Аннотация: Из жизни крымского политэмигранта Кудеяра и его антагониста
Предшественники Ивана Сусанина. ДЕЯНИЯ АТАМАНА КУДЕЯРА
(Разгром крымско-турецкой армии в 1572 г. под Москвой)
В 1949 было возобновлено - прерванное в 1920-х гг. - издание Полного Собрания Русских летописей. Академик М.Н.Тихомиров (научный консультант к\фильма "Александр Невский": благодаря ему агитка, сценарно писанная в стиле Демьяна Бедного, превратилась в патриотический фильм) воспользовался этим, дабы издать частные летописи русских магнатов ХVI - ХVII веков. Ранее ими (исключая Ермолинскую летопись) наука пренебрегала. А Летописцы воевод и государственных деятелей открыли много новых подробностей, затрудняя ученые спекуляции, характерные для историков I\4 ХIХ - III\4 ХХ века.
Столичные события 1570-х годов, обойденные вниманием официальных хронистов, отражены в Московском (летопись князей и дворян Яновых-Ростовских) и Пискаревском (летопись князей Шуйских) Летописцах, опубликованных в 34-м томе ПСРЛ. Из них мы и узнаем эти - абсолютно неизвестные историографии, поскольку проигнорированные официальными источниками (включая сюда записки "табельных" иноземных борзописцев) - подробности разгрома крымско-турецкой армии 02 (ст.стиль)\12 августа 1572 г.
Царь летом т.г. пребывал Новгороде Великом. Это известие московских хронистов подтверждают летописцы Соловецкого и Белозерского монастырей [М.Н.Тихомиров "Русское летописание", 1979, с.с. 198, 229]. После срыва важнейшей кампании - ливонской 1570 г. (из-за эпидемии холеры, а еще более из-за бездарности вассала - Лифляндского герцога датского принца Магнуса, возглавлявшего неудачную осаду Ревеля), с подавлением мятежа слуг Магнуса (Таубе и Крузе) и бегством его самого в 1571 году, Иван Васильевич готовился к окончательному разгрому шведов. Планировалось лишить их портов по южному берегу Балтики: Выборга, Колывани (Ревель) и Риги. Балтийский театр военных действий - виделся главным уже тогда, задолго до Петра.
Докт.ист.наук Скрынников пишет: 'За спиной крымцев стояла крупнейшая в Европе военная держава - Османская империя. ...Хан надеялся не только отторгнуть ...Среднее и Нижнее Поволжье, но и захватить Москву и ...восстановить зависимость Руси от татар. Накануне вторжения Девлет-Гирей приказал расписать между мурзами уделы и города России. Султан направил в Крым специальную миссию для участия в завоевательном походе... Во вторжении участвовало до 50 тысяч всадников из состава Крымской, Большой и Малой Ногайских орд, хан имел в распоряжении турецкую артиллерию...' [Р.Г.Скрынников 'Иван Грозный', М., 2-е изд., 1980, сс. 184-185)]. Наместником Москвы оставался известный русский артиллерист и военный инженер, литератор и переводчик: князь Юрий Иванович Токмаков (тот самый, герой "Псковитянки"). Именно ему подчинялись земские и опричные воеводы. В отличье от Разрядных анналов - обыкновенно цитируемых историками (вменяя главную роль в победе над турками и татарами главнокомандующему земскому воеводе М.Воротынскому, военачальнику более чем заурядному), летописцы других воевод, современников событий, изложили эти события сильно иначе, определяя подлинным героем одоления агарян - его, Юрия Ивановича Токмакова-Звенигородского.
И здесь мы отвлечемся, напомнив содержание драм Л.А.Мея: сотрудника Археографической комиссии - готовившего к изданию рукописи, и очень хорошо знавшего Русскую историю в источниках.
