Аннотация: В мире далекого темного будущего есть только война. Но у простого солдата есть еще вера. И надежда. Даже если его письма никто не прочтет...
Дорогие Ангелы Императора!
Пишет вам рядовой Елисей Сычиков из ...-го полка Востроянских Первенцев. Нам приказали продержаться до вашего прибытия. Сейчас у нас выдалась спокойная минутка, поэтому сарж разрешил написать письма родным и близким. Но у меня нет родных и близких, и поэтому я пишу вам.
Вы, конечно, знаете, что это за мир. Скоро вы пройдете по нему победным маршем, сметая всех врагов Императора с лица земли. Вам достаются самые трудные задания, поэтому я вам совсем не завидую, ну, может быть, самую капельку.
А нам досталось простое.
Мы должны занять высоту и удержаться на ней.
Когда сарж Артемьев сказал "высота", я подумал, что речь идет о горе, самое меньшее о холме.
Небольшом холме, конечно, потому что согласно ориентировкам, которые нам выдали перед развертыванием, местность тут равнинная. Но сарж показал на карте эту высоту. Всего лишь четыре с половиной аршина!
- Разговорчики, Сычиков, - оборвал меня Артемьев. - Иногда и пол-аршина дает военное преимущество.
Ефрейтор Ивахненко, опытный и немолодой, грузный, с потрясающими седыми усами, - так вот, ефрейтор буркнул под нос, негромко, но как-то очень слышно:
- Если у них там хотя бы "Химеры", то им эти пол-аршина...
- Четыре с половиной, Ивахненко, - строго поправил его сарж. - И если тебя услышит комроты, гауптвахта тебе обеспечена. Мы, в конце концов, не какие-нибудь, я не знаю, вальхалльцы там или катачанцы, нас голыми руками не возьмешь! А чтобы и дальше не брали, надо окопаться.
И мы засучили рукава и начали окапываться.
- Скажите спасибо, что нас катачанцы не слышат, - заметил Ивахненко, посмеиваясь в усы. - Их послушать, так они и нас, и даже Космодесант за пояс заткнут!
Мы тоже посмеялись, вовсю орудуя лопатами.
На самом деле нам уже приходилось сражаться с катачанцами, и в джунглях они кому хочешь покажут, где раки зимуют. А вальхалльцы - на морозных мирах. Но сарж прав в одном: никто не сравнится с нами, Востроянцами, по боевому духу!
- Эй, эй, что ты делаешь? - послышался голос капрала Георгиева. - Не так, дурья ты башка! Как ты окоп-то проложил? У, ешкин кот, скворечников понабрали, учи их тут! Окопы надо вот так копать, - я поднял голову, радуясь передышке: Георгиев провел носком сапога зигзаг. - Как катакомбы! Ежели ты ровно их прокопаешь, то жить тебе останется ровно минуту после начала атаки...
- А я видел, как их Космодесант копал, - уперся кто-то из наших, мне было не видать, кто именно. - Так и копал - ровнячком, как по линеечке, а не зигзугом!
- Зигзугом... Скажешь тоже. На то они и космодесантники, чтобы воевать по-своему! Доживешь до их прибытия - увидишь, какие они.
У нас в полку много молодых солдат, и я в том числе. Не сказать, чтобы необстрелянные, но боевого опыта нам, похоже, и правда не хватает. Полк понес большие потери в недавних боях с орками, а теперь нас перебросили на этот мир - драться с мятежниками.
Под вечер привезли кашу. Наш кашевар, Володька Шаров, вместе со своей собакой приволок самоходную печку прямо под окопы, чтобы накормить нас горяченьким.
- Жрите, братцы, потом вам хаваситы нормально пожрать не дадут, - приговаривал он, раскладывая кашу по котелкам. - У, басдаки окаянные! Вот бы поглядеть, как их Ангелы Императора побьют!
- А правда, - заметил Васёк Петечкин, - что это они, ровно не видят нас? Хаос зенки залепил? Я уж заждался! - остальные захохотали. Васёк уронил руку на холку собаки и потрепал ее.
Собаку Володьки Шарова зовут Шарик, и они неразлучны. За это их называют "Шариками", хотя Володька тощий и длинный, как Дон Кихот, а вовсе не круглый. Да и Шарик не шарик - поджарый крепкий пес.
У меня за плечами только две боевые операции. Это третья. Поэтому я очень хочу показать себя с лучшей стороны.
На этом наше личное время закончилось, и сарж Артемьев скомандовал "отбой". Остаюсь с почтением к вам, рядовой Елисей Сычиков.
***
Здравствуйте, дорогие Ангелы Императора!
