Аннотация: Каникулы на природе после унылого города - что может с ними сравниться? И под силу ли их омрачить отсутствию квартирного комфорта, комарью или замечанию странного лесника?
Дрожащий человек.
Для кого-то лес - просто слово, статья в энциклопедии: "более или менее значительное пространство, заросшее деревьями". Для кого-то - тёплое воспоминание из далёкого детства, полное запаха хвои и надоедливого комариного звона после дождя. А для неё это - целый мир, словно другая планета - многоцветная и бескрайняя, как море.
Вдох - и лёгкие упиваются кристальным, похожим на крепкий бальзам воздухом. В голове и всём теле - звенящая лёгкость. Кажется - дунь ветер - и вознесёшься пушинкой над пологом вековых сосен, любуясь укутанными в голубоватую дымку валами предгорья.
Лена блаженно потянулась, шагнув прочь от машины, разрывая последние нити, связывающие с городом, упругий русый водопад разметался по плечам. Пьянящий букет ароматов - палая хвоя, грибной дух, сосновая смола - ласкает ноздри, голову приятно кружит, естество растворяется в густой зелени, разбавленной салютами застенчивых лесных цветов. Лена разлеглась на ложе из высокой травы, торчащей из прогретой земли мясистыми саблями, поляна зазвенела заливистым смехом, прорвавшимся из свободной от урбанистических вериг груди.
Хлопок дверцы "Ниссана" и короткий клёкот сигнализации - даже он кажется в этом измерении птичьей трелью. Рядом возник Лёша с палаткой на плече - подтянутый, загорелый, коротко стриженный, сверкающий голливудской улыбкой.
- Наслаждаешься? Ну-ну... Давай, пока клещ не цапнет.
- Откуда клещи? - Лена томно прикрыла глаза. - Сезон уже прошёл.
- Сезон, не сезон, - какая им разница? - махнул рукой молодой человек.
Лена приподнялась на локте. Губки - обиженно надуты.
- Ну что ты за бука! Вечно малину подпортишь!
Девушка, встала, отряхнулась, глаза опасливо скосились на талию, к которой прилипли частички дёрна.
Палатка с шумом упала в траву, Лену подхватили могучие руки, земля улетела из-под ног и закружилась, словно на карусели. В голову ударило веселье, отшвырнув обиду, губы сами собой раздвинулись в широкой улыбке. Лёша аккуратно поставил подругу на землю. Лес ещё немного кружился перед глазами.
- Ленусик, не сердись. А же за тебя волнуюсь...
- Бог с тобой, прощаю, - она озорно чмокнула парня в щёку.
- Пошли, что ли, место дислокации выбирать, - по-молодецки воскликнул повеселевший Алексей. Палатка вновь вспрыгнула на плечо.
- А здесь тебе не нравится? - Лена обвела взглядом поляну.
- Темновато как-то... Но если хочешь, остановимся здесь.
И нашли. Метров через сорок лес нырял в уютную ложбинку, укутанную в сотканное из ярких солнечных лучей покрывало. Застеленная ковром мягкой травы площадка посреди неё идеально подошла для палатки. "Ниссан" нашёл приют под сенью разлапистых елей, сгрудившихся чопорной компанией около свежего валежника на краю ложбины.
- А теперь - на экскурсию! - объявила Лена, выбравшись из только что воздвигнутой двухместной палатки.
- А поесть? - удивился парень. На Божий свет появились два блестящих кана, купленных специально для нынешней поездки.
- Будем питаться солнечной энергией, - Ленин тон не терпел возражений.
- Ну, это ты у меня на солнечных батарейках, - флегматично отозвался молодой человек, сканируя валежник на предмет подходящих для походной кухни бревен, - а я на обычных, литиево-магниевых...
- Правда что ли, есть не хочешь? - обернулся к ней парень.
- Нисколечко!
Она не лукавила. Тело переполняла эйфория, энергия лилась через край, словно внутри работала электростанция. Какой там голод!
- Ради тебя, зая, я готов перейти на альтернативные источники питания, - Лёша вновь блеснул голливудским прикусом. - Только кострище сооружу...
С Лёшей они встречались почти два года, и проводить вместе лето на природе почти вошло в традицию. В прошлом году ездили с друзьями на сплав по Мрас-су. В этом решили обойтись без экстрима - пожить с недельку наедине с природой. Потом, как в прошлом году - в путешествие (тоже почти традиция). В этот раз остановились на Валааме. Лена давно мечтала увидеть знаменитый монастырь - не столько ради экзотики, сколь ради атмосферы.
От ложбинки тонким хвостиком тянулась узенькая, теряющаяся меж кустов черники тропка. Шагов через десять по ней отступивший лес вновь представал в первозданной горделивой мощи, возносясь к небесам строем старых мшистых сосен. Тропа сделала хитрый крюк, и подстилку из палой хвои с бугристыми вкраплениями мха и редких грибных зонтиков захлестнула яркая зелень черничника.
- Лёш, ты смотри! - восторженно выдохнула девушка. Зелёное море - сплошь в чёрную крапинку от ягод.
Вооружение - две пары пластиковых контейнеров с плотно закрывающимися крышками - плод Лёшиной предусмотрительности. Быстро же ему нашлось применение! Приятная неожиданность! За пару минут первый наполнился до краёв. Каждый квадратный метр открывал всё больше богатств - временами попадались и ежевика с малиной. Каждый шаг всё раздувал азарт сродни охотничьему.
Прохладное дуновение остудило ягодный пыл. Лена с трудом закрыла последний набитый под завязку контейнер. Сосны-долгожители, запахнувшиеся в тёмно-зелёные мшистые шали, обступали плотняком, да и солнце сместилось гораздо западнее. "Батарейки" начали садиться, "заговорил" желудок.
- Домой! - скомандовал Алексей.
Зашелестели в обратном направлении. Лёша сосредоточенно глядел под ноги, словно что-то выискивая.
- Лен, тебе наша тропа в глаза не бросается? - спросил он через пару минут движения.
- Только не говори, что мы заблудились.
- Да ты о чём! Мы всё прямо шли.
- Когда столько ягод, "прямо" - понятие растяжимое.
- Твоя правда, - усмехнулся парень. - Стоп! Вижу! Лен, сюда! Вон, и дерево поваленное, мимо которого шли...
