Жаков Арсений Львович : другие произведения.

Сказки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
   СКАЗОЧНЫЙ ЛЕС
  
  
   Посередине непроходимого болота стоял сказочный лес. Не смотря на то, что лес и впрямь был сказочным, птицы, населявшие его, вовсе не были райскими, а, скорее наоборот, самыми, что ни на есть обыкновенными. Вороны, как и положено им каркали, сороки стрекотали и разносили сплетни на своих хвостах, синицы и воробьи бессмысленно чирикали, а высоко в синем небе над всеми над ними молча парил сокол, высматривая свою добычу.
   Но, поскольку ветви деревьев в этом лесу густо переплетались в вышине, он не мог определить жертву по своему усмотрению. Он ждал, когда птицы в результате своих бесконечных споров друг с другом не определят одного виноватого во всем. И, окружив этого виноватого со всех сторон, не вытолкают его на позорное место. Которое потому и называлось позорным, что хорошо было ему видно с высоты. И тогда он тотчас пикировал на всякого, оказавшегося на этом месте.
   -Так ему и надо! - облегченно выдыхали птицы, после того как сокол уносил с позорного места очередную жертву в своих когтях - И что бы мы все делали без нашего ясно сокола? Весь порядок на нем держится.
   Чаще всего обвинялись во всем и приговаривались к позорному месту, ни в чем не повинные, голуби. Просто потому, что их было удобнее всего обвинить, так как жили они поодиночке и не защищали друг друга. Да и для сокола это была самая желанная добыча. Мелкие птицы его мало интересовали, а с воронами да сороками не очень-то хотелось лишний раз связываться.
   Поэтому голуби скрывались от посторонних глаз, и их было довольно трудно обнаружить. Лишь по вечерам разносилось их глубокомысленное: "Хо-хо!.. Хо-хо!..
   -Только и умеют, что насмехаться над всеми - раздраженно ворчали при этом птицы - И куда это соколик-то наш смотрит, они ведь, поди, и над ним насмехаются. Неужто так прячутся, что ему до них не добраться? Ну, ничего, мы ему поможем, выведем их на свет божий.
   Часто на позорном месте оказывались и кукушки, когда их так же удавалось обнаружить, поскольку те тоже старались не попадаться другим на глаза. Их при этом всегда обвиняли в том, что они не оправдали надежд, на них возложенных. Дело в том, что все птицы в этом лесу были весьма суеверны, и как только кукушка начинала куковать, загадывали на нее свои желания и искренне верили в то, что желания эти непременно исполнятся.
   Очень редко, но бывало, что всем лесом приговаривали и приводили к позорному месту зазевавшуюся ворону. Но ворона в отличие от всех остальных не сдавалась при этом и оказывала яростное сопротивление соколу, в результате чего отделывалась, как правило, только повыдерганными из хвоста перьями. И когда сокол улетал ни с чем, она начинала ожесточенно каркать:
   -Ну что, съели!? Воровала, и буду воровать. И нечего мне указывать, как жить. Погодите, я скоро покажу вам, как возникать!
   И все птицы тотчас замолкали. А потом начинали выяснять: и кому же это первому пришла в голову мысль приговорить ворону, и кто, следовательно, виноват в том, что все теперь должны страдать, поскольку ворона этого дела так не оставит и будет мстить.
   -Надо же, из-за какого-то выскочки, которому больше всех надо, - Галдели они вскоре уже все наперебой - Теперь никому из нас от гнезда не отойди ни на шаг!
   Однако, случалось и так, что сокол не выпускал ворону из своих когтей, а, сжимая их на ее спине, все сильнее и сильнее, прижимал ее лапами к земле, до тех пор, пока та не переставала подавать признаков жизни. После этого он еще некоторое время гордо восседал на ней в позе победителя, неторопливо обводя своим соколиным взором притаившихся в ветвях птиц.
   Потом медленно, на глазах у всех, начинал потрошить ворону, разбрасывая вокруг пух и перья. Вспарывал ей брюхо, доставал оттуда печень, и неторопливо кушал ее маленькими кусочками, с каким-то особым задумчивым видом.
   Посидев в той же позе еще некоторое время и, тщательно вытерев, свой клюв о пушок на своей груди, он расправлял могучие крылья. И, не сделав ими ни одного лишнего движения, плавно и грациозно взмывал вверх, даже не притронувшись ко всему остальному.
   Весь лес охватывало радостное ликование.
   -Видали! А!?.. Как он ее!... Нет, все обратили внимание на то, как он ее? А! Спокойно так это: Лежать! Клювом вниз!.. - Наперебой галдели птицы, обмениваясь, друг с другом своими впечатлениями.
   И только вороны при этом молчали. Увиденное ими зрелище надолго оставляло в них неизгладимое впечатление. Они тут же куда-то исчезали, и долгое время после этого о них не было, ни слуху, ни духу, а у всех остальных птиц переставали исчезать из гнезд яйца и птенцы.
   Но не только с позорного места брал сокол свою добычу. Время от времени в каждом семействе вылуплялся необычный птенец, который, как только становился на крыло, был, одержим жаждой высокого полета. Птенцы эти много тренировались, а потом начинали состязаться друг с другом в скорости и достижении высоты.
   Остальные птицы с интересом и восторгом следили за их состязаниями, спорили о том, кто выйдет победителем, проигрывая и выигрывая при этом свои кое какие сбережения.
   Оживлялся при этом и сокол, он догонял их, взмывал наверх, пикировал, снова взмывал. При этом птенцам казалось, что он тоже принимает участие в их состязаниях. Более того, для них он был кумир, владыка неба...
   Но сокол мыслил иначе. Взять свою добычу "в лет" доставляло ему особое наслаждение. И когда ему это удавалось, он долго потом гордился сам собой.
   А, обескураженные этим птенцы, возвратившись обратно на свои деревья, глубоко задумывались над тем, а стоит ли им после всего этого верить в то, что сокол являет собой олицетворение добра и справедливости, как о том наперебой твердят все остальные. И неужели даже там, в вышине не царит ни то, ни другое. Но делиться со всеми своими размышлениями они не решались, поскольку птицы, всех, осмелившихся усомниться в справедливости сокола, тотчас приговаривали к позорному месту.
  
   Особой же гордостью всего леса был соловей, которого, правда, мало кто видел живьем, но про которого знали все, поскольку каждый вечер на весь лес разносилось его звонкое пение. И все птицы разом замолкали при этом и слушали соловья с наслаждением, изредка только цыкая, друг другу:
   -Эй, вы, там, заткнитесь, если сами не слушаете, то не мешайте другим слушать.
   Одни только вороны не слушали соловья, приговаривая: - Не понимаем, и чего это все в нем находят? Но и те замолкали, поскольку, их и так все не любили, а у соловья были поклонницы и среди важных птиц, с которыми им не хотелось лишний раз иметь дело. Сам сокол частенько усаживался на верхушку самого высокого в лесу дерева и подолгу слушал соловья.
   А соловей пел о высоком небе, о любви, о вере в прекрасное, о добре и справедливости.
   Никто из птиц не понимал толком, о чем он поет, но слушали, затаив дыхание, а когда он на время прерывался, приговаривали друг другу шепотом: - Ну, что тут скажешь? Одно слово: талант...
   Когда же соловей, издав напоследок самую высокую трель, окончательно замолкал, все понимали, что концерт окончен, и, похлопав ему в знак одобрения крыльями, разлетались по своим гнездам.
   -Какие замечательные все-таки у нас птицы.- Думал соловей, закончив свое выступление - Как они тянутся к высокому. А то, что они постоянно дерутся, обманывают и предают друг друга, так это, поди, явление временное.
   У соловья были друзья, тоже певчие птицы: иволга, малиновка и певчий дрозд. Они частенько прилетали к нему в его куст, который так и назывался соловьиным, и подолгу вели с ним беседы о музыке, ее смысле и главной задаче. Похвалив для приличия их пение, соловей всегда в мягкой форме обращал их внимание и на недостатки.
   Когда же они вылетали из его куста, то их тотчас окружали трясогузки и наперебой щебетали:
   -Скажите, пожалуйста, как себя чувствует Соловей Будимирович? Мы очень беспокоимся за его здоровье. А сегодня он будет выступать? Ну, слава богу!
   Поскольку мало кто видел соловья живьем, о нем ходили разные легенды. Некоторые утверждали, что он очень красив, настолько, что даже светится по ночам. Другие, наоборот, утверждали, что он большой и на редкость уродливый, потому и прячется в кусте. А были даже и такие, которые утверждали, что никакого соловья вообще в природе не существует, а поет сам куст, поскольку он волшебный.
   Сороки, которые не столько слушали пение соловья, сколько подслушивали, о чем шепчутся другие, частенько стрекотали:
   -А вы знаете, а вы знаете, мы сами слышали, как дрозд сказал иволге, что на последнем концерте соловей поперхнулся и сфальшивил вернее "ля", да так, что даже синицы это заметили.
   -Да, ладно вам! - одергивали их галки - нашли, кого слушать, синиц. Зато мы видели, как сам сокол его слушал и даже пару раз ему крыльями хлопнул. Вот уж, кто- кто, а он-то лучше других знает, кто чего стоит.
   И сороки тотчас замолкали.
  