Сегодня у нас важное событие: случился первый настоящий бой с мятежниками. Но сначала я расскажу вам про эту нашу высоту, которую мы удерживаем, и про мир в общем. Может, вам пригодится.
Нас распределили так. ...-я рота удерживает город Сарну. Там еще вчера началась стрельба и уличные бои, и сейчас у них очень жарко. ...-я рота защищает электростанцию. Они пока еще не сражаются, но, судя по информации саржа, мятежники уже выступили на штурм. Наша задача - отрезать мятежников от космопорта и поставок боеприпасов и продовольствия, которые идут из Вара - это здешняя столица. То есть вот эта пустынная местность, эта бесконечная степь, выжженная солнцем после лета - сарж сказал, радуйтесь, что сейчас осень, летом тут дышать невозможно, - с редкими пучками высокой пампасской травы, из которой даже змеи поуползали и птицы поулетали, - это стратегически важный объект, потому что он окружает дорогу. Наша высота как раз над дорогой.
Степь в этом мире сложена из очень рыхлых осадочных пород. Грузовик не пройдет, пройдет только специальный краулер. Однако краулеров тут - раз-два и обчелся, они все находятся на разработках, а народ на разработках сохранил верность Империуму. Поэтому, если блокировать дорогу, мы надолго перекроем мятежникам кислород.
Не успели мы окопаться, как увидели ползущую колонну грузовиков.
Комроты сказал, что их надо захватить. Сарж Артемьев был бы не прочь их просто уничтожить, но мы рассчитываем освободить этот мир от мятежников, а это значит, что разработки и всякие материальные ценности нужно по возможности сохранить. Мы залегли в окопах. Наконец, сарж Артемьев вполголоса прокричал:
- Огонь! Стрелять по шинам!
Первая же машина с простреленным колесом пошла юзом, ее занесло, и она начала завалиться в кювет. Вторая ударила первую и остановилась. Я тоже стрелял. Из кабин начали выбегать люди.
Я впервые увидел настоящих мятежников - до этого я сражался с орками, а они даже не люди. Правда, это просто пособники. На них было снаряжение Имперской Гвардии - шлемы, флак-броня, но символика полков замазана, а поверх нее кое-как, очень уродливо, нарисованы красные восьмиконечные звезды. У каждого имелся лазган, и они уверенно открыли стрельбу.
Но, разумеется, где им тягаться с нами! Они никого из нас даже не задели!
С одного мятежника сбило шлем, я приподнялся над бруствером и выстрелил ему точно в лоб. Попал; он поднял руку, точно пытаясь защититься от моего выстрела, закинул голову, обернулся и упал. Под его затылком разлилась лужица крови.
Дорогие Ангелы Императора, вы, говорят, не знаете страха, и жалости к врагу тоже не знаете. Но я надеюсь, что вы меня поймете. То, что мне было его жалко, вовсе не говорит о том, что я сочувствую мятежникам. Наоборот, я их еще больше ненавижу. Может, это был неплохой парень, которому задурили мозги всякими подлыми обещаниями. А я его убил...
Так мы задержали караван, перестреляв всех мятежников до единого. В нем оказалось продовольствие и довольно много сменных энергоячеек; мы уже хотели возблагодарить Императора - боеприпасы всегда пригодятся, как оказалось, что они пятого размера, а нам надо третьего.
- Пригодятся, но не нам, - хмыкнул на это ефрейтор Ивахненко.
Зато Володька Шаров очень обрадовался, когда нашел в кузове одной машины тушенку, и одну банку сразу же скормил Шарику. Мы не возражали: Шарик нес дозор, как заправский часовой, и это он первым залаял, когда караван начал приближаться.
Следующие три дня мы провели однообразно, хотя не сказать, чтобы спокойно. Еще трижды мы расчехляли лазганы (то есть мы их постоянно держим наготове, это наш сержант Артемьев так поэтично выражается). Дважды мы перехватили караваны - они, видимо, шли один за другим, а однажды - мотоцикл.
Человека на мотоцикле мы поймали и допросили. Сначала - Артемьев, потом он и Петечкин отвели пленного к комроты.
А потом я услышал выстрел.
Должно быть, эти караваны и типа на мотоцикле ждали в Сарне, потому что на рассвете по дороге из Сарны поползли "Химеры". Шарик зарычал.
- Ну, Кузьмич, - сказал Саня Бодрич, обращаясь к Ивахненко, - проверим, нипочем наша высота "Химере" или нет, когда на высоте мы!
Ивахненко одобрительно хлопнул его по плечу.
- Тьфу, черт, всю клешню себе отбил, - сказал он под общий смех.
