Жажда у людей использовать бесплатный подневольный труд появилась в глубокой древности. И хоть, как утверждали советские обществоведы, подневольный труд был крайне непроизводительным, с его помощью были возведены египетские пирамиды, сады Семирамиды, колосс Родосский, акведуки древнего Рима и гидроэлектростанции первых пятилеток, создавались многие дошедшие и недошедшие до нас шедевры мировой культуры и лучшие образцы советского вооружения, убирались урожаи в дельте Нила, на колхозных полях средней полосы России и хлопка в Советском Узбекистане.
Рабство в Советском Союзе было более изощренным, чем в Древнем Египте. В Египте было все просто: либо ты раб, либо рабовладелец. Ну, где-то затесались еще жрецы и свободные крестьяне. В Советском Союзе было все сложнее. Все мы были якобы свободными гражданами, но между тем свободным не был никто. Чудовищные стройки вроде Днепрогэса или Беломорканала совершались руками бывших свободных людей, многие из которых были выходцами из правящего класса - партократии, согнанных в лагеря для достижения единственной цели - строительства светлого будущего. Ученые, загнанные в шарашки, изобретали космические ракеты и новые виды оружия, обеспечивающие обороноспособность страны. После XX съезда партии лагеря и шарашки были отменены. Им на смену пришли ударные комсомольские стройки. А еще начал формироваться новый класс рабов, специализирующихся на борьбе с урожаями. По партийным разнарядкам на борьбу с урожаем направлялись миллионы работников всяческих НИИ, школьников, студентов и, конечно, самых бесправных граждан нашей великой державы, то есть солдат срочной службы. Наши солдаты бесправнее рабов Древнего Рима. Тем хоть иногда позволялись свидания с противоположным полом, наши же солдаты на два года должны нести на плечах обет безбрачия, отдавать честь всем офицерам направо и налево и изредка заниматься боевой подготовкой.
Возникает законный вопрос, а что делали колхозники и колхозницы, в то время как сотни тысяч привлеченных рабов бороздили их поля. Ведь известный факт, что в США при меньшей в четыре раза численности сельхозрабочих студены и армия на сельхоз работы не привлекается. Ответ простой. Колхозницы занимались своими приусадебными хозяйствами, колхозники же пили горькую. Вспоминаю один случай. Был в одном калужском колхозе тракторист. Неплохой тракторист, никому не отказывал за бутылку вспахать огород или что еще. Однажды пропал вместе с трактором. Нашли его к вечеру в лесу. Трактор уперся в дерево, и, о ужас, на нем не было ни одного целого стекла. Тракторист же отдыхал рядом с трактором, где упал, там и отдыхал. Разбудили, стали спрашивать: "Ты, тра-та-та-та, как тут оказался?"
"С пути, тра-та-та, сбился".
"А стекла где? Кто побил?"
"А он ехать дальше не хотел, я его наказывал!"
Так вот, пока колхозники были заняты своими делами, урожай же собирали все кто не попадя. Кто-то должен.
"Старшина уговаривает десантника совершить прыжок, а тот в ответ: "Ага, в прошлом году парашют не раскрылся, и весной парашют не раскрылся, не пойду прыгать".
"Да, ладно тебе, не может снаряд три раза в одну воронку попасть"
"В прошлый раз вы говорили, что второй раз не может", - возражает солдат.
"Ну, третий раз, это... это, ну, вообще не возможно!"
Согласился солдат поехал на прыжки. Прыгнул. Дергает за кольцо - парашют не раскрылся, дергает кольцо запасного парашюта - не открывается. А внизу в клубе идет заседание правления колхоза. Выступает председатель:
"Что будем делать товарищи?! Три года неурожая, коровы с голоду подохли, молодежь разъехалась, остальные колхозники не просыхают..."
В это время с грохотом, проламывая собой крышу, в клуб влетает десантник.
"И десантник этот за...ал!" - заканчивает председатель".
Наверное, во искупление грехов этого десантника и трудились тысячи новоиспеченных рабов на колхозных полях.
Вот именно таким образом весь состав третьей роты свободный от нарядов и боевого дежурства был направлен на борьбу с урожаем яблок. Не могу сказать, что кто-то из солдат был недоволен перспективой провести день не в четырех стенах за колючей проволокой, а на природе среди яблоневых деревьев. Для солдата любой выезд за пределы части - праздник. А уборка яблок куда приятнее, чем сбор картошки или рытье траншей. Но после таких поездок боеготовность части на несколько дней сводится к нулю. Ведь солдатский организм, непривыкший к переизбытку витаминов, начинает отвергать их настолько варварским способом, что наряд на уборку туалета в эти дни превращается в сущую каторгу.
