За несколько дней, которые Лавчайлд потратила на то, чтобы кататься по кровати от растаскивающих ее в разные стороны боли и сумасшествия, нашептанного многократно усилившимся запахом, она успела приблизительно, примерно сообразить, как же ей выбраться живой и - хотя бы относительно - здоровой из этой западни. В краткие периоды беспокойного сна, когда зрачки метались под опущенными веками, ее мозг, против воли сознания, прокручивал варианты. И, наконец, когда девушка начала приходить в себя, она поняла, что знает, как действовать. Разумеется, это потребовало бы определенных жертв - но ничего страшнее, чем смерть в этом вонючем бункере, явно помыслить было невозможно.
Ребекка села на кровати, перекинула через костяшки пальцев таблетку обезболивающего, словно монетку, и улыбнулась.
Когда Лавчайлд привели в лабораторию, после недельного перерыва она едва узнала помещение. И кое-что ей понравилось - например, ряд склянок с узнаваемыми надписями на латыни на этикетках.
- Вы согласились выполнять все мои прихоти? - с улыбкой спросила Ребекка. Ей ответила миз Брук:
- Конечно. И даже больше... - женщина махнула рукой на удобное кресло, напоминающее гинекологическое, сменившее пыточные приспособления с ремнями, на которых пленницу растягивали ранее, - Аманда, займись ею.
На этих словах Мишель развернулась на каблуках и вышла из лаборатории, кажется, обрадованная тем, что ей не придется касаться Ребекки. Лавчайлд тоже повеселела, особенно от осознания, что Бен не будет в этот раз присутствовать.
- Это рядовое обследование, - сказала Аманда, когда Ребекка разделась и легла, - на основе его результатов мы будем строить дальнейшую линию исследований.
- Вот как.
Аманда улыбалась так, словно они с Лавчайлд были подружками и одна просто оказывала другой любезность.
- Мы, конечно, никуда не торопимся, но уже потеряли неделю, а мне еще нужно вернуться в университет, Мишель - на работу. Приходить со временем сюда станет сложнее, - щебетала девушка, видимо, не осознавая, что говорит, - но тебе будут предоставлены все условия. Как, нравится твое новое кресло?
Ребекка презрительно хмыкнула. К ней наклонилась миз Брук.
- Что ж, я пойду, а вы с Амандой поработайте немного. Я вижу, вы уже сдружились. Ах да, вот еще что. Я наказала Бену впредь пользоваться презервативами, - женщина улыбнулась, - надеюсь, близость с мужчиной пойдет тебе на пользу.
Она потрепала пленницу по щеке.
"Знаете, что самое пугающее в нем? - мысленно сказала Ребекка в спину миз Брук, - это его рот. Черная дыра, кажется, оттуда вот-вот полезут змеи, тараканы. Я хотела бы разорвать этот рот, чтобы в него мог проникнуть свет. И чтобы он перестал походить на Ваш."
Когда обследование было окончено, Лавчайлд спрыгнула с кресла и начала одеваться. Аманда не поднимала головы, что-то записывая в журнале. Ребекка уже было подумала, что сейчас ее поведут в столовую и собралась спросить о меню - выполнили ли и эти ее пожелания?.. Но прежде, чем девушка открыла рот, Аманда заговорила.
- Я от тебя такого не ожидала. То есть, конечно, ты торгуешь собой и все такое, но...
- Прости? - Лавчайлд опешила.
- Я так удивилась, когда узнала, что ты переспала с Беном, - щебетала Аманда так, словно говорила о погоде, - я вообще странно свыкаюсь с мыслью, что ты проститутка. Мне казалось, они не такие... Ну, вульгарней... А тебя так даже и называть не хочется. Правда. "Слышал брань я, Но хуже нет для девушки прозванья."*
- Замолчи, - устало отмахнулась Лавчайлд. Ей хотелось плакать. С Мишель она бы не стала даже говорить на эту тему, но Аманда была ей даже немного приятна... И Лавчайлд как прорвало: она села на кушетку, словно ноги ее вмиг онемели и начала плакать, сначала тихо, закрывая руками глаза, затем, громко, зажимая уже рот. Но тщетно. Только спустя несколько минут девушка смогла всхлипывать потише и попросила у Аманды сигарету.
- Но тебе же нельзя... запах...
Лавчайлд подняла на Аманду взгляд, и выражение ее лица - одновременно злое и страдающее, заставило Аманду вздрогнуть. Она беспрекословно протянула пачку сигарет.
