Курительной комнаты так и не отвели. Поставили для отвода глаз огнетушитель, пожарный щит с наклеенными фамилиями ответственных, и с яркими рисунками, как с огнём дело плохи. Багор нашли в два раз больше чем щит, но всё равно повесили рядом с красным треугольным ведром, без ручки. Ведро вбили рядом, между планом эвакуации и номером пожарной части, на два гвоздя, как и полагается.
- Слышишь, как завывает?
Из приёмной доносились всхлипы, частые вышмигивание в платок и завывание, переходящие в вой.
- Так это Сашки Бердникова подруга, почти что жена. Куривший затянувшись, стряхнул пепел с сигареты в ведро для песка. Не красиво сплюнул в открытое окно, попав на подоконник. - Сегодня первый день, как работает.
- Так это о ней весь второй этаж судачит? Что и впрямь хорошенькая?
- Во! Выпучив большой палец из сложившегося кулака, куривший затушил сигарету, бросив её на плитку, и нажал ботинком. - Ножки, попка. Просто прелесть, не знаю чем её Сашок взял, вроде сам неказистый, чуть ли не хромой.
- Надо будет поглядеть. А Сашка это из отдела конструирование который?
- Знаешь ты его. Чудной такой, всё время с книжками бегал. Его с филиала перевели.
Второй присвистнул. Затушил сигарету об стену, измяв фильтр до подобия пружины, и бросил в окно. - Это, за какие такие заслуги?
- Ничего особенного. Такое случается раз в тысячу лет. Когда для примера всем, подымают одного. Ни связей, ни покровителей. Дальше он не то что не прыгнет, а будет всеми силами держаться за свой потёртый стол. Ему за ним и подарят открытку с поздравлениями об окончании пути рабочего, если доживет, конечно, до этого счастливого дня.
Смех пришлось приунять у дверей приёмной, от куда и доносились всхлипы. Сашенька, как её часто называл её любимый, молодой человек, солнышко, истратила все одноразовые бумажные платки, и теперь выдувала через нос все неприятности и невзгоды, случившиеся с нею в этот весенний день в один из документов, который так удачно вылез распечатанным кем-то из ксерокса Так неудачно попасться директору под горячую руку трижды, и это в первый рабочий день. - Наверно на мне порча. Думала Сашенька, забирая следующий лист с ксерокса. Под ногами стояла переполненная корзина для мусора.
Дверь в приёмную приоткрылась, мышью шмыгнула к столу Сашеньки женщина, которая, не поздоровавшись ещё с утра, приходила, молча набирать в кружку кипяток из кулера в течение дня.
- У себя? Она кивнула на дверь директора, и подлетев к ксероксу стала пересчитывать листки, смачно послюнявив палец.
- Да. Перешла на вне внятную речь Сашенька, которые понимали только женщины.
- Ну-ну. Стала успокаивать женщина.- Всё будет хорошо! Директор у нас строгий, но справедливый.
Скулёж продолжился двумя слезами, скатившимися по щекам, последовали слова, но женщина их поняла.
- С каждым бывает. А кому сейчас легко?
Визг усилился. Покраснели уши, а до того красные щёки налились чернотой.
- Ты перестань. Всё будет хорошо. Сходи в туалет, приведи себя в порядок, директор к четырём часам всегда уходит, и подходи в кабинет под лестницей. Чайку попьём, поболтаем.
Сашенька лишь всхлипнула. Вытерла щёки от солёных слёз, и встав из-за стола, направилась в туалет, в котором была уже больше, чем на своем рабочем месте. Женщина, пересчитав листки, озабоченно уставилась в корзину.
Сашка такой забавный, что-то говорил в трубку, а она сквозь слёзы уже начала смеяться. Вроде успокаивал и переспрашивал, когда солнышко переходила на скулёж. Именно он похлопотал, чтобы её взяли на эту работу, и вот такой провал!
В раковину текла вода. Солнышко часто мешала ей, разговаривая и не отпуская руку из под холодной струи воды. Ей казалось, что она так создавала больше шума, и проходящий мимо туалета, не услышит телефонного разговора и её плача. Хотя кого она обманывала? Все! Вплоть до слесаря в подвале слышали, как она ревёт, а рука зря мёрзла.
- Всё будет хорошо. Успокаивал он её, и она верила ему. - Вот увидишь! Завтра всё будет по-другому. Ты главное не раскисай. Ведь я люблю тебя! И я заберу тебя от туда в четыре. Ты будешь меня ждать?
- Да! Она опять расплакалась. Красные глаза вновь моргнули, выпуская слезинку. - А как? Ты же до шести работаешь, как и я.
- Я отпрошусь!
Леонид Ильич ехал в служебной машине домой. За рулём сидел молодой шофёр, он сидел молча, и никогда не оглядывался назад. Не спрашивал и не переспрашивал, если ему что-то говорили.
