В изображении сцены в разбойничьем притоне в романе Павлова "Божья воля" мы узнали - пару черточек, СОВПАДАЮЩИХ с изображением знаменитой сцены в бандитской "малине" в последней серии телефильма С.Говорухина "Место встречи изменить нельзя". Узнали - и в недоумении остановились.

Это, да еще общая ситуация: бандитское застолье и среди него герой, которого похитили, заманили в разбойничье логово, - это одновременно и свидетельствует о происходящей в романе предвосхищающей реминисценции будущего телепроизведения, и в то же время - представляется недостаточным для того, чтобы такая реминисценция действительно состоялась, имела место.

Но уже в следующей главе мы сталкиваемся с таким феноменом, который - окончательно завершает наметившуюся ранее картину. В нем говорится о том самом друге героя, разыскивая которого, князь Барятинский и угодил в приготовленную для него ловушку, и о его романе с той самой трактирщицей, на мельнице которой во второй части романа пропавший герой будет найден:

"Любовь пришла к МОЛОДОМУ ГВАРДЕЙЦУ совершенно внезапно, налетев на его ещё не затронутое бурным дыханием страсти сердце, как налетает ветер на тихую, спокойную гладь сонного озера, мирно дремлющего в поросших ивняком и тальником берегах".

Это словосочетание - сразу же заставляет вспомнить... о романе А.А.Фадеева "МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ". И вот тогда-то присутствие в предыдущем повествовании предвосхищающих реминисценций из телефильма "Место встречи изменить нельзя" - становится для нас не-сом-нен-ным.

*      *      *

Книга (и снятый по ней в свое время кинофильм) - о комсомольцах-подпольщиках, сражающихся с немецкими оккупантами. В этом и заключается смысл соотношения аллюзии на нее - с предшествующими реминисценциями телефильма.

Мы уже пришли к заключению о том, чем именно, в рамках изучаемой романной традиции, мотивируется появление того же телефильма С.Говорухина в романе М.Н.Волконского "Мне жаль тебя, герцог!" (написанном в 1913 году).

В "пилотном" произведении этой традиции, повести К.П.Масальского "Регентство Бирона" (1834) содержится такая же, как теперь, у Павлова - на роман Фадеева, аллюзия на заглавие романа Н.А.Островского "Как закалялась сталь". В многосерийном телефильме, снятом по этому роману в 1970-е годы, главную роль сыграл тот же актер В.Конкин, который затем исполнить роль Шарапова в фильме "Место встречи изменить нельзя".

Появление предвосхищающей реминисценции в романе 1913 года служит, таким образом, знаком преемственности этого произведения по отношению к исторической повести из той же эпохи, написанной в 1834 году.

Книга же Островского - тоже о подвигах комсомольцев, только не в Великую Отечественную, а в Гражданскую войну. Аллюзию на заглавие романа Фадеева в повествовании 1902 года следует воспринимать поэтому - как субститут аллюзии на этот телефильм, органически монтирующийся с источником предшествующих реминисценций благодаря исполнителю главных ролей в обоих фильмах.

*      *      *

Однако звеном, замыкающим группу этих реминисценций, завершающим процесс их осуществления, дело в этой же главе романа не ограничивается. Мы встречаем в ее дальнейшем тексте - еще одно словечко, также заставляющее нас вспомнить об услышанном в предыдущей.

Это слово - "ка-ба-чок". Так, всего лишь пару раз, в повествовании названо питейное заведение, в котором друг героя встречает свою любовь:

"...Молодая женщина достала бутылку со старым ренским вином, хранившуюся, очевидно, для почётных посетителей КАБАЧКА, и, наполнив янтарной влагой стакан, с низким поклоном подала его Сенявину...

...Александр Иванович чувствовал, что он не в силах более противиться влечению сердца, настойчиво желавшего, чтоб он снова побывал в Троекурове и снова заглянул в лучистые глаза красивой хозяйки невзрачного КАБАЧКА..."

Прозвучавшее словечко это - заставляет нас вспомнить о жаргонном слове, прозвучавшем в разговоре персонажей предыдущей главы. При первой встрече с ним оно, прозвучавшее в разговоре знакомых нам двух разбойников, Митяя и Сеньки Косаря, сговаривающихся обмануть третьего, - остановило наше внимание содержащимся в нем потенциалом очередной предвосхищающей реминисценции:

"... - А по-моему, совсем не так поступать надоть.

