Какая же по счёту дуэль будет теперь?
Коль оба выстрелят... то, знать, четвёртая.
Три, слава Богу, завершились без потерь.
Как знать... Погода стоит, будто чёртова -
И снегом валит, и вихрем стелется в метель.
Вдобавок, для меня число нечётное...
Надеюсь, что к полудню природа стихнет.
За Чёрной речкой поле ровное стоит.
Под шагом сапога гладь мягко, нежно никнет
И, по колено, нам стреляться предстоит.
А мысль опять, - так сколько вызовов всего я дал,
И сколько было их ко мне, тех, что принял?
Пятнадцать раз, да не приснилось мне, я вызывал!
И шестеро всего, что вызвали меня.
В итоге, двадцать раз с дуэлью я играл
И выходил "сухим", и всё по чётным дням.
Кто посчитает, и будет больше двадцати,
Предупреждаю, один из них ждёт впереди.
Приписывали мне гораздо больше раз,
Когда стрелялся я и вызывал.
Молва недобрая грешит с подсчётами подчас;
Я в этом, третьем, дневнике всё записал.
Семья моя любимая - Наталия, детишки,
Простите мужа и отца ревнивого.
Читал бы завтра вечерком я с вами книжки,
Да тут есть встреча у меня, спесивого.
С которой позже я вернусь, возможно, ночью,
Так что молю вас всех не беспокоиться,
По вам скучать я буду очень-очень...
При встрече нет причин, чтобы расстроиться.
И будет у нас праздник, потом скажу какой, -
Давно не собирались дружною гурьбой.
А кто заплачет ни с чего, тот мой дурашка -
Григорка, Наталюха, Маришка, рыжик Сашка.
Вначале я, ревниво, вопрошал у Натали,
Откуда рыжему такому Сашке взяться?
Она сама не понимала, хоть умри.
Тогда я принялся в рода'х копаться.
Ни в Пушкиных роду, ни Ганнибалов,
Ни у Загряжских, ни у Гончаровых
Спокон веку рыжих не бывало;
Русых, тёмных было много, чёрных...
По версии одной, мол, Пётр Первый -
Отец дворянского семейства Гончаровых.
Кому-то это щекотало нервы...
Так и в его роду нет рыжих - больше тёмных.
По версии другой, которая взята
Из тайной записи дворцового писца:
"Одну из фрейлин Пётр, что для него не ново,
Она уже беременна была,
Да замуж выдал за Афоню Гончарова,
За крупного заводчика-дельца".
Такая версия удобнее была
Для всех: двора, императрицы и Петра.
И для потомков будущих всяк хороша, -
По царской воле, знать, дворянская семья!
И в ней живёт Петра Великого душа...
И при "дворе" она всегда будет "своя".
Я верю жёнушке своей, она чиста,
Чиста передо мной и совестью своей.
И, с ликом ангельским, душой она
Так величава, царственно сильна,
Что слово "блуд" не знает, он не заложен в ней.
Кокетничает разве, но просто - без страстей.
Отсюда её в обществе не понимали.
И злостной клеветой облить, всяк раз, старались,
Особо дамы! К ним вниманье увядало
С присутствием её, от бала к балу...
И довели до светского скандала.
А тут и я попал к стервятникам в опалу.
Венчание пред свадьбой трудно позабыть -
Преследовало невезенье:
Как мог я, тронув аналой, крест уронить?
Кольцо упало при их смене?
И шафер жениха устал держать венец?
Осечке шла вослед осечка.
Когда венчанию уж близился конец...
При всём при том погасла свечка!
Не много ли случайностей произошло
Вокруг венчания того?!
Мы свадьбу праздновали в доме на Арбате,
Я там квартиру снял по блату.
Она прекрасна и стройна с манящей статью,
А я во фраке, спасибо свату.
Я ниже был её на десять сантиметров,
Потомок негров безобразный,
И старше на тринадцать лет. Из всех поэтов -
Мятежный самый, - гений праздный.
За день до свадьбы, по старому обычаю, -
Прощанье с жизнью холостою,
В гостиной, что успел по вкусу обустроить,
Мальчишник я решил устроить.
Пришли ко мне под вечер все близкие друзья:
Князь Вяземский, Денис Давыдов;
Нащёкин - первый, тут без него никак нельзя,
Вслед Баратынский, с ним Языков,
А также Киреевский и Лёвушка, мой брат.
Недолго, в общем, собирались;
Закуски и напитки поспели в аккурат;
У винной полки совещались,
Что случаю такому был каждый из них рад,
На тему "брака" рассуждали...
Тут я призвал их всех к столу располагаться
И помянуть друзей ушедших,
С которыми так больно было расставаться, -
Душевный упокой нашедших.
Сказал, что месяц уж, как Дельвига не стало.
Внезапно как-то умер "Тося"!
Случилось что? Иль сердце биться перестало?
