Смерти нет! Мы не исчезаем бесследно, и мир будет жить вечно, впитывая, как губка, наши ошибки, подлости, мечты и подвиги. Эту черту, границу между жизнью и вечностью, каждый из нас проходит сам, в одиночку, уже не обращая внимания на вопли и слезы близких и родных людей. Непонятно только кому легче? - тому, кто уходит или тем, кто остается.
Александр Петрович Ковригин не мог и не хотел умирать. Стиснув зубы и напрягая иссякающие с каждым мгновением силы своего семидесятипятилетнего тела, он боролся с неизбежным, боролся яростно и беспощадно, как когда-то его отец в сорок первом под Москвой. Бывший коммунист, бывший красный директор крупного завода и его нынешний хозяин твердил себе в бреду и яви: "Не смей! Живи! Ты должен! Тебе нельзя помирать!". Но время ускользало и забирало с собой его жизнь огромными пластами, безразлично обходя возведенные им бастионы и крепости.
Что же держало умирающего на сумеречной границе нашего мира, не давая ему свободы и покоя? Его жена давно умерла, мимолетные любовницы заброшены и забыты, единственный сын Григорий достиг уже тридцати пятилетия и беззаботно жил на юге Франции, не доставляя отцу никаких хлопот, помимо отправки регулярных денежных переводов. Да, была одна женщина, так и не ставшая его, но и ни чьей она тоже не стала - была и есть. Ее глаза, заледеневшие от невыплаканных слез, не отпускали его ни на секунду всю последнюю неделю уходящей жизни, но Ковригину уже не нужна была ее любовь. Еще был друг, единственный и настоящий, верный единомышленник и соратник, неумело и неловко скрывающий свою боль и горе от предстоящей разлуки. Но ведь она, эта разлука, ненадолго - безразлично мелькало в голове умирающего.
Так что же его держало? Больная совесть! Она не давала ему расслабиться и смириться, она грызла его душу, как голодная собака уже почти голые кости, она грубо зажимала его рот от крика: "Отпусти!". Физические и нравственные страдания - вот что не давало Александру Ковригину умереть. Но и жить так никто не хочет!
Григорий Ковригин, не переставая, торопил таксиста, повторяя и повторяя, что все штрафы за скорость оплатит он. Его отец умирал, единственный родной ему человек уходил безвозвратно, а тут эти чертовы пешеходы и светофоры!
"Быстрее, быстрее..." - уже не кричал, а молил он таксиста - "Пожалуйста, быстрее...".
Вот и дом, его дом и дом отца, белое застывшее лицо леди Изо с седым барашком на лбу - выбившейся прядкой волос из всегда идеальной и строгой ее прически. Этот барашек добил Григория окончательно, он сигналил ярко и неумолимо о приближающейся смерти, не допуская уже никаких надежд и сомнений.
Григорий бесшумно вошел в спальню отца и, молча, смотрел провалившимися от горя глазами на ослабевшего старика.
-Папа... папочка... пожалуйста... - беззвучно молили его губы - Не уходи...
-Сын - выдохнул Александр Петрович и затрепетал тяжелыми ресницами - Гриша, ты приехал. А я не могу, я не должен умереть, мне нельзя...
-Так живи! - надрывно бросил Григорий - Живи! - уже требовал он.
-Да! Буду! Я смогу, я успею! - будто зарождающиеся волны на ровной глади океана тайные и неожиданные ковригинские силы выплескивались из глубин его сущности, оживляя старые кости и мышцы - Сын! Все будет хорошо, все будет как надо!
После обеда Изольда Львовна Кривицкая, домочатица и домоправительница Александра Петровича, опасливо и недоверчиво рассматривая ожившего хозяина, шикая на шумных гостей - его сына Григория и Мирона Сергеевича Рига, многолетнего коллегу и друга Ковригина - старшего, рассеянно слушала их странный разговор и продолжала ждать беды.
-Ты всегда был мечтателем, наивным мечтателем. Все о будущем коммунизме грезил! Только люди сегодняшним днем живут!
-Неправда! Не надо всех под одну гребенку мерять, человек всегда живет и прошлым, и настоящим, и будущим. А то что? Пожрал, поспал, повкалывал и утром снова по - новой?
-Да, живет! Но он сам должен выбирать и решать, а не за него. А то некоторые до того дорешают, что и помереть не могут, как Кощеи Бессмертные!
-О чем вы, дядя Мирон? - недоумевал Григорий.
-Отца спроси! Он же себя на Бога ровнял, а Бог вечен, вот и ему мучиться вечно!
-Циник ты, Мирон! Сам же мне помогал во всем, да и доходы свои ты не в банке копишь, а все ищешь кому-бы помочь. Даже дом не построил себе, так в старой трешке и обитаешь.
-Помогаю! Но жизнь их по своему плану не леплю, и помру вовремя, как надо!
-А я что, не помру, что ли? Чего глупости болтаешь?! - возмутился Ковригин - старший.
- Ага! Как же! Ты ж себе мавзолей еще не построил. Куда тебя выставлять?
-Ну, если меня выставлять, то и ты рядом ляжешь! Вместе все делали, вместе и выставляться будем!
-Вот так ты меня во все и впутывал, угораздило же за одной партой оказаться. И ладно бы за что-то нормальное страдать! Нет, все с каким-то вывертом! Я даже первый фингал свой заработал за Че Гевару! Где я и где Че Гевара? Из-за тебя мне Янка целый год завтраки не готовила!
-Но, ведь, любила!
-О чем вы, дядя Мирон? - не переставал недоумевать Григорий.
-Отец твой идейный был с пеленок! В первом классе он меня Че Геварой прозвал, чтоб, значит, я убежденным был и сражался за справедливость до конца, воспитывал вроде. А я меньше всех среди сверстников был и худой, как палка. Когда Петька Рукавишников из нашего класса заявил, что я дурак и погиб по-дурацки, вместо того, чтобы в укрытии коммунизма дожидаться (это он про Че Гевару), у меня и выбора не оставалось, хотя Петька на голову выше меня был и толще в два раза! А отец твой сказал, что герои все погибают молодыми, так что мне нечего стонать и жаловаться, но глаз-то я два дня открыть не мог!
-А завтраки причем?
