И иллюзия является такой же жизнью, как и жизнь настоящая, только существует в теле, а реальность - вне него.
Никогда нельзя достичь иллюзии - в этом и есть сущность человеческой печали.
Счастлив тот человек, который сумел сузить себя до границ реальности.
Человек же, рискнувший или помышляющий оставить себе иллюзию - воистину несчастен, так как у иллюзии границ нет.
Реальность порою переплетается с иллюзией, но только не в конечной точке - и в этом состоит вторая великая человеческая печаль.
Ты вдыхаешь этот тугой дым, твои глаза закрываются, мышцы отказываются правильно держать тело, и ты танцуешь. Твои большие нелепые ступни шлепают в космическом ритме древних ритуальных танцев. Ты, не моргая, можешь смотреть на солнце и даже не жмуришься. Твои зрачки сейчас настолько широкие, что глаза кажутся черными. Черными с блестками желтого солнца и песка, на котором ты оставляешь следы своей земной сущности. Ты танцуешь под ритмы, которые старательно старается преодолеть твое сердце, и под мотивы, которые ты никогда не почувствуешь ни одним из органов. Ты сейчас отчетливо их слышишь, хотя из звуков, существующих сейчас в этом пространстве: только шум ветра и шуршание твоих ног по песку. Ты танцуешь, сбивая свое дыхание, потому что не знаешь, о существовании воздуха и легких, но тебе кажется, что, если ты перестанешь двигаться, то не сможешь дышать. Ты закрываешь глаза, и вскидываешь голову кверху, так как твои шейные мышцы сейчас мертвенно расслаблены, так что если ты опустишь голову, то она просто отвалиться и покатиться по желтому песку, но все равно будет танцевать. Ты танцуешь, потому что не понимаешь смысла существования без танца, ты не понимаешь, как можно перестать танцевать, перестать дышать. Ты не видишь ничего, ты танцуешь, и ветер бросает твои темные волосы тебе на лицо. Солнце с каждой секундой светит все ярче, песок желтеет и нагревается: тебе жарко. Ты срываешь с себя гроздья ненужной одежды, ты рвешь пуговицы на рубашке, ты освобождаешь себя яростными животными движениями. В попытке стряхнуть с себя штаны, под которыми у тебя значительно ничего нет, ты падаешь на желтый огненный песок, боясь закончить свои танцы. Ты открываешь глаза, которые на мгновение объяты детским страхом и видишь безоблачный круг синевы, панически открываешь свой большой рот и вдыхаешь. Легкие обжигаются кислородом, ты вдыхаешь через нос, ощущая жар и горечь своего пота. Ты снова умеешь дышать, ты закрываешь глаза.
Я смотрю на тебя. Твое лицо не содрогается ни одной морщиной, оно лосниться, и ты лишь дышишь, будто забыв о существовании своего тела. У тебя больше нет тела, ты обретаешь его, только когда танцуешь. Твои глаза крепко закрыты. Я смотрю на тебя, и мне кажется, что я учу тебя чему-то, чему может научить только человек человека. Мои танцы тоже закончились, я лежу рядом. Я смотрю на тебя, потому что ритмы, зовущие меня танцевать, замедлились, потому что я возвращаюсь в тело, которое танцевать не умеет. Я наклоняюсь над тобой, закрывая солнце, но ни одна мышца на твоем лице не отзывается на потерю света. Я трогаю твое мягкое от жары и усталости лицо, и оно никак не отображает свое к этому отношение. Я прикасаюсь к твоим мокрым волосам, я утыкаюсь носом в твою ватную щеку. Ты дышишь также неглубоко и довольно часто, ты не обладаешь своим телом. Я подношу свои губы к твоему лицу, и некая огненная сила поднимает тебя надо мной, и мы продолжаем танцевать.
Стих 2
Есть двое людей.
И первый человек, настолько же человек, насколько человек второй.
Один думает, второй делает.
Размышление - тоже работа, только организуется в теле, а действие - вне него.
Человек, который думает, не может делать, а человек, который делает, не может думать, и в этом заключается третья земная человеческая печаль.
