Жуков Максим Петрович : другие произведения.

Бродские

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ заставляет задуматься о связи поколений - участника боевых действий в Чечне и ветерана Великой Отечественной войны. В центре сюжета - парад Победы, творчество поэта Бродского, художника с такой же фамилией и других персонажей, которых тоже так и хочется назвать "ещё один Бродский". Тема войны в произведении находится на втором плане и проявляется главным образом во второй части рассказа, когда главный герой, Виталий собирается на парад, чтобы не только увидеть, но и прочувствовать величие русского духа в марширующих бравых солдатах. Работа впервые увидела свет в этом году после публикаций в интернете на страницах московского литературного журнала "Российский колокол" (Љ 3-4) и заслужила твёрдую положительную оценку в Астраханском региональном отделении Союза писателей России, будучи представленной на областном литературном конкурсе "День Победы".
  
  Неделя пронеслась подобно скоростному электропоезду, и столичные друзья, в недавнем прошлом коренные астраханцы, настаивали на том, чтобы я задержался у них до конца майских праздников. К сожалению, увидеть парад Победы в Москве в этом году не получается. На днях мне звонили родители. Отец сетовал на плохое самочувствие своей матери. Сам он несколько дней не выходил из дома, хворал. Собрав единственный чемодан, я без промедления отправляюсь в родной город.
  Предпраздничное настроение сменяется всё большей тревогой. Города и сёла, выбеленные солнцем, притягивают меня словно магнитом. Хочется отвлечься, и потому я представляю себя в заброшенных депо или на неизвестной железнодорожной станции, где курят пассажиры в домашних тапочках и трико. Ещё я вижу себя бредущим по бесконечному сочно-зелёному полю, окутанному слабой дымкой паровозной гари. "Скорей бы уже приехать...".
  Утром после изматывающей, почти бессонной ночи, проведённой в душном плацкартном вагоне, предпочтительнее не толпиться у выхода, а пропустить самых торопливых вперёд - пусть они постоят с чемоданами, сумками и рюкзаками около купе проводников, сопровождающих вагон. В проходе то и дело мелькают сосредоточенные лица пассажиров, всего полчаса назад казавшиеся беззаботными. Гремят складывающиеся спальные полки, попутчицы затевают чай. В мою сторону направляется, чуть раскачиваясь, подвыпивший пенсионер в клетчатом пиджаке и широких камуфляжных брюках. Заранее извиняясь, он несёт рыболовные снасти, задевающие пассажиров.
  Подрагивая в такт замедляющему свой ход поезду, я обращаю внимание на рыбака. Мне кажется, где-то я видел этого седого добродушного мужчину, едва уловимо пахнущего морем. "Возможно, лет тридцать назад, когда мы с отцом ловили на плотинах рыбу и я едва не утонул, он был свидетелем моего падения в реку. А может, это даже дядя Володя, доставивший нас с отцом после неудачной рыбалки домой". Как сейчас помню, мы ехали на старом советском "Урале" с чудо-люлькой, напоминавшей обилием торчащих удочек заросли камыша. А я, вытягивая шею, будто голодный птенец, пытался разглядеть сквозь камыши витиеватую дорогу, причудливо огибающую кирпичный завод.
  Воспоминания прерываются резким толчком, заставляющим вцепиться в раскладной стол, за которым я остался один. Книга с выцветшей обложкой, приткнувшись к окну, открывается на месте закладки - открытки с репродукцией картины Исаака Бродского "В. И. Ленин в Смольном". Старая открытка с пожелтевшими от времени краями досталась мне от прабабушки, которую я совсем не помнил. Разве что её маленькую руку, сжимающую новогодний подарок - шоколадку с этой самой открыткой.
