На пыльной грязной улице толпился народ. Шла торговля. Город жил своей обычной жизнью. Мимо его термополия проходили люди в грязных, оборванных одеждах. Серые от пыли туники, грязные, стертые сандалии. Медленно ползущие ослы, навьюченные мешками и амфорами разных размеров. Такие же серые, как и весь мир вокруг. Народ шумел. В этом шуме невозможно было разобрать ничего. Слова сливались в громкий гул. Иногда пробегали ватаги детей, таких же оборванных, серых и грязных. Они сновали между прохожими, как маленькие рыбки, играя и попутно обчищая карманы зазевавшихся серых людей. Иногда их ловили и нещадно били всем, что попадало под руку, не обращая внимания на стенания и отчаянные вопли пойманного. Потом отпускали. А дети, отбегая в сторонку и утерев грязными рукавами слезы, снова принимались обчищать карманы. Серая улица, серые дома, серые вывески ремесленных лавок. Серая жизнь серого мира. Даже изредка проходившие мимо очень богатые люди в своих красивых белых и чистых туниках с разными полосками не могли разбавить общую серость. Они сливались с серыми людьми и растворялись среди них.
В термополии не умолкали голоса. Люди, ожидая свою лепешку и тарелку похлебки, громко ругались на нерасторопного повара. А он сегодня был словно не в себе. Обычно его день начинался с рассветом и заканчивался поздно ночью, когда город уже давно спал, а по безлюдным темным улицам бродили лишь разбойники, поджидавшие случайную жертву. Поутру каждый день на улицах находили новые трупы. Это было привычно для жителей Римской империи. Поэтому он после заката старался не выходить без особой надобности.
Молодой человек жил в инсуле[7] на верхнем этаже, внося непомерную арендную плату за маленькую комнатку и небольшое помещение термополия. Так и проходила его жизнь. Бесконечные лица чего-то требующих людей. Серая жизнь за окном. Бесконечные лепешки, похлебки, каши. Ночь. Но сегодня все было не так. Что-то случилось, он это чувствовал. В памяти почему-то всплывали море, далекий город, порт, красивые птицы, улетающие за горизонт. С того дня прошло уже несколько лет. Так много воды утекло за это время. Так много разного было. Он почти не вспоминал ее. Лишь изредка, посмотрев ночью в окно своей комнатки на загадочный и странный свет луны, словно воочию видел ту девушку. Лишь изредка. Как маленькое мгновение жизни, которое запоминалось навеки. А поутру все начиналось сначала. В повседневной суете он вновь забывал обо всем и видел лишь серую жизнь за окном термополия. Но сегодня, сам не понимая почему, он не находил себе покоя и поминутно, стоя у печи, бросал взгляд в открытое окошко. Оно как будто тянуло к себе. Сопротивляться, казалось, невозможно. Это было сильнее его. Лепешки беспрестанно подгорали, каши пытались куда-то убежать, похлебки, наверно, больше походили на собачий корм, к неудовольствию посетителей. Впрочем, никто не уходил. В другом термополии было примерно то же самое, нет смысла бежать на другой конец улицы. Поэтому люди громко ругались на него, иногда даже грозя кулаком, и ели то, что давали. За окошком жизнь шла своим чередом. Солнечное утро с яркими красными тучами на горизонте перешло в жаркий день. А потом солнечный, все испепеляющий жар сменился сумерками. Мир стал еще более серым и мрачным, постепенно погружаясь во тьму.
На сердце было полное безразличие. Он словно бы находился вне своего тела и видел все со стороны. Безучастно, беспристрастно. Никаких эмоций, ни боли, ни радости. Он чувствовал, что все должно быть так, как есть, и все будет так, как должно быть. Изменять что-либо глупо и бессмысленно, да и совсем неохота. Он сам выбрал эту дверь, пусть неосознанно, но тем не менее. И он хотел в нее войти. Это была его судьба. Все остальное не важно. Он это чувствовал.