Шагах в пяти и впрямь проглянула тропинка-хвостик. Лена последовала за другом, "подзаряжаясь" черникой прямо с куста и предвкушая костёр с ароматным дымом, щедро промасленную кашу - с пылу с жару. Черничное море отхлынуло, но вместо заветной ложбинки - темнеющая чаща с хмурыми елями и скрипучими соснами, будто бы бросающими на пришельцев брезгливые взгляды - как скряга-хозяин на незваных гостей. Да и тропинка словно растворилась в неровном зыбком дёрне.
- Лёш! - недовольно протянула девушка. - А ты точно Лёша? Может всё-таки Ваня?
- Эм-м?!
- Ваня Сусанин...
- Кончай прикалывать! - нервно отозвался Алексей. - Кажись не в ту сторону пошли. Блин, да где тропинка?! Чё за фигня? Лешак путает...
- Это какой? - изогнула бровь Лена. - Вон тот, что ли? - она махнула рукой в сторону не то коряги, не то корня-выворотня, сплошь заросшего мхом вперемешку с жухлой травой, здорово похожего на огромную нескладную человеческую фигуру, растопырившую руки в жутких объятиях. - Пойдём, попросим, чтоб выпустил! Здравствуй, дедушка леший! - Лена наигранно-подобострастно поклонилась.
- Здравствуйте, коли не шутите, - донёсся сзади незнакомый голос.
От неожиданности Лена отпрянула, едва не вписавшись в "лешего". Но ещё больше её поразил обладатель голоса - дедок лет шестидесяти в застиранных камуфляжных штанах, серой матерчатой жилетке поверх болотно-зелёной футболки и похожей на гномий колпак шапке. Усиливал сходство со сказочным существом рост (на полголовы ниже девушки) и пышная кудрявая седая борода. Из-под пепельных кустистых бровей озорно сверкали серо-голубые, похожие на льдинки глаза.
- Да, - усмехнулся "гном". - Видок у меня, конечно, тот ещё, понимаю... Но уж какой есть... Заблудились, наверное?
- Типа того, - Лёша сделал неопределённый жест.
- Компаса нет?
- Не захватили. Просто за черникой отошли на сто метров...
- Нельзя в лесу без компаса, - покачал головой лесник. - Вроде бы и рядом с лагерем, а заплутаешь. Лесные тропы они такие - вроде идёшь по ней, а тут раз - и нет.
- Вот-вот, - закивал Алексей, - прямо как у нас.
Заскучавший Ленин желудок громко заворчал.
- Вижу, вы устали, - продолжал старик. - Предлагаю дойти до меня. У меня как раз борщик готов.
- Вы очень любезны, - благодарно улыбнулась девушка.
Лёша метнул на диковинного лесника недоверчивый взгляд, но оценив ситуацию, предпочёл согласиться.
Лесник повёл их ускользающей вертлявой тропой мимо исполинских сосен, заросших похожим на бороды пушистым мхом, словно подмигивающих провожатому, словно старому приятелю. Тропа раздалась вширь, почтительно расступились деревья. Посветлело. Ещё десяток метров - и удивлённому взору молодых людей предстал укрывшийся средь леса участок, ограждённый невысоким, сплошь покрытым посеревшим от старости мхом забором. За ним виднелась добротно срубленная изба, чьи толстые, тщательно подогнанные бревна тоже облюбовала лесная растительность. "Настоящее жилище лешего, - мелькнула в Ленином уме шутливая мысль. - Может, он всё-таки из этих...". За забором загремела цепь, зарычала, залаяла собака, впрочем тут же успокоившись - почуяла хозяина. Лесник любовно потрепал встретившего их у калитки пса неопределённой породы - кремово-белого в крупных светло-коричневых кляксообразных пятнах.
- Свои, брат, свои. А это гости наши. Привечай!
Четвероногий сторож приветливо обнюхал гостей и удовлетворённо скрылся в конуре.
В сенках было сумрачно, дурманяще пахло разнотравьем, в голубоватых светлых лучах, пробивающихся сквозь редкие щели в крыше, серебрилась пыль. Горницу, напротив, затопило солнце. Обстановка ощутимо дышит стариной: почти всё пространство справа занимает громадная русская печь с лежанкой, задёрнутой ситцевой занавеской. На шестке - два чёрных чугунных с виду котла, рядом даже как-то по-барски пристроился ухват. Напротив печи, у окна - неширокий деревянный стол, накрытый бело-синей клетчатой клеёнкой. На столе - настоящий, потускневший от старости, но, по всей видимости, рабочий самовар, увенчанный бело-голубым керамическим чайником. Толстые красно-коричневые доски пружинят под ногами, давая понять, что скрывают подпол - наверняка с изобилием солений и, возможно, картошки. Ни намёка на компьютер, телевизор и прочие блага цивилизации. Старенький радиоприёмник ещё советского производства - единственное дуновение современности, и то относительной.
- Прошу к столу, - захлопотал хозяин. - Руки вот тут можно помыть, - махнул он в сторону широкой прямоугольной ниши справа от печи, где находилась раковина с жестяным деревенским умывальником.
Наконец, уселись за стол. Из одного из котлов лесник зачерпнул половником с резной ручкой ещё дымящийся борщ.
- Только сготовил, не успел даже остыть, - произнёс он, разливая суп по тарелкам.
- Вы что, тут так и живёте? - поинтересовался Лёша.
- Да, тут и живу, - просто ответил старик. - Иногда только в город отъезжаю за продуктами да по другим нуждам...
- И зимой? - удивилась Лена.
- Да, - кивнул хозяин. - Ничего страшного, дом тёплый сам по себе. А печку затопишь - так вообще хорошо. Дрова только заранее заготовить надо, да побольше. Сибирь как-никак. Вот лето да осень на это и уходят. Да на запасы зимние - варенья, соленья - как белки какие-нибудь, знаете, - "гном" хохотнул в густую бороду. - Ну, в крайнем случай, как уже сказал, город недалеко. Благо, транспорт имеется.
- Даже так? - брови Алексея взлетели. - Извините, - смутился парень, - Неожиданно.
Лесник добродушно усмехнулся.
- Да, тут за домом, в гараже. Не ахти какой, конечно, "Нива", но ездит старушка... Кстати, будем знакомы. Меня Иваном Владиленовичем зовут.
