Василий шел по улицам родного города, вдыхая свежий и чистый, далекий от крупных дорог воздух. Теплая влажная осень, настала совсем незаметно, вслед за нежарким дождливым летом, словно Василий никуда не уезжал. После командировки в душную столицу он был даже рад вернуться в свою богом забытую провинцию. Едва он сошел с автобуса, его стали радостно приветствовать незнакомцы, широко улыбаясь, словно он был местным любимчиком. Василию это показалось странным, ведь этот вечно серый, хмурый город, никогда не был к нему приветлив, особенно его жители. Но, в предвкушении домашнего ужина и встречи с женой, он позабыл обо всем - "Катя, моя дорогая Катя, как давно мы не виделись". Все эти три месяца Василий с нежностью вспоминал родной дом, жену и сына подростка, Толика. Отец и муж сокрушался потому, что для того что бы обеспечить семью ему приходится мотаться по стране месяцами, продавая фармацевтическую продукцию, но считал это своим долгом.
Серые пятиэтажки сменились небольшими домиками, каждый со своим двором и огородом. Лица прохожих стали узнаваемее, и они радостно приветствовали Василия. На крыше одного из домов сидел Петр, местный алкоголик. Он возбужденно бил по загнутому гвоздю, расплывшись в довольной улыбке. "Снова напился", - решил Василий. Грунтовую дорогу, размыли дожди, и лакированные туфли командировочного неприятно хлюпали по грязной жиже. Оставалось только добраться до дома.
Навстречу шла баба Зина, горбатая, вредная старуха с полнейшим маразмом рассудка. Василий всегда избегал её, но сейчас она шла к нему навстречу. Её лицо с мерзкой волосатой родинкой под губой было преисполнено счастьем, а горб, кажется, стал меньше.
- Баб, Зин, ушиблись? - спросил Василий, кивая на шишку во лбу старухи. Не обратив на вопрос внимания, она протянула ему конфету в зеленой обертке.
- Помяни, милок, - не переставая улыбаться, сказала она.
- Кого?
Старуха ничего не ответила и пошла дальше, словно ничего не произошло. Василий удивился, сунул конфету в карман и пошел дальше. Жижа под ногами мерзко захлюпала.
Среди ветхих домов коттедж выглядел, словно из другого мира. Завистников хватало, и Василий, зная об этом, выстроил высокий забор, поставил железную дверь. Но и это не спасало от нелюбви местных, особенно алкоголиков и безработных. Во двор часто закидывали мешки с навозом и гниющими останками свиней, кошек и прочей живности. Милиция отказывалась заниматься хулиганами, и Василий покорно вывозил всё в поле.
Он тихо открыл входную дверь, чтобы не разбудить жену, спящую по субботам допоздна. В нос ударил запах сырости, словно из старого, с гниющими досками подвала. Василий осторожно положил ключи на тумбу, стараясь не звенеть. Он ощутил что-то скользкое на деревянной столешнице и с отвращением отдернул руку. Василий посмотрел на ладонь, на ней была странная слизь, и он вытер её о край занавески. На кухне послышался шум, и хозяин дома направился туда, ожидая встречи с женой.
На обеденном столе было с десяток кастрюль и тарелок, и в каждой разные блюда.
- Катя? - обратился он к жене, склонившейся у плиты.
- Минуту! - ответила она и открыла духовку. Не надев рукавиц, она схватила раскаленный противень и, ничуть не смутившись, вынула наружу. В кухне запахло пирогом и горелой кожей.
- Катя! Ты что дел... - дыхание перехватило, и Василий с ужасом посмотрел на жену - с дымящимися, скворчащими как бифштекс руками, которые, однако, больше походили на тающее масло, чем на мясо, жена, тем не менее, улыбалась, словно боль ей была в радость.
- Ты устал. Тебе надо поесть. Все уже поели.
Она поставила противень на стол. В её обожженных руках сверкнул нож, и Василий попятился назад, испуганно сглотнув слюну. Катя медленно резала пирог, не обращая внимания на дрожащего мужа. Она взяла дымящийся кусок и протянула Василию. К горлу подкатил тяжелый ком, голова закружилась, - в пироге, среди долек печеных яблок копошились слизни.
- Это вкусно! Поешь. Все уже поели.