Но вот солнце почти скрылось за далекими горами. Яркий алый свет заходящего светила окрасил термополий. Последние лучи проникли в окно. Серый мир вдруг наполнился яркими цветами. Самыми разными оттенками красного. Короткий миг перед наступлением тьмы. Он, оторвав взгляд от очередной лепешки, поднял глаза. В дверях термополия стояла она. Девушка со светлыми волосами. Ее белая туника с длинными рукавами казалась пурпурной. Стройная, красивая, она будто светилась. И мир остановился. Больше не было ничего. Лишь ее глаза, лишь ее свет. Лишь лучик солнца. А где-то в небе уже взошла луна. Загадочная, вечная. Весь мир была она. А все остальное уже не важно. "Надо же, какая краля", - причмокнул грязный оборванный мужик за грязным дубовым столом. И снова уткнулся в тарелку с бобовой похлебкой. Девицы, сидевшие в углу, улыбнулись. Они зашли в термополий перекусить перед работой. И с интересом наблюдали за странной девушкой, явно из богатой семьи, непонятно как оказавшейся здесь в такое позднее время. Девушка ничего не услышала или сделала вид. Она подошла к нему. Он смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Девушка казалась ярким огоньком среди мира теней. Таким манящим, загадочным. Грязные тени в термополии расплывались, пока совсем не исчезли. Остался только ее огонек во тьме.
- Мне кажется, мы где-то встречались... - девушка опустила глаза.
- Это было вечность назад, - впервые за день он улыбнулся.
- Целую вечность? Это так много...
- Да. Это вечность.
- Как странно. Пути Господни неисповедимы.
- Вы, наверно, голодны? Позвольте накормить вас.
- Да, путь был долгий.
Он потянулся было за сушеной рыбой, висевшей на веревочке вдоль стены, но она его остановила.
- Нет, нет, спасибо. Мне простой бобовой похлебки достаточно.
Он, немного поколебавшись, протянул ей тарелку и лепешку.
- Удивительный закат, - тихо произнесла она.
- Да, удивительный день.
- День? Впрочем, да. Я сегодня очень странно себя чувствовала. Наверно, нечто подобное чувствует птенец, впервые взлетевший в небо и попавший в совершенно незнакомую для него стихию. Интересно, каково это? Лететь, расправив крылья, над землей, людьми, над миром...
- Не знаю. Но, мне кажется, это ощущение свободы.
- Я бы хотела стать птицей. Лететь в сторону заката. Это так красиво.
- Ну, тогда бы вы не залетели сюда.
Она улыбнулась и смущенно отвернулась в сторону. Серые грязные тени в углу о чем-то шептались, время от времени бросая косые взгляды на девушку. Мужик доел свои бобы и ушел, оставив оплату на столе. Молодой человек этого даже не заметил. Ему было безразлично. Видимо, девушке тоже. Задумавшись, она смотрела куда-то в окно. Там горело красное солнце. Какое-то время они молчали. Казалось, весь мир погрузился в тишину, и нарушать ее совсем не хотелось. Вдруг раздался громкий хлопок. Тени в углу решили пошутить и стукнули чем-то по столу. Получилось громко, словно удар молнии. Гром небес. От неожиданности девушка вздрогнула, чем рассмешила серые тени. Он обернулся на звук. Девицы в углу хотели продолжения шутки, но почему-то осеклись, наткнувшись на его взгляд.
- Термополий закрывается, - громко сказал он. Тени, что-то поворчав, начали собираться и вскоре ушли, прихватив с собой монеты, оставленные мужиком. Ему было безразлично. Он этого даже не заметил.
- Мне тоже уходить? - спросила девушка.
- Если вы хотите...
- А как хотите вы?
- Если вы уйдете, мне придется ждать еще вечность.
- А мне снова придется целую вечность где-то ходить?
- Да. Если вы уйдете, значит, так надо. Значит, на то воля богов. Значит, мы не те.
Девушка о чем-то задумалась. Солнечный свет мягко ложился на ее лицо. И туника переливалась оттенками красного, колыхаясь на ветру. От этого девушка казалась еще более волшебной и неземной. Подобной Венере, спустившейся с неба на грешную землю. В глазах горел странный огонек. Он пытался угадать, о чем она думает. Но понять не мог. Что-то неуловимое было в ее взгляде. Что-то до боли знакомое и вместе с тем совершенно непонятное и загадочное. И оно тянуло к себе. Вдруг она посмотрела прямо ему в глаза.
- И вы готовы так долго ждать?