- Алексей, - пожал парень сухую мозолистую руку.
- Елена, - представилась девушка. - Можно просто Лена. - Её ладонь мягко сжала ладонь Алексея, в чьих глазах промелькнул ревнивый огонёк.
- Какой чай будете? - продолжал охаживать гостей лесник. - Чёрного, извините, не предложу, не жалую. Сам на травяных сборах сижу, да изредка зелёный покупаю. Володушка, иван-чай, зверобой?
- Со зверобоем знакома, - произнесла Лена, - а вот от иван-чая не откажусь, не пробовала.
- Хороший выбор, - одобрил лесничий, - для крови хорошо, да и для нервов тоже.
- А мне зеленого, если можно, - озвучил пожелание молодой человек.
- Сейчас гляну, - "гном" приоткрыл занавеску на лежанке, подслеповато сощурился.
- Есть, есть, Алексей! - старик достал светло-зелёную длинную пачку. - Ничего, что в пакетиках?
- Пойдёт, - махнул рукой Лёша.
Борщ оказался выше всяких похвал. Лену с детства удивляло, почему на природе пища кажется вкуснее. То ли от энергетики места, где эфир не так загажен грязными мыслеобразами, то ли от эмоционального вклада повара, то ли просто вдали от технократии всё воспринимается по-другому...
- И как давно вы этим делом занимаетесь? - поинтересовался Алексей, не отвлекаясь от вкуснейшего супа с душистыми хрустящими гренками.
- По лесу-то? Да давно... Ещё до перестройки начинал. Правда, не здесь, в другом лесничестве. Между Кировом и Вологдой. Сам-то я вятский... А сюда недавно перебрался.
- Вроде бы лесников не так давно всех уволили за ненадобностью, - припомнил парень.
- Было такое дело,- грустно вздохнул хозяин. - Думали, олигархи сами за своими лесами присматривать будут. Да потом спохватились, что не все леса у нас ещё скуплены, да толстосумам и не до лесов: у них голова болит, как денег побольше сделать. Тяжёлое время было, - старик покачал головой. - Кому как, конечно, но для меня - тяжёлое. Всю жизнь лесником был, а тут на тебе... Пытался сторожем работать - не то, давит город, воздух спёртый - не продохнуть, народ носится туда -сюда, всё на деньги меряется... Когда лесников снова ввели, я сразу сюда - лучше уж по природе идти. Я, почитай, в лесу рос, как Маугли почти. В нашем родном городке куда ни глянь - боры одни...
На том рассказ о биографии хозяина прервался. Лесник переключился на обслуживание гостей, подливая борща, нарезая мягчайший, хрустящий каравай.
Яркий, как сливочное масло солнечный свет потускнел, став медно-красноватым. Ребята засобирались.
- Я провожу, - вызвался лесник. До трассы недалеко, но заблудиться немудрено. Да, вы и сами знаете. Хлеба возьмите, если хотите.
От каравая - божественного яства по сравнению с "резиновой" магазинной продукцией - отказываться не стали. Лёша в общих чертах описал месторасположение лагеря, и "гном" уверенно повёл их одному ему известными тропами. Меж стволов проглянул знакомый ковёр из низеньких кустов в чёрную крапинку - сперва заполонивший собой всё, затем уступивший паласу бурой хвои с частыми вкраплениями палых шишек и травянисто-цветочных узоров. Сосны раздались в стороны, посветлело. Вот и поляна с маленькой синей палаткой, прикорнувшим под навесом еловых лап "Ниссаном" и умело сооружённым кострищем: две рогатины с перекладиной для котелка, каменная кладка для самого костра, дёрн по периметру - тщательно вычищен от хвои, мха и сушняка.
- Толково, - оценил работу лесник, - и палатка не сильно близко, искры не долетят. Жгите всё ж аккуратно, а то штрафы за костры сейчас дуже высокие... Да лешего не поминайте, почём зря, - добавил он чуть помолчав, - отзовётся ещё, запутает. Он, конечно безобидный, не трогает, если в его вотчине не хулиганить, но всё-таки...
- Вы так говорите, будто сами в них верите, - усмехнулся Лёша. - Встречались что ли?
- Встречаться, не встречался, но видывал всякое, - загадочно ответил старик. - Да и мужики рассказывали многое, особенно у нас, на Вятке...
- Мало ли, что всякие деревенские болтают...
- Ну, хотите, верьте, хотите - нет, я ж не настаиваю, - добродушно подёрнул плечами Иван Владиленович, - но всё равно уж поосторожнее, тут погань похуже леших может шастать...
На сей оптимистичной ноте распрощались. Лёша развёл костёр, благо по краям прогалины в изобилии валялась сушина - чисто ради тепла. О каше "с костерком" после обильного обеда речь не шла. Сидящая на гладком бревне возле каменной кладки Лена, придвинулась поближе к занимающемуся пламени. Молодые люди молчали, впитывая атмосферу вечереющего леса, и тихо радуясь обществу друг друга. Лёша перебирал гитарные струны - импровизации переплетались с мотивами старых походных песен. Тихая музыка настраивала на мечтательно-философский лад. Из Лениной головы не выходил образ нестандартного лесника. Попадаются же такие кадры! Живёт в лесу совсем один. Почти никакой связи с цивилизацией, кроме старого радио да "Нивы" - наверное, почти ровесницы с аппаратом. И при этом, похоже, не чувствует себя ущербным. А что? Добрую половину детства она прожила без мобильника, а без Интернета - и того больше. Ничего, радовалась жизни. Это теперь она не представляет без них жизни. К удобству так быстро привыкаешь. Так и всё человечество. А ну какая вспышка на солнце - и всей электронике конец... Что станет с цивилизацией? А ведь жили веками без неё - лучину жгли. Рассвело - вставали, с закатом - на боковую. Жили просто. Жили счастливо.
Подкравшиеся сумерки заретушировали лесные краски. С недалёкой реки потянуло свежестью, очнулись комары. Лёша взял заключительный аккорд.
- Лёш, - Лена зевнула. - Что-то я подустала. А вроде ничего не делали...
- Это борщ давит. Я, кстати, тоже пожадничал. Надеюсь, до завтра переварится. А то я экскурсию в сердце тайги наметил.