- Ты даже вообразить себе это не можешь. В каждой компании помнят, что ты проститутка. Даже если ты одета приличнее, чем прочие женщины, все присутствующие смотрят на тебя, и, прежде чем заговорить, мысленно повторяют: она - шлюха. Никто не забывает об этом. Ни на секунду. И ты сама - тоже не забываешь. Как только выходишь в общество.
Лавчайлд с трудом закурила: пальцы дрожали и не слушались, соскальзывая с колесика зажигалки. Когда же ей наконец удалось прикурить, несколько минут Лавчайлд молчала. Только когда от сигареты осталось меньше трети, она заговорила:
- Ты, должно быть, из богатой семьи. Единственная твоя проблема - это твоя вонь, так? - она намеренно говорила грубо, ей хотелось, чтобы Аманде стало так же больно, как и ей, - а у меня все наоборот. Чудный запах самки и большие сиськи. Как думаешь, сколько путей у девчонки из трущоб в блистательном центре города?
Аманда пожала плечами.
- Ну, ты могла бы выучиться, получить профессию и пойти работать...
- Кем? - саркастически переспросила Лавчайлд. Губы ее дрожали, - у меня нет денег на то, чтобы учиться! Я заканчивала школу в трущобах, там не выдают грантов на университет!
Аманда попятилась. Искаженное страданием лицо Лавчайлд пугало ее больше, чем если бы оно пылало гневом.
- Ты могла бы стать горничной.
Лавчайлд ответила издевательским смехом, затушила сигарету прямо о столешницу, рядом с рукой Аманды и ее дурацким лабораторным журналом.
- Какая же ты дура. У тебя в доме когда-нибудь была горничная? Ты знаешь, что твой отец или брат ее трахал? Очнись, мы не в девятнадцатом и даже не в двадцатом веке, всю домашнюю работу выполняют машины! Даже в трущобах у каждого есть роботы-пылесосы начала века!** Единственная работа, на которую ты можешь рассчитывать - это проституция. Перед тобой встает только один вопрос: как это называть.
- Извини! Я... Я ничего этого не знала, - промямлила Аманда, хлопая длинными ресницами глупых круглых глаз, - я думала, это твой сознательный выбор.
Лавчайлд хотелось ее ударить. В этот момент она ненавидела милашку Аманду больше, чем Бена, чем Квинна и всех своих врагов вместе взятых.
- Если бы я только могла вырваться из этого порочного круга... Как плату, как прощальную цену я готова предоставить все, что угодно. Я готова выйти на площадь и разрешить сотне или двум мужиков отодрать меня, только если на этом заработаю достаточно денег, чтобы исчезнуть, сменить имя и внешность... и больше никогда не ложиться в постель из-за голода.
Аманда отвернулась, закрыв лицо руками.
- Ты омерзительна.
- Ты, со своим инфантилизмом, тоже.
Аманда срывающимся голосом прошептала еще одну строку из Шекспира: "И всем известен злой ее язык", что вызвало улыбку Ребекки. Она продолжала смотреть на острые лопатки Аманды, обтянутые зеленым шелком блузки. Когда девушка повернулась, ее лицо было красным.
- Мир без насилия и секса бесполезен, - Лавчайлд взглянула исподлобья, - это основные пути достижения своей цели. Через шантаж или запугивание, но даже деньги не столь эффективны... Впрочем, деньги добываются и через первое, и через второе, разве не так?
Аманда попятилась.
- Зачем тебе сексуальная привлекательность? Чтобы отдаться парню под луной, а потом сыграть свадьбу в католической церкви и жить с ним в милом домике за белым штакетником?
- Нет, я вовсе не собираюсь... просто мама... "Мой долг святой - повиноваться старшим." Ох. Я знаю, - Аманда с трудом вдохнула, - что секса и насилия нет только в детстве. Не надо держать меня за дуру. Но я хотела бы...
Ее слова заглушил горький смех Лавчайлд.
- Это у вас, богатеньких. А у нас в трущобах тебя начинают продавать, как только в рот начинает помещаться член.
Аманда охнула и снова отвернулась.
- Это мне бы стоило бояться секса и ненавидеть всех, кто только испытывает ко мне - или вообще к женщинам - влечение. Но я почему-то обзавелась меньшими тараканами, чем ты, девочка. И мне, в отличие от тебя, мой запах нужен как воздух. А ты идешь на поводу у мамочки, я правильно поняла? Она ведь у тебя влиятельный человек, эта миссис Брук.
Аманда пискнула и бросилась вон из лаборатории.
Лавчайлд ухмыльнулась. Ее способность видеть неочевидное не была чем-то сверхъестественным: просто логика и интуиция, помноженные на наблюдательность. Но эти люди собирали о ней информацию у Квинна, а значит - считали, что она ведьма. В глубине души, но все же считали.
