Аксючиц Лех : другие произведения.

Семейные записки. Книга 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я, Лех Аксючиц, сын Витольда и Ядвиги из рода Рутковских, достигнув в 2013 году возраста 70 лет, пришел к решению написать свои воспоминания о прошедшем. Свои "ВОСПОМИНАНИЯ" я считаю второй частью нашей семейной саги. Первую часть написал Ян Рагино в середине XX века. Я перевел его рукопись с русского на польский язык и опубликовал в виде книги. Призываю читателя, вначале прочесть воспоминания Яна Рагино. Я пытался писать свои мемуары так, чтобы они были продолжением дневника Яна.
  
  
  Семейные записки
  
  Книга 2
  
  
  Лех Аксючиц, сын Витольда
  
  В О С П О М И Н А Н И Я
  Вторая часть семейной истории
  
  Зелена Гура 2013 г.
  
   []
  
  
  Оглавление
  
  WSTĘP
  PREFACE
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  1 ИСТОРИЯ СЕМЬИ
  2. ЖИЗНЬ НА ВОСТОЧНЫХ ГРАНИЦАХ ПОЛЬШИ
  3. ЖИЗНЬ В ЯРОШЕВЕ 1945 - 1954 г.
  4. КРОСНО-ОДЖАНЬСКЕ 1 9 5 4 - 1 9 5 7 г.
  5. ЖИЗНЬ СЕМЬИ НА ЗАПАДНЫХ ЗЕМЛЯХ
  6. ВРОЦЛАВ 1957 -1965г.
  7. ЗЕЛЕНА ГУРА 1965 -1976г.
  8. ПОЕЗДКА В КАНАДУ 1976 г.
  9. ЗЕЛЕНА ГУРА 1977 - 1988 г.
  10. АМЕРИКАНСКИЕ РОДСТВЕННИКИ
  11. ЗЕЛЕНА ГУРА 1989 - 2005 г.
  12. ПОЕЗДКИ НА БЫВШИЕ ВОСТОЧНЫЕ ОКРАИНЫ ПОЛЬШИ
  13. ПОЕЗДКИ В АМЕРИКУ
  14. РАЙОН ЧАРКОВО ПОД ЗЕЛЕНОЙ ГУРОЙ С 2006 г.
  15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДЕРЕВО 3 ПОКОЛЕНИЙ СЕМЬИ АКСЮЧИЦ
  СЕМЕЙНЫЕ СВЯЗИ ФЛОРЕНТИНЫ АКСЮЧИЦ (1886-1971) урожденной ФЛОРЕНТИНЫ РАГИНО
  СЕМЕЙНЫЕ СВЯЗИ ВЛАДИМИРА АКСЮЧИЦ (1881-1968)
  ПЕРЕВОД ИМЕН СОБСТВЕННЫХ
  
  
  
  WSTĘP
  
  Człowiek bez tradycji rodzinnej, z amputowaną pamięcią o przodkach, jest jak pozbawiony ogniwa łańcuch.
  Przeżyje swój czas, ale podobnie jak jego przodkowie, którymi się nie interesował, zniknie w otchłani zapomnienia. A razem z nim jego - czyny, myśli, pragnienia.
  Ja Lech Aksiuczyc, syn Witolda i Jadwigi z domu Rutkowska, mając w 2013 roku lat 70, postanowiłem napisać swoje wspomnienia z minionego okresu. Swoje WSPOMNIENIA traktuję jako drugą część naszej rodzinnej sagi. Pierwszą część apisał Jan Ragino w połowie ubiegłego wieku, przetłumaczyłem ją z języka rosyjskiego i wydałem w formie książki. Zachęcam, aby przed zapoznaniem się z niniejsza pracą, przeczytać wspomnienia Jana Ragino. Starałem się w swej pracy, aby stanowiła ona ciągłość pamiętników Jana.
  Zdaję sobie sprawę z braku zdolności literackich i z posiadania ciężkiej ręki do pióra, aby jednak utrzymać ciągłość sagi rodzinnej, ktoś tę pracę musiał wykonać.
  Apeluję tu do przyszłych pokoleń, aby zechciały kontynuować tradycję rodzinną i pisały następne części naszej sagi. Mam nadzieję, że w przyszłych pokoleniach też znajdą się chętni i saga ta wydłuży się na wiele naszych generacji.
  WSPOMNIENIA - które trzymasz czytelniku w swym ręku - mają jak gdyby trzy wątki. Pierwszy wątek jest to szeroki opis okresu w którym przyszło mi żyć - jakie mieliśmy radości, jakie problemy. Dla współczesnych te opisy mogą wydawać się chwilami banalne. Mam jednak nadzieję, że dla pokoleń, które przyjdą po nas, będą one zwierciadłem naszych czasów. Drugim wątkiem są losy mojej skromnej osoby, opisane na tle epoki. Myślę, że trzeci wątek niniejsze pracy jest najważniejszy. Współcześni i następni, którzy przyjdą po nas, znajdą tu kopalnię wiedzy o wielu, którzy wchodzą w skład naszego drzewa genealogicznego. Mam nadzieję, że ten, który będzie pisał trzecią część naszej sagi, dzięki niniejszej pracy, będzie miał ułatwione zadanie.
  Dziś ja jestem dziadkiem, a babcie i dziadkowie są strażnikami rodzinnych więzi i domowej tradycji. Dzięki babci Florentynie, urodzonej jeszcze w XIX wieku, poznałem dzieje naszych zmarłych przodków, chociaż nie znalem ich osobiście, jednak stali się dla mnie bardzo bliskimi.
  Teraz gdy zbliżam się do swego kresu, bardziej rozumiem odwieczne prawo przemijania. Uznałem, że nadszedł czas, uratować od zapomnienia nasze drzewo
  
  genealogiczne. Czynię to, aby oddać hołd naszym przodkom i uchronić ich imię od zapomnienia, oraz z myślą o pokoleniach, które przyjdą po nas.
  Wiem, że daję dla przyszłych pokoleń cenny prezent. Ja też podobny present otrzymałem od Jana Ragino w postaci jego wspomnień.
  Gdybym zaczął zbierać materiały i dokumenty, chociaż 10 lat wcześniej, mógłbym tu umieścić dużo więcej faktów. Prawo przemijania uczyniło, że możliwość ta minęła bezpowrotnie. W pisaniu opierałem się na przekazach rodzinnych, pamiętnikach Jana, dokumentach znajdujących się w mym archiwum rodzinnym, na zdobytej wiedzy w mych podróżach na Białoruś - "śladami pradziadów" i na własnych przeżyciach. Rodzina nasza wywodzi się z kresów wschodnich dawnej Polski. Wichry wielu ostatnich wojen i przesuwanie granic państwowych zniszczyły tam wszelkie archiwa i dokumenty.
  Starałem się w swych WSPOMNIENIACH objąć cztery pokolenia z naszej sagi
  Pisząc "cztery pokolenia", miałem na myśli pokolenie:
  PIERWSZE - Włodzimierz i Florentyna Aksiuczyc ;
  DRUGIE - 10-ro ich dzieci ;
  TRZECIE - 17-ro ich wnucząt;
  CZWARTE - 21-ro ich prawnucząt.
  Generacje szybko się zmieniają, ja należę do TRZECIEJ, moje dwie córki
  do CZWARTEJ, a moi wnukowie: Brian, Julia, Antoś, Ella już do PIĄTEJ.
  Chcę aby przyszłe pokolenia nie myślały, że przyszły znikąd, kto tak myśli,
  też odejdzie donikąd.
  
  Zielona Góra, 2013 rok Lech Aksiuczyc
  
  
  PREFACE
  
  A man without family tradition, lacking knowledge of his ancestors, is like a chain deprived of its links. He can outlive his time, but like the ancestors, which he wasn"t interested in, he will eventually disappear in the abyss of oblivion. With him - his deeds, thoughts, and desires will disappear, too.
  I, Lech Aksiuczyc, the son of Witold and Jadwiga (born Rutkowska), being 70 years old in 2013, decided to write my memories of the past. I consider my memories to be the second part of our family saga. The first part was written by Jan Ragino in the middle of the last century. I translated it from Russian and released it in a book form.
  I encourage the reader to read the memoirs of Jan Ragino first, before reading this work. I tried to write my work in the way that it could form a continuation of the memoirs of Jan.
  I am aware of my lack of pencraft, but I feel that in order to maintain the continuity of the family saga, someone had to do this work.
  I appeal here to the future generations, and encourage you to continue the tradition of our family and write the next parts of our saga. I hope, that someone in our future generations will be willing to continue this writing tradition and prolong this work into the future generations.
  MEMORIES - that you, the reader, are holding now in your hands - have three plots. The first plot describes in detail a period of time in which I have lived - the joys and problems of my life. To contemporaries these descriptions may seem trivial at times. However, I have hope that to the generations that come after us, these descriptions will be a mirror of our times. The second plot of my work covers the fate of my humble person on the background of the era. I think that the third plot of this work is most important. Contemporaries and the ones who will come after us, will find here a mine of knowledge about many people who are part of our family tree. I hope that the person who will decide to write the third part of our saga, will have an easier task in doing so, thanks to this work.
  Today I am a grandfather, and I feel that grandparents are guardians of family ties and traditions. Thanks to my grandmother Florentina, who was born in the 19th century, I came to know the fate of our ancestors, who - although I did not know them personally - became very close to me.
  Now, that I am approaching the end of my life, I better understand the age-old right of transience. I have decided, that it's time to save our genealogical, family tree from
  
  
  oblivion. I also do this to pay a tribute to our ancestors and to protect their names from being forgotten, plus with a thought about the generations that will come after us. I know that I am giving to future generations a valuable gift. I also received a similar gift from Jan Ragino in the form of his memories.
  If I have just begun to collect materials and documents, at least 10 years earlier, I could have included more facts here. The right of transience has made this opportunity to pass us by irretrievably. In my writing, I relied on our family stories, memoirs of Jan, the documents collected in my family archive, on knowledge gained in my travels to Belarus- "in the footsteps of ancestors", and on my own experiences. Our family comes from the Eastern borderlands of former Poland. The wars and changing of countries" boundaries destroyed all the archives and documents that were there.
  I tried in my MEMOIRS to cover four generations from our saga. By "four generations", I mean the following generations:
  FIRST - Włodzimierz and Florentyna Aksiuczyc;
  SECOND - ten of their children;
  THIRD - seventeen of their grandchildren;
  FOURTH - twenty one of their great grandchildren.
  Generations are changing rapidly. I belong to the THIRD one, my two daughters to the FOURTH one, while my grandkids: Brian, Julia, Antos, and Ella already to the FIFTH one.
  I don"t want the future generations to think that they came from nowhere; who thinks so - will go nowhere.
  
  Zielona Góra, 2013r. Lech Aksiuczyc
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
  Человек без семейных традиций, который не помнит своих предков, подобен оторванному звену цепи. Он проживет свою жизнь и исчезнет в пропасти забвения, как и его предки, которыми он не интересовался. А вместе с ним уйдут и его поступки, мысли и желания.
  Я, Лех Аксючиц, сын Витольда и Ядвиги из рода Рутковских, достигнув в 2013 году возраста 70 лет, пришел к решению написать свои воспоминания о прошедшем.
  Свои "ВОСПОМИНАНИЯ" я считаю второй частью нашей семейной саги. Первую часть написал Ян Рагино в середине XX века. Я перевел его рукопись с русского на польский язык и опубликовал в виде книги. Призываю читателя, вначале прочесть воспоминания Яна Рагино. Я пытался писать свои мемуары так, чтобы они были продолжением дневника Яна.
  Я признаю, что у меня нет литературных способностей и что у меня не "легкое перо", но для поддержания непрерывности семейной саги кто-то должен выполнить эту работу.
  Я обращаюсь здесь к будущим поколениям, чтобы они продолжили семейную традицию и написали следующие части нашей саги. Я надеюсь, что в будущих поколениях найдутся желающие продолжить традицию, и эта сага будет иметь продолжения во многих поколениях!
  Я писал эти "ВОСПОМИНАНИЯ" - имея в виду три цели.
  Первое - это обрисовать большой период времени, в котором мне пришлось жить, описать радости и проблемы нашего времени. Для современников эти описания могут показаться тривиальными, но, надеюсь, что для людей, которые придут после нас, они будут "зеркалом нашего времени".
  Второе - это судьба моей скромной личности на фоне времени.
  Третья, я думаю, наиболее важная часть моего работы, это описание генеалогического дерева нашей семьи. Я надеюсь, что благодаря этому моему труду, перед следующим писателем нашей саги, будет стоять более легкая задача.
  Сегодня я уже дедушка. А бабушки и дедушки - это хранители семейных связей и домашних традиций. Благодаря рассказам моей бабушки Флорентины, родившейся в XIX веке, я узнал историю наших предков, и они стали для меня очень близки, хотя я лично не знал их.
  
  
  Сейчас, когда я приближаюсь к своему концу, я лучше понимаю вечный закон обновления жизни. Я понял, что пришло время спасать от забвения наше
  генеалогическое дерево. С мыслью о будущих поколениях писал я эти воспоминания, чтобы отдать дань уважения нашим предкам и защитить их имя от забвения.
  Я знаю, что делаю будущим поколениям ценный подарок. Похожий подарок я получил от Яна Рагино в виде его мемуаров.
  Если бы я начал собирать материалы и документы хотя бы лет на 10 раньше, то мое описание было бы гораздо более полным. Время стирает память, а некоторые документы пропали навсегда.
  В своих записках я опирался на семейные рассказы, воспоминания Яна, документы, находящиеся в моем семейном архиве, знания, которые я получил в моих поездках в Беларусь "по следам предков" и на опыт своей собственной жизни.
  Наша семья происходит с бывших Восточных окраин Польши. Бури многих последних войн и изменения государственных границ уничтожили там всякие архивы и документы.
  Я попытался в своих "ВОСПОМИНАНИЯХ" охватить жизнь четырех поколений нашей семьи. Когда я пишу четыре поколения, то имею в виду:
  ПЕРВОЕ - Владимир и Флорентина Аксючиц
  ВТОРОЕ - 10 их детей
  ТРЕТЬЕ - 17 их внуков
  ЧЕТВЕРТОЕ - 21 их правнук
  Поколения быстро меняются. Я принадлежу к третьему, мои две дочки к четвертому, а мои внуки: Брайан, Юлия, Антон, Элла - уже к пятому.
  Я не хочу, чтобы будущие поколения думали, что они пришли ниоткуда. Кто так думает, тоже уйдет никуда.
  
  Зелёна Гура, 2013 год , Лех Аксючиц
  
  1 ИСТОРИЯ СЕМЬИ
  
  Корни нашей семьи со стороны Владимира Аксючиц и его жены Флорентины Рагино происходят с территории на восточных границах Первой Речи Посполитой до ее раздела. После раздела Польши в 1793 году наша родная сторона оказалась под властью России. Сегодня это район Беларуси.
  Эти земли с древних времен находились под влиянием многих культур, в основном польских, белорусских, русских, литовских, а так же еврейских и татарских. С XI по XII век эти земли находились в границах Руси. Позднее, с XIV века, почти до конца XVIII они входили в состав Великого княжества Литовского, которое весь этот период было союзником Польши. Этот союз прекратил свое существование при исчезновении Польского государства в связи с разделом Польши в конце XVIII века.
  Когда я начал пытаться установить родственные связи моего деда Владимира Аксючиц я не знал никого среди живых, кто мог бы мне что-то о нем рассказать.
  Однако 2003 год стал поворотным пунктом. Я нашел в семейном архиве удостоверение личности Владимира, выданное в 1930 году. Здесь было указано место рождения Владимира: деревня Вардомичи, округ Даугинай.
  В августе 2003 года мы с женой поехали в Беларусь, чтобы найти следы наших предков. Один из дней мы решили посвятить, поискам этой деревни.
  Это было не легкое предприятие. В Беларуси не было в продаже никаких карт с указанием деревень. Орфография названий населенных пунктов несколько изменилась в течение последнего столетия с изменением, с изменением статуса региона. И мы должны помнить, что области эти принадлежали в прошлом веке царской России, затем Польше, потом Советской России, затем Германии, а в последнее время - Беларуси. После долгих вычислений мы определили место расположения деревни Вардомичи: она находится примерно в 40 км к югу от города Докшицы.
  Мой дед родился здесь в 1881 году, так что я попал в это спустя 122 года, но я был убежден, что здесь я найду его следы.
  Мы проезжали мимо таблички с названием населенного пункта. Я решил даже сфотографироваться рядом названием "Вардомичи". К нам подошла местная жительница и спрашивает: "Что тут интересного, чтобы фотографироваться рядом с табличкой?". Я ответил, что здесь 122 года назад родился, мой дед по фамилии Аксючиц.
  Она оживилась и рассказала, что в деревне в настоящее время проживает 120 жителей, и половина из них носит фамилию Аксючиц. Для меня это был шок. Это фамилия встречается крайне редко, Я никогда не думал, что в одном месте может быть так много людей, с такой фамилией.
  Мы попросили ее, показать нам старейшего жителя деревни с фамилией Аксючиц и она отвела нас к 93 летней Надежде Андреевне Аксючиц. Старушка жила в построенном из бревен двухкомнатном деревянном доме. У нее была очень хорошая память и зрение. У нас были с собой фотографии женщины с надписью на оборотной стороне, из которой следует, что это Фрося Аксючиц, фотография сделана в 1941 году в Вардомичах. Эта фотография была в моих семейных архивах, но не осталось людей, кто может сказать, в каком родстве она с нами. Старуха посмотрела без очков на этой фотографию, и не глядя на надпись говорит, что это Фрося Аксючиц, дочь Агаты Аксючиц.
  Из дальнейшего разговора стало понятно, что Аксючиц Агата - сестра моего деда Владимира.
  
   []
  Удостоверение личности Владимира Аксючиц, выданное в 1930 году.
  
  Надежда говорит, что в детстве ходила в школу с Фросей. Затем вспомнила о детях Фроси, которые носили фамилию Аксючиц. Я начинаю сомневаться, мне показалось странным, что, несмотря на наличие мужа, не изменилась фамилия. Старуха смеется: "Нет, мы здесь, в деревне все Аксючиц на Аксючице, потому что большинство людей здесь носит эту фамилию". Агата Аксючиц, мама Фроси Аксючиц, вышла замуж за Данила Аксючиц. Для меня это было невероятно.
  Эта добрая старушка, несмотря на общую фамилию не была моим родственником. Она направила нас к Марии Арленкевич, дочке Теклы Аксючиц, младшей сестры моего дедушки Владимира.
  Так благодаря скупым данным, полученным из двух упомянутых семейных реликвий - удостоверению личности и фотографии, я добрался, до 84 летней Марии Арленкевич. Она оказалась старейшим представителем рода Аксючиц, нашей близкой родственницей, двоюродной сестрой всех детей Владимира и Флорентины. Благодаря ей я частично воссоздал семейные связи Владимира, что наглядно показано в его скромном генеалогическом дереве, размещенном в конце этой книги.
  Родители Владимира были крестьянами. В то время они дали ему хорошее образование, что позволило ему получить работу первого помощника писаря, а затем писаря в городской управе Березино. Кроме того, четыре сестры Владимира выучились читать и писать, что в то время в провинции не часто встречалось. Мария Арленкевич помнит о двух приездах ее дяди Владимира. Она помнят его как красивого и очень веселого мужчину.
  Безусловно, эти качества покорили сердца Флорентины Рагино ставшей позднее его женой. Моя бабушка Флорентина любила говорить о своем детстве, о своих предках, братьях и сестрах. Она любила поговорить, и я любил слушать, спустя годы, когда я начал писать историю семьи, я обнаружил, что многие из этих историй я помню. Однако крупнейшим источником знания здесь были обнаруженные записи воспоминаний ее брата Яна.
  Родителями Флорентины были Юзеф (русский вариант - Иосиф) Рагино и Антонина, урожденная Стабровская. Юзеф - отец Флорентины происходил из крестьянин. Благодаря способности и упорному труду, его отец приобрел землю и стал арендодателем. Несмотря на то, что Юзеф уже был сыном богатого землевладельца, у него были трудности в получении руки Антонины. Родители Антонины не хотели отдавать свою дочь за человека не благородного происхождения. Они гордились традициями своей семьи.
  Стабровские - старое семейство Литовского округа (герба) "Любич": Войцех (умер 1596) был заслуженным воином и описателем земель литовских, участвовал в войнах против Москвы (1573), его сын Петр (умер. 1619) был кастеляном в Пярну (1600). Сенкевич в своей трилогии также говорил о члене семьи. Старбовских - "ловчий королевский в пуще Беловежской старый одинокий кавалер, сидит постоянно, как зубр в лесу, родственник Яна Скржетуского, у которого он оставил Елену и детей во время "потопа Шведского ".
  Благородные семьи гораздо медленнее поддавались русификации. Несмотря на более чем вековое пребывание польских восточных провинций под властью России, и проведение интенсивной русификация местного населения, семья Антонины Стабровской разговаривала по-польски и придерживалась польских культурных традиций. Хотя повсеместно, после стольких лет жизни под властью России, здесь использовался русский язык, Антонина умела читать и писать только на польском языке. И позднее в Санкт-Петербурге в 1912 году после почти 20 лет разлуки встретившись со своим братом, говорить начала на польском языке, воспитанным семьей дома.
  Родители Антонины жили в районе города Дуниловичи в своем хуторе Боярщина к югу от Воропаево.
  История предков Флорентины со стороны отца подробно описана в воспоминаниях ее брата Яна. Благодаря этой удаче я могу проследить ее предков в этой линии до седьмого колена назад, то есть до Матвея Рагино (родился около 1750 года). Семья происходит из деревни Васевичи в общине Лучай которая находится к юго-западу от Воропаево.
  Бабушка Флорентина родилась в 1886 году в хуторе Соболево, который был куплен ее родителями. Многие факты, содержащиеся в мемуарах Яна, указывают на то, что Флорентина была на самом деле примерно на три года моложе. С какой целью в документах прибавлен возраст, в настоящее время невозможно выяснить.
  Для Флорентины, ее братьев и сестер и для ее детей Соболево было семейным гнездом. К хутору Соболево вместе с лесом относилось не менее 300 гектаров земли. В течение 3-4 лет после покупки, Юзеф Рагино построил большой дом с шестью спальнями и подвалом. Дом был деревянный на фундаменте из камня. Были построены еще и конюшня, два свинарника, сарай для молотилки и три амбара.
  Хутор практически полностью обеспечивал себя. Покупали только соль, спички и керосин. Еще пользовались услугами кузнеца, а упряжь для лошадей делали сами. Любая одежда брюки, начиная от нижнего белья и заканчивая зимним пальто - все шилось из домотканых тканей. Также сами делали обувь, сами шили из овчины куртки и шапки. Мебель и необходимое домашнее оборудование тоже делали сами.
  В моем детстве, время совместных обедов, это было время семейных бесед. В дополнение к темам повседневной жизни, много говорили о жизни нашей семьи на утраченных восточных землях Польши. Бабушка Флорентина часто рассказывала о хуторе Соболево, который принадлежал нашим предкам. Она там родилась, провела свой лучшие беззаботные молодые годы, там прошла ее первая любовь, там родились ее дети, там умерли ее отец и сестра. Она очень любила это место, рассказывала нам о нем, как о "своем потерянном рае на земле". По прошествии нескольких десятилетий у меня в сознании сохранился образ моей бабушки, рассказывающей о радостях своего Соболево: о ручье, протекавшем здесь, об озере, о пригорках, о полянах окруженных лесом. Любовь к Соболево передалась и мне, я любил это место, хотя никогда его не видел. Моей самой большой мечтой было побывать в хуторе Соболево.
  Я не мог сделать этого раньше, потому что уже не осталось в живых никого, кто мог бы рассказать, где расположено Соболево. Благодаря воспоминаниям Яна я мог пытаться найти Соболево и следы наших предков. Но даже после прочтения всех его записей, найти это место оказалось не просто.
  Богатые землевладельцы на востоке жили в хуторах - крестьянских усадьбах, все это перестало существовать с приходом коммунистического правления. Во время насильственного создания колхозов, землевладельцев независимых сельскохозяйственных поместий сселяли в колхозные деревни. Этот простой жестокий метод по осуществлению полного контроля над сельской общиной. Вот почему, как и другие хутора, в двадцатых годах ХХ века, хутор Соболево прекратил свое существование.
  Ян, в своих мемуарах, нигде не указал точное местонахождение Соболево. Однако, основываясь на многих ссылках в различных частях записок, я смог определить это место. Как оказалось позднее, я ошибался всего на 3 километра.
  Наш род происходит из области, которая в настоящее время является частью Беларуси. В августе 2002 года мы вместе с моей женой Марией отправились в Беларусь, чтобы посмотреть Соболево.
  Первой трудностью сразу стала отсутствие в свободной продаже подробных карт, такой точности, чтобы на них были бы показаны деревни. Вероятно, это одна из последних стран в Европе, которые считали, что такие данные являются государственной тайной. Благодаря удачному стечению обстоятельств я смог купить нужную мне подробную карту Витебской области, уплатив большую цену. Это была секретная карта "для служебного пользования".
  Дальше пошло уже легче. Хотя хутор исчез 80 лет назад, и его названия в официальной номенклатуре не существует, местное население называет эти места так, как их называли 100 лет назад. Старые люди показали нам, где находилось Соболево.
  Если читатель захочет там побывать, то нужно в Беларуси ехать из Витебска в Лепельский район. Здесь нужно ехать по дороге из Церковище в Пышно. На расстоянии 1800 метров от границы Церковище, слева будет съезд к озеру, а к Соболево - направо.
  Мы оставили автомобиль на дороге, и пошли пешком. Примерно через 150 метров пересекли ручей и увидели очаровательную местность. Я сразу понял, что это Соболево. Большая поляна, окруженная смешанным лесом. Бабушка говорила мне, что летом хутор целиком был покрыт полевыми цветами интенсивно-синего цвета. Это было почти сто лет назад, а в этих местах ничего не изменилось, перед нами лежала поляна, покрытая цветами насыщенного синего цвета.
  У нас с собой была схема дома, который стоял в Соболеве. Мы поднялись на пригорок и здесь нашли останки фундамента, сложенного из природного камня. Я вытащил схему дома и тщательно сверил планировку комнат. Там, где была кухня, жена расстелила на траве салфетку, и мы позавтракали на кухне предков. Если и ты, читатель, захочешь позавтракать в этом месте, то вот географические координаты этого места с точностью до полуметра: 55 градусов, 0,897 минут северной широты; 28 градусов, 24,712 минут восточной долготы.
  Ян Рагино пишет, что в 1906 году, посадил с братом редкие в этой области деревья - каштаны, клены, буки, посадили их ровно по кругу. Тогда Яну было 21 год, и в 1928 году Ян было здесь в последний раз. Он вспоминает: "Жаль, что мой брат Людвик, который посадил эти деревья вместе со мной, не может видеть, какое уютное место мы создали".
  Я видел эти деревья спустя 100 лет с момента посадки и сказал себе - мои прадеды, вы там, в небе, видите ли вы, какими красивыми и величественными они выросли? Соболево нет, а ваш круг продолжает расти.
  Я взял из остатка фундамента один из валунов, увез его за 1200 км в мой город Зелену Гуру и встроил в фасад моего недавно построенного дома.
  Из воспоминаний Яна и рассказов моей бабушки мы знали, что где-то рядом с Соболево есть Перебежки, где были похоронены наши предки. Я думал, что это название деревни. Мы спросили местных жителей, где находится село Перебежки. Все говорят, что здесь нет такой деревни. Наконец, одному из нас приходит идея спросить, а где когда-то хоронили католиков. Старая женщина говорит, что есть такое старое забытое кладбище Перебежки. Она рассказала нам, что это кладбище, расположено в лесу примерно в пяти километрах от Соболево и в 2 км перед деревней Новая Жизнь. Кладбище превратилось в руины. Надгробные камни разрушены временем и людьми. Я снова взволнован - один из немногих памятников, которые здесь сохранились - это памятник моему прадеду, Юзефу (Иосифу) Рагино и его дочери Эльжбеты, которая умерла в 1902 году. Это отец и сестра бабушки Флорентины. За прошедшие годы кладбище было полностью поглощено лесом
  Если вы, наши праправнуки, захотите когда-нибудь прийти на могилы наших предков помолиться, чтобы вы могли их легко найти, привожу координаты могилы с точностью до полуметра: 54 градуса, 58,943 минут северной широты, 28 градусов, 24,437 минут восточной долготы.
  На протяжении всего года, меня мучила мысль, что на этом кладбище похоронены двенадцать наших предков, а кладбище и могилы так неухожены. В августе 2003 года я снова отправился с женой в Беларусь, чтобы обновить могилы и продолжить искать следы наших предков.
  Я нанял на работу двух местных молодых людей и работал с ними два дня над восстановлением памятников. Перед отъездом из дома один из лучших каменщиков Зеленой Гуры научил меня, как делаются такие работы. И наши усилия увенчались успехом.
  Старшая сестра Флорентины - Эльжбета, умерла в возрасте 22 лет. Родня говорила, что она "зачахла от любви". У нее была большая взаимная любовь с молодым человеком ниже ее по положению в обществе. В те времена такие отношения не могли быть приняты семьей и окружающими. Семья не разрешила такой брак. Эльжбета подчинилась, но спустя несколько месяцев ушла из этого мира. Однако, Ян, в его воспоминаниях приводит диагноз - умерла от туберкулеза. Я думаю, что обе версии верны. Проще говоря, если человек сломлен переживаниями, то он легко заболевает.
  Юзеф и Антонина, родители Эльжбеты, глубоко переживали трагедию семьи и, конечно, осознали свою ошибку. Когда, спустя несколько лет, ситуация повторилась и теперь уже Флорентина влюбилась в красивого молодого человека, не землевладельца - Владимира Аксючиц, этим отношениям не препятствовали. Тем более, что Владимир оказался амбициозным молодым человеком.
  Владимир Аксючиц работал тогда волостным писарем в районном центре Березино, который находился приблизительно в 25 км от Соболево. Он дружил со старшими братьями Флорентины. Когда Владимиру исполнилось 19 лет, он уходил в армию и прощался с братьями Флорентины, то сказал в ее присутствии - "берегите Флору для меня, я за ней вернусь". Ей было меньше 14 лет. Он сдержал свое слово. Это знакомство после долгого ухаживания закончилась браком, который был заключен в православной церкви 16 июля 1908 года в Березино.
  Дополнительным препятствием для полного принятия этого брака семьей было то, что Владимир принадлежал православной церкви. Мама Флорентины, несмотря на то, что приготовила для дочки пышную свадьбу, на венчание в церковь не пошла. А дедушка Флорентины долго не хотел с ней разговаривать из-за этого брака.
  Свадебные торжества продолжались три дня: два дня в Соболево и в один день в Березино.
  В этих местах, религиозная принадлежность совпадает с национальными различиями. Семья Рагино как поляки, было связано с религией Католической, а жених, как Русин принадлежал к православной религии. Под влиянием жены он перешел в католичество в 1923 году.
  Зная историю наших предков, я люблю иногда ходить в Православную Церковь, особенно в дни празднования Пасхи. Как католик, я не принимаю активное участие в богослужении, но в это время когда я слышу язык и песни старорусские, ко мне приходят мысли о тайной преемственной связи между мной и моими далекими предками.
  После свадьбы молодые поселились в Березино, там Владимир имел солидное положение волостного писаря. Должность приносила ему стабильный доход. Здесь родились у них дочери: Валентина в 1909, Елена в 1911 году и Анна в 1913 году. Они были крещены в местной церкви. В 1923 году, как это принято писать в церковных документах - эти дети "были приняты в лоно Римско-католической церкви".
  Началась лучшая часть жизни Флорентины и Владимира: у них были молодость, любовь и деньги, Бабушка с теплотой вспоминала это их счастливое время. Она выросла в доме, который всегда наполнен родственниками и друзьями. Поддерживать такой образ жизни она старалась до конца ее дней.
  