Кстати на картошку нас тоже посылали незадолго от этого. Согнутые в три погибели солдаты рылись в мокрой земле, выбирая оттуда полусгнившие плоды. Но сколько ж можно? Проверка, прибывшая из части отследить качество нашего труда, благополучно убыла, офицеры, сопровождавшие нас на каторжных работах, убыли в палатки пить горькую. Мы разогнулись. И, о чудо, в меже недалеко от нас что-то лежит. Нет, конечно, не бутылка. Такое даже представить себе трудно. Офицерская плащ-накидка. Посмотрели - совсем новая. Взяли мы ее и отправились в соседнюю деревеньку, стоявшую на окраине поля. Зашли в какой-то двор, там бабка корячится в огороде.
"Бабка, плащ-накидка нужна?"
Она взглянула и обомлела:
"Мой дед о такой всегда мечтал!"
Сговорились на два литра самогона. А плащ-накидка оказалась нашего заместителя комбата по тылу. Он себе со склада новую всегда возьмет. Но рассказ не об этом.
Вернемся к яблокам. Итак, состав роты после завтрака был загружен в два шестьдесят шестых ГАЗона и выдвинулся в сторону боев с урожаем. Доставка личного состава до колхозного сада, как говорится на офицерском сленге, прошла в штатном режиме. То есть без приключений. Сама уборка мне тоже ничем не запомнилась. Все проходило спокойно и буднично. Солдаты убирали яблоки чинно, не спеша. Те, что получше и поспелее отправлялись в рот, несколько похуже - собирались в ящики для отправки в часть, ну а всякая падаль и гниль - колхозу. Поэтому, мне лично, было не понятно, кто кому помогал? Солдаты колхозу собирать гниль, или колхоз солдатам на несколько дней отправиться жить на унитаз. Наверное, симбиоз.
Казалось, что качество нашего труда колхозников ни капли не волновало. Они с философским спокойствием взирали на гниль собранную нами в колхозные ящики. Честно, качество этой продукции в стране вообще никого не волновало, волновали килограммы и тонны, и, главное, все равно никто не знал, что с этим делать, и куда это девается. Колхозники каждый год рапортовали о выполнении плана по сбору фруктов, но в магазины поступали лишь венгерские и болгарские яблоки, и то редко. Куда девалась клубника собранная с подмосковных полей? Куда угодно, но только не в магазины. Она поступала в закрома Родины. Но только никто не знал, где эти закрома находятся. Может, там до сих пор есть чем поживиться, если как следует покопаться. А еще в буфеты ЦК, Горкомов и Обкомов. Райкомам уже доставались только крохи. Первичным партийным организациям - нагоняи за слабую идеологическую работу.
Но прошу прощения за склероз, кое-чем уборка яблок мне все-таки запомнилась. Во время уборки пошел дождь, причем не легкий дождичек, а короткий, но тропический ливень. Я бы не обратил внимание на эту деталь, а, может, и вообще не вспомнил бы о дожде, так как мы переждали его под какими-то импровизированными навесами, продолжая жевать яблоки, если бы ливень не имел далеко идущих последствий. Но об этом потом.
Наступило время "Ч". Ведь война войной, а обед по распорядку. Ящики с яблоками были загружены в автомобили вместе с личным составом, и кавалькада двинулась в расположение части. Вот тут-то все и началось.
Я никого не удивлю, если скажу, что две наши беды: дураки и дороги. А проселочные дороги... А нам пришлось ехать по дороге меж полей. Но самое страшное, это когда две наши беды встречаются в одной точке. Причем на это не могут повлиять никакие смены власти. Феодальный капитализм сменила диктатура пролетариата, развитой социализм сменил первобытный империализм, но проблема дураков и дорог непременно остается, причем все чаще одна беда решает другую. Когда смотришь на Собянинскую Москву, вспоминается шутка, что одну проблему легко решить с помощью асфальта и катков, но что делать с дорогами? А тем более, когда дураков для московской мэрии выискивают в самых отдаленных уголках необъятной родины.