Когда на театре, драматическом либо музыкальном, ставится "Царская невеста", гг. режиссеры и актеры, обыкновенно, рисуют Любашу эдакой перезревшей матроной, утратившей ценность в глазах полюбовника. ...Пыталась, правда, отходить от этого шаблона Елена Образцова (постановка 1972 г.), но сценическая инерция не позволила и ей развить трактовку образа. Меж тем - и из ремарок драматурга, и из характера оперной партии (вручаемой низкому сексуальному голосу, обильной речитативами и просто натуралистическими речевыми репликами) - не сложно было обнаружить, что страстная героиня Любаша ("романсовый тип", - ремарка драматурга к пьесе) была не старше, а моложе 18-летней девственницы Марфы (чей вокал напоминает холодный вокал Снегурочки). По диалогам драмы (в либретто сокращенным из-за требований Императорской сцены, исключавшей сценические длинноты), где действие происходит осенью 1572 г., мы обнаруживаем что Любаша живет с Грязным менее полугода (догадаться м.б. бы и по отсутствию намеков на беременность), умыкнутая из Каширы опричниками.
Возможны были тогда - в русском правовом государстве 16 века, очень далеком от современных российских порядков, эти обстоятельства пьесы, введенные Л.А.Меем, именно постольку, поскольку в тот год, из-за утраты доверия земскими военачальниками в 1571 г., исчезло единое командование. Служившие в сыскном ведомстве Опричнины (создано только в 1568 г., в эпоху "челяднинского" кризиса), прибыв к развертывавшейся в мае-июне 1572 армии, Скуратов и братья Грязные не были прямо подчинены ещё ни воеводе опричных войск Дм.Хворостинину, ни земскому воеводе Воротынскому. Обычай похищения женщин в Славянском мире был древним (в Сербии дожив до ХХ века) - отрицаемый писаным, но не обычным правом. И, представляя себе, какими героями должны были, после разгрома крымско-турецкой орды, заявиться в августе 1571 в Александрову Слободу опричники, можно понять, как Любаша, - по пьесе Мея - свободная женщина, ожидая отставки у любовника, подыскивающая через Малюту место служанки при царском дворе, - "...забыла отца и мать, племя и свой род". (Отсутствие упоминаний о каширском муже или женихе дополнительно намекает на юный возраст героини).
Историки (и борзописцы Московского Паханата) ныне регулярно живописуют картину бегства с театра военных действий Ивана Васильевича летом 1571 года ["Позор Ивана Грозного"\ АиФ 24.05.2013] (некоторые распространяют это и в 1572 г.). Если перейти с позиций историков на почву историческую, то обнаруживается, что в 1571 произошло бегство всей объединенной армии, пытавшейся перекрыть пути внезапно выступившему в поход Девлет Гирею. Немногочисленные земские и опричные полки (не более 6 тыс.), имея перемирие с крымцами не ожидавшие в т.г. нашествия, спешно стали тогда на Оке, сосредоточившись у Серпухова и Коломны. И тут, на Злынском поле, из полков князя Мстиславского на сторону хана перешел отряд из 15 калужских и каширских детей боярских (вот за что опричники невзлюбили каширян!), возглавляемый знаменитейшим героем русского фольклора: белевским сыном боярским Кудеяром Тишенковым.
Кудеяр открыл Гирею переправы через Оку, скрытно проведя татар между земскими и опричными войсками (в награду, он сделается далее главным турецко-татарским советником "по русским делам", именно он будет допрашивать плененного двоюродного брата Григория Грязного), устремившись вглубь России. Воевода И.Бельский с земцами бросился тогда в Москву (пытаясь укрыться в своем каменном погребе, где отсиживались княгини, как уточняют наши летописцы, он задохнулся от дыма). Иван Васильевич в те месяцы, не подозревая измены, пребывал в новой столице Руси Вологде, занимаясь противоэпидемическими мероприятиями - против прошедшей через новгородские кордоны чумы [ПСРЛ, т. 37, с.с. 195, , 197, 198], успешно остановленной на рубеже смоленском. Известия Вологодского Летописца, редактировавшегося в 1716 г., подтверждает Соловецкий Летописец, сохранившийся в списке 1640-х гг. по источнику непосредственно 1570-х [Тихомиров, 1979, с.198]. Царь полагал организаторами измены - непосредственно земских воевод, собиравшихся выдать его крымцам (подобно тому, как рассчитывал выдать его ляхам в походе 1567 г. глава земской Думы Челяднин-Федоров) [см. Скрынников, 1980], готовясь бежать морем, впоследствии помиловав крымского "политэмигранта" Кудеяра. Оный вернулся на Русь, впоследствии оказавшись похороненным возле Преображенского собора Соловецкого монастыря, его могилу посещали в августе 1917, во время своей поездки через Вологду в Трифонов Печенгский монастырь, А.А.Ганин, С.А.Есенин и З.Н.Есенина-Райх ["Небо ли такое белое..."\ "Рязанский Комсомолец", 14.06.1986] (см. http://www.zrd.spb.ru/letter/2015/esenin2.pdf). Но это уже другая история...
