Мы встретились, точнее, столкнулись, на лестнице моей конторы двадцать третьего февраля, за минуту до обеденного перерыва. Я поднимался из буфета в свою сисадминскую берлогу. Там ждали недобитые монстры, которым не следовало давать лишнего времени на отдых, и я питался прямо на ходу, прикладываясь то к маковому рулету в правой руке, то к стаканчику капучино в левой. К счастью, несшийся вниз по лестнице вихрь налетел на меня как раз в промежуточный момент пережёвывания. Это позволило пальцам избежать зубов, но не могло спасти любимый белый свитер, на который катапультировался капучино. Облегчённый стаканчик, порхнув через перила, ушёл в крутое пике, я с гневным мычанием поднял глаза и...
   Я не мастер описаний и редко обращаю внимание на детали, поэтому могу охарактеризовать внешность незнакомки лишь одним словом - "выразительная". Особенно глаза - заглянув в них, я проглотил готовые вырваться слова возмущения вместе с языком и остатками рулета. Незнакомка, похоже, осталась довольна произведенным эффектом, поскольку раздражение в её взгляде сменилось снисходительным любопытством, а затем и лёгкой заинтересованностью. Извинившись за новый капучиновый дизайн моего свитера, она вызвалась немедленно устранить причинённый ущерб. Я хотел благородно отказаться, но язык по-прежнему отказывался повиноваться, и через пять минут я уже сидел без свитера в своей каморке и обалдело ждал возвращения незнакомки.
   Она не заставила ждать себя долго. Не прошло и часа, как я был облачён в вычищенный свитер и стал обладателем коробки пирожных и бутылки ситро. Незнакомка, представившаяся Мартой, ещё раз извинилась, сославшись на состояние лёгкой невменяемости, в которое её привело общение с дамочками из отдела недвижимости. Я, согласился, что уж чего-чего, а довести они могут, однако ради справедливости отметил, что у них есть и положительные стороны. Например, сегодня они накрывают праздничный стол для мужской части нашей конторы. Марта не возражала, что это может отчасти компенсировать хамское поведение и вопиющую некомпетентность, но: Короче говоря, между нами завязалась светская беседа, к концу которой я осмелел настолько, что спросил, не согласится ли Марта сходить со мной в какое-нибудь приличное кафе, чтобы я не чувствовал себя неловко оттого, что меня угощает дама. Тут Марта, вспомнив о каких-то своих срочных делах и ожидающем меня праздничном столе, стала прощаться. Уже в дверях она оглянулась, пронзила меня взглядом, казалось, до самых глухих закоулков души и внезапно согласилась встретиться в ближайшую пятницу.

   В пятницу полетел компьютер главбуха, и я целый день проплясал с бубном вокруг этой священной коровы под аккомпанемент женских причитаний и угрожающе-вопросительных начальственных взрыкиваний. К счастью, шаловливые духи вычислительных процессов были в тот день настроены не слишком агрессивно, и около шести вечера мне удалось вырваться из конторы. До встречи оставалось десять минут, как раз чтобы дойти, и бежать на базар за цветами было поздно. Надежда на бабуль из подземного перехода не оправдалась - городские власти проводили очередной рейд по наведению порядка, и бабули откочевали в другие подземелья. Салон "Райская долина" дразнил шикарными букетами в витрине, и издевался табличкой "Закрыто по техническим причинам". Бутик через дорогу манил разбитой в холле клумбой, и я уже начал подумывать, как бы её быстренько обнести, но тут судьба для разнообразия одарила меня слегка кривоватой улыбкой. Из сумрака подворотни вышла на свет отбившаяся от стаи бабуля и предложила мне веточку вербы, усеянную первыми весенними "котиками". Я на радостях купил у неё весь остаток веток и поспешил к месту встречи, сочиняя на ходу фразы о преимуществе естественного перед искусственным и тепличным.
   Фразы получились чудесными: сочными, округлыми, плавно перетекающими одна в другую... Заготовленная речь вполне могла бы занять первое место на конкурсе отмазок, если бы не сгинула в моей памяти, так и не дождавшись произнесения. Марта, увидев "котики", пришла в такой восторг, словно это были как минимум синие розы, и заткнула мой открывшийся для объяснений рот самым приятным из возможных способов - поцелуем. Начало свидания превзошло самые смелые мои ожидания, и после непродолжительной прогулки по улицам я рискнул предложить Марте зайти ко мне согреться чашечкой кофе:

