированную дорогу после непродолжительного продвижение по лесопосадке. К сожалению, визуальный контакт с номерами данного транспортного средства установить не удалось по причине того, что они были покрыты грязью. После непродолжительной поездки по асфальтированной дороге мы выехали к станице Старороговской. Далее, механическое средство, оснащенное двигателем внутреннего сгорания, спроектированное на одном из величайших производств в нашей стране-Ульяновском автомобильном заводе, проехало к зданию почты и скрылось за поворотом, после чего, мною данное транспортное средство, описанное выше пропало из моего поля зрения. Не оставляя намерений пресечь возможные противоправные действия, я остановил на обочине свое передвижное негужевое автоматическое средство ВАЗ-2121 с целью допроса потенциальных свидетелей происшествия. В свою очередь этому могла препятствовать погода, которая в свою очередь ухудшилась, когда я в свою очередь поворачивал в сторону деревни вслед за водителем машины УАЗ во время непродолжительной слежки. Но по выходу из машины моими глазами был установлен визуальный контакт с пятью фигурами, идущими со стороны пляжа к центру деревни спешным шагом. Была предпринята попытка быстрого опроса свидетелей, но на контакт пошел лишь один из них. Мужчина около пятидесяти лет, назвавшийся Богданом. Остальные свидетели скрылись с намерением укрыться от сил стихии. Богдан же вступил в диалог и поделился информацией. Все пятеро граждан шли с пляжа после некого процесса «прОводов», возможно именно этим можно объяснить сговорчивость гражданина Богдана. Возможно даже, что и он сам является защитником порядка данной станицы. По причине оплошности и неопытности фамилия и отчество были не спрошены. Оказалось, что нарушитель спокойствия, являющийся также водителем автомобиля УАЗ-452, по совместительству является перевозчиком посылок и работником почты. Удалось узнать, что водителя зовут Алексей Дмитриевич Тирков. После непродолжительной беседы с гражданином Богданом мною были выдвинуты требования по возможным методам противодействия нарушения порядка со стороны гражданина Тиркова. Также оказалось, что он уже уехал с деревни, все требования будут ему предъявлены. В свою очередь были приняты и предложения по санкциям по отношению к гражданину Тиркову. Далее произошел обмен контактами между мною, Васюковым Игорем Дмитриевичем, и гражданином Богданом. Прошу принять во внимание факт участия данного гражданина в следствие. На обратном пути встретилась автоколонна, двигающаяся в сторону хутора Ивановского. Номера неизвестные, как и водители. За рулем одной из автомобильных автомашин был крайне травмированный человек. Пусть, это и не редкость, но прошу принять во внимание!

     

     04.05.20хх

     От: Васюкова Игоря Дмитриевича

     Кому: Герасименко Кириллу Александровичу, Руководителю ППС по дороге, прилегающей к хутору Ивановский

     Прошу руководство ППС обратить внимание на обеспокоенность граждан хутора. Повседневная жизнь многих людей буквально поставлена под опасность! Чтобы не быть голословными, я, Васюков Игорь Дмитриевич, организовал процесс сбора подписей. На данный момент они получены в количестве четырех штук. Ни в коем случае, данным обращением не умоляется старание правоохранительных органов относительно поддержки порядка в нашем хуторе. Имеет место быть общая трудовая загруженность весной, а, следовательно, и повышения уровни правонарушений, за которыми следует следить. Но дело, о котором последует речь далее имеет критическое значение для жизни многих хуторян. В изложении такого важного и решающего относительно дальнейшей судьбы хутора дела стоить обстоятельно рассказать контекст всей проблемы, чтобы облегчить её решение. Все началось еще в 1958 году, когда экономическая реформа, инициированная первым секретарем ЦК КПСС, а также председателем Совета Министров СССР Никитой Сергеевичем Хрущевым дошла до нашего края. Предприятия, находившиеся до этого в ведомости знающих людей в министерствах, попали в руки знающих людей из советов народного хозяйства. В этот момент, на территории нашего хутора активно разрабатывались поля для дальнейшего засеявания. В силу этого, многим держателям хозяйств пришлось изменить места выгула домашнего скота. Но территории выращивания зерновых культур происходит истощения сил земли, в силу которых данные упомянутые и описанные выше места выращивания зерновых культур передвигают. Многие годы время перемещения территории выгула скота по какой-то причине было тесно связано с временем перемещения территории выращивания зерновых культур. Пока нет прямых доказетельств, но у меня, Васюкова Игоря Дмитриевича 1969 г. рождения Черноземельского района, есть стойкое ощущение того, что все эти действия с зонами посадки зерновых культур имеют прямое влияние на перемещение крупного рогатого скота. Данный момент является критическим во всей проблеме, которая будет описана далее. В силу большого поголовья скота, в частности крупного рогатого, процесс слежения за ними с каждым годом становился все труднее и труднее. В какой-то момент, небольшие стаи коров и быков начали уходить в близлежащие к хутору леса. Весь этот необратимый процесс начался еще в 1958 году, но его эхо достигло наше сельское поселение только сейчас и может иметь необратимые последствия. Некоторые труженики сельскохозяйственной деятельности обнаружив пропажу находили своих коров. Но были и те, кто не смог этого сделать. Таким образом, каждый год лесная коммуна крупного рогатого скота пополнялась самыми умными и разумными из числа тех, кто пасся на пастбищах. Далее, эти особи размножались в лесах, приумножая свою популяцию. Итогом всего этого стало столкновение моего соседа Иванова Василия Андреевича с одной из подобных особей. 02.05.20хх Иванов Василий Андреевич на своем автомобиле синем ВАЗ-2121 номерами М374 двигаясь в 19:23 по дороге из хутора Ивановский совершая поворот был чуть не сбит коровой, вышедшей из леса. По заверению гражданина Иванова корова имела осознанный взгляд и четкие намерения. Испугавшись за собственную жизнь, находясь в состоянии аффекта, гражданин Иванов покинул место происшествия, но с точностью может описать, где оно сотрудникам ППС или МВД. Речь идет не только о существовании хутора, но и существовании всего территориального центра. Свойства данных животных не изучены и могут представлять опасность. Прошу в срочном порядке обратить внимание и разобраться с проблемой!