- Ну уж нет! - руки девушки ленивыми лианами обвились вокруг Лёшиной шеи. - Я не хочу все каникулы искать дорогу домой, Ваня!
- Перестань меня так называть. Подумаешь, один раз свернули не туда...
- Ага! Из-за этого "сворота не туда" мы бы ещё шарахались по тайге. Спасибо леснику. Уж компас, действительно, мог бы взять...
- Ладно, ладно. В следующий раз обязательно, - буркнул Алексей. - Но что за поход, без углубления в лес... Ладно, тогда на реку.
- Вот это по мне! - губы сошлись в нежном поцелуе. - Ладно, я на боковую. - Лена встала.
- Куда? - Лёша нежно, но крепко схватил её за руку. - Хорошо, но мало.
- Потерпишь. Спокойной ночи! - она решительно двинулась к палатке.
Алексей подбросил веток в догорающий костёр. Грудь наполнилась свежайшим таёжным воздухом. Он предлагал Лене переехать к нему (от бабушки осталась двухкомнатная квартира), но её родители - ярые противники гражданских браков - настояли, чтобы дочь сперва закончила институт. Лёша не возражал. Амуры не очень увеличивают качество образования...
Лену разбудил холод. Тёплый спальник будто обложили пакетами со льдом. Ступни онемели, руки крепко обхватили мелко дрожащую грудь. Вот ещё одно достояние современного мира: погодные аномалии. Парниковый эффект, снег в Египте, и вот - заморозки посреди лета. Рядом сопит Лёша - сон беспокойный - парень ёжится, ворочается, видно тоже не жарко. Лена чуть раскрылась - тут же ужалила лютая, несвойственная ночи конца июня стужа. Девушка зарылась в спальник с головой, принимая позу зародыша. Напрасно - нутро мешка словно в ледяной корке - и это в сухой палатке! Да что же происходит?
Где-то снаружи хрустнула ветка, почему-то вызвав прилив безотчётного страха - кто там? Маньяк? Или это тот диковатый лесник? Втёрся в доверие, выяснил, где их лагерь, и теперь пришёл по их души? Да и лесник ли он вообще? А может там медведь или волк? Хотя, какие медведи на краю леса, тем более летом... Минут пять лежала не дыша. Тихо. Зловеще, странно. Даже сова не ухнет, сверчок не заскрипит заунывно... Боже, ну почему так холодно?
Не выбираясь из спальника, Лена выползла в предбанник. Со стороны она выглядела жутковатой мифической полугусеницей. Ёжась, девушка принялась рыться в рюкзаке в поисках предусмотрительно захваченной тёплой кофты. Снова хруст, уже ближе. И тишина - словно кто-то замер в нерешительности, затаился, выжидает, рассчитывает, как рысь, момент для прыжка... Тело словно обдали жидким азотом, сердце окостенело. Девушка так и замерла на четвереньках нелепой недоделанной статуей. "Прячься, прячься же!" - вопил здравый смысл. "Стой, смотри!" - противное хриплое нашёптывание словно транслировалось в ум откуда-то извне.
Словно под гипнозом Лена чуть расстегнула молнию выхода. Сетка прогнулась наружу, чуть приоткрыв обзор. Свет полнолуния посеребрил туман, белой плесенью висящий меж графитово-чёрных стволов. Лес пожрал мрак. Древесная стена, отделяющая ложбину от черничного эдема - последнее, что он позволял разглядеть. Что там?! Ей показалось, или около машины что-то шевельнулось? Или кто-то?! Словно зашуршала палая хвоя. Или это всё нервы? Протяжно зашелестела под резким порывом ветра трава, ожили-заскрипели старушки-сосны. Короткая вспышка в обсидиане неба. Новая струя жидкого азота - в мимолётном свете за стылой дымкой промелькнула нескладная высокая фигура. Господи, кого там ещё принесло?! Снова вспышка - никого. Показалось? Тихо. Лишь скрипят сосны. Напряжённый слух ловит каждый слог в шёпоте кустарников. Ничего. Зашелестел по кронам мелкий дождь, дробно застучал по палатке. Зазвенел под ухом залётный комар. Писк насекомого вернул к реальности. Резко закрылась молния выхода. "Только дождя не хватало" - проворчала про себя Лена, протискиваясь обратно.
Кажется, ей удалось забыться на какое-то время. Лене показалось, пролетело полминуты, прежде чем её вырвал в действительность частый прерывистый звук - кто-то осторожно расстёгивал молнию в предбаннике. Если прежде азотом её обдавали как из ведра, то сейчас будто медленно погружали в ванну с ледяной жидкостью.
Молния взыкнула резко и протяжно. Пол предбанника зловеще зашуршал под чьей-то тяжестью. Рядом шумно сопел Лёша - преломленное через призму страха его дыхание казалось завыванием бурана, погребающего под собой девушку. Ужас навалился сошедшей лавиной, замуровав в спальном мешке, как мумию в гробнице. "Лёша, проснись!!!" - мысль пойманной птицей панически билась о прутья замороженного страхом рассудка. Но парень не слышал пришельца, уже взявшегося за вторую молнию. Неизвестный больше не осторожничал - решительно распахнулась сетка, и он на четвереньках вполз внутрь - высокий, голый по пояс мужчина в драных штанах из какой-то мешковины. Худое, клиновидное, изжелта-бледное, словно неумело слепленное из папье-маше лицо; впалые глаза с фосфоресцирующими зрачками; тонкие, бескровные губы; бледная, как у трупа кожа, обтягивающая выпирающие кости. Его интенсивно трясло, словно от озноба. На миг он словно расслаблялся, но внимательный взгляд без труда улавливал в затишье мелкую дрожь. Движения его были скованны и дёрганы, видимо из-за охватившего тело колотуна. "Бомж! - пискнула птица-мысль. - Наркоман!"
Ум обледенел, крик сосулькой застрял в горле. Фосфоресцирующие глаза с вожделением сверлят её. Хочется плакать, но слёзы тоже застыли. Пришелец, однако, быстро охладел к ней, плотоядный взгляд упёрся в Алексея, скрюченные пальцы вцепились в лежащую поверх спальника руку.