Красивые, большие карие глаза смотрели на него, словно пытаясь заглянуть в сердце. Обычно он отводил взгляд, когда на него так смотрели, пытаясь спрятать от чужих злых глаз то, что было в душе. Но сейчас он не чувствовал угрозы. И не противился. Ему даже было приятно, что эта девушка пытается понять его. Карие глаза внимательно смотрели на него. В них мелькала целая буря разных чувств. Интерес сменялся волнением, непонятным страхом, нежностью, странной болью, озабоченностью, ожиданием. В ее глазах была бездна. Он почувствовал, как будто проваливается куда-то в бесконечность, в невесомость. Ему хотелось упасть в них и остаться там навеки. Но что-то не пускало, словно огромный тяжелый якорь, удерживающий прекрасный корабль, птицу моря, вдали от бесконечного горизонта.
- Да.
- А как разобрать - те или нет?
- Я не знаю.
Девушка отвернулась к окну. Солнце постепенно садилось, и закат уже начал сменяться сумраком. Мир цвета медленно угасал. На небе все ярче разгоралось другое, ночное светило. Луна в окружении маленьких огоньков. Светлячков, которых боги разбросали по небосводу, чтобы путники смогли найти дорогу.
- Я тоже. Но мне пора идти, меня уже, наверно, заждались. Мы остановились тут недалеко, у Очо Нуэвэ. Может, вы и правы. На все воля Божья. Прощайте!
И девушка, мягко улыбнувшись, направилась к выходу. Он молча смотрел ей в спину. В голове был целый ворох слов, образов и мыслей, но все не то, не так. Непонятная девушка. Непонятная и неземная. Спустившаяся откуда-то с неба, из царства богов. И вдруг он осознал. Никогда еще мысль в его голове не была так отчетливо ясна. Она была чем-то большим, чем просто мысль. И казалась ему единственной истиной во всей его жизни. Все остальное - словно призрачный плод его воображения. Если эта девушка уйдет, он никогда не найдет ту, свою. Потому что ее нет. Есть эта девушка. Есть только она, и никого другого. Это было странное чувство, неземное. И неожиданно для самого себя, словно кто-то управлял им, как марионеткой в театре, он громко крикнул:
- Я не хочу, чтобы вы уходили... Мне кажется, я нашел свою ту...
14
Ночью Софии приснился странный, но прекрасный сон. Она гуляла по удивительной, неземной красоты мостовой. Вокруг нее не было ни одного человека. Как-будто весь город вымер. Восхитительные и гигантские здания высились над ней, подобно скалам. Там горели огни - это были фонари, небольшие светящиеся шары. Они парили в воздухе, иногда опускаясь вниз, почти к земле, а потом поднимаясь ввысь куда-то за облака. Следовали за Софией, разгоняя вокруг нее темноту. Эта забота была очень трогательна.
София попыталась поймать один из неосторожно приблизившихся шаров. Однако он в последний миг ускользнул. Другие шары начали кружиться вокруг нее в каком-то завораживающем танце. Они играли с ней, подлетая почти к самым рукам, а потом резко отпрыгивая в сторону. София рассмеялась звонким заразительным смехом. Ей нравилась эта игра. Она закружилась вместе с шарами. Очаровательное желтое, почти золотистое платье с юбкой чуть выше колен нежно ласкало ее кожу, подымаясь вверх и колыхаясь от движения воздуха. А шары, опустившись к самому подолу, сливались в кольцо, сияющее волшебным светом.
София резко остановилась, слегка покачнувшись и звонко рассмеявшись. Шары, продолжая кружиться, поднимались то вверх, то вниз, образуя волну. Потом вдруг перестроились и стали летать вокруг по спирали, постепенно поднимаясь вверх, а потом падая вниз по бокам от нее, подобно двум водопадам. Она осторожно протянула руки к этим водопадам и подставила под них ладошки. Шары плавно обтекали их, обдавая теплом. Один из шаров отделился от спирали и, делая в воздухе какие-то па, приблизившись к руке, медленно лег в ее ладонь. Он был не больше теннисного мяча. От шара к руке побежали молнии. Эти молнии слегка задевали кожу, лаская ее. Как будто кто-то водил по ней пальцем. Осторожно и нежно, как это делает мамочка своему маленькому ребенку.