   Как я уже говорил, волшебный лес со всех сторон окружало непроходимое болото. И на нем была своя жизнь, не похожая на жизнь леса. На болоте жили в основном кулики, которые не дрались и не спорили друг с другом, поскольку каждый из них владел своим собственным участком, на который без его разрешения никто не имел права залетать.
   Эти участки объединялись весьма условно, правда, в большие районы, которые они называли штатами, и которым присваивали названия, соответственно породам, проживающих там куликов, например, Бекас, Дупель, Коростель и др. Самое высокое и сухое место на болоте занимала столица Кроншнеп, получившая свое название от первого кроншнепа, поселившегося на этом болоте.
   В отличие от лесных птиц, кулики не страдали суеверием, не загадывали на кукушек свои желания и прекрасно знали, что сокол никакой не борец за справедливость, а обыкновенный хищник. Благодаря этим знаниям, в их характерах отсутствовала, какая бы-то ни было вера, и вообще для них не было ничего святого.
   Может быть, поэтому они и не любили летать, а больше передвигались по болоту пешком или короткими перебежками. А может быть и потому, что летать было небезопасно, так как можно было обратить на себя внимание того же сокола, а кулики очень собой дорожили. Да и ни к чему им было особенно летать, болото было практически везде одинаково, и населялось такими же, как и они куликами. Поэтому вся их жизнь сосредотачивалась в основном на их собственных участках. Зато тут они буквально во все совали свой длинный клюв и наводили им образцовый порядок.
   И этим своим порядком кулики очень гордились, и, общаясь друг с другом, они не спорили до хрипоты из-за всякой ерунды, как лесные птицы, а исключительно хвалили каждый свое болото.
   К лесным же птицам они относились с видимым высокомерием, и часто называли лес "империей зла"
   С утра до ночи кулики занимались тем, что собирали дурман, который рос в большом количестве на болоте, пережевывали его, скатывали в катышки и поджаривали на солнце, так что получались этакие красивые шарики. При этом собирали одни, пережевывали другие, поджаривали третьи, а уж когда дело доходило до передачи, то тут уже были задействованы десятки и сотни клювов.
   При этом каждый кулик, добросовестно выполняя какую-то одну операцию, вовсе не знал, что такое дурман, и кому он в конечном итоге предназначается. Об этом знали только кроншнеп и ближайшее его окружение. А, состоявшая у них на службе лягушачья пропаганда каждый день квакала куликам, что их благородный труд служит высокой цели освобождения соседей от оков рабства и суеверия. И кулики в это верили.
   А тем временем дурман из клюва в клюв непрерывным потоком подвигался в сторону границы с лесом. Пока кулики короткими перебежками передвигались по своему болоту, им не кого было опасаться, окраска их была такова, что сокол с высоты не мог отличить их от болотных кочек. Но стоило им только ступить на твердую почву, с присущей ей растительностью, как сокол тут же их замечал и пикировал.
   Поэтому, подойдя к лесу, кулики прятались на краю болота и ждали ночи, когда из леса им навстречу вылетят их "лесные братья" - вальдшнепы, которым они и передадут свой дурман.
   Однако переход границы и ночью представлял собой некоторую опасность. Филин, как бы сменяя на этом посту на ночь сокола, уже с вечера заранее занимал свою позицию на ближайшей к болоту сосне и поджидал вальдшнепов, которые были для него такой же желанной добычей, как и голуби для сокола.
   Но при этом Филина выдавали, светящиеся в темноте, глаза, а, кроме того, у куликов была такая широкая сеть каналов и условных знаков, что, сколько не менял филин своих позиций, только десятая часть дурманокурьеров попадалась ему в когти. А преследовать вальдшнепа в густом лесу, было для него, с его размахом крыльев, делом бесполезным.
   Вальдшнепы же, скрывшись от него в темном лесу, дожидались рассвета, затаившись в ветвях и того момента, когда взрослые птицы покинут свои гнезда в поисках пищи. И тогда они начинали тихонько нашептывать несовершеннолетним птенцам, как замечательно устроена жизнь на болоте, какая у них там у всех свобода, которой нет в лесу, и насколько там все поголовно сыты по горло. И в качестве сувенира предлагали птенцам отведать дурмана.
   И не смотря на то, что все родители с раннего детства стращали своих птенцов болотом, говоря им, что там живет "чмо болотное", кикиморы и прочая мерзость, и ни в коем случае, когда они вырастут и научатся летать, нельзя даже приближаться к болоту, некоторые отчаянные птенцы все же попадались на сладкие речи вальдшнепов и угощались дурманом.
   После чего голова у них начинала кружиться, они вываливались из гнезда и, как одержимые, стремглав вприпрыжку бежали на болото. Но, даже если им удавалось проскочить границу, незамеченными соколиным оком, все, равно попадая в атмосферу болотного дурмана, они с непривычки вскоре там погибали.
   Кулики же относились к ним, как к героям, рискнувшим принять их образ жизни, и хоронили их со всеми почестями. Вскоре в разлагающихся трупах перебещиков в изобилии размножались трупные черви, которых кулики, протыкая своими длинными клювами почву, с удовольствием кушали.
   Надо сказать, что постоянное захоронение куликами птичьих трупов, в том числе и своих, с тем, чтобы в них разводились и сохранялись долгое время черви, и составляло главную заботу этих птиц. Они называли эти захоронения капиталом, оценивая каждый из них в количестве червей, находящихся в трупе, которое они с большой точностью умели определять. И поэтому, умирая, каждый кулик был, прежде всего, озабочен тем, кому завещать свой труп, с тем, чтобы приумножить капитал своего наследника.
   Очень редко, но случалось и так, что на болото с неба падала и умирала на нем, невиданная никем гигантская птичья туша, поскольку над болотом проходили трассы перелетных птиц: журавлей, лебедей, гусей. Кулики и ее умудрялись захоронить. Но этот капитал являлся уже собственностью кроншнепа и его администрации, с которой он и расплачивался червями из своих захоронений.
   При этом надо заметить, что кулики, постоянно приумножая свои капиталы, за всю свою жизнь не съедали и десятой доли того, что было зарыто у них под ногами. Капитал - это было то, чем они гордились, что тешило их тщеславие и вызывало зависть лесных птиц, как только до тех доходило, как на самом деле живут птицы на болоте.
   И эта постоянная зависть по отношению к ним их соседей все больше и больше заставляла куликов гордиться собой и своим образом жизни. И поэтому каждый свой день они начинали с пения гимна: "Да здравствует наше болото!"
  
   Однажды в лесу, наиболее ретивые в этом плане птицы, выследили очередного голубя, который, как им показалось, уж больно нагло над всеми насмехался накануне вечером, окружили его, и препроводили на позорное место.
   Но к великому изумлению всех птиц, собравшихся как всегда посмотреть на праведный суд над врагом птичьего рода, сокол, который обычно в таких случаях никогда не терялся, на сей раз, почему-то не прилетел за своей жертвой.
   Голубь же, подпрыгнув и взмыв кверху от счастья, и оглядев все небо от края и до края, вообще не обнаружил на нем никакого сокола. И тогда он, к еще большему изумлению всех птиц, сам приземлился на позорное место, и, не дав никому опомниться, заворковал самым неожиданным образом.
   -Друзья мои! - начал он каким-то, не слыханным никем, торжественным тоном - Прежде всего я, хочу поблагодарить вас за ту честь, которую вы оказали мне, найдя меня в лесу и пригласив с такой заботой, какую вы мне оказывали по пути, на это почетное место. Да, да, я не оговорился, именно почетное. Ибо на этом месте сложили свои головы мой дед, мой отец и мои братья! Все они приняли мученическую смерть от когтей тирана во имя правды, добра и справедливости!
   Голубь на секунду замолчал, переводя дыхание, но, так и не дав птицам опомниться от изумления, заворковал снова:
   -Почему тиран всегда избирал именно нас своей жертвой? Да только потому, что боялся нас, боялся той правды, которую мы знаем о нем, обо всех его кровавых злодеяниях. Но вот, наконец, Великий Небесный суд покарал тирана и открыл нам всем путь к свободе. И я тот счастливый избранник, который первый принес вам эту радостную весть!
   -Какой он избранник, он же голубой? - каркнула, было одна ворона, но другая тут же на нее прикрикнула:
   -Заткнись, дура! Если бы он врал, сокол бы уже давно его сцапал. Видать правду говорит....
   А все остальные при этом подумали: "Ну, если уж вороны такого мнения, то точно избранник, а мы-то его чуть было...".
   Голубь же тем временем продолжал:
   -Да, друзья мои, вам нелегко признаться себе в том, что тот, кого вы любили всей душой, в кого искренне верили, на кого возлагали свои надежды, на самом деле являлся кровожадным душегубом, разбойником, чьи лапы по самое брюхо в крови, и который только прикидывался борцом за справедливость, вероломно используя с этой целью ваши наивные сердца.
   -Да о ком это ты? - не выдержала, наконец, одна сойка.
   -А я говорю о соколе, да,да, о нем родимом. - Громко отчеканил голубь - Он, и никто другой, виновен во всех ваших несчастьях и бедах. Ибо он никакой не "ясен сокол", а самый что ни на есть заурядный разбойник и кровопийца.
   -Да что он такое говорит? Да как он смеет? Тоже нам выискался? - защебетали птицы - Эй, ты на кого замахнулся? Да, ты, вообще, понимаешь?...
   -Тихо, тихо, друзья мои, - как-то по хозяйски поднял свое правое крыло голубь - Если мне не хотите верить, то я сейчас попрошу ваших же товарищей, поведать вам кое-что. Товарищ Сойкин, расскажите-ка собравшимся о том, что произошло с вами в небе, во время вашего показательного выступления. И о чем вы так долго умалчивали. Давайте, вы же смелый, вы же спортсмен.
   -И скажу! - Срывающимся от волнения голосом закричал Сойкин - Мы летели, набрали высоту, и тут, откуда ни возьмись он. Мы думали, что он хочет показать нам, как надо делать разворот, а он Митьку Галкина, Галкина Митьку...- голос Сойкина задрожал - Когтищами своими у всех на глазах. Не могу больше...
   -Как?! - зароптали в изумлении птицы - Вы же все тогда говорили, что Митька упал и разбился.
   -А я знала! Я всегда это чувствовала! Мой сыночек ненаглядный! - Закричала в исступлении галка - Я и тогда видела, что ребята чего-то не договаривают. Спасибо тебе, голубь ты наш родимый! Верьте ему, птицы, верьте! Сыночек мой ненаглядный, погубил тебя душегуб окаянный...
   -Вот видите, что он со всеми с вами сделал, - Снова заворковал голубь, - как он всех вас запугал. И если бы не я неизвестно, что бы вы все дальше делали.
   -Не говори, голубь ты наш родимый, не говори - виновато защебетали птицы - А мы-то в него так верили...
   -А теперь я вас научу, как надо жить - торжественно объявил голубь - Вам всего только надо для этого проголосовать и избрать меня своим президентом. Президентом новой лесной страны. Страны, в которой не будет больше места насилию.
   -Сейчас, разбежались.- Снова каркнула, было, ворона. Но ее во второй раз одернула другая - Тихо, дура, не каркай, неужели ты не понимаешь, что нам все это на руку. Что теперь нам и карты в руки.
   -А пожалуй, ты права... Тихо шепнула та, после чего стала каркать уже во все воронье горло.
   -Ура! Голосуем все за президента! Голубь наш президент! Голубь наш президент!
   -А вы, почему не подхватываете? - обратился голубь к остальным.
   -А мы что, мы ничего... - Защебетали птицы - Мы тоже, За!
   И весь лес наполнился одобрительным птичьим гамом.
   На шум из кустов вылетела кукушка, приземлилась и бочком бочком, этак, подошла к голубю.
   -Ну что, Выхухоль ты мой ненаглядный, поздравляю! От всей души тебя поздравляю! Ох, наворкуем, нагадаем, накукуем...- шепнула она ему тихо на ухо, а потом громко крикнула всем остальным
   -Граждане птицы! Вы сделали сегодня правильный выбор! Это говорю вам Я, ваша надежда, ваша вера, ваше спасение! Я никогда вас не обманывала. И если бы не тирания сокола, которая преследовала мою родню, так же как и родню нашего уважаемого президента, то все бы мы давно уже были счастливы. Она и преследовала нас за то, что мы хотели сделать вас счастливыми. Но теперь тирана нет! И отныне пусть каждый из вас приходит ко мне, со всеми своими проблемами, и я их решу. Я знаю все. Сегодня у нас счастливый день, сегодня Дева в созвездии Рака. Сегодня все ваши желания исполнятся!
   От радости птицы начали галдеть еще больше. А кукушка наклонилась к голубю и тихо шепнула ему на ухо:
   -Нужно срочно посадить соловья в клетку. Неизвестно, как он на все это среагирует и что нам споет вечером. Учти, что пока что еще он пользуется у них большим авторитетом.
   Голубь задумался. После чего дождался, пока птицы угомонятся, и повел такую речь:
   Друзья мои! Теперь, когда вы наделили меня своим доверием, я хочу оправдать его, и начать свою деятельность в качестве президента с самого главного, что есть в нашей жизни, с нашей культуры. Все мы знаем соловья. Это наша гордость, это то, что возвышает нас, делает нас прекраснее.
   -Да, конечно... - Одобрительно поддержали птицы.
   -А кто из вас задумывался над тем, в каких условиях живет этот замечательный художник. Чем он дышит и почему его никто не видит. Мы хотим видеть нашего героя, видеть его здесь всегда перед собой!
   -Согласны! - поддержали птицы - Соловей наш, соловей! Соловей наш, соловей! - загорланили они изо всех сил.
   -Нет, так не выйдет - сказал голубь - Я предлагаю сделать красивую клетку из прутьев, пригласить в нее соловья и повесить эту клетку вон на тот сучок. Тогда каждый из вас в любое время дня сможет любоваться им. А он, в свою очередь, видеть высокое небо, о котором так прекрасно поет.
   -Правильно! Ай да, президент! - Загорланили птицы. В клетку соловья, в клетку родимого! Он наше общее достояние и мы должны его видеть!
   За дело взялись сороки. Поначалу они долго спорили, какого размера должна быть клетка, поскольку никто из них не видел соловья живьем. А тех, кто видел, ввиду малости их размеров, они даже не подпустили к выполнению столь важного президентского задания. В конце концов, соорудили такую клетку, в которой могла бы поместится даже ворона. И тогда две сороки, взяв клювами с двух сторон прут, продернутый через верхнее плетение клетки, поднялись с нею в воздух, сопровождаемые ликующей оравой, горланящих наперебой, птиц, и направились в сторону соловьиного куста.
   Как ни сопротивлялся соловей, какие аргументы не приводил в свою защиту, со словами: "указ президента" его благополучно поместили в клетку и под восторженное ликование всего леса повесили клетку на, указанный президентом, сук.
   И тут сразу все и увидели, каким маленьким плюгавым и серым был соловей на самом деле.
   Глубокое разочарование тут же повергло ликующую толпу в уныние.
   -Мы то думали, что соловей, это Соловей, - Недоуменно бормотали они, постепенно теряя к нему всякий интерес - А он оказался, тьфу, да и только...
   Соловей же, сидя в клетке, все кричал: "Я отказываюсь петь в клетке, соловьи не поют, сидя в клетке!", в надежде, что птицы одумаются и освободят его.
   Но птицы не только не слышали его теперь, но даже и не видели, как того хотели, поскольку клетка была огромная и там на ее дне какой-то серый комочек что-то щебечет, да мало ли кто в лесу, что щебечет...
  
