Перечитывая те произведения, которые невозможно не перечитать, начал замечать что, некие смысловые пласты, превалирующие на общем фоне произведения при предыдущем прочтении, при повторном могут уходить на второй план, освобождая при этом место тем смысловым линиям, которые ранее были как бы замаскированы под фасадом первых. Но не об этом хотел сказать. Есть некие смысловые нюансы, не центральные, но почему-то запоминающиеся обязательно, так вот они, при повторном прочтении, могут оказаться не такими, какими запомнились изначально. Труд был мною прочитан и перепрочитан. Приходит в гости приятель, я цитирую на память этот смысловой нюанс, тот заявляет, что только что перечитывал это же место, и оно выглядит в смысловом восприятии иначе, чем я настаиваю. С людоедской, высокомерной ухмылкой эксперта предлагаю спорить на жидкую валюту. Находим труд, находим место, мой оппонент оказывается прав, мне неприятно, так как я спорил до хрипоты. И вот тогда, впервые, закралась идиотская на первый взгляд мысль, что книги это разумные существа, живущие свою жизнь, и преследующие какие-то свои, по отношению к человечеству цели. Что они способны намеренно изменять те смыслы, которые в них заключены, в зависимости от степени и характера восприятия каждого отдельного реципиента, и в зависимости от того, какой характер подачи информации на данный момент, тому наиболее необходим.
А далее было черноморское побережье, дикий берег, вдали от цивилизации, в костре горели даже не дрова, а целые бревна плавника, высушенного августовским солнцем до состояния воспламенения пороха, вдали, в море, ходовые огни рыболовецкого сейнера, море теплое, как тело любимой женщины. Девушка дайвер, вышла из пенного прибоя, после ночного погружения, неся на гарпуне подводного ружья очередную Скорпену, которую мой брат, кулинарный жрец-вуду, тут же берет в оборот, дабы совсем свежую запечь на углях. Портвейн плещется в жестяных кружках, на всех наваливается умиротворение последних отпускных дней. Дева вод морских, высушив длинные волосы цвета спелой пшеницы, неожиданно заявляет, что в соответствии с какой-то там теорией, после того как человечество покинет родную планету Земля, та достанется в наследство дельфинам и только им. Мой брат тут же становится "горой" за "своих", и решительно заявляет, что Земля после людей достанется немецким овчаркам и только им. Капитан спецназа хладнокровно настаивает на том, что наша планета перейдет под управление боевых роботов. Студент настаивает на том, что инопланетяне все приберут в свои зеленые руки. Я, думая о чем-то своем, наблюдаю как ненасытное пламя костра жадно подбирает все то, что расточительные люди так щедро предоставили в его распоряжение. Кто-то замечает, что своего мнения не высказал один я. Начинают приставать с тем, чтобы высказались все. Собираясь отшутиться, заявляю, что по моему компетентному мнению, планета Земля, после людей, достанется, уже на сегодняшний день самым разумным ее обитателям, - книгам. Проходит время, понимаю что никто не смеется. Более того, все всерьез начинают "трепать" эту тему далее, уже не обращая на ее родителя никакого внимания. Никто на самом деле не стал смеяться. Студент физфака, на полном серьезе рассуждал о том, что это вовсе и не должны быть ожившие фолианты, что вполне возможно это будут энергоинформационные матрицы, ожившие концепции, и абстрактные ядра с проявленной, и осознавшей себя внутренней фактурой. Темы хватило до утра.
Уверен, если наша Земля достанется в наследство разумной цивилизации книг, то за нее можно быть спокойным. Убежден в том, что цивилизация разумных книг будет и более разумна, и что еще значительнее гораздо более добра, чем цивилизация людей.