- А как же? - ещё угрюмее спросил Митяй.

- А так, что следует Антропыча ОБМИШУЛИТЬ.

- Да как же, чёртов кум? - внезапно разозлился Митяй. - Будет те мямлить-то! Говори толком.

- А очинно просто. Теперь, к примеру сказать, он нас ОБМИШУЛИТЬ хочет, а мы его сами ОБМИШУЛИМ...

- Да как же ты его ОБМИШУЛИШЬ?..."

От этого глагола, сразу подумалось нам, производна фамилия знаменитого комедийного актера 60-х - 80-х годов ХХ века: Спартака Ми-шу-ли-на. Но - какое отношение Спартак Мишулин имеет к содержанию этой главы, и пусть даже - к содержанию развертывающейся в ней предвосхищающей реминисценции, - было, конечно, совершенно неясно. И мы были готовы счесть это - простой случайностью.

Но... Слово, вновь появившееся в следующей главе, - напрочь перечеркнуло это наше конформистское поползновение! Ведь С.Мишулин - исполнитель одной из главных ролей, "пана Директора", в знаменитой телепередаче 70-х годов, которая так и называлась: "КАБАЧОК "13 стульев".

*      *      *

Правда, это удостоверение присутствия будущего киноактера в повествовании 1902 года ссылкой на телепередачу с его участием - дела ничуть не улучшало: мотивы апелляции автора романа как к одному, так и к другой - были неочевидны.

Впрочем, немногих усилий стоило сообразить: быть может, отсылка эта - делается повествователем вовсе не ради самого этого источника, а ради того, по отношению к чему источник этот - сам выполняет роль указателя?

И в самом деле: название юмористической телепередачи - явным образом, как фамилия артиста от глагола, производно от названия еще более знаменитого, сатирического произведения: романа И.Ильфа и Е.Петрова "12 стульев". И, как только мы об этом подумали, в голове мелькнуло: а ведь и правда...

Один из прежних реминисцируемых эпизодов, кадров телефильма "Место встречи изменить нельзя" - имеет... прямое отношение к сюжету, изобразительному ряду этого романа (и снятого по нему Л.Гайдаем двухсерийного кинофильма).

Герой, пятерней хватающий и пожирающий квашеную капусту... В телефильме - еще хоть с тарелки, со стола. А в романе, в эпизоде с "голубым воришкой": родственники заведующего домом престарелых, пожирающие ту же кислую капусту, пятерней... и прямо из бочки! -

"...Между тем помрачневший инспектор пожарной охраны [О.Бендер] спустился задом по чердачной лестнице и, снова очутившись в кухне, увидел пятерых граждан, которые прямо руками выкапывали из бочки кислую капусту и обжирались ею. Ели они в молчании. Один только Паша Эмильевич по-гурмански крутил головой и, снимая с усов капустные водоросли, с трудом говорил:

- Такую капусту грешно есть помимо водки".

В романном повествовании этот казус - лишь упомянут; в ленте Гайдая - он инсценирован, показан воочию.

И я начал подозревать, что выбор именно этого кадра из телефильма "Место встречи изменить нельзя" для начального экспонирования развивающейся в дальнейшем предвосхищающей реминисценции - был изначально нацелен на то, чтобы в еще более позднем фрагменте повествования - принять участие в построении предвосхищающей реминисценции из другого произведения, романа / кинофильма "12 стульев".

*      *      *

Остается только подивиться тонкости, подробностности ВИДЕНИЯ автором 1902 года изобразительного ряда произведений - имеющих возникнуть в последующие десятилетия; остроумности, точности совершенно непредвиденных, не замечаемых нами, их современными рецепиентами, соотнесений.

На самом деле, ничего удивительного тут нет: читая романы "А.П.Павлова", сразу понимаешь, что написаны они - крупнейшим мастером слова, а для него подобные соотнесения - просто профессиональный навык.

И, разумеется, построенная для объяснения присутствия в повествовании намека на передачу "Кабачок "13 стульев" гипотеза - тут же, в тексте той же главы получает себе полнейшее подтверждение.

Из уст влюбленного, сопротивляющегося охватившему его чувству, звучит эпитет в адрес предмета его любви:

"И чего это я только глуплю? - думал Сенявин. - Ишь, подумаешь, какую ЦАЦУ нашёл. Коли кто узнает о такой срамоте, так прямо засмеют. Ишь, скажут, поручик гвардии Преображенского полка - и в деревенскую целовальницу влюбился..."

