И, наконец, еще одна черта, роднящая повесть Достоевского "Дядюшкин сон" с ранее написанными произведениями Писемского, - это пронизанность повествования реминисценциями из повести Пушкина "Гробовщик".

Особенной интенсивностью таких реминисценций отличаются у Писемского роман "Боярщина" и повесть "M-r Батманов". При этом для них характерно столь глубокое проникновение их автора в художественный замысел и даже литературную предысторию пушкинского произведения - что его нельзя было ожидать от современного этой повести читателя. Оно впервые приоткрывается научному исследованию этого произведения - современному нам.

Отсюда можно предположить, что здесь работала некая негласная профессиональная традиция, к которой был подключен автор этих романа и повести. Можно поставить вопрос, в какой мере к этой традиции был подключен - Достоевский.

Отголоски "Гробовщика" начинают слышаться уже на первых страницах повести Достоевского. Один из наиболее часто используемых в романе "Боярщина" элементов художественно-символического строя повести Пушкина - это концепция "присутствия духа".

Об Адриане Прохорове в кульминационный момент его столкновения с "ожившими" мертвецами говорится, что он "потерял присутствие духа и упал замертво..."

Но тут же эта "потеря духа" - иллюстрируется наглядно, переводится в физический план из сферы нравственной абстракции. Непосредственно перед этим подступивший к нему антагонист - "маленький скелет" в клочьях красно-зеленого мундира - от толчка, нанесенного гробовщиком: "упал и весь РАССЫПАЛСЯ".

"Дух" - это то, что соединяет разрозненные части воедино; то, чем они держатся. Вплоть до высшего проявления этого понятия - Св. Духа, Которым создается единство Тела христианской Церкви.

*      *      *

Впрочем, дух человеческий - почему-то очень часто перестает эти объединяемые им части держать, и наступает - распад: как это наглядно и изображено в пушкинском эпизоде.

Мы в нашем историко-литературном, филологическом и даже почти что лексикологическом исследовании - совершенно не имеем возможности обсуждать БОГОСЛОВСКУЮ сторону этого вопроса, обуславливаемую существованием Абсолюта этого "духовного ряда".

Хотя уже даже самое беглое ознакомление с приводимым нами перечнем соответствующих словоупотреблений в повести Достоевского показывает - что сторона эта у него играет очень и очень немаловажную роль. Приведем лишь две выписки из сочинений святителей Феофана Затворника и Игнатия Брянчанинова, чтобы было понятнее, о чем тут идет дело:

"Пока стремления духа прорываются раздробленно - то одно, то другое, и одно в одну сторону, а другое в другую, - нет в нем жизни. Когда же высшая, Божественная сила благодати, одновременно наитствуя дух, сводит все его стремления воедино и держит их в сем едином, тогда - огнь жизни духовной".

"Если же ты ощутил, что соединился ум твой с душою и телом, что ты уже не рассечен грехом на части, но составляешь нечто единое и целое, что святой мир Христов возвеял в тебе, то храни со всевозможным тщанием дар Божий..." (Цит. по: Сборник о молитве Иисусовой. М., 1995. С.90)

Каким образом вокруг этой четко определяемой богословием динамики стратифицируются контексты приводимых нами выражений у Достоевского, а главное - каким образом они ориентированы относительно - очевидным образом! - просвечивающего в этих контекстах христианского идеала - было бы делом очень любопытного и немаловажного исследования, характеризующего ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ Достоевского.

*      *      *

Соответствующее понятие - появляется уже на первых страницах повести Достоевского:

"... Все думали, что Марья Александровна ПАДЕТ ДУХОМ, унизится, будет просить, умолять, одним словом опустит свои крылышки".

"Крылышки" тут, конечно, напоминают о символическом представлении "духа" - крылатым существом; птицей; голубем.

В романе "Боярщина" выражения, обозначающие это понятие, появляются периодически; образуя целые комплексы, сочетания с другими реминисценциями повести Пушкина. Ритм их появления подчиняется определенным закономерностям; задаются некими повествовательными "катализаторами".

В повести Достоевского это понятие - также экспонируется неоднократно. Иными словами, обращение к реминисцированию "Гробовщика" - не было у него единичным явлением.

В гл.III, в ожидании князя:

"Сама Марья Александровна сидит у камина в ПРЕВОСХОДНЕЙШЕМ РАСПОЛОЖЕНИИ ДУХА и в светло-зеленом платье, которое к ней идет".