  Лениво поглядывая в окно, я продолжаю наблюдать за медленно проплывающим перроном в облаках горячей астраханской пыли, оседающей на загорелых лицах счастливых ребят, оживлённых разговором женщин, торговок с сушёными грибами и воблой, обходительных полицейских и цыганок в ярких нарядах. Покидая вагон, я на прощение обвожу грустным взглядом верхнюю боковую полку со скоплением матрасов и плоских невесомых подушек. Сколько же газет я прочитал на своей "боковушке", выставив в проход длинные ноги! А сколько кроссвордов одолел под монотонный стук колёс и вежливые предложения проводницы в белом переднике взять горячего чаю!
  На перроне пахнет раскалённым асфальтом, соленьями, рыбой и витает неуловимый аромат цветочных духов. Закинув чемодан на плечо и сдвинув на нос потёртую дорожную кепку, я неспешно направляюсь к выкрашенному в серебристый цвет Ленину. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь пышную крону одинокого тополя, высвечивают невзрачную скульптуру вытянувшегося в ораторской позе вождя. Я вспоминаю другого Ильича - на площади в центре города, мимо которого скоро неспешно покатит военная техника, сверкая лакированными боками.
  С вокзала - прямиком к бабушке, в битком набитой "газели". Извлекаю из кармана джинсовой куртки жалобно пискнувший телефон. Мобильник жалуется на длительную разлуку с электросетью. А жаль - хочется послушать через наушники музыку.
  - Захотелось снова отвлечься?
  "Кто это говорит? Неужели внутренний голос? Ну всё, я, кажется, переутомился".
  На самом деле автор слов - молодой сухощавый парень в деловом строгом костюме. Только вместо рубашки на нём футболка с броскими западными фразами в духе выдающегося поэта Иосифа Бродского.
  "Бродский" разговаривает сам с собой, используя в качестве собеседника гарнитуру, повисшую на ухе подобно червяку:
  - И что я теперь должен делать? Стелиться перед тобой? Нет, я сидеть дома завтра не собираюсь, ты поняла?
  Потерянный взгляд парня мечется по скучающим пассажирам, в большинстве своём тоже не выпускающим из рук электронные устройства. Симпатичная девушка в лёгком платье с ухмылкой смотрит на говорящего. Без тени смущения она осведомляется:
  - Ты сам с собой разговариваешь?
  Для разъяснения она показывает свой телефон с красным значком на экране.
  - Сети нет, а ты не унимаешься, болтунишка.
  - Вот сеть, - отзывается деловито "поэт", поправляя сумку, истыканную старинными значками.
  Маршрутное такси останавливается на перегруженной улице. Водители нещадно давят клаксоны и выкрикивают ругательства не только на русском, но и на казахском, татарском, корейском языках. В очередной раз я убеждаюсь в том, насколько многонациональный у нас город. А ещё дружный - в стрессовых ситуациях водители не превышают своих полномочий, оставаясь людьми.
  Водитель, обращаясь к юноше, интересуется:
  - Слушай, надо других водителей предупредить о заторе. Раз у тебя "труба" ловит, разреши сделать короткий звонок?
  - Да без проблем, - отзывается парень и передаёт телефон загорелому, крепко сбитому водителю. Девушка тоскливо изучает автомобильную пробку. Наверняка она, в отличие от остальных куда-то опаздывает. Две женщины бальзаковского возраста мило беседуют, старушки копаются в своих котомках, полупьяный мужик с лицом неудавшегося актёра пытается вздремнуть.
  Водитель эмоционально делится своими впечатлениями с теми, до кого удаётся дозвониться.
  - Затор по всей Николашке. Стоим, понимаешь? А я тебе что? На крыльях перелечу до Жилгородка?