Это же сочетание букв, слогов - является рефреном ("Ламца-дрица. Ца-ца.") песни, которую в другом романе Ильфа и Петрова, "Золотой теленок" распевает директор "Геркулеса" Полыхаев. Об этом же романе напоминает употребленное в ближайшем, только что приведенном нами пассаже, - имя-отчество того же влюбленного персонажа, Сенявина - которое совпадает... с именем-отчеством заглавного героя "Золотого теленка", Александра Ивановича Корейко.

*      *      *

И дальше - словно цепная реакция начинается. "Вас, конечно, удивил ранний визит неизвестного мужчины?": реплика О.Бендера, обращенная к "людоедке"-Эллочке, жене инженера Щукина. Она находит себе отзвук... в приветственной реплике старого князя Барятинского, обращенной к предполагаемому похитителю и убийце его племянника:

"Иван Фёдорович вошёл твёрдым шагом, немного более бледный, чем обыкновенно, и, только кивнув Алексею Михайловичу, но не подавая ему руки, проговорил:

- Вас, конечно, должно удивить, государь мой, что я к вам в гости пожаловал..."

Почему эта именно реплика, соединяющая столь кричаще несоответствующие друг другу эпизоды, встречи героев двух романов? Дело, вероятно, в том, что реминисцируемый в данном случае эпизод - находится в соответствии, в некоей художественной гармонии... с прежде отразившимся в повествовании эпизодом из того же романа "12 стульев".

"Голубой воришка" - обирает старух из богадельни; здесь же - все наоборот, молодая женщина, Эллочка Щукина, - обирает... своего мужа.

Там - одна за другой исчезают вещи из обихода 2-го дома Старсобеса, продаваемые затем его заведующим на рынке; здесь - наоборот, истощая финансы супруга-инженера, одна за другой появляются вещи, долженствующие - имитировать собой ценности, обладательницей которых является соперница "людоедки" - дочь американского миллиардера Вандербильда.

*      *      *

Если этой аллюзией на реплику персонажа будущего романа эпизод начинается, то заканчивается он - тоже предвосхищающей реминисценцией из романа "12 стульев".

И тоже - реминисценцией, соотносящей между собой два эпизода этого романа. В нем присутствуют две сцены... физического насилия; сцены столкновений друг с другом "компаньонов" - Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова. Сначала Бендер избивает Кису (за растрату денег накануне аукциона, на котором компаньоны имели возможность купить весь комплект оставшихся стульев). Затем Воробьянинов... и вовсе перерезает горло спящему "комбинатору".

А в эпизоде романа 1902 года - в конце концов, происходит... драка. И тоже - старого и молодого: сначала дядюшка бросается на предполагаемого убийцу своего племянника. И тоже - как и Воробьянинов, покушается на его ГОРЛО, только не режет его бритвой, а пытается задушить:

"...Это хладнокровие окончательно взорвало Барятинского. У него уж не оставалось никаких сомнений, что стоящий перед ним с таким вызывающим насмешливым видом человек действительно убил его несчастного племянника, и, охваченный дикою жаждой мести, он набросился на него и схватил его за горло, крича:

- Ты его убил, ты!! Кровь его на тебе! Ну, да я не дам тебе торжествовать! Умирай, собака, собачьей смертью!! - И он всё сильнее сжимал горло Алексея Михайловича своими костлявыми пальцами".

Затем - молодой дает отпор; бьет старика, да так, что он без чувств грохается на пол:

"...Его нападение было так неожиданно, что Долгорукий в первую минуту совершенно растерялся, но затем он собрался с силой, вырвался из рук душившего его старика и оттолкнул его от себя.

Иван Фёдорович взмахнул бессильно руками, глухо вскрикнул и замертво грянулся на пол. Возбуждение его было так сильно, что в ту минуту, когда Долгорукий оттолкнул его от себя, он лишился чувств и не мог удержаться на ногах".

И в этом пассаже, в описании этого жеста, этого падения - главу... неожиданно заканчивает - новая ремсинисценция; из другого произведения - давно написанного, ставшего к тому времени классическим (и, как мы это недавно обсуждали, имеющего самое существенное отношение к данной романной традиции, лежащего у ее истоков).