   А президент тем временем начал устанавливать в лесу свои порядки. Первым делом он пригласил к себе ворон и сказал им, что те из них, которые будут сотрудничать с ним, и выполнять его указы, будут иметь полномочия слагать ответственность за весь вороний разбой на тех, кто не будет с ним сотрудничать.
   И вороны тотчас разделились на тех, кто присягнул в верности президенту, и на тех, кто со словами "Еще чего, какой-то голубой будет нам указывать, что делать" тотчас удалились.
   Потом он пригласил к себе сорок и так же сказал им, что те сороки, которые будут правильно освещать в своих сплетнях политику президента и обстановку в лесу, будут иметь привилегии по отношению к тем сорокам, которые будут делать это неправильно.
   Когда же сороки поинтересовались, в чем будут заключаться эти привилегии, он сказал, что в первую очередь своим сторонникам он предоставит право гнездиться на самых высоких деревьях в центре леса, где и сам начал уже строительство своего нового гнезда. И что он намерен, таким образом, из центральной части леса сделать со временем столицу, как у куликов на болоте.
   То же самое он сказал и галкам. Более же мелких птиц он не приглашал к себе и ничего им не говорил.
   Не прошло и дня, как между воронами и галками начались бесконечные стычки и драки. По всему лесу только и слышалось, что:
   -Убирайтесь с этого дерева, воронье поганое, указ президента!
   -Сами убирайтесь! Насрали мы на вашего президента!
   Сороки же, освещая эти события в своих сплетнях, вели между собой войну информативную:
   -Наш президент, врет всем направо и налево, говоря, что он выступает против насилия. Он первый, кто распространяет его по всему лесу своими указами. - Тараторили без конца одни.
   -Ложь, наглая ложь! - Горланили на это другие - Президент предложил воронам в качестве компенсации за их службу всего только старые грачиные гнезда, а то, что они творят произвол, по своему разумению, то это уже их личная инициатива, за которую он не несет никакой ответственности.
   А кукушка, тем временем, занималась судьбой птиц поменьше. Если раньше она посещала их гнезда украдкой, то теперь, после ее, столь блестящего, выступления на президентских выборах, они принимали ее везде с распростертыми объятиями:
   -Птицы! Птицы! Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! - радостно щебетали какие-нибудь синицы или мухоловки, едва лишь она появлялась у них в поле зрения - И как это вы, с вашим положением, к нам, простым птицам.
   -Видите ли, мне, как ясновидящей, - Чинно и степенно заявляла кукушка - Президент поручил проследить за тем, чтобы вы правильно высиживали свое потомство. Поскольку оно - это наше будущее.
   -Какой у нас замечательный президент! Как он обо всех заботится.- Восторгались птицы. - И что мы теперь, по-вашему, должны для этого делать?
   -Для начала мне надо освятить ваши гнезда, с тем, чтобы на них не завелась порча. - Благодетельным тоном заявляла кукушка - Для этого я снесу в каждое из них по волшебному яйцу, к которому вам надо относиться с особым вниманием. Потому что из него вылупится необыкновенный птенчик, защитник вашего рода надежа и оплот.
   -Вот, так и сделаем. Вот, как вы велите, так все и исполним. - Клятвенно заверяли кукушку синицы и мухоловки.
   И. положив в каждое гнездо по яйцу, кукушка улетала под несмолкаемые крики их благодарности.
   После чего синицы и мухоловки, положив рядом с кукушкиным, пару-тройку своих яиц, садились на них, благоговея и трепеща всем сердцем. Через некоторое время из яиц вылуплялись птенцы, а из кукушкиного какой-то особенный, гораздо больших размеров, чем все остальные.
   -Точно, волшебный! - трепетали всей душой синицы и мухоловки, и обменивались друг с другом впечатлениями по этому поводу: - А у тебя как? И у меня один такой же! Вот счастье-то привалило! И они тут же кидались добывать пишу, и совать ее поочередно, в раскрытые в гнезде, клювики.
   Но, не проходило и недели, как каждый волшебный птенчик, выкидывал из гнезда всех остальных, законных его наследников, и оставался в нем один, раскрывая свой клюв все шире и шире. А, синица или мухоловка всю свою добычу, заработанную тяжким трудом, складывала теперь в единственный этот клюв, даже не замечая, что он по своим размерам постепенно начинает превосходить ее собственные размеры.
   -Ну, спасибо тебе, мамаша, как говорится за хлеб, за соль. - Бодро говорила, новоявленная кукушка, однажды, вставая перед нею во весь свой рост, и снисходительно глядя на нее сверху - Ты, давай не горюй, Бог непременно вознаградит тебя за все твои труды.
   И спокойно улетала, оставив, высидевшую и вскормившую ее, синицу или мухоловку долгое время стоять, с раскрытым от удивления клювом.
  
   Отдав свои первые распоряжения, президент, в сопровождении свиты ворон, сорок и галок отправился с дружеским визитом на соседнюю болотную державу.
   -Очень рад вас видеть, господин Выхухоль - Радостно встретил его кроншнеп - И хочу поблагодарить вас за то, что вы своими усилиями во многом способствуете разрядке атмосферы недоверия, которая сложилась между нашими народами. Мы тут уже наслышаны о ваших великих преобразованиях.
   -И я рад приветствовать вас, господин Кроншнеп, - Так же радостно произнес голубь - Но хочу вам заметить, что между нашими народами никогда не было никакого недоверия. Просто тиран, занимавший до недавнего времени господствующее положение в воздухе мешал нашим народам общаться друг с другом. Однако теперь, когда этот когтистый занавес, наконец, рухнул, мы вполне можем наладить друг с другом плодотворное сотрудничество.
   -Всецело с вами согласен, господин Выхухоль, - С видом полного взаимопонимания сказал кроншнеп - И в чем вы видите это сотрудничество?
   -Думаю, что выражу наше общее с вами мнение - Важно произнес голубь - Если скажу, что ничто так не сближает народы, как общность культуры.
   -Полностью с вами согласен, - Сказал кроншнеп, и, напустив на себя еще большую важность, продолжил:
   -Но должен вам заметить, что вы очень отстали в этом плане от нас, и даже представить себе не можете, на какую высоту по сравнению с вами поднялась наша культура. Это та жизнь, которую кулики ведут ночью, когда их никто не видит.
   -Очень интересно. Я, собственно, за этим и прилетел.
   -Главной нашей достопримечательностью в этом плане является выборы принцессы лягушки и грандиозное шоу по этому поводу. По сути, это конкурс, который от начала и до конца сопровождается весельем и привлекает к себе всеобщее внимание.
   Начинается он с того, что каждый кулик на своем участке ставит всех лягушек своего участка в ряд на задние лапы, и они начинают квакать и трясти перед ним своими задницами. Та, которая продержится в этом положении дольше всех, становится победительницей и отправляется на конкурс штата, куда стекаются и все остальные победительницы со всех участков.
   Помимо тряски и кваканья, лягушкам теперь уже предлагается еще, и поцеловать губернатора штата в строго определенное место, которое он, нагнувшись, им подставляет. А для этого им надо уже должным образом подпрыгнуть. Все эти действия судит специальное жюри, которое в результате и присуждает победительнице звание "мисс" того или иного штата.
   И, наконец, заключительный конкурс проходит уже здесь у нас в столице между "мисс" всех штатов, и заключается в том, что все участницы становятся в круг, задница к заднице и по команде начинают пятиться назад в центр круга, оттесняя других. Та, которая первой достигнет этого центра, и становится победительницей, и ей уже присуждается звание "мисс болото".
   После чего для нее делается специальная корзина из травы и кулики, взяв эту корзину клювами, летают с ней по всему болоту под всеобщее ликование.
   -Потрясающе! - Не смог сдержать своих эмоций голубь - У нас ничего подобного никогда не бывало.
   -А теперь, в знак особого к вам расположения, я бы хотел сказать вам пару слов с глазу на глаз, - Снисходительно наклонился к нему кроншнеп - Попросите, пожалуйста, вашу прессу удалиться.
   Голубь подал знак, и все сопровождавшие его сороки и вороны тотчас отлетели на почтительное расстояние.
   -Не известно, как бы жили наши кулички, - Многозначительно сказал ему кроншнеп, почти на ухо - Может быть они, вместо того, чтобы работать, так же дрались между собой, как и ваши птицы, если бы у них не было такого развлечения.
   -Да! Бесспорно вы мудрейший из политиков. Нам многому еще предстоит у вас поучиться. - Сказал голубь. И почтительно попрощавшись с кроншнепом, он поднялся в воздух, после чего, уже в воздухе к нему присоединилась и его свита.
  
