- Ну ладно, коли будете вести себя тихо, в носу не ковырять и говорить спасибо за каждую сказку-баранку, тогда я вам расскажу одну историю...
- Не хотим историю, хотим сказку...
- По-вашему будет сказка, а по-моему история. Ещё раз перервёте меня и пойдёте рисовать дома и шить носовые платки...
- Нет, нет! Рассказывай!
- Слушайте и повинуйтесь! Однажды, в Тридесятом протекторате Трипятой Империи родилась старушка...
- Даже в сказках не может родиться старушка...
- Слишком умных будет ждать-дожидаться грязная посуда после обеда! Некоторые люди рождаются старыми, живут старыми и умирают тоже старыми - да будет вам известно! Так и на этот раз случилось, да не совсем так, а ещё и похуже: старушка родилась из белой подушки и осталась лежать на кровати. Лежмя лежит, лежит и лежит, вот так как ты Петя...
Петя сполз с дивана и уткнулся головой в свои грязные коленки. Как только баба Враня упомянула о нём, так он засучил ногами и капризно захныкал скороговоркой:
- Дальше, Враня, дальше, я не буду лежмя лежать!
- Бог один знает, сколько пролежала старушка, пока ей не надоело. Она собралась с силами, плюнула на потолок - он и обвалился! Тут и истории моей конец...
- Нет, не хотим конец... Дальше, дальше...
- Так что же дальше, когда обвалился потолок? Некуда уж дальше... (а сама подумала, что не только потолок, но и весь её старенький домик скоро рухнет).
Что тут началось! Дети забегали по веранде, закричали в голос, да так, что даже баба Враня не выдержала, а уж куда как терпелива была - трёх дочек воспитала и оженила.
- Леший с вами (вполголоса). Слушайте (громко, чтобы не слышать начавшегося неуправляемого безобразия)! Распахнул потолок свои крылышки и полетел на север... Что бы им такое выдать (под нос). Летит себе летит потолочек, лепниной белой потрясывает, но устал - даже потолкам отдых нужен, не то что бабе Вране на старости лет. Плюхнулся потолок без сил на самом что ни на есть севере и стал Северным полюсом - вон оно как бывает!
- А дальше что? Дальше!
- Ну что же дальше... Хм-м... Приехали на потолок полярники с седыми от мороза бородами и начали на нём плавать как на льдине, а сами шпарят в Москву радиограммы: "Мы на льдине - шлите консервы с тушёнкой, на льдине мы - кладите денежки нам на сберкнижки!".
- Не интересно, баба Враня... Опять денежки! Всё денежки и денежки. Опять будешь плакать, что никто тебе денежек не шлёт, что пенсия у тебя маленькая, а внуков шестеро! Мы ушли гулять...
И дети ушли. Даже Петя, самый маленький внучок и тот поковылял за старшими. Все покинули бабу Враню.
Баба Враня сложила руки на груди, подержала их на ней, пока были силы, потом уронила на колени и начала тихонько посапывать...
Вокруг ходили белые медведи, плавали тяжёлые, толстые моржи, но баба Враня их не замечала. Она мечтала родиться обратно в подушку и сидеть в ней... до самого обеда. Борщ оставался со вчерашнего дня, дюжину котлет она уже навертела утром, ну а макароны отварить - плёвое дело. На сегодня, до самого чая, когда вся её команда начнёт требовать баранок и конфет, больше проблем не предвидится, если, конечно, никто не разобьёт себе нос, не расцарапает коленку или не свалится в ручей с дерева.
Можно ещё часик подремать.
Враня и гвоздь
Старшая внучка бабы Врани пулей пронеслась мимо матерчатого кресла, на котором бабка сидела, и исчезла в доме. Но исчезнуть в маленьком строении совершенно было очень трудно. Баба Враня прекрасно слышала, как девочка шурует на полках старинного серванта, беззастенчиво копается в вещах - этого позволять категорически нельзя. Надо спросить, потом уже рыться!
- Лена! Как не стыдно! Нужно спрашивать разрешения...
- Петька на гвозде! Некогда. - Сказала и улетела, так же быстро как появилась.
