Небо казалось красным. Весь мир был красным. Может быть, так выглядит скрытое от людей загробное царство? Но почему все такого странного цвета? Нет, он не походит на кровь. Скорее на что-то совсем другой природы. Раскалённый металл или разлитая кем-то могущественным краска. Как будто солнце на расцвете в пасмурный день. Которое окрасило небосвод в самые разные оттенки красного. И видно, как тянуться облака, и где-то под ними несется ветер. Поднимающий всполохи окрашенного тумана. Я не чувствовал боли. Не чувствовал страха. Словно другой жизни, той жизни, которая была до этого красного неба, никогда не существовало. А может быть, ее и на самом деле не было? Может быть, всегда было только красное небо и эти облака? И только это было реально? А все остальное - иллюзия. И почему так больно что-то давит в бок?
Наверно, я открыл глаза. Небо стало светлее. Послышался шум реки. Постепенно он нарастал и становился все более явственным. Словно на меня катился огромный каменный шар. И убежать от него не было сил. Я повернул голову и увидел огромную черную массу, лежащую на камнях. Рядом с ней блестел какой-то поток. Пригляделся. Сквозь расплывчатую пелену проступили очертания огромной туши. Медведь. В памяти всплыли огромные когти, вонзившиеся в мое тело, и белые клыки, испачканные кровью. Как ни странно, боли не было. Лишь лёгкое покалывание в боку.
Кто-то прижался ко мне, согревая своим теплом. Я почувствовал жар и тяжесть лежащего на мне. Сначала решил, что это какой-то зверь. Который, насытившись, прилег охранять свою добычу. Вскрикнул от объявшего меня ужаса и попытался выбраться. Но потом вспомнил про индианку. Она лежала на черных камнях берега, прижавшись ко мне, и обнимала. Наверно, девушка спала, но от моего вскрика она проснулась и, посмотрев на меня, слабо улыбнулась. В ее глазах стояли слезы. Испачканное в крови лицо было некрасивым. Невольно в памяти всплыли утонченные черты красавицы мисс Анет. По щекам индианки поползли тонкие змейки, окрашиваясь в красный цвет. Они оставляли за собой неровные блестящие полоски. И тепло разлилось по телу. Словно кто-то укрыл толстым меховым пледом. Как это делала мама в детстве. Когда я простывал и в бреду лежал на теплой мягкой кровати, закутавшись в одеяло. Мистер Уайт! - вспомнил я.
- Мистер Уайт! - попытался позвать пса, но слова застревали где-то в горле, выбираясь наружу каким-то прерывистым шелестом. Какой-то странный испуг овладел мной.
- Мистер Уайт, - просипел я. И, отчаявшись, завертел головой.
В стороне, в кустах, лежало что-то белое. Я едва мог разобрать очертания. Только белое неподвижное пятно. Не было ни лая, ни стона. Он мертв, - обожгла догадка. Больше его нет. От осознания потери что-то больно кольнуло в сердце. Сдавило клешнями и опалило огнем. Внезапно вернулась боль. Она навалилась страшной тяжестью, вдавливая меня в камни и пытаясь расплющить. Накатывала волнами, как будто облизывая языками костра. Боль нарастала. И небо, прояснившееся на мгновение, вновь стало красным. Сквозь накрывавшую сознание пелену до меня донеслись непонятные слова индианки. Они как будто повисли в воздухе. Окрасились в красный цвет. И, подобно гонимому ветром туману, растворились, унося с собою боль. Все исчезло. Наверно, я потерял сознание. И вновь погрузился в красное небо. Больше ничего не существовало.
Так происходило раз за разом. Я приходил в сознание. И через несколько минут снова погружался в красный туман. Вскоре граница между двумя мирами словно бы стёрлась. И уже невозможно было различить, где явь, а где призрачный мир видений. Потерялся счёт времени. Дни и ночи слились в нечто единое. Бредовое состояние поглощало все сильнее. Словно меня засасывало в трясину глубокого болота, и не было сил даже крикнуть. Не было ничего, за что можно было бы ухватиться. Я тонул в красном небе. Растворялся в красном тумане, и вместе с ним меня уносило потоком ветра.