   Подлетая к лесу, голубь обратил внимание на, распластанные тут и там на болоте, птичьи трупы.
   -Судя по окраске, это наши птицы. Что они здесь делают, и почему лежат? - строго спросил он у сопровождавшей его свиты.
   -Жертвы дурмана, господин президент - Почтительно ответили вороны. - С каждым днем их становится все больше и больше, настолько, что кулики не успевают их всех закопать за ночь.
   -А для чего они их закапывают? - поинтересовался голубь.
   -Не знаем.
   -Немедленно узнайте и мне доложите. - Строго прикрикнул голубь.
   -Слушаемся.
   -Долой президента! Со-ко-ла! Со-ко-ла! - Раздалось в лесу, как только голубь, и его свита пересекли границу.
   -А это кто такие? И о чем они там кричат? - Раздраженно поинтересовался голубь у свиты.
   -Это те, кто остались без гнезд в результате ваших реформ - пояснили ему галки.
   -Так, это еще что такое?! - Строго прикрикнул на них голубь - Я не давал указаний отнимать у них гнезда. Немедленно во всем разобраться, и мне доложить.
   -Слушаемся.
   -Простите, господин президент, как нам следует осветить все эти события в сплетнях? - поинтересовались сороки.
   -Сказать, что президент во всем разберется и наведет порядок.
   -А если они не поверят?
   -Должны поверить, на то вы и существуете.
   После чего он некоторое время помолчал, а потом добавил:
   -Кстати, обратите внимание, вот мы с вами довольно продолжительное время находились на болоте, и никаких гнезд там не видели. Значит, птицы могут спокойно обходиться и без них. И не надо делать из этого особой проблемы. Работать надо. Пусть те птицы, которые по тем или иным причинам лишились своих гнезд, работают на тех, которые, во что бы-то ни стало, хотят иметь эти гнезда.
   -Очень мудрое решение вопроса - Почтительно поддержали его сороки, мы так и осветим его в наших сплетнях.
  
   Жизнь в лесу менялась на глазах. В центре леса на самых высоких деревьях возникали все новые и новые гигантские вороньи гнезда, которые строили теперь почему-то сойки. А под деревьями на земле были разбросаны, судя по конструкции, их собственные гнезда, которые они разламывали на куски, а затем поднимали эти куски наверх.
   Подальше от центра такое же строительство вели галки, только гнезда их были немного поменьше и строили их уже щеглы. И так же на земле под деревьями, которые были, правда, немного пониже вороньих, валялись обломки их собственных гнезд.
   Сами же вороны и галки часами просиживали на сучках, выслушивая кукушек, которых теперь развелось неимоверное количество, и все они наперебой предсказывали им судьбу, снимали с них порчу, берегли от сглаза, и даже исцеляли своим кукованием.
   На земле тут и там валялись трупы неоперившихся желторотых птенцов, которых то ли умышленно повыкидывали из гнезд, то ли просто не заметили, что они в них оставались, когда брали очередное гнездо, на строительство вороньего "дворца".
   Время от времени к ним подходили дрозды обыкновенные, которые в силу своей природной схожести, более других птиц воображали теперь себя куликами. Они тыкали в эти, начинающие уже разлагаться и испускать зловоние, трупы своими клювами и глубокомысленно изрекали:
   -Да, не умеем мы еще, как следует, хранить наши капиталы. Многому чему нам предстоит еще у них научиться.
   Те же птенцы, которые успели опериться и немного встать на крыло, вовсе не собирались теперь учиться летать. Они организовывались в стихийные шумные ватаги, всех видов и мастей, и под предводительством бойких воронят и галчат, ходили по земле и громко горланили: "Да здравствует свобода! Не надо учиться! Жить надо в кайф!" Размахивая при этом, неокрепшими крыльями.
   Вечерами все они собирались на поляне у сухой сосны, на которой восседал дятел и отчаянно долбил по этой сосне, так что звук разносился по всему лесу. А, рассевшиеся рядом с ним по сучкам, на редкость удалые и наглые, воронята во все горло каркали в такт этому стуку. Толпа же внизу, подняв кверху крылья, и плавно раскачиваясь из стороны в сторону, время от времени пыталась снизу перекричать воронят, сидящих на сучках.
   Тут и там над всем этим сборищем сновали сороки, и что-то стрекотали друг другу. А по краям поляны за всем происходящим внимательно наблюдали вальдшнепы. К которым время от времени подходили птенцы, и о чем-то с ними заговаривали. При этом вальдшнепы поднимали свои крылья, и птенцы поочередно засовывали туда свои клювы. После чего начинали особенно яростно кричать и прыгать, смешиваясь с толпой.
   Когда опускались сумерки взбудораженная толпа, снова распадалась на ватаги, одни, горланя и крича, продолжали еще долгое время бродить по лесу, другие же короткими перелетами и перебежками устремлялись на болото смотреть на лягушачье шоу.
   Филин, которому теперь уже ни к чему было менять своих позиций, некоторое время спокойно наблюдал, как птенцы неуклюже пересекают границу, а потом нехотя сгребал кого-то одного из них в свои когти, каждый раз, отчаянно ворча при этом:
   -Ну, вот, из-за этого чертова президента, я должен теперь питаться всякой гадостью. Тогда, как настоящая добыча, разгуливает у нас на свободе, при свете дня.
   Наутро сороки начинали наперебой тараторить по всему лесу о новостях музыкальной культуры, так они называли карканье воронят под стук дятла на сухой сосне.
   Как только это стрекотанье доходило до слуха соловья, который по-прежнему сидел в клетке, он тотчас приходил в бешенство:
   -Какая музыка?! Какая культура?! - Отчаянно щебетал он - Это эти-то, каркающие раздолбаи, теперь у нас музыканты?!
   При этом от состояния ужаса и омерзения, перья на нем становились дыбом. И он все больше и больше при этом начинал походить на воробья. Так что, пролетающие мимо него птицы, постоянно переговаривались между собой:
   -А чего это воробей делает у нас в соловьиной клетке?
   -Ну, по всей видимости, соловей умер, а этот, не будь дурак, и залез на его место, на те, мол, смотрите все, какой я соловей.
   -Да, но как он в нее проник?
   -А, эти порхатые везде у нас пролезут...
   Настоящие же воробьи тем временем перебрались в соловьиный куст. И как только наступал вечер, начинали из него бодро чирикать всей гурьбой, привлекая к себе внимание старых поклонниц соловья, которые, правда, считали, что поет не он, а волшебный куст.
   -Ну, вот! - Переговаривались они друг с другом, рассаживаясь по веткам, как только из куста начинало разноситься воробьиное чирикание - Ничего ужасного, как видите, в лесу не произошло. Куст наш по-прежнему стоит на месте, и поет по вечерам.
   -Да, но не кажется ли вам, что раньше, он как-то иначе пел?
   -Бросьте вы, просто мы раньше были моложе, вот нам и казалось все иначе.
   А тем временем все остальные поклонницы соловья, птицы, так скажем, по важнее, собирались в центральной части леса, близ президентского дворца, где им с высокой ветки бывшие друзья и ученики соловья: иволга, малиновка и певчий дрозд, вдохновенно рассказывали о том, каким большим и красивым был соловей, и как он светился по ночам.
   -Простите, а вот тот, кто сейчас находится в клетке...- Недоуменно вопрошали, завороженные их рассказами, слушатели.
   -Ну, это какое-то недоразумение, - Многозначительно пожимали они крыльями - Сейчас там сидит обыкновенный воробей, который, неизвестно каким образом туда попал.
   -А куда, по вашему, девался сам соловей?
   -Как! Разве мы об этом вам еще не рассказывали?- Тотчас оживлялись они - Он воскрес.
   -Как воскрес!?
   -Да,так. Мы, его ближайшие друзья и ученики, были тому живыми свидетелями. Ну, это не описать словами! Он, вы знаете, весь как-то неожиданно и по особенному засветился, и полетел, так это вертикально вверх, со словами: "Да будет небо благословенно к тем, кого я покидаю"...
  