Я еще не писал вам про Саню, а Саня - отменный парень и мой лучший друг. Он постарше моего лет на пять и на столько же - опытнее. Во время первой операции он сказал мне так:
- Не дрейфь, скворечник. Я возьму над тобой шефство, не пропадешь.
Я начал было благодарить, он усмехнулся:
- Чего там! Авось когда-нибудь и ты меня прикроешь.
С тех пор мы друг друга постоянно прикрываем. Я иногда подшучиваю над ним, потому что он рыжий - волосы у него почти такого же цвета, как и наши мундиры. Враги видят, куда целить! Но до сих пор Трон его миловал - другие валяются в госпитале и гибнут, а Саня целехонек.
Комроты велел установить тяжелые пулеметы и приготовить гранатометы с крак-гранатами, а когда противник подойдет поближе - использовать мелты. После кампании против орков у нас на вооружении появилась даже одна пробивная митральеза, и сарж ухмылялся, представляя себе, какие приятные сюрпризы она преподнесет противнику.
Мы замерли в напряжении. "Химеры" подползали все ближе...
- Огонь! За Императора, братцы!
Я залег за пулеметом и старательно целился.
- Леха, - окликнул меня Саня, - спорим, я больше набью?
- Еще чего! Я самый меткий из тех, кто пришел со мной, - возразил я.
- Так вы же все салаги, самый меткий среди вас - это лох среди "дедов", - продолжал дразниться Саня, и вдруг осекся и нахмурился. - Ложись, братцы!
Снаряд разорвался, не долетев несколько шагов до нас и осыпав комьями земли.
- Леха, ты как? - я одновременно с ним спросил: "Санёк, ты жив?" - и мы облегченно выдохнули. Саня приподнялся с гранатометом.
- Попал! - радостно шепнул он.
Я подбил свою "Химеру" из пулемета.
Вокруг грохотало, разило землей - сухой и тусклый, жаркий запах, взрывались снаряды, оглушая и засыпая комьями и пылью. Наши мундиры покрылись толстым слоем земляных частиц, но нас это не волновало: лишь бы оружие не забилось. Мимо прошмыгнул, пригнувшись, медикэ Сахно с полевым медкомплектом - кого-то из наших ранило, я не мог даже взглянуть, кого, так как все внимание было на врага, и только молился, чтобы ранило не серьезно.
Полевой госпиталь у нас, конечно, лучше, чем у кого бы то ни было в Имперской Гвардии. Мы же все-таки Востроянские Первенцы. И все же это полевой госпиталь.
Серьезное ранение в наших условиях - отложенная на несколько дней мучений смерть.
Не знаю, как вы, а я в бою напрочь забываю о времени. Казалось бы, сражение тянется и тянется - хоп, а оно всего полчаса и шло! Или наоборот, вроде так быстро отстрелялись, а на самом деле целый день потратили и полвзвода полечь успело... Хорошо, если только "пол".
Саня Бодрич получил легкое ранение в руку. Сахно его быстро обиходил, хлопнул по плечу, сказал: "Живи, боец", - и заспешил к другим, более тяжелым раненым.
Сегодня мы отбились сравнительно легко, как мне показалось. Но не всем повезло. Поодаль наши по очереди рыли землю, и то был не окоп.
С одним из погибших мы были приятелями - шутник и добряк Васёк Петечкин, жаль его.
Мы пришли с ним на войну одновременно. За эти три операции я потерял больше половины товарищей-ровесников. Мог бы оказаться на их месте, но почему-то еще жив. Наверное, у Императора на меня свои планы.
Наш капеллан Преображенцев вышел, похлопал руками над головой, привлекая внимание.
- Давайте вознесем молитву Императору, бойцы, - сказал он, - поблагодарим за победу и за то, что Он за нами присматривает. Знаю, потери и все такое, но без веры нам никуда, братцы, вот что я скажу. Как в той песне поется: "Не бывает атеистов в окопах под огнем..."
Я смотрел на его узкое, хищное лицо - лицо воина, всю жизнь сражавшегося за Императора. Он требовал от нас не щадить своих жизней во имя победы, повторяя, что победа рождается из крови и смерти солдат. Он был прав, но внушал невольный страх - суровый и беспощадный фанатик. И вдруг такие простые, искренние слова...
Но я впервые был в окопах под огнем вместе с ним. И в этот момент я ощутил настоящую горячую веру. До этого я верил в Императора, как все, но не задумывался об этом.
- Жаль Ваську, - заметил Саня. - Все под Троном ходим...
- Это и я скоро, наверное, того, братцы, - грустно заметил еще один наш приятель, Серега Тощев.