Препроводить пленницу в столовую явились Мишель и Бен. Видимо, Аманда где-то рыдала или жаловалась миз Брук. Пока Лавчайлд проводили по коридору, она почувствовала, как откуда-то вновь доносится свежий запах недавно прошедшего дождя, и у девушки защемило сердце. Ей отчаянно хотелось на свободу! Но ей предложили нечто иное.
- Я помню, что ты говорила о физической активности. Тебе нужно, чтобы у тебя вырабатывался адреналин, так? - миз Брук села напротив медленно потягивающей горячий кофе Лавчайлд.
- Да.
- Что ж, тебе повезло. У нас здесь есть бассейн и свободное помещение. Хочешь, чтобы мы установили там пилон для тебя?
Миз Брук откинулась на спинку кресла, глянула на пленницу испытующе.
- Когда я была молода, я была влюблена в одного проповедника. Сумасшедшего фанатика и обманщика, разумеется. Он говорил, что скоро наступит конец света, так что я, молодая глупышка - но, знаешь ли, уже неимоверно богатая, построила этот бункер, надеясь спастись.
- Какая отличная теория. Было приятно в нее поверить? Мир с нехваткой женщин. Кого тогда интересует запах, так?
Лавчайлд не рассчитывала, что миз Брук будет реагировать так же бурно, как ее более молодые напарницы, и оказалась права. Однако ее слова заинтересовали женщину.
- Ты уже отбрила обеих моих напарниц, - ухмыльнулась миз Брук, - я все видела и слышала. В первый раз - лично, второй - через камеру. У тебя острый язычок, девочка. Впрочем, неудивительно. Другие из трущоб и не выбираются.
- Другие в трущобах и не водятся, - пожала плечами Лавчайлд. В ситцевом легком платье она сейчас не походила на пленницу - казалось, просто две женщины решили немного поболтать после работы. Две подружки. Нельзя было и заподозрить Лавчайлд во всем том, чем она занималась раньше: шпионаж, проституция, заказные убийства. Девушка была само очарование.
- Я так и подумала, - вздохнула миз Брук, наклоняясь и подаваясь вперед, - а насчет меня можешь что-нибудь сказать? Угадать, трахает ли кто-нибудь меня?
Лавчайлд покатилась со смеху. За то время, которое понадобилось ей, чтобы успокоиться, кофе почти остыл.
- Вот уж никогда не думала, что когда-нибудь услышу от Вас такое слово. Ну что ж... С Вами тоже все понятно. Вы не мисс, а миссис, у Вас есть муж, вероятно, тот самый проповедник, но он Вас совершенно не устраивает, - девушка тоже наклонилась вперед, впиваясь взглядом в зрачки собеседницы, - всю свою жизнь Вы положили на учебу и работу, думая, что это принесет Вам успокоение. И привлечет хоть кого-нибудь. И, да, не сказать, чтобы Вы так уж просчитались - кто-то все-таки засыпает у Вас под бочком каждый вечер. Неврозы, подтачивавшие здоровье в юности, казалось бы, позади. Но вот Вам исполняется сорок пять... И тут Вы понимаете, что тело уже не такое упругое, на лице морщины, Вы не великий ученый, а имеет Вас хлюпик с пузцом и крошечным членом, который Вы даже не чувствуете.
Миз Брук побледнела, затем, спустя миг - покраснела и глубоко вздохнула. Должно быть, она, как и Мишель, собиралась залепить собеседнице пощечину, но сдержалась, памятуя, что сама попросила ее говорить.
- Муж опостылел, Вам хочется другого мужчину. Любого, только чуть лучше, даже пусть ненамного. Бен? Но ведь он Ваш сын. Это видно невооруженным глазом. Фамильное сходство, извращенный тяжелым детством - о, исключительно в обонятельном плане - разум. Мишель? Вы не бисексуальны. Казалось бы, безвыходная ситуация. И тут Вы узнаете обо мне. И теперь Вы намерены сделать мое существование здесь невыносимым, но одновременно дающим плоды, так? Бассейн, вкусная еда, платья. И Бен. Чтобы я не забывалась. Такая глупая позиция!
Миз Брук вскочила, провела руками по бедрам - быстрое нервное движение, замаскированное под простое приведение юбки в порядок.
- Довольно. Я поражена Вашей проницательностью, Ребекка. А теперь давайте... Вы посмотрите на бассейн.