   -Сволочи! Уроды! Выродки! - Исступленно кричал тем временем соловей, сидя у себя в клетке. - Если бы я только знал, кем вы являетесь на самом деле! Если бы я только знал! Я бы клюва своего не раскрывал никогда. Я бы нашел в себе силы сам выйти на позорное место, с тем, чтобы меня взял в свои когти великий сокол, перед которым вы вчера преклонялись, как перед Богом, и которого сегодня вы же и проклинаете, как дьявола. А теперь, где и как я найду свою смерть? Не могу я больше всю эту вашу мерзость не видеть, не слышать!
   -Тихо, тихо, соловушка, ну что ты так распаляешься? Не унижайся ты перед ними, они все равно тебя не слышат. - Неожиданно раздался у него за спиной, какой-то неслыханный им до селе птичий голос.
   Соловей обернулся, и чуть было не упал в обморок от страха. На соседней ветке, прямо напротив него сидел сокол во всем своем грозном великолепии.
   "Ну, вот она и пришла"...- Подумал соловей и тихо спросил:
   -Ты, что, за мной?..
   -Не за тобой, а к тебе. - Сказал сокол и небрежно почесал клювом свою могучую грудь - Ну как тебе, соловушка, голуби и кукушки, за которых ты всегда так переживал и повышал на меня свой голос?
   -Да, уж не говори!..
   -Не расстраивайся, соловушка, береги свой голос. Он тебе еще пригодится. А их мы завтра будем карать. Полетят пух и перья...
   -За что?
   -А вот за все за это. В них одно и было, за что их можно было иной раз помиловать, это то, что они любили свое потомство и часто даже жертвовали собой ради него, а еще умели восхищаться тем, что было выше их. А теперь они забыли и то, и другое, и начали на все лады выпячивать друг перед другом свою ничтожность. Ну, ничего, завтра мы им напомним, где у нас верх находится, а где низ.
   -А, кто это мы?
   -Я и мои соколики. Славные ребята! Ты думаешь, где я все это время пропадал. Я учил их летному делу. Где мы только не побывали! А теперь настала пора учить их брать добычу. Ваш лес для этого самое подходящее место. Буду показывать им, как надо делать пике, захват, удержание...
   -А сколько их у тебя?
   -Семеро, соловушка, семеро, так что когтей на всех хватит. - Сокол помолчал некоторое время, а затем продолжил - Я знаю, соловушка, ты меня злодеем считаешь. И правильно делаешь. Я и есть злодей. Но только не могут они без меня, сам видишь. При мне, извини, трупы их птенцов не валялись на земле в таком количестве. А завтра, стоит мне только на их глазах положить одну ворону на лопатки, как сразу все эти обдолбанные полудурки сообразит, для чего у них крылья растут на спине. А мы их будем гонять, гонять! Глядишь, кто-нибудь из них и уцелеет. А так они все перемрут. Зима не за горами, а они до сих пор летать не умеют.
   -Если бы ты только на ворон нападал, а то ведь...
   -А ты меня, соловушка не учи, на кого мне нападать - резко перебил его сокол - Я тебя не учу, как тебе петь. А для нас это такая же работа, как для тебя твое пение. И, потом, ну как бы тебе это объяснить? Невкусные они, понимаешь. Есть их не возможно, а голуби и кукушечки очень даже лакомы.
   Сокол многозначительно помолчал, глядя своим неподвижным соколиным оком поверх головы соловья куда-то вдаль, и не спеша, заговорил снова:
   -И вот тогда, когда, напуганные до смерти, они будут сидеть по своим веткам и трепетать, вот тогда ты им снова и запоешь свои замечательные песни. Но только теперь, они уже будут слушать тебя, благоговея. Пойми, соловей, они должны благоговеть и трепетать перед нами, поскольку природа создала нас олицетворениями двух великих начал, на которых она и держится. Ты для них - Голос Земли, который окрыляет их своей песней, будит в них веру, подает им надежду. Я же для них - Небесная кара, которую они всегда должны видеть перед своими глазами.
   Сокол снова замолчал. А соловей не смел даже пошевелиться, любуясь его величественной красотой, и слушая его, столь необычные и новые для себя, мысли, затаив дыхание.
   -И олицетворяем мы это, прежде всего тем - Снова заговорил сокол - Что мы, в отличие от них, свободны и самодостаточны. Нам не нужен посредник, между небом и собой. А они почему-то упорно верят в то, что кто-то из рядом живущих, думает о том, как их осчастливить. А на самом деле о них, если и думают, то только о том, как их сожрать. Вот, что им надо понять.
   -Ты сказал о свободе - Робко начал соловей - А они лишили ее меня, даже не знаю за что.
   -А! Так это дело поправимое - Оживился сокол - Я, собственно, за этим и прилетел. Давай, соловушка, за сучочек-то ножками подержись - И с этими словами сокол одним ударом своей могучей лапы вдребезги разнес его клетку. Соловей вспорхнул и уселся на ветку, напротив него:
   -Спасибо тебе, Ясен Сокол, - Радостно присвистнул он - И кто бы мог подумать, что те, чьи страдания я переживал, как свои, посадят меня в эту клетку, а тот, кого я осуждал и на кого повышал свой голос, меня освободит.
   -Молодец, не испугался - Как бы думая о своем, произнес сокол - Но только спасибом ты от меня теперь не отделаешься. Ты мне давай песню мою любимую спой.
   -Это какую же?
   -Ну, как, про меня, про небо...
   -Ума не приложу...
   -Ну, эту, "Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю"
   -Как?! - Изумился соловей - Я же всегда считал, что это я про себя пою. Там ведь дальше такие слова: "Чому я не сокил? Чому не литаю?"
   -Эх, соловушка, если бы ты только знал, что сокол, он только тогда и Сокол, когда он летит! Но если он сегодня летит не лучше, чем вчера, значит он не Сокол! И поэтому каждый раз своей песней ты заставляешь меня задуматься над тем: Сокол я или нет.
   -Ну, на это и я тебе, так скажу: - серьезно ответил соловей - Что соловей, он только тогда и Соловей, когда он поет. Но, если он сегодня поет не лучше, чем вчера, значит он не Соловей! И он запел, как никогда:
   "Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю:
   Чому я не сокил? Чому не летаю?
   Чому мене Боже ти крилець не дав?
   Я б Землю покинув, тай в Небо взлитав.
  
  
   Далеко за хмари, подали вид свиту
   Шукать соби долю на горе привиту.
   И ласки у Сонця, у Зирок прохать
   И в свити ясному себе показать".
  
   -И ты хочешь сказать, что это не про меня?! - Восторженно произнес сокол, после того, как соловей закончил свое пение. - Я вот слушаю тебя и каждый раз думаю: Ну, как это он умудряется так знать все и о обо мне, и о небе, когда он и неба-то этого толком не видел?
   -Ну, на то я и художник. - Задумчиво произнес соловей - Нам для того чтобы знать, не обязательно видеть.
   -Как ты сказал? "Для того чтобы знать не обязательно видеть" А ведь точно! Кто-то все видит и ничего не знает. А кто-то наоборот видит мало, а знает много. Ну, давай, соловушка, прощай, только завтра смотри, сиди тихо, пока мы будем с этими разбираться.
   -А может не надо...
   -Нет надо. Всем лучше будет, если над душами птиц снова будем царить мы, а не голуби с кукушками. Прощай, Соловей, больше мы никогда не увидимся. Поскольку завтра каждый из нас займет свое место и будет делать свое дело. И ты снова начнешь ненавидеть меня за мою жестокость и жалеть голубей. И забудешь о том, о чем мы сейчас говорили. И очень хорошо. Так и должно быть. Да и, вообще, было ли все это? А?! А может, ничего и не было? И я был не я, и ты не ты, и они не они. И все это была сказка, о каком-то лесе посреди болота.
  
  
  
   А.Л.Жаков Февраль 2006
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЛИСА И МЕДВЕДЬ
  
  
  