- Каком ещё "гвозде"? - Переспросила летний садовый воздух баба Враня, но ответа и не ожидала. Она привыкла, что её вопросы, далеко не всегда, вызывают интерес у внуков да у кого-либо тоже. Только огромный пеон осуждающе покачал перед носом у Врани, но считать ли это ответом?
Привычка откладывать неприятности до той поры, когда они сами проявятся, даже встанут в рост, взяла над бабой Враней верх. Она помаленьку успокоилась, но проверила: что же у неё пропало на этот раз из серванта. Пропали ножницы, тряпица и головка кускового сахара, от которого Враня откалывала по кусочку к чаю. Пожалуй, единственная роскошь, которую она никогда не делила с внуками, предпочитавшими всякую дрянь, типа жевательного мармелада, вонючих леденцов, после которых и настоящая спелая малина покажется пресной, и тому подобного, дешёвого и не очень. Пропажу маленькой ножовки баба Враня не заметила - в голову не могло прийти, что она у неё может храниться в серванте, такие вот неприятности с памятью.
- Стоишь?
- Стою-ю..., - протянул опечаленный Петька, не плакавший лишь от большого испуга.
Ленка раздвинула толпу сочувствующих и любопытствующих, в которой особенную активность проявлял средний по возрасту внук Вовка, сидевший у ног пленённого гвоздём Петьки и пытавшийся гвоздь рассмотреть поподробнее. Гвоздь, впрочем, ничуть вниманием не смущался, а продолжал спокойно торчать из мыска сандалия Петьки, выступая примерно на два дюйма из его голой ноги, уютно поместившись между первым и вторым пальцами. Удовлетворившись осмотром гвоздя, он решил сообщить всем заинтересованным лицам, вдруг, да не бывшим ещё в курсе дел.
- Он ка-а-к прыгнет с сарая - он был коршун, - как заорёт, а этот, этот его поймал и не пускает теперь, а этот, - Вовка ткнул в Петьку пальцем, чтобы ни у кого не было сомнения, где гвоздь, а где его брат Петька, - боится ногу выдернуть...
- Тебе бы так "выдернуть", - передразнил брата Петька, и беззвучные слёзы потекли из его глаз.
- Катька! Пили, - скомандовала Ленка и не забыла при этом откинуть косу за плечо, шикарным, недавно отрепетированным у зеркала жестом.
Катька отпилить доску не смогла, зато отпилила чуть не половину каблука у сандалия, купленного на вырост. Обувки должно было хватить до конца лета, но видно не судьба. Пришлось браться за ножовку Ленке. Она бы и рада была перепоручить этот неподатливый девичьей ручке инструмент кому-нибудь, но рядом стояли, кроме упомянутых, лишь Одуванчики (Вика и Ольга - близняшки блондинки пяти лет) да худющая, черноволосая сестра Светка, от которой никогда не было прока в технических вопросах. Зато, когда приходила нужда погадать на картах - тут она была профи.
- Куда его теперь деть? - Вовка зрел в корень - идти с куском доски, в придачу к покалеченному пилой сандалию, Петька не мог.
- Телегу бы какую...
- Велосипед? Нет, велосипед нельзя - баба Враня догадается, что неспроста утянули велик, да ещё скоро чай позовёт пить. Нет, велик не даст.
- Я бы украл. Незаметно. Только он крутить педали не сможет, а главное, в спицы доска попадёт. Испортим велосипед. Он у нас последний, а Петька ещё может появиться...
- Откуда это я появлюсь?
- Да не ты, другой какой Петька...
Процессия была видна издалека. Уж больно кучно шли. Так они не ходят без веской причины - жди беды. Баба Враня выскочила на дорогу. Так и есть. Ленка несёт Петьку на закорках, а за ней следует вся команда, только Одуванчики вприпрыжку впереди всех. Они сообщили весть.
- Бабуля, ты не волнуйся, мы его отпилили, Ленка отпилила, он ходить не может...