В голове мельком пробежала мысль о новой секретарше. Леонид Ильич поморщился, пытаясь сконцентрироваться на более важном, но секретарша не выходила из головы. Не странно, уже чётвёртая за этот месяц. Неужели завтра не придёт? Может я был жесток? Мысль рассмешила, на бледных губах дёрнулась ухмылка, поймав её в зеркале заднего вида, шофёр передёрнул плечами. А как иначе? Спуска давать никому нельзя. Залезут, разместятся на тонкой шеи, да ножки свесят, а она и обломиться может.
Насчет тонкой шеи Леонид Ильич был прав. Сам не крупной комплекции, ростом не велик и не широк в плечах. Переодеть, так не чем бы не отличался от заводских мужчин готовившись к пенсии, да и выглядел для своих лет на много старше. Всё нервы, это нервы повторял Леонид Ильич, глядя в зеркало по утрам. Они сжирают меня, тяжёлая умственная работа, да и ответственность конечно. Не берегу для себя я. Всё им, не благодарным, всё им. Вот воздадут мне похвалу за труд мой, и уйду я на покой. Сяду на пруду с удочкой и буду посапывать под соломенной шляпой в полуденный зной.
А когда уходить? Некогда, да и не справятся без меня, вот и приходится учить молодежь работать. А эта дура ревела весь день в приёмной.
Машина стояла во дворе у подъезда уже больше пяти минут. Шофёр молчал, не смея прервать мысли директора. Леонид Ильич от раздумий отошёл сам, словно проснулся. Посидел ещё минутку, и словно ставя точку, мат и шах своим мыслям, потянулся к ручке.
Водитель проехал дальше, чтобы в конце двора развернуться и уехать прочь. Часто Леонид Ильич смотрел за ним, покуривая на крылечке дома. Вот и сейчас он, поздоровавшись с соседками, что словно куры на насесте восседали на скамеечке, кудахтали меж собой, закурил. Но не докурил, вспомнил, что супруга наказала купить кефир, и чуть ли не в припрыжку посеменил к ближайшему магазину, выделяясь из толпы, только дорогой курткой на меху.
Стоя у открытого крана, Леонид Ильич домывал грязную посуду, испачканную не хитрым ужином, который сам и приготовил. В зале, смотрела телевизор супруга, подперев одну ногу табуреткой. Грызла семечки, и практически крошила на пол. С груди падала шелуха на диван, а с него и на пол, от частого елозенья. Плед, которым укрыл супругу, давно сполз на пол, подушка съехала, и вскоре нужно было всё поправить, но Леонид Ильч появился в зале с пылесосом в руках. В рекламу он пылесосил, часто принося дискомфорт супруге. Она обзывала его и просила убраться, но при этом рычала, указывая на мусор и беспорядок в доме. Леонид Ильич ждал удара тапкам в спину, это означало, что можно было закругляться, и можно было отправляться спать.
Отстегнув зубной протез, и утопив его в стакане, Леонид Ильич смотрел на себя в зеркале стоя в ванной. Это было что-то вроде ритуала, он каждый день стоял у зеркала и смотрел на себя - изучая.
Седой, маслянистый остаток от когда-то шикарной шевелюры. Глаза, глядевшие на него с зеркала, были бесцветными, и вглядываться в них ища цвет, было бесполезно. Морщин, хватившись на не большой клубок, отдать бы умеющей вязать, и может, получилось бы связать из них одну детскую варежку.
Он стоял так, одетый в пижаму, и продолжал смотреть на себя в зеркало, пока за спиной не слышалась матная речь, освободить ванную. Зачем он запирался от неё там, он не знал, но открывшись и пробежав быстрее от оплеухе, он ложился в кровать. Накрывался одеялом и ждал, пока придёт его супруга пахнущая кремами с ванны. Она всегда засыпала раньше его, а он лежал в темноте, слушал её храп и ненавидел её, как и свою жизнь. Часто обзывал её шлюхой, но не громко, и когда она спала к нему спиной. А утром он должен был встать раньше, чтобы приготовить завтрак.
Всё было так до сегодняшней ночи, пока Леонид Ильич не проснулся от пощёчины. Разлепить глаза сразу не получилось, за это время Леонид Ильич пропустил ещё одну пощёчину. Во рту накопилась кровь с больных дёсен, и если бы был протез во рту, то боли было больше, как и крови.
Ничего не поняв, Леонид Ильич затряс головой, разлепил глаза и сжавшись в подушку уставился на летящую пощёчину, пущенную супругой. Затрещина получилась смачной. Охнув, и закусив от боли нижнею губу, Леонид Ильич присел, смотря, как супруга переворачивается во сне на другой бок.
Ничего не понимая Леонид Ильич уставился в ночь. Сердце бешено колотилось, болела щека, а супруга мирно спала, чуть перелезла на его подушку, стянув одеяло на себя.
