Когда-то мы думали, что конец света наступит по-другому.
Что поверхность планеты превратится в пустыню. Ветер будет гонять песок между обрушившихся зданий, и из-под этого песка иногда будут выступать ссохшиеся трупы тех, чьи имена давно забыты.
Что небо затянется тучами - черными, непроглядными, и из них посыплется снег. Он будет засыпать все привычное и знакомое, и только спустя месяцы тьмы и снега мы поймем, что это и есть ядерная зима.
Что однажды над головами повиснет гигантский летательный аппарат, и даже тогда, когда его лэнс-батареи окажутся наведены на крыши наших домов, мы не сможем осознать: все, конец.
Нам хана.
Настоящий конец света пришел не вдруг и ничем особенным не ознаменовался. Одна за другой отключались электрические станции, и мы скидывались на портативные генераторы, устанавливаемые во дворах. Останавливались заводы. Транспортное сообщение сокращалось сначала до пары поездов и автобусов в день, потом - до одного. Потом и вовсе остановилось. Человек ко всему привыкает, это не нами придумано, и мы привыкли к отсутствию горячей воды, к массовым увольнениям, к закрытым магазинам, к пустым полкам тех магазинов, что еще работали, к закрывающимся школам и больницам. Только поругивали правительство. Странное дело, из-за гораздо менее значительных перемен люди выходили на площади с лозунгами. А очутившись в нищете и разрухе, лишь беспомощно разводили руками.
И когда эти двое пришли к нам, мы им не поверили.
***
- Она знает, - высокий мужчина указал на свою спутницу.
Большинство зданий к этому времени успело опустеть. Да и город почти опустел. Люди уходили в дачные поселки и заброшенные села, не удосужившись поинтересоваться, куда делись жители этих сел. Они надеялись, что смогут выращивать какие-то овощи, что ли. Потом некоторые, немногие из оставшихся в живых, привозили эти овощи, выменивая на машины.
Машины тоже были не те, что прежде. Я их помнила. Но почти никто не помнил, да и у меня все было как в тумане. Может быть, потому что они были давно. Но скорее потому, что никто не хотел забивать голову ностальгическими вздохами. Было - и сплыло. Надо жить дальше.
Нынешние машины вручную конструировали те, кто еще умел. Когда-то их называли инженерами и механиками. По правде, они мало на что годились, эти машины. Но, по крайней мере, они отпугивали тварей, приходивших из-за города, гнали воду по трубам - вода у нас была, по слухам, в других городах и воды не было, но связи с другими городами тоже не было, и невозможно узнать, что там да как, - и кое-как генерировали электричество.
- Она знает, как все изменить, - повторил высокий.
У него на голове были волосы. Даже много. Длинные волосы, закрывавшие лопатки, каштановые с проседью. У большинства из нас головы были совершенно лысые, у многих - с язвами. У меня и некоторых голову покрывал пушок, но не более.
- И что нам с этим делать? - враждебно спросила Старая Элли. Она действительно была старой, лет тридцати. Старше - только я. Мне сорок два. Я молчу об этом, потому что меня запросто могут обвинить в том, что я высасываю кровь из умерших детей. У нас ходят легенды, что из детей кто-то высасывает кровь. Хотя делать это некому. Животные слишком мелкие, и они довольствуются объедками... ну, или не довольствуются, но на людей нападать боятся.
- Что нам делать с ее знанием? - повторила Старая Элли. - Мы, может, тоже что-то знаем. Но не можем. У нас нет сил, нет машин, нет ничего.
- У нас есть лекарства, - сказала женщина, пришедшая с длинноволосым. - Я была хирургом. Завотделения. Он - фельдшер. Я смогу вылечить многих из вас. У вас нет сил, потому что вы больны, если вы будете здоровы, то найдете выход.
Это звучало разумно, но бессмысленно. И все же...
- Спаси, - одна из женщин поднялась. - Спаси мою дочь, и я тебе поверю.
Ее ребенок родился калекой. Ручки у него выросли только до локтей; из культяшек торчали крошечные пальчики, не способные ничего захватить. А во лбу пульсировало что-то вроде закрытого глаза.
