Отлично. С чего начнешь? А вот прямо отсюда и начну, с сегодняшнего дня, с набитого вагона метро. Эвакуировались с поверхности в надежде переждать свою жизнь. Я тут в своем подполье, как хитрый гном в подземном лабиринте, склонился, - воспаленные глаза, - набиваю указательным пальцем непослушные символы. Свободные бесплатные буквы сейчас в дефиците - порасхватали все на логотипы, на товарные знаки. Надо пользоваться тем, что есть. Ну да мне много и не надо - из обломков, из фантиков, из мусора я насобираю себе альбом воспоминаний и подпишу его зелеными чернилами "Дмитрий Козлов. 20 век кончился. Иллюстрированное пособие по выживанию в серной кислоте".
Пищеварительный тракт рычит и булькает, замусоренный лапшой быстрого приготовления, крепким чаем, пузырями горячего метана и испуганными нематодами. Хорошо что эфир наполнен грохотом колёс, аэродинамическими завываниями и гулом пассажирского трепа.
Куда я несусь по этой трубе, как блудница верхом на стальном звере, испещренном нечитаемыми граффити? Неизвестно. Я не знаю, и загадочный молодой человек в рубашке в крупную клетку не знает, и бодрая бабушка, сопровождающая внука, наряженного в бандану с черепами, и ухоженный мужчина, щедро излучающий на нас свой успех, и, двигающая челюстями, бесцветная метелка тоже не знает.
Даже машинист. Хотя для него туннель выглядит по-другому. Всю смену он проваливается в черное бездонное влагалище, в страшную тайну. Летит, летит, но не достигает ни дна, ни покрышки, ни насыщения - одни неврозы.
У меня свои собственные капризы - лихорадочно изрыгаю свои непереваренные мысли. Не хочу долго держать их в себе. Ценность информации падает с каждой минутой, она устаревает, подгнивает и теряет товарный вид. Пусть все эти сентенции вываливаются сами, впопыхах, как парашютисты из люка, как абортивный материал, - неопределённо-живые, неокончательно-мёртвые; сюда - на кафель прагматической банальности, на казёные простыни с ведомственными штампами. Пусть все рассыпается как опрокинутая мозаика цветных безделушек. Пусть предикаты и субъекты плавают неразличимые в жирном бульоне, в этом вагоне, наполненном мягкими недолговечными телами, аморфной массой жизни, все еще теплой и булькающей, уставшей и нейтрализующей сама себя как котята в мешке, идущем ко дну.
Все замечательно, только по ногам мне не надо ходить. Потому что за поручни надо держаться, вот почему.
Сумка Клетчатого В Кедах болтается перед лицом крупной женщины, это раздражает, но она молчит и надеется, что он сейчас выйдет, а он все стоит, не по годам отрешенный, и поблескивает своими очаровательными глазами в позе принявшего свое назначение в этой эпохе.
Раимжон Шомурзоев и Нурмагомед Бобохонов циклически переводят взгляд с входящих на выходящих. Им кажется, что они - в подземном дурдоме. Как знать...
Добрая Бабушка играет на публику:
- Никита, вот мама вернется из Италии, я ей все расскажу как ты себя вел.
Ага, расскажи. Мама пусть тоже расскажет как она себя вела, мне не терпится узнать.
Делаем равнодушный вид, пытаемся отгородиться и замкнуться. Но мы нуждаемся друг в друге, в одобрении. Взгляды уперты в пустоту перед собой.
Да-да, вы нужны мне. Я нужен вам. Взаимно-паразитический симбиоз, порочный садо-мазохистский круг.
Кто кроме вас воспоет меня как уникального. Вы - мой фон, мое зеркало, моя сцена. Кто кроме меня обратит на тебя внимание, воспоет твою уникальность, вознесет и богосотворит тебя, моя неприметная незнакомка с жевачкой во рту и потухшим взглядом?
Серая футболка, в носу пирсинг, жиденький хвостик бесцветных волос. Что она хранит в этом угреватом вместилище личных воспоминаний? Мне интересно это, но только до следующей станции. А пока я буду звать тебя Злая Мышка.
Или вот еще - Сергей Заскоков. Светлая рубашка в тонкую полоску, наутюженные брюки, пояс с пряжкой, несущей какой-то товарный знак, строгие, притворяющиеся золотыми, часы. Ну и, конечно, лакированные туфли с длинными узкими носами. Прическа выдаёт в нем усердного слушателя тренингов по развитию лидерских качеств и секретам успешных продаж. Полный ежедневник жизненных целей.
Не хочу тебя расстраивать, Серега, но мы все обречены и ты не успеешь расчитаться за свои кредиты. Всю оставшуюся вечность коллекторы будут ежедневно слетаться и выклевывать твою печень в счет погашения задолжности.