"Дух" - приравнивается... к платью, в которое можно одеться: в этом комическом, на первый взгляд, столкновении - у Достоевского мерцает евангельская символика "одежды", облачения в "одежду" - в духовном смысле (притча о званых на брачный пир в Евангелии от Матфея: гл.22, ст.11-14), вплоть до облачения... в самого Христа (апостол Павел, Послание к Галатам: гл.3, ст.27).

Нужно отметить также, что героиня - одета у Достоевского... в один из цветов костюма "маленького скелета" у Пушкина; Достоевский, таким образом, вспоминает именно ту ситуацию, сцену - в которой это понятие манифестируется в "Гробовщике".

В гл.VII, когда после обеда Марье Александровне нужно выпроводить Мозглякова перед решающей атакой на князя К., она оправдывается перед ним за сделанное ему некогда замечание:

" - Ах, mon ami! Мало ли что мы говорим необдуманного! Я тоже могу ошибаться, я - не святая. Я, впрочем, не помню, но я могла быть в таком РАСПОЛОЖЕНИИ ДУХА..."

И вновь, фразеологическое выражение - сочетается с понятием "святости"; тем самым - оживляется, переводится в более широкие контексты.

*      *      *

В гл.Х Марья Александровна собирается везти своего мужа Афанасия Матвеевича в город, чтобы благословить дочь, выходящую якобы замуж. Но - находит его в деревне после бани и с мокрыми волосами и - приходит в неистовство:

"Беда, конечно, была небольшая и исправимая; но дело в том, что Марья Александровна не могла СОВЛАДАТЬ со своим всепобеждающим и властолюбивым ДУХОМ".

И далее, о самом Афанасии Матвеевиче, когда дело его экипировки для поездки в город наладилось и Марья Александровна немного успокоилась:

"...Между тем он успел несколько ОТДОХНУТЬ и СОБРАТЬСЯ С ДУХОМ".

Первое слово тут - тоже означает: "перевести дух", "отдышаться" от полученной взбучки.

И наконец, еще раз соответствующее выражение появляется в последней главе, где описывается положение Мозглякова после неожиданной кончины князя К., которому он, в качестве племянника, во время пребывания в Мордасове был в некотором роде опекуном:

"...Все это время Мозгляков суетился, кидался во все стороны, и, наконец, голова у него закружилась. В таком-то СОСТОЯНИИ ДУХА он и виделся с Зиной..."

В этом пассаже Достоевский - чуть ли не повторяет приведенную нами выписку из "Писем о духовной жизни" (М., 1882) свт. Феофана. И когда мы продолжим рассмотрение данного фрагмента повествования - мы поймем... почему.

Окинув взглядом составленную нами подборку, мы можем обнаружить любопытную закономерность. ВСЕ преимущественно (за исключением последнего) случаи употребления этого рода выражений - связаны... с одной только Марьей Александровной (или ее мужем).

В дальнейшем мы попытаемся найти объяснение этому загадочному феномену: как будто бы все остальные персонажи повести... "духа" не имели и "потери" или "обретения" его - испытывать не могли!

*      *      *

Вернемся к первому случаю манифестации этого понятия, когда "все думали, что Марья Александровна падет духом..." Предшествующая фраза - служит объяснением тому, почему она должна была "пасть духом":

"...Супруг ее, Афанасий Матвеевич, лишился своего места за неспособностью и слабоумием, возбудив гнев приехавшего РЕВИЗОРА".

Мы уже встречались со случаями, когда в употребляемых Достоевским именах нарицательных - велась игра с названиями литературных произведений: "Тюфяк" и "Шинель".

То же самое теперь происходит - с названием комедии Гоголя "Ревизор". В.Н.Турбин в упомянутой нами работе о "Дядюшкином сне", сказав, что "князь воистину выглядит идиотом", - продолжает:

"Он похож на гоголевского Хлестакова. Фанфаронит он и лжет, из последних сил цепляясь за жизнь".

И действительно, появившееся в тексте повести слово "ревизор" - включается в игру, в ходе которой за ним явственно начинают прорисовываться контуры гоголевской комедии.

*      *      *

Прежде всего, князь К. - "Хлестаков" (кстати, в латинской транслитерации эта фамилия будет начинаться с этой именно буквы: "Khlestakoff"!) - просто-напросто... цитирует Гоголя:

" - Лорда Байрона помню. Мы были на дружеской но-ге (гл.IV)".