*      *      *

А именно, из сцены столкновения между гробовщиком Адрианом Прохоровым и покойным сержантом гвардии Петром Петровичем Курилкиным в повести Пушкина "Гробовщик":

"...С сим словом мертвец простер ему костяные объятия - но Адриан, собравшись с силами, закричал и ОТТОЛКНУЛ его. Петр Петрович пошатнулся, упал и весь рассыпался. Между мертвецами поднялся ропот негодования; все вступились за честь своего товарища, пристали к Адриану и бранью и угрозами, и бедный хозяин, оглушенный их криком и почти задавленный, потерял присутствие духа, сам упал на кости отставного сержанта и ЛИШИЛСЯ ЧУВСТВ".

В романе Павлова, таким образом, прослеживается стратегия построения реминисценций, выявившаяся перед нами в конце нашего предыдущего исследования и которую мы только что имели возможность наблюдать на примере ускользающей реминисценции телефильма "Место встречи изменить нельзя".

Эта стратегия подразуемевает, что в заимствующем повествовании - больше не даются узнаваемые контуры эпизодов, фрагментов произведения-источника. Они предстают - в едва узнаваемом, в самых общих чертах набросанном виде.

Однако при этом даются (причем - не обязательно в той же самой сцене!) одна-две резко узнаваемые детали, не позволяющие более сомневаться в том, что этот неясный очерк - действительно является реминисценцией.

Точно так же - и в данном случае. Появление пушкинской реминисценции настолько неожиданно; причины ее появления - на фоне реминисценций романа Ильфа и Петрова! - настолько туманны, что это заставляет сомневаться в самом факте ее наличия. В то же время, мы видим, что Павлов - не просто строит свой эпизод по схеме пушкинского, но - буквально цитирует текст его повести, переносит из него выражения, резюмирующие фазы происходящего столкновения.

Само сходство деяний сторон, в этом столкновении участвующих, не прямое, а модифицированное, носящее на себе следы художественной обработки, переосмысления. Герой романа - душит своего противника за горло; герой же повести (тоже... старше по возрасту, чем гробовщик!) - простирает к нему объятия. Несходство двух жестов - опосредуется фразеологизмом... соединяющим их оба: "задушить в объятиях".

*      *      *

Впрочем, оба реминисцируемых эпизода, прошлый и будущий, тонко соотнесены между собою. Если в эпизоде из романа "12 стульев" повествуется о "раннем визите неизвестного мужчины", то у пушкинского гробовщика происходит столкновение - с "гостем полунощным", давно ему известным, которому он еще "в 1799 году... продал первый свой гроб".

К тому же, роман Ильфа и Петрова с этого ведь и начинается: с... ГРО-БОВ-ЩИ-КОВ. Знаменитые похоронное бюро "Нимфа" и гробовых дел мастер Безенчук - соревнуются друг с другом за право похоронить тещу Ипполита Матвеевича Воробьянинова. И мне всегда казалось, что гробовщики эти из советского сатирического романа - прямые наследники пушкинского. Особенно - Безенчук.

Живут они все, как известно, в "уездном городе N", однако именно он по ходу действия - оказывается... в Москве, там, где когда-то жил Адриан Прохоров; мелькает перед главными героями романа в сквере возле Курского вокзала.

А приехал он в Москву... со своим товаром; приехал - потому, что до него дошли слухи о разразившейся в Москве эпидемии "гриба" (гриппа), о возросшей потребности... в гробах:

"Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями, иные - так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.

- Восемь штук, - сказал Безенчук самодовольно, - один к одному. Как огурчики".

Именно так, "штабелем", изображены гробы... на иллюстрации, изображающей сцену чаепития Адриана Прохорова с Готлибом Шульцем, в рукописи пушкинского "Гробоавщика". Безенчуку, ухитрившемуся привезти из Старгорода в Москву целых восемь гробов в почтовом вагоне, есть чем гордиться: у Пушкина в комнате Адриана Прохорова их изображено только... семь!

И если гробы у Ильфа и Петрова сравниваются с... "огурцами", то на пушкинском рисунке они - похожи... на лодки. Но ведь огурцы зачастую - тоже... плавают: в рассоле!

Слухи тогда, в романе 1927 года, - не подтвердились, но ведь именно в атмосфере эпидемии холеры, свирепствовавшей, в том числе, и в Москве, - болдинской осенью 1830 года и создавалась повесть Пушкина "Гробовщик".