-Янка джинсой заболела после школы, когда мы встречаться стали. Ну что здесь такого буржуазного было, а Саня? Все девчонки наряжаться любят. А твой отец мне все тыкал и тыкал ее мещанством и вещизмом, продыху не давал, все твердил, что жена должна быть соратницей в борьбе с мировым злом, а не ахиллесовой пятой! Я жениться хотел, а не бороться! Только Янка такая же упертая была, как они меня тогда пополам не разорвали? Да разорвали! Янка заявила, что с джинсой завяжет, но весь год после свадьбы яйца буду жарить по утрам себе я сам, потому как больше я ничего не умел. Той яишней я до смерти наелся тогда! Только коммунизму это не помогло, да, Саня?!
-Хорошо было! Верилось, что все мы будем счастливы, свободны, будем лучше и добрее. Не получилось... - погрустнел Александр Петрович - Почему, друг? Что мы делали не так? И что мне сейчас делать?
-Да чего уж! Сделал ты все. Разгребать как будем?
-Ты мне поможешь, Мирон? Если я уже...
-Саня, ты не Бог, смирись. Люди сами выбирают свою дорогу, сами грешат и сами каются.
-Он правильно все делал! Что еще ему оставалось? Мошну набивать? Пусть не получилось, но ты все делал правильно! - внезапно кинулась убеждать Александра Петровича взволнованная Изольда Львовна - И кто сказал, что все зря?
-Завод ради наживы мне не нужен был тогда, да и сейчас тоже. А зря или не зря? Тяжело у меня на душе, Изо! Неспокойно мне, но от смерти не убежишь, не откупишься. Прости меня, сын! Мирон тебе все расскажет, письмо мое прочитаешь и решишь все... Друг, неужели все зря?! - начал задыхаться Ковригин - старший.
-Саня! Погоди, не помирай! Саня...
Легкое, невесомое облачко поднялось над кроватью умирающего и затрепетало от его неровного, прерывистого дыхания. Все присутствующие больше уже не сомневались и только ждали, когда оно растает вместе с жизнью старого коммуниста, не забывшего и не предавшего свои убеждения и идеалы. Еще мгновение и все прошло - все, кроме боли, от которой никуда не спрячешься и не сбежишь.
-Сашенька! Прости, я не могу, я не хочу без тебя! - Изольда Львовна рухнула лбом в еще теплые руки. Зачем что-то скрывать и соблюдать уже никому ненужные приличия? Все кончено!
-До встречи, друг! - прошептал неслышно Мирон Сергеевич Рига - Я все сделаю, а ты спи спокойно, ты был хорошим человеком и самым лучшим другом. Прощай!
Григорий Ковригин молчал и цепенел от абсолютного непонимания случившегося. Ведь, все было в его жизни, а сейчас ничего нет. Почему? В чем смысл смерти? Зачем и кому она нужна? Вонзая ногти в сжатые кулаками ладони, он медленно погружался в океан страдания и боли, безвольно растворяясь в соленой от нескончаемых мириадов людских слез воде.
Александр Ковригин умер, но это не начало и не конец нашей истории. А начало было в далеком 1991 году в Москве на фоне ликующего, ошалевшего от свободы и победы над коммунистическим режимом московского люда, рьяно примеряющего новые идеалы и ценности, возводящего на престол нового вождя и творившего себе новых идеологических кумиров.
В гостиничном номере Измайлова сидели за столом трое мужчин сорока с небольшим лет и пили под звуки работающего уже третьи сутки телевизора. Глухо занавешанные гостиничные окна не допускали солнечные августовские лучи в комнату-убежище несогласных с глобальными историческими переменами на евразийском пространстве личностей. Но сдержать эти сами перемены, личности были не в силах.
-Господи! Трясущиеся уроды! Так просрать все! - пробормотал худой, рыжеватый мужчина, сумевший сосредоточиться в перерывах между стопками на телевизионной картинке, беспощадно транслирующей последние исторические мгновенья выродившейся советской элиты в лице несчастных ГКЧПистов, покорно, как бараны, бредущих даже не на смерть, а на позор, бесчестье и насмешки.
-Все кончено! Чего ты эту муть смотришь, Мирон? - сморщился как от зубной боли его высокий русоволосый собутыльник - Давайте выключим!
-Нет! Смотри! Это только начало! Дальше все завалится как домино! - вступил в разговор третий несогласный с крушением Советского Союза - И чего радуются? Скоро мы все под обломками окажемся, одиночки только спасутся - самые наглые и жадные, они все растащат! Да еще и иностранные радетели свободы помогут!
-Не верю! Наш народ не даст сломать страну! Эта пена схлынет, люди протрезвеют и...
-Да очнись ты, Саня! Твоему народу глаза откроют нищета и хаос, вот тогда он протрезвеет, а сейчас он за справедливость борется - наотмашь, без разбору! - прервал Александра Ковригина Сергей Кривицкий.
-Так до беды доборется!
-И что? Справедливость вечна и безгранична - для русских, по крайней мере. Ради нее ничего не жалко - ни Родины, ни себя!
-Ну и что будет? - не унимался Александр Ковригин
-То, что всегда - сами разрушим, самим и восстанавливать придется.
-А что восстанавливать будем, капитализм или СССР? - заинтересовался Мирон Рига.
-Какой СССР? Где ты таких лидеров возьмешь? Нет, может лет через сто детки богатеев снова с жиру взбесятся и пойдут за простой народ воевать, но сначала им до смерти должно надоесть в три горла пить и жрать! И ведь реальная перспектива! В России всегда так - чуть потолще слой масла на хлебе, так и уже на Марс лететь собираемся, дела великие подавай, к черту эту колбасу!
-Я на хозяев пахать не собираюсь! - вздыбился Александр Ковригин - Да и народ наш не пойдет под ярмо.
-Голод заставит, а тебе один выход - самому хозяином становиться - опрокинул новую стопку Кривицкий.
-Буржуй! Санька, представь - ты буржуй и кровопийца! - пьяно захохотал Мирон Рига.
-Я лучше сдохну, а экспл... лати..., короче, никого гнобить не буду! И завод свой не дам! Подавятся хозяйчики! - опять взвился Ковригин.
-Сам завод не возьмешь, другие заберут. Меня уже звали в совладельцы - в министерстве много желающих, как коршуны кружат! - усмехнулся Кривицкий - Нет у тебя выбора, Саня, либо ты, либо тебя. А за тобой люди - заводчане с семьями. Ты о стране пока не думай, ты о них думай.
-Как подумать? Прибыль себе в карман складывать, что ли? Чем я им помогу?
-А ты Верой Павловной стань, и спи как она - странно выступил Мирон Рига.
-Чего?! Кончай ему наливать, Сергей. Уже голову обносит!
-Не любил ты классическую литературу, Саня. Технарь ты, технарем и помрешь! Хотя, Чернышевский не в моем вкусе был, мне больше Достоевский нравился.