Ребекка смогла ежедневно плавать в бассейне. Но удовольствие портило то, что Бен наблюдал за ней, хоть и не слишком пристально. Должно быть, Лавчайлд в закрытом купальнике мало волновала его чувства. Таким образом, наедине девушка оставалась только в душе. И то, каждый раз она тряслась, ожидая, что дверь распахнется, войдет Бен... Однако целую неделю не случалось ничего плохого. Напротив, казалось, наступила светлая полоса. Мишель и Аманда записывали за Лавчайлд рецепты ее притираний, духов и бальзамов, почти не выходили из лаборатории, но и ее туда не приглашали. Миз Брук время от времени ходила измерить давление и температуру пленницы, качала головой и, натянуто смеясь, уверяла, что день ото дня Ребекка хорошеет. Бен молча смотрел исподлобья, где бы они с Лавчайлд ни находились. Но это длилось лишь до поры, до времени. Когда Лавчайлд наконец пригласили в зал, где она могла размяться, их общение с Беном внезапно возобновилось.
Лавчайлд с удовольствием размялась на коврике в углу большой комнаты, чувствуя, как позабывшие движение мышцы приходят в тонус, мгновенно твердея. Потом девушка двинулась к старому другу - пилону. Бен наблюдал за ней: Лавчайлд подошла к шесту не как стриптизерша, скорее, как спортсменка. Хлопнула в ладоши, вздохнула, готовясь, и легко вскинула тело наверх, держась за пилон только одной рукой. Гладко округлились под кожей мышцы, дрогнули от напряжения раз-другой, пока Ребекка не сменила руку.
Бен замер, пораженный: он считал пленницу абсолютно безопасной... Больше того, слишком крупной, чтобы легко двигаться: слишком большая грудь, слишком широкие бедра. Не та девчонка, которая прошмыгнет под дверью, как котенок. И вот теперь, глядя на то, как без труда Ребекка крутится на пилоне, словно чемпионка, он подумал, что, возможно, недооценил Лавчайлд.
Тем не менее, несмотря на то, что он был заворожен представлением, которое устроила пленница, когда она опустилась на пол, Бен схватил теннисный мяч и с удовольствием запустил им в голову Лавчайлд. Девушка охнула и обернулась, потирая затылок. Она забыла, что находится под непрекращающимся наблюдением.
- Больно, - пробормотала она. Бен словно не услышал. Он медленно, но уверенно и неумолимо начал идти к девушке. Вскинул руку, нацелившись то ли на ее шею, то ли на грудь.
- Прочь от меня, - затравленно пробормотала Лавчайлд, вжимаясь спиной и затылком в стену. Если бы она могла, то исчезла бы, просочилась в другую комнату, но она даже была лишена возможности сотворить простейший трюк...
- Не трогай меня. Не прикасайся!
Мужчина рассмеялся. И Лавчайлд улыбнулась. Она приказала себе - и страх перед ненормальным Беном истаял, уступив место похоти. Может быть, потому она и терпеть не могла идеальных красавчиков, подумала девушка, что отвращение к ним было с оттенком чувственности? Но в данном случае все было иначе - она ненавидела Бена не за его безупречную внешность, а за то, что он был гребаным извращенцем, трахавшим отвратительную Мишель и не гнушающийся насилием. И когда Ребекка приказала себе вожделеть его, страсть накрыла ее с головой, влилась в ноздри вместе с ее собственным ароматом - и запахом Бена, сильным, звериным, напоминающим о диких волках, подстреленных на охоте. Сила, скорость, кровь - и при этом - оттенок осознания своей печальной судьбы, страх. Даже - ужас. Паника. Но несмотря на то, что Бен боялся Лавчайлд не меньше, чем она его, он приближался. Наступал, как вражеская армия, как прилив, как стихийное бедствие.
- Что ж, если ты так уверен, я могу и потерпеть, - вскинула голову Ребекка, - ради моих подружек миз Брук и Аманды.
- Лгунья, - пробормотал Бен и прижал девушку своим телом к стене, - ты же меня хочешь.
Лавчайлд вздрогнула, но вовсе не испуганно. Особенно ее возбудило осознание, что перед нею такой же умалишенный человек, как и она. Вот только Лавчайлд "трезвела", когда ее феромоны утихали, а Бен - нет. Он намеренно тискал ее так, чтобы оставить синяки.
- Я готов быть погребенным под этой грудью, Бекки. Пусть мое надгробие будет таким!
Она потянулась к Бену, припала губами к его губам, сдвинула их выше, так что шея ее напряглась, пока не смогла поцеловать глаз парня... и тут же - вылизать его с рычанием, как будто готовясь вырвать и пожрать. Бен грубо ее оттолкнул и наотмашь ударил по лицу, щеку обдало огнем, но не болью.