   Жила была лиса Алиса Патрикеевна, не какая-нибудь обыкновенная рыжая, а черно-бурая с проседью красавица, ну прямо не лиса, а загляденье. К тому же была она весьма образованная и умная лисица и досконально знала все законы, по которым жила экосистема в ее родном лесу. Законы же эти по разным причинам постоянно менялись, но она была в курсе всех изменений. И поэтому, случись что, все наперебой бежали к ней за советом и разъяснением и щедро одаривали ее за это по заранее оговоренным ею расценкам. Благодаря чему жила лиса, припеваючи, и не в чем себе не отказывала. Любили лису все поголовно, и где бы она ни появилась, все хором кричали: Ай да, Патрикеевна, радость наша! А она-то хвост свой распушит при этих словах, и воротничок-то задерет по самые уши, да, мол, смотрите все, какая я особенная. Вот какая была лиса, ну прямо не лиса, а пример всем и образчик.
   И жил в том же лесу медведь Михайло Иваныч, последний, можно сказать, представитель вымирающего на ту пору вида, старый и облезлый, который начисто не желал признавать законов новой экосистемы и считал, что раз он самый большой, то его в первую очередь и должны все уважать, а потом уже всех остальных, в том числе и лису. За это его никто не любил, и потому большую часть жизни он проводил у себя в берлоге и сосал лапу.
   Экосистема же называлась новой потому, что с некоторых пор в результате какого-то глобального потепления самые крупные и независимые ни от кого звери, лоси, во многом определявшие все взаимоотношения между животными, подались на Север, а на их место с Юга нагрянули свиньи и стали навязывать всем свои идеалы. Одновременно с этим резко возросло и поголовье волков, которым, как только лоси покинули лес, уже не кого было бояться. И поэтому они повылазили из своего подполья, и начали действовать открыто. Естественно, что их больше всего интересовали, жиреющие у всех на глазах, свиньи, но те, окружив себя армией кабанов секачей, не очень-то давали себя в обиду. Тогда волки, собравшись в стаи, объявили войну свиньям и на некоторое время повергли весь лес в состояние хаоса и беспредела.
   Это уже ни кому не было выгодно, и тогда все вспомнили про лисью хитрость и смекалку, и стали спрашивать пушистых, а нельзя ли сделать так, чтобы и волки были сыты и свиньи целы. И хитрые лисицы, изучив для этого все законы, начали со всеобщего одобрения определять в лесу законное потребление волками свинины, не забывая при этом и свои интересы. Свиньи же были свиньями в полном смысле этого слова, и сами стали при этом добровольно отдавать отдельных своих собратьев на съедение волкам, в обмен на гарантию неприкосновенности стада в целом. И эта их предательская свинская мораль вскоре стала общепринятой в том лесу, и все стали жить по ней, и были довольны. Все, кроме медведя.
   Вот свиньи! - с утра до ночи ворчал он, - мало того, что перерыли все вокруг, затоптали, загадили, теперь у нас, понимаете ли птицы не поют, деревья не растут, так еще и свою антиживотную мораль всем навязывают. Погодите, я еще до вас доберусь...
   Но, к сожалению, это были только слова, ведь, посудите сами, что такое один, пусть даже медведь, против целого стада свиней. И поэтому, не смотря на то, что сам-то он готов был сразиться с любым ихним секачем, никто не принимал его вызовов и не обращал внимания на его насмешки, все делали вид, что не замечают его, и это особенно его бесило.
   И единственная, кто продолжала по-прежнему оказывать ему некоторые знаки внимания, так это была лиса Алиса Патрикеевна.
   -Ну что ты, старый хрыч, все ворчишь - Елейно ворковала она при встрече с ним, грациозно помахивая при этом своим роскошным хвостом - Посмотри-ка лучше вокруг себя, жизнь прекрасна и удивительна.
   -Да что ты такое говоришь, лисонька - Тотчас завывал медведь - я, лично ничего не вижу, какие-то рылы свиные вместо лиц.
   -Напрасно вы так, Михайло Иванович, - с укоризной замечала она - Это все гордыня не дает вам покоя. Подумали бы лучше, чем сами-то от них отличаетесь. В воду-то на свою физиономию давно последний раз смотрели?
   -Да причем тут моя физиономия? - Взрывался медведь - Я так считаю, что если зверь ведет достойный образ жизни, то и физиономия у него достойная. А они, мало того, что сами живут не по звериному, так еще и другим свое свинство навязывают, хоть бы их всех волки сожрали.
   -А вы не обращайте на них внимания, живите, как вам хочется. - Назидательно и в то же время кокетливо ворковала лиса - Вот берите пример с меня. Я тут недавно новую нору себе вырыла. Барсук таким замечательным художником оказался, такой проект мне предложил, я так довольна.
   -Но, лисонька, - возражал медведь - Ну какой барсук художник и какое искусство может быть в норе? Конечно, теперь у нас каждая свинья воображает себя соловьем, но вы-то Алиса Патрикеевна животное образованное, и должны бы знать, кого следует величать художником.
   -Ах, я вижу не о чем нам с вами разговаривать, Михайло Иваныч - обижалась на это лиса - Я хотела осчастливить вас, хотела, чтобы вы за меня порадовались, а вы все за свое. Ну и сидите в своей берлоге и сосите свою лапу...
   Они расходились. Но проходило время и самым неожиданным образом пути их снова пересекались.
   -Здравствуйте, Михайло Иванович! - Приветливо и вкрадчиво начинала лиса - Как поживаете? Говорят, вы недавно лапами размахивали в обществе. Неужто изменили свои взгляды и стали жить, как все.
   -Да вот, лисонька, пробовал в очередной раз метать бисер перед свиньями - с грустью признался медведь.
   -Ну и как, получилось?
   -Получиться-то получилось, вы же знаете, я мастер по этой части. Но что им бисер? Вот если бы каменюгой в них метнуть, то успех был бы мне обеспечен, тут уж я показал бы им, кто я такой. Но каменюгу, к сожалению, я не могу ухватить своей лапой, я ведь не обезьяна.
   -Эх, Михайло Иванович, не о том думаете, не о том. С доверительным высокомерием качала из стороны в сторону головой лиса - Вы бы лучше подумали о том, что у вас есть бисер, а это уже не каждому дано. Вот и дорожите им, и держите его при себе, и не надо, не только разбрасывать его понапрасну, но и показывать всем лишний раз. И, вообще, давно хочу тебе заметить - перейдя на доверительно строгий тон, продолжила она - что последнее время ты все чаще и чаще начинаешь называть всех свиньями, а ведь зверей в лесу много и все они разные.
   -Но, лисонька, если все они теперь подражают во всем свиньям, то, как мне к ним относиться?- раздраженно огрызнулся медведь.
   -А какое тебе дело, кому они подражают? Живи своей жизнью, а еще лучше бери пример с меня. Кстати, мне тут бобры такую хатку на берегу ручья построили, просто шик и место хоть куда. Вот с кого тебе надо бы еще взять пример, так это с них. Такие трудолюбивые звери, так работают, и молчат при этом и ни кого не осуждают.
   -Пускай бобры молчат, а я не буду - еще более раздраженно буркнул медведь - И вообще не пойму, зачем тебе хатка, когда у тебя такая шикарная нора.?
   -Видишь ли, нору я сдала одному заморскому волку, - лениво зевнула лиса - а сама теперь живу в хатке. Никто меня там не беспокоит и воздух там лучше.
   -Поди, сдала-то не даром? - довольно равнодушно поинтересовался медведь.
   -Еще чего, за кого ты меня принимаешь? - Так же лениво и нехотя ответила ему лиса, и вдруг встрепенулась: - Да! Совсем забыла тебе сказать, я же тут за морем была, на солнышке грелась, заморских кур кушала. А впрочем, извини, мне пора, заболталась я с тобой.
   "Вот лиса, вот бестия, - возмущался про себя медведь - За морем она, видите ли, уже побывала. И каким это ветром ее туда носило? Вот уж воистину говорят: кому свиньи с волками, а кому мед ручейками. Эх, скорей бы уж зима, залечь в берлогу и никого не видеть, не слышать"...
   Но стоило только ему слегка оправиться от переживаний за несправедливость новой экосистемы, как лиса снова дала о себе знать.
  -Михайло Иваныч! Вы что там спите?
   -Да нет, Алиса Патрикеевна, так задумался.
   -И о ком это, интересно, вы так напряженно думаете, уж, не обо мне ли?
   -Да нет, извините, все больше о жизни, точнее о правде.
   -Жаль, могли бы и обо мне подумать. А я, вот, вас не забываю, и пришла пригласить вас к себе в гости на день рождения. Будет много разных зверей. Я для этого специальную полянку присмотрела.
   -А почему не в хатке отмечаете? - удивился медведь
   -В хатке у меня Орел поселился, а поскольку сама я теперь большую часть времени провожу в тридесятом царстве за семью морями. Не слыхали о таком? То, сами понимаете, хатка мне как бы и ни к чему. -
   От такого признания у медведя аж обе скулы свело желваками "Вот протобестия".. - подумал он, но виду не подал.
   -Ну, так как, придешь? - не давая ему опомниться, поинтересовалась лиса.
   -Ладно, постараюсь
   -Ты давай уж там постарайся, как следует. У меня как никак круглая дата.
   Сказав это, лиса побежала дальше, грациозно виляя хвостом.
   "Постарайся, постарайся... - заворчал медведь - это значит надо специально теперь для нее чесаться. Так-то у меня бисера навалом, которым я в свиней швыряюсь. Но он весь крупный, а перед этими пушистыми изволь мелким бисером рассыпаться..."
   Он обхватил голову лапами и стал яростно ее расчесывать, и вдохновенно завывать:
   "Ты была той высокой сосною,
   Вкруг которой я бегал порою... Так, не то - Он опустил лапы. - Никогда и ни перед кем я не бегал кругами, как некоторые, всегда прямо ходил"
   Он снова обхватил голову лапами, и снова стал расчесывать ее, завывая:
   "Ты была той высокой сосною,
   Близ которой от скуки я вою...Так, подавно не то, там праздник, а я про скуку... Он снова опустил лапы.
   А затем снова обхватил голову лапами, и самым яростным образом стал ее расчесывать и еще более вдрохновенно завывать:
   "Ты стоишь той высокой сосною,
   На которой гнездится орел... Так,так так... На которой гнездится орел...
   Да и я, хоть по-волчьи и вою
   Но сегодня, ты слышишь, не скрою.
   Той порою , что был пред тобою.
   Только тою душою я цвел!
  
   И поднявши свой взор в поднебесье
   На твою веливавую стать,
   Заливался я звонкою песней
   О тебе, ты не смейся, не смейся,
   О тебе я не мог замолчать."
  
   - Замечательно, Михайло Иванович! Если бы вы только знали, каким вы красивым становитесь, когда расчешетесь хорошенько! - Неожиданно раздалось над его головой какое-то, не слыханное им доселе, щебетанье.
   Медведь поднял голову, но никого не увидал. Лишь кроны деревьев величественно переплетались над ним в вышине.
   "Должно быть, послышалось - подумал он - или крыша уже от одиночества едет, говорят, такое бывает...
   -Не расстраивайтесь - Снова весело и отчетливо защебетали кроны - Вы нас не видите, зато мы вас очень хорошо видим.
   "Точно крыша едет ..."- подумал медведь и отчаянно рявкнул: Эй, вы, кто такие?
   -А мы белки - давние ваши поклонницы. - Раздалось в вышине - Вы о нас ничего не знаете, а мы о вас все, мы за каждым вашим шагом следим. И тот бисер, что вы перед свиньями разбрасываете, мы потом тщательно собираем и храним. И знайте, что у нас тут наверху все о вас очень высокого мнения.
   От неожиданности медведь онемел и оцепенел.
   -Михайло Иваныч! Проснитесь! - снова раздалось над его головой веселое щебетанье, которое и вывело его из этого состояния - Вам пора, вас ждут. И вот что, учтите, Алиса Патрикеевна любит вас, поэтому будьте с нею, пожалуйста, сегодня повнимательней.
   -Да уж любит...- заворчал медведь - Дразнится только постоянно, нервы треплет.
   -Любит, любит, поверьте, нам сверху виднее. Вообще-то, мы не должны были вам этого говорить, и вообще нам не положено с вами заговаривать, но сегодня, видя, что вы по прежнему никого кроме себя не слышите, как-то не удержались. К тому же прошло столько лет, и теперь это уже не имеет никакого значения. Тем не менее, знайте, она вас всегда любила, а вы только обижали ее постоянно.
   -Я обижал, конечно, а она-то...
   -До свиданья, Михайло Иванович, удачи вам!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СКАЗКА ПРО КОЗЛОВ
  
  
  
