Бездыханное тело Золотой Рыбки, тускло поблёскивая чешуёй на солнце, валялось на дне разбитого корыта перед Старухой.
- Не сумел взять выкупа с Рыбки! - сокрушалась она, злобно поглядывая на засученные по локоть рукава Деда, тупо перебиравшего окровавленный невод.
- С паршивой овцы хоть шерсти клок, - пытался перевести разговор на оптимистические рельсы Дед, - хрен с ним, с новым корытом-то! Ушицу сварим. Кто ж знал, что по второму кругу чудеса творить она заортачится!
Из корыта начинало пованивать. Беспощадно палящее солнце делало своё чёрное дело, глумясь над останками морской красавицы.
- Сразу с шубы начинать надо было, идиот! - не унималась старуха, брезгливо занявшись мародёрством. Чешуйки от безвинно усопшей отделялись с большим трудом, что не могло не бесить Старуху.
"Освежевать рыбу не просто, а непростую рыбу - ещё труднее!" - осенило старую мародёрку. Однако, работа стоила свеч. Отделённые золотые чешуйки, как монетки, позвякивали, падая в бездонный кошель Старухи. Даже по самым приблизительным подсчётам "добытого" золота хватит и на новую стиральную машину, и на новую шубу, и на дом с банькой для Деда, и на дворец в центре столицы для себя любимой.
- На рыбьем меху шубу-то... - пытался острить Дед, но, взглянув на перекошенное недовольством лицо старухи, тут же осёкся.
Дед тоже умел считать в уме, поэтому никак не хотел злить Старуху.
Через год о Рыбке уже никто не вспоминал. Поскольку среди стерлядей она была непревзойдённой волшебницей, акулы с огромными банковскими счетами хоть и осыпали доступную красавицу золотом в порывах страсти, смотрели на неё, всё-таки, как на простое звено в пищевой цепочке их бизнеса.
Вместо дома Деду, как подельнику, Старуха купила новый невод, новый катер с мощным мотором и корочки рыбнадзора, следуя мудрости старой поговорки: "Голодающему не давай рыбы - дай ему удочку". Больше они никогда не встречались.
Дед , спустя какое-то время слышал от общих знакомых, что Старуха живёт во дворце на проценты от положенного в банк золота, что она сделала себе пластику и к ней похаживает какой-то студент. Фамилию его Дед не запомнил.
"Раскольников, кажется", - силился припомнить он через несколько лет, когда его навестил пристав следственных дел, представившийся Парфирием Петровичем.