В 1937, когда моей будущей тёще ( в девичестве - Аисе-Элеоноре Голуб) исполнилось четыре, ее отца, крупного украинского совслужащего, арестовали и вскоре, объявив врагом народа, расстреляли. Реабилитация пришла только в середине 1950-х... Мать, как "жену врага народа", осудили к лагерям и конвоировали в Сибирь, на станцию Яя. После девяти лет отсидки, "зечка" заработала туберкулёз и, по правилам, была "списана" помирать на волю ...
Но вопреки всему, выжила. А вскоре в детдоме и кровинушку свою отыскала. Младший сын воевал тогда на самой передовой, а старший погиб смертью храбрых в Молдавии - его могилу красные следопыты нашли только спустя много лет...
...Вытребовав после долгих мытарств 12-летнюю дочь, в самом конце войны они поселились в местечке Василевичи в Белоруссии. Партизанские края, мужчин почти не было. Население - полный интернационал: русские, поляки, белорусы, украинцы. Потихоньку возвращались евреи. Из тех, что выжили после тотального уничтожения.
Ой, как радостно, "крича и плача", люди на разных языках встречали Победу!
... Время было голодным. Основной продукт питания - местная бульба, картошка то есть. "Бульбу жарим, бульбу парим, бульбу просто так едим" - расхожая припевка тех лет, дошедшая чуть изменившись до наших дней.
В 1945, сразу после войны, в местечке расквартировали воинскую часть. Сын ее командира рос без матери, учился с моей будущей тёщей в одном классе. На большой перемене у школы парковалась машина, и полковничий денщик вносил в помещение холщовую сумку, распространявшую вокруг запах, что всех буквально сводил с ума. На парту стелилась белая салфетка, и баловень, на виду у всех, жеманно-картинно... уплетал курочку. Да не обсасывал косточки, как голодные делают, а просто сдирал с них мясо.
И так - ежедневно.
Директор школы не раз увещевал служивого, доставлявшего "обед". Потом обратился к отцу. То ли тот внял доводам разума, то ли вид однорукого фронтовика на него так подействовал, но "фон-барон" с тех пор "откушивали" в машине.
Детских домов для беспризорников в Беларуси тогда еще не открыли, и многочисленные оставшиеся без родителей детишки в длинных холщовых рубахах, без штаников, ходили от села к селу, где их подкармливали. Нет, те не попрошайничали, но каждый сельчанин считал своим долгом делиться. Завидев гостей, их звали в дом и доставали из печи котелок с вареной картошкой.
Раз девочка зашла к учительнице поменять книгу, что брала накануне. Та как раз репетиторствовала с полковничьим сынком, подтягивая его по русскому языку. Присев в уголок, девочка ждала. И тут в окне показались те самые "дети войны". Хозяйка выбежала во двор и любезно зазвала их в дом, выставив нехитрое угощение.
И тут "сокровище" начало кривляться и дразниться: "Побирушки, побирушки, побирушки..."
Вдруг...
Надо было видеть, как в мгновение ока преобразилась учительница! Схватив мальчишку за шкирку, она сильно, до клацания в зубах, встряхнула его, а затем буквально выволокла из дому и пинком спустила с крыльца...
Тот разнылся, и конечно же нажаловался отцу. За учителя вступился директор, дело дошло до участкового.
Скандал погасили.
Какое-то время баловень, за которым охотилась местная детвора, не покидал части. Вскоре начались каникулы, а в конце лета в\ч передислоцировали.