  - Было бы неплохо, - ехидно бросает девушка и решительно открывает дверь. Водитель, заметив между двумя иномарками свободное пространство, резко газует и тут же ударяет по тормозам, отчего дверь с лязгом захлопывается. У меня падает распухший чемодан. Из сумки выскальзывает книга. Бабушкина открытка от резкого толчка устремляется в сторону похрапывающего пассажира.
  - Уже приехали? - пробуждается он, а заметив открытку, бормочет:
  - Чей Ленин?
  - Мой! - отзываюсь я торжествующе.
  Старушки вопросительно смотрят на алкоголика, проявившего интерес к вождю. Заплетающимся языком он вспоминает:
  - Революционный порыв Бродского, помнится, сослужил Ильичу хорошую службу: его идея отобразить победу Советской власти в простой реалистичной манере нашла понимание в Наркомпросе. Художник создал целый ряд портретов Ленина, но открытки удостоили только этот...
  С этими словами он передаёт мне книжную закладку. Водитель, в очередной раз, предприняв опасный манёвр, выруливает к месту, ставшему причиной аварии. Гружённый металлоломом "КамАЗ" загородил дорогу, а его, словно мускулистые титаны, подпирают смятые в гармошку два чёрных джипа.
  - Вот это да! - восклицает водитель, возвращая сотовый телефон владельцу.
  Пассажиры, все как один, приникают к окнам. Пожилые женщины причитают. Знаток творчества Исаака Бродского напряжённо молчит. Девушка судорожно обмахивается платочком.
  - Приехали. Это надолго. Можете выходить, - крикнул водитель пассажирам.
  Салон опустел. В нём - только я. За окном маршрутки - разгорячённые виновники аварии, размахивающие сотовыми телефонами, полицейские с рулетками, зеваки. Перекошенный столб, видимо задетый "КамАЗом", отчаянно балансирует над машинами, грозя устроить ещё одну аварию.
  У меня в голове всплывают воспоминания.
  Москва. Павелецкий вокзал. Выхожу вместе с шумной толпой на заснеженную площадь. Подчиняясь людскому потоку, торопливо спускаюсь в метро. В подземном царстве метрополитена множество ответвлений, легко заблудиться, несмотря даже на многочисленные указатели. Люди, по большей части приезжие, не отличаются разговорчивостью. Поэтому подсказать дорогу никто толком не может. Поблуждав по сияющим туннелям и проехавшись на захватывающих дух эскалаторах, я выбираюсь к Новинскому бульвару. Со стороны ЦДЛ бросается в глаза памятник Иосифу Бродскому. Вот с него у меня и начинается настоящее знакомство с Москвой.
  Бродский возвышается на гранитном постаменте в свободном костюме, в очках. Руки поэта спрятаны в карманы, взгляд устремлён в небо. У подножия лежат свежие цветы. Бронзовый памятник кажется мне своеобразным символом, особым местом встречи для тех, кто любит и уважает его творчество. Памятник установлен напротив американского посольства, что само по себе символично. Ведь в своё время, когда при советском режиме Бродскому устроили травлю, он уехал в Америку, оставив в России родителей, друзей и всю свою прежнюю жизнь.
   Высоко подняв голову, поэт вглядывается в сумрачное небо столицы, посыпающее головы жителей крупинками снега. Я замираю рядом с поэтом и вместе с ним любуюсь сумерками. Некоторые прохожие замедляют шаг и тоже задирают головы - из любопытства.
  Начинаю обходить памятник. Складывается чувство, что скульптор выразил свою боль за судьбу поэта, которого при жизни не понимали, не осознавали глубину его таланта. Искусно обработанные глыбы гранита, постамент и бронзовая фигура придают композиции необыкновенный философский подтекст. Бродский смотрит на небо, словно на жизнь, задыхаясь от счастья быть и чувствовать...
  Далее мой путь лежит по широкому тротуару мимо величественных зданий, скромных булочных и роскошных салонов мебели.
  