- Отведите нам какое-то помещение, чтобы мы могли оборудовать там лечебницу, - произнесла женщина-хирург. Фельдшер взял у матери малышку, осмотрел ее. Они с хирургом переговорили - коротко и непонятно.
Откуда они пришли, думала я. Они не только не из наших мест - они вообще не отсюда. Вернее, так: не Отсюда. Они с Той Стороны.
Но в существование Той Стороны мало кто верил. Вот в высасывание крови - пожалуй, поверишь, когда дети без видимой причины начинают слабеть и умирать, а тельца их покрываются язвочками. Я предполагала, что это лучевая болезнь. Но кто я, чтобы меня слушали?
Кто-то припомнил, что неподалеку есть почти целое здание, где можно устроить лечебницу, хирурга и фельдшера повели туда, а люди с площади начали расходиться. Вскоре осталась только я и еще один мужчина. В руках у него был самодельный лук.
- Наконец-то, - буркнул он. - Может, хоть теперь они придут...
Я попятилась, пока не сообразила, что он говорит не о кровопийцах и похитителях, а о вполне реальных животных.
В основном "приходили" крысы. За крысами шли ежи. Вот эти представляли немалую опасность из-за бронированных, усеянных иглами шкур и размеров высотой с пол-человека. Правда, они были довольно ленивы и предпочитали отлавливать змей, но покушаться на их добычу было рискованно. Зато, если повезет, можно было добыть и змею, и ежа.
Иногда мог выскочить рад-олень. В книжках, оставшихся со старых времен, оленей изображали не так, но люди дружно решили, что это же рад-олень, он и должен быть не похож. Копытца есть, рожки - три пары - есть, глаз есть, что еще нужно для оленя? Главное - что его мясо вполне съедобно. Для охоты на рад-оленя требовалась сноровка.
По ночам прилетали совы. Но ни одну сову еще никто не видел так, чтобы остаться в живых после этого. Они просто охотились: на змей, на крыс, на ежей, на рад-оленей, на зазевавшихся людей. Так что ближе к ночи мы прятались по домам.
- Если хочешь, - сказал охотник, - я поделюсь с тобой добычей.
- Я и сама могу охотиться, - проворчала я. Не то чтобы мне он совсем не нравился, но... мужчин осталось немного, и к ним лучше было относиться с опаской. Еж еще мог пройти мимо, не задев колючками. Мужчины были непредсказуемы, оттого большую часть из них и истребили почти сразу, защищаясь от их агрессии, а мальчики погибали из-за собственного безрассудства и неумения выживать вместе.
- Ну и дура, - ответил охотник. - Вдвоем легче выжить. Думаешь, эти доктора действительно нас спасут?
- Вряд ли, - поразмыслив, сказала я. - Они же хирурги. Ну, что они вылечат? Травмы, может быть, аппендицит. Для более серьезных операций нужно специальное оборудование, а его у них нет. Большинство из нас вообще не спасти, мы вымираем не от травм, а от лучевой болезни.
Охотник искоса взглянул на меня.
Но промолчал.
Крыса выбежала на площадь, застыла - только нос двигался. Охотник вскинул лук, дзинь - и тетива отпустила стрелу. Крыса подскочила, повернулась и упала.
- В последний раз спрашиваю, - сказал охотник. - Будешь жить со мной?
- Я тебе в матери гожусь, - озлилась я. - Совсем, что ли, слепой?
- Вообще-то да, слепой, - с удивлением ответил он. - А что?
Я подумала.
- Мне не нужен мужчина, но я могу жить вместе с тобой.
- И то хлеб, - проворчал охотник.
Для слепого он очень хорошо ориентировался - то ли на слух, то ли на запах. Я присмотрелась к нему получше. Истощенное, сутулое тело, едва прикрытое рваной одеждой, большие заросшие глаза, острые уши.
- Фалмер, - сказала я. - Ты не человек.
- Дура, какой я тебе не человек? Мы такие же люди, как вы, только живем под землей, - вспылил охотник.