Катя, или то, что было похоже на Катю, поднесла пирог к улыбающемуся рту и откусила кусочек вместе с живой начинкой. На её зубах шевелились обрубки существ, и слизь надувалась, словно мыльные пузыри. Василия стошнило. Он, задыхаясь, полез в карман за платком вытереть губы, но вместо этого вынул конфету от бабы Зины. В зеленом фантике что-то ерзало, и он бросил её на пол. Василий опять посмотрел на жену, довольно уминавшую пирог со слизнями. Под рыжей челкой он увидел такую же шишку, как и у безумной старухи.
- Катя, прекрати! Что происходит?! - стараясь достучаться до её разума, кричал Василий. Но сзади вдруг послышался мужской голос.
- Поешь. Все уже поели.
Василий не хотел оборачиваться, но тяжелая, скользкая рука опустилась на его плечо. Сердце застучало пулеметом, а запах сырости стал еще сильнее. Жена подходила все ближе с мерзкой выпечкой в руках, а путь назад был отрезан. Василий истерично обрушил ступню на ногу мужчины, а потом ударил его локтем в живот. Но мягкое брюшко, словно желе, отпружинило удар. Липкие руки обвили шею, а сильные пальцы раскрыли рот Василия. Катя поднесла пирог совсем близко, но на плите закипел чайник. Жертва, едва дотянувшись, схватила сосуд с бурлящей водой, и плеснула на незнакомца за спиной, пролив кипяток и на себя. Завопив от ожога, Василий ощутил, что хватка ослабла, и вырвался. Незнакомцем оказался сосед Игнат, почему-то абсолютно голый, но удивляло Василия не это. На той половине лица, куда он пролил кипяток, стекала, словно растаявшее масло, кожа, а под ней блестела склизкая как у осьминога ткань, формой едва напоминающая человеческое лицо. Игнат стал приближаться, безумно улыбаясь рыбьим ртом.
- Поешь, - бурлящим голосом сказал он.
Василий оцепенел и не мог двинуться. Катя с червивым пирогом с одной стороны, Игнат с другой, зажимали его в угол. Василий закрыл ладонями глаза, шаги становились ближе, но звук глухого удара вернул его в чувство. Сын Толя стоял с лопатой в руках, а перед ним распласталось тело Игната - из разбитой шишки на голове мужчины вытекала слизь. За окном, сквозь черные тучи прогремел гром.
- Толя! - вскрикнул испуганный отец. Вдруг Катя неистово запищала с такой высокой частотой, что задрожали стёкла. Толя одним ударом свалил собственную мать, и та с улыбкой легла на холодный пол.
- Скорее! Наверх! Сейчас сбегутся на зов!
Они ворвались в комнату. Стены были измазаны золой, а по углам валялись пучки петрушки, базилика, наполняя воздух душистым ароматом. Из окна второго этажа Василий увидел, как к дому, не спеша, хлюпая по бурлящей жиже, идут с радостной улыбкой соседи и знакомые, палачи его разума. Сын заколотил дверь, самовольно замуровав в тупике себя и отца. В углу бесформенной кучей были свалены продукты, вода, подготовленные, видимо, для долгой осады.
Вспышка молнии разорвала серую ткань неба, и на проклятую землю хлынул дождь. Василий выглянул в окно, и озноб тонкой линией пробежал по спине - кожа непрошеных гостей под каплями дождя стекала, как и у Игната, обнажая отвратительную сущность. Теперь не люди, а огромные слизни шли за ним и сыном. Хлюпанье стало невыносимым вместе с шумом дождя и мерзким запахом сырости, Василию показалось, что он в склепе, и осталось просто умереть, но только не попасть к этим желейным тварям.
- Что здесь, черт возьми, происходит? - придя в себя, завопил Василий. Толик покачал головой
- Эти мелкие твари полезли из сырых подвалов, прямо ночью, когда многие спали. Думаю, они просто забрались во рты, или ноздри спящим. Ты всегда ругался, когда я ночи напролет сидел за компьютером, но в этот раз, это меня спасло. Когда первая тварь подползла ко мне, я раздавил её тапком, но потом я вышел из комнаты, и увидел, что ими кишит весь дом. А днем те, что не успели проникнуть в людей, прячутся в темных, сырых местах.
- Но откуда, откуда они взялись в подвале?!
- Не знаю, правда, не знаю. Скажу только, что было сыро. Когда ты уехал в июле, шли дожди, потом в августе и до сих пор я ни разу не видел солнца, а ведь уже сентябрь.
- Это какой-то бред! И почему ты так спокойно об этом говоришь?!