-А мне Маркс с Энгельсом! Причем здесь Чернышевский? - недоумевал Ковригин.
-Так ты ж на Ленина не потянешь и мировую революцию не сварганишь! А Верой Павловной - может и получится, масштаб-то поменьше будет.
-Брр! Чушь какая-то! Ну ладно, я этой самой Верой Павловной выряжусь, а вы кем? Или бросите меня на съеденье капитала? А вдруг я дрогну и сдамся золотому тельцу? И пошла тогда ваша Вера Павловна куда подальше! Ну, что скажете?
-Я псевдоним Лопухов возьму. Я же идею подал - хмыкнул Мирон Рига - А тебе, Серега, Кирсановым придется обозваться и как честному человеку Веру Павловну за себя взять.
-Вы серьезно, мужики?! Тогда я с вами, вместе чудить будем! - радостно отозвался Сергей Кривицкий - Только не просто все будет, завод твой, Саня, кусок лакомый, много желающих на него!
-Де жа вю настоящее - в наше время Чернышевский понадобился! А мы как, в оппозиции к этим демократам будем, или нейтралитет выберем? - пытался разобраться Мирон Рига - Уж больно прыткие они и разговорчивые!
-Им пока не до нас - надо с пережитками Союза побороться, но это все ненадолго, проголодаются и придут.
-Слышишь, Саня? Ненадолго! А ты не подкованный, почему в школе Николая Григорьевича не читал?
-Да, ладно! Прочитаю я твоего Чернышевского, хватит язвить! - махнул рукой Ковригин - Вот допьем, и сразу в библиотеку...
Вы что-то поняли? Я пока нет, но, похоже, что-то затевается - странное и с вывертом. Что-то русской породы, чего быть не должно, исходя из волчьей сути человека, когда каждый сам за себя и против всех сразу. Ну, если конечно Александр Петрович Ковригин осилит роман Н.Г. Чернышевского "Что делать", лично мне этого так и не удалось, а вам?
Глава 2. Стенка на стенку.
Раннее утро в небольшом российском городке дышит чистотой, нежностью и умиротворенностью; долгая ночь позволила горожанам забыть вчерашние обиды и споры, отодвинуть вечные беды и проблемы, попробовать поверить в лучшее, ну или понадеяться на него. Сон, целительный и благодарный, лишенный искушений яркой ночной жизни больших городов, остался одним из немногих достоинств жизни в провинции, хотя и не все со мной согласны.
Но прошедшая июньская ночь две тысячи девятнадцатого года была короткой, ее канун - бурный, суматошный день - съел львиную ее часть, и еще долго баламутил российский городок с забавным названием Кулеши. Национальные гвардейцы-кулешовцы, злые и невыспавшиеся, в полном составе всю ночь восстанавливающие закон и порядок на улицах родного города, подтягивались в здание правоохранительных органов на совещания и планерки с целью разбора противоправных событий прошедшего дня и вечера. Виталий Бубликов, служивший Кулешовским прокурором уже девятый год, совещался с коллегами в своем кабинете.
-Злые, как собаки! Ничего не слышат! Вынь да положь им, а все остальные - идите к черту! - возмущался исцарапанный как снаружи, так и внутри, гвардеец в чине лейтенанта Айдар Валиев - Гремлины!
-Как ты с Талашами сражался, Айдар! Как в сказке - сначала с Павлом, потом с его женой Анной, потом с их Жучкой. Всех победил? Мурку их с мышью осилил? Репку вытащил? - от души развлекались присутствующие коллеги лейтенанта.
-Непорядок это! Почему ты дал себя исцарапать, Валиев? И на самом видном месте - на лице! Как ты служить будешь? И где злодеи? Почему не в обезьяннике? - недовольно и нудно высказывался всегда очень серьезный и невозмутимый Виталий Андреевич.
-Да что мне отстреливаться надо было, что ли?! И этого Талаша как посадишь? Анна всех внуков собрала и кричала, что без мужа домой не пойдет, так здесь и будет жить. А у нее близнецам трех лет еще нет, и еще двое малых. Ясли мне открывать, что ли?!
-Откуда четверо? У нее же всего трое внуков!
-Мне тогда не до счета было! Хотите, я их всех позову? Мне не жалко!
-Заканчивайте балаган! Лейтенант Валиев, докладывайте обстановку! - резко скомандовал прокурор.
-Слушаюсь! Шестого июня две тысячи девятнадцатого года на сходе жителей поселка Металл Советов, посвященного предстоящему празднованию Дня России, произошла драка между двумя группами горожан - советовцами и пришлыми. Причины драки - споры по вопросу организации сбора и вывоза мусора с поселка и непримиримые разногласия на тему прошлого и будущего развития России. Поселковцы резко выступили против платы за вывоз мусора с их поселка, а жители соседних улиц Калинки обвинили их в свинском поведении. Возмущенные заводчане ответили, что крови их отцов, матерей, дедов и бабок, пролитой в боях за Родину, достаточно для платы за их мусор, а все, что сверху пусть государство оплатит - не обеднеет! Но калинковцы продолжали настаивать на том, что те свиньи...
-Почему свиньи? - не понял один из совещающихся - забесплатно гадят, что ли?
-И это тоже! Но они всю калинковскую дорогу засвинячили, платить за вывоз не хотят, а свой мусор соседям валят, но у себя все чисто. Вот калинковцы и бесятся. Далее, Павел Талаш, подстрекаемый своей женой Анной на рукоприкладство, также стал подстрекать соседей на то же самое и ему это удалось. Подстреканутые советовцы выталкали калиновцев со схода и приняли резолюцию о разграблении России и обнищании народа, которые начались именно с 12 июня - Дня Независимости России.
-Как кто? Это же гремлины - недоуменно пояснил докладывающий лейтенант Валиев - Они каждый год эту резолюцию принимают, а тут еще их за мусор трясут - так вообще озверели!
-Дальше! Почему они вечером дрались? - прокурор был крайне недоволен.
-Ну, так калинковцы субботник провели. Первый за четыре года! Все вышли - со стариками и детьми, массовый, короче... - лейтенант Валиев скосил глаза на графин с водой, но Виталий Андреевич Бубликов был беспощаден:
-И что? Чем твои поселковцы недовольны были? Это же праздник их коммунистического труда! Россию же никто не грабил!