История же тех лет дала примеры не только "Сусанина наоборот", но и настоящего предшественника Ивана Сусанина, имя которого остается неизвестным. Приводим неофициальные рассказы воеводских летописцев, дабы помянуть подлинных героев победы над татарами 02.08.1572 года на Молодях: князя Юрия Токмакова, князя Ивана Шуйского (в 1581 отстоявшего Псков, и беллетристом Дм.Володихиным презрительно нареченного "полководцем одной победы"), сына боярского И.Ш.Алалыкина и безымянного гонца, ценой жизни введшего в заблуждение турок, отвратив их от Москвы.
Согласно летописцам Шуйских и Ростовских-Яновых, татары и турки покинули свой стан под Москвой, далее разгромленные при отступлении, следующим образом:
<...> И прииде <Крымский> царь с великими похвал<ьба>ми и с многими силами на Рускую землю, и росписав всю Рускую землю, комуждо что дати, как при Батые. И прииде прежде на Тулу, и посады пожег, и от Тулы - к берегу. А на берегу в Серпухове стоят воеводы изо всех полков князь Михайло Иванович Воротынской с товарищи. И тут царя через Оку не перепустили. И пошел Дивей вверх по Оке и против Дракина перелез реку, и пришел на воевод, с Тулы, от города. И воеводы бився с ним. И пошли к Москве розными дорогами и с обозом, и пришли за три часы до царева приходу, и с обозом со всех дорог, смотрением Божиим, вдруг на Молоди. И обоз поставили, и ров выкопали, и травитися стали. И тут Божиим милосердием многих людей у царя побили и поймали, и Дивея взяли, и ширинских князей и царевича астроханскова. А Дивея взяли в сторожевом полку у князя Ивана Шуйсково. И царь стоял два дни и пошел назад. А в полкех учал быти голод людем и лошедем великой! Аще бы не Бог смилосердовался, не пошел <бы> царь вскоре назад, быть было великой беде! А <Русский> князь велики в ту пору был в Новегороде в Великом со всем, а на Москве оставил князя Юрья Токмакова с товарищи. А как царь стоял на Молодех, и князь Юрья, умысля, послал гонца к воеводам з грамо-тами в обоз, чтобы сидели безстрашно: а идет рать наугородцкая многая. И царь того гонца взял, и пытал, и казнил, а сам пошел тотчас назад.
<...> боярям подлинно стало ведомо, что <Крымский> царь хочет руские полки обойти прямо к Москве и над Москвою промышляти. А по смете и по <показавшим это> языком с царем и с царевичи и с нашею турских и крымъских, и нагайских, и черкаских людей 150000 и болынши; да огненново бою было - 20000 янычаней. А государевых людей было во всех полкех земских и опришлиных дворян и детей боярских по смотру и с людьми 50000, литвы, немец, черкас каневских - 1000, казаков донских, волских, яицких, путимльских 5000, стрельцов 12000, поморских городов ратных людей, пермичь, вятчен, коряковцов и иных - 5000. И как царь пошел к Москве, а бояря и воеводы со всеми людьми пошли за ними во днище, а шли тихо. И почали бояря и воеводы думати, чтобы как царя обходити и под Москвою с ним битися. И говорит боярин воевода князь Михайло Ивановичь Воротынской: "Так царю страшнее, что идем за ним в тыл, и он Москвы оберегаетца, а нас страшитца. А от века полки полков не уганяют; пришлет на нас царь посылку, и мы им сильны будем, что остановимся; а пойдет всеми людьми, и полки их будут истомны, вскоре нас не столк-нут, а мы станем в обозе безстрашно". И на том и положили. <меня это ехидство - при оценке Воротынского, вынесенной хронистом прославленного опричного воеводы Ивана Шуйского, просто умиляет!>