- Я уже вдоволь напаниковался. Это началось пару недель назад. Тогда же пропало электричество. В каждом доме вспыхивали лампы, и думаю, слизь забралась в электрощиты, и там все перемкнуло. А мой телефон долго без зарядки не прожил.
- У меня телефон заряжен! - Василий достал старомодный кнопочный телефон, но на экране была лишь надпись: "Нет сигнала".
- Боюсь, они добрались до единственной в городе сотовой вышки, - заключил Толик, и в комнате повисло молчание. Сын взялся разгребать запасы провизии.
- Зачем ты всё вымазал в золе и раскидал петрушку с базиликом? - спросил Василий, осмотрев комнату
- Они отпугивают слизняков.
- И тех, что в теле людей?
- Не знаю, но хотелось бы в это верить. По крайней мере, никто ко мне еще не забирался.
- Но ведь их легко убить, ударом в шишку да?
- Это только в начале, пока не попадут под дождь, потом они становятся другими, - загадочно произнес Толик. - Кстати еда заканчивается. Нам надо будет выбраться в город.
- А как... - Василий подавился собственными словами, не желая говорить это вслух.
- Что?
- Как... как мама стала такой?
- Наверно, как и все, во сне. - Василия возмутило спокойствие сына, и он обрушился на него с криком.
- Её больше нет! И тебя совсем не волнует, что именно ты разбил ей голову?!
- Пойми, это уже не она! - воскликнул Толик, махнув руками, и в них блеснули две банки пива.
- Я видел её, она ничуть не изменилась!
- Это только снаружи! Внутри у неё не осталось ничего человеческого! Чем раньше ты это поймешь, тем лучше! - грозно прокричал Толик и отец замолчал. Василий нехотя осознал, что сын сейчас больше понимает, чем он. Этот шестнадцатилетний подросток, за две недели перерос отца, столкнувшись с этим безумием. Пока он ездил по командировкам, предлагая фармацевтическую продукцию, упустил момент, когда был нужен дома больше всего. Толик присел за компьютерный стол и поставил перед собой две банки пива.
- А что у нас дома делал этот Игнат? - робко спросил Василий, словно начинал побаиваться сына.
- Может это сгладит горечь потери, успокоит - неуверенно начал сын, - но кажется, мама тебе изменяла.
- Успокоит? Что?! - вновь взорвался Василий.
- Ты же видел этого Игната. Он заразился с ней в одну ночь, в одном доме... в нашем доме. И тебя не смутило, что он был голый?
- Да как...
- Но сейчас это совсем не важно! - оборвал его сын, - нет ни мамы, ни этого Игната, ни моих друзей! Никого! Только слизь, повсюду это чертова слизь! - на мгновение Толик вышел из себя, и кулаком треснул по деревянному столу. Одна банка пива опрокинулась и покатилась по столешнице, но Толик поймал её на самом краю.
- Но почему они улыбаются? И почему с таким добродушием хотят сгубить нас?
- Этого я не знаю! Хватит меня допрашивать!
Пыл юнца вмиг остыл, а тело задрожало, когда послышались ненавистные звуки.
"Хлюп-хлюп", - раздались шаги людей-слизней на первом этаже. "Хлюп-хлюп", - по крутой лестнице поднимаясь наверх. "Хлюп". Звук стих. Они замерли прямо перед дверью, и как будто заговорили, подобием ртов, бурля, словно кипящее масло.
- Я забыл посыпать соль перед входом! - схватившись за голову, в панике прокричал Толик. Он бросился к пачкам, но они все были пусты.
- О чем ты? - спросил отец.
- Я посыпал вход солью, чтобы слизь не пробралась ко мне через щель, но соли больше нет! Её нет!
Толя схватил лопату, до этого незаметно стоявшую в углу комнаты. Он смотрел на заколоченную дверь. Никто не ломился. Бульканье стихло. Даже дождь за окном, кажется, перестал издавать звуки, словно время зависло между прошлым и будущим на незримой нити страха. Хотелось пить. Толя судорожно открыл банку пива, и шипение заполнило давящую, тревожную тишину. Он сделал глоток и протянул вторую банку отцу. Но Василий не успел её даже открыть.
Банка выпала из рук и покатилась к двери, из-под которой просачивалась слизь. Лужа становилась больше, а затем стала тянуться вверх, принимая форму. Василий бросил горшок с геранью в склизкую сущность, но тот лишь отпружинила как от батута, и раскололся об пол.
- Пааап, - беспокойно протянул Толя.
- Ничего, сын, дай мне лопату! - сказал Василий и устремился к врагу с садовым инструментом.