  Бабушка рассказала мне о балах, которые бывали во времена ее счастливой жизни в семье в Соболево, а затем в Березино.
  Было принято устраивать праздники по очереди в соседских особняках и поместьях. Часто случалось, что компании за один вечер успевали побывать на праздниках в двух местах. При этом дополнительным развлечением был переезд на лошадиных упряжках или санях от усадьбы к усадьбе. Десяток повозок запряженных лучшими лошадьми освещаемых фонарями и факелами с пением, переезжали с одного бала на другой.
  Бабушка любила танцевать, она рассказала мне о танце под названием "кадриль", которого я уже и не видел никогда.
  Дед Владимир любил охоту и лес. Расположение Березино и Соболево тому благоприятствовали, так как были окружены огромным лесом. Там охотились на лосей, медведей, а временами приходилось и защищаться от волков.
  Идиллия длилась недолго. Даже здесь, на окраине русского царства, вдали от большой политики, заканчивалось спокойствие, и начали собираться облака. Началась Первая мировая война. Владимир был призван в армию. Флорентина с тремя детьми вернулась в Соболево. Все четыре брата Флорентины - Вильгельм, Никанор, Ян, Людвик и сестра Анна покинули уже Соболево, создав свои семьи. Тем не менее, в те трудные годы войны родное гнездо - это было место, где в разное время все находили кров и поддержку.
  О судьбе четвертого, самого младшего брат Флорентины - Людвика Рагино, я узнал только недавно, благодаря усилиям, предпринятым моей дочерью Барбарой. Оставлю это описание до главы, посвященной членам семьи, которые осели в Америке.
  Семейное достояние начало приходить в упадок уже ранее, со смертью главы семьи - Юзефа Рагино, а во время Первой мировой войны, разрушение продолжилось. Но земля еще приносила доход, что позволяло выживать семье в Соболево и даже посылать продукты, членам семьи, которые находились за пределами Соболево. По-прежнему, с точки зрения продовольствия, усадьба была в основном независима. Покупали только соль, чай, специи и сахар, который в те времена был редкостью.
  Мой дед Владимир до конца своей жизни пил чай, как он привык - "в прикуску". Это означало, откусывать от кусочка сахара понемногу, запивая горьким чаем. При этом во рту сохранялась эта откушенная сахаринка. В результате этот метод позволял выпить несколько глотков несладкого чая, который становился сладким во рту.
  Употребление чая было в семье целым ритуалом. Вокруг кипящего самовара, который топили древесным углем, собиралась все семья. Я так много слышал об этом ритуале, что в своей взрослой жизни увлекался коллекционированием самоваров XIX века и сейчас у меня большая коллекция самоваров.
  Отдачи от земледелия было мало, продавали только рожь и картофель. Похоже, что основные доходы, получали от вырубки своего леса.
  Воспоминания Яна Рагино я рассматриваю в качестве первой части нашей семейной истории. Свою нынешнюю работу я рассматриваю в качестве второй части, и поэтому не буду повторять здесь то, что там описано. Я просто хочу дополнить "историю нашей семьи" новыми фактами, полученными из устных рассказов родственников.
  Россия воевала с Германией и несла тяжелые потери. В стране начались беспорядки, вызванные растущим влиянием коммунистов. После окончания Первой мировой войны Владимир все еще оставался в рядах царской армии. После Октябрьской революции началась гражданская война в России. Владимир сражался в армии "белых" против "красных" и заслужил высокое воинское звание. Когда его армия была разбита "красными", он вернулся в Соболево. Здесь грозил ему призыв в Красную Армию. Чтобы этого избежать он обратился к своему шурину (брату сестры) - Яну Рагино, который после окончания Военно-инженерную училища в Санкт-Петербурге, служил в Красной Армии, как начальник военно-инженерной части. Таким образом, Владимир поступил во враждебную по идеологии армию.
  В конце Первой мировой войны старые границы рухнули, и в 1918 году Польша вновь обрела независимость. Началась война между Польшей и с Советской Россией за пограничные земли. Первоначально, во время возрождения Польского государства, собственность нашей семьи хутор Соболево, как и Березино на короткое время входили в состав Польши. Это было всего несколько месяцев в конце 1919 года и в первые месяцы 1920 года. Тогда Владимир дезертировал из Красной армии, пересек границу и на польской стороне начал работать в Березино почти в прежней должности. К сожалению, после польской войны с Советской Россией в 1920 году в соответствии с Рижским миром заключенным 18 марта 1921 года и Соболево и Березино отошли Советской России. Владимир, как активный противник Коммунистической системы, должен был безотлагательно отправиться в Польшу. Здесь он поселился у Польско-Советской границы неподалеку от Соболево - своей собственности, которая находилась в 12-13 километрах с другой стороны границы, на Советской территории. Он знал, район и имел свои способы встречаться со своей женой Флорентиной. Так в разлуке они жили, ожидая дальнейшего развития ситуации. Флорентина не хотела покидать свое родовое гнезда и еще жила здесь с четырьмя своими детьми. Мой отец, Витольд родился в Соболево в 1916 году.
  
   []
  Фото 1915 года. Флорентина Аксючиц [1886-1971] со своими старшими дочками. Валя [1909-1965], Елена [1911-1983], Анна [1913-1942].
  
  Владельцы земли и арендаторы, которые на ней работают, как бы образуют одну большую семью, такие хорошие отношения спасло жизнь Флорентины ее детей. В первые годы существования Советского государства народ перенес большие лишения и часто голодал. Коммунисты вели мощную и эффективную пропаганду, которая обвиняла во всем землевладельцев и буржуазию. Ожидались репрессии против землевладельцев и их семей и разграбление их имущества. Однажды, в полдень, в весной 1922 года пришел к Флорентине ее бывший батрак который теперь записался в коммунистические "активисты" и предупредил: "Это будет последняя ваша ночь, если вы хотите жить, то исчезайте". Сказал и убежал.
  
  Бабушка давно была готова к такому повороту событий. Она сшила для себя и для каждого ребенка рюкзаки. Упаковала в них самые необходимые вещи и одежду, и забрала небольшие семейные реликвии. Среди прочего бабушка взяла, в качестве семейного сувенира, большой декоративный ключ от главных входных их дверей небольшой усадьбы. Об истории этого ключа я еще расскажу в следующем главе.
  Бабушка наняла другого своего бывшего батрака как проводника и с четверкой своих детей - Валей, Еленой, Анной и Витольдом тронулась пешком на запад в направлении Польской границы. Проводнику заплатила золотом - 20 царских рублей. В Польше ожидала их свобода, а позади они оставили результаты труда нескольких поколений, несколько сотен гектаров лесов и земли.
  Революционный переворот пришел так быстро, что не было возможности обменять бумажные рубли на золотые рубли. Дедушку Владимира та семейная финансовая катастрофа, мучила до конца его дней. Часто рассказывал он мне, что его ошибкой было то, что он не любил рублей в золотых монетах, которые рвали карман, а предпочитал бумажные деньги. Продавать собственность тоже было поздно, царские бумажные деньги стали уже почти макулатурой, так от многих лет работы семьи осталось пять рюкзаков на спинах беглецов.
  Рассказ об этом побеге я слышал от трех человек, и все версии были такие же, только виденные тремя парами разных глаз. Бабушка рассказывала мне об этом несколько раз, всегда как об утрате рая. Валя во время побега беспокоилась, может ли ее мама, выдержать эту трагедию. Мой папа Витольд, которому во время побега было 6 лет, рассказывал мне эту историю 76-летним человеком. Через 70 лет он помнил, что мешок для него был тяжел, а он боялся признаться в этом перед старшими. Вечер был дождевым, все сильно промокли, но все живыми добрались ночью в Польшу.
  
  
  2. ЖИЗНЬ НА ВОСТОЧНЫХ ГРАНИЦАХ ПОЛЬШИ
  
  Владимир и Флорентина Аксючиц с четырьмя детьми должны были начинать жизнь с нуля. Им было очень трудно отыскать свое место в новой жизни.
  Возрожденное Польское государство, существовало меньше 4 лет, а они хотя и поддерживали в семье польскую культуру, прибыли, однако, в Польшу как эмигранты из соседнего государства и должны были просить о получении Польского гражданства. Получения гражданства ждали 5 лет.
  Владимир указывал во всевозможных анкетах, как свое единственное в прошлом занятие, земледелие, предусмотрительно не вспоминая о своей военной карьере в армии Царской России. Это оказалось очень благоразумно. После оккупации Польши 17 сентября 1939 года Советской Россией, семьи с такой классовой принадлежностью в первую очередь вывозились в Сибирь, а наша семья этого избежала. Так же и после II мировой войны в 1945 году власть в Польше захватили коммунисты, имея такую историю, наша семья была бы преследуемой через три поколения. Благодаря рассудительности Владимира, мы избежали этого.
  Владимир Аксючиц имел приобретенные в армии организаторские навыки и, как крестьянин понимал в земледелии. Эти знания помогли ему найти доходную работу в 1922 - 1944 годах. В то время он работал управляющим у землевладельцев, пробовал также арендовать землю за собственный счет. Эти занятия не принесли ему успехов. Я его понимаю, трудно ему было перестроиться в новой реальности. В конечном итоге не только Владимир, но и целая семья не умела отыскать свое место в новых условиях. Лишь в третьем и четвертом поколении новые члены семьи перестали носить на себе это трагическое клеймо.
  После побега из Советской России, семья Владимира и Флоры Аксючиц проживала в следующих местностях:
  1) Филиповщина - 1922 - 1928 г.
  2) Чистое - 1928 - 1932 г.
  3) Песковатка - 1932 - 1939 г.
  4) Пляжники - 1939 - 1941r.
  5) Хороватка - 1941 - 1942 г.
  6) Голубичи - 1942 - 1944 г.
  По-видимому, все эти местности лежали в Дисненском районе, Вильнюсской области на краю или внутри Голубицкого Леса. В промежутке между I и II мировыми войнами это были восточные окраины Польши. Части из этих названий сегодня уже не сохранилось, по-видимому, осталось только Чистое и Голубичи.
  
  Малолюдные села и мелкие землевладения исчезли по двум причинам.
  Первая - во время II мировой войны, в период немецко-русских боевых действий, на этих территориях воевали русские партизаны. Отдаленные хозяйства на большой территории, должны были сотрудничать с этими партизанами, если они этого не делали, то подлежали безусловному уничтожению партизанами. С другой стороны немцы наказывали помогавших партизанам жителей: сжигали дома и расстреливали целые семьи. Единственным выходом для людей было переселение в больше села.
  Вторая причина - интенсивная организация советской властью после окончания войны колхозов на этих территориях. Желая иметь надежный контроль над обществом, власть ликвидировала отдаленные дворы и переводила людей в большие колхозные села.
  Во время своего путешествия "по следам предков" в Беларусь в 2002 году я побывал в Голубичах и в Чистом, которые лежат в центре Голубицкого леса. В этой последней местности есть всего лишь два заселенных домика. Благодаря старожилам я смог узнать, где находилась Филиповщина, именно между Малыми Давыдками и Придолом. Только упорядоченный строй деревьев свидетельствует, что здесь были хозяйства и жили люди. И в Пляжниках люди уже не живут. Я отыскал это место в лесу, в 3 километрах к северу от мостика на реке Чистянка протекающей на окраине села Чистое.
  Первым пристанищем для Флорентины и Владимира было землевладение Филиповщина, здесь Владимир работал управляющим.
  Брат Флорентины - Людвик Рагино, который уже жил в Америке, когда узнал о несчастье, постигшем семью его сестры, решил им помочь. Прислал 1000$, по тогдашним временам это были большие деньги, которые позволяли купить хорошее хозяйство. К сожалению, те деньги поменяли неосмотрительно на польские марки, которые обесценились в 1923 году из-за галопирующей инфляции. В обращении оказались даже банкноты с номиналом 10 миллионов марок. В 1924 году была проведена валютная реформа, польская марка была заменена польским злотым. Паритет обмена был так невыгоден, что от присланной серьезной суммы осталось несколько злотых, которые не изменяли финансовую ситуацию семьи Аксючиц. В 1918 году курс доллара к польской марке составлял 1:9, в 1923 году уже - 1: 15 000 000. Людовик Рагино помогал своей сестре на протяжении следующих 50 лет.
  В Филиповщине у Флоры и Владимира родилось четверо детей: Евгений - 1923, Вольдемар - 1924, Мечислав - 1925, Мария - 1926. К сожалению, в 1928 году двое детей там же и умерли - Вольдемар и Мечислав. Умерли вместе в одну ночь от скарлатины. Дело происходило на периферии, у восточных границ Польши, здесь трудно было найти врача и лекарства. Люди жили здесь относительно примитивно без электрического света, единственным средством передвижения были лошади.
  Следующие землевладения, которыми управлял дедушка - Чистое, здесь в 1930 году родилась дочка Тереза и землевладение Песковатка, где в 1935 году родился сын Антон - последний десятый ребенок Флорентины и Владимира Аксючиц.
  Когда я был маленьким, бабушка рассказывала мне, что когда жили в местности Чистое, имел место в нашей семье забавный эпизод. Дома оставался только мой отец, который тогда был маленьким, все другие домочадцы куда-то уехали. Пришли к нему цыганки. Я помню, когда я был маленьким, также еще был этот обычай, цыганки ходили от дома к дому и предлагали купить какую-нибудь мелочь или просили стакан воды. Когда-то люди были более открыты к чужакам и цыганки легко навязывали разговор, с целью выманить что-нибудь, а даже и украсть. Также было и с моим отцом. В процессе разговора узнали, что на чердаке около дымохода коптятся окорока на ветчину. Напугали его, что если не даст им целую заднюю ветчину, то будет иметь жену с одной грудью. Подросток сильно испугался и ветчину отдал. Спустя 50 лет от этого события, когда я навещал отца в Канаде, я поинтересовался было ли такое. Вначале отец отказывался, стыдно ему было своей наивности, однако позже сознался.
  После нападения 17 сентября 1939 года Советской России на Польшу, семья Аксючиц перебралась жить в местность Пляжники. Жили в скромном домике по соседству с несколькими лачугами. Местность находилась на болотистых территориях Пущи Голубицкой. Это были для них самые трудные месяцы в их жизни на восточной границе Польши. Я думаю, что в это время Владимир как бывший участник войны на стороне "белых" и дезертир из Красной Армии, был вынужден прервать родственные отношения с сестрами, проживавшими в его родном селе Вардомичи, чтобы обезопасить и себя и их.
  После II мировой войне, когда Владимир оказался в Польше, а его сестры в Советском Союзе, восстановление контактов было невозможно по-прежнему, так как по обеим сторонам границы господствовала жесткая коммунистическая система. Так и продолжалось до конца его дней.
  Вокруг безумствовал террор русских оккупантов. Все поляки, которые в независимой Польше были государственными служащими, имели землевладение или происхождение из класса капиталистов, вывозились вместе с семьями на Сибирь. Массовые аресты и депортации длились здесь до самого конца, им подверглось около 150 000 человек.
  
  Первые выселения начались 10 февраля 1940 года и коснулась заключенных военных и гражданских, а также лесников вместе с семьями. Следующее с 12 апреля 1940 года затронуло те семьи, чьи родственники служили в Войске Польском, были полицейскими, убежали за границу или скрывались - все они считались так называемыми "врагами народа". Третья волна с 29 июня 1940 года проходила в основном в городах и затронула еврейских беженцев, которые зарегистрировались, изъявив желание вернуться на оккупированную немцами территорию. Последняя началась 20 июня 1941 года, но была прервана с началом немецкой агрессии. Так это запомнили поляки у нас в округе. 20 июня 1941 года - праздник Святейшего Сердца Иисуса. День ужаса для поляков под советской оккупацией. Начался массовый вывоз в Россию. С самого утра на железнодорожную станцию потянулись возы с целыми польскими семьями. Плачь, стон и ужасное отчаяние в польских душах. Советы делают, а евреи торжествуют. Весь день 20 и 21 июня везли людей на станцию. И действительно Бог глянул на наши слезы и кровь. 22 июня, очень ранним утром сал слышен рокот немецких самолетов. Он произвел неслыханный переполох среди Советских исполнителей. Польские семьи, загруженные в товарные вагоны для отправки в Сибирь, оказались свободны. Позже пришел другой оккупант, Германия. Однако местные поляки больше боялись советских оккупантов, чем немецких.
  Проживание в бедной хате на болотистых территориях было в глазах коммунистических оккупантов добродетелью и защищало от отправки в Сибирь. Однако жили здесь в условиях очень скромных. В значительной степени кормил их лес, женщины собирали лесные плоды, а Владимир и мой отец Витольд охотились на зверье, лосиное мясо было основной их пищей. Здесь, по необходимости мой отец стал охотникам. Здесь он полюбил лес и охоту так, что до конца своих дней был охотником. Позднее, в Канаде, у него было много возможностей совершенствоваться в этом занятии, однако это уже было только хобби.
  Казалось, что большего несчастья быть не может, чем жизнь под русской коммунистической оккупацией на болотистых территориях в Пляжниках, но реальность часто бывает хуже ожиданий. Мой отец поехал ночью на мельницу. Семья осталась дома. Перед полуднем приехали двое дедушкиных знакомых, хотели купить немного сушеных листьев табака. Один залез на чердак за табаком, здесь также находился сушеный лен. Он подсвечивал себе спичками, и от спичек загорелось содержимое чердака и весь дом. Дома построены там целиком из дерева, стены из деревянных бревен проконопаченных сушеным мхом и с дощатой крышей. Такой домик сгорает как спичка. После полудня, когда отец вернулся с мельницы, дома уже не было.
  
  Мало что из нажитого спасли от огня. Спасли сундук с приданым моей мамы Ядвиги, которое она получила от своих родителей. Среди прочего вытащили и декоративный ключ, которым мы закрыли свою небольшую усадьбу в Соболево.
  Мои родители жили уже вместе, брак заключили 20 февраля 1941 в ближнем костеле в Бобровщине. После пожара, семью Аксючиц принял под свою крышу некто Козакевич в деревне Хороватка. Поселились у него Владимир и Флорентина с детьми Евгением, Марией, Терезой, Антоном, а так же Ядвига со своим мужем Витольдом. Старшие дочки Валя, Елена и Анна отделились раньше. Хороватка была небольшим землевладением на отшибе, в котором систематически не хватало еды из-за русских партизан. Желая понять сложные условия, в которые попало местное население, мы должны помнить, что в июне 1941 года немцы напали на Советскую Россию. Жизнь в малонаселенной местности, какой была Хороватка, была жизнью где действовали два закона: закон русских партизан и закон немецких оккупантов. Это наверняка вело к смерти.
  Первыми уехали из Хороватки в Голубичи мои отец и мама. Через несколько месяцев переселились в Голубичи Владимир и Флорентина с оставшейся четверкой детей. Спустя несколько недель им стало известно, что Козакевич, этот добродушный человек, который бескорыстно принял всю нашу семью под свою крышу, был убит советскими партизанами.
  В период между войнами Голубичи был небольшим городком. Здесь существовало городская администрация, было шесть ресторанов, управляемых владельцами еврейской национальности, несколько магазинчиков и насыщенная общественная жизнь. Сообщество состояло из трех различных национальностей: поляки - 40 %, евреи - 30% и белорусы неполные 30 %, потому что было также небольшая часть населения, придерживавшаяся татарских обычаев. Это население, с разными культурными традициями веками жило без конфликтов и в большой гармонии. Этот порядок, оказался полностью разрушен войной. После сентября 1939 года русские вывезли в Сибирь польскую городскую элиту. После июня 1941 года немцы истребили евреев (было убито 113 евреев). В 1945 году оставшиеся польские семьи эмигрировали в Польшу. Территории были присоединены к Советскому Союзу, к Белорусской Республике, а границы Польши были перенесены на запад.
  Оккупационные власти Германии назначили дедушку Владимира управляющим сельским хозяйством в Голубичах. Спустя годы, когда я был в этом селе, местные рассказывали мне, что дедушка как управляющий, не одну семью здесь спас от голода.
  
  Немецкие Войска наступали на восток, прежняя Польско-Русская граница перестала существовать. Появилась возможность увидеть родное Соболево. После всех этих лет скитания, небольшая усадьба в Соболево была потерянным семейным гнездом и "раем на земле". Если много лет позднее, я так много слышал об этом месте от бабушки, для которой это было "счастливое место на земле", то еще больше слышали ее дети, скитавшиеся по окрестностям. Они, наверное, были воспитаны в любви и уважении к этому святому для семьи месту. И не удивительно, что когда представился случай, их сын Евгений, которому было 19 лет, захотел увидеть это место. Он был, красивый молодой человек, романтик, единственный в семье, наделен музыкальными способностями. Моя мама говорила, что он был хорошо сложен и рассудителен.
  В одно из воскресений в августе 1942 года, Евгений, которого называли в семье Женя, отправился на велосипеде из Голубиц в семейное Соболево. На первый этап путешествия, он посадил на раму велосипеда - мою маму Ядвигу, которая хотела посетить своих родителей в деревне Накол, где она выросла.
  Эта деревня разделила судьбу других небольших поселений и теперь уже не существует. Когда я был здесь в семидесятых годах XX века, существовали еще следы хозяйства: старые фруктовые деревья и тому подобное. Проезжая в году 2002 Голубицкий лес я побывал в этом месте опять, однако уже все исчезло (55 градусов 03,068 минут северной широты, 28 градусов 06,460 минут восточной долготы).
  Добравшись в Накол, они пообедали с родителями моей мамы, и Евгений один отправился в дальнейший путь к "родным пенатам".
  Миновал день, два, и сын не возвращается. Материнское сердце было полно плохих предчувствий, и мама сама отправилась пешком на поиски сына. Добралась до Соболево и в его околице ходила от лачуги к лачуге, расспрашивая местных о своем сыне Жене. Чувствует, что люди что-то знают, но никто ничего не хочет сказать. Наконец одна старуха, обращаясь к Флорентине - "барышня", так как обращалась к ней давно, еще перед революцией, говорит: "твой сын мертв, он закопан в том лесу".
  Никто бабушке не захотел помочь откапывать сына, жители, терроризируемые местными коммунистическими партизанами, были полностью запуганы. Моя бабушка Флорентина пошла к указанному лесу, который когда-то был ее лесом и голыми руками откопала свежую могилу сына. С трудом из разговоров в соседнем селе узнала, что произошло. Женя не доехал до родного дома. Юноша на хорошем велосипеде и в хороших ботинках, вызвал подозрение у партизан. Когда узнали, зачем он едет, не поверили в его сентиментальные чувства.
  
  Воспитанные правоверными коммунистами они пришли к выводу, что приехал сын бывших владельцев земли, следовательно "враг трудящихся". Наверное, имела значение также и добыча в виде велосипеда и ботинок. Женю закололи винтовочными штыками. Флорентина вернулась в Голубичи, известила семью и друзей. Примерно 20 человек тронулось подводами, чтобы похоронить Евгения по католическому обряду. Когда в предыдущей главе я написал, что в Перебежках похоронено 12 наших предков, то в это число я включил также и Женю. Он похоронен недалеко от своего дедушки Юзефа Рагино. Как уже мы знаем, дедушка Владимир воевал и с "красными" и у "красных", поэтому знал их образ мыслей. Доехали подводами к кладбищу одной дорогой, однако возвращались с похорон другим, обходным путем. Дедушка боялся засады и в своих предположениях угодил в десятку. Через некоторое время выяснилось, что засада действительно была подготовлена, и никто с похорон не вернулся бы живой.
  
   []
  Фото 1932 года. Жизнь на границе после побега из Соболева. Стоит первый слева - Павел Фурс, в окне Елена Фурс, Владимир Аксючиц держит на коленях дочку Терезу, за ним стоит дочка Валентина. Справа женщина в платье в горохах - Флорентина Аксючиц.
  
  Женю похоронили по католическим правилам, сделали ему дощатый гроб из неструганых досок, помолились и вложили ему в руку декоративный ключ от главных входных дверей семейной усадьбы в Соболево. Может там, на небе, этот ключ ему пригодится.
  Это было в августе 1942 года. Тыл самой кровавой линии фронта II Мировой войны был чрезвычайно опасен для местного населения. В той обстановке после потери любимого сына у Флорентины возникла непреодолимая потребность увидеть других своих детей - Валю, Елену, Анну и Терезу, которые жили на расстоянии 350 км в городке Слоним, лежащем на трассе Барановичи - Белосток. Идет война, почта и телефоны не работают, общественного транспорта не существует, Флорентина отправилась в эту длинную дорогу пешком, только иногда короткие отрезки ехала попутными подводами.
  Я должен, однако, вернуться назад и объяснить, как бабушкины дочки оказались в городе Слоним.
  В конце 20-годов XX века появился в наших краях молодой человек - Павел Фурс. Я думаю, что искал он свое место в мире. Его семья, как и наша, потеряла свое землевладение, которое при установлении новых государственных границ осталось на стороне Советской России. Познакомился он с Еленой Аксючиц, и как сообщает семейное предание, загорелись они друг к другу большой и горячей любовью. Они были подходящей парой: оба оптимистично относились к жизни, никогда не беспокоились о завтрашнем дне. Заключили брак 16 февраля 1933 года в ближайшем католическом костеле в селе Крулевщина. У Павла был брат Вацлав, который в периоде между войнами проживал в Слониме, работал здесь на государство и имел хорошие заработки. Когда Павел и Елена поженились, Вацлав приехал к брату. У них он познакомился с Валентиной Аксючиц. Так Валентина, сестра Елены, вышла замуж за Вацлава.
  Валентина закончила агрошколу и работала заведующей молочного завода в Плицах около Голубичей. Она была человеком, который серьезно подходит к жизни и обязанностям по отношению к семье. Она не видела для себя в окружении кандидата в мужья. Я думаю, что чувствовала себя неудовлетворенной жизнью окраинного села, мечтала о городской жизни. У Вацлава Фурса было много позитивных признаков - солидность, он мог дать женщине надежность опору и стабильность, имел постоянную государственную работу и дом в Слониме. Я думаю, что значение имело также происхождение семьи Фурсов. Семья имела дворянскую родословную с гербом - "уж" (wąż). С другой стороны, он был мужчиной некрасивым и флегматичным. Валентина решила, заключить по расчету брак с Вацлавом Фурсом. Мне кажется, что для нее это было ошибочное решение. Появившиеся позднее непонятные ее болезни, возникали от нервного напряжения, причиной которого было не очень удачно подобранное супружество. Валентина посвятила себя семье, а позднее - полностью сыну.
  В Слониме первая поселилась Валентина, потом вместе с Вацлавом помогли устроиться здесь Елене и Павлу Фурс. После Вали, должность руководительницы молочного завода в Плиссе, заняла ее сестра Анна Аксючиц.
  
   []
  Фото с 1940r. Женя Аксючиц, погиб трагически в 1942 году.
  
  Валентина, считала, что для ее сестер жизнь и учеба в городе Слоним это единственный шанс выбиться в люди. Следующей приехала сюда Анна. Как и Елена с Павлом, первые месяцы до обретения самостоятельности, она жила в домике Вацлава и Валентины. Затем, по-видимому, в течение двух лет жила у своей сестры Вали и ходила здесь в школу Мария, образование которой прервала война в сентябре 1939 года.
  
  Мария вернулась к своим родителям, а на ее место прибыла следующая сестра - Тереза.
  Анна тоже работала в Слониме на молочном заводе, здесь познакомилась со своим будущим мужем Витольдом Сорокой. Выйдя замуж, переехала к мужу. Вскоре супруги уже ждали ребенка. В месяце марте 1942 года начались роды, при родах умерли оба: мать и ребенок. Не было возможности сообщить родителям - Владимиру, Флорентине и остальной родне - Витольду, Марии и Антону о несчастье, которое случилось у них в семье. Эта часть семьи оставалась в неведении пол года, пока не пришла Флорентина, которая шла пешком в Слоним больше двух недель.
  Я даже не буду пробовать описать боль матери, которая несет плохую весть и испытывает в это время непреодолимое желание прижать к себе других своих детей, а узнает о потере еще одного ребенка.
  Флорентина забрала свою 12 летнюю дочку Терезу и отправилась пешком обратно из Слонима в Голубичи. Путешествие длилось около 3 недель. На обратном пути Флорентина с Терезой должны были остановиться в родной местности Владимира - Вардомичи. Ночевали, конечно, у Агаты, сестры Владимира. Я думаю, что именно тогда Тереза получила от Фроси Аксючиц фотографию. Об этой фотографии я вспомнил уже в предыдущем разделе. Одна фотография с небольшим посвящением помогла мне воссоздать так много фактов.
  Я догадался, что если Флорентина с Терезой, когда шли пешком из Слонима в Голубичи, останавливались в Вардомичах, то значит, родное село моего дедушки должно было находиться где-то по пути. Этот факт помог мне в поиске этого села, когда в 2003 году я искал ее в Беларуси и действительно она находится на этой дороге.
  Тяжелые годы для жителей Голубиц продолжались. Все еврейские семьи были истреблены. В Израиле на стене памяти, где высечены названия местностей Холокоста, можно найти название моего родного села - Голубичи. Поляки, которые не были вывезены в 1939-41 годах в Сибирь, были дезориентированы, не зная кого поддерживать. А жизнь вынуждала принять какую-либо строну, невозможно было оставаться нейтральным. Наше село было так далеко отодвинуто от линии фронта на восток, что польских партизан здесь не существовало. Первыми жестокими оккупантами здесь были русские. Когда пришли следующие оккупанты - германцы, полякам, которые здесь жили, они казались уже меньшим злом. Зато для всей Европы они были источником всевозможных несчастий.
  В такое время здесь в Голубичах у Витольда и Ядвиги родился я, Лех 16 февраля 1943 года.
  Несколько месяцев спустя мой отец был арестован немцами за контакты с партизанами. После нескольких тревожных дней следствия, он был направлен в Германию на принудительные работы. Мама объявила, что в этой ситуации она не оставит мужа, и явилась добровольцем на выезд на работу в Германию. Отца к поезду доставили из-под ареста, а маму со мной отвела бабушка Флорентина. Людей грузили в товарные вагоны, в таких условиях они должны были ехать около 2000 км. Я уже был в этом вагоне, но для всех стало очевидно, что в таких условиях я не доеду живым к месту назначения. Моя мама обратилась к Флорентине, со словами: "Мама возьми Леха". Бабушка взяла меня. Так обстоятельства разделили меня с родителями, практически на всю жизнь.
  
   []
  Фото 1943 года. Сделано в г. Слоним. Справа налево: Петр-Богдан, Ромуальд, Елена, Тереза-Люда, Николай-Роман, Валентина - все по фамилии Фурс. Первая слева девочка - не родственница, имя неизвестно.
  
  Была середина 1944 года, линия русско-немецкого фронта, перемещаясь с востока на запад, приближалась к нашему селу - Голубичи. Флорентина и Владимир Аксючиц уже знали, что восточные территории Польши будут присоединены к территории Советского Союза. Они больше боялись советской власти, чем немецкой. Решили, не дожидаясь пока придут Советы, покинуть свои родные места и отправиться на запад. Заявили немецким властям о желании уехать. Наступил день, когда немцы приказали с часа на час ожидать эвакуацию перед приближающимся фронтом, а в это время Владимира не было в доме. Бабушка надеясь, что Владимир их догонит, загрузила на конную телегу их убогое имущество и троих своих самых младших детей: Марысю, Терезу, Антония и меня - ее годовалого внука. Лошадь повлекла телегу на запад.
  
  
  
  3. ЖИЗНЬ В ЯРОШЕВЕ 1945 - 1954 г.
  
  Решиться уехать было очень трудно для моих деда и бабушки. Они и их предки от века жили в тех местах. Как позже оказалось, их опасения были не безосновательны, никогда уже не увидели они свою родину.
  Сегодня люди легче решаются на переезд. Телевидение и радио во всей Польше сделали одинаковыми обычаи и произношение. Можно переехать на территории Польши несколько сотен километров в любую сторону и не чувствовать себя чужим в новой среде. Люди здесь будут говорить на том же языке, никто на приезжего не будет смотреть подозрительно. Современные средства связи и коммуникации, очень сблизили отдаленные местности.
  Я хотел бы здесь, чтобы читатель простил мне нехватку литературных способностей и попробовал сам представить эмоциональное состояние моей бабушки - Флорентины. Нельзя сухо констатировать: "отправилась на телеге на запад". К новому месту жительства ехали около 1400 км. Путешествие длилось 7 месяцев, часто прерывалось из-за разных самых неожиданных ситуаций, которые случались в пути. Три раза линия фронта оказывалась на нашем пути, один раз мы целые сутки находились в середине, между двух враждующих армий, ведущих артиллерийский обстрела друг друга. Бабушке было не на что купить еду. Она получала ее от добрых людей, или зарабатывала временной работой. Когда двигались на запад, в местах, подчиненных немецкой администрации, получали хлеб, маргарин, мармелад в пунктах помощи для беженцев. Мы питались плохо, у меня был понос и проявился рахит. В путешествии мы потерял двух коней, одного реквизировала русская армия, другой конь погиб от артиллерийского снаряда. Бабушка все путешествие проделала, без своего мужа Владимира. Она преодолела так много трудностей, не имея мужской поддержки, а проблемы в путешествии, требовали мужских решений и мужских рук.
  Как и многие, из нашей родной земли вместе с нами убегала от советской власти семья Юшкевичей. Они, как и мы, ехали конной повозкой. С этой семьей мы доехали весной 1945 года до села Ярошеве в области Вонгровец Великопольского воеводства. Это село, стало нашим новым местом жительства.
  Перед 1945 годом было оно центром поместья. В середине села была размещена прекрасная усадьба с парком и прудом. Остальная часть села состояла из примерно десятка жилых помещений, где могли размещаться бедные сельские семьи, которые работали на владельцев усадьбы, и еще двух десятков земледельческих хозяйств. Владельцами усадьбы была семья Грейцер. Большинство из этих двадцати хозяйств занимали немцы. Когда советская армия приближалась к этим территориям, все немцы села организованно отправились вглубь Германии на запад. Выезжая, они уже знали место, где разместятся. Убегали со своей родины, как и мы - на повозках запряженных лошадьми. Немцы, покидая навсегда свой отчий дом, пережили трагедию подобную той, что пережили мы, поляки с восточных границ. Мне известно, что семья Грейцер спустя 30 лет приехала посмотреть на свою старую усадьбу. Глядя на нее, они все плакали.
  Местные поляки с большим уважением относились к центральному зданию усадьбы. Между собой все мы называли его "Дворцом". На самом деле это было достаточно скромное для дворца здание. В нем был подвал и шесть комнат на двух этажах. В этих шести комнатах поселилось пять разных, чужих друг другу семей. Местные были убеждены, что немцы вернутся. Лишь, когда пришлое население с востока начало селиться в усадьбе, те из Познаньцев, которые нуждались в жилье, также заселились. Семьи Аксючиц и Юшкевич также поселились здесь. Первоначально наша семья насчитывала 5 человек и занимала одну большую комнату, кухню мы имели общую с семьей Юшкевичей.
  В селе проживали два сообщества, местные поляки и мы, пришлое население с восточных границ. Мы называли местных "Познаньцы", а местные называли нас "Забуговцы". Это название происходит от реки Буг. Пришлое население прибыло из-за этой реки, из-за Буга. Эти два сообщества существенно отличались друг от друга: обычаями, культурой, способом ведения хозяйства на селе, а особенно языком, говором. В то время только люди образованные и то только те, что жили в нескольких крупных городах, говорили на литературном языке. А во всей Польше в разных регионах говорили на разных диалектах. Познаньцы и Забуговцы не враждовали между собой, но держались на расстоянии друг от друга. Я помню, что заключение брака между членами разных групп было редкостью. Различие этих двух культур, было заметно во всем. Многих простых земледельческих инструментов и предметов ежедневного пользования жители села изготовляли сами. Познаньцы плели корзины с плоским дном, а Забуговцы - с круглым. Наши стога с хлебом имели круглый вид, их - прямоугольный. Каждое воскресенье все хозяева ездили к костелу бричками, запряженными двумя лошадьми, и очень легко было узнать по сбруе кто местный, а кто Забуговец. Я думаю, что оба сообщества извлекли пользу из этого смешения культур в рамках одного села.
  