*      *      *

А далее в романе Павлова - дается портрет героини, узнавшей об исчезновении и предполагаемой смерти своего возлюбленного:

"...С каждым днём она становилась всё бледнее и бледнее, точно тяжёлая сердечная рана, нанесённая ей судьбою, точила по капле её кровь, которая словно испарялась и бесследно исчезала из её ещё недавно здорового и крепкого тела. Пропал румянец лица, поблёкли губы, глаза потеряли свой прежний блеск, ушли в орбиты и глядели оттуда точно из какой-то бездонной пропасти..."

И выглядит она в этом портрете - именно как... мертвец; как череп тех самых скелетов, которые собираются у Пушкина в доме гробовщика:

"...Комната была полна мертвецами. Луна сквозь окна освещала их желтые и синие лица, ввалившиеся рты, мутные, полузакрытые глаза и высунувшиеся носы..."

И это уподобление - продолжается при новом ее описании, когда к ее облику - применяется то слово, которым в других случаях принято именовать - именно мертвецов, обитателей царства мертвых; или - пришельцев из этого царства:

"...Когда Долгорукий вошёл в комнату и увидел княжну, он испуганно отшатнулся. Он и предполагать не мог, чтобы молодая девушка так страшно изменилась за каких-нибудь четыре месяца. Перед ним была не прежняя цветущая, пышущая здоровьем княжна Анна, а какая-то бледная ТЕНЬ её, какой-то ПРИЗРАК этой былой красоты..."

И это нагнетание портретных мотивов служит прелюдией - к дальнейшему развитию в этой сцене мотивов повести Пушкина.

*      *      *

Исследователи давно уже обращали внимание, и мы свое время тоже пришли к такому выводу, что в основе повести "Гробовщик" лежит представление о "Страшном суде", которым, по христианскому учению, должна завершиться человеческая история. Именно эта религиозная концепция - и упоминается в последующем диалоге.

Появившийся перед героиней князь Долгорукий - это именно тот соперник героя, которого считают виновником его смерти, и поэтому из уст героини по его адресу звучат страшные обвинения и угрозы. Сначала эти угрозы связываются повествователем в ее реплике - с описанием ее облика, в котором были отмечены черты "мертвеца":

"...Молодая девушка, глядя в упор на него своим гневным взглядом, подошла к нему вплотную и медленно проговорила:

- Так вы хотели меня видеть, ваше сиятельство! Вам угодно было посмотреть, что сталось со мною по вашей милости! Смотрите, любуйтесь..."

А затем:

" - Но, княжна, - попробовал прервать поток её гневных слов Алексей Михайлович.

- Молчите! Злодей! Убийца! Вы отняли у меня всё, всё в жизни!.. Разбили счастье... Убили моего жениха... Теперь вы хотите отнять у меня жизнь!.. Берите, берите! И помните, что мои проклятия на СТРАШНОМ СУДЕ зачтутся вам. Будьте вы прокляты!!!"

И заканчивается эта сцена - тоже обмороком, как и столкновение того же Долгорукова со старым князем Барятинским; как и - столкновение с вышедшими из своих могил мертвецами пушкинского гробовщика:

" - Но, княжна! - опять воскликнул Долгорукий, - я не виноват в смерти Барятинского! Он не умер! Он жив!

Этот возглас заставил молодую девушку вздрогнуть всем телом. Он произвёл на неё впечатление громового ударами, подавленная этой неожиданной, хоть и радостной новостью, она лишилась чувств и бессильно упала на пол".

И в этом случае - причиной обморока стал... человек, восставший из гроба, вышедший из могилы!

*      *      *

Продолжение, развитие реминисценции, начатой в одном эпизоде, в другом - убеждает нас в том, что мы не ошибаемся, предположив ее наличие. Но тогда неизбежным становится - ответить на вопрос: зачем? Зачем она, эта реминисценция, в первом случае, и именно в том месте, на фоне развивавшейся в том эпизоде другой реминисценции, появляется?

К сказанному можно добавить, что реминисценция из будущего сатирического романа - некоторым образом гармонирует с самой эстетической концепцией пушкинской повести, о которой мы недавно упоминали: в заурядных персонажах - проступают черты героев истории.