   Утром в понедельник Марта исчезла, оставив записку, бутерброды и ощущение полной нереальности происшедшего.
   Записка, адресованная "милому котику", обещала новую встречу, и ожидание её растянуло наступившую неделю как минимум на год субъективного времени. Не помогло даже то, что весь понедельник я продремал перед монитором в своей каморке, а в четверг был мобилизован для подготовки к 8 Марта. В пятницу - последний рабочий день перед выпавшим на понедельник праздником - контора закрылась в час дня, и обед плавно перетек в банкет и танцы. С танцев я тихонько ускользнул, прихватив проигнорированную сотрудницами бутылку шампанского. И ускользнул не зря. Подходя к родному подъезду, я увидел приближающуюся с противоположной стороны Марту. Она несла объёмистую, но, судя по походке, лёгкую сумку, и я, бросился вперёд, галантно предложив доверить груз мужским рукам. Марта пыталась возразить, но я был настойчив.
   - Ладно, неси, - сдалась она, ставя сумку на асфальт.
   С поклоном вручив даме шампанское, я небрежно взялся за ручки: Только гордость вынудила меня всё-таки поднять сумку одной рукой и, ни разу не уронив, дотащить до лифта.
   Уже в квартире, с облегчением опустив ношу на пол, я небрежно осведомился:
   - Что у тебя там?.. - слово "кирпичи" отсекли фильтры хорошего воспитания.
   - Продукты, - лаконично ответила Марта и, легко подхватив сумку, направилась на кухню. - Не голодать же нам три дня.
   Целых три дня! И всего лишь век ожидания! Приплясывая от восторга, я вскочил на кухню как раз в тот момент, когда Марта закрывала пустой обычно холодильник, полки которого ломились теперь от базарных деликатесов. Подобное изобилие до сих пор встречалось мне лишь у классиков девятнадцатого века и в "Книге о вкусной и здоровой пище" пятьдесят четвертого года издания. Придя в себя, я начал рыться по карманам, чтобы компенсировать Марте хотя бы часть расходов.
   - Брось, котик, - сказала она, словно прочтя мои мысли. - Это от благодарных клиентов.
   Каких клиентов, Марта уточнять не стала, а я не настаивал, поскольку вдруг со всей отчётливостью ощутил, что три дня - не так уж много, а отсчёт времени уже начался:

   Наш роман приобрёл черты стабильности. Каждую пятницу вечером Марта появлялась с сумкой продуктов, а в понедельник утром, когда "Кама-сутра" начинала казаться сборником упражнений для младшего школьного возраста, исчезала. Кроме того, она забегала на пару часов вечером в среду, "чтобы котик не заскучал". Впрочем, "Котик", наверно, нужно писать с большой буквы, поскольку никак иначе Марта меня не называла. За выходные я так привыкал к тому, что я Котик, что по понедельникам даже не сразу начинал откликаться на обращения коллег и начальства.
   Правда, этому можно найти и другое объяснение - большую часть времени между визитами Марты я спал. Спал лёжа, сидя, на ходу, беседуя с людьми: Добравшись до своей каморки, я, вместо того чтобы сидеть в каком-нибудь чате или рубиться с монстрами, запускал написанный сразу по окончании института эмулятор бурной деятельности и спал, уставившись невидящим взглядом в монитор с бегущими по нему строками. Моя сетевая жизнь заглохла, а монстры, наверно, сдохли от тоски и осознания собственной ненужности.
   Впрочем, это меня совершенно не волновало, в отличие от резко повысившегося интереса со стороны сотрудниц, почуявших произошедшие со мной изменения, как акулы свежую кровь. К счастью компьютеры, словно в компенсацию за мои с ними былые мучения, работали исправно. Присутствие же в каморке кого-либо постороннего без моего согласия было запрещено приказом шефа, и любопытствующим оставалось лишь кружиться в отдалении. Истекая слюной при мысли о славном шматке свежей, ещё парящей эмоциями информации о моей личной жизни. Твёрдо следуя завету классика я соблюдал "конспирацию, конспирацию и еще раз конспирацию", и коллегам приходилось довольствоваться тухловатым жилистым мясцом домыслов.