  На восточных границах рядом жили поляки и белорусы. Там поляки принадлежали к высшему общественному слою, все даже самые младшие должности были заняты ими. Белорусы принадлежали к низшему классу, как с точки зрения положения в обществе, так и по имущественному положению. Так исторически сложилось. На тех территориях, где мы теперь поселились, ситуация была иная. Немцы занимали более высокое положение в обществе по сравнению с местными поляками. Теперь немцев не осталось и Познаньцы стали считать себя лучшей частью общества, потому что они лучше знали методы ведения хозяйства на этой земле, а мы Забуговцы думали, что мы лучше Познаньцев, потому что мы так всегда думали. Обычно всюду, где сталкиваются два, так себя представляющие сообщества, возникает конфликт. Так и произошло в нашем селе. Спустя несколько лет, когда коммунисты организовали в нашем селе колхоз, всех сделали колхозниками, и противоречия между общинами стали стираться.
  Наша семья от испокон века занималась земледелием и потому после войны Флорентина вновь осела на селе. Время показало, что это была серьезная ошибка, которую трудно было исправить на протяжении жизни почти целого поколения. Жители села имели ограниченные возможности для обучения детей, тяжелый сельский труд приносил мало доходов. Однако после войны люди так радовались жизни и так рвались к обычной работе, что никто поначалу на многое не претендовал. Село кипело жизнью.
  Каждую субботу молодежь организовывала танцы, на которых играли два музыканта, один на гармони, а другой на барабане. На таких танцах в зале у трех стенами собиралась молодежь, а у одной - старшие женщины, которые наблюдали за молодыми. Нам, детворе, оставались окна, сквозь которые мы глазели на танцующих, а иногда кому-то из нас удавалось проскользнуть в танцевальный зал.
  После сбора урожая, в селе организовывали для всех большой праздник, это было одно из немногочисленных развлечений.
  В зимние вечера женщины собирались вместе, чтобы ощипывать перья с птичьих тушек. Собирались более для встреч с соседками и разговоров, чем для выполнения этой работы.
  Большие работы в хозяйстве, такие как молотьба хлеба, или уборки картофеля, выполнялись с помощью соседей. По принципу: сегодня у меня работает десять соседей, потом я в течение десяти дней работаю у соседей. Тот, у кого работали, организовывал для всех еду. Такая совместная работа и еда давала молодежи возможность познакомиться поближе.
  Молотьба была большим событием для всех: и стариков, и молодых, и детей, и даже для кошек и собак во всем селе. Старшие получали удовольствие от выполненной работы и могли порадовать глаз видом урожая. Молодые такую совместную работу рассматривали, как возможность побыть вместе.
  Мы мальчишки не могли оторвать глаз от паровой машины. Эта махина работала от пара, как у парового локомотива. В локомотиве пар двигает колеса, а в паровой машине двигался маховик, который в свою очередь с помощью ременной передачи вращал молотилку. Когда эту машину привезли к нам в село, для нас, детей, она стала вершиной технического совершенства.
  Всегда, когда заканчивают молотить снопы хлеба и приближаются к последнему слою снопов у земли, собаки и коты, собираются вокруг, зная, что сейчас для них будет пир. Собирают снопы по слоям, каждый раз все ниже, этим также вынуждают мышей опускаться все ниже. Когда забирают последний слой уже с земли, мыши не имея возможности спуститься еще ниже, разбегаются во все стороны. Собаки и коты именно эту минуту и ждали.
  Может быть мне следовало бы писать о чем-нибудь другом, но эти картинки из моей мальчишечьей жизни застряли в памяти глубже всего.
  
   []
  Мы мальчишки не могли оторвать глаз от паровой машины.
  
  
  В 1945 году власти провели так называемую "аграрную реформу" и разделили землю, животных, машины и другое имущество оставшееся от немцев и других крупных землевладельцев, между всеми семьями в нашем селе. Нам досталось: 10 гектаров земли, 1 конь со сбруей, 1 поросенок, 1 тяжелая борона, 1 плуг трехкорпусной, 1 двуконная повозка и другие мелочи. Семья получила все в собственность, но должна была, однако, заплатить за это в пересчете на зерно 1687 килограммов ржи.
  
   []
  Документ о предоставлении земли в собственность Флорентине Аксючиц.
  
  Первое время в поле работала Флорентина. Помогали ей только две дочери: Марыся и Тереза. Сын Антон и я были еще детьми. Мы помогали на более легких работах. Моей обязанностью было - пасти коров. Я эту работу выполнял самостоятельно с семи лет. Это была хорошая школа самостоятельности и познания окружающей природы. Часы, чтобы узнавать время, были только у взрослых, и то только у некоторых. Время, когда следует гнать коров домой на послеобеденную дойку, я определял по солнцу и с точностью до 20 мин. Кто из детей в наше время так сумеет? Во всем селе только одна семья имело радио, те немногие, кто имел часы, проверяли точность их хода по стуку колес поезда, проезжавшего в нескольких километрах от нашего села, раз в сутки.
  Существовал определенный порядок выпаса коров У каждого хозяина на своем лугу был построен из лиственных веток шалаш, который мы называли "будкой". Будка служила укрытием от дождя и солнца. Солидные хозяева будки строили тщательно, из ивовых веток замысловато выплетали вход и окошко. Каждому пастуху помогала собака, обязанностью которой было выгонять коров, когда они заходили на чужое поле. Собаки, которые умели гнать корову с соседского участка в направлении своего луга, считались умными, а те которые подбегали к корове и гнали ее в любом направлении, только бы прогнать, а часто даже внутрь соседского поля, считались глупыми. Моего пса звали Рэкс. Он был среднего ума в обращении с коровами, но зато самым лучшим моим приятелем. Парни с соседних пастбищ встречались между собой, однако это не приветствовалось взрослыми.
  Мы, пастушки, свободное время заполняли вырезанием свирелей из ивовых веток, изготовлением фантастических предметов из камыша или чтением книг. Мы собирали мед диких пчел. Для парней это было необыкновенно захватывающее занятие. Пчелы строили соты в ямках на лугу, нужно было подбежать, схватить кусок воскового гнезда с медом и убегать, а пчелы, конечно, гнались за похитителем. Сколько была радости, если пчелы не догоняли. Тогда садились в будке и через соломку выпивали мед из каждой ячейки сотов.
  Иногда мой Рэкс ловил зайца, которого гордо приносил мне, а я с гордостью - бабушке. Это была уже конкретная помощь в домашнем бюджете.
  Но не всегда работа пастухов выглядела такой идиллической. Наибольшей неприятностью для нас был "коровий бзик". Уже с середины мая появлялись большие мухи, длинной более трех сантиметров. Мы называли их конскими мухами или слепнями. Укус слепня очень болезненный, когда множество слепней атаковали коров, те впадали в полное безумство и в панике убегали с поднятыми хвостами к лесу. После такого "бзика" я с большим трудом разыскивал в лесу и собирал в стадо наших трех коров, которых я пас.
  В свободное от домашних обязанностей время дети предпочитали забавы во дворике, а не в доме. Самую популярную нашей забавой была игра в классики. В эту игру можно играть вместе с девочками. Берем щепку для рисования и кусок черепицы, и на дорожке или спортивной площадке расчерчиваем поле для игры "в классики". Игра заключается в том, чтобы стоя на одной ноге, попасть камешком на очередное поле, а потом скакать по каждому полю на одной ноге, двух ногах, преодолеть все поля, забрав по пути камешек.
  Парни мечтали о велосипеде, но пока что, каждый из нас имел обод от велосипедного колеса и особенным образом выгнутый железный прут. Этим прутом мы толкали обод, чтобы он катился, и бежали рядом с ним. Иногда в село приезжал автомобиль, тогда дети прерывали забаву и бежали посмотреть на автомобиль.
  Полевые работы, перевозка людей, урожая все это работало на конной тяге. После войны, видимо, даже лошадей не хватало, потому что я вспоминаю, что в нескольких хозяйствах работали волы.
  Как уже я упоминал, бабушка покинула восточные окраины с тремя своими младшими детьми, но где-то в мире были еще трое старших: Валя, мой отец Витольд и Елена. Несмотря на все усилия, они не могли найти друг друга. Мы должны помнить, что это был период создания новых органов государственной власти, адресные столы и тому подобное службы не работали. Сегодня, такую ситуацию трудно себе представить. Когда я рассказывал эту историю моему внуку Брайану, то он прервал меня и говорит, что очень быстро нашел бы адрес..., перелистывая телефонные книги. Я похвалил его за скорость, а затем объяснил ему, что в течение долгих лет телефон в Польше имели единицы.
  Бабушка, ее дочь Валя, Елена и, спустя несколько лет, мой отец Витольд написали письма брату бабушки - Людвику Рагино, который жил в США, и чей адрес сохранился у них еще с довоенного времени. Он, отвечая, каждому сообщал о месте жительства других членов семьи.
  
  В одном случае получилось даже забавно. Валя жила в Кросно-Оджаньске, на расстоянии около 50 километров от своей сестры Елены, которая жила в Суленцине. Что живет так близко от своей сестры, узнала от дяди из Америки.
  В конце 1946 года Марыся и Тереза поехали поездом в Кросно-Оджаньске встретиться со своей сестрой Валентиной. В Познани делали пересадку и здесь на вокзале случайно встретили своего отца Владимира. Словами не передать их радость от этой счастливой встречи. С тех пор и до конца своих дней, бабушка с дедушкой не расставались.
  В 1948 году мой отец Витольд получил тем же путем, через Америку, адреса родственников. Таким образом, первое поколение объединилось между собой, и обменялись адресами остальные шестеро выживших членов семьи, которых я во вступлении условно отнес ко второму поколению.
   В нашей околице были два села с названием Ярошево, мы жили в меньшем, расположенном недалеко от Попово-Костельно, где размещался костел нашего прихода. Мы ходили в этот костел, находившийся в семи километрах от нашего села. Бабушка была сильно верующим человеком, много времени посвящала молитве. Она была выносливой, выделялась среди других женщин в селе, высоким ростом и всегда прямым силуэтом. Принимая во внимание ее прошлое, положение и образ жизни, женщины на села называли ее - "Помещица".
   Благодаря ее влиянию в селе распространился обычай в мае и июне месяцах под крестом в центре села проводить ежедневные вечерние моления и пение псалмов и песен. Позднее этот обычай распространился и во всех соседних селах. Эхо пения из соседних сел слышно было даже в нашем селе. Помню слова любимой в нашем селе песни: "Хвалю луга усталые, горы, долины зеленые...".
  В конце 40-х годов, власти начали готовить село для создания колхозов. Это было модное Советское организационное. Власть знала, что именно польский крестьянин думает о колхозах, поэтому, желая скрыть их сущность, говорила о создании "производственных кооперативов". А, чтобы основание создание колхозов выглядело "добровольным", на крестьян наложили нереально высокие налоги, которые нужно было выплачивать плодами земледелия. Крестьяне, не желая вступать в колхоз, платили налоги до последней возможности, то есть до полного своего финансового разорения. Это был вероломный способ, но он был типичен для коммунистов. Эти времена уже я помню, все упорно трудились и старшие, и дети, но жили очень бедно, как и все в селе.
  К моему дедушке Владимиру приходили многие соседи с просьбой написать жалобу на налоговые решения. Эти обращения мало помогали, хотя дедушка прикладывал все свое искусство "волостного писаря" должность которого он занимал в Царской России.
  Я не знаю, где он научился писать по-польски, хотя в польскую школу не ходил. Когда спустя годы я читал его заявления, которые были направлены в учреждения, то мне нравился его прекрасный каллиграфический почерк, сжатый, деловой стиль, описания проблем. Но он так до конца и не избавился акцента восточных жителей.
  Наше село не было электрифицировано, здесь не было водопровода и канализации. Мы жили в одной комнате при керосиновой лампе, кухня была общая с соседями, а туалет, был выкопан позади дома. Были времена, когда нас здесь жило 8 человек. Будучи ребенком, другой жизни я не видел и эти обстоятельства казались мне абсолютно нормальными.
  Раннее детство я вспоминаю с нежностью, все названия птиц, деревьев и трав, которые я знаю, я узнал тогда. Я заглядываю в самые глубины моей памяти, и вспоминаю счастливые минуты.
  Дедушка и бабушка сидят при кафельной печи, я у них на коленях и демонстрирую свою разумность. Они называют какой-то предмет, например уголь, а я от этого названия образую фамилию - Углевский. Иногда эта получившаяся фамилия звучит потешно, они смеются, и вместе с ними.
  В нашей комнате было три окна, видимо, не слишком хорошо утепленных, потому что зимой в доме было холодно, несмотря на то, что топилась кафельная печь. Бабушка перед тем, как уложить меня спать, грела об печку моё стеганое одеяло и уже теплым меня укрывала. Я вспоминаю, что это было для меня верхом роскоши. Я помню, как она пела мне колыбельные песни с разными словами, но всегда с одним и тем же рефреном: "Баю, баюшки, баю".
  Вместо сказок она рассказывала мне истории о моих родителях. Всегда из них следовало, что были они прекрасные, добрые и очень меня любят. Очень хотели бы иметь меня при себе, но это невозможно, они не знают, где я нахожусь, и сами очень далеко. Воспитанный теми бабушкиными рассказами, я, хотя и не знал своих родителей, но о них грустил и в трудные жизненные моменты, которые позже наступили, я всегда хотел быть с ними.
  Свой первый школьный день я помню хорошо, это был 1 сентября 1950 года. Тетя Марыся нарядно одела меня и в группе нескольких матерей и детей мы пошли в соседнее село - Плясково.
  Там были первые четыре класса начальной школы. Школу вели два учителя - муж и жена Сокол. В школе было две классных комнаты с длинными скамьями. В скамьях были проделаны отверстия для чернильницы с чернилами. В одной комнате учились одновременно первый и второй классы, а в другой комнате одновременно - третий и четвертый классы. Учитель половину урока посвящал обучению одного класса, а на это время давал самостоятельное задание для присутствующего в той же комнате другого класса. Муж был директором школы, а жена учителем. Когда заканчивался урок, кто-то из них выходил в коридор и звонил ручным звонком, объявляя перерыв. Дворик перед зданием служил нам для урока физкультуры, здесь также были туалеты, конечно не с унитазами.
  Все мы боялись директора школы. Не только потому, что был очень холоден в общении с учениками, но еще и потому, что все взрослые его считали единственным в околице настоящим коммунистом. Мы дети, конечно, мы не знали, что значит быть коммунистом, но каждый вынес из дома, что это кто-то должен быть что-то очень страшное.
  Директор организовывал экскурсии, которые были большой радостью для нас, сельских детей, не видевших городской жизни. Я помню некоторые из этих экскурсий. В доме у одного из жителей села было радио, поэтому вся школа отправилась знакомиться с этой вершиной техники. Владелец поставил радио на подоконнике своего окна, и началась демонстрация. Делал громче и тише, включал музыку и разговоры, а нам, детям, трудно было поверить, что это происходит в действительности.
  Похожее впечатление оставила экскурсия в Попово-Костельно для просмотра кинофильма. В том центре было электричество, и туда приезжал передвижной кинотеатр. Мы смотрели военный фильм, показывающий доблесть и великодушие солдат Красной Армии, и подлость немецкой.
  Расстояние от Ярошево до школы около трех километров, зимой или осенью никто детей в школу не возил, мы ходили пешком.
  Бабушка была исключительной матерью и бабушкой. Умела создать правильные взаимоотношения в семье. Семейные отношения характеризовались теплом, бескорыстной помощью, доброжелательностью и, прежде всего любовью, господствовавшей между шестью ее детьми, которые жили с нею.
  Сегодня семья часто собирается вместе для просмотра телевизора. Такой способ проведения свободного времени не помогает понять проблем друг друга, надежды и радости родных. Мы узнаем только, какие проблемы имеет герой экрана. Теперь темп жизни такой быстрый, что родители часто даже не имеют времени, чтобы поговорить с собственными детьми.
  Раньше наше семейное общение, проходило вокруг общего стола во время совместных обедов. В зимние вечера, когда было меньше работы в хозяйстве, вся семья встречалась около стола при керосиновой лампе. Разговорам не было конца. Рассказывали многое о нашей жизни на восточной границе. Это было, наверное, выражение тоски о той жизни. Во время разговоров о тех краях называли это место - "у нас в доме". Еще до середины 70-ых годов в семейных разговорах существовало это выражение.
  
  Я этих краев я не помнил, но много о них слышал. Так я узнал много местных названий, много фактов из жизни семьи и тамошних обычаев. В результате того, что я слушал эти разговоры, я знаю те края и понимаю их. Когда иногда я там бываю, я чувствую себя как дома. Я говорю о тех местах - "мои родные края". Жена в этом меня не понимает и поправляет: "Но ты же этих сторон из своего детства не помнишь". Когда позднее я туда поехал и разговаривал со старыми женщинами, которые говорили с вильнюсским тянущим акцентом, я чувствовал себя как в собственной семье.
  За еду в семье отвечала бабушка. Эта обязанность требовала планирования предусмотрительности и знаний. Мы, как и другие местные хозяйства, были в этой сфере самодостаточны. По-видимому, в городах покупали только соль, дрожжи, спички и тому подобное. Налоги накладывались не в денежной форме, а в форме обязательных поставок разнообразной сельскохозяйственной продукции - молока, зерна, свинины и тому подобное. Это приводило к тому, что крестьяне не вели специализированных хозяйств, а производили разнообразную продукцию, чтобы прокормиться и справиться с налоговыми обязанностями. Конечно, это снижало это производительность труда, но позволяло крестьянину ни от кого не зависеть.
  Сдавая сахарную свеклу, мы получали несколько мешков сахара. Дедушка с зерном уезжал на мельницу и привозил несколько мешков муки. Молоко и мясо у нас тоже было свое. На зиму женщины квасили в бочках капусту, огурцы и грибы.
  Я любил смотреть, как пекли хлеб. Во флигеле около нашего "дворца" была большая печь для выпечки хлеба. Здесь бабушка месила тесто в большой кадке и за один раз выпекала большее количество хлеба. Несколько буханок оставляла для нас, а остальные раздавала соседкам. Когда хлеб пекли соседки, то делали так же. Поэтому бабушке не нужно было часто печь хлеб, но он всегда был свежий. После окончания формирования буханок, всегда оставалось немного теста, которое было закваской при следующем выпекании хлеба.
  Как я помню, хлеб всегда был в нашей семье тем, что пользуется уважением. Когда ломоть хлеба падал на пол, бабушка поднимала этот кусок и целовала. Доставая буханку хлеба, крестила ее. Конечно, не было и речи о том, чтобы выбрасывать остатки хлеба. Что-то от этих традиций осталось и в моей взрослой жизни. Никогда мы не выбрасываем остатков хлеба в мусор. Ежедневно я хожу на прогулку со своей собакой в лес и забираю с собой все остатки хлеба, и оставляю в лесу на корм диким животным.
  
  Еда была однообразной. Помню, почти ежедневно я имел на завтрак молочный суп с галушками. Лишь на праздники Рождества и Пасхи женщины готовили обильные и разнообразные кушанья. На Рождество всегда у нас в доме была большая настоящая елка, которую мы наряжали незадолго до Сочельника. Делала это тетя Марыся, а я ей я помогал. Заранее мы с тетей делали игрушки на елку из цветной бумаги и из соломы. Это была для меня большая радость и ожидание наступления чего-то необычного, хотя не было у нас в обычае класть под елку для детей подарки.
  Во время Сочельнику мы потребляли только постные кушанья. Бабушка застилала белую скатерть, а дедушка укладывал под скатерть сено. Символизировало это, что ребенок Иисус родился на сене.
  Ужин мы начинали молитвой. После ужина старшие, зажмурив глаза, тянули из-под скатерти по одной соломинке. Это было гадание. Какой длины соломинку вытащил, настолько длинной будет жизнь.
  Ребенком в Ярошеве я очень любил одно кушанье сочельника, которого уже позже ни на одном Сочельнике я не встречал. Это было маковое молоко. Женщины растирали свежий мак так долго, пока не возникала белая кашка. Потом добавляли воду, изюмину и подслащивали, лучше всего, медом. Это кушанье подавалось в холодном виде.
  На Пасху лучшей для детей радостью становились крашеные яйца. Их окрашивали, добавляя луковую шелуху в воду, когда варили. Во время пасхального обеда мы стукали эти крашеные яйца, одно об другое, чье яйцо оставалось целым, тот выиграл. Дети выносили яйца из дома, во двор и играли с ними.
  Во время этих праздников мы здоровались - "Христос воскрес". Следовало ответить - "Воистину воскрес". Если кто-то был излишне прожорливый на праздничном пиру, то дедушка говорил по-русски: "поповские глаза". Прошло шестьдесят лет, а я это выражение сохранил в своей семье, и мои дети знают что оно означает.
  Я уже упоминал, что заключение браков между Познанцами и Забуговцами было редкостью. Две девушки Аксючиц: Марыся и Тереза тоже не нарушили это правило. Марысю отыскал ее друг детства - Петр Червинский. Видимо какая-то искра была между ними уже в юношеские годы, если Петр отыскал ее после войны. Однако история об этом умалчивает. А Тереза познакомилась с Мечиславом Пустельник, который приехал к нам в село с юго-востока.
  
  Брак обеих этих пар был заключен 24.10.1948 года. В тот день мне было почти шесть лет и многое из этой громкой свадьбы я помню. Съехали семьи двух молодых женихов и наша семья. Приехали с детьми, несмотря на лишние хлопоты, которые из-за этого возникли. Этот труд не напрасен, такие встречи крепко семью цементируют. Помня эту свадьбу, всегда я стараюсь, чтобы на семейных мероприятиях были нынешние дети даже за счет их сна или других неудобств.
  На свадьбу было приглашено много соседей Познаньцев. Соседи, которые жили в соседней комнате, предоставили нам в распоряжения свою комнату для сна и танцев. В нашей комнате был накрыт стол с угощеньями.
  На селе был такой обычай: в начале празднования приходили только приглашенные гости. Затем, через нескольких часов приходили со всего села все, кто хотел. Люди этим обычаем охотно пользовались. Веселье длилось всю ночь, танцевали и разговаривали часов до 8 утра следующего дня. На следующий день как говорили "поправлялись". Люди после короткого сна в разных порах, продолжали праздновать: опять много пили, ели, танцевали и провожали уезжавших гостей.
  Мне как ребенку, запал в память такой эпизод со свадьбы. У Петра был брат Франка, обладавший способностью к рисованию. Над дверями дома он нарисовал вывеску - воркующие голубки, которых окружала надпись "Счастье Божье Молодым". Спустя 50 лет, когда я сидел с дочками Петра и Марии в Лас-Вегасе на свадьбе моей дочки Барбары, вспомнился мне тот рисунок. Молодые в Лас-Вегасе тоже сидели под свадебным плакатом, но плакат был на другом языке и с другим содержанием. Однако это уже другая история.
  После брачных торжеств Тереза вместе с мужем Мечиславом уехали в село Вишневка Великопольского воеводства, вместе с матерью Метика вели там большое крестьянское хозяйство. Метек был трудолюбивым и добрым хозяином, Тереза полностью отдалась работе. Бабушка Флорентина, когда возвращалась из поездок к ним, всегда была озабочена и говорила: "Терезе трудно так много работать, долго не выдержит". Они хозяйствовали там до февраля 1950 года не получая никакого удовлетворения от своего тяжелого труда. Как уже я упоминал, власть в то время старалась притеснять индивидуальных хозяев всевозможными методами, чтобы вынудить их вступать в колхозы.
  Марыся с мужем остались с родителями и стали обрабатывать 10 гектаров земли. Я думаю, что Петру нравилась Марыся, а не крестьянская работа. У Петра было хобби - занятие фотосъемкой. В нашем и соседних трех селах кроме него ни у кого не было фотоаппарата.
  
  Власть стремилась ликвидировать не только частное земледелие, но любой ценой хотела ликвидировать любое частное ремесло. В те времена фотографу было трудно. Петра в округе всегда приглашали для съемки фотографий. По сегодняшним стандартам это была странная техника. Вместо лампы-вспышки Петр употреблял мешочки с магнием. Мешочек висел где-то сбоку, его поджигали, и нужно было фотографировать, когда магний ярко загорался. Роль сегодняшней памяти выполняли стеклянные пластинки, покрытые светочувствительной эмульсией. После съемки весь процесс проявления и печати фотографии происходил в затемненном помещении, при красном свете. Фотографии погружали в раствор проявителя, потом закрепителя, а в заключение сушили на стекле. Для нас детей, да и для всех местных жителей, эта техника казалась чрезвычайно сложной.
  Петр был первым, который помогал мне в выполнении уроков, особенно математики. Видимо он был хорошим репетитором, потому что ни на одном этапе образования у меня не было проблем с математикой.
  Здесь произвел он на свет двух дочек Малгожату и Алицию. Малгожата родилась 17 сентября 1949 года в больнице в Вонгровец в нашем уездном городе. Спустя несколько дней Петр поехал получать жену и ребенка из больницы. Далеко от дома в черешневой аллее я несколько часов ждал, пока появится повозка, которая везет нового члена семьи. Домой мы приехали вместе с ними на телеге. А Алиция родилась уже в Ярошеве 21 июня 1953 года. Я помню, это было воскресенье, прекрасный солнечный день. Тетя Марыся уже чувствовала приближение родов, потому что в этот день не пошла в костел. Когда я вернулся из костела, в нашем доме уже была маленькая девочка Алиция.
  Семья Петра и Марыси Червинских, уже вчетвером, уехала в начале 1954 года на новое мест жительства, в город Зеленая Гура. Свои прекрасные молодые супружеские годы оставили в Ярошеве без сожаления. Коммунистическая система не дала им здесь ни малейших шансов достойной жизни.
  Я вспоминаю, что с весны 1950 года крестьяне должны были платить государству нереально высокие налоги уже не сельхозпродукцией, а деньгами. Милиция почти из каждого дома арестовывала кого-нибудь будто бы за злобное уклонение от уплаты денежного налога на сельхозпродукты. А денег действительно ни у кого не было. Бабушка и дедушка были старыми людьми и до времени их не трогали. Забрали Марысю, несмотря на то, что она вообще не была владельцем этого хозяйства и имела маленького ребенка.
  Ее грудь так набухла от избытка молока, что в процессе допроса она вынула грудь и брызнула молоком на допрашивавшего ее милиционера. Лишь этот инцидент убедил милицию, что она кормит ребенка грудью и поэтому ее выпустили через несколько дней после ареста.
  Остальные крестьяне вернулись в село спустя три месяца. Несмотря на такие методы устрашения села, крестьяне все равно не хотели образовывать колхоз. Однако для этого были коммунистические методы.
  Однажды в село приехали несколько чиновников, ходили по домам и старались записать людей в колхоз. Во время работы чиновников крестьянам не разрешено было общаться между собой. Прежде всего, были подделаны подписи трех лучших хозяев. Остальные жители, когда увидела, что элита села согласилась, то также поставили свои подписи, которые были уже настоящими. Чиновники с настоящими подписями всех жителей села пошли к тем трем, представлявшим элиту. Когда те увидели подписи, то также подписались. Так все "добровольно согласились" на создание колхоза в нашем селе.
  
  
   []
  Отказ от землевладения, написанный рукой Владимира Аксючиц от имени своей жены Флорентины. Заявление составлено в общине 9 января 1953 года. (лицевая сторона).
  
   []
  Отказ от землевладения, написанный рукой Владимира Аксючиц от имени своей жены Флорентины. Заявление составлено в общине 9 января 1953 года. (оборотная сторона).
  
  
  Перед созданием колхоза, дедушка пробовал нашу землю передать бесплатно государству. Однако ни государство, ни частные лица не хотели этого подарка. Владение землей доставляло только хлопоты. Тогдашнее общество приобрело в то время это убеждение, и такой взгляд на землевладение сохранялся в течение всех следующих коммунистических лет. Когда, впоследствии, коммунизм разрушился, государство стало продавать землю по низким ценам, но по-прежнему большинство населения было убеждено, что это плохое вложение денег.
  Когда в селе в 1953 году образовался колхоз, то из нашей семьи здесь оставались только дедушка, бабушка и я. Валя их старшая дочь понимала, что ее родители, которые вся жизнь были свободными людьми, а в прошлом сами были состоятельными землевладельцами, не выдержат такого радикального изменения своего положения. Она решила забрать их вместе со мной в город Кросно-Оджаньске. Решение свое выполнила с большим трудом. Хотя с точки зрения закона колхозники и были свободными людьми, но власти ставили десятки бюрократических препятствий, делавших невозможным переезд из колхоза в город. В выполнении плана переезда помог преклонный возраст дедушки с бабушкой.
  
   []
  Флорентина и Владимир Аксючиц.
  
  В середине 1954 года мы покинули село Ярошево и поселились у сестры моего отца - Валентины Фурс в Кросно-Оджаньском. Закончились мои беззаботные деньки сельского парня. Те годы я вспоминаю как годы жизни в родном доме. Здесь мы с дедушкой ездили в лес за дровами, здесь у меня был в приятелях пес Рэкс. Я построил ему будку, а он несколько лет помогал мне пасти коров на лугу. Тетя Валя предупредила, что примет нас, но без собаки. Я Должен был отдать Рэкса хозяину, который жил в соседнем селе. Я помню, что всю дорогу, когда я вел своего приятеля к новому хозяину, я плакал, а пес жался ко мне. Долго преследовал меня его тоскливый взгляд, каким он смотрел на меня, когда я уходил.
  
  
  В то время, по закону, было равенство шансов в доступе к образованию для сельской и городской молодежи. Однако было это только в теории, на практике только единицы из сельских молодых людей получали высшее образование. Насколько мне известно, из нашего села на протяжении первых 20 лет после войны удалось это только Антону Аксючиц.
  
   []
  Фото 1952 года. Аксючиц Антон [1935 - 1997].
  
  Несомненно, это было результатом его способностей и настойчивости в стремлении к цели, но здесь есть также большая заслуга его родителей и сестер Терезы, Марыси и Валентины. Я помню, как все здесь упомянутые поддерживали его во время учебы.
  В последние годы обитания в Ярошеве, когда Антон приезжал на каникулы домой, я, 10 летний парень, видел на его примере большую силу влияния города и науки на формирование человека. Он уже значительно отличался от своих сельских ровесников. Начальную школу он закончил в соседнем селе, а в общеобразовательном лицее начал учиться в Вонгровце, а закончил в Зеленой Гуре, живя у своей сестры Терезы. Теперь, из перспективы времени, я вижу, как в течение долгого времени он влиял на мое образование.
  В юношеских годах я прочитал много книг мировой литературы, которые он мне старательно выбирал и советовала прочесть. Он вел со мной много разговоров и споров, которые меня сформировали и значительно расширили мой взгляд на окружающий мир. Благодаря ему уже в возрасте 10 лет я прочитал "Трилогию" и "Рыцарей" Сенкевича. Он знал о моей тоске по родителям и подсунул мне к прочтению сочинение Эдмондо Де Амичиса "Сердце". Рассказ о юноше Генрихе, который отправился в Америку в поисках своей матери. Конечно, я отождествлял себя с Генрихом и мечтал - может быть, я так же, как он отправлюсь на поиски своих родителей?
  
  
  4. КРОСНО-ОДЖАНЬСКЕ 1 9 5 4 - 1 9 5 7 г.
  