- Да, ты запомнил мои слова, - захохотала Ребекка, призывно выпячивая грудь. О, она пыталась показать, что хочет боли, жаждет, чтобы он ударил ее, взял нож или бритву и провел ею между грудями, под ними, по внутренней стороне бедер - так, чтобы в первые секунды она не почувствовала ничего, а потом раны раскрылись, распахнулись алым цветком, распространяя боль, как круги на воде от брошенного камня. Она жаждала его насилия. Чтобы он укусил ее за язык, губы, соски, чтобы он кончил ей в рот таким образом, что сперма полилась бы из носа.
- Бекки, - хрипло пробормотал Бен, и Лавчайлд передернуло от желания и омерзения одновременно. От собственных мыслей ее вдруг затошнило. В их животный запах, слившийся из двух в один, вдруг ворвался едва заметный больничный душок из лаборатории.
В следующую минуту Бен протянул руку, схватил девушку и грубо бросил на пол, не заботясь о том, ушиблась она или нет, сцапал за щиколотку и дернул ее на себя. Лавчайлд заскулила - она ударилась головой, так что круги перед глазами прошли лишь через несколько секунд, и плечом, отчего правая ее рука отнялась. Она вновь почувствовала себя униженной и беззащитной, как всегда рядом с Беном. Составленный план уже казался ей жалким наивным бредом. Но шанс избежать надругательства уже миновал.
Бен грубо содрал с нее туфлю, порвав перемычку и чулок. Взял в рот ее палец, медленно облизал и тут же пребольно укусил. Кровь полилась по ноге Лавчайлд, девушка не смогла сдержаться и закричала в исступлении. Это было чертовски больно!
- Я не это имела в виду!
Бен не слышал. Оставил в покое надкушенную ногу, так что та безвольно упала ему на сгиб руки, пульсируя болью, и склонился над Лавчайлд. Грубо содрал с нее трусики и рванул ворот платья, так что пуговицы брызнули в разные стороны. И начал прилаживаться, как кот к кошке. Почти плача, Лавчайлд извернулась и пнула его в лицо - сильно, так что из носа у Бена тут же полилась кровь. Но он даже не обратил внимания. Только когда тяжело вздохнул и подавился, кое-как вытер под носом. Но кровь продолжила литься, окрашивая в алый его подбородок.
- Будь душкой, Бекки, - каждое слово вырывалось наружу с бульканьем, кровь пузырилась на губах мужчины, - ты же обещала сделать одолжение миз Брук и Аманде. Или я сделаю тебе так больно, что тебе не понравится.
Когда он склонился над пленницей и начал ее трахать, капли падали ей на грудь и лицо.
Потом он поделился с ней сигаретой и они так и сидели на полу, окровавленные, неловко подвернувшие под себя ноги, ссутулившиеся. Лавчайлд ощущала в голове удивительную легкость и полное отсутствие мыслей. Благословенное, подумала она и улыбнулась. Это слово гулко разнеслось по ее сознанию и исчезло, оставив после себя все тот же вакуум.
Бен затушил сигарету о доски пола и поднялся.
Он протянул руку, чтобы помочь подняться девушке, но она не приняла ее. Попробовала стянуть лишившееся пуговиц платье на груди, но не смогла. Ткань выскальзывала из негнущихся пальцев. Лавчайлд запрокинула голову и засмеялась так громко и отчаянно, пронзительным звуком, который не издавала с самой начальной школы. Она вспомнила, как мечтала о тихой жизни с Гарольдом Янгом, в большом доме, с йоркширским терьером, парой ребятишек и нежным, чувственным сексом раз в неделю. А вместо этого теперь она трахается в какой-то грязной дыре с извращенцем, у которого встает на кровь и мочу.
Бен проводил ее, хромающую, в камеру, но вышел не сразу. Он бережно опустил девушку на кровать и подождал, когда она перестанет рыдать.
- Ну-ну, не надо плакать, - ласково прошептал мужчина, присаживаясь рядом с Ребеккой на жесткую кровать, - ты такая красивая...
Грубые пальцы Бена скользнули по рассаженной губе девушки, причинив ей боль. Лавчайлд почувствовала, что растревоженная ранка снова закровоточила.
- Очень красивая, - мужчина облизнулся и встал. Лавчайлд прочитала по его губам: "тебе к лицу быть избитой" и отвернулась в смятении. Бен неслышно вышел. В воздухе каморки завис удушающий призрачный запах его довольства.
_______________
* Цитата из пьесы "Укрощение строптивой" Уильяма Шекспира.
** Подразумевается, что действия разворачиваются в середине или в конце двадцать первого века.