  
  Покончив с московскими воспоминаниями, я покидаю "газель", протискиваюсь сквозь толпу прохожих, глазеющих на аварию, к магазину морепродуктов. Отсюда рукой подать до улицы Ахшарумова, где большую половину жизни проживает моя бабушка - Галина Николаевна.
  Стараясь сократить путь, я прохожу через дворы мимо сараев, голубятен, беспорядочных нагромождений кирпичных, железных и даже деревянных гаражей. В одном из них кипит работа: пожилой мужчина дёргает ногой кикстартер, что-то одновременно подкручивая под бензобаком. Не выбирая выражений, он ругает покрытый ржавчиной мотоцикл, отказывающийся заводиться. С удивлением узнаю в земляке того самого рыбака из поезда.
  - Дядя Володя? - приглядываюсь я. Его полное обветренное лицо краснеет от тщетных попыток оживить древний мотор. Густые брови гневно сдвигаются. Он резко спрашивает:
  - Молодой человек, что вам, собственно?.. Ах ты ж боже мой! Виталий, ты ли это? Отважный рыбачок, едва не утонувший с целой сумкой рыбы? Как же, как же, помню. Ну, с чем приехал?
  Я вынимаю из чемодана одно из первых изданий "Воскресения". Роман с выцветшей обложкой и специфическим запахом, присущим старым книгам, завораживает Владимира. Он бережно берёт его в руки, неторопливо листает страницы. Дойдя до тисненной закладки с репродукцией Бродского, дядя Володя возвращает мне книгу. Изображение Ленина наводит его на иные мысли, связанные с предстоящим праздником.
  - Пойдёшь на парад? - спрашивает он меня.
  - Не знаю, - пожимаю плечами, - я сейчас к бабушке.
  - Передавай ей привет. Почитай лет восемь не виделись, хотя живём рядом. Она говорила, увлекаешься поэзией?
  - Есть такое. Перечитываю в свободное время Пушкина, Пастернака, но больше - Бродского.
  - Бродского? Его сборники стихов долгое время находились под запретом. Но мне сын привозил один редкостный экземпляр. Если завтра соберёшься на парад, то приходи сюда часиков в восемь. Я тебе принесу книгу, а заодно подброшу до площади Ленина.
  - На этом? - удивляюсь я, оглядывая мотоцикл.
  - На нём, родимом.
  Попрощавшись с хозяином гаража, мысленно снова возвращаюсь к тревожному телефонному звонку. Держу путь к серому пятиэтажному зданию, окружённому низкими чахлыми деревьями, возле которых прогуливаются парочки с георгиевским лентами и медалями.
  В тёмной прихожей меня встречает бледная Галина Николаевна в домашнем халате. Я прижимаюсь к ней небритой щекой, нежно целую и извиняюсь за то, что уехал, не попрощавшись. Она, мучаясь одышкой, машет рукой - мол, ничего, привыкла. Выглядит она уставшей и на моё предложение сходить в магазин или аптеку отвечает решительным отказом. Приглашает в зал к письменному столу, устланному газетами и платёжными квитанциями. Я сажусь в кресло и, прижимая руки к груди, стараюсь оправдаться:
  - Бабушка, честное слово, я...
  - Ладно. Приехал. Сам жив-здоров, и это главное. Мне-то о душе подумать пора, так чего уж церемониться?
  - Не говори так, ба...
  - Вот на днях скорая приезжала... Думала - всё, ни руками, ни ногами пошевелить не могу. Вдруг слышу, входную дверь кто-то открывает. Покойный дедушка твой, Николай, появился. Помолодевший, в светлом костюме. Подошёл к моей кровати и пристально смотрит, пытаясь, видимо, что-то сказать. "Коль, ты за мной?" - спрашиваю. Он так ласково меня приобнял и потянул за руку. Я так и свалилась с кровати. Даже зашиблась. Чувствую - сердце так и скачет в груди. Глядь, а Коленьки и след простыл...
  Бабушка умолкает, теребя влажный платок. Я крепко обнимаю её, с трудом сдерживая подступившие слёзы...
  На следующее утро просыпаюсь на удивление рано. Сладко потягиваясь, выхожу на балкон. Задорное щебетание птиц в тёплых лучах солнца, аромат акаций на майском ветру привносят волнующее томление. Скоро парад! Мимо нашего дома не спеша, тихо переговариваясь, идут ветераны.
  - Виталий, пора завтракать, - зовёт меня бабушка.
  - Ба, а ты на площадь Ленина поедешь?
  - Да куда уж мне, старой? Я во дворе на скамеечке посижу. А ты сходи сам, развейся. Потом мне расскажешь, как погулял, что видел и что запомнилось.
  Поразмыслив немного, она просит:
  - Внук, достань-ка из-под дивана чемодан. В нём твоя военная форма. Надень её на парад, а то что ж - в московских обносках пойдёшь?
  Вытаскиваю чемодан и беру китель, увешанный аксельбантами, позолоченными пуговицами и наградами. Среди них выделяется чёрный крест с надписью "За службу на Кавказе". Прижимаю к себе армейскую рубашку - не маловата ли? Открываю дембельский альбом с фотографиями, сделанными в Волгограде перед отправкой в Чечню. Снимки согревают сердце, я перебираю их, позабыв обо всём. Вот Артеменко, наш командир взвода. Хороший мужик, справедливый, а главное, из тех, кто не боится замараться, если требуется срочно выкопать траншею или установить в короткие сроки ограждение на ГСМ. Прокофьев с усталой улыбкой. Мы с ним не вылезали из нарядов за пререкания с командиром. Никифоров - наш неугомонный "кефир"... А вот... Мои руки с фотокарточками охватывает нервная дрожь. Мы с Володей в Чечне на фоне вертолётной площадки. Подтаявший снег чернеет на глинистом пригорке, обрамлённом пожухлой травой. Рядом валяются осколки стеклянных ампул с отломанными горлышками, разбухшие от крови клочки ваты и обрывки бинтов. За нашей спиной к вертолёту несут тяжело раненного. При виде бледного тела на носилках мне становится страшно. Зачем? За что?.. Никто не знает, и уж тем более не эти двое на снимке. Тоже мне нашли время для фотосессии.
  Выхожу во двор в своей сержантской форме. Сворачиваю к гаражам, где бродит хмельной дворник с метлой и подкармливает голубей. Приближаюсь к открытому нараспашку гаражу. Из его полутьмы слышится тарахтение мотоцикла и довольный голос дяди Володи, обходящего исправно работающую технику.
  - Работает! - обращается он ко мне. - Как Галина поживает?
  - Спасибо. Держится молодцом.
  - Да, держи вот, писатель, - дядя Володя передаёт мне обещанную книгу. С благодарностью беру потёртый сборник стихов. Открываю первую попавшуюся страницу, читаю:
  