   Жизнь вошла в новое русло, бурля на порогах выходных, всплескивая на перекатах сред и вяло неся свои воды в прочие будни. Я привык к её новому рваному ритму, и слова Марты в последнюю среду перед 1 Мая прозвучали как "весенний первый гром". Среди ясного неба. Целуя меня на прощанье, она, как бы между прочим, сообщила, что в пятницу прийти не сможет, но второго числа возможно всё. Что-то во мне шевельнулось возразить, но целуясь с Мартой возражать невозможно, и она ушла, оставив меня в блаженном недоумении.
   Пятница без Марты. Ужасней могла быть только суббота без Марты, и, пережив две эти катастрофы, я настроился при первой же встрече показать, как говорят англичане, кто из нас двоих носит брюки. Марта появилась в воскресенье утром. Я открыл дверь в наскоро накинутом банном халате и увидел, что она сегодня в джинсах. Западная мысль, как всегда при переносе на нашу почву, вошла в противоречие с реальностью, и пора объяснений настала лишь во вторник.

   На вторники этой весной выходные дни ещё не выпадали. Поэтому я вскочил утром с ощущением, что проспал, и, обнаружив рядом с собой женщину, не сразу понял, что это Марта. Узнавание заняло лишь пару секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы обнаружить, как сильно она изменилась с момента первой нашей встречи. Слово "выразительная" в описании её облика теперь нужно было заменить на "потрясающая". И выглядела Марта лет на пять моложе. "Где были мои глаза?", - изумился я. Конечно, каждый миг с Мартой слишком ценен, чтобы обращать внимание на такие незначительные мелочи, как внешность. "Но на них наверняка обращают внимание другие, - кровь вскипела от ревности, распирая сосуды, и ударила в мозг. - Ведь где-то она провела эти две, принадлежащие мне и только мне ночи!".
   Кровь, требуя объяснений, стучала в виски, но я почему- то не решался разбудить Марту. Ещё немного, и дело могло кончиться знакомством с Кондратием, но тут Марта открыла глаза, и я обрушил на неё поток упрёков и подозрений. Она пристально глядела на меня, как бы на что-то решаясь, и когда поток, наконец, иссяк, сказала:
   - Видишь ли, Котик, род занятий накладывает на меня определённые обязательства. В частности, в ночь на первое мая я должна участвовать в некоем ежегодном мероприятии.
   - И что же это, позвольте узнать, за слёт юных Василис? - язвительно перебил я.
   - Лучше бы тебе этого не знать, - с нажимом ответила Марта. - Сон будет крепче, да и для души спокойней:
   Однако меня несло:
   - Будьте так любезны, поведайте недостойному, - ёрнически поклонился я, пытаясь облобызать отдёргиваемую Мартой руку. - Век не забуду, барыня, вашей доброты:
   - Что ж, если ты так настаиваешь, - сказала Марта холодно, - будь по-твоему. Только не жалуйся потом, - и, заткнув тыльной стороной ладони мой открывшийся для дальнейшего ёрничанья рот, продолжила будничным тоном. - Я, знаешь ли, ведьма. А ведьмы, Котик, должны посещать шабаши. Вот и вся загадка.
   - А я, знаешь ли: - начал я, отводя её руку, но тут со всей отчетливостью осознал, что Марта не шутит:

   Следующий раз Марта вновь появилась в пятницу.
   - Ну что, Котик, пустишь в дом ведьму? - спросила она, не переступая порога.
   - А що робыть? - выдал я домашнюю заготовку. - Таки поздно, Маня, пить "Боржоми"...
   - Ну, смотри: - Марта вошла, и я вновь пришёл в себя только во вторник утром.
   