  Кросно-Оджаньске - это прекрасный город, расположенный на двух берегах Одера. На левом берегу находится центр города с рынком и ратушей. На правом, на высоком склоне, покрытом террасами, находились остатки виноградников. Во время военных действий в 1945 году центр и ратуша были полностью уничтожены. Еще в течение нескольких лет после войны большинство разрушенных домов не были здесь убраны. Мы, подростки, любили играть в "войну"в этих руинах. Город постепенно расчищали от развалин, а кирпич с развалин вывозили для восстановления Варшавы.
  Несмотря на то, что я прожил здесь всего несколько лет, я полюбил этот город на всю жизнь. И теперь я иногда приезжаю сюда, чтобы походить теми улочками и подышать атмосферой этого городка. Я хотел бы, чтобы мои дети и внук также полюбили этот город, когда они бывают в Польше, я часто езжу с ними сюда. Я был здесь с моим внуком Брайаном, весь день мы провели весь день мы провели гуляя по улочкам и закоулкам моего детства.
  Переезд в Кросно-Оджаньске был для меня большим культурным скачком. Временно располагалось здесь несколько военных частей, поэтому дети здесь не бегали за каждым автомобилем, как в Ярошеве. Здесь было электричество. У дяди Вацлава был радиоприемник "Пионер", которого, правда, я и мой двоюродный брат не могли касаться, но, однако, в доме он был.
  Тетя Валя была светлой женщиной. Она придавала большое значение воспитанию своего сына и меня. Прививала нам к хорошие манеры: учила правильно вести себя за столом, вежливо разговаривать с девушками, уважению к старшим и так далее. Приучала нас иметь постоянные обязанности в доме. Я думаю, что ребенок, имеющий постоянные обязанности в семье, лучше готов к взрослой жизни.
  Вся семья работала в приусадебном хозяйстве. К обязанностям моим и Романа, кроме прочего было и, идя к школе разнести в литровых бутылках молоко нескольким семьям. Идя из школы, мы опять заходил к ним, чтобы забрать пустые бутылки.
  Вацлав Фурс - муж Вали был человеком, чрезвычайно честным и прямолинейным. В коммунистической системе, где большую часть всего надо было доставать, а не покупать, такие черты характера не были в цене. Семья жила скромно. В первый год после переезда, жило нас здесь 6 человек: двоюродный брат Роман с родителями и я с дедушками. Только дядя Вацлав приносил каждый месяц небольшую зарплату выплату домой. Домашний бюджет пополнялся продажей излишков фруктов из нашего сада и молока от коровы, которую мы держали. У бабушки не было пенсии, лишь иногда получала она небольшие переводы от своего брата Людвика Рагино, который жил в Америке.
  
  Будучи ребенком, и живя с бабушкой и дедушкой, я всегда считал, что являюсь равноправным членом семьи. Ребенок не вникает в вопрос, откуда в семье берутся деньги. Лишь позже я понял, что мое положение здесь было особенным и незавидным. Подытоживая кратко - бабушка Флорентина была на содержании дочки, а я на содержании у бабушки. Уже тогда мои родители жили в Канаде и мы регулярно переписывались с ними. К сожалению, денег на мое содержание они не присылали.
  Всевозможными методами я старался добиться от домочадцев такого же отношения ко мне как к двоюродному брату Роману. Желая достичь своей цели, я часто прибегал к различному жульничеству. Из-за этого возникали постоянные конфликты между мной и Романом, а также между бабушкой и ее дочкой Валей. Лишь теперь я понимаю, что я должен быть скромнее. Мои родители жили в Канаде, а мы в бедной коммунистической стране, вопреки этому родители не тратили деньги на мое содержание.
  А правда была такая, что Тетя Валя содержала меня за счет своего сына, которого безгранично и слепо обожала. Уже только этот факт, должен был рождать конфликт. Я не понимал своего положения и против этого бунтовал.
  Тетин двор не была огорожен, и они держали собаку, которая всю свою жизнь провела на цепи. В этих обстоятельствах пес не мог быть мудрой собакой и добрым другом. Я смотрел на него и грустил о своем Рексе.
  Тетя старалась ко мне и к своему сыну относиться одинаково, однако не всегда это у нее получалось. В те годы редко у кого были наручные часы. Роману подарили часы марки "Ruhla", а мне нет. Он передо мной этими часами гордился, а я старался ему по этому поводу досадить. Вот и конфликт.
  Часто я чувствовал, что я не являюсь полноправным членом семьи. Однажды приехала к нам тетя Хеля из Суленцин. Бабушка и тетя Валя начали ей жаловаться на эту ситуацию. Они не знали, что я этот разговор слышу. В какой-то момент тетя Хеля с авторитетом советует им, отдать меня в сиротский дом. Бабушка начала громко плакать. Я испугался, побежал за дом и там плакал.
  В этой атмосфере я закончил здесь последние три класса начальной школы. С учебой проблем у меня не было. Школу, учителей и одноклассников я вспоминаю тепло. Хоть было тогда принято в школе наказывать учеников физически за провинности. И мне доставалось линейкой по рукам или просто раз по заднице. Я помню случай у, в общем-то, уважаемого учителя Боярского, что-то у него я нарушил, и он меня спрашивает: "Что ты хочешь: завтра привести с тетю в школу, или получить по заду шесть ударов линейкой?". Я выбрал второе.
  
  Но все равно этого учителя я любил. Когда я бываю на кладбище в Кросно, то у его могилы я всегда останавливаюсь. Просто, при воспитании детей, в школе и в семье считалось, что лупить ребенка - это действовать для его блага. Я был так воспитан, что в моей взрослой жизни иногда своим детям также я поддавал. Об этом теперь я сожалею и знаю, что это нехороший метод воспитания.
  Почти все жители Кросно и окрестностей приехали сюда с востока, как и мы. У тети здесь было много знакомых. Часто в воскресенье вместе с дядей она шла к кому-то с визитом. Нас брали с собой, я очень любил эти выходы. Мы, дети, веселились с детьми хозяев, а взрослые вели бесконечные разговоры о жизни за Бугом.
  Тетя хотела всегда иметь дочку, однако был у нее только сын. Я думаю, что свое материнское чувство она направила на дочку своей сестры Елены - Марылю. Однажды мы узнали, что она отдыхает в детском летнем лагере в Раднице, в девяти километрах от Кросно. Один велосипед был в доме, два велосипеда тетя одолжила, и мы поехали навестить нашу "сестренку" Марылю. Такая экскурсия была для нас всех радостью. Тетя очень серьезно относилась к жизни, была всегда строга. А на этой экскурсии была веселой, спорила шутливо с нами. Нам, парням, это настроение тоже передалось, все мы были счастливы.
  Тетя и бабушка были активными прихожанками нашего костела. Старались и нас воспитать также так. Оба мы с братом какое-то время были прислужниками в костеле. Мессы тогда служили на латыни. В процессе богослужения прислужник был должен вместе с ксендзом некоторые молитвы повторять на латыни. Мы были должны научиться повторять эти молитвы наизусть, а ни слова по-латыни мы не понимали. До конца своей карьеры прислужника не научился я повторять за ксендзом. Наверное, это было причиной того, что достаточно быстро закончилась моя карьера прислужника. Однако знакомство с ксендзом и церковью нам пригодилось.
  До войны в Кросно было несколько костелов. Вся левобережная часть города подвергалась бомбардировке, но каким-то чудом, все костелы уцелели. Количество населения уменьшилось, и действовали только два костела. Другие костелы были частично разграблены, но находились в хорошем состоянии. Заботился о них местный ксендз. Мы, парни из гимназии, узнали, что в костеле между мостом на Одере и белой школой, спрятаны части органов, в которых были дудки. Мы слазили туда за этими дудками. Кто-то из взрослых нас заметил, всех закрыл в костеле и сообщил в усадьбу священника. Пришел церковнослужитель, меня и Романа, как прислужников, выпустил, а других отдал в руки дирекции школы.
  
  У прислужников были свои уроки, где мы дополнительно изучали религиозное учение. После уроков старшие парни курили папиросы. Один дал мне затянуться, я страшно поперхнулся дымом, к общему веселью и насмешкам. Я хотел взять верх, и сказал: "Курить папиросы - это не штука, штука это съесть несколько папирос". Что я и сделал не сходя с места и вернул уважение парней. А когда пришел домой, у меня поднялась температура и началась рвота. Еще много дней спустя, как только кто-то близко от меня закуривал, у меня появлялись рвотные позывы. Поэтому я приобрел такое отвращение к курению, что до конца своих дней никогда я не курил. Однако тогда мне было так плохо, что этот метод отучения курить я не рекомендую никому.
  Обе существующих тогда начальных школы находились на левом берегу Одера. Из-за цвета их стен одну называли "белой", а другую "красной".
  В школе у нас была гораздо более строгая дисциплина, чем сегодня. Следовало быть в школе за 15 минут до начала уроков. Утром ежедневно происходила так называемая "линейка". Кого-то здесь ругали, других ставили в пример, чаще всего не за результаты учебы, а за общественную работу. Ученики были заняты созданием так называемых "стенных газет", которые сообщали не столько о жизни школы, сколько о достижениях государственной власти. Школа вела сильную пропаганду по воспитанию в коммунистическом духе. Это была трудная задача, потому что дома дети воспитывались в патриотическом духе.
  Я помню, когда умер Болеслав Берут (первый президент Польской Народной Республики), учителя в школе пробовали создать траурное настроение. Однако вышло это настолько искусственно, что ученики, не в рамках какой-то политической демонстрации, а чтобы дать выход энергии устроили свое шествие. Мы сняли со стены черную доску, на которой лег ученик, который изображал умершего Берута и так ходили по коридору школы. Педагоги быстро разогнали это шествие, замяли скандал, чтобы дело не вышло за стены школы, потому что весь коллектив школы мог бы иметь серьезные неприятности.
  Учителя ко всем ученикам обращались по фамилии, а не так, как теперь - по имени.
  Мы, парни, редко после школы возвращались прямо домой. Чаще всего мы любили лазить по развалинам подвергнутых бомбардировке домов. Центральная площадь города была полностью разрушена. Наиболее охотно мы играли в руинах одного из самых больших зданий. Лишь став взрослым, я узнал, что это были руины ратуши.
  В Кросно две реки Одер и Бобр, и еще несколько каналов. Может потому, почти
  все парни были увлечены рыбалкой. Мы покупали только леску и крючки, все другие необходимое для изготовления удочки мы делали сами. Для удилища лучше всего подходил орешник, лещина. Парни устраивали целые экспедиции за удилищами из лещины. У Романа были большие способности в изготовлении удилищ и его удочки были красивее моих. Так же было, когда мы делали из коры или из дощечек модели судов, которые мы пускали между плотинами на Одере. Модели Романа были самыми интересными. Наш дедушка Владимир ценил эти способности Романа, потому что сам любил мастерить.
  Множество предметов повседневной жизни дедушка изготавливал сам, он придавал большое значение красоте и надежности изделий. Я помню, еще в Ярошеве он сделал для внучки Малгоси колыбель на колесиках. Он делал грабли, корзины и тому подобное. Дедушка тщательно хранил свои инструменты, потому что купить их было трудно. Он закрывал инструмент в ларчике на ключ и даже ларчика этого при нас не открывал. Мы, конечно, сгорали от любопытства - что такое там, в этом ларчике находится.
  Телефон был тогда только у немногих, у нас телефона не было. Однако контакты между Валентиной и сестрами, и с братом Антоним поддерживали очень часто: писали письма и ездили друг к другу.
  В моем семейном архиве сохранились письма, которыми они обменивались между собой. Хотя это были письма о текущих делах, однако, часто занимали они до четырех страниц канцелярской бумаги. Уже теперь, когда я читаю их через 50 лет после написания, они кажутся архаизм. Только теперь я понимаю, какие проблемы были у семьи с покупкой необходимого имущества, но тогда почти все так жили. Была, однако, традиция, что во время церковных и семейных праздников подавалось еды досыта и даже лишнее.
  Перед Пасхой тетя с бабушкой готовили на листах около пяти больших пирогов. Мы с двоюродным братом несли их к пекарю, который прицеплял к пирогам карточку с фамилией. Спустя несколько часов мы опять шли - забрать выпечку. Мы не могли дождаться начала празднования, уже по пути мы выковыривали из пирогов крошки. Я очень хорошо помню торжественный день нашего Первого Святого Причастия. Было много гостей, мы устраивали несколько приемов. Бабушка была горда воспитанием внука, я должен был позировать для нескольких фотографий, которые делались специально для моих родителей в Канаде. Желала мне с ними соединиться. Искала для меня репетитора английского языка. Однако во всем городе было только два человека, которые знали английский язык, и этот замысел был забыт, главное из-за нехватки денег на обученье.
  
  Чаще всего к нам приезжала Тереза с Метеком. Они приезжали с конкретной целью: помочь в огороде или при сборе фруктов. В таких случаях не было конца разговорам, что у кого в семье произошло.
  В 1957 году я закончил 7-летнее образование в "красной" школе и после каникул уехал во Вроцлав, чтобы продолжать дальнейшее обучение в средней школе. В Кросно, я приезжал уже только на каникулы, а позднее приезжал, чтобы посетить дедушку с бабушкой.
  
   []
  Фото 1953 г. Семейная встреча.
  Семеро двоюродных сестер и братьев - слева направо: Богдан, Марыля, Тереза-Люда держит Ханночку, Роман-Николай, Малгожата Червинская, Роман.
  Кроме Малгожаты все остальные носят фамилию Фурс.
  
  5. ЖИЗНЬ СЕМЬИ НА ЗАПАДНЫХ ЗЕМЛЯХ
  
  Приближался конец II мировой войны - май 1945 года. Победители всегда диктуют условия заключения мира. В антигитлеровской коалиции неоспоримым лидером была Советская Россия. В новом Европейском мире она получила больше всех, и, между прочим, при согласии западных союзников, получила одну третью территории Польши от 1939 года. Союзники в обмен на восточные земли Польши, отданные Советской России, передали Польше западные земли, которые перед 1939 годом принадлежали Германии.
  Установление новых границ сопровождалось большим переселением народов. Новые польские западные земли покинули тогда миллионы немцев, поколениями жившие на этих землях. На их место приехали миллионы поляков, которые покинули свою родную сторону теперь оставшуюся за восточной границей Польши.
  В каких обстоятельствах Флорентина с тремя своими самыми маленькими детьми оставила нашу родную сторону, я писал ранее. Но две ее дочки Валентина и Елена, у которых были уже свои семьи, проживали в городке Слоним. Этот город разделил судьбу восточных земель и был передан Советскому Союзу. Валентине и Елене не оставалось ничего другого, кроме отъезда на запад, в неизвестность.
  Такой массовый переезд населения сопровождало множество трагедий. Каждый, кто хотел выехать в Польшу должен был доказать местным, уже русским властям, что является поляком. В военной вьюге многие потеряли свои документы, часто в различных местностях архивы были уничтожены. Поэтому многие не смогли выехать и оказались на родных территориях, но среди чужой себе культуры и неизвестного в Польше сталинского режима.
  Немало было смешанных браков, у них были трудности при принятии решения - что делать, оставаться или уезжать. Трудно принимали решение старые люди, которые прожили там всю жизнь и теперь, на склоне лет, должны были выезжать.
  Приблизительно через 25 лет после этого переселения Польского населения с востока на запад, я имел возможность попасть впервые в наши родные края и говорить с поляками, которые не выехали в Польшу и остались там навсегда, без права покинуть Советский Союз. Я выслушал много трагических историй, которые могли бы стать отличным киносценарием.
  Было лето 1945 года, Валентина со своим мужем Вацлавом Фурс и трехлетним сыном Николаем-Романом отправилась товарным репатриационным поездом из города Слоним. Их вагон направлялся на западные земли в город Кросно-Оджаньске, здесь они и поселились.
  
  Немного в другое время и на другом поезде перебрались на западные земли Елена с мужем Павлом Фурс и четырьмя своими детьми Терезой-Людой, Богданом, Романом и Марией. Товарный поезд, которым они прибыли на западные земли направлялся в город Суленцин. Их новым местом жительства и стал этот город. Сестры, которые раньше жили в одном городе, теперь не знали, кто, где находится.
  Так как эти репатриационные поезда преодолевали около тысячи километров, то такие путешествия во времена послевоенного хаоса длились по несколько дней. Муж Елены - Павел Фурс, на какой-то незапланированной стоянке вблизи деревни, побежал достать молока для своих детей, а поезд уехал. Только спустя три дня, он догнал потерянную семью, которая по-прежнему продолжала ехать в том же вагоне на запад.
  Количество семей в каждом товарном вагоне зависело от количества членов семьи и объема багажа. Семьи, которые помнили вывоз поляков в Сибирь после 1939 года, везли на всякий случай разные вещи, которые позднее оказались полностью ненужными. Валентина рассказывала мне, как происходило их заселение по приезде в Кросно-Оджаньске.
  Поезд прибыл на железнодорожный вокзал в Кросно-Оджаньске. Здесь находился пункт обслуживающий так называемых репатриантов. Им объявили, что из города уже выселено большинство Немцев, поэтому большинство квартир и домиков стоят пустыми. Каждая семья пусть идет и заселяется в ту квартиру или дом, которые им понравятся. Люди занимали квартиры, полностью меблированные, часто с комплектом постели и одежды. На стенах висели картины, ковры и в подвалах запасы еды. Покидающим эти территории немцам разрешено было забрать ограниченное по весу количество вещей.
  Вновь прибывшие занимали квартиры с убеждением, что это временное жилище. Думали, что в любой месяц вспыхнет новая война между Советской Россией и Западом. Все были убеждены, что Германия вернется к своим покинутым домам. Это убеждение оставалось у людей даже спустя несколько десятков лет и в значительной степени способствовало замедленному развитию этих земель.
  Семья Фурс заняла в Кросно домик по Мельничной улице 10. Вацлав начал работать в Городском Отделе Образования, где проработал до выхода на пенсию. Валентина занималась домом. У них был один гектар земли под сад и огород, постоянно держали одну корову и кур. В послевоенных годах заработки были низкие, и это мини-хозяйство дополняло семейный бюджет.
  
  У Валентины был один сын - Роман, у него было и второе имя - Николай. Она любила его слепой любовью, однако всегда находила время и желание помочь другим членам семьи. В те трудные и бедные времена, взаимная помощь в семье была просто необходима. Валентина запомнилась мне как человек, который многое сделал для семьи.
  Эти строки я пишу спустя много лет спустя после ее смерти. Сегодня в Зеленой Гуре живет несколько потомков по прямой линии от Владимира и Флорентины Аксючиц. Если бы каждый из них задал себе вопрос: почему я живу именно в этом городе? То должен был бы дать ответ: "благодаря Валентине". Однако таких ответов сегодня не услышать, прошедшая смена поколений привела к тому, что молодое поколение очень мало знает о Валентине.
  Навещая в Ярошево своих родителей, братьев и сестер, она видела их жизнь без будущего и мечтала вытащить оттуда семью. Первый случай представился в 1950 году. Вацлав часто ездил по делам службы в Кросно недалеко от Зеленой Гуры. Здесь он узнал, что местный отдел школьного образования ищет супругов на работу. Валя быстро известила свою сестру Терезу с мужем, чтобы приезжали в Зелену Гуру. Так это и устроилось. В феврале месяце Тереза с Метеком приехали на железнодорожную станцию в Зеленой Гуре, здесь наняли конные дроги и с двумя чемоданами подъехали к зданию номер 9 на Славянском Майдане. Это здание стало их рабочим местом и местом временного обитания.
  Потом у Терезы поселился ее брат Антон, он работал в санэпидемстанции на Ясной улице. Это предприятие нуждалось в свою очередь в супругах, которые хотели бы работать и жить на территории предприятия. Это было в начале 1954 года. Антон устроил сюда свою сестру Марысю с семьей.
  В середине того же года Валентина забрала к себе своих родителей и меня, Леха. Таким образом, вся наша семья собралась на так называемых "Западных землях" Польши.
  Владимир и Флорентина прожили в Кросно 11 лет. Я думаю, что был это счастливый период в их жизни. В доме наверху было две комнаты, одну занимали дедушка с бабушкой, а я другую. На первом этаже были две комнаты и кухня, комнаты занимала Валя с семьей, кухня была для нас всех общая. Такое разделение соблюдалось только ночью, днем жизнь происходила сообща во всем доме. Дедушка с бабушкой помогали в придомовом огороде и в саду. Контакт с природой, наверное, хорошо влиял на их самочувствие.
  Были здесь и знакомые из-за Буга. Неподалеку находился костел святого Андрея, что было для бабушки очень важно. По соседству находилась ветеринарная больница, дедушка хотел заработать пенсию и устроился на работу в эту больницу.
  В те часы, когда Больница не работала, он собирал телефонные заявки о заболеваниях животных. Однако самым главным для дедушки с бабушкой было то, что они жили с дочкой, которая окружала их заботой. По отношению к сегодняшним стандартам, наша жизнь была очень скромной, однако в округе все так жили, и тогда никого это не удивляло.
  Валя любила хорошие книги, одна из них всегда находилась на тумбочке, у ее кровати. Свое образование она начала еще на российской стороне, знала хорошо русский язык и любила на этом языке слушать оперные арии и военные песни. Любила сына, но не раз говорила, что ее мечтой было иметь еще и дочку. Я думаю, если бы знала она свою внучку Мирку, любила бы ее так же безгранично, как любила своего сына.
  Две мировые войны, партизанские бои, свидетелем которых она была, семейные катаклизмы сильно расшатали ее нервную систему. По моему мнению, способствовало этому и супружество с неподходящим для нее партнером. Она много болела. Я думаю, что частые стрессы влияют на здоровье человека.
  В августе месяце 1965 года, она лежала в больнице полностью измученная частыми болезнями. В один из дней она вышла из больницы в халате и тапочках и пошла к реке Одер, чтобы утопиться. Это у нее получилось.
  Так ее мать Флорентина потеряла пятого своего ребенка.
  Тогда я жил уже в Зеленой Гуре, и на автомобиле, который я одолжил на своей работе, я вез в похоронной процессии родителей Вали - Владимира и Флорентину. Никогда не забуду я вида отчаявшихся моих дедушки и бабушки, которые всю дорогу сидели погруженные в себя, ни о чем, не разговаривая. Очередность должна быть другая, ребенок должен хоронить родителей, а не родители ребенка.
  Дедушка и бабушка были уже в возрасте и нуждались в присмотре. Они прожили в Кросно еще несколько месяцев, а потом их забрала в Зелену Гуру самая младшая их дочка - Тереза.
  Вацлав Фурс был эмоционально связан с семьей своей жены. Часто приезжал в Зелену Гуру посетить тестя с тещей и сестер своей жены. Он был человеком с небольшими потребностями, всевозможные свои финансовые доходы передавал сыну - Роману. Вацлав видел, что сын все проматывает. Он думал кому передать после своей смерти дом и землю. Предлагал их Метеку Пустельнику, но этот замысел не был выполнен. В коммунистическое время был закон, что если около дома находилось свыше гектара земли, то такую недвижимость мог унаследовать только человек, который владеет профессией крестьянина. В те времена земля имела слишком малую ценность, чтобы желание получить ее в наследство, заставило кого-то окончить какой-то земледельческий курс, который дает профессию крестьянина.
  
  В этой ситуации Вацлав договорился с соседом, что отпишет ему в завещании землю и дом, а сосед будет его до конца жизни кормить обедом каждое воскресенье. К сожалению, Вацлава смущала, необходимость ходить к соседу на обеды, был он там только три раза. Так после смерти Вацлава в 1982 году, недвижимость перешла в собственность случайного человека. Это было время последних лет коммунизма, ценность земли внезапно выросла, я видел, что соседа смущала такая ситуация, что он получил владение в наследство за три обеда, но закон есть закон. Два раза в году я бываю на кладбище в Кросно и вижу, что спустя все эти годы, наследник заботится о могиле Вацлава.
  Старые члены семьи помнят и о Вале. Хотя минуло уже почти 50 лет с ее смерти, по-прежнему, по крайней мере, два раза в году кто-нибудь посещает ее могилу. В последнее время мы заметили, что ее надгробие за прошедшие десятилетия стало разрушаться. Ее сестра Тереза, племянницы Марыля и Тереня и я, ее племянник Лех, все мы поставили ей новый памятник из гранита. Он переживет века. Я надеюсь, что это позволит воздать ей должное в памяти следующих поколений.
  Тереза и Мечислав Пустельник не имели детей, жили на улице Гротгера 33 в квартире состоявшей из двух комнат и кухни. Несмотря на тесноту, помогали родственникам, предоставляя жилье. Во время учебы в Зеленой Гуре некоторое время у них жили по очереди: Антон - брат Терезы, Роман - сын Вали Фурс, Мария - дочка Елены Фурс, Эльжбета - дочка Терезы Кубович.
  Последние годы своей жизни, здесь провели также Владимир и Флорентина Аксючиц. У них была богатая событиями и трудная жизнь. Они заслужили право провести спокойно последние годы. Их дочка - Тереза, создала способствующие тому условия. Из десяти детей осталось в живых пятеро. В Зеленой Гуре жили две дочки - Тереза и Марыся, которые ежедневно общались с родителями. Елена и Антон, также часто посещали родителей. Близость детей для Флорентины, была большой радостью. Остальное свободное время она посвящала молитвам, чтению газет, а также обширной переписке с другими родственниками и детскими подругами.
  Наиболее оживленный обмен письмами она вела со своим братом Людовиком Рагино. Насколько сильной была эта семейная связь, пусть свидетельствует тот факт, что они не виделись свыше 50 лет, однако находили о чем писать и что вспоминать о родном доме - Соболево. Бабушка не получала пенсии, Людовик достаточно регулярно присылал ей денег. Большую радостью доставляла ей возможность, благодаря помощи брата, делать небольшие подарки на память детям и внукам.
  
  Дедушка Владимир не мог делиться с окружающими, пережитым в двух мировых войнах. В то время, о таких делах было опасно говорить, даже среди родных. Он, однако, наверное, жил и все помнил. Он до конца своих дней интересовался мировой политикой. Сегодня очень я жалею, что тогда я не приставал к дедушке с разговорами о пережитом им в тот период его жизни.
  Дедушка умер из старости, когда ему было 87 лет. За несколько дней перед его смертью, когда я был у него, дедушка очень спокойно сказал мне: "Лех я чувствую, что нужно мне умирать". Для меня 25 летнего человека, жизнь длиной 87 лет казалась бесконечно долгой. Я спросил дедушку: "Для тебя 87 лет кажется долгой жизнью?", дедушка мне ответил: "Лех, для меня кажется это мгновением. Еще недавно я был подростком".
  В день, когда дедушка почувствовал себя плохо, его забрала скорая помощь. В Зеленой Гуре в больнице не хватало места и решено было везти его в больницу в Кросно-Оджаньске. Я об этом не знал., а в это время ходил с женой в лес за грибами. Какая-то сила толкала меня, чтобы я на минуту вышел из леса на дорогу. Так я и сделал. Я был на дороге, и в этот момент мимо меня промчалась карета скорой помощи с моим дедушкой. Оказалось, что это было наше прощание. Дедушка умер. Его тело мы перевезли в Зелену Гуру и здесь похоронили.
  Бабушка прожила еще 3 года и умерла через месяц после смерти своего любимого брата Людвика (в 1971 году). Она была уже в таком состоянии, что о смерти брата мы ей не сказали. Я пришел к ней в больницу вместе с моей 6 летней дочкой Агатой, нам сказали, что бабушка умерла. Агата не понимала такого состояния и очень энергично требовала разрешения поговорить с прабабушкой.
  Отошло навсегда, условно здесь названное, первое поколение. Теперь очень я жалею, что мало с ними разговаривал, что не подталкивал к воспоминаниям и признаниям. Что чувствуют, оглядываясь на свою жизнь? Этой ошибки, я уже не исправлю, но я предупреждаю следующие поколения не допускать таких ошибок.
  
  Мария и Петр Червинские начали жизнь в Зелена Гура с двумя детьми: Малгожатой и Алицией. Здесь родилось у них еще двое детей: Тереза - в 1955 году и Екатерина - в 1964 году. Жили они на территории Воеводской Санэпидстанции, здесь же и работали. Работа Марии заключалась в уходе за животными - овцами, птицами, морскими свинками, белыми мышами. Я очень любил сюда приходить. Первые животные, которые были у моих детей, были подарком от тети Марыси.
  
  Если живешь на территории предприятия, где работаешь, то в этом есть много плюсов, однако работодатель требовал взамен почти круглосуточного присутствия на работе.
  Вероятно, от предков Мария унаследовала вкус к устройству празднований. Здесь происходили встречи всей родни - торжества по случаю разных семейных праздников. Как-то после долгой разлуки, я встретил мою кузину Дороту - дочку Антона Аксючиц. Почти первое, что она сказала было: "Лешек, ты помнишь эти сборища всей родни у тети Марыси".
  У нас с женой и детьми, несколько первых лет после свадьбы в квартире не было ванны. Каждую субботу мы приходили к Марысе купаться. По этому случаю Мария часто готовила общий ужин. Она была человеком, из которого била радость жизни и чрезвычайная энергия. Печально было мне ее видеть слабой и потерявшей память в конце ее жизни. Умерла она в 1991 году.
  Четырьмя годами ранее, когда она выдавала замуж свою самую младшую дочку Катаржину, просила меня организовать свадьбу, а у самой уже не было сил для этого. Свадьба удалась. У Катаржины и Даркова Федюка родилось четверо детей. Екатерина и Дарек выросли и были воспитаны в коммунистическом, чрезмерно охраняемом обществе, зато экзамен жизни пришлось им сдавать в хищном капитализме. Для них это было нелегко, как и для многих людей. Здесь выручил семейный обычай, сестры Катаржины - Тереза и Алиция в течение многих лет помогали им финансово. Магда Прокопинская и я стали крестными родителями их старшего сына - Фабиана Федюк.
  Мы все веселились на свадьбе Екатерины, а в это время ее сестра 37 летняя Малгожата Прокопинская, лежала в больнице с неизлечимой болезнью - раком легких. С этой двоюродной сестрой мы были ближе всех. Сейчас поляки говорят "кузина", а когда-то они употребляли выражение "двоюродная сестра", в нашем случае это выражение больше подходит.
  Характером она была похожа на свою тетю - Валентину Фурс. К жизни подходила серьезно, много читала, многим интересовалась. Влюбилась и вышла замуж за Марка Прокопинского, у которого был совсем другой характер. Они ходили вместе в один класс Электротехнического Техникума, здесь и познакомились. Малгожата всю свою короткую профессиональную жизнь проработала в большой фирме - "Lumel".
  Две другие дочки Марии Червинской - Алиция и Тереза, окончили среднюю школу в Зеленой Гуре. После короткого периода профессиональной работы, перебрались в Америку.
  Примерно в 90 км от Зелена Гура расположен город Суленцин. Как ранее я уже упоминал, здесь в 1945 году осела семья Елены и Павла Фурс. Со старых Польских земель на востоке они переехали с четверкой детей Терезой, Петром (Богданом), Романом и Марылей. Уже здесь родилась у них еще Анна. Павел Фурс работал почтальоном, а его жена Елена, занималась домом. В первые годы, когда ее старшие дети еще не начали работать самостоятельно, у нее было много обязанностей. Тем более, что в послевоенные годы не было таких облегчений в домашних работах которые есть сегодня. Семья занимала половину дома, предназначенного для двух семей. В доме не было ванны, туалет находился на улице, стирка любого белья выполнялось вручную.
  Первая приобрела самостоятельность ее старшая дочка Тереза, которую в семье мы звали Люда. На восточных окраинах Польши имя Люда считалось модным и хорошим, когда мы переехали на запад Польши, это имя уже не имело своей привлекательности, и его обладательница желала, чтобы ее звали Тереза. Она познакомилась с молодым человеком - Яном Кубовичем который проходил здесь срочную военную службу. Он был родом из горных районов Польши в округе Лиманова. После свадьбы, несколько лет они жили в Суленцине, потом уехали на родину мужа, в деревню Добра округа Лиманова. У них было трое детей, Эльжбета - 1953, Богдан - 1955, Дорота - 1965. Родина мужа оказалась не очень счастливым местом, Тереза и Ян Кубович умерли здесь в относительно молодом возрасте.
  А Богдан и Роман Фурс, после заключения браков, сообща, т.е. помогая друг другу, отделали два дома. Получили их неотделанными от жилищного кооператива в Суленцине на очень хороших условиях. По соглашению они были обязаны начать уплату, после оформления домиков и заселения.
  Богдан свой домик закончил и вселился. Роману это не удалось, несмотря на пробивные способности его жены Стени. Их доход был слишком мал. Братья были близки между собой, помогали друг другу при отделке домиков. Богдан принял своего брата Романа с женой под свою крышу на период до окончания строительства.
  Роман продал свое строение и переехал в Щецин. Как у человека с "золотыми руками" у него не было проблемы с трудоустройством, и он устроился на работу в Щецинской Верфи, здесь был свидетелем и участвовал в первых больших забастовках против коммунистической системы. Как я уже ранее вспоминал, в той системе было и кое-что хорошее, например квартиры не покупали, а получали, а у Романа была жена Стеня, которая была мастером в получении.
  У них было два сына Томаш и Эрнест. В детстве у детей были проблемы с аллергией. Врачи порекомендовали переезд в горы. Так они и уехали. Вся семья переехала в городок Карпач, лежащий в Судетских горах.
  