Одна минута и всё было готово. Петька сидел на бабкином кресле, а перед ним была маленькая скамеечка для ног, превращённая в операционный стол. Решительным движением Враня выдернула из ноги Петьки доску и, не обращая внимания на его отчаянные крики, кстати, достаточно сдержанные и приличные для такого маленького мужика, вылила на ногу стакан водки, обтёрла её украденной, но вовремя возвращённой Ленкой тряпицей и воткнула в рану тампон с зелёнкой, предварительно засыпав красную точку белым стрептоцидом. Сверху она привязала лист подорожника, предварительно помятый Одуванчиками до появления сока, и влила в Петькин рот столовую ложку всё той же водки - ничего страшного, пусть привыкает. Чай накрыли вокруг Петьки, чтобы не таскать его вместе с креслом туда-сюда. Наконец, жизнь вошла в привычную колею.
- Рассказывать? Тогда не перебивайте меня и слушайте сказку о Дровосеке. О железном дровосеке. Звали его...
- Петька, Петька! - Хором закричали все присутствующие, только Вовка имел против этого возражения.
- В железного Дровосека гвоздь не войдёт - он не Петька!
Враня и русалочка
- ...
Рёв и писк стоял такой, что баба Враня заткнула бы уши, и точно бы заткнула, если б могла бросить книгу. Но никак не могла, потому как держала её в целях самозащиты - внук Вовка целился в неё из лука (к стреле был прикручен бельевой верёвкой тот самый, широко известный в кругу внучьей шайки, гвоздь) и кричал:
- Не хочу в розовые облачка, не хочу! Верни Русалочку...
Остальные вели себя ничуть не лучше, хотя смутно понимали, что виновата не баба Враня, изменившая в этот вечер своей привычке вить повествование самостоятельно, взяв в руки злосчастного Андерсона.
С огромным трудом бабе Вране удалось слегка успокоить разбушевавшихся слушателей. Очень помогла счастливо ею найденная среди многих и многих ей известных одна угроза - никогда, никогда в жизни она не расскажет своим внукам ничего, если бунт на корабле не прекратится! Сильным подспорьем в деле успокоения населения оказалась и сливочная "Коровка" местной фабрики, несколько отличавшаяся своими оригинальными органолептическими свойствами от распространённого в столицах "бренда" (это Враня убирала в саркастические кавычки безобразные иностранные слова). Правда, ушёл на подавление недовольства весь неприкосновенный запас этой тянучки, припасённый на её именины, но что делать! И не на такие жертвы шли правители, когда приводили в повиновение свой народ.
Всё было бы не хорошо, а даже отлично, но намётанным глазом баба Враня видела, с каким подозрительно задумчивым видом Вовка вытягивает изо рта ополовиненную могучим надкусом "Коровку" и рассматривает её сливочные внутренние пустоты. Она прекрасно знала, чем заканчиваются его естествоиспытания, невзирая на объект исследования. Внушали ей также опасение и старшие девочки, упрятавшие за спину карты и куда-то явно намыливавшиеся. Только глядя на невинно хлопающие глаза Одуванчиков и одухотворённую слизыванием растекающихся внутренностей "Коровки" с большого кармана платья, пришитого ей же к сарафану в районе пуза, Катьку, и Петьку, задумчиво слушавшего залетевшую в плафон муху, будто это была оратория Генделя, на душе легчало - уж эти точно из политической игры на сегодня выпадают.
Можно было нагреть воду для ритуального мытья ног малышей и незаметно накапать себе валокордина. Она решила ограничиться сорока каплями. Неизвестно сколько лекарства уйдёт на этой неделе - в плане чтения в очереди стояли "Каштанка" и "Белый пудель". Расслабляться никак нельзя. Дежавю, как и положено, в несколько облегчённой форме оригинала, не заставило себя долго ждать. Как назло муха в плафоне перестала жужжать и освободила Петьку от созерцательной деятельности.
- Баба Враня, - к ней подковылял временно охромевший Петька, - покажи, как у Русалочки торчал хвост.