- ...Я за границей с Бетховеном был знаком... Мы были с ним на дру-жес-кой но-ге (гл.VIII)".

Гоголь, как известно, характеризует Хлестакова как человека "без царя в голове".

В первых двух главах повести неоднократно возникает мотив "слабоумия", "сумасшествия". Афанасий Матвеевич, супруг Марьи Александровны, отличается "слабоумием".

О князе К. говорится, что он "помешался", что у него "слабоумие", его хотели "посадить в сумасшедший дом", и, в крайнем случае, он "немного помешан".

И только в отношении одного персонажа аналогичное качество передается с помощью совершенно другого образа - и это образ, как нельзя лучше соответствующий пословичному выражению, употребленному Гоголем в отношении Хлестакова:

"Что же такое Мозгляков? Правда - молод, недурен собой, франт, полтораста незаложенных душ, петербургский. Но ведь, во-первых, В ГОЛОВЕ НЕ ВСЕ ДОМА (гл.I)".

Это - с точки зрения "летописца". И далее - с точки зрения другого персонажа:

"Марья Александровна находит про себя, что у него немного ПУСТО В ГОЛОВЕ, но принимает его прекрасно".

Эти гоголевские аллюзии, конечно, играют роль в характеристике князя К., по наблюдению В.Н.Турбина, как некоего аналога Хлестакова.

Но, с другой стороны, эти аллюзии - поддерживают проведение по всему тексту повести названия... другого гоголевского произведения, содержание которого таких очевидных гоголевских аллюзий в ней не находит.

Это произведение, название которого... служит анаграммой второго слова в названии повести Достоевского: повесть Гоголя "Нос".

*      *      *

Именно наличие игры со словом "ревизор", превращающей его в название комедии Гоголя, - и позволяет, по аналогии, видеть во всех этих многочисленных - откровенно, избыточно многочисленных! - случаях употребления слова "нос" - аллюзию на название повести Гоголя.

Мозгляков рассказывает о том, как увидел перевернутую карету князя К. и хотел было проехать мимо:

" - ...Но превозмогло человеколюбие, которое, как выражается Гейне [хорошо, что не... Гегель!], везде суется со своим НОСОМ (гл.III)".

О том же персонаже - далее в сцене с Зинаидой, где он в очередной раз набивается к ней в женихи:

"Мосье Поль почувствовал, что остался с НОСОМ (гл.III)".

И далее это выражение - "остаться с носом" - рассыпается по всему тексту; персонажи повести то и дело "остаются с носом".

*      *      *

О мелких интригах мордасовских дам, по поводу того, у кого князь К. будет обедать:

"...Каким образом, несмотря на все козни врагов, ей [Марье Александровне] удалось-таки настоять на своем и оставить Анну Николаевну с довольно большим НОСОМ? (гл.VIII)".

Мозгляков о своем крестном отце, к которому он так вовремя направляется после обеда у Марьи Александровны, как раз мечтавшей от него избавиться:

" - ...Вот уже третий раз я в Мордасове, а к нему и НОСУ не показал (гл.VII)".

Настасья Петровна предлагает Мозглякову подслушать сцену насильственного сватовства князя К.; тот отказывается:

" - А не способны, так и оставайтесь с НОСОМ!... (гл.VII)".

Но Мозгляков все-таки остается подслушивать и, более того, подслушивает, как князя К. вынуждают сделать предложение Зинаиде, на что он потом пеняет Марье Александровне:

" - ...Мне-то каково? подумайте! Ведь я теперь, знаете, с каким НОСОМ? (гл.IX)".

Собеседнице удалось обольстить его надеждами на будущее, когда князя К. - не будет. Однако он вскоре опомнился:

"...Ему вдруг пришла предосадная мысль: что ведь, во всяком случае, все это еще в будущем, а теперь-то он все-таки с предлиннейшим НОСОМ (гл.XI)".

И наконец, завершается эта серия словоупотреблений... бурлеском, каким-то растерзанием князя К. на составные части, после того, как он отказывается жениться на Зинаиде, уверяя, что сделал ей предложение - во сне:

" - ...Как вы смеете, князь, дворянку бранить-с? Как я кадушка, так вы безногие-с...

- Кто, я безногий?

- Ну да, безногие-с, да еще и беззубые-с, вот вы какие-с!