- И что тебя выгнало на Поверхность? У вас под землей полно крыс, вы их даже приручаете, разве не так?
- Не твое дело, - буркнул он, успокаиваясь.
Часть людей ушла жить в подвалы и подземные коммуникации. Часть, как я, остались жить на поверхности. И те, и другие жили трудно, но по-разному. Изменения в жизни повлияли на нас тоже по-разному. Жители Подземья плохо видели, зато хорошо слышали.
Мы по-прежнему пользовались глазами.
- Ты многое помнишь, - вдруг сказал охотник, когда мы пришли ко мне домой. - Про врачей вот. Про фалмеров.
- Я была подростком, когда все началось. А ты-то откуда об этом знаешь?
- Мать рассказывала. Но она уже умерла. Мы в Подземье долго не живем.
- Мы тут, на Поверхности, тоже...
- Ты, может, и книжки читаешь?
- А то! У меня целая библиотека!
У меня и правда была целая полка, а на ней - полтора десятка книг. Жаль, что почти все они были с вырванными листами, так что ни одну книжку нельзя было дочитать до конца или начать читать с начала. Но это лучше, чем ничего.
- Почитаешь мне вслух? - спросил охотник.
Мы приготовили добытую им крысу, потом я взялась чинить его шмотье. Слепой ты или нет, а нельзя ходить в такой рванине. В наших местах опасен и воздух, не говоря уж о пепле, который поднимает ветер, - ядовитом и с режущими краями.
- У тебя есть дети?
- Были. Двое. Но умерли.
Я не стала говорить, что отец этих детей попытался убить меня, чтобы съесть все мясо в одиночку. От младенца мяса немного, и насытиться им вдвоем не получалось, тем более, что я хотела часть высушить на совсем уж черный день. Старший ребенок, я назвала его Кай, хотя бы дожил до пяти лет - я очень горевала по нему, но когда он умер, мы наелись вдоволь.
Мне казалось, что и мужчина, с которым я живу, тоже горюет по детям.
Я ошибалась. Ему было все равно. Ему и на меня было наплевать. Он тогда схватил булыжник и ударил меня по голове так, что потекла кровь, но я увернулась. Рана была болезненной, но череп он мне не проломил. Тогда он подскочил ко мне, вцепился одной рукой мне в горло, а вторую, с камнем, занес над головой.
Будь на его месте Тори, дочь Старой Элли, у меня бы не было шансов. У Тори третья рука - слабая и выглядит усохшей, но Тори ей пользуется будь здоров. Однако мой мужчина был, как и я, из прошлого. Он помнил времена до Изменения, оттого я на него и польстилась. Забыл только, что у меня в руке - нож из кости. Эту кость мне завещала моя лучшая подруга. Отличная кость, бедренная, я долго шлифовала ее, прежде чем получился нож.
Мясо она мне тоже завещала.
Отличное было мясо. Моя лучшая подруга была лучшей во всем.
Мясо моего мужчины было похуже - черствым и жилистым, мы плохо питались перед тем. Да и после того - тоже. Я позвала соседей, и мы разделали и съели его вместе, прожарив на костерке в большой жестянке.
Мой мужчина ненавидел помогать соседям.
Это было очень глупо, потому что без взаимопомощи не выжить.
- Как называется та, кто не мать, но вместо матери? - спросил охотник.
- Крестная.
- Так ты теперь моя крестная. А я тебе кто?
- Крестник.
Я отдала ему зашитые штаны и принялась за рубашку.
- Мы выходим на Поверхность, потому что там, в Подземье, завелась какая-то сволочь, - сказал крестник, натягивая штаны. - Вроде жуков, но огромная. Она охотится на нас.
- Может быть, это она высасывает кровь из нас, из тех, что послабее, - сказала я.
- Нет, эти кровь не высасывают. Они разделывают людей и крыс верхними лапами, у них на этих лапах что-то вроде ножей. А потом жуют своими жвалами. Мы решили, что придется возвращаться на Поверхность, хотя этого никто не хочет. У нас до меня двое вышли, но на них кто-то напал, и они не вернулись.