София побежала по мостовой. Шары, продолжая кружиться, двигались вместе с ней. Несколько из них, поднявшись вверх, повисли над ее головой, подобно короне маленькой принцессы. И действительно, София ощущала себя гораздо моложе, чем наяву. Она чувствовала себя парящей над землей. Невесомой, воздушной. Наверно, если бы она захотела, то смогла бы взлететь в вышину и плыть там, как пушистое облачко, подчиняясь легкому дуновению ветра. Вдали виднелась клумба с цветами. Вскоре София уже стояла среди них. Окруженная волшебными шарами и цветами, вдыхая восхитительный аромат, исходящий от крупных бутонов. Она разбиралась в цветах и всей душой любила их. В ее домашней оранжерее было настоящее цветочное царство. Но эти, на клумбе, оказались ей незнакомы. Они были такими же сказочными, как шары.
Одни похожи на розы, гладиолусы, анемоны, другие же вообще ни на что не похожи. Высокие, почти до пояса, на тоненькой ножке, непонятно почему не ломающейся под тяжестью бутонов, они как будто висели в воздухе, трепеща от ветра. С большими, нежными лепестками и маленькой сердцевиной темно-синего цвета, похожей на звезду, с густым длинным ворсом из нежных, но упрямых волосков, переливающихся на свету. Лепестки образовывали рисунок. На каждом цветке свой, неповторимый. Когда София случайно задевала их, лепестки поднимались, подобно крыльям бабочки, а потом снова расправлялись, изменяя рисунок. Шары висели над ней и клумбой. Под их светом цветы сияли. Некоторые флюоресцировали, другие окрашивали пространство вокруг себя всеми цветами радуги, третьи просто переливались разными цветами, пробегающими по лепесткам бесформенными пятнами и полосами. От этого разноцветного буйства платье на Софии тоже мерцало различными оттенками желтого, зеленого, синего. И если бы кто-то увидел ее, то решил бы, что это лесная фея решила спуститься на бренную землю из своего прекрасного мира.
Вдруг, откуда-то сверху, на мостовую упал тонкий лучик света. Он начал расти, образуя большой светящийся овал. Булыжники, из которых была сделана мостовая, вспыхнули под ним яркими синими всполохами, поднимавшимися чуть выше щиколотки. Всполохи трепыхались, кружились, делая мостовую похожей на какую-то сказочную поляну с волшебной травой. Воздух становился призрачным, казалось, нет ничего прозрачнее, чем он. Зрелище было невероятным и вместе с тем пугающим. София не понимала, что конкретно настораживает ее в этом свете. Может, то, что он был слишком ярким? Или слишком невероятным, невозможным? Неуместным для ее сна? Почему-то ей стало страшно. Ужас прокатывался холодом по спине. Сковывал ее. Шары по одному начали улетать к лучу света. Они растворялись в нем, вспыхивая маленькими, синими звездочками и на миг озаряя все вокруг.
Вокруг нее становилось все темнее и темнее. Цветы начали угасать. С каждым улетевшим шаром они становились все тусклее. Ночь постепенно окутывала их. И Софию тоже. Ее платье уже не мерцало, и некая тяжесть постепенно опускалась на ее плечи. Приземляя и возвращая к обычным для каждого человека ощущениям и чувствам. Вот уже последний шар направился в сторону светового пятна. Софии вдруг стало не по себе. Она не хотела оказаться одна в ночи среди красивых зданий, странных цветов, в золотистом платье. Без света невозможно было увидеть все это. Невозможно насладиться этой красотой. А значит, эта красота для нее бессмысленна. И София вдруг подумала: будь что будет. Она не могла оставаться во тьме. Ни за что. Пересиливая себя, она пошла к свету. Ноги как будто проваливались в болото, и каждый шаг давался ей все тяжелее и тяжелее. Но все-таки она дошла. Входить в этот свет было невероятно страшно. Она протянула руку к лучу. Сначала дотронулась до него пальцем. Ничего не произошло. Немного осмелев, подставила под свет ладонь. Ладонь стала полупрозрачной и начала светиться, словно призрачная. София вынула ладонь из луча. Та погасла и превратилась в самую обычную, серую в полумраке человеческую руку. Она вновь подставила ладонь под свет. Все повторилось. Рука стала полупрозрачной и светилась странным теплым светом. София сделала шаг. Свет окутал ее, проходя насквозь. Тело словно объяло пламя. Но оно не обжигало и не грело. Ноги Софии оторвались от земли, она поднялась над ней и теперь парила в воздухе. Очень странное, непонятное ощущение. Она никогда не переживала ничего подобного, это ощущение не с чем было сравнить. Но ей было хорошо. Страх вдруг пропал. Вместо него появилось чувство абсолютной защищенности, спокойствия, нежности и невесомости.