Нечто подобное - мы ведь и наблюдали, когда сравнивали романы Ильфа и Петрова... с повестью Гоголя "Тарас Бульба". Мы пришли к выводу, что национальный герой, изображенный Гоголем, - затем... как бы претерпевает посмертное воздаяние на страницах первого романа дилогии - в образе Ипполита Матвеевича Воробьянинова!

Но все же мы думаем, что главная причина появления пушкинского "Гробовщика" на страницах романа 1902 года - не в этом. Повесть привлечена в это произведение потому, что оно нацелено - на создание еще одного знаменитого романа 1920-х - 1930-х годов.

Чтобы представить себе - какого, нужно вернуться к судьбе несколько раз попадающегося в повествовании Павлова слова "обмишулить" - в других произведениях этой романной традиции. Оно встретилось нам еще единственный раз в повести П.В.Полежаева "Лопухинское дело", впервые опубликованной в 1883 году. Эта повесть, действие которой относится к первым годам царствования Елизаветы Петровны, как будто бы выходит за границы очерченного нами тематического круга.

Но, с одной стороны, мы и не наблюдаем в этом произведении никаких очевидных свидетельств принадлежности его к изучаемой нами, основанной на материале предшествующей исторической эпохи, романной традиции. А с другой стороны, сам его автор - уже обнаружил перед нами, в таком своем бесспорно относящемся к этой эпохе произведении, как повесть "Бирон и Волынский", причастность к этой традиции - наличием у него таких решающих в этом отношении признаков, как предвосхищающие реминисценции из телефильма "17 мгновений весны".

Кроме того, события, описываемые в повести 1883 года - являются прямым следствием недавнего прошлого: в ней описывается мнимый, сфабрикованный и "разоблаченный" находящимся на грани своего падения фаворитом императрицы лейб-медиком Лестоком, "заговор" в пользу опального "Брауншвейгского семейства", правительницы принцессы Анны Леопольдовны и младенца императора Иоанна IV, свержением которых интересующая нас историческая эпоха и заканчивается.

*      *      *

Глагол, образующий в романе Павлова предвосхищающую реминисценцию культовой передачи 1960-х - 1970-х годов, встречается в повести Полежаева в эпизоде с несостоявшимся новым фаворитом императрицы юношей Бекетовым, которого ревнивые и предусмотрительные сановники братья Шуваловы с самого начала устранили путем вручения баночки с ядовитой мазью, непоправимо испортившей его хорошенькое личико.

Глагол - и появляется в реплике Шувалова, лицемерно извиняющегося перед своей жертвой за совершенную будто бы им ошибку:

"На лице Александра Ивановича выразилась глубокая и непритворная печаль...

- ...Да посмотри только, как она с ним говорит!

- Да это что... ничего. Дам ему завтра притираньица для сохранения цвета лица... - предложил вполголоса Петр Иванович...

Блеснуло полное счастье для юного адъютанта и исчезло, как молния.

Через несколько дней он летел домой в деревню закутанный и обвязанный, с лицом изрытым язвами и покрытым багровыми пятнами. И прислушивается он к звону колокольчика, в дребезжащем звоне которого так и отчеканиваются слова Петра Ивановича, с улыбкою говорившего ему на прощание: "Ну, батенька, извини, ОБМИШУЛИЛСЯ скляницами... Поезжай домой да вылечись".

У Полежаева этот эпизод пересказан предельно кратко, и даже имени Бекетова - не называется. И никаких причин для повтора мелькнувшего в его тексте глагола в романе 1902 года, с развитием столь богатого реминисцентного ореола, который мы у него там наблюдаем, - в самой повести "Лопухинское дело" мы не видим.

*      *      *

Однако, прочитав этот исторический анекдот в изложении Полежаева и крайне заинтерсовавшись наличием в нем этого лексического феномена, - я сразу же вспомнил, что этот сюжет, и в несравнимо более развернутом виде, - повторяется в романе "Род князей Зацепиных, или Время страстей и казней" А.Шардина (псевдоним, взятый себе П.П.Сухониным).

Быть может, здесь я и найду ответ на вопрос, что послужило причиной столь художественно активного использования этого, появившегося ранее в соответствующем эпизоде повести Полежаева, глагола - в повествовании Павлова? - подумал я. И действительно, именно здесь - этот ответ и можно было найти.