В этом и заключается истинный смысл метро: ярмарка поддельного безразличия, любительский театр, кастинг на роль пассажира, бутафорские жетоны, запахи гнилых зубов, отсыревших ботинок; полный вагон людей, занятых воспоминаниями своей сумбурной жизни, которая так внезапно закончилась, не дав ни одного ответа. Очередной день в очередной попытке примириться с пустотой впереди, с этой проблемой номер один.
По голове себе постучи. Или вон бабушке своей, она у тебя добрая, я смотрю. Разошелся тут...
Гастарбайтеры во втором поколении, коренные лимитчики, межгалактические беженцы, внутривенные мигранты. Мы - как семена марсианской травы, брошеные в городской бетон. Глядя на нас, пробивающихся из каждой трещины, можно подумать, что мы опасные и живучие, а нас просто много, мы идем волна за волной. Молчаливые огнетушители, висим на стенах, ржавеем и никто не будет использован по назначению до списания.
"астарожна звери вырываюца следущяя станцыя мерский праспект"
Вошла очередная порция человеков. Среди них - Наемник. Это такой тип подземного артиста. Они бывают двух видов: одни - в черном, другие - в камуфляже. Черные носят берет и длинные волосы, камуфляжные - кепки а-ля "полевой командир" или кожанную голову. Основу же их имиджа составляют бундесверовские ботинки, напряженная спина и суровый мужественный взгляд.
К нам пожаловал солдат удачи в тщательно подобранном черном облачении и с аккуратно расчесанными усами. Невозможно отвести взгляд: дорогущий кожанный рюкзак, неимоверный френч из каких-то закрытых тоталитарных каталогов и нумизматический орден Железного Креста на шее. На нашем фоне он смотрится как черный лебедь среди взъерошенных уток. Раимжон и Нурмагомед пытаются считать это стилистическое послание. Кожанные перчатки с голыми пальцами произвели на них двоякое впечатление.
- Бабушка, смотри - у дяди перчатки порвались.
Трое студентов - два парня и девушка - ржут как заведенные после каждой произнесенной фразы.
Мы едем-едем-едем в далекие края.
Бррррр...
Это еще что? Состав остановился посреди тоннеля. Извивы кабелей на стенах оцепенели.
Потянулись минуты скованной тишины. Все ждут что вот-вот тронется. Связи нет.
- Бабушка, я хочу писать...
- Молодые люди, откройте форточку, пожалуйста, духота ужасная.
- Все открыто уже.
- Кошмар, мы так задохнемся тут.
- А вы не могли бы сумку свою убрать куда-нибудь, чтобы она мне в лицо не висела?
- Постоянно все ломается. Разруха...
Сергей Заскоков нервно поглядывает на часы.
Вот это и есть настоящая жизнь - ты заперт в душном механизме, тебе кажется, что это - временно, вокруг тебя чужие случайные люди и ты ничего не можешь с этим поделать.
Это и есть наша основная деятельность - ждать, следуя системе различных табу и ритуалов. Не подкладывать пальцы под поручень. Не совершать акты незаконного вмешательства. Не прислоняться.
Деятельность пустая и самоуспокаивающая как идиотское слово "хронотоп".
В такие моменты время начинает материализовываться в виде жирного питона, медленно стягивающего свои объятья на твоей беспомощной фигуре. Начинаешь крутить головой по сторонам. На каждой ровной поверхности - реклама. Задорные слоганы:
"Будущего осталось немного - успей купить его сегодня!"
Все строят планы на будущее. Плотность планов и ожиданий на еденицу времени постоянно растет. Скоро эта плотность превысит критический порог и образуется черная дыра. А может мы уже в дыре, в утробе матушки Астарты.
Как бы прислониться, чтобы подремать? Нет, спать невозможно, можно только тоскливо бредить. Буквы стремительно заканчиваются, иссякают. Слова вязнут в болоте. Сколько мы уже стоим?
Стоим...
Все еще стоим...
- Неканонический библейский текст... Семь букв...
Неунывающая женщина разгадывает кроссворд.
- Апокриф.
- Опокриф или апокриф?
- А.
- Не подходит.
- Почему?
- Первая О.
- Почему О?
- Ну вот тут по вертикали - "мохнатое парнокопытное животное, четыре буквы, первая Л" - это же лось?
- Может "лама"?
- Точно - "лама", тогда "а-по-криф"! Так мы сейчас все разгадаем.
- Бабушка, я писать хочу...
- Как мне с вами повезло. Эрудит. Вы, наверно, в библиотеке работаете?
- Нет. Сомелье на комбинате минеральных удобрений. Специализируюсь на подкормке для растений.
- Это что-то вроде технолога?
- Никита, потерпи, сейчас поезд поедет..
- Они чего там - сдурели что ли? Сколько можно стоять?
- Вот кнопка - нажимайте, спрашивайте.
- Извините, а долго мы будем стоять?
- Я не знаю, станция не отвечает, как будет информация я объявлю. Пока стоим.
Мышка вынимает из уха наушник и обращается ко мне:
- А чего стоим? Сказали что-нибудь?