- Да еще и одноглазый! - закричала Мария Александровна.

- У вас корсет вместо ребер-с! - прибавила Наталья Дмитриевна.

- Лицо на пружинах!

- Волос своих нет-с!..

- И усишки-то, у дурака, накладные, - скрепила Марья Александровна.

- Да хоть НОС-то оставьте мне, Марья Степановна, настоящий, - вскричал князь, ошеломленный такими внезапными откровенностями... (гл.XIV)".

Эта перепалка, как сейчас увидим, - и выражает причины столь интенсивной эксплуатации этого мотива.

*      *      *

И вновь, в употреблении этого слова просматривается вполне определенная закономерность: оно почему-то преимущественно связано с Павлом Александровичем Мозгляковым; он не только то и дело "остается с носом" - но у него и "человеколюбие... суется со своим носом", и к крестному он "нос не кажет".

И даже в немногих оставшихся случаях он оказывается рядом: Марья Александровна, чтобы оставить соперницу "с носом", перехватывает князя К. - которого везет к той на обед именно Мозгляков. Осаждаемый возбужденными дамами князь - тоже обращается к нему:

" - Друг мой! Это ты меня продал! Это ты рассказал, что волосы у меня нак-лад-ные..."

Так что и в этом случае - Мозгляков тут как тут!

И это понятно. Он - Буратино, балаганная кукла с длинным носом: "...я теперь знаете с каким носом?"; "...а теперь он все-таки с предлиннейшим носом". И вместе с тем - взял на себя противоположную роль: Карабаса-Барабаса - режиссера, закулисного организатора всего этого кукольного представления, на которое больше всего похоже действие повести.

А образ "куклы" - игрушки с накладными волосами - прослеживается здесь отнюдь не только относительно самого князя. От него - он как бы переплескивается на окружающих.

Вот князь К. рассказывает о своем кучере, которому "недавно... бороду сбрили":

" - Бороду сбрили, дядюшка! Но у него борода с немецкое государство?

- Ну да, с немецкое государство. Вообще, мой друг, ты совершенно прав в своих заклю-че-ниях. Но это искусственная. И представьте себе, какой случай; вдруг присылают мне прейс-курант. Получены вновь из-за границы превосходные кучерские и господские бо-ро-ды, равномерно бакенбарды, эспаньолки, усы и прочее, и все это лучшего ка-чес-тва, и по самым умеренным ценам. Дай, думаю, выпишу бо-ро-ду, хоть поглядеть, - что такое? Вот и выписал я бороду кучерскую, действительно борода заглядение! Но оказывается, что у Фефила своя собственная чуть не в два раза больше. Разумеется, возникло недоумение: сбрить ли свою, или присланную назад отослать, а носить натуральную? Я думал-думал и решил, что уж лучше носить искусственную.

- Вероятно, потому, что искусство выше натуры, дядюшка!

- Именно потому. И сколько ему страданий стоило, когда ему бороду брили! Как будто со всей своей карьерой с бородой расставался... (гл.IV)".

А своей дочери Марья Александровна так прямо и предлагает, называя само это слово, - когда уговаривает ее выйти замуж за князя:

" - ...Будь же ее другом, будь его дочерью, будь, пожалуй, хоть ИГРУШКОЙ его, - если уж все говорить - но согрей его сердце... (гл.V)".

И сама Зинаида - вспимнает именно это слово в сцене разыгравшегося скандала:

" - ...Но объявляю вам, князь, что я, если б и взяла от вас что-нибудь, то была бы за это вашей ИГРУШКОЙ, служанкой, плясуньей, рабой... я поклялась бы и свято сдержала клятву мою!.. (гл.XIV)".

А Карабас-Барабас, помахивая плеткой-семихвосткой, заставляет в своем театре - кукол именно ПЛЯСАТЬ, и обращается с ними - именно как со своими "рабами"!

*      *      *

Рассмотренное как аллюзия на название повести Гоголя "Нос", повторяющееся слово это в повести Достоевского - равнозначно мотиву "присутствия духа": но только в ОДНОМ из двух противоположных аспектов - РАЗРУШЕНИЯ некоего связываемого "духом" единства. Эта равнозначность проявляется уже в лексическом значении слова: нос - орган ДЫХАНИЯ.