  Богдан Фурс через год тоже продал свой дом и переселился на другой край Польши в Хелмно. У него было двое детей: Петра и Виолета. Жена Богдана - Янина, была очень красивой женщиной. Господь Бог давая женщине избыток красоты, часто забывает дать жизненную мудрость. Я думаю, что здесь так и получилось. Янина часто претворяла в жизнь сногсшибательные замыслы, которые не сплачивали, а разрушали семью. Богдан очень любил жену, и это мешало ему получить больше влияния на нее. Он отошел в молодом возрасте, его могила находится на кладбище в Хелмно.
  Мария Фурс, по окончании в Суленцине начальной школы, поехала в Зелену Гуру, в среднюю экономическую школу. Тогда ей было 14 лет, можно считать, что именно в этом возрасте она покинула родной дом. В Зеленой Гуре жили две сестры ее мамы - Мария и Тереза и все время обучения, они оказывали ей большую поддержку. Часто их квартиры заменяли для нее родной дом. Город Зелена Гура стал местом ее постоянного жительства, здесь она получила профессию, здесь она работала бухгалтером на различных должностях, здесь познакомилась с будущим мужем Ричардом Валерисом. У них родилось двое детей - Юстина и Петра.
  Дом в Суленцине, где начинали свою жизнь на землях западной Польши Павел и Елена Фурс, остался в руках семьи. Здесь жила самая младшая их дочь - Анна. Она создала семью с Яном Олексюком. Всю свою взрослую жизнь она работала в дошкольном заведении, а ее муж был полицейским. У них было две дочери: Эдита - 1970 и Адриана - 1976. Ян Олексюк умер от рака поджелудочной железы 11 ноября 2000 года в возрасте 52 лет. Я был на похоронах Яна. Похороны - это грустная церемония, которая была для меня скрашена позитивными наблюдениями в доме Елены и Павла Фурс. Хозяйствовало здесь уже четвертое поколение нашей семьи - Эдита с мужем. Ранее я вспомнил, что в доме не было ванны и туалета. А теперь было видно руку хорошего хозяина. В доме устроена новая вентиляция и ванна, а чердак, оригинально переделан и стал обитаемым.
  Сын Вали Роман в 1956 году поступил в Механический Техникум в Свебодзине, который успешно закончил. Профессиональную работу начал в Кросно, затем работал в Гожуве-Велькопольски и Кошалине. Здесь он познакомился со своей женой Ириной, и та родила ему дочку Мирославу. Роман вел чрезвычайно здоровый образ жизни - гимнастика, педантичная чистота, спорт, научный способ питания, это был его ежедневный образ жизни. У него были значительные успехи в велоспорте - шоссейных гонках. Трудно мне было поверить, но факт, этот человек в зрелом возрасте, будучи уже старше тридцатилетним, стал внезапно завзятым алкоголиком.
  
  Он очень быстро пошел на дно, потерял жену и семью. Я думаю, что алкогольная зависимость способствовала его преждевременному уходу из этого мира. Последние годы он жил одиноко, умер 3 мая 1987 года. Похороны организовали бывшая жена Романа и брат его матери - Антон. Он говорил, что таким образом хотел оплатить долю долга, по отношению к своей сестре Валентине, которая сделала много для него и всей семьи.
  Мы с женой были на похоронах и узнали ближе дочку Романа Мирку, которую очень полюбили. С тех пор и поныне мы поддерживаем с ней близкие отношения. Неоднократно она проводила с нами каникулы, мы были на ее свадьбе и поддерживаем с ней постоянный контакт.
  Я вспоминаю, как Антон Аксючиц устроил для своей сестры Марии, работу и служебную квартиру в Воеводской санэпидемстанции на Ясной улице. Тогда, наверное, ему не приходило в голову, что этот поступок будет иметь такие далеко идущие последствия, и что через 40 лет эта квартира перейдет его сыну Александру с семьей. Произошло это в тот момент, когда Александр наиболее в этом нуждался. Об исторической справедливости здесь позаботилось провидение.
  Александр Аксючиц женился в 1990 году. В браке с Алицией Важак в том же 1990 году у него родилась дочь Ева. В течение двух лет они жили с матерью Александра - Терезой, которая была первой женой Антона Аксючиц.
  Однако, Молодые должны жить самостоятельно, и они пришли к такому решению. Поехали в Зелену Гуру вслепую, без денежных запасов, без работы и без квартиры. Несмотря на то, что Александр имел хорошую профессию - зубного техника и быстро нашел работу, его брак переживал кризис, преодолевая ежедневные бытовые трудности, и главной проблемой было отсутствие квартиры. Во время болезни Петра Червинского, некоторые его обязанности в санэпидемстанции, выполнял бесплатно Александр. Дирекция это оценила и после смерти Петра, его квартиру предоставили Александру и Алиции. Алиция со своей дочкой Евой счастливо живут здесь и сегодня.
  У Антона Аксючиц кроме Александра было еще трое детей: Дорота от первого Брака, а также Моника и Аня от второго брака.
  Антон Аксючиц, самый младший потомок Владимира и Флорентины, выбрал город Вроцлав местом своего постоянного жительства. Здесь он закончил факультет русской филологии и работал в Железнодорожном Техникуме учителем русского языка, здесь познакомился с первой и со второй женой, здесь родилось у него четверо детей.
  Я любил с ним вести длинные разговоры на разные темы. Он владел даром ясно формулировать свои мысли, был большим почитателем шахмат и всего что с шахматами связано. В шахматы его научил играть Мечислав Пустельник. Но исключительно одного Антона заслуга в том, что он заразил этой игрой свою дальнюю и близкую родню. Я думаю, что эта любовь к шахматам переживет в нашей семье несколько поколений. Меня научил играть в шахматы, конечно, Антон. А я научил своих дочек и внука Брайана.
  
   []
  Моника Аксючиц (Aksiuczyc) получила диплом мастера спорта по шахматам на финале молодежного чемпионата Польши по шахматам в 1994 году.
  
  Антон не достиг больших успехов в этой дисциплине спорта. Ему это не было важно, ему доставлял удовольствие контакт с этой средой и с шахматной книгой. К его большой радости, одна из его дочек - Моника, достигала уже при его жизни больших успехов в шахматах. Так же успешна она и сегодня.
  
  Антон Аксючиц умер 10.06.1997 года во Вроцлаве. Там он похоронен на кладбище по улице Грабижинской, место 34. На памятнике врезана шахматная доска, а в гроб ему положили, его любимый комплект шахмат.
  Во вступлении данной работы я написал: "Если бы я начал собирать материалы и документы, хоть на10 лет раньше, я мог бы здесь поместить намного больше фактов". Я имел в виду и мысли и знания Антона, которые были у него в разных сферах. Почему эти его знания я не переложил на бумагу? Труд этот я откладывал на более позднее время, а Смерть - не захотела ждать.
  Теперь помочь мне могут только собственные воспоминания, знания родственников и знакомых. Ключом к ним стали также и старые документы, письма и фотографии.
  
  6. ВРОЦЛАВ 1957 -1965г.
  
  Я знал, что должен оставить Кросно и поступить в среднюю школу в другом городе. Здесь была только одна средняя школа - общеобразовательный лицей. А в моей ситуации было необходимо быстро получить профессию и зарабатывать самостоятельно. Взрослые меня не давили на меня, а предоставили свободу выбора. У меня были способности в точных науках, и я выбрал Геодезический Техникум. В то время во Вроцлаве учился мой дядя Антон, и я выбрал Вроцлав. Я собрал документы и поехал сдавать вступительные экзамены. Был конкурс среди поступающих: на одно место приходилось пять желающих. Экзамены я сдал. В течение всех дней экзаменов Антон сопровождал меня до входа в аудиторию.
  Техникум находился на улице Свобдоы в четырехэтажном здании из красного кирпича. При школе имелся интернат. Во время осады Вроцлава каким-то чудом на расстоянии несколько сотен метров только это здание осталось стоять. Вокруг было море щебня. Там, от стороны шоссе, вдоль улицы Силезских Повстанцев шло главное наступление русских на город.
  С 1 сентября я поселился в интернате и начался новый этап моей жизни. Мы жили здесь по восемь учеников в комнате. В коридоре стояли разделенные на две половины шкафы, каждый ученик имел свое место в такой половинке шкафа, которая закрывалась на замок. Один зал был выделен для занятий, здесь мы выполняли уроки, заданные на дом. При интернате была столовая, в которой мы питались три раза в день.
  Учителя, воспитатели интерната и другие работники школы, которые ели в столовой получали другое, лучшее питание. Я не знаю, или было ли это педагогично, но тогда взаимоотношения учителя и ученика характеризовались большой пропастью между учеником и воспитателем.
  Антон часто приходил ко мне и водил в город, чтобы приобщить меня, приезжего из провинции, к городской жизни. Первый мой поход в оперу, был именно с дядей на "Гальку" Монюшко. Он водил меня в театр, даже на такую трудную для начинающего вещь как "В ожидании Годо" (пьеса Сэмюеля Беккета).
  Все ученики обязаны были носить форму: темно-синие школьные мундиры, коричневую шапку ученика техникума и нашивку на левом рукаве с эмблемой - 21T. Учителя регулярно проверяли длину волос ученика, которые должны были быть короткими, особенно на затылке.
  Контроль за форменной одеждой, прическами и интересами учащихся, усилились, когда в Польшу пришла мода на движение "стиляг". Отличительным признаком "стиляг" от остального общества было то, что они любили джазовую музыку и американскую культуру. Проявлялось это в характерном наряде: широкий пиджак, узкие брюки, ботинки "на солонине" - толстой, резиновой, белой подошве, яркие цветные носки и цветной галстук. Особенной была и прическа - так называемый "кок ".
  Против горсточки стиляг в стране, вели огонь пушки самого мощного калибра. Выдвигались обвинения об идеологической диверсии, о связи с иностранными агентами, об империалистической дегенерации и аморальном образе жизни. Ученики технических школ и ученики слесарей оказались вдруг пятой колонной. Многие симпатизировали этому движению, но никто в школе явно не пробовал одеваться по стиляжьи. Некоторые использовали какие-то элементы одежды, но были быстро выловлены и строго наказаны. Несколько человек попрощалось со школой за свои длинные волосы или какую-то другую индивидуальность в одежде. А частенько это были хорошие ученики. Мы завидовали ученикам Художественного Лицея, потому что они единственные в городе имели больше возможностей проявлять свою индивидуальность.
  Для меня это движение было безразлично, я даже не пробовал с ним сближаться, хотя бы, из из-за моей очень ненадежной финансовой ситуации. Со своей мамой в Канаде я переписывался, но родители не тратили деньги на мое содержание. Так что в движении стиляг я не участвовал, но на джазовые концерты к Дому культуры я ходил охотно. Дружеская атмосфера присущая этим встречам очень меня притягивала.
  Позади Дома Культуры были танцплощадка. На свежем воздухе огорожена балюстрадой площадка и устроен из досок пол для танцев. Из динамиков летела танцевальная музыка, в будке рядом с площадкой, нужно было купить билет, и тогда можно был пригласить танец девушку. Вокруг площадки стояли девушки и парни, опираясь на балюстраду и, как это бывает в таких ситуациях, все друг друга разглядывали, девушки короткими взглядами, парни более бесцеремонно. Тон задавали те, кто умели танцевать рок-н-ролл. Здесь уже можно было увидеть настоящих стиляг в полной красоте.
  Я не умел танцевать рок-н-ролл и не имел денег на билеты. Вообще, я слишком поздно начал интересоваться девушками.
  После концертов в Доме Культуры, тысячи людей возвращалось домой трамваями, двери которых не закрывались автоматически. Люди не вместившиеся в салоне, висли снаружи трамвая, на подножке, бампере, где попало и даже с обеих сторон трамвая. Когда такой трамвай ехал и должен был разъехаться с тем, что едет навстречу, оба тормозили и медленно расползались.
  Нашим классным руководителем была учительница истории по фамилии Ющак. Дядя Антон несколько раз с ней разговаривал, а он был подкован теоретически, знал, какие признаки должны характеризовать педагога. Он пришел к выводу, что она может выполнять любую работу, но только не учителя. Она очень любила всякого рода подхалимство, доносительство и истребляла индивидуальность.
  Первый и второй курс я закончил успешно, хоть и не на "отлично". На третьем курсе начались проблемы, может не столько с учебой, сколько со школьной дисциплиной и с бытовыми делами. Я не умел согнуть голову перед воспитательницей, и не мог поддерживать необходимый уровень расходов. Для выполнения технических чертежей требовались дорогие хорошего качества чертежные инструменты. Необходимы были и другие профессиональные инструменты. Непрерывно мне чего-то недоставало, и какие-то зачеты я пропустил. Если бы я был покорнее воспитательнице, то она могла бы как-нибудь в моей ситуации помочь. Однако из-за моей непокорности они объясняла окружающим мое поведение леностью и пренебрежением учебой. Никто из учителей и из взрослых не подал мне руку помощи. Хотя нет. Один из учителей - Кедзерский, преподаватель физики, видя что со мной происходит, позвал меня к себе и почти по-товарищески поинтересовался моими делами. Однако, я не сумел открыться и искренне объяснить свою проблему.
  Однажды дядя Антон участвовал в экскурсии по Вроцлавскому пивоваренному заводу, познакомился там с работницей лаборатории - Терезой Бухлинской и был очарован ею без памяти. Как-то говорит мне: "Я познакомился с прекрасной девушкой и хотел бы тебе ее представить". Мы пошли на пивоваренный завод, там Тереза организовала нам дегустации пива. После выхода, Антон всю дорогу угнетал меня вопросами типа: "Как она тебе нравится?". Очень быстро они зарегистрировали брак и стали жить вместе. В то время свободного рынка квартир почти не существовало. Квартиры выделялись через предприятие, где человек работал, по рекомендации комитета коммунистической партии, или за взятку. Антон был занят созданием семьи и своими бытовыми делами.
  Когда я бросил учебу в техникуме, он только сказал мне: "Лех, в Кросно возвращаться ты не можешь. Ты должен здесь справляться сам". Таким образом, с этого дня я стал молодым человеком без дома и средств к существованию.
  На втором курсе в техникуме я начал заниматься плаванием в бассейне на Театральной улице в клубе "Шлюз". Предрасположенности к успехам в спорте никогда я не имел, думаю, что причиной тому рахит, перенесенный во время длившегося несколько месяцев побега с востока в Польшу. В клубе был бассейн, открытый с шести утра до позднего вечера. Первые дни, оставшись без жилья, я спал в зале для занятий при этом бассейне. Я приходил на тренировку перед закрытием бассейна и потихоньку я укрывался на ночлег в зале упражнений. Утром незаметно я присоединялся к тренирующимся. Таким способом я обеспечивал себе ночлег.
  
  Мои маневры не долго оставались незамеченными. Тренер Здислав сочувствовал мне, но не многим мог мне помочь. Он занимался организацией тренировочного лагеря для пловцов в Матвах около Иновроцлава. Хотя мои результаты не достигали показателей необходимых для участия в сборах такого уровня, тренер записал меня в лагерь, и таким образом я на месяц оказался в сборной команде. Здесь я набрался сил и обрел уверенность в себе.
  После возвращения с ночлегами я справлялся по-разному. Однако мое положение ухудшалось, и я опускался все ниже. Я попадал в конфликт с законом. Что-то необходимо было делать.
  При коммунистах было всегда очень легко найти работу, трудно было преодолеть бюрократию. Чтобы быть принятым на работу, нужно было иметь постоянную прописку во Вроцлаве. Я как бездомный, очевидно, прописан нигде не был.
  Весь Вроцлав был большой стройплощадкой. Всем предприятиям не хватало работников, а строительным фирмам в особенности. Желая получить работников, они открывали "рабочие общежития". Здесь каждый получал работу со столовой и ночлег в общежитии. В такую фирму я и устроился.
  Я работал на стройке помощником каменщика и начал ходить на курсы профессиональных водителей. Курсы были организованы на высоком уровне армейской призывной комиссией для допризывников. Занятия группы учеников проходили в гараже в течение шести месяцев ежедневно после обеда. Я решил, что от нового учебного года я продолжу обучение в Общеобразовательном Лицее для работающих. В то время всевозможные курсы для работающих были очень развиты и популярны. Все предприятия были обязаны по закону предоставлять для учащихся множество привилегий: более раннее окончание работы, дополнительные отпуска и другие льготы.
  После получения профессии водителя, я начал работать на новом месте. Везде недоставало рабочих рук, никто не интересовался, что я не имею практики, что мне всего лишь 18 лет. Я получил грузовой автомобиль - самосвал и направлен в командировку на работу на Нижнем Берегу, на строительстве химических предприятий. Другой организации работы я не видел и та, которую я здесь застал, казалась мне нормальной. Лишь много лет спустя, когда я соприкоснулся со здравым способом ведения хозяйства, я понял, какая это была расточительность, и почему мировая система, с таким способом ведения хозяйства везде в мире сопровождалась низкой производительностью труда.
  У нас были автомобили "Star 20", это были самосвалы, приспособленные для работы в условиях хороших дорог. А на стройке мы работали в условиях экстремальных. Из глубоких котлованов мы вывозили землю, которую нам грузили экскаваторы. Все экскаваторы имели черный цвет, возможно для того, чтобы не было видно потеков масла. Масло вытекало из всех отверстий. Спецодежда экскаваторщиков блестела и была тяжелой от всякого рода масел. Сами они тоже были измазаны.
  Наши автомобили не имели мощности, необходимой чтобы легко выезжать из глубоких канав. Они часто застревали, аварийность была очень высокая. Ежедневно одна треть транспортных средств стояла в ремонте, чаще всего лопались полуоси или приводные валы.
  Никто не обращал внимания на затраты. Для руководства единственным измерителем хорошей работы было выполнение плана.
  Для автомобилей были заданы фабричные нормы потребления топлива на 100 км. У тех, кто в эту норму не вместился, производились удержания из зарплаты за чрезмерное потребление топлива. За первый месяц работы у меня были большие отчисления, мало, что осталось мне от зарплаты. Лишь тогда старшие коллеги меня подучили - каждый автомобиль имеет счетчик, переделанный моим предшественником так, что скрепкой можно его подкручивать и таким способом удерживаться в установленной норме топлива. Руководство знало эту практику, но не хотело выделяться из ряда других транспортных фирм. В конечном итоге весь тогдашний способ ведения хозяйства и политики был двуличен.
  После возвращения из командировки, я получил бортовой автомобиль и двух грузчиков. Это было в некоторой степени повышение. Мы работали на расчистке Вроцлава от развалин. Водитель не был обязан работать на погрузке, он должен был заботиться о транспортном средстве. Но все равно водитель все время был чем-то занят. Аварийность транспортных средств была тогда большой. Чаще всего портились стартеры, поэтому, каждый автомобиль впереди, на бампере возил так называемую рукоятку. Ее вставляли впереди в вал карбюратора и размашистым движением крутили и. двигатель, обычно, заводился. Однако часто это действие приходилось повторять не один раз. На грузовом автомобиле это было не легкой работой. Рукоять нужно было охватывать двумя руками, большой палец поверх других пальцев. Когда двигатель имел слишком раннее воспламенение, случалось, что он начинал вращать назад и если рукоятку держать неправильно, то можно было вывихнуть большой палец из сустава.
  После военных действий целые кварталы улиц были завалены щебнем, мы вывозили его на "курганы", которые сохранились и доныне в виде холмов, на окраине улиц Легница и Шлюзовой.
  Когда я продолжил учиться в общеобразовательном лицее, то перешел на работу, более упорядоченную по времени. Я начал работать на легковом автомобиле, жить стал в съемной комнате.
  Работа мне очень нравилась. В военной строительной фирме я возил легковым автомобилем "Варшава" полковника, который инспектировал строительство в Нижней Силезии. Однако я не поработал здесь долго. Когда меня принимали на работу, я заполнял персональную анкету, в которой было очень много вопросов. Один из вопросов был: "есть ли родственники за границей?". Я ответил искренне, что мои родители в Канаде. Через три месяца моей работы, приехал какой-то офицер и несколько часов расспрашивал меня о семье в Канаде. После разговора я был освобожден от работы. Но, как я уже упоминал, в той системе рабочих мест было всегда больше, чем претендентов на работу.
  Отдельный разговор о съеме жилья. Вроцлав был разрушен, квартир строилось мало, а потребности были огромные. Множество людей из городков и из сел искало возможности улучшить свою жизнь, переехав во Вроцлав. Бедные семьи, одинокие женщины с ребенком - те кто имел квартиру, дополняли свой семейный бюджет, выгораживая какой-то угол, чтобы пустить квартиранта. Условия были скромные, а запросы хозяина по отношению к квартиранту большие. Квартирант должен был принимать эти условия, его вынуждало к этому состояние спроса и предложения.
  Дольше всего я был квартирантом на улице Цибульского 24, у госпожи Матильды - женщины около 36 лет с дочкой. Одну комнату занимали они, а в другой комнате проживали мы - двое квартирантов. Из обширного коридора была сделана скромная кухня, рядом - туалет без ванны.
  При вручении ключа хозяйка огласила распорядок. На кухне мы могли только несколько раз в день кипятить воду для чая, еду разогревать не разрешалось. Пить чай и употреблять холодную еду можно только у себя в комнате.
  Хозяйка, наверное, не упускала своего, о чем может свидетельствовать такой случай. Я побывал у бабушки в Кросно, а там в это время закололи свинью. Когда я возвращался, бабушка дала мне большую стеклянную банку топленого смальца с луком и шкварками. Я держал эту стеклянную банку в своей комнате и заметил, что кто-то регулярно берет мой смальц. Мой товарищ возвращался ночью и рано утром уходил. Он взять не мог, следовательно, виновником была пани Матильда. Я боялся сказать ей о своем наблюдении, потому что она могла в любой момент отказать мне от квартиры, ведь никакого договора в письменном виде мы не заключали. Все-таки я потерял эту квартиру, но по другой причине.
  Я только начинал интересоваться девушками, но в отношениях между мужчинами и женщинами я был совершенно неопытен. На хозяйку я смотрел с большим уважением, как подчиненный смотрит на строгого начальника. Хоть она выглядела интересной женщиной, но принимая во внимание ее строгость и возраст, я смотрел на нее не как на женщину, но как на деспотичного босса.
  Однажды пани Матильда говорит, что хочет побелить нашу комнату. Попросила второго квартиранта, чтобы переночевал в городе, а мне сказала, что я буду спать в ее комнате. Вечером мы легли спать на одной широкой кровати, она, ее 7 летняя дочка и я. После тяжелого дня, я сразу заснул. Утром хозяйка удивлялась, что я так быстро засыпаю, и вообще, была какая-то нервная.
  Спустя несколько недель, другой случай. Ее дочка находилась у своей бабушки. Хозяйка меня зовет из своей комнаты, я пришел. Вхожу, а пани Матильда лежит в постели, лицо слегка накрашено, из-под одеяла высунулась голая нога аж по бедро. Еще середина дня. Я удивился, подумал, что хозяйка больна. А она говорит: "Господин Лех, я нуждаюсь в твоей помощи - утюг не греет, может, что-то сделаешь?"
  Прежде всего, я проверяю шнур. Шнур - целый, я проверяю утюг - также исправен. Хозяйка говорит: "Вот, как мужчина возьмет что-то в свои руки, сразу все хорошо". Что-то показалось мне странным, но я ни о чем не догадался и пошел в свою комнату.
  Сегодняшний читатель, выросший с Интернетом, при много более свободных обычаях, не поверит, что юноша почти 19 лет не догадался в чем дело. Если бы догадался, все было бы по-другому. А я действительно не понял предложения. Хотя, на другой день, начало что-то проясняться у меня в голове. Однако, спустя несколько дней пани Матильда решительно объявила, что отказывает мне от квартиры, потому что имеет другие жизненные планы.
  В среднюю общеобразовательную вечернюю школу я был принят в десятый класс. Зачтено мне было обучение в техникуме. Состав учеников был очень интересен. В то время недостаточно было образованных людей, уже средняя школа давала некоторый общественный статус. В нашем классе можно было найти полицейских, бухгалтеров, руководящих работников. Только я и может еще человека три, работало в должности рабочего. Все были разного возраста, но все считались молодежью. Каждый по какой-либо причине не окончил дневную среднюю школу. Много было девушек, которые не видели для себя шансов в маленьких городках или на селе и массово приезжали в крупный город, чтобы здесь начать новую жизнь.
  Получить работу было не проблемой, но найти жилище, было очень хлопотно. Приезжие проживали где-то у более-менее близких родственников, или снимали комнату. Девушки стремились закрепиться в городе, познакомившись с местным парнем, и надеясь в перспективе и на замужество. Тогда я не вел этих социологических размышлений и со мой случилось несколько непонятных для меня неудач. Девушка тянется ко мне, касается меня, ласково смотрит, демонстрирует свою готовность к знакомству и свиданию. Все указывает на симпатию и дальнейшее развитие приятного знакомства, пока я не сообщаю, что тоже снимаю угол. Тогда девушка становится холодной и переключает свою заинтересованность на другого.
  В свободное время я достаточно интенсивно занимался филателией, более теоретически, чем практически. С этим хобби я столкнулся еще в Кросно. Там парням обычные тетради заменяли "кляссер". Углы страниц складывалось внутри таким образом, чтобы возникал конверт, на котором мы писали название государства. В таким подготовленные конверты мы вкладывали марки соответствующих государств. В нашем обмене самыми ценными были экземпляры из экзотических стран. Парни много времени проводили, разглядывая марки в домашнем уюте и, при возможности, используя географический атлас. Это был наш Интернет. В этих занятиях работало мальчишечье воображение, возникали мечты о далеких путешествиях, и появлялась возможность узнавать мир.
  Во Вроцлаве я столкнулся уже с более коммерциализованной филателией. Часто я ходил к Музею Почты и к магазину филателии на площади Костюшко. Это хобби было очень популярно у школьников и каждый, кто имел хотя бы небольшую коллекцию, частенько бывал около магазина филателии. По разным причинам такая массовая мода на это хобби, не продлилась до наших времен, в том числе и среди молодежи.
  По-прежнему я был достаточно близок со своим дядей Антоном. Мы помогали друг другу в делах. Он жил с женой и своей доченькой Доротой на улице Семпа Шажинского. Жилищные условия у них были примитивные, но они были счастливы тому, что были не квартирантами, а имели свое жилище с ордером городского жилищного отдела. Они занимали одну комнату, в двухкомнатной квартире. В другой комнате жил чужой человек. В квартире была кухня и туалет, общие на две семьи. Они оба работали и учились, но как уже ранее я вспоминал, такая была квартирная ситуация во Вроцлаве в то время.
  Мне помнится, что Дорота очень не любила ходить в школу, а мне пришлось несколько раз ее туда отвести. Она всю дорогу кричала, брыкала ногами, я был вынужден ее нести, добровольно идти не хотела. Сегодня Дорота живет в Варшаве, работает врачом, детей не имеет.
  Дома я находился мало, потому что условия на съемной квартире к этому не располагали. Самый дешевый способ пропитания был - обедать в "молочном баре". Были эти заведения очень распространены в польских городах. Во Вроцлаве их было несколько, теперь их уже не существует. Я вспоминаю их с теплым чувством, просто потому, что они связаны с моей молодостью.
  "Молочный бар" был почти символом Польской Народной Республики (ПНР), является непременным атрибутом книг и фильмов, относящихся к тем годам. Почему он вошел так глубоко в сознание людей моего поколения? Название говорит о том, что большая часть подаваемых там блюд - молочные кушанья. В меню были также кушанья, основанные на яйцах (например, омлет), каши, мучные блюда (напр. вареники) и, значительно реже, мясные блюда. Еда, предлагаемая в молочном баре, дотировалась из бюджета государства. Для молочных баров периода ПНР были характерны тарелки и кружки из фаянса с голубыми ободками, иногда со щербинами, алюминиевые столовые приборы, столики со столешницами из пластика без скатертей и стулья с основой сваренной из стальных прутьев. Из-за слабой вентиляции в столовом зале носились кухонные запахи. Те бары обслуживали только местных жителей. Сотрудники бара объяснялись между собой и с посетителями бесцеремонным криком, который преобладал в помещении. Когда я вспоминаю, то еще сегодня звучат у меня в ушах эти крики: "Помидорный суп забирайте! Вареники русские забирайте! Быстрее!!".
  Возвращаясь из такого бара и на углу ул. Шверчевского со Швидницкой я встретил группу молодежи, несколько девушек и парней. Одного парня я знал, потому присоединился к этой группе. После краткого обмена приветствиями достаточно быстро я обратил внимание на одну девушку. Почему на нее? Я верю в теорию, что в таких ситуациях действуют феромоны. Как иначе объяснить, что, не зная кого-то, мы неожиданно заинтересовываемся и чувствуем симпатию именно к этой девушке? Девушка представилась как Йола. Спустя несколько недель я узнал, что ее настоящее имя Марыся, но тогда модным именем было Йола, а она хотела быть более привлекательной и так представилась. Оказалось, что она живет в Зеленой Гуре, а здесь была всего лишь проездом. Мы с ней начали переписываться, встречаться, ездили друг к другу. Наконец пришло решение: я переезжаю в Зелену Гуру! Я предпочитаю называть ее так, как она назвалась при нашей первой встрече, и она остается для меня Йолой и сегодня. Она моя жена уже почти пятьдесят лет.
  Существует такое выражение - "каждый человек кузнец своего счастья". Очевидно, что это не совсем так. Если бы тогда я свернул на другую улицу, остановился чуть дольше или наоборот чуть меньше посмотреть на витрину, никогда не встретил бы будущей моей жены. Жил бы сегодня в другом городе, а может и другой стране. У меня была бы другая жена и другие дети. А может быть, вовсе не имел бы жены и детей. У меня было бы другое положение в обществе. Следовательно, не только мы сами формируем свое будущее, но также формирует его случай.
  
  
  
  7. ЗЕЛЕНА ГУРА 1965 -1976г.
  
  Первые недели в Зеленой Гуре я жил у своей тети Марыси. С Йолой мы встречались ежедневно. Вскоре она сказала мне, что возможно забеременела. Тетя работала в санэпидемстанции, у нее была возможность сделать тест на беременность. Тест показал - мы будем иметь ребенка!
  Йоле было 18 лет, мне - 22. У нас не было своего угла и не было стабильного материального положения. Но, будучи молодым и влюбленным замечает ли человек какие-то препятствия перед собой? Конечно, нет. Мы решили обручиться. Для заключения брака нужен был оригинал моего свидетельства о рождения. Когда моя семья убегала от советов на запад, то в этой панике забыли взять мою метрику. Документ, подтверждающий место и дату рождения, для меня был оформлен на основании показаний свидетелей, уже после войны. Получение оригинала свидетельства отсрочило дату заключения брака на два месяца.
  Родители Йолы взяли на себя смелость и позволили нам поселиться вместе под их крышей. Почему смелость? В то время совместная жизнь без брака считалось серьезным проступком против нравственности. Они жили в квартире в жилом доме по ул. Святой Троицы 8, а все здесь обсуждалось соседями как в деревне, потому что после войны этот дом люди заселяли все вместе. Поэтому, влияние общественного мнения было здесь всемогущим, таким, какое бывает в сельской среде.
  Гражданский брак мы оформили 14 августа 1965r, свадебный банкет организовали нам родители Йолы в своей квартире. Нас было 15 участников празднования. Моя бабушка Флорентина была счастлива не меньше, чем молодая пара. Она видела счастье и радость, которая всегда сопровождает возникновение новой семьи. Я думаю, что перед ее глазами проходили картины событий и воспоминания о тех трудах, которые она вложила в мое воспитание с момента, как получила меня из рук моей мамы на железнодорожной станции в Глубокой, до дня моего бракосочетания.
  Квартира была маленькая, едва все мы поместились, но на танцы какое-то место также нашлось. На свадьбе присутствовали мои тети из Зеленой Гуры - Тереза и Марыся. Сегодня я вижу, что тогда они были очень молоды, а тогда я думал, что уже очень зрелые. Все хорошо повеселились, и на второй день "поправлялись".
  Мы с женой оба работали и учились оба в одном и том же вечернем общеобразовательном Лицее. Ученье отнимало много времени, в школу мы ходили пять раз в неделю по 5-6 уроков. Я ходил в выпускной, одиннадцатый класс, а Йола - в девятый класс. Я помогал ей в учебе. Несколько раз я ходил к ее классному руководителю на "родительские собрания". Так как мы были уже взрослыми, то учитель на мой приход улыбнулся, но абсолютно серьезно представил мне отчет об успехах ученицы. Были какие-то прогулы у жены, но тому была уважительная причина. По-разному объясняют родитель прогулы занятий дочерью и муж - пропуски занятий женой. Молоденькой женой.
  Мама Йолы очень много нас выручала в работе по дому, поэтому времени нам хватало на все. Теперь молодые ходят на дискотеки, а тогда ходили на танцы. И мы ходили почти каждую субботу. В городе было несколько кафе, где можно было танцевать. Самым популярным кафе было "Под Орлом" на улице Сикорского.
  На танцах тех лет господствовала атмосфера, которой уже сегодня не увидишь. Это были еще довоенные обычаи. В зале стоят столы на 4 или 6 человек и отведено специальное место для танцев. В кафе продают билеты, и билетов продают столько, сколько мест за столиками. Танцам обязательно аккомпанировал оркестр, звучавший вживую. Люди были одеты нарядно, в парадные костюмы. Не было речи о повседневной одежде или спортивных костюмах как на сегодняшних дискотеках. Столы были обильно заставлены едой и алкоголем. Во всех помещениях было разрешено курение. Большинство курило, и курение считалось хорошим тоном. Если у кого-то была пачка фирменных сигарет, то он демонстративно выкладывал ее на стол, чтобы повысить свой престиж и вызвать зависть у других. К танцу мы приглашали девушек только из своей компании, с которой сидели. Иногда, когда замечали в зале знакомую, можно было пригласить ее на танец, даже если она находилась в другой компании. Однако всегда это сопровождалось церемонией: следовало спросить сопровождающего ее мужчину о разрешении на танец. Если женщина была в компании, но без постоянного партнера, можно было пригласить ее на танец, без соблюдения такого строгого протокола. Танцы длилось до трех часов ночи. За всю ночь оркестр 2-3 раза играл "белое танго", это означало танец, когда дамы приглашают кавалеров. Для робких мужчин это был удобный случай для знакомства.
  В социалистическом обществе были трудности с приобретением многих товаров и услуг, такие же трудности были и с билетами в кафе на танцы, особенно в субботу. Кому не хватило билетов настойчиво стояли у входа, надеясь, что может быть, кто-нибудь продаст лишний билет. И при везении или по знакомству, иногда могли попасть внутрь.
  2 января 1966 года у нас родилась дочка Агата. Об отдельном жилье для нашей увеличенной семьи не было и речи. В квартире из двух небольших комнат и кухни проживало нас восемь человек. Хоть это были и родственники, но это были три отдельных семьи - родители Йолы, я с женой и дочкой Агатой и брат жены Збышек со своей женой и дочкой Евой.
  