- Загорелся красный свет и машинист испугался.
- Аааа... понятно... Мне на следующей выходить...
- Везет. Что слушаем?
- Царь и клоун...
- Может на рельсы кто-то упал.
- Кортеж с президентом пропускаем...
- Ничего смешного, когда Йейтсын приезжал год назад, нас тут два часа держали безо всяких объявлений.
- Или пожар.
- Если пожар, надо надо на тряпку помочиться и дышать через нее.
- Никита, давай мы сейчас в платочек пописаем, чтобы дышать...
- Что случилось? Пожар что-ли?
- Типа станция горит..
- Да не станция, а красный свет горит.
- Это, наверно, сектанты рельсы перекрыли - требуют Марченко освободить.
Из заднего вагона доносится дружный пассажирский хор имени Обреченного Энтузиазма:
"Мы едем-едем-едем в далекие края
Хорошие соседи веселые друзья..."
- Пешком бы уже сто раз дошли. Как отсюда выбраться?
- Нет. Сейчас все буквы запатентованы, свободных совсем не осталось.
Студент - копна блондинистых волос, впалые щеки с пятнистым румянцем и приподнятые брови, - что-то корябает маркером поверх рекламы ИнтерКоллапсБанка:
"24 мая Тоха, Дрон и Вика продолбали здесь два часа своей молодости."
- Молодые люди, позвольте мне ваш фломастер, для автографа...
Анна Максимовна, заслуженная артистка, возможно экс-меццо-сопрано, встает со своего места, хватает маркер и начинает облагораживать рекламную продукцию, со знанием дела пририсовывая ко всем фигурам гипертрофированные гениталии. Потом делает обманное движение, как бы отдавая маркер Тохе, но засовывает его себе за пазуху. Толкает студента на место, где сидела и усаживается ему на колени.
- Поехали кататься! Осторожно, чувства обостряются! Следующая станция - вэдээнха!
Возраст надежно замаскирован под слоями косметики и гроздьями украшений. Легкомысленные цветастые брюки и блузка подчеркивают ее формы, рельефные, но представляющие скорее исторический интерес. Тоха и Дрон задыхаются от конвульсивного смеха. Прима солирует, подпитываясь взглядами невольной аудитории.
- Тебе не тяжело?
- Тяжело.
- Ну не ври. Меня носил на руках весь Зальцбург... ну... поехали! Давай, крути штурвал, юнга... Ах, как хочется прислониться к этой холодной поверхности, манящей надписью "не прислоняться"! Ну откройся же мне - ты ведь не сводил с меня глаз от самой тимирязевской.
Это скрадывает еще какое-то время. И даже немного приподнимает настроение. Только студентка Вика почему-то разнервничалась.
Стоячие уже расселись на полу, зашуршали всем, что случайно оказалось у них с собой - конфеты, газеты, документы, носовые платки.
- Я тебе говорил, надо было раньше выходить, сейчас бы уже были на выставке, так ты ж пока соберешься.. Каждый раз с тобой одно и то же...
- Да, Юра, это я виновата что поезд остановили! Вечно крайнего ищешь... я, между прочим, говорила, что надо на автобусе ехать...
- Надя, каком автобусе?
Тут Наемник внезапно расстегивает свой френч, вытаскивает оттуда пистолет, (ого! нифигасебе!) взводит его, и со страшным лицом протискивается к коробочке "экстренная связь с машинистом". Наставляя ствол на переговорное устройство, как будто машинист сидит прямо там внутри, начинает истерически голосить.
- Вагон номер восемь. Я могу получить внятный ответ, что происходит? Долго еще меня будут тут блокировать?
- Я вам говорю, станция не принимает, запрещающий сигнал...
- Не принимает?! Это что - аэропорт? Щас вы у меня примите!
Поворачивается в салон.
- Мужчина, уберите оружие, пожалуйста! Вы что, совсем уже?
- Простом автобусе, Юра, простом, который по земле ездит!
- Что сегодня за день такой! С утра все наперекосяк. Сначала в лифте застряла, теперь - в метро.
- Ну теперь понятно из-за кого это все.
- Надя, слушай, может хватит уже, а?
- Да уберите пистолет! Сейчас поезд дернется, выстрелит случайно, попадет в кого-нибудь...
- Не выстрелит...
- Что это за манера вобще такая - чуть что - за оружие хвататься?
- Сам завелся, и меня тут заводишь!
- Мущина, можно ваш пистолет на секундочку? Мне тут нужно один вопрос решить.
- Хе! Да это муляж! Сплошная дуриловка кругом!
Вика не теряет надежды вырвать Тоху из лап беды.
- Антон, встань сейчас же!
- Да ладно, чего ты...
- Антон!
Пытается встать, но заслуженная артистка хватает его за шею, прижимается.
- Неужели ты бросишь меня... одну ... в этом подземелье? После всего что было... я до сих пор храню твой фломастер как талисман, как залог нашей верности!