- Эй, эй, товарищ, ты это брось, - посоветовал ему Ивахненко. - Сколько живу, столько и вижу: едва такие разговоры начинаются - солдатик, считай, не жилец.
- Да ну, дядя Кузьмич, от разговоров люди не умирают, - возразил Саня.
Серега не стал спорить. Сидел понурившись, хмурился, как будто разговаривал в душе сам с собой, или, может, молился.
Меня пробрала дрожь, но я запретил себе думать о плохом.
- Что засели, - напустился на нас подошедший сарж Артемьев, - отряхнитесь! Что за вид, вы Востроянские Первенцы, а не басдаки из какого-то захолустья!
***
Здравствуйте, дорогие Ангелы Императора!
Пишет вам рядовой Сычиков... ну, это вы уже знаете.
Мы по-прежнему удерживаем высоты и не даем вражескому подкреплению и провианту пробиться в Сарну. За последние дни мятежники атаковали нас трижды.
Как и предсказывал ефрейтор Ивахненко, рядовой Тощев погиб при первой же атаке. Высунулся из-за бруствера окопа. И добро бы целился там, стрелял - нет, просто вытаращился на неприятеля, будто никогда мятежника не видел.
И капеллан Преображенский тоже погиб. Легко, как настоящий слуга Императора, - ему голову прострелило, кончился мгновенно.
В том бою меня засыпало так, что я сам едва не гробанулся. Сейчас расскажу, посмеетесь, может. Саня Бодрич, мой друг, не упустил бы повода лишний раз надо мной потешиться. А дело было так.
Начали мятежники новое наступление. Гляжу - идут двумя цепями. Построение у них, конечно, абы какое, выучка так себе, сразу видно - строевой подготовкой не занимаются совершенно, хотя воевать могут. И комроты отдает приказ:
- В атаку! За Империум, за Императора! Ура!
И мы побежали в атаку.
Первая цепь сразу же смешалась: смяли мы их. Мятежник набросился прямо на меня, оскалившись и держа перед собой нож. Я таких ножей сроду не видел, - правда, у катачанцев были похожие, с крюками на лезвии. А у меня, значит, обычный армейский. Но ведь и я настоящий солдат, а супротив меня вражина мятежная, даже без доспеха, - один смех, а не боец. Всадил я ему с разгона нож прямо в грудь, с мерзким таким хрустом, внутри что-то булькнуло и захрапело, и тут чувствую - в бок что-то ударило.
Крюк этот на лезвии у него был, чтобы внутренности зацепить и тащить. А я думал, дурко такое, что этот нож охотничий, чтобы зверя свежевать...
На том моя контратака и закончилась - у Сахно в лапах. Хорошо, санитары у нас по полю боя шастали, высматривали, кто ранен, а то потери были бы куда как побольше. Мятежники-то таким не озаботились - они даже своих раненых не уносили: кто ходячий - сам ушел, а кто нет... ну, на нет и суда нет, как говорится. Дрянь они, сущее зверье, а не люди, не лучше орков.
А кто показал себя героем, так это капрал Георгиев. Как он кромсал мятежников - ух! Душа радовалась! Он и раньше сражался всем на загляденье. По совести скажу, я ему даже завидовал. Думал, наберусь опыта солдатского и стану как Георгиев.
Я и сейчас так думаю.
И когда ему грудь автоматной очередью прошило, я сам себя уверял, что это только ранение, и что наш Сахно - а он умеет лечить, он чудеса творит, этот медикэ Сахно, - поставит его на ноги.
Отступили мы к окопам, унесли убитых и раненых. Я немного оклемался и пошел копать новую братскую могилу с десятком товарищей. И Саня тоже копал со мной. Я посмотрел на его лицо, и мне сразу стало ясно, о чем он думает, но говорить это вслух я не стал: вспомнил, что Ивахненко баял.
Со жратвой у нас стала напряженка. Тушенку трофейную мы выжрали и галеты, остались сухпайки, а вот готовка и вода - с этим вышел швах. Так-то недалеко от нашей высоты ручей протекает. Да вот незадача, местность простреливается. Игорь Конев из пятого взвода побёг за водой, так его и сняли.
Озверели наши. Что ж такое, в бою выжили - а от жажды погибать?
Устроили небольшой бой, чисто для отвлечения внимания. То есть это так говорится, что небольшой, а так-то мы всерьез палили. Даже крак-гранату и пару осколочных кинули, чтобы жизнь мьодом не казалась. Добежали наши гонцы за водой до ручья, добежали и от ручья до окопов. Трижды бегали. А на четвертый раз из пятерых вернулся один с канистрой... Заметили, гады.