  Лишь теперь, спустя много лет, мы смогли оценить доброту матери Йолы и ее жизненную мудрость. Какой изворотливостью и дипломатией должна была она обладать, чтобы не допускать конфликтов, которые в такой тесноте могут возникать.
  Подавляющее большинство квартир, которые были выстроены до войны еще немцами, не были оснащены ваннами. Вначале мы ходили мыться в публичную баню раз в неделю. Позже мы ходили в течение нескольких лет к тете Марысе, которая жила на территории предприятия, где были служебные ванны.
  В 1966 году я получил письмо от мамы с сообщением, что она приезжает в Польшу. Я почувствовал большую радость - стольких лет я тосковал и ждал этой минуты. Но я ощутил и беспокойство. Мне было уже почти 24 года, а ведь мы никогда не виделись. Какие отношения между нами установятся? Будут ли это такие отношения, как между сыном и матерью? Мама знала еще до войны всю семью своего мужа, в которой я воспитался. Бабушка и дедушка, родители моего папы, которые 23 года назад взяли меня из рук мамы были живы. После военных скитаний лишь теперь все мы опять встречались.
  Радость в семье была огромная, пирам и вечерним разговорам до поздних часов не было конца. Мама не только спустя 23 года увидела сына, но встретила и свою сестру Антонину, которая жила в Белоруссии. Так подгадали момент своего приезда в Польшу, чтобы здесь встретиться. Они разговаривали все вечера.
  После войны поляки из СССР выезжали в Польшу, но мамина сестра осталась в советской Белоруссии. У нее муж был белорус, и она слишком долго колебались с отъездом, а позднее выезд на жительство в Польшу был прекращен. Им было о чем поговорить, хотя они вели между собой постоянную переписку, но советская власть была в СССР более жесткой, чем в Польше, и письма в западные государства подвергались цензуре. Поэтому, о многом они могли рассказать друг другу только теперь.
  С моей новой тетей, маминой сестрой, мы полюбили друг друга. Очень быстро благодаря этому знакомству мы с Йолой поехал в гости к ней в Белоруссию. Об этой тете и своих путешествиях в Белоруссию я напишу дальше, в отдельной главе.
  Пользуясь присутствием всей семьи, мы организовали крестины нашей новорожденной доченьки Агаты. Крестным отцом стал мой дядя Антон, а крестной матерью стала моя мама.
  Нас удивляла одежда и образ жизни мамы, человека, уже западного. А маму удивляла Польша, та которую она увидела. До войны евреи представляли значительную часть общества, мама, очевидно, о холокосте слышала, но не могла поверить, что ходит по городу и ни одного еврея с пейсами и в ермолке не встречает.
  
  Мама говорила, что плохо чувствует себя, если не может каждый день пойти в душ. Здесь мы все без этого жили, и нам такие высказывания казались блажью. Она долго не могла понять, что наша государственная система ведения хозяйства столь непродуктивна. Удивлялась на нашем с женой примере, что мы, молодые здоровые люди, которые имеют постоянную работу, не могут купить автомобиль и позволить себе отдельное жилье.
  Все время, пока мама была в Зеленой Гуре, она жила, в основном, у своей невестки Терезы.
  Мои разговоры с мамой были правдивы, но не откровенны. Когда она улетала в Канаду, я провожал ее в Варшаву. Для мамы здесь все казалось очень дешевым в пересчете на доллары. Она купила билеты на поезд в первый класс. Несколько часов в течение поездки мы были одни в купе, но мама избегала серьезных, принципиальных тем. В нашем случае закон теоретически допускал эмиграцию в Канаду в рамках объединения семей. Мы с женой оба были молоды и здоровы, но такое предложение сделано не было.
  
   []
  Фото 1966 года. Крестины дочки Агаты. Стоит - Лех Аксючиц. Слева - Ядвига Аксючиц и Мария /Йола/ Аксючиц. В конверте - маленькая Агата.
  
  После всех этих прошедших лет разлуки, в какой-то момент я расклеился. Я начал говорить маме, как мне ее недоставало. Я сказал: "Через несколько часов мы расстанемся, может опять на годы". Я хотел на минуту прислониться и обнять мать. Мама разнервничалась и решительным движением меня отодвинула. Я думаю, что никогда в жизни ни раньше, ни потом я не чувствовал себя более отвергнутым.
  Спустя много, много лет я сказал ей об этом. Не стоило говорить...
  
   []
  Фото 1966 г. Крестины дочки Агаты. Стоят слева направо: Мечислав Пустельник, Антонина Отвалко, Петр Червинский, Тереза Пустельник, Малгожата Червинская, Лех Аксючиц, Мария Аксючиц. Сидят: Ядвига Аксючиц, Антон Аксючиц, Мария Червинская.
  
  Через семь лет мама еще раз приехала в Польшу. Это был ее последний визит в нашу страну. Взаимоотношения между нами остались такими же: честные, но без открытости. Мы шутили, что мама прилетает только на крестины. Крестили нашу новорожденную дочку. 24 марта 1973 года родилась у нас доченька Бася. Крестины состоялись в июле, крестными были Марк - муж моей кузины Малгоси и Лидка - ближайшая подруга Йолы. Празднование по этому случаю состоялось уже в нашей новой квартире.
  Свободного рынка квартир практически не существовало. Квартиры получали через жилищный кооператив, частично оплачивая строительство. При этом приходилось ждать несколько лет, и, кроме того, закон накладывал ограничения на право распоряжаться такой квартирой.
  Квартиры для нуждающихся предоставляли и городские власти. Нужно было соответствовать определенным критериям, и опять же, ожидать в очереди, несколько лет. Сразу же по заключении брака мы подали заявление городским властям о предоставление квартиры. Критерии критериями, но чиновники имели большую свободу в принятии решения.
  Мы ждали четыре года, потом узнали, что должны будем ждать еще три года. Мы решили действовать. Мама Йолы знала о двух пустующих квартирах по соседству. Я не хотел идти к властям города с просьбой об ускорении выделения квартиры. Основываясь на примерах из жизни, я не верил в успех такой миссии. Йола взяла дело в свои руки. Пошла в Ратушу к Главе местного управления госпоже Рожко. Женщине с женщиной легче договориться. Йола так представила нашу ситуацию с жильем, что вернулась с ордером на квартиру по ул. Дубровки 13/5. Следует подчеркнуть, что все было сделано не по блату и без вручения взятки. Это был исключительный случай. Он привел в восторг всю нашу семью.
  
   []
  Решение о предоставлении квартиры на ул. Дубровки 13 в Зеленой Гуре
  (лицевая сторона ).
  
   []
  Решение о предоставлении квартиры на ул. Дубровки 13 в Зеленой Гуре
   (оборотная сторона).
  
  Мы получили в трехэтажном бывшем немецком доме две комнаты в коммунальной квартире. Кухня и туалет были общие с соседкой. Во дворе каждый житель имел сарайчик, где мы держали, в основном, топливо для кафельной печки.
  Дети быстро росли. Я вспоминаю первые самостоятельные шаги Агаты, как мы ходили втроем в парк. Агата бегала по аллеям и каждую минуту падала. Все рано, однако, хотела сама идти по ступенькам. Мы вынуждены были согласиться. Я все время страховал ее сзади. Она об этом не знала и была очень довольна своей самостоятельностью. Мы, родители, также были довольны.
  Когда дети подросли, я много ими занимался, но когда они были маленькими, то почти все заботы о наших детях легли на плечи Йолы и ее мамы. Так было принято у нас в семье, когда я рос, и потому, так было и у нас. В моей семье исключением был только дядя Антон, который занимался даже грудными своими младенцами.
  Когда родилась Бася, с ней сидела Йола. Через некоторое время решила она впервые выйти в город. Я остался один с трехнедельной Басей. Прошло какое-то время и ребенок начал страшно плакать, я запаниковал и не знал, как доченьку успокоить. Я выбегал каждые несколько минут на улицу посмотреть, не возвращается ли Йола. Когда Йола вернулась, быстро выяснилось, что ничего не случилось, просто Бася требовала внимания к себе.
  В 1974 году впервые в жизни я увидел свою сестру, которую тоже звали Барбара, она родилась в Канаде. Мне был 31 год, сестре - 22 года.
  Я поехал в Варшаву, чтобы ее встретить на аэродроме. С самого начала установились между нами семейные отношения. Мне нравилось быть старшим братом, я старался опекать ее, и она это чувствовала.
  
  Перед отъездом она сказала, что как сестра, чувствует себя более безопасно со мной, чем с братом Тони, с которым воспиталась. Я был счастлив, что у меня есть сестра. Мы много ходили вместе по городу. Несколько раз мы встречали моих знакомых, которые спрашивали: "Лех, это твоя сестра?". Я был горд. Наконец я почувствовал, я не ниоткуда, что я член реальной, существующий семьи. Если, ребенок незаконнорожденный, или не очень ясного происхождения, он не имеет четкого общественно положения и ему тяжело. В детстве у меня из-за этого были комплексы. Теперь я мог продемонстрировать всем сестру и избавиться от этих комплексов.
  До получения аттестата о среднем образовании я работал водителем легкового автомобиля. Аттестат о среднем образовании не давал конкретной квалификации, но в то время мало было людей образованных, и аттестат зрелости открывал дверь к большинству конторских должностей. После получения аттестата зрелости я специализировался на работе в транспортном отделе в фирме. По очереди в несколько небольших фирмах я занимался транспортом. Почему по очереди в нескольких? Меняя место работы легче было добиться финансового роста. Найти работу было легко, поэтому я без стеснения так и делал, многие вели себя подобным образом. Годом позже я поступил на учебу на вечерние отделение Экономической Академии в Познани.
  В Зелена Гура был открыт филиал ВУЗа и первые два курса обучение проходило здесь. Все лекции и экзамены следующих курсов проводились в Познани. Дома не было условий для занятий. Перед сессиями я ходил готовиться к экзаменам в библиотеку, либо к тете Терезе или тете Марысе. Они жили при своих предприятиях и открывали мне какой-нибудь пустой в данный момент кабинет. Без помощи мамы Йолы такого темпа жизни мы бы не выдержали - ребенок, учеба жены в средней школе, моя учеба и притом оба мы работали. А еще мы находили время для общения с друзьями.
  В связи с учебой и наличием ребенка меня не взяли на обязательную двухлетнюю военную службу. Я проходил службу необычно, мундиры хранились у нас дома и в течение трех лет я должен были каждое воскресенье ходить на упражнения, а летом выезжать на один месяц в лагеря. Я ходил так полгода, а позже мне удалось уклониться от этой обязанности по состоянию здоровья.
  Пока я учился, я решил найти работу, связанную со своей будущей профессией. На молокозавод был назначен новый директор, Буяльский. Ему было поручено улучшить работу на заводе, и он получил свободу в подборе кадров. На него произвел впечатление мой энтузиазм в работе и учебе, и он привлек меня к самостоятельной работе в должности экономиста. Я не думал тогда, что я останусь в этой фирме более десяти лет.
  Именно в то время, предприятие в Зеленой Гуре объединялось с двумя похожими предприятиями в округе. После объединения возникла большая фирма, где работало около 500 человек. Я был вооружен теорией, и разработал организационную схему фирмы. Директор схему одобрил и утвердил с небольшими поправками. Меня повысили, назначив Руководителем Экономического Отдела. Я отвечал в фирме за планирование, отчетность и зарплаты. Независимо от программы учебы, я должен был освоить теорию и практику своих новых обязанностей в фирме.
  Уже после нескольких лет моей работы в этой должности, управление выдало для дирекции поручение, объединить Экономический отдел с отделом Трудоустройства и Кадров. Это делалось для сокращения одной руководящей должности. Была дилемма, кто из нас прежних двух руководителей будет руководить объединенным отделом. Я имел лучшую подготовку, но я не был членом Партии, вторая претендентка имела худшую подготовку, но работала в заводской Партийной организации. Руководить расстановкой кадров мог только доверенный человек Партии, лучше всего ее член. Вызвал меня директор и сообщил, что видит меня в этой должности, но я должен вступить в Партию. Сегодня я бы отказался, но тогда я был пропитан коммунистической пропагандой и принял прагматичное решение - я вступаю в Партию. Прежняя руководительница отдела кадров обиделась на дирекцию и уволилась. Однако остался хороший коллектив, и у меня не было трудностей при выполнении новых, дополнительных обязанностей.
  Наибольшая проблема была в заполнении рабочих мест. Технология изготовления молочных товаров была такова, что товары не производились впрок, продукция имела очень короткий срок хранения. Следовательно, требуется непрерывность производства, а для этого необходимо, чтобы все рабочие места были заполнены. При сегодняшней постоянной безработице, трудно это понять, но я должен был организовывать поиск работников. Приходилось вести набор персонала по всей области, чтобы найти желающих работать.
  Когда начались в стране трудности со снабжением продовольственными товарами, желающих работать стало больше. Кандидаты на работу рассчитывали на возможность легальной покупки молочных товаров, или на возможность их кражи. Во время нехватки на рынке, Городской Комитет Партии безумствовал, на предприятии сменилось несколько директоров. Причину существующих нехваток на государственном рынке видели не в господствующей политической системе, а всего лишь в, якобы, плохо работающем руководящем составе. Каждый новый директор внедрял свои порядки, я должен был приспосабливаться, а это было не легко. Из-за нехватки товаров на рынке, началось массовое воровство в нашей фирме, особенно часто крали масло. Директор организовывал, после окончания работы выборочный контроль на проходной.
  Однажды меня послали этим заниматься. Это была исключительно неблагодарная обязанность, ведь что-нибудь мы находили. Я заглядываю по порядку всем в сумки. Подходит наш Первый секретарь Партийной организации, я смотрю, а на дне сумки лежат пять пачек масла. Сам себя позже я поздравил с тем, что повел себя сознательно, не моргнув глазом, я взмахнул рукой, в знак того, что все в порядке. Если бы я повел себя иначе, то раньше или позже, попрощался бы с работой.
  Я предпочитал обязанности, которые были связаны с экономикой фирмы, а не те, которые сопряжены с кадрами.
  Следующей такой неблагодарной моей обязанностью, как работника отдела кадров, было ежегодная подготовка коллектива к шествию в 1-майской Демонстрации. Эта демонстрация организовывалась коммунистическими властями, и рассматривалась, как исключительно важная. Массовое, добровольное участие и веселые лица на демонстрации должны были свидетельствовать о поддержке обществом политики Партии. Глядя на кинохронику тех лет, вижу, что Партия свою цель - массовость и радостные лица на демонстрации - достигала. Однако происходило это при помощи лицемерия и двуличия. Меня инструктировали, как я должен достичь массовости и "добровольности".
  Коллектив жил в той же системе и сам знал, чего дирекция от него ожидает. Когда кто-то вопреки обычаю, не хотел "добровольно" принять участие в демонстрации, то среди прочего, я проводил с ним разъяснительный разговор. Я давал понять, что на повышения по службе, награды, путевки на отдых данному "несознательному" сотруднику нечего рассчитывать. Таким способом в нашей и в других фирмах, достигалась "добровольность и массовость".
  Хоть было их мало, но были, однако, и такие люди, кто считал эти методы правильными. Без доступа к разным мнениям, пропаганда может производить в человеческих умах большое опустошение. Это сейчас я такой умный, а тогда я думал так, как Партия велела. Теперь я ловлю себя на том, что своего тогдашнего образа мыслей, сегодня я стесняюсь.
  В 1968 году Чехословакия пыталась мирным путем провести реформы политического устройства страны. Польские Войска, как и войска других государств Социалистического лагеря, напали на Чехословакию и силой вынудили ее оставаться далее в коммунистической системе. Когда наши солдаты возвращались из этой миссии, пропаганда гремела, что вот возвращаются наши герои. Сегодня я знаю, что они грубо раздавили ростки демократии чехословацкого народа, и это трудно назвать доблестью. Тогда под воздействием пропаганды я думал так, как Партия говорила. По собственной инициативе за собственные деньги я купил цветы и пошел приветствовать "героев". Военная техника ехала по Вроцлавской улице к центру города. Я подбежал к бронетранспортеру и вручил офицеру цветы.
  Я готовился к защите дипломной работы. Генеральный Директор вызвал меня и начинал вести со мной отвлеченный, почти приятельский разговор. Я чувствую, что что-то у него припрятано в рукаве. Через минуту просит меня сохранить пока в секрете и сообщает: "Я хочу предложить вам должность Заместителя Директора по Коммерции". Через два дня я дал согласие. Мы пошли в Воеводский Комитет Партии, чтобы со мной побеседовали и утвердили на эту должность. Все тогда решала Партия. Моя кандидатура была одобрена.
  Однако тут случилось удивительное для меня стечение обстоятельств. Буквально на другой день после моего утверждения, я получаю неожиданное письмо от отца: "Сын приезжай в Канаду. Я хочу тебя перед смертью увидеть и узнать". Что делать? Были обсуждения в семье разных способов решения этой проблемы. Однако я не колебался при принятии решения. Я еду на полгода в Канаду!
  Я искренне рассказал директору свою историю и то, что никогда еще я не видел своего отца и брата. Директор подошел с пониманием, согласился предоставить мне полугодовой отпуск без сохранения содержания. Не знаю, как решался в Комитете Партии вопрос, о таком кандидате на Директорскую должность. Никогда позже не хватало у меня смелости спросить об этом.
  
   []
  Фото от 02.06.1974. Лех и Мария Аксючиц с дочками Агатой и Барбарой.
  
  
  8. ПОЕЗДКА В КАНАДУ 1976 г.
  
  Отец после распада брака, чувствовал себя одиноко. Наверное, в то время он много размышлял над своей прежней жизнью и о будущем. Результатом этих размышлений и было письмо, которое я получил в начале 1976 г. Тогда мне было 33 года. Это было, по-видимому, первое письмо, которое я получил от отца, потому что переписку вела только мать. Письмо содержало неожиданное для меня предложение приехать с визитом в Канаду.
  Я охотно принял приглашение. Но следует помнить, что это были времена коммунистического режима в Польше, и от желания поехать до реализации этого замысла, был трудный путь. В то время у граждан Польши не было загранпаспортов. Желающие поехать в капиталистическую страну, подавали заявление о выдаче загранпаспорта. И часто на такое заявление следовал отказ.
  Но моя ситуация была исключительная, мне было 33 года и не видел еще своего отца и брата. Трудно было отказать мне в выдаче загранпаспорта. Перед составлением документов я должен был два раза разговаривать по телефону с отцом на тему получения от него официального приглашения. Дома у нас не было телефона, следовало пойти на почтамт и заказать телефонный разговор. Заказ приняли и назначили время через два дня. Спустя два дня я пришел с женой в назначенное время. Барышня в окошке сообщила, что будет 3 часовое опоздание в переговорах. Подождать мы пошли в кафе, разговор не клеился, я волновался, предстояло мне первый раз в жизни разговаривать со своим отцом. Перед моими глазами стояли все годы разлуки с родителями, братьями и сестрами.
  Как я позже узнал, разговоры с государствами записывались на магнитную ленту, а техника была плохая. Поэтому разговор сопровождали трески и паузы, но что я должен был передать, то я передал. Требовавшееся для милиции приглашение в письменной форме я получил и подал необходимые документы. Несколько недель я жил в неопределенности. Перед решением о выдаче загранпаспорта, милиция требовала характеристики с места жительства и с места работы. Я собирал много справок. После подачи комплекта документов мне сказали в милиции, чтобы я явился через 3 недели.
  Я пришел в милицию для получения загранпаспорта в назначенный мне день и здесь узнаю, что загранпаспорта еще нет, потому что: "изучение вашего дела еще продолжается, приходите через неделю". Это была для меня одна из самых трудных недель в жизни: решался вопрос, поеду я или не поеду. Во многих отношениях эта поездка была важной для меня. Спустя неделю я получил загранпаспорт с правом полугодового пребывания в Канаде!
  
  Итак, все у меня было согласовано и с женой, и на работе. Денег на билет у нас конечно не было. Папа сказал, что деньги за билет мне вернет, однако, нужно было прежде все-таки грошики выложить. У тети Терезы остались еще какие-то деньги от наследства Людвика Рагино, брата моей бабушки Флорентины, она мне одолжила на поездку.
  В то время, такое путешествие было сенсацией для друзей. Родственники и знакомые приходили, давали советы и наставления, все проявляли интерес.
  Жена, наверное, также нервничала, потому что тогда значительная часть людей, которые выезжали на запад, уже в Польшу не возвращалась. Но тут ей пришлось мне довериться. Как я говорил, связь между континентами была плохая, поэтому мы с женой договорились, что будем регулярно, раз в две недели посылать друг другу письма, не ожидая ответа. В аэропорт Окенце в Варшаве жена поехала вместе со мной.
  Польские Авиалинии открыли новый маршрут Варшава - Монреаль, мне случилось лететь первым рейсом. Там я делал пересадку на самолет до Торонто. В Монреале мы переезжали автобусом по автобану из международного аэродрома в местный аэропорт. Уже здесь я испытал культурный шок от разницы между коммунистической Польшей и западным государством. У нас автомобилей было мало, и они держали большую дистанцию между собой. Здесь автомобили на автобане шли лавиной, на минимальном расстоянии. Я все удивлялся, как они едут, и один другому не въезжает в багажник. В течение первых недель все меня удивляло. Я думаю, что я должен был производить впечатление слона в посудной лавке.
  В Торонто меня встречали: папа, сестра Барбара и брат Тони с женой. Канада - страна эмигрантов, не одну семейную встречи там видели. Однако встреча ближайших родственников через несколько десятков лет была настолько непривычна, что появились какой-то журналист и фотокорреспондент. На следующий день об этом появилась статья в местной газете.
  
   []
  Статья в канадской газете, которая описывает встречу через 33 года Леха Аксючиц с семьей. Торонто 1976 г.
  
  Из аэропорта мы поехали к папе домой в Ошава, этот город находится недалеко от Торонто. Папа жил в двухэтажном, односемейном доме. Он принял меня сердечно по-отечески, поселил меня в отдельной комнате и полгода содержал меня. С сестрой у меня сложились неплохие взаимоотношения, но мы не очень часто встречались. Она жила в Торонто и вела жизнь обычную для молодежи. Зато с братом отношения были по-настоящему братские. Он видел, что мне все любопытно, и что я хочу увидеть всего как можно больше. Он водил меня всюду. Понятно, что он везде за меня платил, мне было неловко из-за этого, однако все местные считали такое поведение нормальным, потому что знали какова разница в доходах у них и у людей из стран социализма.
  
  В то время средняя зарплата в Польше в переводе на доллары составляла около 21 доллара в месяц. В Канаде рабочий без квалификации зарабатывал 4,5 доллара в час. Финансовое неравенство было огромно.
  С первых дней моего пребывания в Канаде я говорил папе, что я хочу здесь работать. Конечно, каждый, кто приезжал сюда из Польши мечтал об этом. Еще до моего приезда, папа договорился со своим работодателем о работе для меня, но это была временная работа на стройке всего на три месяца. Затем я работал в разных местах, но тоже на строительстве односемейных домов. С интересом знакомился я с организацией работы и тамошней технологией использования стройматериалов. У нас грузовые автомобили возили кирпич россыпью. При разгрузке половина кирпича лопалась, никого это не удивляло, и каменщики работали с половинками. Здесь кирпич возят на поддонах и ничего не бьется. Здесь я увидел, что строительные машины могут быть окрашены в разные цвета и не быть скользкими от потеков масел и грязи.
  В течение этого полугодия я работал в основном с русскими и украинскими эмигрантами. Благодаря этому я сильно подтянулся в знании русского языка. Это были люди из послевоенной эмиграции, часто образованные и с большим жизненным опытом. По приезде в Канаду они сразу вынуждены были зарабатывать деньги, чтобы содержать семью и не имели времени для получения местного образования, поэтому они работали на стройке. Им нравилось разговаривать со мной. Они видели, что я как губка накачан коммунистическим образом мышления. В разговорах подходили ко мне с пониманием, потому что многие из них сталкивались с социализмом в России. Теперь я сам себя стесняюсь, что мог быть так заморочен коммунистической пропагандой.
  У папы были друзья, которые владели здесь собственными магазинами, и со своим работодателем он имел хорошие отношения.
  Если в Польше кто-то имел собственное хозяйство, то действительно много работал и имел большие доходы. Но пропаганда, а вслед за ней и соседи смотрели на него с презрением и подозрительностью. Такого хозяина называли пренебрежительно "куркуль" что значило скряга, жадина. Пропаганда давала понять, что нехватка товаров на рынке возникает из-за антиобщественного поведения таких хозяев. Так же с презрением относились к тем, кому удалось добиться успеха в торговле и открыть какой-нибудь магазинчик. Называли их "спекулянты", "барышники", и эти названия звучали, весьма негативно. Я помню, что в дружеских разговорах считалось хорошим тоном подчеркнуть, что не имеешь ни малейших способностей к торговле. Такое утверждение должно было свидетельствовать, что ты не жадный и не имеешь намерения жировать за счет чужого труда.
  
  В Канаде я впервые в жизни встретился с другим отношением: люди смотрят с симпатией и уважением на тех, кто имеет способности к бизнесу и дает работу другим. Их не называют пренебрежительно "спекулянты", "барышники", а только уважительно - бизнесмен. И слово это имеет позитивное звучание, которое говорит о том, что человек имеет способности в этом направлении.
  Должно было пройти несколько месяцев, пока я начал смотреть на бизнесменов другими глазами, с симпатией. Когда я вернулся в Польшу и спустя нескольких лет сам занялся бизнесом, я уже не думал о себе, что я аморальный тип.
  Наверное, одного примера читателю недостаточно, чтобы понять, как пропаганда может изменять образ мысли человека. Пожалуйста, еще пример. В шестидесятых, да и в семидесятых годах XX века практически не было возможности выезда в западную страну. Обывателю не суждено было видеть иной мир. Однако тогда тоже были люди, которые мечтали о далеких путешествиях, интересовались иными местами и хотели там побывать. Некоторые пытались нелегально перейти "пограничную полосу". Когда кого-то ловили на границе то иногда, чтобы другим было неповадно, устраивали показательный судебный процесс на предприятии, где работал этот человек. Когда я жил во Вроцлаве, я был на таком процессе. Пропаганда так нас сформировала, что все смотрели на этого несчастного с большим отвращением. Каждый думал: "Вот изменник, махинатор. Смотрите, чего он захотел. Эту сволочь следует строго наказать". Теперь, когда мы живем в демократической стране, и миллионы людей выезжают из Польши на запад на работу или на учебу, никто уже о них не думает - "сволочи".
  Сейчас мои взгляды на многие вещи изменились. Когда мы были детьми, если по ходу игры кто-то кого-то хотел оскорбить, то кричал - ты украинец. После убийств на Волыни, украинец был в Польше синонимом зла. (Волынская резня - массовое уничтожение в 1943 году польского населения на территории округа Волынь-Подолье Украинской Повстанческой Армией, воевавшей на стороне Гитлера против польских партизан Армии Крайовой). Здесь, в Канаде, наоборот, именно украинцы больше всех помогали мне приспособиться к новым условиям. Они покупали подарки для моей семьи с просьбой, чтобы я отправил их в Польшу. Они чаще, чем поляки, приглашали меня в разные интересные места. Я понял, что доброо или зло не зависит от национальности, а все зависит от конкретного человека.
  Папа не участвовал в вылазках в интересные места. После работы мы вели длинные разговоры, частенько с виски, но мы не напивались. Я хотел этими разговорами наверстать все годы безотцовщины. Мне были интересны его рассказы о жизни семьи до войны на восточной границе. Его смущало, когда я пытался записывать некоторые из его воспоминаний. Тогда я делал вид, что я выхожу в туалет, а реально я шел в свою комнату и делал записи, чтобы не забыть его рассказы. У меня и сейчас хранятся эти заметки.
  Отец хотел как-то убедить меня в том, что его чувства ко всем трем его детям одинаковы. Он говорил мне: "Лех, я отписал в завещании свой дом в равных частях всем трем моим детям". Я его прерывал, я не хотел на такие темы разговаривать. Но я старался выяснить, как получилось, что они жили, не особо напрягаясь в свободном мире, а у меня, их ребенка, было трудное детство и я не жил с родителями. Не до конца я все понял, и не мне здесь судить родителей. Однако, больше, я считаю, вина за это лежит на моей маме. Она устроила жизнь по своему усмотрению так, чтоб я ей не мешал. Супружеская совместная жизнь родителей сложилась плохо. Мама отдала свои чувства другому мужчине.
  Живя за "железным занавесом" я очень мало знал о жизни на западе. Я знал, что жизнь здесь лучше, но я не знал, что разделяет нас такая бездна. Перед моим выездом в Канаду, мама была два раза в Польше. По приезде в Канаду я понял, что мама, рассказывая мне о здешней жизни, сознательно искажала истину. Она хотела таким образом отбить у меня желание приехать в Канаду в рамках объединения семьи, и сделать так, чтобы я не питал надежду на какую-либо помощь от них.
  Я не имею претензии к бабушке, что своими рассказами о родителях, что они скучают обо мне, любят меня и обо мне думают, так меня воспитала, что я слепо в это верил и тосковал о родителях. Я думаю, что интуитивно она догадывалась о правде.
  В Ошаве существовало Польское общество, ему принадлежали несколько своих домов, которые назывались "Польский Зал". Похожие "Залы" были и у других национальностей. Здесь были учебные курсы, проходило культурное и дружеское общение. Я не знал английского языка, поэтому я любил здесь бывать в свободное время. Я познакомился тут с поляками из разных волн эмиграции. Разговоры с ними были для меня просто праздником. У этих людей был совсем другой взгляд на жизнь и окружающий нас мир. Взгляд, с которым в Польше я никогда не сталкивался.
  В магазинчиках города можно было купить газету местных поляков, но я редко ее покупал, потому что газета стоила 25 центов, я высчитал, что в Польше нужно за это работать полдня.
   Однако когда я был в Торонто в книжном магазине Польского общества, то не сдержался. Я купил целый "Архипелаг Гулаг" Солженицына и два номера "Парижской Культуры". Впоследствии мне удалось все это провезти в Польшу. Книги вызвали энтузиазм у коллег, которым я доверил их прочитать.
  
  Раз в году все национальные меньшинства организовывали парад, который называют "Фиеста". Польская группа была наиболее впечатляющей. Но все-таки польское общество было очень разнородно и расколото. Различие определялась, чаще всего, историческим периодом, в течение которого человек прибыл на этот континент.
  Как-то мы с отцом поехали на север, на фермы расположенные на значительном удалении от цивилизации. Здесь жили поляки, которые приехали сюда из Мазур еще сразу после Январского Восстания. (Восстание 1863 года на территории Царства Польского бывшего частью России с целью создания независимой Речи Посполитой. Окончилось поражением повстанцев.) Они разговаривали между собой на прекрасном мазурском говоре, который уже давно исчез в Польше. Слушая их рассказы, я приобретал житейскую мудрость.
  
   []
  Фото 1976 года. Виктор Аксючиц с сыновьями Лехом и Тони.
  
