Индейцы, громко переговариваясь между собой, таскали из леса большие сучья для погребальных костров. На большой поляне с рыхлым, перепаханным ногами снегом уже лежало несколько десятков куч хвороста. Большие, черные, они возвышались над землей, подобно аккуратным, выровненным по краям сооружениям. Чем-то напоминавшим лесные хижины. Мужчины подтаскивали срубленные ветки и не очень толстые бревна. По одной закидывали на верх. Где их принимали другие, забравшиеся на кучи индейцы, которые специальным образом, о котором знали лишь они сами, аккуратно укладывали друг на друга.
После битвы прошло уже несколько дней. Тела убитых собрали в одну кучу на краю поляны. Кровь засыпало снегом. И о том, что здесь произошло, напоминали только детские глаза, в которых уже не было слез. Но вместо них там было нечто более страшное. Очень глубокое и тоскливое. Нечто взрослое. Которое заставляло опускать взгляд. И сжиматься от боли что-то внутри. Племени Ручья Волков больше не существовало. Индейцы убили всех мужчин. А оставшихся в живых женщин и детей приняли в свое племя. Законы этих мест были суровы. Как и сама природа вокруг. Справедливая месть всегда настигает обидчиков. Видимо, индейцы как-то прознали про то, кто стоит за нападением на их лагерь. А за действия вождя отвечает все племя.
Я стоял в стороне и молча наблюдал за ними. Мое желание помочь воины племени отвергли. А настаивать я не стал. Они смотрели на меня, как на чужака. И наверно, я действительно был чужим для этой страны. Она не принимала меня. Как никогда ранее, я вдруг ощутил одиночество. Этот мир был чуждым для меня. А я здесь был столь же лишним, как белый медведь в джунглях Амазонки.
Индейцы проходили мимо, волоча за собой голые, похожие на мертвые скелеты какого-то животного, связки хвороста. И бросали в мою сторону взгляды, в которых читалось пренебрежение, неприязнь и иногда интерес. Время от времени перебрасывались не понятными для меня фразами. После чего громко смеялись.
Наблюдая за ними под большой раскидистой сосной, нависавшей надо мной зелеными пушистыми лапами. Я невольно вспоминал Техас. Широкие поля, засеянные кукурузой и другими злаками. Пыльную дорогу, что тянулась двумя колеями меж них. Свою лошадь Викторию. Там всегда было очень светло. Солнце висело над землей, как яркий огненный шар. Горячий, жаркий, от которого не куда было спрятаться. Но легкий свежий ветер, колыхавший початки и заставлявший шелестеть длинные листья, мягко касался лица, отгоняя горячий воздух. И в эти мгновения хотелось скакать на Виктории вместе с ним. Скакать над полями и, свесившись в седле, ловить ладошкой большие головы кукурузы. А потом выскочить на бескрайние просторы, засеянные пшеницей и вихрем пронестись поверх нее, подняв большую волну. Вспомнилась мисс Анет. Где она сейчас? Может в Номе. Или Доусоне. Кто знает. А может вернулась в Техас. Почему-то она казалась невероятно далекой и чужой. Сколько не силился, я не мог представить ее здесь, в этой Северной стране. В кожаной куртке, мокасинах, с меховой шапкой и рукавицами.
Мои размышления прервал индеец со свернутым на бок носом. Он подошел ко мне и что-то сказал, махая рукой в сторону Земли Волков. Я не понял его. И бросил взгляд туда, куда он указывал. Нас окружал густой лес. Черные стволы голых тополей тянули свои кривые ветви к небу. А между ними красовались редкие сосны, зеленевшие хвоей, присыпанной снегом. Вопросительно посмотрел на него. Индеец опять что-то проговорил, но теперь уже медленнее, и сделал какой-то жест рукой, сложив ее причудливым образом.
- Да чего тебе надо, - выпалил я.
Индеец опять что-то сказал и махнул рукой, но теперь уже в противоположную сторону.
- Я не понимаю тебя, - отмахнулся от него.
Тогда индеец отломал веточку из торчащего рядом куста и принялся старательно выводить что-то на снегу. Провел одну полоску, потом еще одну, которая изгибалась дугой вниз. Соединил их. Ткнул палкой в один конец дуги, в другой конец. И нарисовал черточку на полоске сверху. Потом указал палкой чуть выше черточки и махнул рукой в направлении Земли Волков. Затем ткнул ей в один конец дуги и произнес что-то, отдаленно напоминающее "Фот-Юкон". Ткнул в другой и, кажется, назвал город "Доусон". Карта - догадался я. Но зачем? Они хотят меня прогнать? Туда? К волкам? Судя по нарисованной индейцем схеме, до Доусона было идти ближе. Но все же. Это миль сто. По морозу. По снегу. Я просто не дойду. Молча взглянул ему в глаза. Кажется, он понял мои переживания, но качнул головой и что-то выкрикнул, оскалив зубы. После чего ткнул палкой в дугу где-то недалеко от соединения с прямой линией. Наверно, Форт-Игл или Серкл, - вспомнил я карту, что была со мной до встречи с медведем.
Индейцы заканчивали таскать хворост. К некоторым кучам уже подносили трупы умерших, взявши их за ноги и руки. А потом, изловчившись, приподнимали, передавая двоим. На верху куч. Те вытягивали мертвецов и аккуратно укладывали что-то, пришептывая и сопровождая слова странными жестами. Видимо, имевшими ритуальное значение. Я проводил взглядом труп красивой женщины. Той самой, над которой плакал мальчик. В след за ней индейцы тащили труп ее мужа. Отца того мальчика и девочки. Одетые в красивую одежду. С нашитыми на нее украшениями. Поблескивающими на свету начищенными медными монетками и искусно вырезанными из ивы бусинами.