Ночь прошла в ожидании рассвета. Леонид Ильич не сомкнул больше глаз, он сидел жась в уголок, и свернувшись калачиком. Чтобы лечь, не было и речи, получить от спящей жены опять пощёчины не хотелось, но вот он поклясться мог, что всё это, супруга делала во сне, крепка смотря свои сны. Неосознанно? Интуитивно? Или порыв? Леонид Ильич даже позволил себе ткнуть супругу пальцем, чтобы убедиться, что она спит. Жена хрюкнула от тычка, и почесав бок сквозь сорочку завалилась на другой бок.
В машине Леонид Ильич спал. Мирно и спокойно. Завалил голову на бок и откровенно пускал изо рта слюну на воротник дублёнки. Водитель был рад спокойствию босса, поэтому превысил полагаемую скорость, и с ветерком довёз шефа до работы, не дав выспаться в пути.
Леонид Ильич захлопал глазами, ощутив остановку и сразу схватился за щёку. Пощёчины всё ещё болели, да и всегда бледная щека теперь была красной, можно сказать пунцовой. Подняв воротник дублёнки, Леонид Ильич пролетел в свой кабинет, часто просто кивая, и игнорируя мужчин на протянутые руки.
Сашенька сидела на своём рабочем месте в приподнятом настроении. Купленная давно блузка, на втором рабочем дне казалась новой. В её шкафу ещё висели три блузки, которые она наденет, но сегодня она выбрала именно эту. Ни капли делового вида. Её грудь была почти видна, но красный бант на шее отвлекал внимание. Свежий, красный маникюр в такт такой же лакированной сумочки на столе, и ещё не выветрившейся запах её шампуня, мешающийся в приёмной с её духами, летали с её настроением.
Директор пролетел мимо, прикрыв пол щеки воротником. С кабинета связался по связи, и попросил не тревожить, только если по срочному. Но таких смельчаков не оказалось за весь день, поэтому Леонид Ильич провёл день в кабинете в полном одиночестве, раздумывая над случившимся этой ночью.
В голову не приходила не одна мысль. Что, и главное за что? Почему?
День пролетел не заметно. Так ничего и не придумав Леонид Ильич отправился домой.
Привычно освободив ванную, Леонид Ильич улёгся в постель, боясь не зная чего и натянув при этом одеяло на нос. Он долго не давал себе уснуть, ворочался с бока на бок и прикрывал иногда щёки руками, но первую пощёчину он пропустил, сдавшись и уснув где-то в четыре утра. На этот раз разлепить глаза не было проблемой, ведь он только что их закрыл. Леонид Ильич во все глаза смотрел, как спящая жена, нахлопывает ему по лицу. Леонид Ильич не знал чего бояться больше, то ли следующей ночи, то ли спящей жены, которая похрапывая во сне, наяривает его сейчас по щекам. Он лежал смирно, не смея шевельнуться, лежал тихо и терпел. Пощёчин оказалось больше чем в прошлую ночь, Леонид Ильич их считал, начиная с поднятия руки.
Когда всё прекратилось, и жена завалившись набок продолжила сон, Леонид Ильич заплакал. Тихо и как ребёнок раскрыв рот. Сглатывал кровь с болью и горечью в прикуску, часто поскуливал, но боясь разбудить жену, закусывал пододеяльником пачкая его кровью.
В комнате играла музыка. Старый музыкальный центр надрывался. Шампанское выдыхалось в фужерах, а он всё кружил её по комнате, смотря ей в глаза.
- Ты моё солнышко! Всё повторял он ей.
- А ты моё! Шептала она в ответ ему!
Музыка была спокойна, и если знать английский, то можно смотря в глаза любимой повторять слова о любви на чужом языке.
Она закружилась и повалила его на кровать, задев ногой столик. Фужеры звякнули, они рассмеялись.
- Знаешь, как странно стал меняться наш директор. Копаясь в его волосах одной рукой, она расправила платье свободной. - Прям на глазах!
- Да что ты?
- Тебе не верится? Но поверь мне, он на самом деле такой.... Такой.....
- Какой?
- Маленький, несчастненький, как сказочный гномик.
Они рассмеялись. Он поцеловал её и ей понравилось, она притянула его к себе. С блаженством выдохнула после поцелуя, и нажав ему на нос пальцем, словно на гудок, спросила:
- Как прошёл твой выходной? Опять читал да отсыпался?
Он кивнул, не переставая ей улыбаться.
- Не надоело? Что ты хоть читаешь? Она подняла книгу, насупила носик и прочитала. - Как управлять чужим телом во сне! Ерунда какая-то, и тебе это нравится? Ты же вторую ночь не спишь.
- Очень!
Он взял книгу, бросил её на пол, и потянулся к её губам.