Я выхожу из своего тела. Я кричу, потому что слова нужны только затем, чтобы выражать, а то, что выражаю я, слов не требует. Вода льется по моему лицу, потому что сущность человека - есть соединения воды. Я выхожу из тела, и оно отчаянно за меня цепляется дрожью, и мышцы моего лица кривятся, когда я возвращаюсь. Я хочу выйти из тела. Я хочу остаться эмоцией, я хочу освободить то, что тесниться в этой кожаной оболочке, я хочу вывести эти красные реки наружу; хочу, чтобы они текли свободно, хочу выпустить их, потому что тело временно, а я хочу раствориться в вечной материи, хочу исчезнуть и возродиться чем-то, что не будет иметь в себе криков, крови и слез. Я выхожу из своего тела, и оно уже не подчиняется мне: ноги перестают меня держать, а мышцы устали от спазмов, их атакующих, и я, обессилев, падаю по стене, глухо ударившись головой о жестокость бетона. Я выхожу из тела, которое разрывает само себя изнутри разгрызающими взрывами нервных окончаний. Мое тело борется само с собой. Само себе оно причиняет разрывающую боль. Само пытается себя же извести, в поисках спокойствия оно разрушает себя медленно и продумано, оно борется с самим собой за меня. Оно убивает меня. Меня убивает мое тело. Я задыхаюсь, я дышу так часто, как будто хочу превратить свои легкие в одну сплошную зажавшуюся мышцу и отравить все остальные, мне сейчас не нужные. Тело реагирует на все, что происходит, реакция тела влечет за собой то, о чем я потом буду жалеть. Я хочу выйти из тела, чтобы больше не подчиняться этой животной силе, чтобы не участвовать больше в этом земном круговороте тел и их выделений. Все, что я делаю - всего лишь выделение моего тела. Я выхожу из своего тела посредством судорожной истерии.
Все, что делаешь ты - всего лишь выделения твоего тела. Ты сидишь, закутав свою голову в кожу твоих напряженных рук. Твои мышцы набухают, наливаясь кровью, будто созревая. Механизмы, которые двигают тобой, работают быстро и уверенно, выпуская пар твоего сдержанного дыхания. Ты сейчас - это твое тело. Твое тело реагирует на то, что происходит. Ты сейчас владеешь своим телом настолько хорошо, что, кажется, можешь застыть одной из тех идеальных статуй человеческого поклонения. Ты пока еще себя держишь, но скоро тело заставит тебя вырваться. Ты сливаешься со своим телом, ты ощущаешь свою с ним неделимость, и оно направляет тебя. Твое тело хочет показать себя всем остальным мировым материям жизни. Твое тело, полное мышечной силы и сверкающей ярости. В одно мгновение ты окружаешь себя спиралевидным потоком жидкостей и предметом, вихрем осколков и слюны, которая скапливается в твоих намертво запертых челюстях. Ты борешься со всем, что не является тобой. Ты разрушаешь все, что не похоже на тебя. Твое тело делает тебя тобой, твое тело дает тебе жизнь, поэтому ты повинуешься ему. Ты сейчас - это всего лишь твое тело. Ты оставляешь за собой остатки того, что тела не имеет. Ты удовлетворяешь свое тело, показывая пространству силу своего существования. Костяшки твоих кулаков содраны и начинают кровоточить, твои пальцы упорно отказываются разгибаться, а зубы скрипят, стирая друг друга. Ты тяжело и нервно дышишь. Ты становишься животным. Твое тело, приученное к спокойствию, находит радость в разрушении, и вот ты уже смеешься. Ты смеешься, потому что твои нервы сжимают мышцы настолько, что уже не в состоянии их разжать, не выпустив силу наружу. Желчные потоки силы твоего тела. Все, что ты делаешь - только потому, что твоему телу так нужно.
Стих 3
Есть радость.
А когда радости нет - нет ничего.
Пустоты тоже нет, так как всегда есть что-то, но это так, только если смотреть вне тела, а в теле пустота есть.
И это первая вещь, которую понимает в жизни человек.
Твое тело и мое тело, вместе они образуют нечто еще более несовершенное, чем все, что имеет в этом мире самодостаточный облик. Наши тела связаны теми тонкими материями, которые при разрыве откликаются невыносимой болью еще более тонких субстанций организма. Твое тело и мое тело распыляют вокруг себя космическое пространство голубых звезд и розовых небесных ветров, которые сливаются в эмоциональной бесконечности. Твое тело и мое тело, соприкасаясь, выстреливают электрическими искрами, обжигающими кожу желанием. Наши тела исторгают незаспиртованные ароматы, слышимые только нами и только нас пьянящие.
Твое тело и мое тело идеально ложатся друг на друга, как многогранный паззл составляют порочное совершенство божественного творения. Твое тело и мое тело отдаются истомному забытью, забывая о времени и насущном, оставляя друг другу пот и нежность. Твое тело и мое тело балансируют на границах притяжения, отделимые окружением и раздельностью материй, из которых мы сотканы, мечтая стереть ее и инстинктивно приобрести общность. Наши тела: твое горячее, полное жизни и земной принадлежности и мое стеклянное замерзающее тело - они, утоляя друг друга, разбивают остатки последней материи, поднимая нас на вершины человеческого доверия. Наши тела помнят друг друга памятью запахов и касаний, знают каждый поворот костей и мышц: твое заученное мною наизусть тело и мое, тобою пройденное. Наши тела, соединяясь, перестают существовать, оставляя истомы, чтобы найти обратную дорогу из спокойствия небытия. Твое тело и мое тело лежат, покоясь на простынях, дыша медленно, не обеспокоенные ни единой мыслью в голове. Твое тело любит мое тело. Мое тело любит наши тела.