-Как им праздновать? Калиновцы отходы обратно вернули, и прямо под их окна! Каждому записку оставили: "Вы же люди, а не свиньи!" Вот поселковцам и пришлось тоже субботник проводить вечером уже! Ну, а мусор свой они снова к соседям потащили - из вредности, конечно, но сами кричали, что из справедливости! На калинковской дороге и сошлись - сначала мешками кидались, а как порвали их, так и стенка на стенку! Там сейчас так грязно, все усыпано, а вони-то! Надо снова субботник проводить, кто пойдет?
-Понятно... - в нерешительности замер кулешовский прокурор - А больше никто там ничем не кидался?
-Вы о ком? - подозрительно прищурился Айдар Валиев - Я все доложил! Ну, почти все.
-Валиев! Докладывай!
-О чем? О мировой обстановке? О санкциях? Чего надо? Я все могу!
-Говори быстро! - резко возмутился всегда невозмутимый Виталий Андреевич - Что, опять все яйца скупили?! Кто скупил?! Твои поселковцы?
-Да рано вроде еще, неделя до митинга. И почему именно мои?!
-Это ты зверинец развел - гремлинов всяких! Им своих яиц мало, так еще и на Калинке два магазина раскупили! Сам их яйца будешь шерстить в праздник! Если мне выговор объявят, я тебе... два объявлю или три! Я тоже все могу!
-Они просто дружные, но никто не доказал, что мстители из поселковцев. Может, они с другого района?
-Ага! Гастролеры! - шумно веселились присутствующие, все кроме одного Бубликова - Мстители мстителями, но у тебя столько подражателей развелось! На всех яиц не напасешься!
-Ладно! - вернулся к теме совещания Виталий Андреевич - Тебе, Валиев, надо было сразу пресечь драку, пока мешки не порвались! А сейчас всех драчунов привлечь по административке! Вот они и будут убирать, и чтобы к двенадцатому июня все чисто было! - практично и юридически грамотно решил проблему кулешовский прокурор и добавил - А за яйца ответишь!
-Они наши законы антинародными считают, и вообще за копейку лишнюю удавятся! Чтобы Талаши бесплатно работали? Не поверю! - усомнился в эффективности решения начальства лейтенант Валиев, а про остальное предпочел промолчать.
Про яйца я позже все расскажу, а сейчас - о Кулешах. Были они обычным небольшим, по меркам России, городом с двумя сотнями тысяч населения и несколькими промышленными предприятиями. Место их расположения - к северо-востоку от Москвы примерно в двух сутках езды по российской железной дороге. К концу существования ныне почившей в бозе советской империи город стал образцовым научно-производственным кластером с современными предприятиями разработчиками и производителями военной продукции, металлургическим заводом и небольшими объектами местной легкой промышленности (хлебо и молокозаводами, конфетной и швейной фабриками). Основное отличие подобных советских городов - присутствие в них многочисленной технической интеллигенции, многие представители которой интеллигенствовали уже во втором или даже третьем поколениях. Муниципальная жилищная застройка носила преимущественно многоквартирный характер с преобладанием пятиэтажных и частично девятиэтажных домов. А еще город окружало настоящее море, только зеленого цвета и с иголками - густые сосновые леса опоясывали Кулеши со всех сторон, по-хозяйски разделяя старый и новый центры города.
Но к две тысячи девятнадцатому году развитый советский кластер потерял былой лоск и немалую часть своего могучего потенциала - предприятия легкой промышленности обанкротились и почти сгинули в анналы истории, разбежавшись по мелким клочкообразным предпринимательским субьектам. Предприятия, выпускающие продукцию двойного назначения, подобрали российские военные и методично начали осваивать бюджетные деньги на неотложные с их точки зрения нужды. Например, на установку гигантских пластиковых окон в огромных корпусах, ремонты общежитий и административных зданий и частично на покупку современного оборудования в отдельные цеха и лаборатории. Но, увы, Кулешовский Буран пока даже не на старте, а как летал когда-то!
Про металлургический завод давайте поговорим подробнее. Дата его основания - тысяча девятьсот тридцать пятый год, он из времени великих побед и не менее великих несправедливостей для тысяч и миллионов наших сограждан. Удивительное и беспощадное время, когда Страна Советов, вздыбившись подобно высвобождающейся от огромных толщ льда могучей сибирской реке, неудержимо рванула к вершинам всемирного социального развития - построению справедливого общества, топча всех и вся, случайно или злонамеренно оказавшихся на этой дороге. Нет, я не считаю марксизм всесильным и верным учением, но и другого разумного конструирования будущей человеческой действительности я не знаю. Но, может, пока не знаю?
В любом случае Кулешовский металлургический завод (КМЗ) - кровь от крови, плоть от плоти тех бесстрашных, самонадеянных и абсолютно беспринципных коммунистических мечтателей. Нужны доказательства? Пожалуйста! Первый пятилетний план развития советской промышленности не предусматривал строительства в небольшом патриархальном поселке Кулеши крупного металлургического завода, но ячейка местных членов ВКП (б) в количестве семи человек во главе с Демьяном Курицыным единогласно постановила, что кулешовцы ничем не хуже жителей Липецка, Тулы и Свердловска, и также достойны принять участие в индустриализации своей Родины. Откомандированный с указанным постановлением в Москву Демьян Курицын сумел прорваться в Совет Народных Комиссаров и так надоесть его членам, что те плюнули и решили пойти навстречу чаяниям и нуждам трудового кулешовского народа. Но, поскольку любая экономика, даже советская, всегда ограничена ресурсами, то и строительство кулешовского завода предполагалось осуществить в основном через изыскание этих самых ресурсов на месте. И их изыскали - рядом, в спецпоселениях НКВД, куда согнали раскулаченных с Украины, Кавказа, Вятской и Пермской областей. Вот вся эта рабская масса, голодная, разутая, бессловесная и строила в первой в мире стране социализма ее очередной промышленный гигант - Кулешовский металлургический завод. Огромный рукотворный монстр стал для своих жертв и палачей всем - могильным памятником, намоленным идолом, светочом надежды и богатым наследством их выжившему потомству. Жуткое было время! Ценнилось только будущее - все остальное в топку! Паровоз летел без остановки, сшибая на своем пути человеческие жизни и судьбы - только вперед, к неотвратимому всеобщему счастью. Цинично? Да! Эффективно? Увы, но тоже да!
Странно, но, когда я сейчас думаю о том времени, я ощущаю не только безнадежность и трагизм. Столько крови, отчаяния и боли, а я чувствую запах раннего утра и вижу мир, окрашенный в нежные, теплые краски - потрясающая вера в прекрасное будущее, в неизбежную победу добра над злом, в абсолютную равность самого маленького и обычного человека - как мне этого сейчас не хватает! А вам?