   Жизнь наша после Мартиного признания не могла не измениться, и одной из первых неприятных перемен стало то, что Марта перестала приходить по средам. "В мае всегда больше клиентов", - объяснила она, и мне не оставалось ничего другого, кроме как принять это к сведению. Впрочем, освободившимся средам, а также четвергам и пятницам, в которые я раньше отсыпался, быстро нашёл применение шеф. Он затеял обновление компьютерного парка и модернизацию сети, и теперь большую часть рабочего времени я проводил не в мечтаниях, а за установкой софта и подключением железа. Доступность моя резко возросла, чем не замедлили воспользоваться изнуренные информационным голодом коллеги.
   Стоило мне появиться в каком-нибудь отделе, как всякая работа там мгновенно прекращалась и начиналась самая увлекательная из охот. Нет, не на человека - я не представлял для наших дам матримониального интереса - а на информацию о человеке. Люди, для которых я три месяца назад был лишь чудным жрецом глумливых электронных идолов, вдруг стали проявлять обо мне просто-таки материнскую заботу. Спрашивали о здоровье. Ужасались, как я похудел и осунулся за последнее время. Пытались кормить. Удивлялись, что такой парень до сих пор ходит в холостяках. Советовали срочно жениться, что должно тут же решить все мои проблемы. Спрашивали, а не присмотрел ли я себе кого-нибудь. Собственно, всё предшествующее было лишь подводкой к последнему вопросу. Он так всех интересовал, что я порой подумывал, не делаются ли на меня ставки в некоем тайном тотализаторе. Если да, то победительнице светил, очевидно, немалый куш. С каждым днём становившийся больше, поскольку на все вопросы я отвечал неоднократно опробованным некогда на экзаменах сочетанием звуков, которое не значило ничего, и, стало быть, означало что угодно.
   Постепенно я научился откликаться на вопросы коллег чисто рефлекторно, думая при этом о чём-нибудь своём. Впрочем, этим своим в конечном итоге неизменно оказывалась Марта. Ведьмы всегда представлялись мне старыми каргами, поджидающими в замшелых лесных избушках добрых молодцев. Причём только и исключительно в сказках. Но Марта была молода и вполне реальна. Порой просто потрясающе реальна: Таким, да и вообще любым ведьмам явно не было места в нашем рационалистическом мире. Хотя: Инквизиция в своё время занималась ведьмами вплотную и, похоже, не сомневалась в их реальности. Я скачал "Молот ведьм", но прочесть до конца не смог. Однако прочитанное помогло положить конец бесплодным размышлениям. Шпренгер и Инститорис утверждали, что их труд основан на богатом эмпирическом материале. Так почему бы и мне не мудрствовать лукаво, а проверять свои гипотезы опытом?

   Утром последнего этой весной нерабочего понедельника, после завтрака, я немного отошёл от субботне-воскресной одержимости и вспомнил о намеченном эксперименте.
   - Слушай, Марта, - сказал я, лениво развалясь на диване, - тут дамочки из нашей конторы утверждают, что я совсем зачах, спал с лица и, вообще, плохо выгляжу. Может меня и вправду грызёт какая-нибудь тайная хворь? Или сглазил кто? Не могла бы ты, как специалистка, посмотреть и дать своё авторитетное заключение?
   Марта, как раз вознамерившаяся пристроится рядом, бросила на меня пристальный взгляд.
   - Может и вправду стоит?.. Хорошо, посмотрю. Отстроюсь только: - она решительно запахнула халат и ушла на кухню.
   Спустя два часа, за которые я не менее ста двадцати раз пожалел о своей дурацкой тяге к экспериментам и столько же раз велел себе не ныть, Марта появилась из кухни. Даже мне, никогда не видевшему ведьму за работой, стало ясно - отстройка прошла успешно. От Марты веяло такой холодной отчуждённостью, что я невольно потянулся за одеялом, а во взгляде явственно читалось, что перед нею сейчас всего лишь биологический объект, клиент. Она велела мне перевернуться на живот, присела возле дивана на корточки и, что-то бормоча, начала водить руками над моим распростертым телом. По коже, шевеля волоски, побежал лёгкий ветерок. Постепенно он усиливался, кожа и мышцы, повинуясь движениям Мартиных рук, заходили волнами. Волнение проникало всё глубже и глубже, я чувствовал, что ещё немного и тело моё взорвётся, расплескавшись по комнате, но тут Марта резко сменила тональность бормотания, и буря улеглась.
   Некоторое время я лежал неподвижно, производя внутреннюю инвентаризацию организма и дивясь отсутствию недостач. Потом, убедившись, что контроль над телом восстановлен, перевернулся на спину:
   - Ну что, жить буду?
   Марта, уже почти прежняя, взъерошила мне волосы, присела на край дивана и как ребенка чмокнула в лобик.
   - Конечно будешь, Котик. Долго и счастливо. И умрешь в один день.
   Затем, уже без улыбки, добавила:
   - Правда, кое в чём твои дамочки правы. Есть одна причина для беспокойства. Но я её устраню. Обещаю. - Марта склонилась, и скрепила обещание поцелуем. На этот раз не детским:
   