  Папа достаточно быстро начал уговаривать меня, чтобы я остался в Канаде. Говорил, что отдаст мне в распоряжение целый этаж дома, я смогу привести семью, и мы начнем достойную жизнь. Я был в замешательстве - что делать? Многое говорило за то, чтобы остаться, хотя бы, чтобы обеспечить лучшее будущее для детей. Никто тогда даже во сне не видел, что социализм в Польше так быстро падет. Однако перевесили аргументы против. Если бы я остался, то моя семья не получила бы загранпаспорта в течение пяти лет. Такой был тогда порядок. Власти не заморачивались тем, что нарушают гуманитарные соглашения. Это была главная, но не единственная причина. Перед выездом в Канаду, я закончил экономический факультет. В такой момент человек думает, что мир лежит у его ног.
  Папа был так раздражен моим отказом, что, услышав мой главный аргумент, полусерьезно и полушутя сказал: "Лех, что ты переживаешь, мы найдем здесь для тебя другую жену".
  Я выспрашивал здешних поляков, как они чувствуют себя на новой родине. Я слышал разные мнения, часто крайние. Один рассказывал - часто снятся мне кошмары, связанные с Польшей, Например: чиновник кричит на меня, угрожает, показывает мне, потом прячет мой загранпаспорт. Я просыпаюсь и, о радость, здесь, наяву я не в Польше, я в Канаде!
  Другой рассказывал - у меня уже есть канадский загранпаспорт, я могу путешествовать в Польшу. Я уже ездил туда по этому паспорту, потому что мне хотелось бы вернуться туда. Однако когда я бываю в Польше, многое меня там поражает, и я возвращаюсь в Канаду. А когда я опять в Канаде, то вновь тоскую. И так много лет я разрываюсь и не нахожу своего места в мире.
  Брат Тони жил в 130 километрах от Ошава, однако все время опекал меня. По выходным мы совершали вылазки в Торонто, побывали на Ниагарском водопаде, посетили село Амишы. И самое для меня главное, мы разговаривали и разговаривали. Разговоры были открытыми и искренними. Он достаточно хорошо говорил по-польски, и со мной быстро улучшал свое владение польским языком. Я не хотел его огорчать и не говорил ему о своей обиде на маму за то, что меня оставила и не пробовала забрать к себе, когда после войны мы отыскали друг друга. Как-то мы поехали на озеро Онтарио, другого берега не видно, только мы вдвоем. Такое настроение способствует откровенности, однако я не поддался и эту тему не затронул. Он мне рассказывал о своем детстве, как менял велосипеды, какие имел игрушки. А я в своем детстве не имел ни игрушек, ни велосипеда.
  Мама также иногда меня брала к себе. Не входила к папе в дом, подъезжала на автомобиле, я садился и мы ехали к ней, или в "Польский Зал".
  По субботам отец ходил играть в покер. Когда у меня не было лучшего предложения, мы ходили вместе, и я был ему болельщиком. Болельщику трудно усидеть несколько часов. Однажды, игроки, видя, что я скучаю, решили собрать со следующих конов несколько долларов для меня на такси. Я вышел с этими долларами на стоянку и посчитал: ведь это есть почти месячная зарплата в Польше. Отдать таксисту? Ну, нет! И я ночью пошел пешком домой. Американские города очень растянуты из-за преимущественно одноэтажного строительства, и я не ожидал, что моя прогулка продлится несколько часов. Отцу я об этом не рассказал.
  Приближался день возвращения. В Польше всего недоставало, даже сахар был по карточкам. Нужно было заняться покупкой подарков, для близкой и дальней родни. Я в этом слабо разбирался, мама мне помогала. Для жены я купил материал на платье, она была очень довольна. Чужие люди тоже давали мне подарки для моей семьи. У меня возникла проблема, где держать заработанные деньги, чтобы не пропали в дороге. По вечерам иногда мы с папой пили виски Crown Royal, которое было упаковано в солидный велюровый мешочек. Этот мешочек и стал моим кошельком. В путешествии через океан, он висел у меня на шее. Мои дети и внук Брайан знают эту историю и часто дарят мне это виски. А случается, что и сами в таком же в мешочке перевозят деньги через океан.
  По случаю моего отъезда отец организовал прощальный вечер, который организовал с размахом. Он дал деньги, а об угощении и оформлении позаботились мои брат и сестра. Маму мы приглашали, но после развода, между ней и отцом были такие плохие отношения, что мама не пришла.
  Нижний этаж в его доме еще не имел внутренних перегородок, и на всей его площади можно было устраивать застолье. В Америке есть обычай начинать такую вечеринку с нескольких коротких выступлений по поводу собрания. Несколько слов сказал отец, затем ближайший коллега, папы и мой работодатель. Я говорил дольше всех. Каждый говорил на своем языке, а один из гостей переводил все присутствующим на три языка: польский, английский и французский.
  И до сего дня я благодарен отцу за организацию того прощального вечера. Спустя годы, когда я отправлял в мир одну дочку или я встречал другую после разлуки в несколько лет, я тоже устраивал подобные праздники.
  С сестрой и мамой я попрощался дома. На аэродром в Торонто отвозили меня брат с отцом. За эти полгода мы очень сблизились, особенно с отцом. При прощании были слезы и обещания, что уже ничего нас не разлучит. И фактически так и было, пока был жив папа. Одну мою дочку за свой счет пригласил на каникулы брат, другую - мой папа.
  На аэродроме Окенце в Варшаве меня встречала жена. Мы были очень счастливы, что опять мы вместе. С аэродрома мы поехали на Центральный Вокзал. Поезд в Зелену Гуру уходил через несколько часов. Мы сидели в углу у стеклянной стены ресторана на первом этаже. Разговорам не было конца.
  
  За этих пол года мы ни разу не разговаривали по телефону. Лишь здесь, понизив голос, я открыл жене секрет, что я заработал и привез с собой 3 600 долларов (средняя зарплата за 15 лет). Оба мы на минуту замолчали. Мы чувствовали, что, возможно, начнем жить по новому, как состоятельные люди.
  
  9. ЗЕЛЕНА ГУРА 1977 - 1988 г.
  
  Есть такое китайское проклятье: "Чтоб ты жил во время перемен!". Коммунистическая система казалась прочной, но начала громко трещать. Что-то должно было измениться. Начали происходить заметные изменения в Польше. Для меня также началась "жизнь во время перемен".
  После возвращения из Канады я понял, почему коммунистические власти резко ограничивали выезд граждан в западные страны. Общество кормили пропагандой о "гнилом западе", и люди жили в неведении об истинном положении. А самое плохое, что мы приспособились к такой жизни. Мы считали ее нормальной. Нам обрезали крылья, а мы долгое время даже не знали об этом.
  Когда я сдавал загранпаспорт в милиции, меня предупредили: "Если вы хотите еще когда-нибудь выехать за границу, то не сейте вокруг враждебной пропаганды".
   Но я вернулся уже совсем другим человеком. Я задыхался от лицемерной атмосферы в моей фирме. На частного предпринимателя я не смотрел уже как на враждебный обществу элемент. Заработки по-прежнему были такими низкими, и я стал думать, как бы стать здесь частным предпринимателем.
  Я работал на серьезной руководящей должности, а зарабатывал 23 доллара в месяц. Конечно, на нашем рынке покупательная способность этих долларов была выше, чем в Америке. Доллар имел высокую стоимость на черном рынке, потому что он был желанным приобретением и для граждан и для государства.
  Небольшая квартира с ванной в новостройке стоила на свободном рынке 2 500 долларов, скромный автомобиль "Fiat 125p" - 1 500 долларов. Мы с Йолой хотели и квартиру и автомобиль. Тех денег, что я привез, нам на все не хватало, а нужна была бы еще и мебель в новую квартиру.
  В каждой культуре ложь, кража, мошенничество, взяточничество осуждаются. Однако во всех недемократических системах, взяточничество очень распространено. Честный человек имеет серьезную дилемму, давать взятки, или не давать. Однако это перестает быть дилеммой, если человек видит вокруг себя, что дача взяток стала нормой. Так же как каждый должен платить налоги, так каждый платил взятки, если хотел устроить себе что-то, что честным путем не было доступно. Умение вручения взяток стало добродетелью. В целом считалось, что если кто-то не умеет платить этого, характерного для той системы, своеобразного "налога", то это плохой муж или отец, что он действует во вред своей семье.
  
  Мы хотели нормально жить, и 1977 год был рекордным для нашей семьи по количеству врученных взяток. Я расскажу только о некоторых.
  Мы оба работали, и нужно было устроить Басю в детский сад, но места для нее не хватало. Что делать? Йола должна ходить на работу, моя зарплата не достаточна для содержания семьи, следовательно - взятка. Шеф Йолы знал кого-то в Городском Комитете Партии, кто мог уладить это дело. А мы, должны были "отблагодарить". Человек в Комитете считал себя честном и денег бы не взял. Удовлетворился дорогим алкоголем, ветчиной и кофе. Он позвонил директору детского садика, чтобы она приняла нашего ребенка. Был и дополнительный бонус от телефонного звонка важной персоны: директор детского садика заведения всегда приветствовала нас с уважением.
  Девочки росли, мы хотели иметь свою ванну и свою квартиру. Мы вступили в жилищный кооператив, но должны были ждать в очереди еще несколько лет. Мы нашли очередника, который уже должен был получить квартиру от кооператива, но был готов за небольшую плату принять нашу старую квартиру, а мы бы заняли его квартиру в кооперативе. Однако желающих проделать такой обмен было много, нужно было убедить ответственного чиновника, чтобы он разрешил нам такой обмен. Как убедить? Известно - взяткой.
  Этим же способом мы применили для покупки автомобиля нашей мечты: "Fiat 125p". Новый автомобиль на свободном рынке за польские деньги, за злотые, обычный смертный купить не мог. Но можно было купить его за западную валюту. За доллары он стоил 1 500 долларов. Мы заплатили, и думали, что эта покупка обойдется без взятки. Нет! Этот "налог" я все равно должен был заплатить.
  Из сегодняшнего дня, та процедура оформления покупки автомобиля видится каким-то спектаклем. Раз в несколько недель поступают в магазин около двадцати автомобилей, предназначенных для конкретных получателей. Эти двадцать счастливцев получают сообщение, что в назначенный день, с 9 часов можно забрать автомобиль. Покупатели взволнованные, с раскрасневшимися лицами приходят к 9 часам. Продавцы объявляют, что будут вызывать всех по очереди и приглашают всех на площадь, где каждый сможет выбрать себе автомобиль по вкусу.
  Покупатели проходят на площадку, а у некоторых автомобилей поднят капот, будто они пришли уже с дефектом. Двое работников, якобы случайно, вертится среди покупателей, и сплетничают об ужасных неисправностях нескольких экземпляров. Каждый покупатель желает получить автомобиль именно сегодня. Родственники и знакомые ждут и готовы обмыть покупку. Каждый понимает также, какие препятствия нужно будет преодолеть, чтобы добиться ремонта по гарантии. Следовательно, каждый покупатель пробует одного из этих двоих, которые вертятся, затянуть куда-нибудь в угол или в туалет и вручить взятку, чтобы его фамилия была названа среди первых. Они благосклонно собирают взятки, но не от всех желающих.
  Несколько машин уже получено. Нервное напряжение среди оставшихся покупателей возрастает, и любой нелогичный слух они готовы принять за истину. Те двое возвращаются, делают удивленные глаза и говорят, что автомобили с поднятыми капотами - лучшие экземпляры, механики их проверили и так утверждают. Опять каждый пытается незаметно дать взятку. Продавцы великодушно каждому хотят помочь и от каждого, по его настоятельным просьбам, взятку берут.
  Таким способом от всех двадцати покупателей взятка получена. Довольны продавцы, покупатели довольны еще больше, считая, что были немногочисленными счастливчиками, которые оказались настолько ловкими, что сумели взятку вручить. Жены покупателей также счастливы, что имеют таких предприимчивых мужей. Сегодня, читатель, ты думаешь - цирк, а нам тогда не было смешно.
  Наконец, в феврале 1977, после нескольких лет ожидания, мы получили квартиру, о которой мечтали. Она находилась на улице Народной Гвардии 21/38, была расположена на шестом этаже, имела площадь 48 м. кв. и состояла из трех комнат, кухни, ванной комнаты и туалета. Был и балкон. Все комнаты маленькие.
  Девочки получили свою комнату. Чтобы рациональнее использовать площадь мы купили многофункциональную мебель. Кровати на день убиралась, поднимаясь вертикально, и при этом освобождалось место в комнате. А из вертикально стоящих кроватей открывались два стола отдельно для Агаты и Баси.
  За злотые не было возможности купить кафель в ванную комнату. Мы купили его в магазине за доллары. Я помню, после отделки кафелем Йола заходила в ванную и могла полчаса любоваться видом нашей первой ванной комнаты.
  А я каждую минуту поднимал трубку телефона, чтобы удостовериться, что у нас действительно есть дома телефон.
  Хозяйственная система в стране начинала разваливаться. Возникла нехватка основных товаров, инфляция съедала сбережения. Люди, желая спасти свои сбережения, покупали доллары, золото или любые товары, лишь бы избавиться от злотых. Сахар, мясо, водку, папиросы и прочее, можно было купить только по карточкам. Йола часами стояла в магазине, чтобы купить какую-нибудь еду для семьи. Я часами стоял на бензозаправке, чтобы купить свою норму бензина. Я заметил, что у таксистов всегда есть значительный запас топлива, и они не должны стоять в очередях, чтобы его купить. В работе таксистов были и другие плюсы. Я решил в ближайшее время стать таксистом. Видимо и другие думали так же, потому что каждый пятый таксист был с высшим образованием.
  
  Здесь, на границе с Германией было много военных баз русской армии. Я хорошо знал русский язык, поэтому я специализировался на перевозках россиян. Сержанты и офицеры лично торговлей обычно не занимались, но для их жен это было основное занятие. Эти люди приехали сюда, чтобы нажиться. Продавали безвкусно изготовленные золотые украшения, за полученные деньги покупали ковры, меха, другие товары и все это вывозили в Советский Союз.
  Я возил их по Польше, но частенько я выступал посредником в разных торговых операциях и таким образом зарабатывал дополнительно. Во время поездок по городу, я мог иногда что-то купить и для дома.
  Как-то клиент заказал поездку на куриную ферму. Мы приехали, и он у знакомого купил несколько упаковок яиц. Увидел мой жалобный взгляд и позволил мне тоже купить пару упаковок. Я был очень горд, что помог Йоле в обеспечении семьи.
  Я сам распоряжался своим рабочим временем. Больше времени я мог посвятить детям, регулярно занимался с Агатой школьными домашними заданиями. Никогда позже не было у нее трудностей с обучением.
  Бася видела, как взрослые с интересом слушали мои рассказы о Канаде. Вечерами, перед сном она приходила ко мне и говорила: "Папа расскажи мне о Канаде". Эти рассказы были для нее своеобразной сказкой, под которую она засыпала.
  Йолы всегда любила собак. У нас в доме всегда была собака, а бывало, что и три собаки. Вначале это были кроличьи длинноволосые таксы, позже йоркширские терьеры. Йола собрала обширную библиотеку на эту тему, вступила в организацию кинологов, мы с ней ездили по всей Польше на выставки собак. Наибольшим ее достижением была собачка Дези, такса черная с подпалинами. В своей породе она получала медали на всех выставках.
  Наши девочки унаследовали от мамы любовь к собакам. Теперь, когда они выросли, в доме у каждой из них всегда есть собака.
   А меня очаровали старые ремесла. Я стал коллекционировать старинные самовары. Я собрал более ста книг на эту тему, участвовал в разных торгах антиквариатом. Среди коллекционеров я считался экспертом по старым самоварам. Дважды мы добрались даже в Гданьск на знаменитые Доминиканские Торги (Ярмарка святого Доминика проводится в начале августа в Гданьске с 1260 года).
  Эти наши хобби мы могли культивировать с таким размахом, благодаря тому, что я решил работать таксистом. Это же дало нам возможность совершать многочисленные поездки за границу, о которых ниже.
  Работа таксиста была привлекательна в то время. Но работа продавца дефицитных товаров, была еще более привлекательна. Продавщицы мясного магазина ценились как принцессы, каждый старался быть их знакомым. Я думаю, что сегодня они скучают по тем временам. В сегодняшней иерархии профессий продавщица стоит ниже всех.
  Немного подробней о наших поездках в Болгарию в то время. У нас с женой эти поездки ассоциируются сегодня с нашей молодостью и энергией. А для наших детей это связано с их детством. Чтоб было понятно чем привлекали такие поездки, несколько слов в пояснение.
  Жизнь в Польской Народной Республике была чрезвычайно однообразной. Возможности ездить на запад не было. Серые будни скрашивали государственные праздники, отмечавшиеся в заводской столовой, первомайская демонстрация, вылазки на природу, отпуск. Это было все.
  Власти пытались создавать видимость свободы, они начали выдавать загранпаспорта, которые были действительны только в странах коммунистического блока. И все равно нельзя было, взять и поехать и индивидуально путешествовать по этим странам. Во время путешествия гражданин должен был быть по-прежнему под постоянным контролем. Чтобы выехать, нужно было заранее оплатить пребывание в стране, куда едешь. Государство ограничивало сумму денег для обмена на валюту страны выезда, количество бензина на поездку и так далее. Существовал целый свод правил, который еще усложнялся, если кто-то хотел совершить поездку 2-3 раза в году. Набор правил был настолько запутан, что здесь я даже не пытаюсь приблизиться к отображению этой бюрократии. Кому удавалось преодолеть эти трудности, охотнее всего покупали путешествие на собственном автомобиле на отдых в Болгарию. Почему в Болгарию? Туда привлекал южный климат, какого поляки не имели шанса нигде увидеть, только здесь. Но главным развлечением была поездка транзитом через несколько государств. При поездке через Советский Союз, маршрут был строго определен, а в других странах маршрут путешествия можно было выбрать самому. На всех границах автомобили, документы, наличные деньги подвергались строгому контролю. Путешествие давало ощущение свободы, маршрут выбираешь сам и останавливаешься, где хочешь.
  При социализме приходилось сталкиваться с множеством парадоксов, вот и для этих поездок за границу характерен был парадокс. На путешествие автомобилем в Болгарию, мало у кого из поляков хватало денег, но вопреки этому, поездки были массовыми, и много семей путешествовало так 2-3 раза в году. Ключ к решению этого парадокса достаточно прост: во всех странах коммунистического блока была постоянная нехватка товаров на рынке. Во всем нашем блоке поляки имели наибольшую свободу передвижения, другие нам только завидовали.
  Торговля между странами социализма осуществлялась настолько неумело, что в каждой стране дефицитными были разные товары. В одной стране недоставало одежды, в другой солнечных очков или палаток. В Советском Союзе недоставало почти всего и их изделия были такие топорные, что никто не хотел их покупать. Даже соседние государства коммунистического блока были так плотно отгорожены границами одно от другого, что граждане этих государств не могли в рамках какой-то мелкой приграничной торговли, выручить свои власти, которые исключительно неспособно хозяйствовали.
  Поляки, массово путешествовавшие по разным странам, этот дефицит восполняли. Каждый старался, чтобы семейная поездка на Черное Море в Болгарию финансово выходила в нуль, в противном случае для большинства поездки не были бы доступны. Даже когда кто-то перед поездкой для себя решал, я крутой, я не буду торговать, в таких условиях не имел шанса сдержаться. Люди из стран по дороге, а особенно из Советского Союза и Румынии, когда увидели автомобиль с польской регистрацией, подходили, чтобы что-то купить.
  Я видел такие случаи - полячка одета в кофту, которую не имела намерения продавать. Подходит к ней женщина, видно, что не торговка, и со слезами на глазах просит: "Продай мне эту кофту". Предлагает цену, и набавляет еще и еще. Может, эта полячка и не собиралась торговать по пути, но эти слезы и предлагаемая цена привели к тому, что она изменила свое решение.
  Я могу утверждать, что все поляки, которые ехали собственными автомобилями в Болгарию, торговали. Конечно в большей или меньшей степени. Одни выходили на нуль другие в плюс. Заодно имели возможность посетить несколько государств.
  Я запасся хорошими путеводителями, и многие места мы посещали по пути. Мы познакомились с достопримечательностями Будапешта, Трансильвании, Черноморского побережья, Львова и других мест. В каждой стране находилось какое-нибудь привлекательное детское лакомство. Как только мы въезжали в Чехословакию, дети не могли дождаться первого потребительского магазина. Здесь покупали салаты в чашках, конфеты и мороженые, в Венгрии - жвачки и сладкие цветные напитки. В такие путешествия мы ездили чаще всего со знакомыми по 2-3 автомобиля. Заранее, еще в Польше, покупали место в определенном кемпинге. У нас всегда было туристическое оборудование, палатка, стол, стулья, газовые баллоны и так далее. Перед отъездом мы все это продавали югославам.
  Еду себе мы готовили сами. Ужинали все вместе всей компанией. Эти дружеские посиделки были праздником для всех.
  Я говорил уже о сложностях оформления при организации таких путешествий. Кроме того, на каждый выезд нужно было купить туристическое оборудование, мясные консервы, запчасти к автомобилю. Эту подготовку люди вели в течение целого года, потому что на рынке все это было трудно достать.
  Польша экспортировала в Болгарию автомобили "Фиат 125p", но как-то так была организована торговля при социализме, что запчасти к этим Фиатам туда почти не доходили. Болгары всевозможные запчасти старались купить у поляков. Сейчас колеса бескамерные, а тогда в покрышку вставлялась еще автокамера. При проколе колеса достаточно было заменить камеру, а покрышка оставалась старая. Как-то я отважился и продал все колеса со своего автомобиля. Перед выездом я только-только заменил покрышки на новые. Болгарин дал мне на замену свои лысые колеса. По дороге домой, несколько раз нас заносило, но доехали.
  Автомобили часто ломались, однако в дороге поляки друг другу бескорыстно помогали. Очень ценились попутчики у которых были "золотые руки". Марк, муж моей кузины Малгоси, был знаток автомобилей, мы и мои знакомые охотно принимали его в компанию во время путешествия. Конечно, он ехал с Малгосей и дочкой Магдой. Он был душой общества во время вечернего ужина, все его любили. Но способности к торговле и разговорам с пограничными службами Марк не имел. Его темперамент и неуступчивость приносили группе многих дополнительных хлопот.
  Мы рано заинтересовали Агату изучением английского языка, В кемпингах было международное общество, и, частенько, у нее была возможность шлифовать этот язык. Бася присоединялась к ней в этих разговорах, самостоятельно поняла, что нужно учить иностранные языки. Позднее она охотно ходила на всякого рода курсы английского.
  Расстояния были большие, дорога утомительная, девочки иногда ссорились из-за места в машине. Бывало, что я должен был останавливать автомобиль и их успокаивать. Но все равно эти путешествия приносили нам радость в нашей серой жизни в Польской Народной Республике. Теперь с Йолой мы уже давно дедушка и бабушка, однако путешествия стали нашим главным увлечением. Конечно, сейчас они происходят совсем по-другому, но о тех путешествиях мы часто вспоминаем с удовольствием.
  Мое пребывание в Канаде очень сблизило наши семьи, которые живут здесь и там. Папа в 1981 году пригласил и оплатил путешествие Агате. Выглядело так, будто хотел наверстать время прежней разлуки с Польской родней. Пригласил по очереди своего брата Антонио и сестру Терезу с ее мужем Мечиславом.
  
  А в Польше разваливается экономика, магазины пусты. Часто на полках только горчица, соль и уксус. Предприятия останавливаются из-за всеобщих забастовок, организатором которых было общественное движение "Солидарность". Это движение поддерживает народ, но коммунисты власть отдать не хотят, несмотря на то, что потеряли контроль над ситуацией. Мы проснулись 13 декабря 1981r. - телефон не действует, телевидение не работает. Что происходит? Наконец стало понятно - власть ввела военное положение. Все растеряны, никто не знает, как долго это будет длиться и как закончится. Все выезды за границу прекращены. В первые дни были ограничены даже поездки в соседние города. Но таксисты во время выполнения работы были освобождены от этих ограничений.
  Коммунисты в течение последующих 8 лет не проводили свободные выборы и удерживали власть. Для страны это были потерянные годы. Режим был чрезвычайно эффективен в удерживании власти, но совершенно неспособен вести хозяйство. Широким потоком приходила гуманитарная помощь из-за границы, но власть даже эти подаренные товары не могла толково распределить.
  Мой брат Тони впервые приехал в Польшу в 1984 году. У него появилась возможность познакомиться с моей женой и дочкой Басей. Всей семьей мы путешествовали немного по стране. Все расходы оплачивал Тони. Теперь такая ситуация меня бы смущала, однако тогда была, в общем, понятна. Он хорошо знал польский язык, и это помогало ему, понимать встречавшуюся экзотику. Он с любопытством узнавал нашу жизнь и наш образ мыслей. Мы в свою очередь с интересом наблюдали за его поведением.
  Запомнились мне такие сценки. Тони покупает яблоки, сам себе выбирает, так всегда принято на западе. Продавщица бьет его по рукам и кричит: "Здесь я товар выбираю". Оба в недоумении: оба говорят по-польски, а один другого не понимает.
  В течение многих лет коммунисты не могли справиться с нехваткой туалетной бумаги. Тони в ресторане идет в туалет, перед которым сидит пожилая смотрительница туалета и выдает каждому очень маленький клочок бумаги. Она выдает Тони его норму. Он просит еще. Бабушка с большой злостью выдает ему еще маленький кусочек. Он, не зная наших реалий, пробует сам оторвать из рулона кусок длиннее. Бабушка подняла крик, она поняла его действия как бесцеремонное нападение. Оба говорили по-польски, но были людьми с разных планет.
  У Тони состоялось много встреч со всеми родственниками. На прощание он организовал в ресторане большой банкет. Пригласил близкую и дальнюю родню и наших приятелей с супругами. Мы собрались в ресторане "Оплот", который специализировался на обслуживании полулегальных бизнесменов. По известным только им самим каналам ресторан добывал деликатесы тогда недоступные. Там был прекрасный оркестр. Приглашенные гости были ослеплены уровнем праздника. Тони обаял всех своей открытостью и щедростью. По польской традиции, многие приносили ему подарки в связи с отъездом. В магазинах пусто, что ему подарить? Дарили коврики из соломы или ткани, или похожие изделия. Я знаю, что каждый вложил немного выдумки, чтобы в то время преподнести хотя бы такой подарок. Когда я отвозил Тони в аэропорт в Варшаве, он мне сказал: "Лех я все эти подарки здесь оставлю". Мне было очень досадно. Я попросил, чтобы он взял все с собой и оставил где-нибудь так, чтобы я не видел.
  Брат полюбил нашу дочку Басю, пригласил ее к себе на ближайшие каникулы, оплатил дорогу. Она помнила рассказы о Канаде, которые я рассказывал ей перед сном, и очень охотно поехала.
  Мы начали думать о покупке дома. Главной движущей силой этого замысла была моя жена. За это я ей очень благодарен, потому что, как оказалось позже, дом не только улучшил нашу жизнь, но стал местом, которое помогает нам зарабатывать.
  В декабре 1984 года мы нашли семью, которая согласилась поменять свой дом на нашу квартиру плюс доплату. Дом был сильно запущен, но мы были молоды и энергичны. Предшественница была, видимо, с причудами, собирала в доме всякий хлам. Выезжая, оставила после себя горы бутылочек от лекарств, шампуня и другие сокровища такого типа.
  Мы въехали перед Рождеством. Йола как это все увидела, начала плакать, поняла, что не получится успеть подготовить все, чтобы отпраздновать Рождество в соответствии с традициями. Тетя Марыся увидев, что наша семья сидит на узлах, пригласила нас на Праздники. Не скрою, мы были очень рады ее приглашению.
  После праздников мы основательно взялись за ремонт дома: заменили окна, полы, двери, переместили несколько внутренних перегородок. Мы были счастливы и хотели делиться своим счастьем. На праздник новоселья мы пригласили родственников и знакомых. Дом шумел и наполнился жизнью.
  
   []
  Наш дом в Зеленой Гура, на улице Армии Людовой перед ремонтом
  и после ремонта.
  
  Мы живем не очень далеко от кладбища, встречи родственников после Дня поминовения усопших (2 ноября) происходили у нас. Однако в результате естественной убыли и эмиграции, из года в год нас собиралось все меньше.
  У бабушки Флорентины было десять детей. Тетя Тереза, как последняя из этого поколения, всегда зажигала на могиле своих родителей 10 одинаковых лампад, по лампаде от каждого ребенка.
  В начале ноября дни уже холодные, поэтому Йола для замерзших гостей чаще всего готовила бигус. Естественно, если бигус, то и водка, располагающая к душевным разговорам, которые всегда начинаются в таких случаях.
  После отмены военного положения, власти были заинтересованы в лояльности общества, было облегчено получение загранпаспортов для поездок в страны запада. В то время многие выезжали на запад под предлогом туризма, но в страну уже не возвращалось. У нас были друзья Марьяна и Татьяна Копылович, они поехали на своем автомобиле в Германию, как будто в путешествие, но в Польшу уже не вернулись. Оставили здесь все свое имущество. Позднее мы помогли им продать квартиру, и все их имущество выслали им багажом в Германию.
  Агата тоже оказалась за границей, эмигрировала в Германию, о чем подробнее я пишу в следующей главе. Так что у нас были там друзья и дочка, они организовали нам два выезда на сезонную работу по сбору яблок.
  
   Коммунистический режим еще держался, и заработки в стране были по-прежнему низкими. В Германии мы были рабочими самого низкого ранга, но все равно мы зарабатывали за час в семнадцать раз больше, чем средняя часовая ставка в Польше.
  Мы получили немецкие визы с разрешением на работу, наняли знакомую для присмотра за Басей и домом и поехали. Это был новый жизненный опыт. На плантации работало около 20 рабочих, в основном поляки и Югославы. У каждого из нас на шее висел комплект колец разного диаметра и сумки для сбора яблок. Для каждого размера яблок своя сумка. Если возникали сомнения, относительно размера яблока, то использовались кольца.
  Работали парами, я, конечно, с Йолой. Каждая пара получала набор ящичков на тележке, куда мы высыпали собранные яблоки. Вместе с тележкой мы передвигались, каждая пара по своей аллее. Семья немецких фермеров стимулировала нас к производительной работе, но делали это достаточно тактично. А поляки и сами задавали очень высокий темп работы.
  Однажды приехал владелец и сообщил - мы прерываем работу в этом саду и перемещаемся в другой. Все должны сесть на прицеп вместе со своими лестницами, корзинами и ехать. Никто не хочет быть последним - немец смотрит. Все сборы заняли пол минуты. Один из поляков прокомментировал: "Я работаю в пожарной команде, но мы на пожар собираемся дольше". Каждый беспокоился о том, чтобы получить работу и в следующем сезоне. В день выплаты входили в офис по одному, каждый получал плату и кому-то фермер говорил: "Если хочешь, приезжай ко мне на будущий год". А с кем-то рассчитывался, и ничто не говорил.
  В этом и заключалась тайна навязывания самому себе высокого темпа работы. Мне и Йоле сказал: "Вы можете приехать". Мы были довольны, речь шла не только о будущем заработке, но было это для нас доказательством, что мы все еще молоды и сильны.
  Мы возвращались домой, накупив подарков и товаров, которых по-прежнему на нашем рынке не было. Из заработанных денег мы купили видео к телевизору, остальные отложили на будущее. Достаточно быстро выяснилось, что это было правильное решение.
  
  
  10. АМЕРИКАНСКИЕ РОДСТВЕННИКИ
  
  Насколько я знаю, в Америке всегда жил кто-то из наших родственников. В течение многих лет господства коммунизма этот континент казался для нас таким далеким, нереальным и почти не существующим. Никто не пробовал даже думать о нем как о месте, которое можно увидеть, пощупать или туда поехать. В нашем сознании это место было раем на земле.
  Раньше всех оказался в Америке Людвик Рагино брат моей бабушки Флорентины Аксючиц. Он родился на нашей родине на восточных границах Польши, которые в то время находились под властью России. Около 1914 года получил повестку о призыве на военную службу в Российскую Царскую армию. Людвик Рагино считал себя поляком и не торопился в русскую армию, в которой служить надо было несколько лет. Кроме того, армия в то время вела войну с Германией. Людвик нашел человека по фамилии Немиро, который за деньги согласился под именем Людвик Рагино служить в царских войсках.
  Когда я был 12-летним парнем, я встречался с паном Немиро, который гостил у нас в Кросно-Оджаньском. К сожалению многих вопросов, которые я бы охотно задал ему сегодня, я не задал тогда. После этой мистификации Людвик убежал в Америку, где жил пока не умер в 9 ноября 1971 года.
  Это был интересный и колоритный персонаж. Он приехал в Америку с одним чемоданом, без знания английского языка не имея там ни одного родственника или знакомого, который мог бы оказать ему поддержку. Собственным трудом и характером создал себе состояние и положение в местном обществе. От расставания с семьей и до своей смерти, вел очень интенсивную переписку в течение 57 лет со своей сестрой и, немного, с ее детьми. Сестру он не видел в течение всех этих лет, а детей ее вообще не знал. Людвик писал письма в Польшу на русском языке, потому что перед отъездом в Америку, ходил в школу с эти языком обучения. Бабушка Флорентина писала ему на польском языке.
  Он участвовал в ее жизни. Я помню, что после Второй Мировой Войны в течение всех лет социализма, он систематически помогал финансово своей сестре - моей бабушке. Эти суммы в долларах были невелики, но в результате неестественно высокого курса доллара на черном рынке после перевода в злотые, оказывались для нас существенными. Он помнил и о бабушкиных детях. Например. Людвик лично не знал Антона Аксючиц, но, когда Антон заключал брак с Терезой Бухлинской, он получил в подарок от Людвика 50 долларов. В то коммунистическое время это была большая сумма. Я помню этот факт до сих пор, потому что я помогал Антону, прячась от полиции, продать те 50 долларов на территории Вроцлава на черном рынке.
  
   []
  Сертификат гражданства, выданный Людвику Рагино в 1918 году Правительством Соединенных Штатов Америки.
  