Но с концепцией "присутствия духа", как она воплотилась у Пушкина, - связана и художественная проблематика повести "Нос". "Убегает" нос - распадается на части лицо человека; его ТЕЛО. С одной стороны, этот единичный эксцесс - предвещает уже... тотальное распадение на части тела заглавного героя повести Достоевского 1859 года!

А с другой... вспомним последнюю реплику князя К., обращенную к атакующим его дамам: "Да хоть НОС-то оставьте мне, Марья Степановна, настоящий..." Персонаж, через голову своего автора, - как бы прямо обращается к сюжету гоголевской повести; уповает на то, что хотя бы этот орган тела, убежавший от ее, этой повести, героя - у него останется!

Далее, этот процесс претерпевает у Гоголя символизацию: маиор Ковалев встречается со своим носом - у Казанского СОБОРА: храма, места, где разрозненные люди собираются в единое ТЕЛО Христово; соединяются воедино Св. Духом.

Таким образом, эта концепция "присутствия духа" или "утраты присутствия духа"; распада и собирания - может охватывать единства самых разных масштабов: от человеческого тела и духа до всего человечества, мироздания.

Анаграммирование заглавия гоголевской повести - черта, которую автор повести "Дядюшкин сон" - также находит у Писемского.

Это имеет место в конце первой части романа "Боярщина", и анаграммирование это - также сопровождает предстающие там картины распада, служит им художественным комментарием.

Мы не беремся сказать, какое отношение эти преднаходимые Достоевским строительные блоки имеют к индивидуально-неповторимому ЗАМЫСЛУ его повести 1859 года; мы в данном случае этого авторского замысла - вообще не касаемся. Нас интересует лишь то, что Достоевский на рубеже 1850-х годов - наследует из беллетристики Писемского, чему он у него УЧИТСЯ.

*      *      *

А закономерность у него прослеживается та же самая, что и в указанном фрагменте у Писемского в повествовании 1844 года. Анаграммирование заглавия повести Гоголя "Нос" - сопровождают наполняющие его собственное повествование картины РАСПАДА.

Начинается все, конечно, с внешнего вида князя К., он задает камертон этой картине распада:

"Смотря на него, невольно приходила мысль, что он сию минуту РАЗВАЛИТСЯ: до того он обветшал, или, лучше сказать, износился".

И далее:

"...Князь... казалось, был весь составлен из каких-то кусочков. Никто не знал, когда и где он успел так рассыпаться. Он носил парик, усы, бакенбарды и даже эспаньолку - все, до последнего волоска, накладные и великолепного черного цвета; белился и румянился ежедневно. Уверяли, что он как-то расправлял пружинками морщины на своем лице и что эти пружины были каким-то особенным образом скрыты в его волосах. Уверяли еще, что он носит корсет, потому что лишился где-то ребра, неловко выскочив из окошка, во время одного своего любовного похождения, в Италии. Он хромал на левую ногу; утверждали, что эта нога поддельная, а что настоящую сломали ему, при каком-то другом похождении, в Париже, зато приставили новую, какую-то особенную, пробочную... верно было... то, что правый глаз его был стеклянный, хотя и очень искусно подделанный. Зубы тоже были из композиции... (гл.II)".

И, как суммирует Мозгляков:

" - ...Ведь это полукомпозиция, а не человек!... Ведь у него глаза вставные, ноги пробочные, он весь на пружинах, и говорит на пружинах! (гл.III)".

А о самом князе Марья Александровна, в разговоре с ним, говорит, казалось бы, лестное, но тоже - рисующее картину распада:

" - ...Вспомните, что вы, так сказать, ОБЛОМОК аристократии!... (гл.VIII)".

И, в резкий контраст, в подчеркнуто гротескную противоположность этому распаду тела персонажа, - имение, в котором он обитает, называется... ДУХАНОВО, и едет он - на поклонение в монастырь!

*      *      *

Далее, по всему повествованию проходит мотив: "рас-тер-зать". В том же самом разговоре с Мозгляковым - Марья Александровна о приезде князя К.:

" - ...Что бы с ним было, бедняжкой, если б он попал к кому-нибудь другому, а не ко мне? Да его бы здесь РАСХВАТАЛИ, РАЗОБРАЛИ ПО КОСТОЧКАМ, СЪЕЛИ!..."

И тут же - другой вариант разъятия на части:

" - ...Бросились бы на него, КАК НА РУДНИК, КАК НА РОССЫПЬ, - пожалуй, ОБИРАЛИ БЫ его!... (гл.III)".