После долгих показов, навязчиво напомнивших бабе Варе молодые годы, выяснилось, что Петьку более всего на свете интересует: плашмя - как у рака или вдоль - как у рыбы, он был? Слова "вертикально" и "горизонтально" Петька игнорировал, требовал разъяснять доходчивей и проще. Страшно утомительно это было, но начальную геометрию бабка ещё помнила и вывернулась с блеском, используя наглядные примеры бытия, лучшим из которых была мухобойка. Пришлось даже идти к бочке и показывать, как русалки плавают, рыбки интереса аудитории не вызывали.
С грехом пополам малышей удалось уложить спать, а старших баба Враня спустить с чердака сил не имела. Возвращаясь в дом из дощатого, доминирующего в ландшафте участка строения, через слуховое оконце она прекрасно видела, что на чердаке колеблется таинственное пламя свечи, а вокруг него плавают беспокойные тени, похожие на крылья ночных бабочек, посылающих последний привет из коварного плафона, в которым находили смерть разнообразные крылатые твари, умудрившиеся туда протиснуться. Гадание шло полным ходом, и выбор у девиц значительно расширился по сравнению с предыдущими поколениями. Помимо принцев и членов профкома можно было гадать и на президентов и на бизнесменов, и даже на депутатов государственной думы, последнее не очень-то по совести, но для безбедной жизни сгодится.
Баба Враня сидела в своём любимом закутке за печкой у газовой плиты. Спасибо вездесущему Газпрому, потребовавшему отгородить остеклённой перегородкой кухню от жилого помещения, пригрозив в противном случае перестать выписывать льготные баллоны. Перегородку установили, создав бабе Вране иллюзию душевной свободы, а вот льготные баллоны очень скоро закончились, будто их никогда и не бывало. Тикали часы, шуршали за стенкой какие-то садовые насекомые и грызуны - баба Варя поёжилась, мышей она боялась панически. Шуршание усилилось и чётко обозначился его источник - старый огромный коробок, какие раньше главенствовали в подарочных спичечных наборах. На этом был изображён Севастополь, Графская пристань. Баба Враня и не старалась вспомнить, откуда у неё этот коробок, может быть серия такая шла - города герои. Возможно. Баба Варя подкралась к коробку и осторожно сдвинула крышку. Она упала в обморок.
Все, буквально все внуки и внучки стояли вокруг кровати (как только дотащили её туда!?) и смотрели на порозовевшее, наконец, лицо бабы Врани. Она глядела на них и... не видела. Перед её взором стояла страшная картинка: два огромных мыша сидят в спичечной коробке с отъеденным днищем и передают друг дружке впечатляющий размерами кусок сахара, уже превращённый их зубками в безупречный формой белый шарик.
Баба Враня дипломат
Баба Враня разглаживала на покрывале и одновременно критически оценивала сокровище, которое извлекла из безвременного хранилища. Этим сокровищем была батистовая кофточка, когда-то нежно-белая, а теперь песочно-кремовая, очевидно, от долгого лежания без солнечного света и освежающего воздушного потока. Но делать было нечего, придётся надевать ту, какая есть.
- Во всяком случае, она сохранилась несколько лучше, чем я за последние пятьдесят лет и юбку никакая моль не тронула, - думала Враня, с удовольствием вдыхая запах, который со временем ощущался на всех её вещах, вынутых из сандалового сундука.
Каких-то полчасика марафета и баба Враня предстала во всей красе перед не по-детски строгой приёмной комиссией, расположившейся на веранде. А дело предстояло нешуточное. Надо было утрясти вопрос с соседом об уничтожении её бандой, путём всемерного распыления по окрестностям, кучи строительного песка. Утром прибежал парламентёр - закадычный друг Вовки - Шурик. Он и сообщил, что законный владелец кучи, его дядя, бывший главный инженер консервной фабрики, а ныне пенсионер, намерен нанести визит бабе Вране ровно в полдень, имея уже упомянутый повод и намерение получить хоть какую, а лучше полнейшую компенсацию.
О компенсации не могло быть и речи, по мнению бабы Врани, поэтому дипломатические переговоры надо было тщательно готовить. Главная роль в щекотливом деле поражения оппонента отводилась, естественно, внешним эффектам, за неимением иных средств откупа. Ими были кофточка и брошка - тигровый глаз, оправленный витым серебром, - смыкавшая ткань над довольно таки выпиравшим бюстом бабы Врани.