   В некотором царстве, в некотором государстве с некоторых пор жили одни козлы. Когда-то давно в нем проживали еще и лошади, которые, не смотря на то, что их было сравнительно мало, благодаря своей силе и выносливости, а так же способности трудиться, подчиняли козлов своей воле и тем самым сильно их притесняли.
   И тогда некоторые благородные лошаки, называвшие себя гуингмами, стали подумывать о том, а не дать ли им полную свободу козлам во имя всеобщей справедливости. Разумеется, что и козлам эта идея очень понравилась. И вот однажды при поддержке наиболее ретивых в этом плане коней они свергли с руководящих постов всех лошадей, вообще, а потом и вовсе их истребили. После чего создали свою общественно-политическую систему, в которой, чем больше козел вонял, тем выше он возносился в глазах окружающих.
   Почему-то эти вонючие козлы, хоть и воняли нестерпимо, но терпеть не могли, когда с ними об этом заговаривали. А самые вонючие, занимающие самое высокое положение, не выносили и вовсе когда их называли козлами, и если кто-то осмеливался это сделать, то со словами "за козла ты у меня сейчас ответишь" они тотчас начинали бодаться. То есть правды о себе козлы знать не желали.
   Но в одном провинциальном селе того государства до поры до времени проживала одна уникальная в своем роде семья, в которой родители, не только сами жили, держа перед собой в качестве примера жизнь, давно вымерших, гуингмов, но и детей своих учили во всем следовать их идеалам. И каждый день неустанно повторяли им, что вообще-то козлами быть плохо, а уж вонять тем более. И как напоминание о тех далеких временах, когда идеалы эти были для многих нормой жизни, на стенах, сарая, в котором они жили, висели седло, уздечка и попона, работы старинных мастеров, а по углам было разбросано множество самых разнообразных подков. И все козлы, приходившие к ним в гости с любопытством и завистью на все это смотрели. Поскольку каждый козел в глубине души считал себя немножко лошадью и мысленно примерял на себя и седло и попону.
   Но вот родители умерли. Сарай по воле отца унаследовала самая младшая их дочь, которая, как потом выяснилось, оказалась в этом плане весьма хитроумной, и заблаговременно обо всем позаботилась. На счет же всего остального имущества благочестивые предки не оставили никакого вразумительного распоряжения, считая что, главное, что должны были унаследовать их дети, так это благородные идеи и все такое прочее. А было у них еще трое козлов сыновей.
   Тем не менее, как только прошли положенные сорок дней после похорон, самый старший из них от имени своих братьев и от себя лично приступил к хитроумной младшей сестре, со словами: Раз тебе достался сарай, то нам, я полагаю, принадлежит все остальное. На что та самым неожиданным образом ответила: И сарай мой, и все, что в нем, тоже, а вас козлов я и знать-то не желаю.
   Услышав это, старший козел осерчал не на шутку, и предложил своим братьям, как следует боднуть сестру.
   -Припрем ее рогами к стенке, так быстро все отдаст, наглая козья морда - Возмущался он - сарая ей, видите ли, мало!
   Он вообще был порывист и вспыльчив, и с плеча всем рубил правду- матку, из-за чего плохо уживался с другими козлами, поскольку, как я уже говорил, правды они не любили.
   -Ты что!? - нервно заблеял младший козел - Это же наша сестра! Как можно ее к стенке? Мы же не так воспитаны, черт побери, мы же должны следовать заветам наших родителей.
   -А она, скотина, следует? - не унимался старший козел - Тогда, когда мы подстилки старикам меняли, она, чем занималась?! Сарай у отца выклянчивала!
   -Так-то оно так...- тряс бородой младший козел - Но все же надо по- хорошему с ней разобраться.
   Из всех братьев это был самый тихий и мягкотелый этакий козлик, никогда не повышал своего голоса и всегда был, как говорится, "и вашим и нашим".
   Средний же козел от неожиданности и вовсе потерял дар речи и схватился за сердце. В глубине своей души он давно уже считал, что и попона и седло и уздечка по праву принадлежат только ему, поскольку он, в отличие от своих братьев, козел вполне добропорядочный. Добропорядочным же он считал себя потому, что срубал капусту и неплохую капусту, которую он получал из-за бугра в обмен на свои мыльные пузыри, выдуваемые им с утра и до ночи по заказу тамошних забугорных козлов. Свою работу он очень любил и считал самой нужной, а на братьев своих смотрел свысока, и за то, что они щипали в основном траву, частенько называл их халявщиками и дармоедами.
   Чем особенно бесил старшего брата, который, напротив себя считал самым умным козлом, а всех остальных дураками, поскольку он открыл, как ему казалось, весьма важный закон. Сущность которого сводилась к тому, что это только с виду все козлы серые, а на самом деле есть белая порода и черная.. И между этими породами существует постоянное противостояние, поскольку сами по себе цвета белый и черный, которых никто не видит, постоянно борются друг с другом. И поэтому любой козел, каким бы серым он не был все рано, по сути своей представляет собой либо белого козла, либо черного.
   Но других козлов вовсе не интересовала его теория, поскольку с некоторых пор, вообще все цвета и оттенки они воспринимали исключительно в их виртуальном отражении в мыльных пузырях, на которые все от мала до велика смотрели, как завороженные, вовсе не задумываясь над реальностью. И именно поэтому те козлы, которые и занимались тем, что выдували эти мыльные пузыри, несмотря на то, что было их неимоверное количество, все же срубали так или иначе неплохую капусту.
   -Ну, что, отдадим все этой скотине или будем вонять? - Поинтересовался старший козел у своих братьев, после того как окончательно стало ясно, что добровольно она им ничего не отдаст.
   -Я, лично, вонять против своей сестры не буду. - Подавленно и в тоже время назидательно проблеял младший козел - я попробую еще раз с ней поговорить.
   -Давай, давай - презрительно фыркнули старшие козлы - поцелуй у нее копыто, может она и даст тебе серебряную подковку на память.
   Надо заметить, что "вонять" у козлов вовсе не означало портить воздух. Если бы только козлы ощущали в полной мере ту вонь, которую они вокруг себя развели, то давно бы уже сами в ней задохнулись. Ведь именно этой вонью они и истребили когда-то лошадей, но в том-то все и дело, что сами они ее не ощущали. Точнее ощущали, но далеко не все, не всегда и не в полной мере. А если какой-нибудь козел, ковыряя у себя в носу, случайно и приоткрывал свое чутье на ту атмосферу, в которой он живет, то с ним тотчас делалась истерика, он напивался и начинал блеять во все горло: "Козлы поганые, всех мочить!" После чего тщательно затыкал свой нос и несколько успокаивался.
   Именно поэтому козлы и не желали знать о себе правды, а предпочитали судить обо всем по виртуальному отражению действительности в мыльных пузырях, а старшему из наших братьев, который почему-то постоянно до нее докапывался, укоризненно твердили: У себя в носу ковыряй, если тебе так нравится, а у нас не надо.
   "Вонять" в данном случае означало прибегать в разрешении своих споров к помощи вонючих козлов, которые за некоторую мзду разводили враждующих между собой козлов по своим понятиям. Правда, если этаким образом разводились друзья или родственники, то на теле каждого из них потом появлялось несмываемое пятно, которое необходимо было в дальнейшем тщательно скрывать, поскольку все, кто видели это пятно, считали этого козла нечистоплотным и относились к нему с презрением. Чем больше пятен было на теле козла, тем более нечистоплотным он считался. Самые вонючие козлы, как правило, были и самыми нечистоплотными, но об этом мало кто догадывался, поскольку все видели только их отражения в мыльных пузырях, в которых пятна-то как раз и не отражались.
   Но вот родители наших героев умудрились прожить долгую жизнь, так и не запятнав себя ни разу. И за это очень многие горячо их любили и уважали. И именно поэтому нашим братьям очень не хотелось вонять против своей сестры, поскольку этим они пятнали уже не только себя, но и усопших родителей в глазах окружающих. Но и отдавать вообще все семейное достояние младшей сестре они так же не хотели.
  -А сколько стоит нынче родительский сарай? - поинтересовался старший
  козел у среднего.
   -Не меньше пятидесяти кочанов, а может быть и все шестьдесят. - Ответил средний козел и многозначительно добавил - капусты, разумеется, а не травы.
   Этим он лишний раз показывал старшему брату, что мысли его, как у большинства козлов в том государстве были сосредоточены в основном на капусте. Старшего же козла это всегда раздражало, потому что он более других козлов воображал себя конем и не придавал капусте такого принципиального значения. Конечно же, как всякий козел, он так же любил ее покушать, но не настолько, чтобы ради нее целыми днями дуть на мыло или выгребать навоз за вонючими козлами.
   -Хорошо, а все остальное? - Подавив в очередной раз свое раздражение, снова поинтересовался он у среднего козла.
   -Ну, самое дорогое, это попона и та, от силы десять кочанов стоит, а может и того меньше. Уздечка - один кочан, не более. А седло, ну, два, три кочана максимум...
   -То есть сарай намного дороже стоит всего остального. - Резюмировал старший козел, и тогда его охватил очередной приступ гнева:
   -А не жирно ли будет этой козе, настолько уже разевать свой рот!? Нас, в конце концов, трое таких же наследников. И я считаю, что, не взирая на воспитание, надо вонять, поскольку тут дело принципа. Своим благородством мы не только ничему их не учим, а, наоборот, потакаем их аппетитам.
   Он сказал "их" потому, что вообще всех коз считал своими потенциальными врагами, и сестра в данном случае была для него всего лишь одной из них. А ненавидел он коз исключительно за их наглость и, ковыряя целыми днями у себя в носу, он мучительно искал ответ на один и тот же вопрос: почему это козы в последнее время так обнаглели, и почему все другие козлы это терпят.
   А дело тут обстояло следующим образом. Козы, в отличие от козлов, сами не воняли, а лишь провоцировали вонять козлов тем, что им эта вонь, не только не была противна, а скорее даже нравилась. Не противна же она им была потому, что давала ощущение своего превосходства, сами, де, мы не воняем, не опускаемся до этого, а их заставляем. И действительно, только для того, чтобы понравиться козам, козлы в основном и воняли друг на друга.
   Пока были живы лошади, которые на дух этого всего не выносили, которые и себя держали в узде и в других пресекали всяческую разнузданность, вонь эта носила, довольно эпизодический характер и в принципе считалась пороком.
   Но, как только их не стало, так стали исчезать и те принципы, которые они диктовали. И козы все больше и больше ради своего удовольствия стали провоцировать козлов на вонь. И даже тогда, когда вся атмосфера провоняла уже ими насквозь, они вовсе не затыкали свои носы и поэтому лучше чуяли все, в том числе и капусту, которую любили еще больше чем козлы, потерявшие свое чутье и попавшие, благодаря этому, к ним в зависимость.
   А поскольку носы у коз не были заткнуты, они и дышали ими активнее, определяя тем самым направление ветра, который, особенно когда они скапливались вместе, всегда дул в их сторону. И, если козел держал свой нос по этому ветру, то он так же мог свободнее дышать, не чувствуя при этом собственной вони. В то время как, если он держал свой нос против ветра, то и сам несколько задыхался и коз, против которых он вонял, душил. Но на это отваживались немногие и только очень сильные духом козлы. А все остальные предпочитали держать свои носы по ветру, в надежде срубить за счет этого капусту, которую козы, как я уже говорил, чуяли лучше.