Парень застонал, но не проснулся. Лена в бессильном ужасе наблюдала, как по лицу любимого разливается бледность, испарина высыпает на лоб, начинают мелко подрагивать члены.
"Нарик" напротив, наконец-то по-настоящему расслабился. Дрожь отпустила, он глубоко и часто задышал, словно от острейшего экстаза, глаза блаженно закатились. На болезненном лице заиграл румянец, тщедушное тело будто наливалось соками, набухало, как надувная игрушка, в которую подкачали воздуха. На Лёшином лице застыла маска боли, дыхание - прерывистое, остро запахло потом.
Сердце в отчаянии замолотило о заиндевевшие рёбра, щёку защипала прорвавшая ледяной заслон слеза. Грудь зажгло, и тут же жаром занялось всё тело, девушка рванулась, выбираясь из-под "лавины".
- ОТПУСТИ ЕГО!!! - от пронзительного визга над кронами испуганно взмыло испуганное вороньё. - ОТСТАНЬ!! ПОШЁЛ ВОН!!! - нависшая над противником Лена размахнулась, вложив в удар всё силу. Худосочный отпрянул, противно и жалобно крякнув, словно его ткнули горячим утюгом. Реальность коротко моргнула с неслышным хлопком. Лёша вскинулся и сел, задыхаясь, оглядывая палатку невидящими глазами. Они вновь остались вдвоём.
- Лёша! - рухнула рядом спутница, - Лёша, что с тобой?
- Ух, - ещё дрожа, Ленин бойфренд медленно лёг. - Ну и сон...
- Сон? - всхлипнула девушка, - Лёша, что ты видел?
- Видел, как приехал на могилку к бабушке... И тут она из-под земли! Страшная, полусгнившая... Хватает меня. Руки - лёд! И тянет, тянет за собой, вниз...
- Лёша, - Лену затрясло, почти как давешнего бомжа. - Тут кто-то был...
- Где? - Лёшины глаза округлились. Сердце царапнул испуг. Лёша, миленький, посмейся же над её буйной фантазией!
- Здесь, в палатке...
- Чш-ш! - Лёша зажал ей рот рукой? - Кто-то идёт!
Действительно, к лагерю приближались торопливые шаги.
- Лёш! - девушка вцепилась в шею друга, как утопающий в спасателя, тут же содрогнувшись, - его тело было ледяным, словно он пару часов просидел в холодильнике.
- Алексей! Лена! - знакомый, чуть надтреснутый голос.
- Молчи, - выдохнул Лёша ей в ухо.
- Лена, Алексей! Это Иван Владиленович, лесник!
- Иван Владиленович! - пискнула девушка.
- Дура, молчи!- почти зарычал Лёша.
В предбаннике послышалась возня, частое дыхание. В палатку сунулось нечто тёмное и мохнатое. Лена уже почти заорала, когда снаружи донеслось: "Бесс, фу!" Пёс испарился, вместо него возникла знакомая бородатая физиономия.
- Ребята, вы как?
- Сволочь, уйди! - угрожающе прохрипел Алексей.
- Лёша, ты что?! - Лена бросила на друга удивлённо-испуганный взгляд.
- Алексей, это я, лесник, вы сегодня у меня были...
- Уйди, - Лёша начал медленно вставать.
- Что случилось? - быстро спросил Иван Владиленович.
- К нам забрался какой-то... наркоман... голый... - начала девушка.
Алексей поднялся, размял кулаки.
- Когда крикну - хватай вещи и беги к машине, - шепнул он.
- Лёша, не надо...
- Ну, козлина, я предупреждал! - парень, потрясая кулаками, кинулся на низенького лесника.
- Лёша!! - девушка повисла на взбеленившемся друге. Тот грязно выругался, сталкивая с себя неожиданное препятствие.
- Держите! - воскликнул Иван Владиленович. Он решительно шагнул к яростно вращающему глазами Алексею, на разгорячённый лоб легла морщинистая рука. Лесник прикрыл веки, лицо стало сосредоточенным. То Лёшиному телу прокатилась дрожь, он обмяк, тихо опустился на спальник, смотря перед собой невидящим взглядом.
- Лёша! - Лена испуганно схватила друга за плечи. - Лёша! Что вы сделали?! - повернулась она к старику.
- Н-небольшой приёмчик э-э... расслабляющего массажа. Ваш друг в порядке, просто небольшой шок.
- Это пройдёт?!
- Ну, естественно! - горячо заверил Иван Владиленович. - Предлагаю дойти до меня, попить успокоительного сбора. Вот такая вещь! - он показал большой палец. - Как отшепчет!
- Никуда мы не пойдём! У нас тут вещи, машина... А тут рядом этот псих!
- Бесс бы учуял, - произнёс лесничий спокойно и уверенно. - Да и если это тот, о ком я думаю, то ваши вещи ему глубоко безразличны.
Ленины глаза распахнулись на пол-лица.
- Вы... вы его знаете?!
- Пока только предполагаю, - замялся страж лесного порядка. - Пойдёмте? Могу, конечно, отвар и сам принести, только его сготовить надо... Я ж не думал, что такое дело... А тут вас оставлять не хочется...
Молодым людям и самим не хотелось оставаться с жуткими полуголыми дегенератами под боком. Насилу уговорив обычно бесшабашного Лёшу и кое-как одевшись, они вслед за лесником, подобравшим с пола предбанника охотничье ружьё, выпростались наружу. В полном камуфляже и с оружием вчерашний "добрый гномик" смотрелся довольно брутально. Бесс, терпеливо ожидающий снаружи, словно прочитав мысли хозяина, засеменил в туман, укутавший тропу на черничник. Под ногами заскрипел схвативший землю хрупкий лёд, зябко дрожали посеребрённые инеем цветы. Лёша шёл неуверенно, часто спотыкался, его шатало как пьяного. Лене приходилось поддерживать его под руки. На глаза наворачивались слёзы - что сделал с ним этот дебил?!
Устланный белёсой мглой лес пугал, как черный космос или недосягаемая океанская пучина. При свете дня ты можешь гордо войти в его лоно царём природы, но ночь расставит всё по местам.
Чуть дальше от ложбины гораздо теплее. Мелко сыплет дождём, чёрное небо вспаривают разбавленные густыми тучами молнии, глухо ворчит гром.