  Ни тоски, ни любви, ни печали,
  ни тревоги, ни боли в груди,
  будто целая жизнь за плечами
  и всего полчаса впереди.
  
  - Кстати, до парада полчаса, - говорит дядя Володя, накинув пиджак с орденами и медалями, одобрительно кивая и на мои скромные заслуги перед Отечеством.
  "Надо же, через полчаса я буду на площади Ленина, которого рисовал уже другой Бродский..." Додумать я не успеваю. Мы стремительно набираем обороты. Выбравшись со двора, наш мотоцикл с рёвом разрезает нарядные улицы. Я, как и прежде, устроился в коляске и разглядываю мелькающие здания, похожие на разноцветные подарочные коробки. Упёршись ногами в дно люльки, я крепко держу трепещущий на ветру красный флаг с серпом и молотом.
  Впереди появляется площадь Ленина, я переживаю: с каждым годом парад на 9 Мая проходит в нашем городе менее помпезно, чем раньше. Меньше проезжает по улице Ленина военной техники, да и марширующих солдат поубавилось. В социальных сетях в Интернете проскальзывают до невозможности глупые призывы транслировать мероприятие через виртуальную сеть. Чтобы никуда не ходить, не покидать виртуальную няньку, вдалбливающую в неокрепшие умы, что, дескать, скучно смотреть на одни и те же машины, а на марширующих людей и подавно.
  Площадь едва вмещает восторженных горожан. Красные полотнища флагов развеваются над машинами, задевая каски подтянутых солдат. Тысячи рук подняты с сотовыми телефонами. Маленькие экраны бликуют от яркого солнца, придавая торжеству ощущение Победного салюта. За стройными "коробками" моряков, лётчиков, пехоты следует военная техника. Но особое волнение я, как и каждый пришедший в этот день на площадь, испытываю при виде шествия Безымянного полка. Скорбная колонна проходит под шум людской овации. Над морем портретов погибших за родину разливается наполненное человеческой благодарностью "Ура-а!".
  Праздник есть праздник, и мы с дядей Володей сливаемся с пёстрой толпой, в которой особенно выделяются актёры, переодетые в западных сказочных персонажей. Они весело раздают георгиевские ленты, памятные значки и футболки. Чуть в стороне от них, у белокаменных стен Астраханского кремля, я вижу других, отнюдь не вымышленных персон, хорошо узнаваемых и любимых: Пушкина, Лермонтова, Маяковского и даже Льва Толстого в грубой мешковатой одежде. Скорее всего, есть и другие, затерявшиеся между участниками праздника. Замечаю, что к классикам подходит гораздо больше людей, чем к мультгероям.
  - А где же Грибоедов, Максим Горький и этот твой, Бродский? - недоумевает дядя Володя. - Как он там говорил в фильме "Довлатов": мы последнее поколение, которое может спасти русскую литературу?
  "Действительно. Где же Бродский?".
  Неожиданно из толпы появляется вчерашний "поэт" в сером костюме, в чёрных лакированных туфлях, бликующих на солнце, и пачкой листовок. Желая проверить догадку, с трудом выбираюсь к фонтану, на бортике которого прогулочным шагом ходит тот самый "Бродский" из маршрутки.
  - А, это ты? - обращается ко мне парень и протягивает распечатки стихов Иосифа Бродского. Другим он раздаёт сочинения Пушкина, Цветаевой, Блока... Я взахлёб читаю их, не замечая, как подхожу к гранитному постаменту памятника Ленину. На его ступеньках взволнованный подросток громко объявляет: "Иосиф Бродский..."
  
  Пограничной водой наливается куст,
  и трава прикордонная жжётся.
  И боится солдат святотатственных чувств,
  и поэт этих чувств бережётся.
  Над холодной водой автоматчик притих,
  и душа не кричит во весь голос...
  
  Сквозь шум толпы едва разбираю последние строчки стихотворения:
  
  И с полей мазовецких журавли темноты
  непрерывно летят на Варшаву...
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"