Так и Кулеши не превратились в черную дыру рабства и зла. Поднимался завод, а вместе с ним исчезали землянки-норы спецпоселений, дети раскулаченных переселенцев шли в школы вместе с детьми классово правильных рабочих и крестьян, появлялась своя интеллигенция невиданного в стране профиля - технического, строились новые дома и широкие проспекты, люди искренне верили, что "жить стало легче, жить стало веселей!" А как же жертвы? - спросите вы. Они стали нашей платой за надежду на лучшее, страшной платой с которой мы тогда согласились и промолчали, но не забыли. Память нагнала нас уже в конце того кровавого двадцатого века, и мы заплатили по ее счетам сполна, не пожалев ничего и никого - ни себя, ни огромной страны!
Но вернемся в Кулеши - тезка заводу, район КМЗ находился в старой части города, непосредственно примыкающей к металлургическим цехам. Застраиваться он начал в конце тридцатых годов прошлого века двух и одно-подъездными блочными двухэтажками, куда массово заселялись семьи заводчан, местных и приезжих. Но настоящего расцвета район достиг, как не странно, в войну. Эвакуированные специалисты с Украины, Ленинграда и Москвы разработали и реализовали роскошный план городского развития с широкой центральной улицей, всасывающей в себя, подобно океану другие мелкие ручейки-улочки с четырех и трехэтажными домами - сталинками, отличающимися друг от друга изысканными фасадами с богатой лепниной, крохотными балкончиками и разными формами окон. Огромные дворы, засаженные сиренью, яблонями, черемухой и вездесущими тополями были предназначены для активной и свободной жизни детей и взрослых в рамках больших и малых коллективов соседей и друзей, мудро направляемых к единой высокой цели - построению коммунизма. Не смейтесь! Они действительно верили в идеалы и не боялись жить. А во что верим мы?
Айдар Валиев верил своим друзьям, родителям и даже, несмотря на свой солидный двадцати семилетний возраст, во всеобщее счастье и светлое будущее человечества, но последняя вера не всегда получалась у него. Веселый нрав, открытость и общительность принесли ему симпатию и дружбу многих кулешовцев, беспокойство и нередко раздражение начальства, весьма разнообразную интимную жизнь в компании с современными и свободными кулешовками (или кулешовчанками?). В общем, он был здоров, умен и привлекателен, чего еще надо для счастья? Правда два обстоятельства очень сильно осложняли его жизнь в последнее время - это ультиматум матери жениться в кратчайшие сроки, иначе столоваться он будет у своих свободных, красивых, но совершенно не умеющих готовить возлюбленных (а те, кто умели - те все уже были замужем). И еще - неотвратимо надвигающийся День независимости России с раскупленными загодя яйцами, сулящими ему два или три выговора от всемогущего кулешовского прокурора Виталия Андреевича Бубликова.
Задумчиво почесав нос, Айдар махнул рукой на все обстоятельства и решил: "Чего я буду за ними бегать? Да пусть хоть все скупят и мстят всем подряд! От яйц еще никто не умирал, почистятся и дальше выступать будут. А вот что матери сказать? Интересно, почему парней жениться заставляют, а их учиться готовить нет? Такую гадость приходиться есть! Где тут равноправие?!". Айдар с возмущением хлопнул дверью своего кабинета и пошел домой к матери обедать.
В это же время и тоже в своем кабинете Виталий Андреевич Бубликов пришел в не менее раздраженное, чем у Айдара, состояние духа и настроения. Причиной чему послужил телефонный разговор с мэром города Кулеши Симеоном Царапкиным:
-Что делать будем? Может, в ФСБ обратимся? Проверят все...
-Что проверят? Врачи проверили уже. Или вы думаете...
-Да нет! Конечно, он помер! Но с какой целью? - силился сформулировать свое беспокойство господин Царапкин.
-Как это? Он, говорят, болел последние полгода. Что проверять надо?
-А почему именно к празднику? Прямо к двенадцатому июня!
-Ну не получилось у него раньше. Странный вы какой-то! - ломал голову Виталий Андреевич.
-Я странный?! Конечно! Это же не в вас будут яйцами пуляться! Сколько мне еще терпеть этот беспредел?! Издевательство это и хамство?! Я же вас просил - ограничить торговлю яйцами в начале июня, не более десятка в руки! А вы!
-Это незаконно.
-А я как же? Это законно?! - кричал в трубку кулешовский мэр.
-Полиция примет меры, мы провели совещание на эту тему.
-Да тьфу на вашу полицию! Вы что не понимаете?! Ковригин умер! Они меня теперь забьют этими яйцами! Это уже не хиханьки! Это терроризм настоящий! Бубликов! Увас мэра убивают!!! - визжал в телефон пока живой господин Царапкин.
-Наберите 02 - автоматически и безо всякой задней мысли среагировал Виталий Андреевич.
-Начальство! Ваше! Наберу! Террористы! ФСБ! - дальше прокурор разобрать не мог, хотя ему послышалось что-то ненормативное, но Бубликов всегда честно старался хорошо думать про начальство - любое и вообще, а потому он просто деликатно прервал разговор и все. Думаю, он поступил правильно, так как это ненормативное становилось уже почти членораздельным, и что ему прикажите делать?
Зря господин Царапкин истерит! Яйца, вернее их пуляние в тела высших городских чиновников на всех массовых и значимых мероприятиях в Кулешах, вроде празднования Дня независимости России, наиболее ярко и выпукло воплотило в реальность вековые мечты российских либералов о построении гражданского общества в каждом медвежьем углу нашей отсталой и тоталитарной страны. Правда пуляющиеся отказывались разбираться в партийной принадлежности официальных и не официальных тел на трибунах, забрасывая как членов правящих партий, так и оппозицию. И, надо сказать, это проявление гражданского общества в последнее время стало очень массовым и организованным - никакими зонтиками мэру и его подчиненным было не укрыться от него, а яичные снаряды метко летели уже прямо в головы бедных слуг народа. Начали все это безобразие мстители, те самые, что весело поминались коллегами Айдара Валиева на совещании у Виталия Андреевича Бубликова.
Глава 3. Буржуй помер.
Люди умирают каждый день, и хорошие, и не очень. Кого-то оплакивают искренне и честно многочисленное семейство, коллеги и друзья, кого-то - единственный близкий человек, осиротевший навечно и безнадежно. А кто-то уходит тихо и незаметно, будто и не жил вовсе! Но, может, именно его уход, не оставляющий после себя даже недолгой памяти и легкой грусти, рушит по трещинкам наш огромный мир - ведь этого крошечного кусочка у нас уже нет, и больше никогда не будет. Никогда! И рвется земная кора, льют всемирные потопы, валятся с неба астероидные глыбы, рушатся империи и полыхают войнами и революциями континенты. Давайте будем жить вечно!