   В следующую пятницу Марта не появилась. Промотавшись до утра между балконом и лестничной клеткой, я, в конце концов, решил, что пришло время звонить в справочную скорой помощи, и начал искать телефонный справочник. Справочник долго прятался, пока наконец не обнаружился на кухне, где прикидывался подставкой под сковороду. Обложка и крайние страницы уже пали в неравной битве с раскалённым чугуном, но я не терял надежд, и они оправдались. Взятые в руки останки справочника сразу раскрылись на нужной странице, и оттуда выпала написанная знакомым почерком записка: "Котик, не беспокойся и не ищи. Я устраняю причину твоих проблем. Всё будет в порядке. Марта". Ниже стояло сегодняшнее число, и шёл постскриптум "Во сне и за едой время проходит быстрее".

   Организм воспользоваться советом постскриптума по полной программе, и в понедельник я вышел на работу как никогда выспавшимся и полным сил. Сотрудницы не преминули это заметить, и я буквально физически ощутил, как от бурления могучих, но разнонаправленных мыслительных волн завибрировали стены нашей конторы. Три дня назад этим бы всё и окончилось, но исчезновение Марты высвободило огромное количество времени и энергии, которые нужно было чем-то занять. И я решил отблагодарить наших дам за трогательную заботу о моей личной жизни, подарив им Историю. Электронно-эпистолярный любовный роман в режиме реального времени.
   Героиней романа стала француженка Жанна, проработавшая три месяца секретаршей в посольстве и вернувшаяся на родину по настоянию деспотичного папаши-миллионера. Мы даже не успели попрощаться, и теперь она пыталась связаться со мной по электронной почте. При этом все письма Жанны, написанные на забавно исковерканном русском, по ошибке попадали к секретарше шефа. К первому письму было приложено фото умопомрачительной блондинки эротично возлежащей в символическом купальнике на фоне неправдоподобно лазурного моря. К другим прилагались фотографии квартиры на Елисейских полях, шато под Парижем, виллы в Ницце, океанской яхты и прочих атрибутов шикарной жизни. Тексты я поначалу брал из дамских романов и светской хроники, но постепенно вошёл во вкус и стал сочинять сам.
   Переписка, естественно, была односторонней. Пытаясь добиться от меня ответа, Жанна пускалась во всё более и более интимные воспоминания, а общий тон её писем становился с каждым разом трагичней. Все сотрудницы постепенно разбились на две партии. Одни при встрече смотрели на меня с гневным осуждением, другие - с неподдельным интересом. Причём, с каждым новым письмом поляризация возрастала. Ещё немного, и вся эта затея могла бы закончиться для меня плачевно, если бы однажды я не ошибся, подписывая очередное письмо.
   Письмо содержало страстную мольбу о встрече, и я уже почти отправил его, но в последний момент заметил ошибку. Не Жанна, а Марта. Не знаю, была ли это описка по Фрейду, или что-то другое, но я вдруг понял, что этот крик души не придуман. Он родился сам. Я не видел Марту непозволительно долго - целый месяц, практически вечность - и больше не мог. Я был должен, обязан её отыскать. Немедленно. Но как? Как найти человека, о котором не знаешь практически ничего, кроме имени?
   Было от чего впасть в отчаяние. Но отчаяние не вело к Марте. Дорогу к ней могла подсказать только память, и она не подвела. Я вспомнил, какой отдел посещала Марта в день нашей первой встречи:

   Дом Марты, расположенный в частном секторе на краю города, я нашел довольно быстро. Вот только хозяйки в нём не оказалось. Словоохотливая соседка пояснила, что в это время года Марта всегда живет на даче, в лесу, и в город возвращается лишь в ноябре. Не знаю, что отразилось при этих словах на моём лице, но соседка, начавшая жаловаться на неправильную погоду последних лет, умолкла на полуслове.
   - Вижу, очень нужна тебе Марта, - решила она, пристально поглядев мне в глаза. - Если уж парень ведьму ищет, значит, невмоготу ему. От любви, видать, сохнешь?
   Я кивнул.
   - Что ж, сейчас самое время. Еще чуток и луна на ущерб пойдёт. Так что садись-ка ты на автобус:
   
   Чётко следуя указаниям, я отошёл метров двести от остановки и наткнулся на узкую, но хорошо различимую народную тропу. Тропа увела в лес и долго водила, кружа и сворачивая в самых неожиданных местах. Через некоторое время я стал подозревать соседку Марты в топографическом кретинизме. Затем в извращенном чувстве юмора, граничащем с садизмом. Потом догадался, что она замыслила повторить затею Ивана Сусанина, и приготовился провести остаток своих дней, плутая по пригородному лесу, но тут тропа вывела меня, наконец, на поляну. Посреди поляны, отчасти реабилитируя мои детские представления об образе жизни ведьм, стояла избушка. Правда, оценить степень её замшелости я не успел, поскольку дверь избушки отворилась и на крыльцо вышла Марта.
   - Всё-таки пришёл: - с тоской протянула она.
   - Да я так, мимо проходил: - подойдя к крыльцу, попытался обидеться я, но Марта, не обратила на мои слова никакого внимания.
   - Пришёл: Котик, ну зачем ты пришёл! - с непонятным отчаянием вскрикнула она. - Я и так пробыла с тобой слишком долго! Котик, я не должна была так долго с тобой оставаться. Тебе нельзя. И мне: Ну, зачем ты пришёл сюда, Котик!
   Я стоял и не мог ничего сказать. Я должен был что-то сказать, но не мог. Я забыл, как складывать из слов осмысленные фразы.
   - Я хочу быть с тобой, - всплыла из памяти готовая строчка.
   - Я так хочу быть с тобой, - потянулась за ней ещё одна.
   - И я буду с тобой, - мне уже не нужно было думать, что говорить дальше.
   - В комнате с белым потолком, с правом на надежду: - машинально продолжила Марта, и отблеск какой-то безумной извращённой надежды мелькнул в её глазах. - Слушай, Котик, сегодня ведь купальская ночь. Хочешь, покажу тебе, где искать цветок папоротника? В этом лесу кладов много - обязательно найдёшь:
   - Я уже нашёл свой клад, - прервал её я. - Зачем идти в лес, если можно протянуть руку? Просто скажи "да".
   Марта побледнела:
   - Котик, это очень серьёзно! Ты не можешь со мной оставаться. Это кончится очень плохо:
   - Пусть кончается, как хочет, но с тобой, - я шагнул к Марте, и окружающая действительность привычно растворилась в её глазах:
   
