Солнце горит над головой, целует в макушку, выжигая вихры до соломенной белизны...
- Ма-ам! Можно, я поплыву с большими ребятами на Риф Дьявола?
- Нет, сынок, это слишком далеко.
- Ма-ам, ну ма-ам! Я же плаваю лучше всех на нашей улице! Это совсем не так уж далеко, и погода отличная!
- Сынок, это она здесь отличная, а в море посмотри, какие волны. Этот риф не зря так назвали, там много людей утонуло. Сынок! Не будешь слушаться - останешься без сладкого! Отдам твою шоколадку Мэри!
Угроза из разряда самых действенных: шоколада в Иннсмуте днем с огнем не найдешь. Папа иногда ездит по выходным аж в Данвич, чтобы продать засоленную рыбу; там наших, иннсмутских, не любят, но рыбу отрывают с руками - и вот на эти-то деньги папа покупает всякого полезного. И шоколад тоже. Следующую шоколадку придется ждать не меньше пары месяцев!
Мимо нашего дома проходит Энни Дрейнокс. Энни - подруга Мэри, но постарше нее лет на пять. Мэри еще девчонка, тощая, голенастая и немного неуклюжая, как все тощие подростки на свете, а Энни уже оформилась, и изгибы ее фигуры притягивают взгляд. У Энни большие зеленые глаза. У Энни темные волосы, которые она носит распущенными. И узкое, очень бледное лицо, иногда озаряемое задумчивой улыбкой. Когда Энни проходит мимо нашего дома, о шоколадке думать уже не хочется.
Только об Энни.
Хотя, конечно, какой смысл о ней думать. Она-то и не вспоминает о "младшем братишке подружки, глупом пацаненке".
Интересно, Энни плавает с теми большими ребятами? Она уже взрослая, наверняка она популярна среди них...
Проходит день, другой, месяц. Лето в разгаре. На рассвете нужно выходить с отцом в море и помогать ему рыбачить, в то время как мама и Мэри солят рыбу. Днем - помогать еще что-нибудь делать и отсыпаться, а вечерком можно побежать с пацанвой на пляж и побеситься вволю, прыгая с причала с воплями. Беззаботной такую, по совести, трудную и небогатую, жизнь не назовешь, но все-таки она счастливая, эта жизнь, потому что ты держишь ее в руках. Не по-детски крепких, мозолистых, привычных к тяжелой работе руках, которыми иногда хочется обнять Энни Дрейнокс.
Мэри что-то грустит в последнее время. К ней заходят девочки с нашей улицы - Кэт и Джезебел, но Энни давно не видно. Она ведь уже совсем взрослая, Энни, наверняка у нее завелся парень. Но Мэри, когда ее спрашиваешь напрямую, качает головой.
- Она не возвращается домой.
- Почему? Сбежала? Поссорилась со стариками?
- Нет, нет, что ты. У них в семье это рано или поздно случается со всеми, так мама говорила. Но с ней - что-то уж очень рано. Они уплывают на Риф Дьявола и не возвращаются.
И тогда я начинаю расспрашивать. Сэма - о его старшем брате Джоне. Тимми - о его соседях Гибсонах. Энди - о молодом Смите, с которым одно время встречалась его сестра. Это те самые большие парни, с которыми я мечтал поплыть на Риф Дьявола. Сюрприз, они туда не плавают. Наоборот, уверяют, что туда ни один дурак не поплывет, если ему жить не надоело. Но кто же тогда торчит там на рассвете? Всегда, когда мы с отцом выходим в море, на Рифе Дьявола виднеется несколько человеческих фигур. Но он далеко - кто там, не разглядеть.
Если никто не плавает на Риф Дьявола, за кем же уплыла Энни Дрейнокс? Кто ее новые друзья?
У меня полно забот, да и друзей полно, но иногда накатывает тоска по Энни Дрейнокс...
У Энди на руках появляется что-то вроде чешуи. Не рыбьей, а такой, вроде как у ящерицы. Сероватое и мягкое. Я думал, это какая-то болячка, потом вспомнил бабку Энди. Она потом умерла, ну, или куда-то делась, потому что похорон ее я не помню, хоть убей, может, уехала из Иннсмута. Но она, когда жила с семьей Энди, вся была такая. На редкость страшненькая старушенция, похожая на жабу. Вреда она никому не делала, сидела по вечерам и жрала сырую рыбу - "суши" называется, с рисом, - и до самого конца рыбачила, как все на нашей улице. Словом, у Энди это семейное. И отец у него похож на жабу и с чешуйчатыми клешнями, чуть ли не с перепонками на пальцах.
Отца, кстати, что-то давно не видно. Не похоже, чтобы он утонул, иначе его бы оплакали как положено - вот у Тома дядька утонул, так вся семья ревела неделю. Спрашивать неудобно, еще обидится.
Лето заканчивается, ничего не происходит. Отец Энди так и не возвращается. В Иннсмуте редко что-то происходит, кроме как гибель рыбаков - после каждой бури кого-то недосчитываются, ну, и иногда люди просто исчезают. В семьях делают вид, что все путем. Я думаю, что эти люди тонут не в шторме, а по пьяни. Потому все и молчат, стыдятся. Но однажды, поздно вечером, я вижу Энни Дрейнокс.
Ее узкое лицо по-прежнему прекрасно, хотя она стала удивительно похожа на жабу. Ее белая кожа по-прежнему прекрасна, хотя она уже не белая - покрылась сероватой чешуей. И фигура ее даже прекраснее, чем раньше, женственная и волнующая, и я не могу понять, что в ней изменилось.
Она замечает меня. Я машу ей рукой. Она колеблется - и машет в ответ.
Между пальцами у нее перепонки.
Она уходит, а я тайком слежу за ней. Теперь, когда она вернулась, нельзя ее упустить. Но она не вернулась - зашла в дом, потом вышла и направилась к морю. Точно, мама говорила, что с Рифа Дьявола не возвращаются.
Она сбрасывает обувь. И юбку. На ней короткие штанишки и майка. Она прыгает в море и плывет - не как человек, как рыба. А я плыву за ней. Я вижу красную ленточку в ее волосах, она горит в свете луны, как огонек, и манит, манит, манит меня...
Пока руки у меня не начинают неметь.
Ленточка мелькает среди волн, как буек, но она все дальше и дальше, а волны все выше и выше, и я понимаю, что я тоже не вернусь. Ногу сводит болезненной судорогой...
Я ухожу под воду. Но выныриваю. И снова ухожу. И снова выныриваю... Под водой очень холодно и спокойно. Там можно жить счастливо. Там нет палящего солнца и изнурительного труда. Там новый дом Энни Дрейнокс.
И, вынырнув в последний раз, я вижу, как люди, похожие на жаб - или рыбы, похожие на людей - протягивают перепончатопалые руки к Энни Дрейнокс, взбирающейся на Риф Дьявола.