- Вот и пригодился подарок четвёртого.... Нет, третьего мужа, - заключила баба Враня.
- Бабушка! Какая ты у нас красавица, - заверещали девчонки, а Одуванчики, даже запрыгали от восторга, немедленно рассовав свои пятерни по многочисленным складкам тёмно-синей шерстяной юбки Врани.
- Но-но! Не мять! А то заставлю выгладить все носовые платки в доме - этой работы вам хватит до конца августа!
Один Вовка был недоволен или делал равнодушно-деловой вид, как истинный всегда невозмутимый джентльмен.
- Бабуля! Брошку надо почистить. Я тебе принесу немного зубного порошка, осталось немного от чистки велосипедного руля. Я мигом, - и он улетел в сарай.
После двух-трёх взмахов старой зубной щётки, брошь действительно засияла, а глаз тигра уже мог запугать любого инженера до колик в кишечнике, даже самого главного. Но тут же обозначилась очередная проблема - баба Враня щеголяла в кедах. При таком прикиде, это безусловный промах! Однако спас положение Петька, он пожертвовал бабе Вране свои искалеченные сандалии. Плясать баба Враня не собиралась, поэтому они сгодились и без каблука и даже, если не придираться, смахивали на настоящие дамские босоножки.
- Бабулька, - пропела Светка, замаливая любовь к картам и всему иному, не в туне, а в её головке пропадавшему магическому, - ты ведь у нас близнец, поэтому этот камень должен тебе очень помочь! А ещё можно приложить его к Петькиной ноге - сразу же запрыгает как на новенькой!
- Неправда, это мы близнецы, - захныкали Вика и Ольга.
- Вы не близнецы - вы раки, - это опрометчивое заявление Светки родило настоящую бурю слёз, которая и продлилась вплоть до прихода главного инженера Костылёва.
- Разрешите представиться, Костылёв Владимир Анатольевич, главный инженер завода "Красный бычок".
- Боже! Я так давно мечтала познакомиться, хоть с кем-нибудь, с кем-либо с этого прославленного, краснознамённого предприятия! у меня до сих пор во рту нежнейший вкус ваших красных, в томате, бычков! А тут - такая удача, главный, сам, сам лично, главный инженер! Редкая удача, - баба Враня прижала руку к сердцу, поднеся вместе с бюстом, к самым глазам "самого" главного инженера увесистый тигровый глаз. И не позволяя перехватить инициативу:
- Никогда не понимала своим женским умишком, как можно завальцевать настоящую банку консервов, ничего вокруг не перепачкать томатами, ведь я в жизни ни одной баночки не закрутила, всё тряпицами, тряпицами прикрывала, да в холодный погребок, а тут, настоящие консервы, их ещё открывают консервными ножами... Ой, вы случайно не знакомы, не консультировали, режиссёра, сына известного отца, Егора - такой фильм, такой фильм, мне пришлось выбросить после него телевизор!
- Да нет, вы знаете, как-то не приходилось...
- Ну и, слава богу! Не желаете ли откушать чая и рюмочку наливочки принять? Не стесняйтесь..., - при этих словах, как по волшебству на веранду вплыл сервировочный стол (двуручная тачка, прикрытая фанерой, а сверху голубой скатертью), ведомый старшими девочками. Они незаметно подали условные знаки малышам и все удалились - вот что значит репетиция!
Полной конфиденциальности достичь всё же не удалось. Баба Враня легко замечала слежку, в отличие от её безмятежного противника. Периодически, то одна белёсая голова, то другая неожиданно возникала между занавесками. Но баба Враня отметила, что делалось это достаточно бесшумно, а если возникали какие-то подозрительные шорохи и шёпот с приглушённо театральными нотками, то это ничего.
- Не их вина, - думала бабушка, - репетиций было маловато, можно сказать, что одна и сразу генеральная, и только высокого класса актёры, - кто бы сомневался во внуковых способностях, - могли слёту схватить суть режиссёрской задумки. Никаких претензий.