- Иван Владиленович ! - окликнула Лена тёмную фигуру впереди, за которой плясал лишь луч фонаря, высвечивающий то тропу, то куст черники, то собачий хвост.
- Аюшки?
- Как это вы всегда оказываетесь в нужном месте? Вы прямо мистик какой-то...
- Никакой мистики. Скажите спасибо Бессу, - в темноте сверкнули зрачки обернувшегося на кличку пса. - Домой, Бесс! Сплю, вдруг слышу - пёс мой залаял. Он зверь добродушный, а тут гавкает так злобно, не унимается. Я думаю, лису учуял. Они тут шастают, бывает, когда в тайге дичи дефицит. Перевернулся на бок, дальше спать, а он всё лает да лает. "Ну, - думаю - вдруг браконьер какой? Пошёл поохотиться втихаря в неурочное время. С меня ж потом начальство три шкуры снимет" Выхожу, Бесс с цепи рвётся. Ружьишько с собой прихватил для убедительности. Отпускаю зверя, тот пулей на дорогу, сразу на след напал, поворачивается ко мне, лает, будто зовёт. Сроду ничего такого за ним не помнил, но пошёл. Смотрю - и на кустах как будто иней. А ночку вроде тёплую обещали. Дальше идём, и тут такой страх наваливается! Ноги подгибаются, горло сдавило, как будто душит кто. Я назад - отпустило, а Бесс всё лает: вперёд, мол. Я тут кое-какие предания припомнил. "Ничего себе, - думаю, - вот так номер!" Помолился, вроде полегчало. И тут как обухом: "А ну как на ребят попрёт!" Припустили. Вот уже и лагерь ваш. И тут вы кричите...
- Так... Иван Владиленович... Всё-таки кто это?!
За деревьями сверкнули освещённые окна лесниковой избы.
- Сейчас, всё по порядочку.
Бесса вернули на цепь.
- Проходите, - хозяин растворил дверь, и они шагнули в напоенную пряным ароматом трав темноту. - Проходите в горницу, я сейчас. - Старик исчез за низенькой дверью в конце помещения.
В горнице Лена усадила парня на спрятавшуюся за печкой скрипучую кровать.
- Лёш!
- А?
- Ты меня слышишь?
- Да.
- Ты знаешь, где мы?
- У лесника.
Ответы несколько отрешённые, взгляд ещё рассеян. Но, слава Богу, в пространстве Лёша ориентируется.
Вернулся лесник двухлитровой банкой трав и небольшой вязанкой дров. Последние исчезли в печи, тут же гулко загудевшей. Хозяин налил воды из пятилитровки в один из уже знакомых им котлов, чинно вставший на огонь.
- Хорошо, заранее растопил, - удовлетворённо произнёс старик, поднимаясь. - На ночь обычно топлю мало-мальски, люблю спину погреть... - он присел на табурет рядом с пострадавшими.
- Вы обещали рассказать про того, - напомнила Лена. - Вы ещё, кстати, говорили, тут кто-то похуже леших есть... Вы не его имели в виду? - девушку кольнуло нечто похожее на обиду. "Если знал, что тут всякие извращенцы ходят, что прямо не сказать? Зачем так вокруг да около?"
- Простите, ради Бога, - смутился лесник. Это я уж так брякнул... Не ожидал, что правда кто придёт. Нечисти в лесу всякой хватает, но чтоб такая...
- Э-э... Вы это о чём? - очнулся Лёша.
- Лёш! - Лена всплеснула руками, и парень чуть не задохнулся в объятиях. - Как ты?!
- Вроде лучше, - смущённо ответил он. - Вы уж простите, - обратился он к хозяину. - Сам не понимаю, что это на меня нашло. Затмение какое-то...
- С кем не бывает, - отмахнулся "гном". - После дрожащего человека могло быть и хуже.
- Кого-кого? - молодые люди поделись вперёд.
- Вашего ночного гостя.
- Э-ээ... - Алексей склонил голову чуть набок (как обычно, когда происходящее было выше его разумения), - проясните.
- Елена, - мягко обратился к девушке лесник. - Вы видели, как он к вам попал?
Та закивала, зажмурившись от кошмарного воспоминания. Господи, позволь забыть этот ужас!
- Просветите нас, пожалуйста.
Лена с содроганием пересказала подробности полуночного визита. По мере повествования Лёшина челюсть отвисала всё ниже.
- И куда он потом делся? - обрёл он дар речи через минуту после Лениного отчёта. - И как это вообще понимать?
Старик помялся, мусоля камуфляжные штаны.
- Даже не знаю, как сказать...
- Как есть, - произнесла Лена.
- Хорошо. Это дрожащий человек. Так их кличут.
- Их? - удивился Лёша. - Он что там не один?
- Вот этого не знаю, - покачал головой лесник. - Видно нет.
- Ну и что им... Этому дрожащему от нас надо?
- Ваше тепло.
- Тепло?! - в один голос воскликнули молодые люди.
- Не в прямом смысле. Не как физическая величина, - лесничий помолчал, собираясь с мыслями. Уж простите, звучит как бред, верить или нет - дело ваше. Просто дрожащий человек - это не человек по большому счёту.
- Пришелец, - усмехнулся Алексей с издёвкой.
- Пожалуй, что так, - согласился хозяин. - Только не из космоса. Рядом с нами - целый мир, невидимый для нас, живущий по своим законам. Оттуда к нам и приходят лешаки, банники и прочая шатия... Только лешаки, как я уж сказал, в-основном безобидны, а вот эти... Нет, они не убивают. Они высасывают из сердца то, что мы называем теплом - доброту, любовь, оставляя холод, вражду, страх...
- Ужас, - сказала Лена. - Но зачем им это? Понятно вампиры - пьют кровь, зомби едят живых - чтобы выжить. Но какой толк от этого... тепла, как вы говорите. Они что, подобреть хотят?
- Отнюдь. Добрее они не становятся. А тепло им за тем же, зачем и кровь вампирам - для выживания. Эти твари вечно обделены. Они - порождения мрака и холода. Вся их жизнь - охота за чужим теплом, что поддерживает в них жизнь. Без него они, как гласят предания, истаивают, погибают. Так они и ходят по свету, сея, вражду и страх.