На их запястьях виднелись глубокие красные надрезы. А глаза безжизненно смотрели в небо. Индейцы подняли женщину и мужчину на одну из куч и аккуратно положили вместе. Они лежали на спине, прижавшись друг к другу. Неподвижные и безучастные. В этот миг мне почудилось, что где-то рядом провожают родителей большие детские глаза. Оглянулся, но никого не было. Только вдалеке за деревом показалась какая-то маленькая тень. И тут-же исчезла.
- Ладно, я все понял, - бросил взгляд на индейца. И медленно поплелся в сторону хижин.
Хотелось увидеть Вадзаих. Обнять ее и попытаться объяснить, что это не на долго. Я обязательно вернусь за ней. И заберу из этого племени. Заберу у Француза. Да пусть она будет хоть у самого дьявола. Я обязательно ее найду и... А что и, - мелькнуло в голове. Женюсь на ней? Привезу в Техас? Или останусь вместе с ней в этой чужой для меня стране? А мисс Анет? Ведь мы обручены. Но теперь что-то изменилось. Я чувствовал, что все стало не так, как раньше. Тогда, когда только приехал в эти полярные земли. Совсем не так. Но как? Мисс Анет. Она любила того Леверта. Скачущего по полю на Виктории. И гоняющего быков на пастбища. А сейчас? Как же все это далеко. И, наверно, я никогда не стану прежним. Нет. Нет. Никогда. Теперь я чувствую это. Тот Леверт умер. Там, у черной ледяной реки. Он остался лежать среди валунов на черной холодной гальке. Вместе со своим верным псом мистером Уайтом. А я уже не тот человек. Нет, уже не тот.
Индеец плелся за мной следом. Под его мокасинами скрипел снег. И вдруг меня объяло странное желание ударить его. Этот скрип выводил из себя. Он словно пробирался в черепную коробку и скреб по мозгу когтями. С какой-то садистской, изуверской медлительностью. Словно бы ему действительно доставляло удовольствие скрипеть около меня. Я резко обернулся и встал, сжав кулак. Индеец тоже остановился и с удивлением посмотрел на меня. Потом что-то выкрикнул и показал рукой в сторону куч хвороста. Затем поднес ладонь к горлу и сделал не двусмысленный жест.
Мой взгляд упал на лежащих по верх веток мертвую индианку и ее мужа. Один из мужчин подошел к ним и аккуратно, поочередно принялся раскладывать какие-то вещи. Сначала положил нож с рукояткой, раздвоенной на конце. Затем на грудь охотника - лук со стрелами. Какую-то палку с привязанным к ней камнем. Еще один камень. И сверху закинул кусок трухлявого пенька, лежавшего рядом с кучей. Вспомнился сон. Пляшущие воины с копьями. Как на их лицах играли языки костра. И неожиданно, мне почудились черные глаза. Глубокие, как сама бездна. Странно, но в них больше не было испуга. Лишь внимательный взгляд. Нежный и словно ожидающий.
- Да пошел ты, - процедил я и, отвернувшись, поплелся проч.
Выйдя на дорогу возле вигвамов, повернул к Дому Женщин. И сделал было несколько шагов, но индеец вдруг зашагал быстрее. Противный скрип стал сильнее. И его рука легла на мое плечо. Я скинул ее, продолжая идти. Но он схватил за куртку и резко отбросил в сторону. Тогда я не выдержал и накинулся на него. Мы сцепились с ним, как два диких зверя и повалились на землю. Холодный снег лез в лицо. Но я его не ощущал. Индеец был сильным. А мне так не хватало второй руки. Но все же я побеждал. Удачно повернувшись, я перевалил его через себя и, положив на спину, забрался сверху. Где-то сзади послышались торопливые шаги и чьи-то крики. Кажется, я пришел в себя, сбросив гнев, поглотивший мой разум. Поднял глаза и увидел Вадзаих.
Она выглянула из-за шкур, закрывавших вход. Индианка не могла ходить, и наверно, ей стоило очень больших усилий доползти до него. В ее глазах было нечто странное. Словно извиняющееся. И вместе с тем они были полны боли и нежности. Вдруг я почувствовал, что больше не нужны слова. И этот проклятый язык, который сам черт не разберет. Ее глаза говорили без слов:
- Прости.
- За что?
- Просто прости, - она опустила взгляд и словно тайком посмотрела на меня.
- Я прощаю.
- Прощаешь?
- Всегда прощаю.
- Не отпускай меня...
- Не отпущу.
- Я...
Чьи-то руки схватили меня за плечи и рывком подняли на ноги. Резко, как будто я был лишь игрушкой, развернули и толкнули в спину. Вокруг было с десяток индейцев. Они что-то галдели и визжали. Один из них сунул мне в руку палку с привязанным к ней кремнем. Еще один булыжник затолкал за шиворот. И резко толкнул в спину. Я оглянулся назад, но Вадзаих уже не было. Индеец снова толкнул, за ним еще один. И они погнали меня, словно быка из вольера. Под громкое улюлюканье и тычки.
Уже на льду реки, отогнав меня на несколько сот ярдов, они отстали. Их крики постепенно стихли. И я погрузился в снежную тишину Аляски. Отойдя от своих провожатых, обернулся на лагерь. Он возвышался на высоком холме у берега, прячась за высокими деревьями. И где-то там стояли черные глубокие глаза индианки. А чуть в стороне, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, поднимался к опускавшимся на землю сумеркам белый, еще робкий дымок от зажигаемых костров.