И уже в разговоре с самим князем:

" - ...Вы совершенно не знаете здешнего общества, совершенно не знаете! Ведь это только одна выставка своих небывалых достоинств, своих благородных чувств, одна комедия, одна наружная золотая кора. ПРИПОДНИМИТЕ ЭТУ КОРУ, и вы увидите целый ад под цветами, целое осиное гнездо, ГДЕ ВАС СЪЕДЯТ И КОСТОЧЕК НЕ ОСТАВЯТ (гл.VIII)".

Затем этот мотив возобновляется лишь в последних главах, где мордасовские дамы, под выдуманными предлогами, собираются в доме Марьи Александровны и заставляют ее преждевременно объявить о помолвке:

"Вероломные гостьи, думавшие напугать Марью Александровну тем, что они уже знают ее тайну, думавшие убить ее преждевременным обнаружением этой тайны, думавшие РАСТЕРЗАТЬ ее покамест одними намеками, были ошеломлены такою откровенностию (гл.XIII)".

Однако князь К. объявляет, что помолвка состоялась в ЕГО сне, и Зинаида Афанасьевна решает выступить с оправдательной речью, автоапологией, где обращается, в частности, к своему несостоявшемуся жениху Мозглякову:

" - А вы, Павел Александрович... неужели и вы могли примкнуть к этим людям, чтоб РАСТЕРЗАТЬ и опозорить меня? (гл.XIV)".

Затем происходит уже приводившаяся нами сцена, где дамы буквально растаскивают князя К. на составные части - как с самого начала и предсказывала Марья Александровна; с той лишь разницей, что она и сама благополучно участвует в этом "растерзании".

*      *      *

Князю К. остается только резюмировать происходящее, обращаясь к "продавшему" его на это растерзание Мозглякову:

" - ...Уведи ты меня, братец куда-нибудь, а то меня РАСТЕРЗАЮТ!... (гл.XIV)".

И наконец, умирающий возлюбленный Зинаиды учитель Вася - о перспективах их несостоявшейся семейной жизни:

" - ...Хорошо, что ты за меня не вышла! Ничего бы я не понял из твоего пожертвования, мучил бы тебя, ИСТЕРЗАЛ бы тебя за нашу бедность... (гл.XV)".

Можно теперь выдвинуть робкое предположение о том, какие результаты дал бы "богословский" анализ постановки в повествовании Достоевского пушкинской концепции "присутствия духа". Религиозно-христианские мотивы, просматривающиеся в глубине соответствующих контекстов, - находятся там ПО КОНТРАСТУ.

Если мотивы эти - говорят о собирании человечества в единое Тело, Церковь, то у Достоевского, повторим, пушкинская концепция "присутствия духа" - берется с точки зрения гоголевской повести "Нос". Таким образом, в серии мотивов и образов, закономерно сопровождающих манифестации этой концепции, - речь идет... только о распаде, "растерзании"!

Мы, конечно, не берем здесь начало последней главы с посещением Зинаидой ее возлюбленного, умирающего учителя Васи: эти страницы резко отстоят от всего остального написанного в этой повести, хотя, как видим, и там мотивы "истерзания" - тоже присутствуют, вплоть до финального скандала с Зинаидой матери только что умершего Васи.

Для того, чтобы проиллюстрировать эту КОНТРАСТНОСТЬ построения образа у Достоевского, можно привести еще один отрывок из сочинений святителя Игнатия Брянчанинова, говорящий об обретении единства - в данном случае, единства "ума" и "сердца":

"Соединение ума с сердцем есть соединение духовных помыслов ума с духовными ощущениями сердца.

Не только всякое греховное чувствование и всякий греховный помысл, но и все естественные помыслы и ощущения, как бы они ни были тонки и замаскированы мнимою праведностью, разрушают соединение ума с сердцем, поставляют их в противодействие друг другу. ПРИ УКЛОНЕНИИ С ДУХОВНОГО НАПРАВЛЕНИЯ, ДОСТАВЛЯЕМОГО ЕВАНГЕЛИЕМ, тщетны все пособия и механизмы: сердце и ум никогда не соединятся между собою". (Сборник о молитве Иисусовой. М., 1995. С.94)

Иначе говоря, вне и помимо этого "направления, доставляемого Евангелием", по мненню этого богослова, - невозможно достижение... вообще никакого единства в человеческом мире!