Не знаю я пока, коль спросят.
И Саша Грибоедов безвременно ушёл,
Уж года два, как это было:
С (-) двадцать восьмого служил он в Персии послом...
Чрез год убит исламским быдлом.
В душевных разговорах на той пьянке,
Уже подвыпив, чай, немало,
Князь Вяземский промолвил о "Лифляндке",
Красотке при дворе удалой.
В неё влюбился фаворит - кавалергард,
Любовник страстный жёнушки царя,
Тот, от кого царевна родила.
А что, если про всё узнает Александр?...
"Того" убрали выстрелом из-за угла,
Царя спасая от позора.
Тем самым отвели все слухи от двора,
Что, мол, жена рожала от "другого".
Красотку мать царя замуж отдала
За молодого Гончарова.
Что мо'лодец влюблён был в неё по уши
Да и она венчалась от души...
Средь тостов, пожеланий, анекдотов я
Был далёк от разумения
Всей связки слов, что кучей вбросил князь в меня:
"Красотка", "мо'лодец", "жена царя",
И кто был "Гончаров", и где его носило...
Да и, вообще, когда всё это было?
И что поведал только мне, как эксклюзив,
Сомненья всякие в рассказе исключив.
Тогда значенья не придал его словам.
И сразу всё забыл. И тост поднял: "За дам!"
И только года через три воскрес вопрос
Про ту "Лифляндку" в центре бала,
Когда наш рыжий Сашка уже чуть-чуть подрос.
И ревность все цвета сгущала...
По предкам двух ветвей пройдясь, как я писал,
И не найдя в них рецидива,
Мне вспомнилась "она", что князь упоминал, -
И "тайна", чем страдала дива.
Я князя попросил продолжить тот рассказ,
Да лучше бы сначала, как в тот раз.
И он, с желанием большим, увлёк меня,
Как пса голодного, на кость маня.
И слушал я рассказ его велеречивый,
Как Вяземский мог излагать любое чтиво, -
Про мать "красавицы" шла речь в его основе:
Открылась тайная у Натали родня.
Что для меня, ко счастью, было внове...
И лирою опять я окрылил себя.
Глухая ревность мгновенно отступила;
Я лёгкость чувствую в больной груди;
Пусть впереди не жатая доселе нива, -
Серпом сожну её для Натали.
Пройдясь по свадьбе молодых, князь уточнил,
Что, мол, венчание совершено
В дворцовой церкви. Для фрейлин был такой почин,
От матери царя заведено.
И было это января двадцать седьмого
Седьмого года с начала века,
Когда венчали Николая Гончарова
И фрейлину Наталью - даму "света".
Он был совсем юнцом - лет восемнадцати,
И на два года младше Натали.
"Откуда цифры?" - прервал я друга на пути.
"В журнале матушки царя ищи".
И зацепили меня цифры заживо.
Подумать только - тридцать лет день в день.
Сегодня есть как раз двадцать седьмое - надо же?!
Венчание... И в тот же день - дуэль.
Тут нет ли мистики какой, а то приметы?
Событья оба судьбоносные...
Вот если б знать в течение судьбы пометы -
Где добрые, где вредоносные...
Венчанье одарило прекрасной Натали,
А что подарит день грядущий?
Я кланяюсь Тебе до самой до земли,
Воздай по совести и чести, Всемогущий!
А далее мне Вяземский о матери сказал,
Такого поворота я не ожидал, -
Что матерью Натальи, а по отцу Ивановны,
Была красавица лифляндская Ульрика Поссе.
Отец её и бывший муж - дерптские бароны,
Влиятельные в Дерпте, с поместиями все.
И как-то на пиру в одном из замков Липгардта,
Отца красавицы, затмившей высший свет,
Полковник-бригадир, иль генерал уже тогда,
Влюбился в Ульрику, да так, что "мочи нет".
Ей тоже приглянулся блестящий офицер.
Учтив, галантен - всех доблестей мужских пример.
А дальше больше - к барону подошёл с признаньем
О любви и руку дочери просил...
Тот ловеласов всегда чуял обоняньем,
И этот хлюст и мот вконец его взбесил.
И он дал поворот ему от всех ворот,
И к дому приближаться запретил.
Не знал барон, что перед ним Иван не тот,
Что дуростью по сказкам всех затмил.
Иван Загряжский уже сети распустил
И Ульрике Поссе карету предложил,
Чтоб ближе к ночи, в полной темноте,
Скакать им наудачу, лобзаясь в tete a'-tete.
Притом "забыл" сказать ходец-ходун-ходок,
Что был давно женат, не первый уж годок.
И гордый бригадир, полком скакав во Питер,
Священника церквушки деньгами упредил
И наказал ему, как римский бог Юпитер,
Чтобы венчанье божье печатью закрепил.
Никто из офицеров гвардейского полка
И пикнуть не успел, что дома ждёт жена.
Продолжение следует ...