Осенью 1988 года в Балыкчы неизвестные вандалы разгромили христианское кладбище, осквернив 15 могил: свалили кресты, сломали памятники и оградки, разбили даже тяжёлые могильные плиты.
Пока милиция делала рутинную работу, пресса, как водится, подняла гвалт, критикуя сотрудников за непрофессионализм и "отсутствие наступательности". Особенно преуспевала городская газета с символическим названием "Заря коммунизма". С её подачи всемогущий горком партии, обсудив "бездеятельность правоохранительных органов", обязал милицию разыскать виновных в недельный срок.
Иначе грозили оргвыводы.
Как будто такие процессы поддаются "коммунистическому регулированию" ...
Меж тем, отработаны были все подучётники, ориентированы соседи, подняты и ещё раз проверены подобные дела в соседней области и столице.
Никаких зацепок!
Прошло три недели. Ситуация накалялась: пошли разговоры, что-де преступление было совершено на национальной почве, дабы подстегнуть миграцию русскоязычных.
... Учитывая, что рядом с кладбищем располагалась обширная городская свалка, местные сыщики Кулжыгачев, Тельтаев, Сагынаев и Казиев вплотную взялись за тамошних бомжей. Самим операм на "мусородром" соваться было нельзя: узнают сразу.
...Был среди обитателей свалки один старый "должник". Как-то взял его Табылды Казиев на мелкой краже, да пожалел, отпустил. Пришло время "Чебаку" должок тот отработать. С ним по-тихому у продовольственного ларька встретились, напомнили. Согласился. Лишь самогона литра три попросил, не меньше. Ну, чтоб языки развязать...
Скоро уголовный розыск знал, что ценную информацию может дать сторож свалки. Отработали личность, нашли подход к "дяде Вове" - так местные звали охранника.
Вначале тот отнекивался, но было видно - врёт. Вскоре всё же нашли общий язык, и Владимир Босяев рассказал следующее (из объяснительной записки):
"Однажды, за несколько дней до происшествия, я заступил охранять свалку в ночь. Часа в 4 утра вышел из вагончика в туалет, и вдруг увидел над кладбищем светящуюся жутким голубоватым светом точку. Она росла, приближалась. Луны не было, фосфорный свет в полном беззвучье плыл над могилами.
Я так испугался, что даже писать расхотел. Заскочил обратно в вагончик, разбудил жену, и до рассвета мы оба дрожали.
Об этом никому не рассказывал, но вот в последнюю смену три дня назад в полной темноте, безлунье, я снова увидел горящий синим цветом огонь на погосте. Но даже если бы луна и выглянула, я бы всё равно ничего бы не разглядел: от будки до кладбищенской оградки 200 метров. Короче, начальник. Решили мы с женой увольняться от греха подальше..."
На следующую ночь, разойдясь по периметру, два вооруженных опера с рациями и фонариками, засели в засаду на кладбище. В кустах метрах в трёхстах, расположилась мобильная группа. Ночное светило не баловало, было темно. Дул холодный ветер, "Улан", по-местному. Просидев до зари, опера на себе прочувствовали все прелести кладбищенской засады, когда каждый звук заставлял вздрагивать не только ввиду служебных дел, но и чисто по-человечески. Один из сыщиков рассказывал потом, что при каждом шорохе и крике ночной птицы рука сама так и тянулась к "Макарову"...
В три утра засаду сняли. На следующую ночь всё повторилось.
А вот на третью...
Рассказывает оперативный уполномоченный уголовного розыска Табылды Казиев:
"Было темно, хоть глаз выколи. "Улан" пронизывал. Вдруг к утру над некрополем появился сначала малый круг голубоватого света, а вслед за ним - большая тень. Когда показался месяц, мы заметили неизвестного в капюшоне. Он присел у одной могилы, послышался металлический скрежет. Свет погас, мы продолжали наблюдать. Вскоре вновь началось движение, потом всё стихло. На цыпочках, чтоб не насторожить и не спугнуть, мы с коллегой Кулжыгачевым подошли к "призраку" с разных сторон и увидели ... распростёршегося на сырой земле мужчину среднего роста, что напялил на голову венок с близлежащей могилы...
Для острастки выстрелив в воздух, с криком "Руки вверх, милиция!" вдвоём кинулись к неизвестному. Тот резво вскочил, замахнулся было на нас посохом, но, увидев подоспевших на выстрел сотрудников из группы захвата, поднял руки: "Сдаюсь".
Сняв с незнакомца капюшон, увидели мы европейца лет пятидесяти, с правильными чертами лица, ладной фигурой, с фонариком, металлической трубкой и бутылкой воды...
По дороге, покормив еле державшегося на ногах задержанного в круглосуточной столовой, привезли его в отдел. И здесь мужика понесло: "Вандализм совершил, потому что обиделся на жизнь. Вот почему она так несправедлива?! Три года тому я совершил аварию, погиб человек. Хоть и не виноват был, получил четыре года тюрьмы, освободился, приехал домой, в Балыкчы. Пришёл на своё подворье, а там чужие люди! Жена, оказывается, дом продала и с детьми уехала неизвестно куда. Подорвало меня это. Забухал, попрошайничал, ночевал в окрестных кошарах, пока однажды меня поймали местные и сильно побили. Стал жить в пещерках, в ближайших от кладбища горах.
На погосте городском мои родители лежат. Раз решил их проведать. Пришёл пьяный, вроде поплакать хотел, но увидев родные фотографии на памятниках, вдруг такая злость меня обуяла: Что же вы так рано меня покинули, бросили?!? Осатанел, разбил могилки, и ещё вокруг кресты да оградки повалил.
Обессилив, рухнул прямо там на землю и проспал до утра. Потом назад в пещеру уполз. Видел, как милиция приезжала, хотел спуститься, но испугался. С тех пор частенько захаживал на погост, питался хлебом и пил водку, что люди на могилах оставляют. И всё думал: что же дальше? Зима скоро, где жить, куда податься?!!!"
И - зарыдал...
Через месяц Табылды был в горсуде по делам. Встретил конвой, что вводил обвиняемого в помещение. Артём - так звали нашего бродягу - был чисто выбрит и одет хоть и в старое, но по сезону. Увидев опера, поздоровался, и на ходу прокричал: "Спасибо, начальник! Вот видишь, у меня теперь есть крыша над головой и паёк, кормят вовремя..."
"За всю свою тридцатилетнюю службу в уголовном розыске это был единственный раз, когда я услышал благодарность от задержанного", - закончил свой рассказ Табылды...
Александр Зеличенко-Бишкекский,
Бишкек, июль 2024
PS В отличие от шерлокхолмовских Баскервилей, ни фосфора, ни каких-либо других светящихся смесей преступник не использовал. Почему над могилами видели яркое голубое свечение? Может быть, так причудливо в утреннем воздухе преломлялся луч от фонарика?