Александр Петрович Ковригин умер, но живет его сын Григорий, и будут жить внуки и правнуки, жив его верный друг Мирон Сергеевич Рига, удерживающий в своей памяти каждый миг и каждую черточку своего школьного товарища, страдает и мучается его невозлюбленная, неприступная и вечно прекрасная леди Изо, работает его завод, вернее то, что от него осталось. Ковригинский кусочек мира не исчез, не треснул и, значит, какие-то несчастья нам, возможно, удастся миновать. Возможно...
-Помер, значит. Ну, а нам-то что? Сынок его явится на завод, тоже тянуть будет! Кто он такой?! Растащили страну!
-Зарплату уже четыре года не добавляют - так копейки кинут с барского стола! Все у них кризис виноват! Никакой помощи людям! Буржуи, одним словом!
-Точно! Как он тогда обижался на нас - солидарностью тыкал! Это мои акции, и я сам решаю, что мне с ними делать! А завод не обеднел от тех крох! Мне какое дело - кто их купил - проходимцы или нет. Потряс мошной и сам бы выкупил!
-Надо с людьми поговорить, этот ковригинский наследник должен нам, как и отец! Прикатил из-за границы! Хозяин выискался! - Анна Талаш искренне возмущалась социальным неравенством и имущественным расслоением современного общества, а муж ее Павел полностью солидаризировался с женой в этом вопросе.
Семейство Талашей - коренное местное, еще дед Анны Корней Калинкин был участником того самого заседания коммунистической семерки 1929 года, принявшей знаменитое постановление об индустриализации Кулешей, а родных Павла раскулачили и пригнали в город в тридцатые годы с севера Украины. Супруги всю жизнь прожили в Кулешах - родились здесь, учились в местной средней школе, работали на металлургическом заводе. Перед их глазами промелькнула, словно кинолента, череда великих и трагичных событий конца двадцатого и начала двадцать первого веков нашей огромной Родины, сменились ее лидеры и идеалы, рухнули новые, казалось, вечные табу и вернулись старые. А, может, это все химеры, блестящие обертки? Ведь, как и раньше, люди рождаются, живут и умирают, влюбляются и страдают, жаждут славы и несметных богатств. Только вопрос нас мучает - зачем все? Не отмахивайтесь! Думаю, очень скоро он встанет перед многими россиянами. Большевитская бомба замедленного действия тикает неутомимо и неотвратимо - ломая через колено старую Россию, они насильно и грубо впихнули в гены миллионов своих невольных наследников эту тягу к всеобщему смыслу, глобальной цели и разумному мироустройству. Никакая личная корысть и выгода с благотворительностью вперемешку нас не спасут!
-Быдло калинковское надоело! Указывают, что мне делать! Кому надо, тот пусть и платит! - продолжал возмущаться Павел Талаш.
-Это Печенег их надоумил с мусором. Вредный старикашка! Во все дырки лезет и поучает! - верная жена во всем была согласна с мужем.
-Никаких штрафов я платить не собираюсь! Пускай с ковригинского наследника трясут!
-Станут они! С простого человека им легче взять! Вон дети в транспорте полностью платят - каникулы наступили. Что они зарабатывать начали, что ли? За коммуналку задрали! Но на праздник деньги нашли, будут опять всем впаривать, как хорошо мы живем - независимо!
-Яйцами захлебнутся! Ни копейки не дам! Мне в их Крым не на что ехать!
Анна, согласно кивая, потчевала мужа уже остывшим завтраком. Чего они так злятся? Семейство Талашей зажиточное, крепкое - большой двухэтажный дом, построенный умелыми руками Павла на месте старой халупы его родителей, новый Ниссан Альмера в собственном гараже, хваткие и умные дети - сын Семен и дочь Людмила, уже успевшие обзавестись собственными семьями, квартирами и машинами, трое внуков. Неужели заплатить за вывоз своего мусора им не хватает? Нет, это дело принципа, а с ними - принципами, как известно, не шутят!
-Валиев стучаться будет - не открывай! Это мой дом и без прокурора пусть не показывается! Посадит он меня, как же!
-Да я ему сама устрою! Воспитывать вздумал, молокосос! - также громко и надрывно, как Павел, возмущалась Анна.
-Пойду с соседями поговорю, надо всем вместе держаться. Это мы - завод, это наш труд все создает. А ковригинский наследник - лишний! - Павел Талаш степенно и уверенно направился к своим единомышленникам, формулируя на ходу лозунги текущего момента.
Поселок Металл Советов, где проживали Талаши, был самой старой частью города, к тому же долго частью отсталой и не престижной. Возник он на месте деревни Грязнуха, преобразованной одной из первых в здешних местах в коммуну имени Демьяна Курицына, того самого, что хулиганил на заседаниях Совета Народных Комиссаров в Москве, и бывшего к моменту этого преобразования еще вполне живым и здоровым. Переименование Курицынской коммуны в Поселок Металл Советов произошло в 1937 году, когда неуемная энергия, живой нрав и острый язык кулешовского прогрессора-коммуниста не избежали пристального внимания компетентных органов после памятного всем празднования Дня Солидарности Трудящихся. Тогда, на торжественном заседании партийного и хозяйственного актива города его самый активный член, главный редактор местной газеты "Вперед" Демьян Кузмич Курицын предложил всем присутствующим лицам мужеского пола немедленно и не откладывая подстричься в монахи, чтобы обеспечить товарищу Сталину неоспоримое преимущество в классовой борьбе с врагом внутри страны и снаружи. Ну ладно, может с монашеством это просто метафора проскользнула в его речи - так он ярко и беспощадно выступил против аморального поведения и беспорядочных половых связей местных членов партии, призывая их отдать все силы построению социализма. Но местные несознательные, непартийные и, к тому же, неграмотные кулешовцы метафору не поняли, и кто ехидно, а кто и всерьез стали призывать Демьяна Курицына более последовательно и честно помочь вождю, а именно - бескорыстно отдать во благо великой цели свое самое дорогое достоинство - оскопиться, короче. А иначе все равно по бабам бегать будете - аргументировали это предложение несознательные кулешовцы.