- Но... Это же программа самоуничтожения! - воскликнул Лёша после повисшего ненадолго молчания. - Если не останется ничего кроме вражды, если исчезнет любовь, доброта, чем они будут питаться?
- Правильный вопрос! - воодушевился старик. - Дрожащие люди - форма тупиковая, как вы правильно сказали - запрограммированная на вымирание. Но их, это, наверное, мало интересует.
- Но, подумайте! - вдруг осенило Лену. - Получается, они исчезнут, когда мир погрузится в холод? Когда будет одна война?
- Как один из вариантов, - сказал лесник. - Но меня он не питает. Впрочем, есть и другой вариант.
- И какой? - спросил Лёша.
- Они суть холод. Но там где тепло, нет место холоду...
- Погодите, погодите! - непонимающе замотал головой, парень. - Но разве вы не говорили, что они питаются теплом?
Вода, нагреваемая в котле, зашумела.
- Говорил, - старик помолчал. - Взгляните на этот котёл. Когда он чуть тёплый, его несложно остудить. Но когда он раскалится, придётся приложить усилия. Дрожащие люди ищут тепло в тлеющих сердцах, но бегут от сердец горящих яркими кострами. Разожгите угли внутри себя, и они сгинут. Что и случилось с вашим гостем. Ваша любовь к Алексею, Елена, обожгла нечисть, и та отступила, - старик снова смолк. Молчали и молодые люди, не веря в реальность происходящего.
- Много ли тепла от спички? - продолжал "гном". - Но у костра можно согреться. Разожгите костры в ваших сердцах. Окружите себя дорогими людьми, что подбросят в них дрова. - Он испытующе посмотрел на собеседников. Те молча внимали. - У одного мужика сыновья постоянно ссорились. Позвал он их как-то, дал веник и сказал: "Сломайте!" Те тужились, тужились - не сломать. Тогда отец сказал по палочке из него вытаскивать и ломать. Те, естественно легко все переломали. "Вот так и вы - говорит отец, - если будете поодиночке - любой вас сломит, но если вы вместе, как в том венике - пусть попробует"
Вода забурлила. Старик бросил в котёл пригоршню "успокоительного сбора", по стенкам сосуда глухо застучал половник, горницу заполнил мягкий, тягучий аромат.
Ребята застыли манекенами. Мир перевернулся. "Это всё фильм, не бывает зомби, привидений, гигантских пауков" - убеждали родители после очередного просмотренного ужастика, "Это всё придумали" - убеждали в ответ на услышанную от сверстников страшилку. Теперь стройное, тщательно возводимое здание убеждений рассыпалось на глазах. Может Лене всё это приснилось? Глупейшая мысль. А Лёшин срыв? Из-за того кошмара с бабушкой? Бред, никакой кошмар не смог бы настолько выбить его из колеи... Был ли тот костлявый демоном или просто торчком? Если последним - куда он подевался? Сбежал? Почему она не видела, как он выбрался от них? Провал в памяти? Вполне вероятно... Но как же иней на поляне? "Они суть холод"
Старик склонился над котлом, зачерпнул содержимое половником, золотисто-коричневая струйка мягко перетекла в белую металлическую кружку.
- Что здесь? - подозрительно скосился на кружку Лёша.
- Травяной чай, - успокоил хозяин. - Валерьянка, пустырничек, болиголов... Можно сахарку добавить, если хотите...
От сахара Лёша отказался, ещё чуть дрожащая рука с осторожностью приняла горячую кружку, парень, морщась, отпил глоток.
- Что-то в этом есть.
- Спасибо, - довольно кивнул "гном". - Сам собирал. Отличнейший состав.
Лена чуть отпила из Лёшиной кружки. Напиток был горьковатым и приятным. Старик не обманул, сбор и впрямь был превосходен. По телу постепенно разливалось тепло и умиротворение. Ледяная глыба свалилась с сердца, задышалось легко, страхи отступили, как бежит по подвалам с рассветом ночь.
Над густыми пушистыми кронами чуть посветлело. Медленно зарождалась заря. Снаружи доносился ещё редкий пересвист просыпающихся птиц. Девушку потянуло в сон. Иван Владиленович расстелил кровать и уже хотел оформить "койко-место" на печи для Алексея, но тот заявил, что спать не будет. Леснику тоже не спалось.
- Надо бы перенести сюда ваши вещи. Вряд ли, кто их тронет, но всё-таки...
- Лучше мы пойдём к себе, - твёрдо заявил Алексей. - Спасибо за помощь.
- Всегда пожалуйста, - отозвался лесник, как показалось Лене, чуть погрустнев.
Вставать не хотелось, но Лёша был непреклонен - не в его привычках доверять имущество малознакомому человеку (что разумно), да и оставлять девушку одну (или с незнакомым мужиком) как-то непорядочно.
Лесник вновь вызвался быть провожатым. Дождь кончился, кусты и трава поблескивали в неверном лунном свете, почва пружинила и почавкивала под ногами. Вскоре из-за деревьев выплыл лагерь - к их облегчению, похоже, нетронутый. Иней на прогалине растаял, земля размякла. Визит дрожащего человека казался кошмарным наваждением (Лена в душе желала, чтоб так оно и было). Пожелав ребятам спокойной оставшейся ночи, Иван Владиленович поспешил откланяться.
Сбросив тёплую кофту, девушка зарылась в спальник. Лёша остался у тлеющего кострища. До Лены доносился хруст бросаемых в костёр веточек. Тепло окутало тело, ватными клубами заполнило сознание, путая мысли, погружая в сон...
Ей снилось, что они с Лёшей идут узкой лесной тропой, вроде той, что привела к черничному эльдорадо. Всё теснее сдвигаются стволы, всё выше хребты корней над степями из бурой хвои. Тропа упирается в дебри из репейника с толстыми стволами. Они идут напролом, репей цепляется за одежду, валится за шиворот, ноги царапает чертополох, но молодые люди продолжают путь. Тропа, увитая корнями, забирает вверх. Подъём постепенно становится круче, в подошвы упираются острые камни. Взгляд назад - внизу осталась непроходимая тайга. Светлеет, тропа раздаётся вширь, деревья редеют. Тропа вдруг обрывается - они на вершине высокого пологого холма. Позади - море тайги, теряющееся за горизонтом, впереди - очертания города, похожего на родной Новокузнецк. Словно подхваченные ветром, они несутся по направлению к нему. Вот они уже проносятся над крышами. Сердце замирает, обливается кровью - город мёртв. Хрущёвки, белокаменные девятиэтажки времён застоя, шпили новостроек застыли искусственным скелетом из кабинета биологии, серые улицы - безжизненные сосуды с навек застывшей кровью. По глянцевым пластиковым окнам разлито цементного цвета небо.