<...> И царь стал, не доходя Похры. А руские полки стали на Молодях. А три тысечи стрельцов поставили за речкою за Рожаею, чтобы поддержати на пищалех. И царь послал нагаи 40000 на полки, а велел столкнути. И русские полки одернулися обозом. И столь прутко прилезли <ногаи, что> которые стрельцы поставлены были за речкою, ни одному не дали выстрелить, всех побили. А полки одержалися обозом - из наряду <из пушек> блиско не припустили. И на другой день царь пришел сам, стал за пять верст. А послал на обоз всех людей. И со все стороны учали к обозу приступати. И полки учали, выходя из обозу, битися: большей полк, правая рука и передовой и сторожевой - которой же полк по чину, а левая рука держала обоз. И в тот день немалу сражению бывшу, ото обою падоша мнози, и вода кровию смесися. И к вечеру разыдошася полки во обоз, а татаровя в станы своя. В третий же день Дивей-мурза с нагаи сказався царю похвально: "Яз обоз руской возьму; и как ужаснутца и здрогнут, и мы их побием!". И прилазил на обоз многажды, чтоб как разорвать. И Бог ему не попустил предати хрестиянскаго воинства. И он поехал около обозу с невеликими людьми, розсматривать, которые места плоше и на то б место всеми людьми, потоп-тав, обоз разорвати. И из обозу бояря послали сотни. И Дивей-мурза своих татар стал отводити, и скачет на аргамаке, и аргамак под ним сподкнулся, и он не усидел. И тут ево взяли - и с аргама-ком - нарядна в доспехе. Первой руку наложил на него сын боярской суздалец Иван Шибаев сын Алалыкин и инии мнозии.
И татаровя пошли от обозу прочь в станы. А Дивея-мурзу привели к бояром, и он сказался простым татарином, и его отдали держать, как иных языков. И того же дня к вечеру был бой, и татарской напуск стал слабее прежнего, а руские люди поохрабрилися и, вылазя, билися и на том бою татар многих побили. Да тут же взяли Ширинбака-царевича и привели к бояром. И бояря стали спрашивать: "Что царево умышление?" И он им сказал: "Яз-де, хотя и царевичь, а думы царевы не ведаю, дума, де, царева ныне вся у вас, взяли вы Дивия-мурзу, тот был всему промышленик". И бояре велели сводить языки. И как привели Дивея-мурзу, и царевичь стал перед ним на коленках и боярям указал: "То Дивей". И сам <Дивей тогда> сказался. И в полкех учала быти радость великая. А Дивей умышленье царево сказал и то говорил: "Взяли де бы вы царя - и яз бы им промыслил, а царю, де, мною <вместо меня> не промыслить".
А царь посылал под Москву язы-ков добывати, и привели человека благоразумна, ему жь Бог вложи совет благ: "Изволь умрети, пользe душе сотворити". И начата его спрашивать: "Где <Русский> государь и хто на Москве, и нет ли прибылых людей?" И он в роспросе сказал: "Государь был в Новегороде, а ныне, собрався с новогороцкою силою и с немцы, идет к Москве. А перед государем при мне пришел боярин и воевода князь Иван Федоровичь Мстиславской, а с ним 40000 войска. И яз пошел, а на Москве учал быть звон великой и стрельба. И, чаю, пришел и государь. А завтра резвые люди будут в полки к бояром". (А бояря велели перед зарею из болыпево наряду стрелять и по набатам и по накрам бить, и в трубы трубить на радости, что Дивея-мурзу взяли). И царь устрашился, чает, что пришли в обоз прибыльные люди, и того часа и поворотил, пошел наспех за Оку. О судеб Твоих, Владыко, и милости Твоея, Царю Небесный! Како сильнии падоша, а немощнии препоясашася силою, не до конца на ны прогневася, но избави нас от агарянского насилия, в первый же приход <1571 г.> оскорби, ныне же обрадова!
Бояря же и воеводы и все христолюбивое воинство радосными гласы восклицающе: "Десница Твоя, Господи, прославися в крепости, десная Ти рука, Господи, сокруши враги и истерл еси супостаты!" И сию преславную победу - возвестили государю царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии, сущу в Новегороде, послали с сеунчем князя Данила Андреевича Нохтева Суздальскова да Алексея Старого [ПСРЛ, т. 34, с.c. 192, 224-225].