Наконец, измотанный околоконсервными разговорами, от которых на пенсии успел отвыкнуть, главный инженер ретировался. Баба Враня проводила его с большим удовольствием до калитки и помахала вслед кружевным платочком. Она почти забыла, зачем он к ней приходил, зато полезную информацию, которую он ей выдал, крепко зафиксировала. У дядьки Шурика имелся старенький фургон Мерседес, это - весьма кстати!
- Кстати, но пока ещё рано. М-да, рано, - думала вслух баба Враня, всегда трезво оценивавшая степень кружения головы мужчины, произошедшую от её чар.
Потом было народное ликование, песни и пляски. Вот тут баба Враня и расслабилась! А не надо бы.
- Ребятки, козочки и козлятки мои, такие вы умные, такие хорошие - но в песок к Шурику больше играть не ходите. Не всегда попадаются такие глупые хозяева дядьки, может и нагореть! Давайте лучше подумаем, что бы нам такое сыграть по-настоящему, может быть, поставим Короля Лира?
- Ура, ура! Играем короля! А где у нас будет театр?
- Не знаю, - честно сказала баба Враня, она уже опомнилась и начала понимать, в какую авантюру ввязывается, - но насчёт цирка беспокоится, не приходится, верно?
Баба Враня - режиссёр
Не раз и не два баба Враня пожалела, что слово не воробей! - Насколько проще было бы жить болтливым старушкам на дачах, если б слова уподобились пташкам и исчезали в голубом небе безо всякого следа. Но нет - слова исчезли, а их театральные последствия топали сейчас прямиком к бабушке.
- Я долго думал... (Петька закатил глаза выше чёлки) и решил наверно... (боже, какое чудное ударение!).
- Петенька, ну в чём дело? Мы же всё с тобой обсудили, обо всём договорились и свой текст ты уже почти выучил...
- Нет, бабуля (голос полон печали, рука, согнутая в локте, ушла за спину, левая нога в потёртом, ещё бабой Враней, кеде, отставлена в сторону, правая рука невольно нашаривает на боку эфес шпаги, но, естественно, не находит, а лишь оттягивает резинку трусов), не могу я быть графом Глостером! Это противу моих правил!
- Каких ещё правил? Он же хороший, Глостер! Почему?!
- У меня не может случиться внебрачного сына, никоим образом!
- Откуда ты знаешь! - Хотела воскликнуть баба Враня, но слова застряли у неё в горле - никак нельзя подрезать крылья мужчин в их наилучших намерениях, пусть даже таких наивных и несколько преждевременных.
- Никто тебя не осуждает за это, и потом, твои личные моральные предпочтения не имеют значения, ты актёр - должен справляться с ролью, играя правдиво, пусть и не очень хорошего человека.
Неизвестно, сколько бы продолжалось это ни к чему не ведущее препирательство, если бы к бабе Вране не подкатили Одуванчики - им не нравилось их положение "бури". Это была катастрофа - баба Враня с великим трудом убедила их работать шумовыми эффектами, садовой лейкой и всякими осветительными штуками с помощью фонарика, ведь ролей, им подходящих, не было никаких! Выручала великая диалектика - Петьке очень быстро надоело слушать хныканье Вики и Ольги, и он гордо удалился, милостиво оставив себе роль Глостера. С Одуванчиками Баба Враня решила не мудрить - прямой подкуп вполне уместен в случае с близняшками. Она повела их на кухню и незаметно сунула по маленькому сладкому пирожку. Если так пойдёт дальше, то нечем будет отмечать премьеру!
Под предлогом осмотра сцены и зрительного зала, баба Враня отправилась к ручью. Место было идеальное. Просторные мостки - чем не сцена! Спуск, при должном воображении - амфитеатр! А кусты, замечательные ольховые кусты - так это не что иное как кулисы, святая святых! Всё это так, но баба Враня, помимо какого-то странного беспокойства, которое можно было отнести к естественному, ведь и она никогда в жизни не разыгрывала спектакли, претендующие на настоящее театральное действо, испытывала гнетущее чувство стыда. Да - самого настоящего стыда, сходного с тем, какой наверняка испытывал сам гениальный драматург, когда вынужден был в угоду обстоятельств безжалостно кромсать великие пьесы древних, а чаще собственные. И ставка была не малая - возможно, на кону были не только деньги, но и плаха, то есть голова на ней, ведь времена были суровые.