У Шардина выясняется, что Бекетова, в качестве потенциального фаворита Елизаветы, активно продвигал вице-канцлер А.П.Бестужев, один из главных героев будущего "лопухинского дела": чтобы воспользоваться им в качестве противовеса пользующимся большим влиянием у императрицы братьям Шуваловым, вступившим в альянс с его заклятым врагом графом Лестоком. В этой расстановке сил - и заключалась причина столь жестокого устранения оказавшегося между двух политических жерновов красавца-юноши.

Но дело не в этом, а в том, что в тексте Шардина, помимо имени Бекетова, - упоминается и НАЗВАНИЕ того ядовитого снадобья, с помощью которого его устранили. Причем повторяется, твердится оно на протяжении двух-трех реплик диалога - подчеркнуто многократно; так, чтобы читатель не мог не обратить на него внимание и чтобы в память его - оно не могло не зарониться, "сработав" затем, рано или поздно, выявив свою художественную функцию - на фоне других произведений, других авторов.

Вот в этом-то иностранном, зловещем названии "косметического" средства - все дело:

"...Но Шуваловы не пришли в отчаяние. Пётр Иванович особенно сочувственно отнёсся к Бекетову...

- Скажите, молодой человек, - раз спросил он у Бекетова глаз на глаз... - каким способом вы получили такую нежность и белизну [лица], что нет красавицы, которая бы вам не позавидовала? Вы не употребляете ДЬЯВОЛЕТТЫ?

- Нет, ваше высокопревосходительство. Я не употребляю ничего, кроме чистой воды. А дозвольте спросить, что это такое ДЬЯВОЛЕТТА?

- Мазь такая, что лицо белее и чище делает, свежесть необыкновенную лицу придаёт. Вы думаете, например, моё ржавое лицо сохранилось бы до сих пор в таком виде без ДЬЯВОЛЕТТЫ? Шутите! Каждую неделю перед баней намазываюсь... А вы напрасно не попробуете когда-нибудь. Хоть вы и так белы необыкновенно, но она отлично свежит и сохраняет. У вас, думаю, лицо просто сиять начало бы... Хотите, я вам пришлю попробовать?...

Бекетов поблагодарил.

Вечером, на куртаге у государыни Шувалов подал ему маленькую скляночку золотистой, необыкновенно ароматной мази. Бекетов не утерпел, вымазался перед баней, и к утру всё лицо у него было в страшных прыщах.

...Императрица взглянула на него и обомлела. В тот же день Бекетов был переведён в Астраханский полк".

Это название - сразу же напоминает нам о появившихся пару десятилетий спустя знаменитых "ДЬЯВОЛИАДАХ" М.А.Булгакова; более того - похожая "скляница" с волшебной мазью, правда - с несколько иным предназначением и с совершенно иными последствиями, - в одной из них, романе "Мастер и Маргарита", и фигурирует!

*      *      *

В этом - и заключается причина функционирования характерного просторечного глагола "обмишулить" из аналогичного эпизода полежаевской повести - в романе 1902 года. Он этот глагол, через посредство соответствующего эпизода романа Шардина, его собственной лексической специфики, - сигнализирует о происходящем в повествовании Павлова.

А происходит в нем, будет происходить - предвосхищающее реминисцирование, проектирование... будущей булгаковской романистики.

Связующим звеном между нею и романами Ильфа и Петрова - выступает здесь система реминисценций повести Пушкина "Гробовщик". Так вкратце можно сформулировать (окончательный) ответ на поставленный нами вопрос о причинах совмещения двух этих (не столь уж разнородных, как оказалось при ближайшем рассмотрении) реминисцентных линий: из романов "12 стульев" и "Золотой теленок" и из "болдинской" повести Пушкина.

Но дальнейшему рассмотрению этой проблемы мы бы хотели отвести место в другом исследовании, в котором намерены рассмотреть все ту же группу русских исторических романов начала ХХ века под несколько иным углом зрения. Пока же обратим внимание на то, что эта реминисцентная линия - отчетливо различимые отголоски романа "12 стульев", который будет написан четверть века спустя, - появляется перед нами в этой группе романов впервые.

В то же время, до сих пор мы наблюдали - противоположное: глубокую традиционность реминисцентного плана этих произведений; то обстоятельство, что источниками реминисценций в них становятся - те произведения, которые отразились и в других романах, других авторов этой группы. Это заставляет предположить, что и роман Ильфа и Петрова - должен служить таким же общим для разных романистов источником реминисценций, как и остальные.

И это предположение, при дальнейшем знакомстве с материалом, - оправдывается.