Лишь иногда, ненадолго приходя в сознание, я успевал заметить, что мир вокруг изменялся. Сначала ко мне приблизилась туша мертвого медведя. Потом она отдалилась. А однажды я обнаружил, что куда-то исчезла река. Словно кто-то могущественный изменил ее течение, направив в другую сторону. Когда-же надомной появились ветки с большими пожелтевшими листьями, я догадался, что все это время индианка была рядом. Это она перетаскивала меня в новое место. Более безопасное и теплое. По опыту она знала, что лежать возле берега холодной горной реки крайне опасно. Может пойти сильный дождь, и тогда река выйдет из берегов. И унесет течением тех, кто окажется слишком близко.
Чего ей это стоило? Не давала покоя мысль. Она сама едва шевелится. И ползком, превозмогая боль, перетаскивала меня? Но зачем? Чтобы в день, когда все кончится, кто-то был рядом? Или у них такие законы в этих северных землях? Но ведь все трапперы говорят, что выживает лишь самый сильный. И если случилась беда, то самый сильный отбирает все у более слабых, обрекая их на верную смерть. Здесь каждый сам за себя. И нет места для жалости и сострадания. Но почему эта индианка не бросает меня? А почему я не бросил ее?
Кто-то притронулся чем-то очень холодным к губам. Красный туман рассеялся и очнувшись, я увидел, как она сунула мне в рот кружку и, что-то приговаривая, пыталась меня напоить. В ее глазах не было слез. В них играло что-то детское, забавное. Она улыбалась, и на щечках появились маленькие ямочки в уголках губ. Язык обожгла холодная вода. Но мне она казалась огненной. Видимо я давно не пил. Засохший, словно одеревеневший язык вновь начал ощущать вкус. Я закашлялся. От воды перехватило дыхание и спазмом сжало горло. Но вскоре все прошло. И ощущение жизни разлилось по телу. Послышался птичий гомон и шелест листьев на ветру. Индианка что-то проговорила. Но слов разобрать я не мог. Да и не пытался. Она, убрав кружку, прижалась ко мне. Ее черные густые волосы, пахнувшие травой, прильнули к щеке. От этого прикосновения сжалось сердце.
Мы все равно обречены. Теперь я понял это совершенно ясно. Зелёный океан деревьев не отпустит нас. Старый пропойца, мистер Рендон, был прав. Люди, незнакомые с северной страной, уходят и больше не возвращаются. От них остаются лишь белые кости, обглоданные зверями и занесенные снегом. А ведь я даже не видел здешних зим. Даже лета не смог пережить. Какая глупая смерть. Все из-за мертвых кусков желтого металла. А индианка? Если бы не я, жила бы своей привычной жизнью. А этот молодой индеец? Она же беременна! Ее ребенок. Ожри Гвижит. Он тоже обречён на смерть. И все из-за какой-то глупой ошибки. Лучше бы я тогда послушал старика. И сел на первый же корабль, идущий в Сиэтл.
Горечь подкатила к горлу. Наверное, из глаз потекли слезы. Потому что индианка, словно почувствовав, прижалась ко мне ещё сильнее. Она мелко дрожала. И изредка всхлипывала. Видимо, Вадзаих тоже понимала, что нам не выжить. Но почему-то не проклинала того, кто был причиной ее бед. Впрочем, теперь это уже было бессмысленно. Еще ночь, потом день. Уже скоро наступит момент, когда я не очнусь и останусь навечно в красном тумане. А потом и за ней придет смерть. Но что я могу сделать? Это неизбежно. Нет. Я должен жить. Ради нее. Ведь чем дольше я живу, тем меньше страдать придется ей. Я должен жить. Я должен исправить то, что натворил. Я должен...
Красный туман вновь окутал мир. Всполохи разных оттенков красного то и дело появлялись среди летящих по небу облаков. Иногда они закручивалась, превращаясь в огромные смерчи. И подобно торнадо мчались среди туч, засасывая в себя алые, переходящие в малиновый, а затем розовый оттенок небесных странников. Путешествующих по бескрайнему простору Земного шара. Как бессмысленна жизнь! Эти облака парили над зелёным океаном за долго до моего рождения. И будут кружится многие тысячелетия после смерти. Они видели начало жизни. И увидят ее конец. А я всего лишь мелкая песчинка, что лежит на черных камнях. Вот я есть. А вот уже и следа не осталось.