Соединяясь, наши тела больше не существуют, наши тела больше нам не принадлежат. Твое тело в моем теле дышит тяжело, охватывая, обволакивая все пространство моего существа. Мое тело в твоем теле растворяется, отдаваясь ему и чему-то тончайшему с полной покорностью и желанием быть взятым и принадлежать. Твое тело на моем теле плачет, потому что слезы - единственное физическое проявление эмоций. Мое тело на твоем теле яркими вспышками видит ослепительные истины, уходящие корнями в дальние и непознанные миры мечты и забвенья. Твое тело и мое тело, покоясь рядом, снова и снова заключают тончайший союз. Твое тело - мое тело. Твое тело принадлежит моему, потому что мое тело было уже давно забрано твоим. Мое тело - твое тело. Мое тело принадлежит твоему, потому что наши так хотят наши тела и, наверное, нечто химическое в воздухе вокруг нас, заставляющее нас так хотеть. И чтобы с нами не происходило, наши тела, познав друг друга однажды, теперь всегда будут хотеть того вечного единения, превращения в того первочеловека, состоящего из двух тел.
Стих 4
Есть две мысли: одна мысль существует в теле и зовется мыслью, а вторая зовется словом, потому что существует вне тела.
Но обе являются мыслями, только люди дали им разные имена, так как за мысли осудить нельзя, а за слова можно.
И это второе, что понимает в жизни человек.
Мы были созданы чем-то странным и неспокойным, чем-то обезумевшим и отчаявшимся до таких степеней, что его тело, если оно у него, конечно, было, не могло уже вмещать само себя. Тот, кто создал нас, - единственное в мире разумное существо, которое смогло совместить тело с чем-то не телесным. И когда тело переполнилось, содержимое его выплеснулось, мельчайшими частицами разлетаясь и обретая свою собственную жизнь. Мы с тобой являемся всего лишь сгустками мыслей, которые зовут себя разумом, а тела наши, не прикреплены к жизни. Наши тела имеют лишь физическое начало, а связи с безумием и гениальностью наши тела не имеют, и потому умирают, когда разум прерывает свою последнюю мысль. Разум не умирает, оставляя тело, он вновь соединяется с другими, ему подобными, в большом совершенном теле, того, кто первый не выдержал всех издержек существования.
Мы с тобой, соединившись телами, которые, несмотря на все наши желания и стремления к каменной вечности, умрут порознь, всегда будем раздельны разумом, потому что он является одним из редких явлений живого, которые всегда остаются собственны и ни с чем не соединимы. Мы с тобой и тела наши, находясь в этом времени, пытаемся познать вечность и соединиться духовно - все ради того, что тела наши протестуют против необратимого конца, а мысли, руководясь знанием, будто обретают страшную муку, покидая тело и более всего на свете не хотят соединения своего с той общностью, из которой вышли. Соединяясь в первотеле, комочки мыслей перестают излучать индивидуальность, первонутро стирает их, и, как из глины, лепит великое космические единение. Мы с тобой и тела наши не были вечны и никогда не будем, и мысли наши обретут вечность, только когда погибнут. В существовании телесном нет вечности и даже нет мысли. И мне кажется, что нет объяснения, по которому мы имеем и тело и то, что после будет вне его, кроме как безумством и гениальностью того, кто ненавидел себя настолько, что решил создать подобие свое. И смысл останется в том, чтобы тело было радостно, а разум надеялся на сохранение после того, как тело себя исчерпает.
Мы с тобой и тела наши нашли друг друга среди судорожного потока всех других тел, и познали нужду тела в теле, но не разума в разуме. Разум всегда самодостаточен, и от того тебе кажется, что все, что ни делается, все, чего ни хочет тело, бесконечно необходимо и парадоксально глупо, и неважно для существования. Пока существует тело, оно существует вместе с разумом, пока существует разум - существует тело. Наши тела, даже детально изучив друг друга и связавшись вечным желанием тел, понимают только тело. Мое тело никогда не узнает, что за мысли тебя посещают, пока ты не доверишь их моему телу, сказав их мне.
Мы с тобой и тела наши, откидывая на время разум, познаем искры материальной вечности, а забыв о теле, чувствуем в редкие моменты истинное единение с настоящим, и жизнью, и друг другом, и тем неведомым, нас с тобою создавшим.
Стих 5 (последний)
Есть Бог и есть Природа.
Есть люди, которые не верят в Бога, но которые оправдывают деяния Его явлениями Природы, а есть люди, которые верят в Бога и которые оправдывают все случившееся с Природой волей Божьей.
Бог и Природа являются одной и той же материей, создавшей людей, которые верят и не верят в явления Природы и Господа.
Только Бог находиться в теле, а природа - вне его.
И это всего лишь одна из тех бессмысленных вещей, которую нужно, но совершенно бесполезно понимать.