Но вернемся к нашей дороге. Дорога после дождя превратилась в единое месиво. Но ГАЗы легко справлялись с российской распутицей, пока перед ними не предстала огромная лужа. Это была не просто лужа, а пруд или болото. И то и другое в одном флаконе. Сверху вода, а что под ней - черт знает. Попробовали тыкать палкой - не поняли. Но ГАЗ-66 - это же советский вездеход, чудо военной конструкторской мысли, которое должно пройти по танковой колее. Одно из этих чудес пошло в обход по размякшему от дождя полю, и прошло. Второе чудо поехало через лужу, и утопло. То есть завязло в грязи так, что село на мосты.
Операцию по вызволению утопшего вездехода возглавил лично командир роты капитан Мануйлов. Лучше бы он этого не делал. Первое, что приказал ротный - покинуть личному составу затонувшее транспортное средство. Единственный путь эвакуации из кузова грузовика лежал через лужу, и мы прыгали в нее, зачерпывая в сапоги грязно-коричневую жижу. Но это облегчение вездеходу не помогло, он продолжал мирно лежать на мостах, разбрызгивая на десятки метров грязь при каждом нажатии педали акселератора. Тогда ротный перешел к более радикальным действиям.
Еще с времен Великой Отечественной Войны наши военноначальники привыкли воевать числом, а не умением. Заветы великих стратегов прошлого Суворова и Румянцева были забыты. Им на смену пришли новые заветы великого маршала Победы Жукова: "Солдат не жалеть". На этих заветах и воспитывались миллионы советских офицеров. Командир роты не был приятным исключением.
Стоя по колено в грязной жиже, мы пытались вытолкать засевший автомобиль. Летящая из-под колес глина равномерно покрыла форму, все были мокрые и злые. Ротный как рулевой в академической гребле безуспешно пытался синхронизировать работу толкающих машину солдат и водителя, обильно сопровождая счет "раз", "раз" отборным матом. Солдаты тоже матерились, но тихо или про себя. При этом им приходилось регулярно уворачиваться от досок и бревен, которые подбрасывались под колеса затонувшего автомобиля и вылетавших оттуда вместе с кусками глины наподобие снарядов.
Примерно через час этих мучений даже до командира роты дошла бесперспективность предпринимаемых усилий. И тут он стал пытаться шевелить заржавевшими извилинами, которые не были приучены думать, а были заточены лишь на исполнение и отдачу приказов. Мозги скрипели, но не сдавались. Вариантов, скажем прямо, было не много. Наиболее перспективным было использовать лебедки. Машины то военные, обе были укомплектованы лебедками на переднем бампере. Поставил вторую машину на сухое место, прицепил лебедки и тащи. Но мы не ищем простых путей, а этот путь был для нашего командира слишком прост. Хотя, возможно, лебедки были давно пропиты или, как все у нас в стране, просто не работали. Можно было заехать сзади и подтолкнуть вторым автомобилем затонувшего собрата. Второй способ был сложнее, глупее и рискованнее, так как возрастал риск утопить и второй автомобиль. В конце концов, можно было сгонять на втором автомобиле за трактором на соседнее поле. Тот бы точно вызволил вездеход из плена. Но все эти способы были командиром отвергнуты. Он нашел четвертый путь. Эврика! "Мы пойдем другим путем, - эту ленинскую фразу в Советском Союзе знал каждый школьник. И командир роты пошел другим путем. Причины, которые толкнули его на этот шаг, известны лишь ему самому. А, может, не известны и ему. Конечно, многие звали Советский Союз "страной дураков" или "страной развитого идиотизма". Но не настолько же! Он принял единственное гениальное по своей глупости решение! Он решил вытолкать один автомобиль другим спереди! Солдаты давились, щипали себя за все доступные места, чтобы не разоржаться в лицо командиру и не схлопотать пару лишних нарядов вне очереди.
Сцена по своей маразматичности достойная великого Кафки! Театр абсурда! Два вездехода сидят нос к носу на мостах! Если бы это было военное время, рота была бы мишенью для противника. А для командира роты один исход, если бы выжил - трибунал и расстрел. Конечно, мог бы и сам себе пустить пулю в лоб, но у советских офицеров это было не принято. Это же не белые офицеры, у которых честь была превыше всего.
Вернулись мы расположение части только к ужину голодные, мокрые и злые. Кто-то все-таки сбегал за трактором...