   И вот то, что ветер всегда дул в их сторону, и большинство козлов держало свои носы по этому ветру, и послужило поводом к тому, что они стали заноситься и наглеть. А для того что бы при этом не конфликтовать друг с другом, они, так же как и козлы, старались не замечать реального мира, а смотреть на его виртуальное отражение в мыльных пузырях, причем в розовых, в которых все отражалось в розовом цвете.
   Тем не менее, пронюхав про то, что старшие братья собираются против нее вонять, хитроумная младшая сестра отвлеклась от своих розовых представлений на этот счет и задумалась. А потом разыскала самого младшего из них, который, как я уже говорил, был и вашим и нашим, и тихонько ему шепнула:
   -Так и быть, приходите, забирайте все, что вам надо, я отопру сарай.
   -Ну, наконец-то! - Радостно заблеял младший козел и побежал к своим братьям.
   -Я же вам говорил, что мне удастся договориться с ней, а вы мне не верили -С укоризной сказал он им, подбегая - Давайте же скорее делить наше наследство. Я предлагаю самый правильный способ, в основе которого лежит принцип, чем точнее счет, тем крепче дружба. Любую вещь, вплоть до самой ненужной подковы каждый из нас оценивает в капусте по-своему. После чего выводим среднюю цену и все их складываем, а потом делим на троих поровну. И на полученную в результате сумму, каждый и забирает себе то, что он оценил выше всего.
   На сей раз, старший козел потерял на время дар речи, поскольку никак не мог понять, что с помощью этого способа, который младший козел называл алгоритмом, он хочет забрать себе, а что отдать им и думал про себя: "А не проще ли кинуть жребий".
   И тут слово взял средний козел.
   Победоносно оглядев с высоты своего самомнения братьев, он начал свою речь каким-то неслыханным ими до селе, торжественным тоном.
   -Любезные братья! Я давно собирался сказать вам одну очень важную вещь и вот теперь, наконец-то, настало это время. Но прежде, чем я вам ее открою, мне необходимо поведать то, о чем вы не имеете должного представления, а я имею. Да будет вам известно, что и попона и седло и уздечка, это вовсе не то, что вы об этом думаете. Это ни какая-то попона, какое-то седло, какая-то уздечка, нет. Это не отдельные вещи, каждая из которых может быть как-то оценена. Только все это вместе и представляет собой большую ценность, поскольку все это - одно единое целое и называется оно: Конская Сбруя.
   Последние слова он произнес с каким-то особенным пафосом, после чего медленно нараспев добавил:
   -Повторяю еще раз: одно неделимое целое, которое называется конская сбруя.
   -Так, только вот не надо воображать, что ты о лошадях знаешь больше чем я - Раздраженно перебил его старший козел, который, кстати, и зарабатывал тем, что своим блеянием изображал перед всеми лошадиное ржанье.
   Когда-то, когда козлы имели хоть какие-то правильные представления об этом, его мастерство в этой области очень высоко ценилось и он жил, как говорится, припеваючи.
   Но как только какой-то козел изобрел мыльные пузыри и самые наглые козьи морды, начали отражаться в них в виде этаких свиных рыл, и отвратительно хрюкать при этом, называя себя конями привередливыми, а все козлы в это верить, карьера его резко пошла на убыль. Ибо как бы искусно он теперь не изображал лошадиное ржанье, он все равно оставался в их глазах обыкновенным козлом. В то время как там, в мыльных пузырях, чем омерзительнее было свиное рыло, и чем громче оно хрюкало, тем большее производило этим впечатление. И средний козел, который все это очень любил, частенько восклицал: "Ну, наконец-то нам показали настоящих коней! А то все так себе..."
   И поэтому споры о том, что из себя представляли лошади, как, и по поводу чего, они ржали, были самыми непримиримыми и жаркими между нашими братьями.
   - А я таки, еще раз настаиваю на своем! - Возвысил голос средний козел. - Прежде всего, чтобы меня выслушали до конца и не перебивали. Вот когда закончу, тогда можете высказывать свои соображения на этот счет.
   Так, вот, именно потому, что конская сбруя представляет собой одно неделимое целое, отец давным-давно и завещал ее мне, имея в виду то обстоятельство, что в моем сарае, в отличие от ваших, есть для нее подходящая стена.
   -Понятно... То есть теперь ты у нас хочешь забрать все себе, - Несколько опешил старший козел. - Нет, я, конечно, понимаю, что ты помогал родителям капустой, поэтому возьми самое дорогое, попону, например, а мы уж ...
   -Нет, вы меня не правильно поняли - Перебил его средний козел - Не забрать, вовсе даже не забрать, а просто я выражаю вам волю отца, а вас призываю единодушно и всем сердцем поддержать ее, вот и все. И то, что я тратил на родителей капусту, здесь совершенно не при чем, хотя, если посчитать да еще с учетом пожелтения...
   -Так, только вот не надо насчет воли. - Снова начал раздражаться старший козел - Печать копытом он на этой воле поставил? Нет. Ну, так и помалкивай. Так я тоже могу сказать, что седло, например, мне завещано.
   -А я считаю, что все надо делить поровну, - Настаивал на своем младший козел - И не важно, что он капусту свою на родителей тратил - Зато мы навоз за ними убирали, подстилки меняли. Все помогали, как могли.
   -Ну, тогда я вам все сказал - Невозмутимо закончил свою речь средний козел - Вы там подумайте и решите каждый за себя, ободряете вы мое решение или нет, и если не одобряете, то я и просто от всего отказываюсь. Я же не то, что вы. У меня есть новое мыло, я таких пузырей надую, такую капусту срублю. А вы давайте, бегите на перегонки за своей халявой, на большее-то поди не способны...
   "Вот она, черная порода, как засветилась то. А! Так и поперла, так и поперла! - Возмущался про себя старший козел, как всегда при этом, ковыряя в своем носу. - Если брать, так все и не иначе. Не успели, понимаешь ли, одну на место поставить, как второй туда же. По рогам их всех надо, по рогам... Родители тоже хороши со своими идеалами, царство им небесное. Какие идеалы в стране козлов!? И что там ругать вонючих за их алчность, которым никто с детства этих идеалов не навязывал, когда вот она, здесь, рядом под самой сенью этих идеалов преспокойно взросла. И ни коим образом эти идеалы на нее не повлияли. Нет, их можно только по рогам, по рогам и не иначе".
   Время шло. Младший козел теребил старшего, с тем, чтобы тот повлиял на среднего и унял его амбиции. Средний не сдавался и требовал, чтобы старший, наоборот, повлиял на младшего и оба они приняли его условия. А старший, все более бесился, понимая, что с такими козлами договориться ни о чем не возможно, а можно только всех по рогам.
   Тем временем хитроумная младшая сестра потихоньку вынесла из родительского сарая все самое ценное и припрятала. И когда, наконец, младший козел, который был и вашим и нашим, пошел на всякий случай посмотреть, что там делается, то увидел, что там уже ничего нет. С чувством глубокого омерзения покинул он родительский сарай, о чем и сообщил своим братьям.
   И тут старший козел окончательно сбесился.
   -Так! Орал он не своим голосом, пускай я с головы до ног покроюсь пятнами, но я буду так вонять, что задушу этих наглых коз, всех до единой, поскольку все они за одно! И пускай я сам с этого ничего не буду иметь, но эту гадину я разорю, пущу по миру. По принципу бей своих, чтобы чужие боялись! Вонючим только дай повод поживиться. Они подберут нужные понятия, которые у них как дышло, куда повернул туда и вышло. А я им укажу место в сарае, на котором родительское копыто вовсе не пропечатано. Его-то и будем отванивать. Попрыгает у меня, наглое отродье!
   И, как это часто с ним бывало в этом состоянии, для того чтобы как-то успокоиться и собраться с мыслями, что ему следует предпринять для начала, он направил свои копыта на так называемое "Овсяное поле".
   Никакого овса, правда, на этом поле давно уже не произрастало, и даже трава росла плохо, поскольку ее затоптали бесконечные толпы козлов, воображающих себя лошадьми, которые приходили туда черпать свое вдохновение.
   Вечерело. Другие козлы, так не найдя этого вдохновения, постепенно покидали поле и только наш козел, как одержимый слонялся из угла в угол, тупо глядя себе под ноги.
   И тут его внимание неожиданно привлек один необычный предмет, которого никто не замечал. Это были грабли, но что это такое и зачем оно лежит, он, конечно же, не понимал, равно как и другие козлы. Грабли эти лежали зубьями вниз и поэтому, наступающие на них козлы, почти полностью уже втоптали их в землю. Но наш козел, любопытствуя, все больше и больше, откопал их своими копытами и перевернул зубьями наверх. После чего, так и не открыв в них для себя ничего нового, он ушел, оставив их лежать в этом положении.
   Однако теперь уже, приходящие за своим вдохновением козлы, как только на них наступали, так тут же и получали ими по носу, после чего грабли снова возвращались в исходное положение. А, как только очередной козел получал граблями по носу, так затычки из его носа вылетали, и он в полной мере начинал ощущать ту атмосферу, которой все дышат. Что приводило его тотчас в бешенство.
   С каждым днем бешеных козлов становилось все больше и больше. И в порывах своего бешенства они стали протыкать рогами мыльные пузыри, благодаря чему буквально у всех уже начали раскрываться и глаза на все, что творится вокруг, и в первую очередь на то, как они все загадили. И это приводило их в еще большее бешенство. Ничего не понимая, но ища, как всегда при этом виноватых, они стали набрасываться друг на друга и безжалостно убивать, не щадя уже ни коз ни малолетних козлят. И вскоре вся земля от края и до края превратилась в одно сплошное безумное козлиное побоище.
   Как раз в это время по небу и пролетали два ослепительно белых коня. Одного из них звали Пегас, а другого Серафим. Увидев с высоты своего полета это ужасное зрелище, они приостановились.
   -Допрыгались козлы... Опять пошли истреблять друг друга - с грустью заметил Пегас. Как думаешь, Сима, снова они на те же грабли наступили?
   -Не иначе, - ответил Серафим. - И, я так тебе так скажу, Гася, что это ни какая не случайность, а скорее закономерность. Как только они получают свободу, так истребляют лошадей, благодаря которым, хоть и скромно, но зато спокойно живут. Потом они отравляют атмосферу, затыкают свои носы... Но, самое интересное, что как только один безумец додумается до мыльных пузырей, благодаря которым они уже на чисто ничего не видят, что творят, так появляется и второй, который так же, не ведая, к чему это приведет, переворачивает им эти грабли.
   -Ну и что будем делать теперь?
   -А ничего. Пускай доистребят друг друга. А после того, как атмосфера развеется, нарастет травка, запустим туда опять пару лошадок, земля-то хорошая.
   -Назовем их, Сима, в честь прародителей Адамом и Евой.
   -Можно, Но только, чтоб и думать не могли давать всяким козлам свободу. Да и грабли, пожалуй, пускай на сей раз, так и останутся в этом положении. Умные станут по внимательнее, а дуракам не помешает лишний раз получить по носу. Ну что, полетели дальше?..
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"