Курицынская метафора имела настолько странное продолжение, что нипочем не догадаетесь! Когда сталинские опричники волокли Демьяна в застенок, они обвиняли его в измене Родине, троцкизме и, как не странно, в секстанской пропаганде скопчества и восстановления монархии. Как узник не кричал, что в измене Родины и троцкизме он не виновен, но так и быть признается, а в скопцы пусть сами записываются и царь ему не нужен! Демьян так и не признался, как не били его сталинские чекисты, но в приговоре оставили все - и троцкизм, и царя, и скопцов. Реабилитировали Демьяна Курицына одним из первых среди местных - его обвинительный винегрет просто поражал всех заинтересованных и не заинтересованных лиц своими буйными, абсурдными и не сочетаемыми красками! Как может существовать на свете троцкист-монархист?! Хотя в России все может быть...
А Поселок Металл Советов так и продолжил существовать без имени своего основателя. И существовал он как бы отдельно от остальных Кулешей, которые активно и весело строили большую часть прошлого двадцатого века развитое социалистическое общество, осваивая и защищая необъятные просторы Советского Союза продукцией своих заводов, покоряя околоземное космическое пространство Буранами и Союзами, занимая кулешовскими представителями далеко не последние места в политической и культурной жизни нашей страны. Но поселок будто застыл в отсталом прошлом - здесь не строились многоэтажные дома, роскошные дворцы культуры, современные детские сады и поликлиники, даже в единственном числе они не строились. Металл Советов напоминал собой разноцветное старое одеяло, состоящее из крошечных участков-лоскутов с маленькими неказистыми домиками, частью заколоченными и необитаемыми, частью заселенными стариками, молодежь сбегала отсюда работать на городские предприятия и жить в заводских общежитиях.
Новую жизнь вдохнули в поселок развал великой страны и последовавшие за этим голод и нищета ее граждан. Многим кулешовцам пришлось тогда вспомнить свои корни и навыки, посвящая все свое свободное время не поднятию собственного культурного и образовательного уровней, а поиску пропитания для своих семей. Они вынужденно занялись выращиванием картошки, морковки, свеклы, огурцов, помидор и ягод на крошечных поселковских трех сотках. Далее произошло укрупнение огородных хозяйств - скупка земельных участков, ремонт и строительство новых домов на них, сначала простых и одноэтажных, без замысловатых проектов; а затем поселок буквально преобразился двухэтажными коттеджами за высокими глухими заборами с четко разбитыми дворами на зоны отдыха и огородов. Так поселок со странным, не современным названием стал престижным районом Кулешей с очень дорогой землей и большими проблемами для городских властей, которые почему-то были абсолютно уверенны, что пресловутые мстители базируются именно здесь.
Но вернемся к Талашам - Анна услышала, как стукнула калитка и увидела в окно дочь Людмилу, спешащую к ней за сыном Никитой, что ночевал у дедушки с бабушкой.
-Мама! Что у вас тут было? Вы что в полиции ночевали? С детьми?
-Глупости! Спит твой Никита наверху, вместе с близнецами. Да тише там, детей не разбуди! - недовольно ворчала вслед дочери Анна.
-По новостям передали, что вас в полиции задержали за драку. Сказали, лейтенант Валиев пострадал - вернувшись, успокоенная Людмила объясняла матери свой ранний приход.
-За дело пострадал! Ханствовать тут решил! Не дорос еще, мне указывать!
-Ох, мама! - Людмила облегченно устраивалась за столом - Я думаю, а дети-то где? Что произошло? За что вы Айдара побили?
-Да кому нужен твой Айдар! Садись, позавтракай. Внук, что, у нас жить на постоянку теперь будет? Когда порядок наведешь в своем доме? Твой муженек лежит все? Бездельник!
-Мама! Я же просила...
-Здоровый мужик и ни копейки в дом! Он смысла, видите ли, не видит в работе! Какой смысл нужен?! У тебя жена, сын...
-Мама! Сколько можно?!
-Не перебивай! Разводиться тебе надо, заново жизнь устраивать. Смотри, сорок стукнет и все! Кому ты нужна будешь?
-А мне никто больше не нужен! Сергей мой муж и отец Никиты! Хватит нас разводить!
-Чего кричите?! Привет всем! - такой же, как мать и дочь, светловолосый, стройный, голубоглазый мужчина тридцати лет вошел в кухню - Я уже в полиции побывал, а потом сразу сюда. Машка из больницы меня достала звонками - где близнецы? Что произошло, мама?
-Все в порядке! Спят твои сыновья. Объясни сестре, что ей надо за ум браться! Мужик ей нужен нормальный и здоровый, а не этот малохольный! Который год на диване лежит, а Людка вкалывает. Когда ты такой дурой стала?!
-Собери близнецов, мама. Поедем в больницу Машу проведаем, ее уже скоро выписывать собираются. Поедешь со мной? - спросил сестру Семен, и, как только мать поднялась наверх, он ободряюще приобнял Людмилу:
-Ничего, сестренка, прорвемся.
-Чего она меня разводит? Не нужен мне никто! Никто! Я сама все решу!
-Да ты уже решаешь, и так решаешь, что обалдеть можно! Если мать узнает, то...
-Что трусишь? Ну и не надо! Я сама все сделаю!
-Тихо, не кричи. Я с тобой до конца. Эх, Людка, если бы моя Машка такое для меня сделала...
Семен Талаш с сыновьми отправился в больницу проведать жену Марию, перед этим он завез домой свою старшую сестру Людмилу в замужестве Кошкину; планировавшую заняться тем самым странным делом для своего любимого мужа Сергея, в котором брат обещался быть с ней до конца.
В это же самое время их отец Павел Талаш тоже странничал и не он один, кстати. Приличная кучка проживающих в поселке граждан, мужчин и женщин (покрасневших и возбужденных), громко и вразнобой кричала в лицо маленькому, черненькому, аккуратно одетому старичку, удобно устроившемуся на деревянном табурете прямо перед ней (этой кучкой):
-Никогда не платили и платить не будем! Нечего нам в карманы лезти!
-Сами свиньи! Только попробуют свои пятаки сунуть! На холодец пустим!
-А ты чего, Печенег, лезешь? Тебе какая корысть? В депутаты собрался, что ли? Так там уже все места расписаны между ворами и блатными! Ты кто будешь?
-Власти пусть платят! Наворовали народное добро, не обеднеют! - авторитетно и громко высказал свою позицию Павел Талаш - Развели свалки, только вонь и грязь от этих властей, а проку никакого!