- Если они вышли ночью, то понятно, кто. Это совы. Они летучие и передвигаются совершенно бесшумно.
Я представила, каково будет слепым фалмерам на Поверхности, если они решат выйти в полном составе. Потом подумала, что теперь и нам некуда бежать - раньше-то мы думали, что в случае чего можно будет спрятаться в Подземье...
Мы с крестником тоже вышли. Он прислушивался и качал головой. На площади стояли хирург, фельдшер и маленькая девочка. Малышку еще пошатывало после наркоза, а голова у нее была перевязана.
- Она стоит! Стоит сама! - голосила мать. Я не сразу поняла, что она плачет от радости.
Хирург выглядела усталой. Теперь я рассмотрела, что у нее тоже длинные волосы, только забранные в тугой пучок на затылке. Однако она сказала, что готова посмотреть наши раны, если их можно вылечить.
Я перевела дух. Это вселяло надежду. Что ни говори, а врач, способный лечить травмы, - самый нужный человек в поселении. Травм у нас ежедневно прибавляется. Рад-ежи, рад-олени, крысы - все эти твари только и смотрят, как бы тебя искалечить; полуразрушенные дома пригодны не столько для проживания, сколько для того, чтобы упасть и вывихнуть ногу, или треснуться башкой, или остановиться под балкой, которая надумала грохнуться тебе на горб...
Хорошо, что они пришли.
Зря мы сначала так скептически отнеслись к их появлению.
Вечером мне стоило труда увести крестника с площади - прибежало целое стадо рад-оленей, и он набил их штук шесть. Хватит и нам, и соседям. Стрелял крестник без промаха.
- Это потому, что я не пользуюсь глазами, - пояснил он.
- Не ходи по вечерам, совы же, - заворчала на него я и крикнула хирургу, которая тоже невесть зачем выперлась шляться по улице: - Уходите в укрытие! Тут ночью совы охотятся на людей! Ночью надо прятаться!
- Погодите, - сказала она и направилась к нам. - Меня интересует этот юноша.
- Я здоров, - произнес крестник.
- Я хочу посмотреть, нет ли и у те... - она прервала себя на полуслове, ощупывая его лоб. - Ага, есть! Как я понимаю, ты - дварф?
- Фалмер, - поправил он и улыбнулся. Улыбка у него выглядела жутковато, но что возьмешь со слепого.
- Ах да. У нас подземные коммуникации называли Морией, а их жителей - дварфами. Но неважно. Вы продвинулись дальше, чем наверху.
Мне стало не по себе.
- О чем ты?
- Вот об этом, - и хирург тронула лоб крестника. На лбу отчетливо виднелась выпуклость, похожая на закрытый глаз. - На наших глазах рождается новая раса. Эти третьи глаза способны видеть то, чего обычным глазом не увидишь. И я усматриваю мой долг в том, чтобы...
- Так вот оно что, - крикнула я. Злость поднялась во мне. - Ты пришла не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы создавать свою новую расу?
- Нет, нет, и чтобы помочь, тоже, - запротестовала хирург.
Я взяла крестника за руку и потащила в дом.
Ему было что обдумать, поэтому я не отвлекала его. Сама раздала туши соседям, сама освежевала те, что оставила себе, немного зажарила, а остальное разрезала на полосы и повесила сушиться. Это заняло много времени и сил, и под конец я совершенно успокоилась.
Новая раса так новая раса.
Ближе к полуночи прилетели совы. Я достала пращу и камень - у меня всегда есть камни в запасе, высунулась из окна. Прицелилась. Оп! Попала! Конечно, одним камнем сову не убьешь - это тебе не Голиаф, она куда больше, сильнее и более живучая, плотные перья защищают ее, как доспехи древних рыцарей. Но, по крайней мере, я ее напугала, и совы улетели.
С совами я справлюсь при помощи пращи, с рад-ежами - при помощи лука. Если хирург начнет вместо помощи ставить опыты на "новой расе", я справлюсь с ней при помощи костяного ножа. Моя лучшая подруга меня никогда не подводила.
А о невидимых кровопийцах и подземных жуках я подумаю позже...