- Нет, пап! - отец обернулся. Толя сидел, дрожа, и разглядывал банку с пивом. У самого горлышка была слизь.
- Я чувствую... - бормотал сын, - оно проникает мне в голову! Не могу! Голова раскалывается! - он бросил банку и схватился за череп, словно старался его раздавить.
- Нет! Нет! Нет! - вскрикнул обреченный и бросил безумный взгляд на отца, - Убей! Убей меня! Скорее убей!
- Что ты несешь?! Нет!
- Скорее! - в истерике кричал Толя и топал ногами. Слизь у двери принимала форму. Но Василий смотрел на сына.
- Прости... - прошептали оба.
Толя замолчал и поднял поникшую голову. В глазах застыл ужас, а на лице блистала растянутая по-голливудски улыбка.
- Ты не знаешь, от чего отказываешься, - говорил он еще привычным голосом. На лбу набухала шишка, - Это прекрасно. Я хочу поделиться с тобой, - он сделал глубокий вдох и выразительно произнес, - счастьем!
- Я не буду! Нет! - сквозь слезы кричал Василий. Толя встал и уверенно пошел к отцу.
- Ты просто не понимаешь, - говорил он, а голос его уже забулькал. Толя подходил всё ближе, угрожающе улыбаясь, неся с собой мерзкое счастье.
Удар. Сын продолжал идти, не изменившись в лице.
- Я не хотел, Толик, слышишь, не хотел!
Еще удар.
- Прости меня, прости!
Тело зашаталось, издавая неразборчивые звуки. "В шишку!" - вспомнил Василий и острием лопаты расколол череп Толи. Он упал. По полу растеклась лужа слизи.
Что-то липкое коснулось спины Василия. Он обернулся, вспомнив про гостя. Бесформенная глыба слизи тянула к нему щупальца, но не могла двигаться. Удары лопатой просто пружинили от мягкого тела существа, не причиняя вреда, и Василий бросил оружие, рухнув на пол подле тела сына.
- Один, я остался один, - сокрушаясь в своей печали, бездействовал он. - Что мне теперь делать? А? Скажи мне! - обращаясь к слизи, шептал Василий. Но существо лишь неразборчиво булькало. Он потянулся в карман за платком - хотел вытереть слезы, но, к удивлению, вытащил ту самую конфету, которую бросил на кухне. Он развернул фантик. Василий знал, что внутри сладкой карамели. "Лучше бы здесь было немного цианида" - подумал он. Слизь оторвалась от материнской лужи и медленно поползла к жертве. Василий встал и попятился назад, обронив "конфету", тот час же поползшую к старшему брату.
Он уперся спиной в стену, и медленно сполз по ней на пол, но вдруг рука опустилась за стол, приземлившись на какой-то пакет. "Соль" - гласила надпись. Василий зубами разорвал упаковку. Слизь была уже в паре шагов от него. Тогда он вскочил и с криком осыпал тварь белыми кристаллами соли. Слизь замерла, а затем засопливилась и с невыносимым писком начала пузырится. Василий зажал уши, но смотрел на муки существа. Оно всё больше раздувалось, заполняя собой комнату, и уже вплотную приближалось к лицу Василия. Позади стена, а впереди склизкий шар, но вдруг, с громким хлопком тварь разорвало, и её ошметки разлетелись по всей комнате. Стало тихо. Василий тяжело дышал, не веря, что с существом покончено. Он истерично захохотал и запрокинул голову, наслаждаясь триумфом. С потолка падали, точно дождь, тягучие капли слизи и внезапно, одна угодила прямо в глотку гогочущему победителю. Он поперхнулся. Василия охватил ужас, и он спешно стал запихивать два пальца в рот, но рвоту вызвать не удавалось. В это время второе существо уже выросло перед ним. В последний момент, Василий разглядел в глыбе слизи умиротворенное лицо Бабы Зины, возбужденное радостью лицо алкоголика Петра и еще нескольких человек. Оно приближалось.
Голова заболела, тело ломило, словно его колотили тысячи маленьких молоточков в каждую клеточку кожи. Василий кричал и катался по полу, держась за череп, но вдруг его страдания прекратились. Василий осмотрелся. Стены залились желтым светом. Мир стал прекрасен. Существо, слизь стали прекрасны! Он кинулся в его скользкие объятия.
- Я хочу поделиться. Поделится этим счастьем со всем миром, - бурлящим голосом шептал Василий, - со всем миром. Со всем...