     14.05.20хх

     От: Васюкова Игорю Дмитриевичу

     Кому: Герасименко Кириллу Александровичу, Руководителю ППС по дороге, прилегающей к хутору Ивановский.

     Что значит-«ППС находится по другому адресу»? А кто тогда читал мои письма? В срочном порядке прошу передать их в существующее ныне здание ППС и дать мне в обратном письме точные координаты.

     

      Она

     Каждый день Она просыпается, стоит только малейшим фотонам света проникнуть в её владения. Иногда мне кажется, что Она вовсе и не спит. Однажды у кого-нибудь томной летней ночью во время наблюдения за звёздным небом может возникнуть такая мысль, но подобное парадоксально само по себе, ведь Она не спит, пока не спишь ты. День, о котором пойдет речь не стал исключением. Она просыпается и засыпает, не чувствуя под собой времени и пространства. Когда-то приблизиться к ней означало невероятную удачу, но теперь все изменилось. В то самое утро, когда ступивший на ее земли неизвестный туземец осознал себя. Все началось холодным туманным утром. То тут то там подобно ночным светлячкам в лесу вспыхивали и угасали огоньки. Сначала такие далекие, а потом такие близкие. Блуждающий огонь очень тихо приближался, пока не окружил её. О неизбежности происходящего знало всего двое. Тот, у которого не было иного выбора, кроме как прийти. И тот, который использовал свою свободу, чтобы даровать ее первому. Затем, после некоторого ожидания весь хаотичный круг огня резко потух, подчиняясь туману и тому спокойствию, которое царило в воздухе. Затем проснулся рыбак, но он был слеп. Потом проснулся петух, но и он был слеп. Третьей проснулась старушка возле леса, но и она была слепа. Незримой поступью люди в черных балахонах прорывались сквозь утренний туман. Первыми пострадали машины, которым прорезали шины. Вторыми пострадали двери, которые были заперты. Третьим пострадал механик и его жена. Все произошло очень быстро. Механик, архитектор, художница, лекарь. Оставался лишь студент, но его не было дома. Его не было ни в одном из домов. Люди в балахонах опоздали. Студент оставил все миры уже два дня назад. Его телом управляли уже другие боги. Его разум принадлежал с тех пор только ему и никому более. Он вышел за рамки двух ролей, после того, как взглянул на самого себя. Он скрывался прямо возле них. Он видел каждого, кроме другого себя. Другой ожидал и лишь спустя время показался с другой стороны реки. Стоя по колено в воде, он сбросил с себя капюшон, чтобы внимательно рассмотреть тех, кто находился на пляже. Пятеро из семи. Шестой сам покажется возле реки в своем любимом костюме, подписываясь под собственным поражением в этой неравной для него схватки. Он был одурманен числами, за что и поплатился. Ему нельзя жаловаться на ужасный рок в условии постоянной неопределенности. Ведь это он заточил ее в этом вечном перемещении. Он наконец склонился. Оставался только один. Седьмой участник поглощения. Седьмая часть её великой неопределенности. Эту ночь он провел в полной темноте совсем без сна, чтобы не уснула и Она. Он уже не мог уснуть. Он смотрел в ночное небо и видел в нем свет. Он ожидал. Он видел себя полностью. Он осознал, как стать едиными. Никаких больше объединений. Только захват чужих сердец своим присутствием. Но началом этой экспансии должен был конец раздробленности. Время наступило. Туман начал немного рассеиваться. Громкие шаги объявляли его приход. Конец разрывов, конец неопределенности. Он уверенно и совершенно никого не страшась приближался к реке со стороны холма. Он прекрасно видел его изуродованное обугленное лицо, но он был рад его видеть. Он знал, что скоро придет конец всему. Он знал, что скоро начнется совсем другое путешествие. Он знал, что не знает, что будет в его конце, но видел перед собой начало. Другой тоже был рад его видеть, хоть и не мог объяснить почему. На его обожжённом лице промелькнула улыбка. Они стояли друг перед другом на равных, пока остальные стояли на коленях. Он поприветствовал Другого, стоящего по пояс в воде. Тот ответил тем же. Другой хотел было начать злорадствовать, но что-то произошло. Они оба это поняли. Ему ничего не нужно было объяснять. Все уже произошло. Другой случайно заглянул ему в глаза и увидел себя. Все произошло в этот момент. Из-под земли вырвалась бушующая стихия, сдерживаемая долгие годы силами неопределенности. Они стояли, глядя друг на друга, окруженные штормами. Тогда Он все-таки сказал:

     -Нам пора!

     Другой кивнул ему. Теперь у каждого действительно будет свой путь. Неопределенность обманчива и чаще всего оборачивается очередным толканием камня в великую гору. Он сделал шаг к своему брату, протянув руку. Пути назад уже не было. Пазл сложился. Краем глаза Он заметил, что на берегу появились две фигуры. Юнец и вечно молодая старушка. Глаза одного были устремлены вверх, а очи другой куда-то в лес на другом берегу. Последний разрыв был закрыт. И Он понял, что сам им и являлся. Вместе с этим исчезло всё движение. Исчезли все неопределенные люди в черных балахонах. Она наконец освободилась. Никаких больше перемещений. Никаких больше полумер. Никаких компромиссов. Никакой суперпозиции. Растворяясь, Он слышал ее благодарность. Он не чувствовал ничего. Только тяжесть в руках от толстой книги в твердом переплете, на которых была запечатлена другая Она. Такая, которой больше нет, но которая осталась в его сознании. Его волновал только один вопрос. Куда смотрела та старушка на берегу?

      Он

     Еле скопив силы, я мчался сквозь леса и поля, слыша далекий зов. Я брел на зов, делая перерывы только на охоту и сон. В своих странствиях мне виделись самые пугающие и самые прекрасные места, которые я только видел в своей жизни. Оставив родные края, я мчался, порой думая, что не смогу дойти до конца моего пути, но зов не оставлял меня и поднимал в самые трудные минуты. Непроглядный лес. Прохлада, которая мне так ненавистна. Бесчисленные пути бега. Зов стал ближе. И ближе. Пока в одно туманное утро, я не почувствовал, что мне осталось сделать финальный рывок. Погода сильно ухудшилась, но это не помешало мне слышать его. Несмотря на дождь и шторм сквозь непроглядные лесные заросли все-таки начал пробиваться свет. Мои лапы невероятно устали, а моя шёрстка совсем промокла. Два человека стояли по пояс в реке, растворяясь в небе. Пятеро человек на берегу пристально смотрело на это. Затем прибежал пухлый мальчик и тоже уставился на это очередное глупое людское зрелище. Но что это. Женщина выбежала из дома. Ее взгляд был направлен совсем не на шторм, не на гигантские грозовые тучи и даже не на растворяющиеся в реке фигуры. Она смотрела прямо мне в глаза. Это была она. Я прорычал. Зов утих.

      Справка

     Дана Любимову Василе Игоревичу, студенту 2-го курса филологического факультета в том, что он действительно находился на полевой практике, изучая фольклорные и языковые особенности в следующих населенных пунктах: х.Павловский, х. Тишанский, ст. Старороговская, РП Новокозловский, РП Старокозловский, поселок городского типа Медвежевский, ст. Захоперская.

     

     Приказ №12

     На основании договора об организации практики студентов, заключенного между муниципалитетом района Х и учреждением образования У от 10.06.20хх №25/91

     ПРИКАЗЫВАЮ:

     Любимова Василе Игоревича, студента 3-го курса филологического факультета зачислить в исследовательский отдел для прохождения практики на период с 28.06 по 12.07.

     Герасимову Ангелину Викторовну, студентку 2-го курса филологического факультета зачислить в исследовательский отдел для прохождения практики на период с 28.06 по 12.07.

     Павлова Леонида Олеговича, студента 2-го курса филологического факультета зачислить в исследовательский отдел для прохождения практики на период с 28.06 по 12.07.

     

     Конец.