   Первым, что я увидел, вновь обретя способность воспринимать окружающее, были глаза Марты, лежавшей рядом, опираясь на локоть. Глаза были печальны. Я начал было приподниматься, чтобы исправить это вопиющее безобразие, но Марта уперлась в мою грудь свободной рукой и, слегка подавшись вперед, сказала:
   - Ну вот и всё, Котик. Теперь ты уйдёшь.
   - И не подумаю, - осознав тщетность попыток подняться, я независимо заложил одну руку за голову, а другой потянулся погладить Мартины волосы. - Я ведь уже сказал, что хочу быть с тобой.
   - Ну, и что ты собираешься здесь делать? - спросила Марта, уклоняясь от моей руки.
   - Как что? - ответил я голосом кота Матроскина, обводя взглядом комнату и видневшийся за окном лес. - Коровку купим, молочко продавать:
   - Я серьёзно, - с досадой перебила меня Марта. - Тебе нужно уйти, пока светло, а мне надо готовиться к вечерним обрядам.
   - Я тоже хочу обрядов, - продолжал нахальничать я, глядя в скрытые за потолком небеса. - Хочу скакать через костёр и гоняться по кустам за голыми девками: Точнее за одной: - поправился я, покосившись на Марту.
   Марта на миг усмехнулась, но тут же посерьёзнела вновь:
   - Перестань, Котик. Пойми, шутки кончились. Речь идёт о твоей жизни. Если ты не уйдёшь сейчас, то почти наверняка останешься здесь навсегда. И я не уверена, что тебе это понравится:
   - А я не шучу, - глядя Марте прямо в глаза, с нажимом произнёс я. - Я ведь и пришёл, чтобы остаться. И мне нравится слово "навсегда". И я абсолютно уверен, что если сейчас уйду, то вряд ли когда-нибудь смогу без отвращения смотреть в зеркало.
   - Что ж, - сказала Марта странно вздрогнувшим голосом. - Оставайся.
   И я остался:

   Марта оказалась права. Я так никогда и не вернулся в родную контору, предоставив сотрудницам возможность думать, что объект их пристального интереса уже в Париже и гоняет монстров где-нибудь на Елисейских полях. Но я живу не в полях, а в лесу, и мы с Мартой не гоняем монстров, а снимаем сглаз и порчу, приваживаем безразличных и отваживаем постылых, возвращаем неверных и: Полный перечень услуг вы можете прочитать на нашем сайте или на двери избушки. Собственно, делает это всё Марта, а я обычно сижу неподалёку со скучающим и где-то даже презрительным видом и лишь иногда издаю хорошо знакомое моим бывшим коллегам звукосочетание, и нажимаю какую- нибудь кнопку на клавиатуре компьютера. Обычно это производит на клиентов совершенно потрясающее впечатление, и они тут же соглашаются увеличить гонорар в два раза. Популярность наша в народе неуклонно растёт и порой, особенно в тёплое время года, приходится работать от рассвета до заката. Но зато тем приятней потом, прижавшись друг к другу усталыми телами, сладко спать под уханье сов или шорох ночного дождя.
   В конце октября мы перебираемся в городской дом Марты и живём там всю зиму. Клиентов зимой обычно меньше, и можно сидеть долгими вечерами у огня и вспоминать лето. А с конца февраля Марта начинает пропадать на субботы и воскресенья, а я начинаю сердиться и ревновать. Я знаю, что ей необходима энергетическая подпитка, и что с первого мая она вновь будет безраздельно принадлежать мне, но ничего не могу с собой поделать. Марта называет такое поведение самцовым шовинизмом и на время отлучек запирает меня в моей городской квартире. Я догадываюсь, что она тоже делает это из ревности, опасаясь, что я могу пойти по соседкам, среди которых, кстати, есть весьма достойные и вполне благосклонные ко мне экземпляры. И эта её ревность слегка успокаивает мою.
   А в мае мы перебираемся в лес, и я с нетерпением жду купальской ночи. В эту ночь Марта преображается, и мы до самого рассвета буйно носимся друг за другом по крыше избушки и ветвям векового дуба, растущего на краю поляны. Обычно Марта не слишком долго заставляет себя ловить и с наслаждением делится со мной запасённой весной жизненной силой. Иногда мы так увлекаемся, что первый луч солнца застаёт нас на какой-нибудь высокой ветке или краю крыши, откуда можно запросто упасть и даже убиться. Мы всегда забываем об этом, но никогда не беспокоимся из-за своей забывчивости. В конце концов, у нас в запасе ещё по восемь жизней.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"