Отсутствие в перспективе плахи, в моральном отношении ничего не меняло - пьеса была до такой степени искорёжена Враней-цензором, что и знатоки не смогли бы её узнать. Все сцены насилия, все ругательства, все подлости - всё было удалено из текста. Что же осталось от Короля Лира? Имена... и буря. Никто бы теперь не смог сказать откуда она тут взялась, скорее всего, точно по воле природы, а не в угоду драматургии, но это ещё как-то объяснялось - Илье пророку указать трудно - но вот что в этой буре делал Лир? Он из-под пера Врани вышел превращённым в чокнутого, взбалмошного старца, которого чёрт знает за чем вынесло из дома в плохую погоду и только-то.
Всё же на природе, вдыхая вольный ветер и ощущая благость простора, усиленного водной поверхностью, баба Враня постепенно находила себе оправдание - зачем я буду открывать глаза внукам на несовершенство жизненного устройства? Почему именно я? А родители? Где они в этом неблагодарном, но необходимом процессе? Свалили всё на Шекспира? Нет - лучше я порадуюсь, вместе со своими восторженными крошками очаровательной, да что там! - Гениальной находке: все персонажи появляются на сцене из лодки - чёрной от смолы, тяжёлой плоскодонки! В каком Лире вы это видели?! А в моём - пожалуйста! Где, в каком Глобусе вы услышите от графа Кента (Вовки):
- Ну Лир, ты попал! Не сахарный, но из дождя в капель - поберегись!
И тут Лир нагибается, чтобы лить на него воду из лейки низкорослым Одуванчикам было легче, но ситечко выпадает из старого садового агрегата, шлёпает Лира по голове, со звоном откатываясь по мосткам, а на короля со всей силой обрушивается "капель" - тугая струя, с ползущей зелёной водорослью - плодом процесса заболачивания бедного ручейка, из которого нещадно выбирают воду для полива дачники. Но действие будет продолжаться... А пока, есть неожиданная проблема:
- Бабуля! Всё готово, ну, просто - всё! Даже вместо кольца будет твоя брошка! А зрители?! Кто на нас будет смотреть! Никто не знает, что мы будем давать на ручье Короля Лира! О, ужас, ужас, ужас! - Закончила монолог растрепанная Катька (Регана), не подозревая, что слова Шекспира, правда, из иной пьесы, накрепко вошли в её лексикон.
- Не стоит публика твоих забот, это такая безделица, моя великая актриса. Пусть фургон консервного гения доставит нам детей из местного интерната - это мой долг!
Холм перед мостками заполнен до отказа. Для верности публику охраняют два полукольца взрослых. Одно не позволит ей ринуться на помощь актёрам, другое, позади, не даст разбрестись по окрестностям.
Поздно ночью баба Враня делала обход своих спящих отпрысков. Она подтыкала одеяла, поправляла подушки, вытирала капельки пота со лба её Корнелии. Она больше не переживало о том, что испортила пьесу. Так уж ли испортила? То ли делают в Голливуде? Разве плохо, что старшие сёстры помирились, что они изгнали тайный предмет своей общей страсти, удалили в ольховые кусты коварного Эдмунда, что войска Британии и Франции не встали друг против друга, не ринулись в кровавую битву, что Король вовсе не сошёл с ума, а просто спал, немного разморившись после замечательной прогулки со своими дочерьми и так далее и далее, вплоть до радостного момента, когда состоялась свадьба... Баба Враня запуталась: кого и с кем была свадьба, но она отлично помнила, каким весёлым был хоровод, смешавший весь холм, вместе со всеми зрителями и актёрами в единую пёструю толпу....
- Прости меня, Вильям! Чёрт возьми! Куда же подевалась моя брошь? Надеюсь, мой тигровый глаз не лежит на груди у Офелии....