Полёт закончился на ветхой лоджии старой пятиэтажки, выходящей на некогда оживлённую улицу. Город, оказывается, не совсем умер - внизу как будто копошатся люди. Подпрыгнувшее было сердце схватывает дрожь - знакомые худые силуэты, охваченные беспрестанным тремором, длинные руки, скрюченные пальцы, судорожные движения, бледно-зелёные светящиеся глаза.
Кто-то плачет. У серого приземистого учреждения напротив - маленькая девочка зарылась лицом в ладони. К сердцу прижат растопыривший лапы, точно зовущий на помощь бурый медвежонок. Тихо и медленно отворяется дверь здания. В черноте выхода сверкнули зелёные глаза. Вот он на крыльце - бледный, в грязной майке, балахоном висящей на тощем теле, руки вытянуты перед собой, как у зомби. Беги, девочка, беги! Но она не видит его, погружённая в скорбь. Узловатые пальцы вцепились в плечи. Ребёнок дёрнулся как от разряда, но не обернулся, лишь руки безвольно опали. Замер, распластанный на стылом бетоне медвежонок. Зарумянилась бледная полубезумная физиономия. Миловидное, овальное курносое личико сереет, синеют губы, глаза полнятся тревогой.
Через миг они уже сами на том крыльце. Улица пуста, лишь давешний ребёнок сидит на голом бетоне, обхватив ручками колени. Её трясёт. Лена легонько касается её плеча. Маленькая ладошка хлёстко бьёт по руке, по бетону резко чокают, удаляясь, каблучки детских полуботинок. Эхо гулко отскакивает от мёртвых стен. Они одни в осаждённом городе. Узкий переулок, сжатый длинными серыми хрущёвками. Застывшие у тротуара машины прибавляют тесноты. Иногда попадаются прохожие (люди) - больные лица, глаза в пол, - спешащие перейти на другую сторону, завидев их. Переулок выходит на обширную площадь - лабиринт из хаотично наваленных баррикад, среди которых тут и там рассеяны палатки. Лагерь осаждённых. Последний оплот. Встречают их молчанием. Кто-то скрывается в палатке, кто-то плюётся, каждый взгляд полон желчи, иные не снисходят даже до взгляда.
В укутавшей площадь густой едкой дымине промелькнул крохотный светлый отблеск. На миг сокрытая густыми клубами дыма, оранжевая точечка, подрагивая, медленно плывёт к ним навстречу, как блуждающий огонёк на болоте. Осаждённые замерли, настороженные странным явлением. Отблеск растёт, принимая знакомые очертания, и вот из тумана появляется женщина, осторожно несущая высокую стеариновую свечу. Рядом раздаётся скрежет зубов, кто-то крепче сжал кусок кирпича... Женщина одета в рубище, но простое лицо сияет неизъяснимым благородством, глаза влажны от слёз сострадания. Как по волшебству во второй руке возникает вторая, нетронутая пламенем свеча. Женщина зажигает её от первой, дрожащие руки ближайшего к ней беженца, сидящего у палатки на грязном полуразбитом ящике из под фруктов, жадно принимают неожиданный дар. Ровное пламя освещает закопченное, заросшее щетиной лицо - уже не враждебное, просто смертельно усталое, переливается перламутром скупая слеза - радости и благодарности. Женщина парит от палатки к палатке, неся светоносный дар дальше: кто-то, матерясь, отталкивает руку со свечой, кто-то отвернулся, а кто-то, как первый, благодарно кивая, принимает свет и заботу...
Смена декораций: они поднимаются в гору в составе некой процессии. У каждого (в том числе у них) в руках по свече. Вокруг бушует буран, язычок пламени зябко дрожит, грозя угаснуть. Лене приходится накрывать его тёплой шалью, которой она укутана. Ноги скользят и разъезжаются - гололёд. Иные падают и съезжают. Иные остаются внизу, не в силах идти выше. Буран лютует, бритвы снежинок впиваются в лицо. Лёша нежно обнимает за плечи, не даёт упасть. Под ногами уже настоящий лёд, ветер сбивает с ног, перед глазами только снежная мгла, хочется просто упасть и зарыться в мягкий снег. Но Алексей ведёт вверх с упорством терминатора. Удивительно, что огонёк свечи ещё теплится... Ветер вдруг словно выключили, дохнуло живительным теплом. Они с несколькими уцелевшими членами процессии стоят на ровной, окружённой соснами прогалине. В середине полыхает огромный яркий костёр, взмывающий в тихое ночное небо огненной пирамидой. Метрах в пяти от костра выложены по кругу длинные гладкие брёвна, на которых сидят люди: мужчины и женщины, дети, пожилые... Сидящие тепло улыбаются, жестами приглашают присоединиться. Новоприбывшие спешат к костру, вместо свеч в руках - горящие головни. Как по команде они бросают их в костёр. Лицо обдаёт жаром, снопы искр рассыпаются по бархату небес. Сидящие аплодируют, подвигаются, уступая место. Возлюбленные садятся вплотную друг к другу. Схваченные пургой тела оттаивают, радость и мир, разливаются по ним весенними ручейками, распускаются робкими подснежниками... Один из сидящих - высокий, но поразительно похожий на Ивана Владиленовича поднимается, тихий говор почтительно стихает.
- Друзья! - голос его величав, как девственный бор, во взгляде - фениксов жар. - Спасибо, что невзирая ни на что, дошли до нас, спасибо всем кто помогал и помогает поддерживать этот огонь. Благодаря вам холодные отродья обходят нас стороной. Земной вам поклон! Мы разожгли его, чтобы обогреться самим и обогреть других. Да займутся же от него наши сердца! И когда воспылает жар в груди, спускайтесь и обогрейте подмороженных исчадиями стужи! И да воссияют костры в каждом дворе, в каждом сердце! И да не подступится ни к кому дрожащий человек!