К сожалению, сейчас я затрудняюсь сказать, в каком году появилось сочинение свт. Игнатия, из которого составителями сборника заимствовано это суждение. Но нельзя не отметить, что в выделенной нами ключевой фразе - присутствует слово: "ДОСТАВЛЯЕМОГО" - в котором... звучит имя автора повести "Дядюшкин сон" Федора Михайловича ДОСТОЕВСКОГО (а он и епископ Игнатий - были современниками).

*      *      *

Теперь, в результате представленного обзора, можно задаться вопросом, почему картины распада - выражаются в повести Достоевского - именно этим.... звериным, зооморфным лейтмотивом?

Зооморфные метафоры как таковые - здесь очень скудны, они ограничиваются почти одними репликами Марьи Александровны: мужчин она называет - "ослами", женщин - "сороками" (то есть разносчицами сплетен).

Слово же "растерзать" относится к хищнику, терзающему, пожирающему свою жертву.

И если здесь, в тексте повести, присутствует выражение "князь-идиот" - по нашему предположению, очерчивающее контуры будущего романа Достоевского; то, может быть, образ "растерзания" - выступает здесь проявлением... присутствия в его творческом воображении - и личного имени заглавного героя этого романа: ЛЕВ?

Самого слова "лев" в тексте повести 1859 года - нет; но мы знаем уже, что именно в образ "светского льва" безуспешно драпируется в эпилоге повести получивший за три года, прошедшие со времени основного действия, столичную выучку Павел Александрович Мозгляков.

Эта "драпировка" восходит к повести Писемского "M-r Батманов". Мозглякова, кстати, как мы видели, повествователь иногда называет иронически: "мосье Поль". Именно в произведении Писемского 1852 года - получает подробное объяснение то обстоятельство, что подобное именование - обозначает определенный статус молодого человека... в провинциальном обществе.

В этой повести у Писемского к именованию заглавного героя "львом" - прибавляется и... обсуждаемое им в разговоре с приятелем его свойство "мучить и терзать" женщину, которая в него влюблена.

А кроме того, к этому определению, которому предстоит стать личным именем героя Достоевского, - прибавляется еще и, как мы знаем... слово "мышка", "мышь" ("bat") - которому предстоит стать внутренней формой фамилии этого же героя. В общем, здесь прорисовывается самый настоящий проспект будущих взаимоотношений "мучающих и терзающих" друг друга героев и героинь Достоевского!

*      *      *

В итоге эта галерея картин распада завершается грандиозной картиной крушения Марьи Александровны - не только ее безумного матримониального предприятия, но и ее карьеры в городе Мордасове вообще:

"...Марья Александровна осталась, наконец, одна, СРЕДИ РАЗВАЛИН И ОБЛОМКОВ своей прежней славы. Увы! сила, слава, значение - все исчезло в один этот вечер! Марья Александровна понимала, что уже не подняться ей по-прежнему. Долгий, многолетний ее деспотизм над всем обществом окончательно РУШИЛСЯ... (гл.XIV)".

Таким образом, мы можем видеть, что концепция "присутствия духа" из повести Пушкина "Гробовщик" - как и в своем источнике, как и в финале первой части романа Писемского "Боярщина" - сопровождается в повести Достоевского "Дядюшкин сон" ее наглядно-образным представлением, причем - мультиплицированным в данном случае в разнообразные серии однородных мотивов.

А что касается самой этой финальной картины, то она - предлагает нам... новую задачу. Мы помним, что слова, употребленные здесь: "обломок", "обломки" - уже встречались нам однажды в тексте повести 1859 года: сама же Марья Александровна называла князя К. "обломком аристократии".

Мы ранее поставили это слово (от которого образовано название романа И.А.Гончарова "Обломов") - в связь со словом "поскрёбки", "поскрёбок", которым вводились в повествование предвосхищающие аллюзии на имена партийно-государственных деятелей Советского Союза.

Вопрос же заключается в том, почему это слово - повторяется ЗДЕСЬ? И означает ли его новое появление, что и в этом случае его нужно сопоставить с пластом исторических предвосхищений, намеченных именами соответствующих будущих деятелей в этом произведении?

Но ГДЕ, в таком случае, эта связь, и В ЧЕМ она состоит? Мы надеемся, что нам удастся ответить и на этот вопрос в нашем дальнейшем исследовании.