Володька Шаров изысканно сервировал нам в котелках горячую кашу на той последней канистре воды. Передавали мы котелки из окопа в окоп; сидим, едим - и погибших ради этой воды поминаем да молимся за их души. Хотя что молиться, они-то точно сидят одесную Императора.
А враги тем временем новую атаку начали. "Химеры" опять подогнали.
Как жахнуло возле нас! Снаряд как разорвался! Земля нам в котелки как насыпалась! Да она и так-то веером поднялась - все небо закрыла...
А выбрасывать кашу, хоть и с землей, не с руки. Ребята ради нее жизни отдали, и Володька со своей кухней полевой рисковал. Попрятали мы котелки, понакрывали кто чем, - и ну к оружию.
В общем, попал снаряд прямо в бруствер окопа, где мы с Саней сидели. Едва успели на дно упасть. Есть у нас инструкция, как действовать в таких случаях, вот мы по инструкции и шуровали: сгруппировались, упали на четвереньки, чтобы больше воздуха оставалось...
Тяжело это, когда землей засыпает.
И вроде живой ты еще, и в могиле. Теперь я знаю, каково мертвым: давит, дышать не дает, темно, холодно, хотя и потом обливаешься, и запах земли со всех сторон. Страшно это. Вы ведь страха не ведаете, вам не понять, как это - страшно. Да оно и не надо, знать такое.
Скрючился я под землей и только Санькину руку иногда трогаю да шепчу ему "держись, браток, где наша не пропадала, держись, блядь, не смей сдаваться, мы с тобой еще на тысяче планет повоюем". Вроде теплая рука-то, думаю. Значит, мы выжили. Теперь бы дотерпеть, пока нас отыщут и откопают...
А звуки сквозь землю доходят плохо, гулко и невнятно. Я от одного типка слышал про голоса варпа, которые бормочут и на тот свет зовут, - вот и под землей они такие же!
И вдруг кто-то хвать меня за щиколотку! Да больно так, остро, будто зубами впился.
И верно - зубами. Шарик это был, верный дружище. Он меня и нашел, и откапывать начал. Откопали и Саню, только зря старались. Пока я просил его держаться, он умирал.
Нет у меня теперь моего братишки, моего лучшего друга Сани Бодрича...
Ивахненко меня в шутку назвал "собачьим крестником". Я не стал ему рассказывать про то, что у меня на Вострое был пес, не время.
А вам расскажу.
Шарик - он дворняга. Большой, очень умный и сильный, но дворняга. Хороший пес, что и говорить. А у меня был породистый, охотничий.
Только он умер, как и мой отец - он тоже был Востроянским Первенцем, я его никогда не знал, но мама говорила, что он погиб в бою, а потом умерла и мама. Жаль. Я бы оставил его Тане.
Таня - это девушка. Прежде, чем уйти на войну, я встретился с ней, чтобы оставить после себя сына. А может, и дочку, кто знает. Мы виделись только раз, но я верю, что она меня помнит. Утром я встал первым и начал готовить завтрак, и она меня похвалила, и сказала, что если я буду так же сражаться, то она спокойна за Империум. Шутила, наверное. Я бы хотел узнать, кто у нее родился. Ведь это мой ребенок, маленький Сычиков. Надо бы ей написать, но я не знаю, что - вдруг ей будет неинтересно про бои и сражения, а другого мне рассказать нечего...
Простите за то, что пишу это вам.
***
Здравствуйте, дорогие Ангелы Императора!
Пишет вам Леха Сычиков. Рад сообщить, что мы справляемся. Правда, если считать, что кровь и смерть - топливо победы, то победа, пожалуй, не за горами. Ладно, шучу, я знаю, что вы с ними разделаетесь на счет раз-два.
Вчера я увидел, кто направляет мятежников.
Мятежники день ото дня становятся все страшнее. Они украшают свою флак-броню жуткими рисунками, к поясам у них подвешены человеческие черепа. Это черепа наших солдат, Востроянских Первенцев, но не только - я вижу и женские с длинными волосами, и маленькие детские. Если еще недавно мятежники воевали как нормальные люди, только брали больше агрессией и числом, а не тактикой, то сейчас они просто бросаются на нас с ором и воплями, призывая какого-то Кхорна. Думаю, это их предводитель.
Один из тех, страшных.
Ефрейтор Ивахненко как-то сказал, что уже слышал про Космодесантников Хаоса. Я попервах не поверил. Мало ли баек рассказывают - нам, солдатам, о чем бы ни погутарить в свободную минутку! Но вчера я встретился с ними лицом к лицу.