-Ну, ты, Пашка, и наглец! Те вонь и грязь чьи будут? Это же ты за оврагом место застолбил, когда строиться начал! А потом все вы туда валить стали! Сейчас пройти мимо невозможно, вот вы калинковцам и начали гадить! Сколько они терпели! - едко отвечал Печенег, а по паспорту - Печенкин Максим Семенович, восьмидесяти лет отроду, проживающий в собственном старом бревенчатом доме-пятистенке недалеко от Талашей.
-А ты меня не стыди! Власти нам тогда зачем? Нефть народную за границу продают, а деньги куда девают?! Этот буржуй помер, и сынок его в наследство миллионы загребет, за что? Хозяин завода!
-Так тебе тоже предлагали в компаньоны идти! А ты за легкими денежками погнался! Помнишь, как Ковригин вас всех уговаривал, а вы? - хмыкнул Печенег - Что, жаба задавила сейчас?
-Уговаривал! Нам жрать нечего было тогда! И это мои деньги, не краденные.
-Не ври! Ты на акции не хлеба купил, а машину новую. Вот и любуйся на нее теперь, хотя ты поменял ее уже давно. А вы, дураки, Пашку все слушаете, а потом локти кусаете! - махнул рукой Максим Семенович и, захватив свой табурет, направился домой.
-Нас учить не надо! Старый хрыч! - с сердцем выкрикнул вслед старику Павел Талаш.
-Печенег акции не продал и еще ваучеры вложил - завистливо прошуршало за спиной у поселковского вожака - Миллионером, наверное, стал!
-Хватит! В нашей стране простому человеку не разбогатеть, только жулье жирует - прервал робкий мятеж своих подчиненных Павел, очень не любил он вспоминать тот обидный случай, и продолжил:
-Валиев скоро явится, надо нам всем вместе держаться - никаких штрафов не платим, ни в чем не признаемся, требуем от властей соблюдения наших прав! И наследника тоже надо на место поставить! Нечего ему тут командовать!
-Ты, Павел Александрович, что-то уж слишком бойко распоряжаешься. Завод-то не твой! И Ковригин помер, кто тебя слушать будет?
-Трусы! Завод - это мы, без нас он - груда железа и все! Работали мы без буржуев и ничего, не пропали - убеждал сторонников Талаш, но народ сомневался...
Вот такая она, российская провинция, огромная и разная, упрямая и неуступчивая, не поддающаяся на уговоры и посулы, бездонной черной дырой засасывающая гигантские кредиты, субсидии да субвенции центральных властей безо всякой отдачи и результата. Не желает она реформироваться и все тут! А вот кровавым вампирам и беспринципным подлецам удалось в прошлом веке сдвинуть эту махину с места. Почему? Может, потому, что страна была одна - одновременно побеждающая и страдающая, репрессированная и свободная, честная и подлая, но одна и везде - в Москве, в Кулешах, и даже в крошечных Лучанах. А сейчас, сколько разных Россий насчитать можно? Одни - богатые и гордые, другие - сгорбленные и нищие, третьи - развитые и космополитичные, четвертые - забитые и депрессивные, трезвые и запивающиеся. Мы снова должны стать равными и жить в единой стране, а не в столицах и гетто.
Глава 4. Прости и прощай.
Дождь нескончаемой сплошной стеной окружил Москву, размывая пеленой жилые и административные здания и сооружения, зеленые мохнатые парки и скверы, заливая блестящие асфальты автомобильных и пешеходных дорог в глянцевые, переливающиеся ледяные катки. Огромный город превратился в струящийся водный мир, заполненный непрекращающимися полупрозрачными энергетическими потоками, милостиво позволяющими скорбящим не прятать свои горе и боль, а лишь пробормотать в ответ на недоуменные взгляды незнакомцев на их мокрые глаза и щеки: "Дождь... это все дождь...".
Всю ночь Григорий бродил по Москве и плакал. Зачем ему жить дальше? Все кончено - он никогда не будет счастлив! Как много он не сказал единственному родному на Земле человеку, как он был жесток и невнимателен!
"Папа, я не хочу! Не оставляй меня! Я не смогу без тебя!" - отчаянно, до боли сжимались кулаки, и все силы брошены на то, чтобы сдержать этот крик: "Папа!". Но снова навстречу незнакомцы, снова его тихий ответ - "Дождь... это все дождь..." и снова бесконечная московская ночь. Когда же смирение и усталость заглушат боль и позволят жить дальше?
Небольшая горстка людей одиноко и неловко окружила гроб, не решаясь отправить в последний путь Александра Петровича Ковригина - все ждали и высматривали его сына. А Григорий прятался за углом соседнего здания, отчаиваясь и бунтуя против всего мира, грубо и навсегда вырывающего у него отца:
-Не отдам! Не отдам!
-Прости - ответил мир - Но волшебники живут только в детстве. Вам пора...
-Гриша! - обняла за мокрые плечи подбежавшего Ковригина-младшего Изольда Львовна и понимающе прошептала - Так надо, мой мальчик. И мы сделаем все, как надо!
Все так и прошло - чинно, достойно и неторопливо - отпевание, кладбище и прощальный обед. Провожающие были внимательны и вежливы к друг другу, а еще молчаливы - никого из них не требовалось убеждать в том, каким хорошим человеком был Александр Ковригин; поэтому пространных речей не произносили, и горе было общим.
Густые сумерки незаметно спустились на московские улицы, зажигая в окнах домов светящиеся огоньки. Все разошлись и за большим круглым столом остались трое - Григорий, Мирон Сергеевич и Изольда Львовна, усталые, опустошенные горем и долгим днем, они не знали о чем говорить. Наконец Мирон Сергеевич решился:
-Надо жить дальше... тебе, Григорий, придется поехать в Кулеши. Там, в своем кабинете отец оставил тебе письмо, прочтешь и все решишь.
-Почему в Кулеши? А не здесь?
-Потому, что ты только между Москвой и Францией курсируешь. А в России когда был? Вот и съездишь!
-А как же девять дней? - встрепенулась Изольда Львовна.
- В Кулешах проведешь, там его друзья и там его дело. Вместе поедем! А сейчас спать...
Григорий все сидел и сидел за пустым столом, не в силах шевельнуться - уже Мирон Сергеевич собрался уезжать домой, Изольда Львовна, всхлипывая и постанывая, пошла его провожать. Наконец, наследник ковригинских миллионов решился отправиться в свою комнату, но странный разговор в прихожей прервал монотонные и унылые движения его усталого тела.
-Как есть, так и написал! Ему уже тридцать пять, надо за ум браться. Не понравится - уедет в свою Францию. В любом случае - ему выбирать и решать!
-Да это понятно! Но ты помоги, Мирон. Это по паспорту ему тридцать пять, а по жизни...