Раствориться. Как хочется уйти. Белый свет. Откуда! Он слепит глаза. Как может слепить глаза то, чего не вижу? Но боль от этого света вполне реальна. Это всего лишь память? Этот свет лишь в моей голове? Но нет. Я его вижу. Не могу понять, где источник. Нет никакой звезды. Нет солнечного диска. Красные облака словно светятся изнутри. И этот свет становится все ярче. Он нарастает. В нем исчезает все. Исчезает небо, тучи. Даже красные смерчи словно тают в этом белом ярком свете. И где-то вдалеке едва видимая белая фигурка бежит ко мне. Мистер Уайт, какая белая шерсть у него. Наверно, она тоже светится. Большими скачками он несётся в мою сторону. Уже различим длинный розовый язык. И блеск весёлых глаз. Его уши задорно торчат над головой. Как в те моменты, когда он бежал за каким ни будь зайцем, позабыв про все на свете. Тогда он был счастлив. И мир для него переставал существовать. Он несся подобно птице, ощущая, как свистит ветер, и большие лапы, едва касаясь мягкой земли, отрываются от нее, взмывая в верх, к солнцу.
Вот он поравнялся со мной. Его большие лапы ударили меня в грудь. А горячий язык прикоснулся к лицу. Мистер Уайт облизывает, как делал всегда. Он ластится и ждёт, когда я погляжу его. Он счастлив. И мне хочется, чтобы он всегда оставался рядом. Хочется ощущать, как мягкая шерсть струится между пальцев. И холодный нос тыкается в руку. Задорный взгляд зажигает что-то в сердце. И тянет к себе. Мне хочется бежать вместе с ним по облакам. Бежать вечность. Ощущать лёгкий ветер на лице. И слушать весёлый лай Мистера Уайта.
И я бежал. Бежал, а он, радостно свесив язык, летел рядом. Где-то внизу плыло зеленое море деревьев. Появлялись и исчезали бурлящие горные реки. Перекатывающиеся через каменные валуны и подавшие вниз с огромных скал бушующими водопадами. И качались макушки высоких деревьев. А далеко впереди виднелись горные вершины, покрытые шапками снега. Похожие на призрачное видение в голубой дымке неба.
На душе стало спокойно. Больше не было боли. Не было сломанного плеча. Ощущалась лёгкость. Такую лёгкость чувствуют только лишь птицы, расправившие крылья и отдавшиеся потокам воздуха. Словно прошлого не существовало. И я просто парил среди облаков. Больше не было времени. Не было вчера и завтра. А были только горы, видневшиеся на горизонте. И яркий свет, который сиял в небесах где-то высоко, высоко. Я бежал к нему вместе с Мистером Уайтом. И я был счастлив.
Откуда-то доносился грохот бурной реки. Голос индианки. Взволнованный и, кажется, испуганный. Она что-то кричала и трясла меня. Я не мог понять что. Да это было и не важно. Уже не важно. Белый свет нарастал. Он становился сильнее. Белые светящиеся облака окружили нас с Мистером Уайтом. А где-то над синими горами появилось слепящее пятно, размытое в белой пелене. Оно казалось миражом. Призрачным и тянущим к себе. Индианка больно ударила ладошкой по щеке. Прижалась к груди и задрожала. Я остановился. Мистер Уайт тоже. Он удивлённо посмотрел на меня, словно зовя с собой. Его белая шерсть светилась. И весёлый блеск в глазах, казалось, улыбался. Громко гавкнул и ожидающе взглянул на меня. Не получив ответа, он отвернулся и побежал. Я смотрел, как белая фигурка собаки летела к горящему светилу. Постепенно растворяясь в белом тумане. Его шерсть светилась все сильнее и становилась все призрачнее, словно размытое пятно, расплываясь по белому холсту. Вдруг он остановился и обернулся на меня, бросая прощальный взгляд. Мне захотелось к нему, и я уже было приготовился рвануть вслед за ним. Но Мистер Уайт, качнув головой, отвернулся и исчез в белом слепящем свете.
Открыв глаза, я с трудом разглядел нависавшие надомной ветки. Они качались. Наверное был ветер. Потом появилась индианка. На ее заплаканном лице сверкали радостные глаза. Откуда-то донёсся тихий мужской голос. Наверно мне показалось. За ним послышался ещё один. На пол тона ниже. И чей-то смех. Я повернул голову. Вдалеке на берегу реки. Среди черных камней виднелись размытые фигурки. Индианка улыбнулась и что-то весело крикнула. Фигурки остановились, словно застыв в нерешительности, и через мгновение направились к нам. "Люди"! - мелькнуло в голове. Спасены!