  Людвик Рагино жил в США в городе Портленд штат Мэн, на улице Франциска, дом 24. Этот город, расположен на берегу Атлантического Океана. Во время Второй Мировой Войны отсюда отплывали конвои в Европу, здесь американские солдаты, перед выездом в неизвестность, оставляли в ресторанах деньги. Кажется, наш родственник именно в то время нажил хорошие деньги, будучи владельцем ресторана.
  Людвик побывал у моих родителей в Канаде, и мои родители с моими братьями и сестрами тоже дважды были у него. Людвик был женат, детей не имел, но вместе с женой воспитывал ее младшего брата.
  Жена, которую он очень любил, умерла раньше него. После смерти Людвика все его состояние после организации похорон досталось по завещанию близким друзьям и частично родным. Несколько тысяч долларов он завещал своей любимой сестре Флорентине, которая, однако, не дождалась наследства. Она умерла вскоре после брата. Ее доля наследства была поделена между ее детьми.
  Наша семья, во время двух Мировых Войн, проживала в той части Европы, где границы перемещались многократно. Эта территория в разное время принадлежала Царской России, два раза Советской России, Польше, Германии. Такие изменения привели к тому, что семье, несколько раз пришлось убегать, в чем есть, бросая все нажитое имущество. Катаклизмы не способствовали накоплению семейных реликвий, даже таких мелких, как фотографии.
  А Людвик Рагино с 1914 года вел оживленную переписку со всей семьей. Я знаю, что таким образом у него собрался очень богатая и интересная коллекция семейных фотографий, начиная с конца XIX - начала XX веков.
  Мой отец видел эту коллекцию семейных фотографий. После смерти Людвика, все осталось в неизвестных мне руках, которые, наверное, не были эмоционально связаны с нашей семейной памятью. Много раз я думал о способе, каким можно было бы вернуть коллекцию. Однако без отличного знания английского языка, такие попытки были для меня неосуществимы.
  Однажды мне показалось, что счастливый случай мне представился. Моя дочка Агата когда переехала из Европы в Америку, поселилась там в городе Хейвенхилл, штат Массачусетс. То есть в 150 километрах от Портленда. Я побывал у дочки в 1990 году и был так близко к Портленду. Я думал, что смогу осуществить свои заветные мечты, то есть смогу отыскать воспитанника Людвика, верну коллекцию семейных фотографий и поклонюсь могиле нашего родственника, который в трудное коммунистическое время сделал много для нашей семьи.
  Однако осуществить свою мечту я не смог и уже вряд ли смогу. Так писал я в первоначальном варианте воспоминаний.
  Отрывок этой главы в черновике, прочитала моя дочь Барбара, которая живет в США. Она решила попытаться вернуть эту коллекцию, хотя прошло уже 30 лет. Несмотря на большие усилия, приложенные Барбарой, вернуть фотографии не получилось, потому они уже были уничтожены.
  Несмотря на такой результат, следует признать, что усилия Барбары не пропали напрасно. Она отыскала в архивах множество документов, которые свидетельствовали об интересной жизни и об общественном положении нашего предка. Она также отыскала его воспитанника, который был самым младшим братом его жены.
  
  Этот человек - Кит Лютер, которому тогда было больше восьмидесяти лет, написал на 12 страницах формата A4 очень хорошее письмо о жизни Людвика. Прислал также несколько интересных оригинальных документов Людвика:
  - свидетельство о рождении на русском языке;
  - свидетельство об увольнении из армии после Первой Мировой Войны;
  - копию сертификата гражданства выданную в 1918 году правительством Соединенных штатов
  и другие документы.
  Сегодня есть очень подробные сведения о первом представителе нашей семьи в Америке. У меня есть о нем обширная документация в моем семейном архиве.
  Остался мне еще объяснить, что случилось с коллекцией семейных фотографий. Я пишу со слов Кита Лютера.
  Людвик в завещании уполномочил своего адвоката разделить состояния после его смерти. Адвокат оказался человеком не добросовестным, мягко говоря. Активы и собственность не упомянутые в завещании были растрачены или уничтожены. Кроме фотографий, та же судьба постигла коллекцию художественного стекла, которую собрала жена Людвика.
  
   []
  Некролог, извещающий о смерти нашего родственника - Людвика Рагино в американской газете за ноябрь 1971 года.
  
  Следующие, кто перебрался на американский континент, а точнее - в Канаду, были мои родители Витольд и Ядвига Аксючиц вместе с моим шестилетним в то время братом Тони Аксючиц. Они отплыла из Европы на судне Гойя из порта Бремен в Германии и прибыла в Канаду в конце октября 1951 года в порт Галифакс. Ранее я уже писал, что они были вывезены в Германию на принудительные работы во время гитлеровской оккупации.
  После войны в Польше был установлен сталинский коммунизм и мои родители, подобно многим другим, не решились вернуться в такую Польшу. Тем более, что их родная сторона стала принадлежать Советской России.
  Как для каждого, вновь прибывшего из не англоязычной страны, жизнь в Канаде начиналась для них трудно. Первый год пребывания работали и жили на табачной ферме у некоего Пташека. Потом два года жили в Эйджаксе селе, расположенном между Ошавой и Торонто. Здесь отец попал в аварию и перенес тяжелую и опасную операцию на позвоночнике и много недель провел в больнице в Торонто. Это был трудный период для моей семьи. Следующим местом их пребывания был город Ошава в провинции Онтарио. Это место оказалось уже местом их постоянного жительства. Здесь у моих родителей родилась моя сестра Барбара.
  Отец всю своя жизнь работал плотником. Был хорошим и уважаемым в своей среде специалистом, в чем я имел возможность убедиться, работая с ним полгода в Канаде. Мама занималась домом, при необходимости, временами работала за зарплату. К сожалению, после многих лет совместной жизни между родителями пропало супружеское согласие, и их семья полностью распалась в 1975 году. Они продали свой дом и начали жить отдельно. Мама сняла квартиру в многоквартирном доме, а папа выстроил себе новый дом.
  Следующей перебралась на постоянное жительство в Америку моя кузина Алиция дочка Марии Червинской. Благодаря знакомому, работавшему в польской полиции, она и ее мама получили загранпаспорта для поездки к своему дяде - брату отца, который жил в Чикаго. Тот отъезд был очень большим событием в семье. Я помню, что путешествие началось на железнодорожной станции в Зеленой Гуре. Поезд отправлялся от второй платформы после полудня, кажется в понедельник 29.04.1974 года. Проводить их на поезд пришли все члены семьи, которые жили в Зеленой Гуре, и друзья - всего примерно человек пятнадцать.
  С этой кузиной меня связывали близкие узы. Мы провели вместе детство. Я помню ее рождение в Ярошеве. Ее беременная мама в одно из воскресений отправила меня десятилетнего мальчишку в костел, а когда я вернулся из костела, у меня уже была новая двоюродная сестра по имени Алиция. Роды проходили дома, как и все роды в то время.
  
  Мама Алиции вернулась в Польшу, а сама Алиция осталась в Чикаго. Она жила там до 1978 года, а потом вместе с мужем Евгением Форминским переехала в Техас, где и живет сегодня.
  Затем из нашей родни на постоянное жительство в Америку перебралась Тереза Червинская, еще одна дочка Марии Червинской, сестра Алиции. Ее отъезд происходил во время, достаточно драматическое для Польши. Приближался конец 1981 года, общественное движение "Солидарность" всевозможными мирными средствами хотело отобрать власть у коммунистов. Коммунисты, применяя разные методы, чаще всего не имеющие ничего общего с демократией, власть отдавать не хотели. В стране возник хаос, будущее выглядело неопределенно. Эта ситуация, наверное, спровоцировала Терезу на принятия решения - эмигрировать из страны. Получить загранпаспорт тогда было делом не простым, подробности оформления и сегодня мне неизвестны.
  Загранпаспорт Тереза и ее парень Збигнев Моледа получили для выезда в Австрию. В то временя Австрия была одной из немногих стран, которые впускали поляков без визы. Збигнев, видимо, хорошо проявил себя на этих трудных путях судьбы, потому что впоследствии стал мужем Терезы.
  Выезд в Австрию состоялся 13 ноября 1981 года, то есть за месяц до введения в Польше военного положения. Прощанье с семьей и друзьями было тихим: если бы власти получили сигнал об истинной цели выезда в Австрию, загранпаспорт был бы немедленно отобран. Мама Терезы на другой день после прощанья с дочерью, говорила мне: "Лех, я очень взволнована, Тереня покидая дом, поцеловала мне руку и быстро выбежала. Она никогда так со мной не прощалась". Позднее мать поняла, что было это прощание дочки, покидающей семью навсегда.
  В Австрии они жили в доме для лиц ищущих убежища до 25 мая 1982 года, а 26 мая Тереза и Збышек улетели в США благодаря помощи Алиции.
  15 мая 1987 года умерла старшая сестра Терезы - Малгожата Прокопинская. Ее пятнадцатилетняя дочка Магда осталась с отцом. Отец Магды быстро нашел другую женщину и охотно согласился на предложение Терени, чтобы Магда переехала на постоянное жительство в США. Это предложение было выполнено в тот же год. Таким образом, еще один представитель нашей семьи оказался в Америке.
  Этот достаточно длинный список членов нашей семьи, которые начали новую жизнь за океаном, продолжили две мои дочки Агата и Барбара Аксючиц.
  
  Шел 1986 год, казалось, что коммунизм устоял. Получить загранпаспорт стало уже легче. Молодежь, не видя в стране шансов на достойную жизнь, массово эмигрировала на запад. Это было печально, потому что чаще всего эмигрировали энергичные молодые люди, активные и полные энтузиазма. Плоды этого энтузиазма вырастали не в Польше, а в других странах. Сегодня, когда происходят в разных вузах встречи выпускников тех лет, то часто оказывается, что больше половины живет за рубежом.
  После окончания школы Агата два года обучалась гостиничному делу в Еленя-Гуре. Затем вернулась в Зеленую Гуру и начала работать в центральном городском отеле "Чодмейский" (Центральный). У нее было надежное и стабильное положение.
  Несмотря на это, однажды она пришла ко мне со своей подругой Йолой Банчкевич и они, очень серьезно, сообщают, что решили сбежать из Польши на запад. Так тогда говорилось "сбежать', потому что официально цель поездки могла быть только "туризм".
  От меня требовалось согласие и деньги на дорогу. Передо мной стоял выбор, или выпустить ребенка в неизвестный мир, или сказать - нет. Каждый ответ казался плохим.
  
   []
  Билет на поезд для Агаты Аксючиц на 11 декабря 1986 года по маршруту Гамбург - Карлсруэ.
  
  Если бы жизнь Агаты в Польше не сложилась, то до конца своих дней она думала бы - "отец виноват". С тяжелым сердцем, я вынужден был сказать - "да". Они с подругой купили билет на паром на 10.12.1986. Отплыли из Свиноуйсьце в Копенгаген, высадились в Гамбурге. Из Гамбурга поехали поездом в случайно выбранный город - Карлсруэ, здесь попросили убежища. Немцы присвоили им статус лица ищущего убежища, и стали им выплачивать средства для жизни и оплаты квартиры. Через четыре дня после отъезда Агата позвонила, что уже устроилась. В течение этих четырех дней моя жена, не останавливаясь, плакала и выговаривала мне, как я мог отпустить ребенка в неизвестность. История пусть промолчит о том, что пережил я.
  Спустя несколько недель после отъезда Агаты в Германию, мы получили от нее большой пакет, это была ее помощь для семьи в Польше. Она очень нас своим жестом растрогала. Она была беженцем на содержании Германии, а мы устоявшейся семьей, но мы жили в коммунистической стране, где по-прежнему всего недоставало.
  Там Агата познакомилась с Грегом Мередит, американцем, который служил, в войсках на территории Германии. Через некоторое время они решили обручиться. Пригласили нас на свадьбу, но власти Польши в наказание за то, что дочка не вернулась в страну, не выдали нам загранпаспорта в капиталистическую страну. Полученный загранпаспорт годился только для поездки в так называемые Страны Народной Демократии, то есть страны социалистического лагеря.
  Мы поехали на автомобиле в отпуск в Болгарию и там из Албены в день свадьбы позвонили Агате по телефону. В ее квартире была слышна музыка и гомон гостей на празднике. Мы плакали от огорчения, что не можем там быть, и по телефону сказали им наши свадебные поздравления. Осенью 1989 года Агата выехала в Америку вместе с мужем и сыном Брайаном, который родился Германии. К этому времени ситуация в Польше нормализовалась. В день, когда дочка с военного аэродрома во Франкфурте-на-Майне улетала в Америку, мы, родители, уже имели возможность быть с ними и проводить их на аэродром.
  Выезд в США моей дочки Барбары Аксючиц выглядел совсем не так, как все предыдущие. Это отъезд уже соответствовал всем происшедшим изменениям. Она эмигрировала не за куском хлеба, или убегая от исторических катаклизмов. Она ехала получать знания в американском университете.
  В году 1992 Бася закончила 7-ой общеобразовательный Лицей в Зеленой Гуре. Перед ней стоял выбор дальнейшего пути: изучать экономику в Польше или в США.
  Коммунисты эволюционным путем полностью потеряли власть в 1989 году. Наступила демократия и свободный рынок. Мне посчастливилось воспользоваться моментом. В районе возле Немецкой границы возникали большие базары, нацеленные на обслуживание туристов с запада. Я занялся оптовым обслуживанием торговцев с приграничных рынков. Достаточно быстро я заработал деньги необходимые для учебы Баси в штатах. Инвестиция в учебу ребенка показалась мне хорошим вложением средств.
  Возникла большая дилемма: отпустить ли последнего ребенка из дома, интуитивно чувствуя, что по окончанию учебы дочка может не вернуться? Бася не имела ни малейшего сомнения в том, что дальше делать, мечтала об Америке. После окончания средней школы, еще не зная, состоится отъезд или нет, Бася, сдавала вступительный экзамен на дневное обучение в очень хорошее учебное заведение - Экономическую Академию в Познани. Я поехал с ней проверять список принятых студентов. Басю зачислили при конкурсе 11 человек на одно место.
  В этот же день мы поехали в Консульство США в Познани оформлять выезд. Во время езды по городу, я все время пытался слегка давить на нее, говоря: "Бася, останься, я куплю тебе квартиру в Познани, ты будешь здесь учиться недалеко от нас". Мои попытки ни к чему не привели.
  Мой брат Тони, который жил в Канаде, неоднократно говорил мне: "Лех, как только ты разрешишь дочке уехать, так сразу ты ее потеряешь безвозвратно". А я этому не верил...
  
   []
  Фото 1999 года. Встреча родных в Лас-Вегасе. Слева направо: Тереза Моледа, Алиса Форминская, Лех Аксючиц и его сестра Барбара Аксючиц.
  
  2 сентября 1992 года Бася была уже в штате Миннесота и, чтобы улучшить свой английский язык, еще раз поступила в выпускной класс средней школы, в этот раз в штатах. В 1998 году она окончила Университет в Сан-Диего и вышла замуж за своего сокурсника Тони Даледа.
  Свадьба состоялась 1 мая 1999 года и послужила поводом для встречи членов семьи упомянутых в этой главе. Приехали из Техаса мои кузины Аля и Тереза, из Канады - моя сестра Барбара, из Лас-Вегаса - моя старшая дочка Агата. Мне было очень приятно, что удалось побыть там со всеми вместе.
  Так я потерял последнюю дочку, а она стала американкой. И сегодня, мои друзья говорят, что я совершил ошибку, дав согласие на эмиграцию для всех своих детей, согласившись этим на одинокую старость. Однако они не знают, что всю молодость я мечтал о жизни в Америке вместе со своими родителями. Моя мечта не сбылась. Но мои дети это как бы продолжение моей жизни. Как мог я запретить им осуществить эту мечту?
  Я не уверен, что в предыдущих главах достаточно описал, как дети Флорентины помогали друг другу, любили друг друга и вместе переживали радости и печали. Похожий образ жизни завела в своей семье и Мария Червинская, дочка Флорентины. У нее было четыре дочери, самая младшая - Екатерина явно не могла приспособиться к новой капиталистической системе. Ее сестры - Аля и Тереня не предоставили ее самой себе, но помогали ей финансово много лет. В конце концов, в 2009 году вызвали ее к себе и там, в Америке, помогли начать новую жизнь. Похвальное поведение. Я хотел бы, чтобы и следующие поколения нашего рода следовали этой семейной традиции.
  Наше поколение, внуков Флорентины и Владимира, условно здесь названное "третьим" насчитывало 17 человек. В настоящее время в Польше живут семеро, а в Америке - пятеро. Таким образом, для большой ветви нашей семьи Америка стала новой отчизной.
  
  11. ЗЕЛЕНА ГУРА 1989 - 2005 г.
  C декабря 1981 года, после введения военного положения, коммунисты обладали всей полнотой власти и могли переводить реформы, принимая свои решения самостоятельно, ни перед кем не отчитываясь. К сожалению, система была не способна измениться, и из года в год, становилось только хуже. К 1988 году экономика полностью развалилась. За год с декабря 1988 года по декабрь 1989 года цены выросли на 640%. Незадолго до передачи власти обществу, еще при социализме, сейм принял революционный закон о свободе в хозяйственной деятельности. Закон вступил в силу 1 января 1989 года. Он был известен под названием "закон министра Вильчека", который был главным инициатором этого закона. Я употребил выше слово - "революционный", безусловно, так и следует его определить. Каждый гражданин мог начать хозяйственную деятельность, без лишней бюрократии. Положения этого закона были более либеральны, чем аналогичные законы на западе.
  Революционный характер изменений в ведении хозяйства стал виден на каждом углу. Люди мало зарабатывали и видели способ улучшения своего финансового положения в регистрации и начале хозяйственной деятельности, чаще всего торговой. Однако ни у кого не было капитала на ведение такой деятельности с размахом. Все начинали с нуля. Изменился внешний вид больших и малых городов. Сотни, тысячи людей бросали государственную работу, независимо от образования, регистрировали начало торговой деятельности и раскладывали свой скромный товар на туристических столиках, или раскладушках - раскладных кроватях. Товар доставали различными путями: покупали за рубежом или на оптовом складе, изготавливали сами и прочее. Наконец, после многих лет нехватки товаров, у покупателя появился выбор. Дефицит на рынке заканчивался.
  Среди продавцов также начала возникать конкуренция. Оказалось, что не каждый способен к торговле, одни уходили, а другие успешно развивались, покупали торговые палатки, или организовывали мелкооптовые склады в гаражах.
  С 1991 года торговля начала цивилизоваться, из торговых палаток начала переселяться в магазины, которые были покинуты государственными компаниями. Сегодня когда объявляется список 100 самых богатых поляков, оказывается, что история многих из них начиналась с деятельности на свой страх и риск, с найма торговой палатки.
  Трудно назвать точную дату падения коммунизма в Польше, потому что это происходило постепенно, путем эволюции. Обычно датой падения коммунизма принято считать дату выступления популярной актрисы Иоанны Щепковской, которая объявила об этом в "Телевизионном дневнике" высказыванием: "Здравствуйте! 4 июня 1989 года. Сегодня закончился коммунизм в Польше".
  На волне общего энтузиазма к предпринимательству, мы с Йолой тоже начали с выносной торговли на столике. Это продлилось всего несколько месяцев. Достаточно быстро мы решили перейти к оптовой торговле: снабжать мелких торговцев на рынках возле немецкой границы. Складом нам служил гараж в нашем доме.
  Вначале у нас был широкий ассортимент товаров, затем мы переключились на торговлю, в основном, сигаретами. У нас было 4 работника, которым мы выдавали товар, а они развозили его продавцам на пограничных рынках. Многие продавцы приезжали непосредственно к нам.
  Вдоль границы с Германией возникли рынки, ориентированные на обслуживание немецких граждан. Эти рынки пережили огромный подъем с 1 июля 1990 года, когда восточные немцы обменяли по хорошему курсу свои восточные марки на настоящую валюту - западногерманские марки. Они массово совершали покупки по польской стороне. Местные жители началось заметно обогащаться, обновлять дома, покупать дорогие автомобили. Состояния возникали из ничего. Тем не менее, необходимо было проявить трудолюбие, изобретательность и работоспособность.
  Как возникали большие деньги из нечего, я покажу на примере моего коллеги. Он купил в магазине 4 велосипеда и поехал на границу их продавать. Продал в течение нескольких минут с прибылью 100%. Покупатели получили западные марки, и для них эти цены были бросовыми. Потом коллега поехал к велозаводу в Быдгоще, где на складах скопились залежи непроданных велосипедов. Он убедил директора продать несколько сотен велосипедов с оплатой после продажи. Обеспечением оплаты стало сопровождение товара представителя завода. Потом в течение суток продал все, опять со 100% прибылью. Этим способом, не имея ничего, он стал в течение трех дней обладателем серьезного капитала.
  Все это было полностью законно. То было время полного хаоса в торговле и в законе ее регулирующем.
  Я помню, был случай. Я везу товар из Варшавы, и высчитал, что вывешу цену 50 злотых, это будет справедливая цена. Приезжаю, перед оптовым складом очередь ожидает привезенного товара. Я ищу ценник с ценой 50 злотых и не нахожу. Торговцы напирают. Под руки попадает ценник 60 злотых, я вывешиваю его. Товар ушел по этой цене.
  Новая власть не успевала изменять положения закона, чтобы они были приспособлены к новому образу жизни. Особенно много пробелов имел закон о налогообложении. Например, в первый год деятельности уплачивался символический налог с плоской шкалой, а тем самым можно было легально зарабатывать миллионы, практически без уплаты налога.
  Это было то время, когда многие имели свои "5 минут", одни благодаря тяжелой работе и сноровке, другие благодаря месту, которое занимали в уходящем коммунистическом аппарате.
  Те, кто в прошлом периоде кричали о гнилых принципах капиталистической системы, о нехватке в нем равенства и общественной справедливости, теперь, когда государство распределяло между гражданами свое имущество, присваивали это имущество себе без зазрения совести. Так возникал новый общественный класс - финансовая элита.
  В течение двух лет мы с женой очень много работали, практически мы были к услугам покупателей круглые сутки. Йола первая заметила, что наша личная жизнь стала бедной. Мы решили найти партнера. Первый оказался бездельником и вором. Лишь когда я объединился с Яреком, наша личная жизнь нормализовалась. Теперь дохода нам доставалась половина, но наша доля по-прежнему была достойной. Зато на целые недели мы могли оставлять оптовую торговлю на попечении Ярека. У нас появилось время, чтобы разнообразить нашу личную жизнь.
  Я думаю, что я унаследовал от предков любовь к семейных сборищам. О таких обычаях в семье вспоминал в своих записках Ян Рагино. Я помню с детства, как бабушка Флорентина организовывала семейные праздники. После нее эстафетную палочку переняла ее дочка Марыся. Затем, видимо, я. Моя жена очень хорошо исполняла роль хозяйка. Часто дом был полон гостей. У меня в семейном архиве хранится видео, снятое на таких встречах. И уже сегодня некоторых участников этих встреч нет среди нас.
  На восемнадцатилетие Барбары торжество для родных и друзей мы организовали в доме. А своих коллег и подруг Бася пригласила на праздник в ресторан, потому что видела на других похожих мероприятиях, какое опустошение после себя оставляет молодежь в доме.
  Очень успешными были приемы: встреча с Агатой 1997 году, после нескольких лет отсутствия ее в стране, прощальный перед отъездом Баси в Америку в 1992 году.
  Прощание с Басей состоялось в уже несуществующем сегодня ресторане "Witebska". Мы веселились под оркестр до утра, произносились тосты соответствующие случаю. Мы пригласили всю нашу родню из Зеленой Гуры, наших приятелей, партнеров по бизнесу, знакомых Баси.
  В стране ожили довоенные традиции баллов, организовываемых на высоком уровне. Нередко балы проходили в замках, в дворцовых залах. Запали мне в память два таких бала.
  Первый проходил в Дворцовых палатах в Жагани. Его своим присутствием украсили известные знаменитости и спортсмены. Мы сидели за длинным столом с нашими партнерами - владельцами оптовых бизнесов. По ходу бала на диванах, расположенных в комнатах замка, была возможность побеседовать небольшими группами, поделиться мыслями на тему дальнейших перспектив наших бизнесов.
  Другой бал - Предновогодний бал во Дворце Брухлов в Бородак Жарских организованный в честь конца XX века. Новый владелец Дворца постарался повысить значимость бала, пригласив потомков известных немецких родов бывших владельцев этого дворца. Новый владелец заказал изысканные кушанья с запада. Был он очень приятный человек, но, к сожалению, романтичная душа, не в ладах с экономкой и очень быстро дворец потерял.
  
   []
  Фото 1997 года. Лех Аксючиц со своими двоюродными сестрами.
  Слева направо: сестры Анна и Моника, их девичья фамилия Аксючиц; Мария, урожденная Фурс; Екатерина урожденная Червинска.
  
  Несколько лет мы были дедушками только для одного внука, Брайана, которого родила нам Агата. У себя дома она разговаривала с мужем по-английски, и с Брайаном, конечно, тоже. Мы решили его приглашать каждые каникулы в Польшу. Он был у нас раз, наверное, шесть по три месяца. Играл с детьми соседей и очень хорошо научился говорить по-польски. Бася тоже прилетала на каникулы, и чаще всего, Брайан путешествовал вместе с ней. Бася помогала нам организовывать занятия для Брайана: здесь он регулярно ходил заниматься конной ездой, прошел несколько ступеней обучения. Когда он был здесь последний раз, уже легко преодолевал на лошади сложные препятствия. На 8 лет, Бася с размахом организовала ему праздник. Гостями были дети. Пришли все дети с улицы и его далекая родственница Сильвия, внучка моей кузины Марыли.
  Приезды внука приносили много радости в нашу жизнь. Наш дом стал его вторым домом до такой степени, что однажды, когда пришло время отлета в Америку, Брайан всерьез заявил: "Я не еду. Я здесь буду ходить в школу". Мы должны были ему втолковать, что никогда люди не эмигрируют из Америки в Польшу. Что бывает только наоборот.
  В то время нас с Йолой стали интересовать далекие путешествия. Мы побывали в северной Африке, странах юга Европы. Перед каждым путешествием я старательно подбирал путеводители. Насколько отличались эти путешествия, от поездок в Болгарию в годы коммунистического правления...
  Ситуация в Польше медленно нормализовалась. Оптовый склад в гараже стал выглядеть реликтом прошлого. Мы понимали, что бизнес в нашей области деятельности скоро придет в упадок.
  Мы начали инвестировать в недвижимость. Общество, воспитанное при социализме не понимало, что земля имеет большую ценность. Федеральные и местные власти и граждане старались продать участки, но на торгах было не много желающих покупать, несмотря на то, что участки имели низкую цену. Первой нашей покупкой стала покупка у городских властей. Мы купили старый бывший немецкий дом на большой даче, расположенной в лесу, но в то же время в пределах города. Этот дом мы купили как дачу для себя, а в дальнейшей перспективе мы рассматривали его как вложение капитала. В семье мы эту дачу стали называть "Пандероза". Название мы взяли из популярного тогда американского телесериала. Вся наша семья просто влюбилась в это место.
  Брат Йолы, Збышек, каждый год брал на себя заботу о проведении здесь пикников. Здесь мы построили коптильню. Здесь у нас был собственный источник исключительно чистой воды. Здесь состоялось много дружеских встреч с разными людьми. Наши собаки также обожали это место.
  С годами здоровье Збышека ухудшилось, и он отказался заботиться о даче. Да и мы начали думать о том, чтобы построить одноэтажный дом, более удобный в старости, которая приближается. "Пандероза" с большим сожалением была продана.
  Вместе с Ярославом мы купили несколько гектаров земли под Зеленой Гурой. Эта земля, предназначенная для строительства односемейных домов, была удобно расположена и дешево предлагалась государством. Несмотря на такую привлекательность никто - кроме нас, не заинтересовался этим предложением. Землю мы разделили на участки, которые служат теперь нашим обеспечением в старости.
  Еще перед ликвидацией оптового склада мы с Ярославом начали новый бизнес.
  Несколько слов введения. При социализме участок старого города в Зеленой Горе был серым и мрачным. Действовали три ресторана и несколько магазинов. На первых этажах зданий в большинстве располагались жилые помещения, а не торговля и услуги, как на западе. Владельцем этих квартир был город. В основном, жили в этих квартирах люди, мягко говоря, мало предприимчивые. У города было много хлопот с этими квартирантами. Желая избавиться от хлопот город, предлагал этим квартирантам выкупать занятые квартиры за символическую цену.
  Каждый честный бизнес должен устраивать все стороны, которые участвуют в сделке. Похоже, мы сумели это устроить. Мы покупали хорошую квартиру в новом многоквартирном доме. Потом приходили к жильцу коммунальной квартиры, на первом этаже в центре города и делали ему заманчивое предложение. Мы дадим жильцу деньги на выкуп квартиры у города. Когда он станет владельцем, мы сделаем с ним обмен: он нам отдает старую квартиру, как правило запущенную, а мы ему отдаем современную квартиру. Обычно люди соглашались. Довольны были все. Город доволен, что избавился от обременительного жильца. Доволен жилец, что получил даром современную квартиру в собственность. Мы были тоже довольны: после переделки этой квартиры в торговое помещение, недвижимость резко возрастала в цене.
  
   []
  Фото 2007 года. Встреча двоюродных братьев и сестер. Слева направо: Анна урожденная Фурс, Роман Фурс, Катаржина урожденная Червинская, Мария урожденная Фурс, Тереза урожденная Червинская, Лех Аксючиц.
  
  Примерно тогда же я начал глубже интересоваться происхождением своей семьи. Я ездил по дальней и близкой родне и старался получить какие-нибудь старые документы или фотографии. Так же было, во время моих поездок на старые польские земли - в сегодняшнюю Беларусь. Так я собрал достаточно большой семейный архив. Мои знания на тему истории семьи значительно обогатились, когда я нашел Алексея Рагино, который живет в России. Его дедушка Ян и моя бабушка Флорентина были братом и сестрой. Алексей прислал мне по Интернету воспоминания своего деда. Они были написаны на русском языке. В течение двух лет я переводил их на польский язык, а потом издал книгу воспоминаний Яна Рагино. При этой работе я значительно улучшил свое знание русского языка.
  В 2003 году мы пригласили в гости Алексея вместе с его женой Наташей. По этому случаю я организовал для родни и друзей большое торжество в ресторане "Skandale" (Событие). На празднике велись разговоры на польском и русском языках. Мы пригласили на встречу студента, изучавшего русский язык. Он помогал гостям из России поговорить с каждым участником мероприятия. Наши семьи полюбили друг друга. Мы отыскали какие-то общие признаки, вероятно унаследованные от общих предков. И по сей день мы с Алексеем ведем оживленную переписку.
  
   []
  Фотография. Пасха 2011 года. Слева направо: Ада дочь Хани, Мария Аксючиц, Эдита дочь Хани, Ханя урожденная Фурс, Мария урожденная Фурс, ее муж Ричард Валерис, их сын Петр.
  
  В те годы я вступил в партию Союз Свободы. Столкновение с политикой, хоть и на низовом уровне, было для меня весьма поучительным. Не раз я задумывался, почему так много девушек мечтает о карьере манекенщицы, ведь исполнять роль вешалки чрезвычайно скучно. Я пришел к выводу, что таким образом они реализуют свою потребность в признании, восхищении публики. Разные бывают у людей потребности. Побывав в политике, я понял, что к высшим должностям в политической деятельности люди стремятся, чтобы удовлетворить стремление к власти и потребность в известности. И только это их заботит, хотя многие говорят о потребности работы для общества. Если есть у них такая потребность, о которой они говорят, то почему ни один из них не хочет стать анонимным добровольцем?
  
  В реконструкцию нашего дома по улице Народной Армии мы вложили очень много усилий, и это вызвало у нас чувство привязанности к дому. Однако мы понимали, что старость не радость. В нашем доме было три этажа, наверх вела очень крутая лестница, и планировка нам не нравилась. Когда Йола была у дочек в Америке, а я неожиданно быстро принял решение - строим новый дом к пенсии. Мое решение жена поддержала с энтузиазмом.
  Я поехал на земельные участки, которое мы с Ярославом купили под Зеленой Гурой и присмотрел там два участка. Я стал выбирать между ними и колебался, на котором строить. Постоял минуту с закрытыми глазами на одном участке, а потом на другом. На одном я чувствовал себя существенно лучше. После возвращения Йолы из Америки, я ничего не сказал ей о своем выборе. Я попросил, чтобы она тоже попробовала на каком участке лучше чувствует себя. Она выбрала тот же самый участок, что и я! Решение принято.
  По закону на стройке должен быть профессиональный руководитель строительства. У нас он был только номинальным руководителем. Строительством руководил я. Я подбирал исполнителей к отдельным этапам работ, я следил за качеством выполнения работ, я заботился об обеспечении материалами. Личное участие в руководстве значительно снизило стоимость строительства.
  Мы, поляки, по традиции сильно привязаны к дому, который построили мы сами или наши предки. Часто его называют семейным гнездом или семейной обителью. В прошлом бывало, что здесь рождались, жили и умирали целые поколения. Даже теперь поляки редко меняют место своего жительства.
  В своих путешествиях в Америку я заметил, что там нет такой эмоциональной связи с домом. Очень часто люди там меняют место жительства, а свой дом рассматривают почти так, как мы смотрим на палатку. Даже дома там не солидные не из камня, люди не заботятся о том, чтобы дом служил следующим поколениям.
  Я пишу это, чтобы подчеркнуть, каким большим событием было для нас строительство нового дома. Чтобы подчеркнуть, что это наша обитель в традиционном понимании этого слова, я заложил на почетном месте камень, который привез из фундамента усадьбы моего прадедушки Юзефа Рагино. Этот камень я вез на своем автомобиле 1200 километров из сегодняшней Беларуси с территории хутора Соболево, где сохранился лишь фундамент дома наших предков.
  
   []
  Камень, найденный в Соболеве, в основании дома моего прадеда Юзефа Рагино, теперь вмурован в кирпичный фасад нашего нового дома.
  
  Строительство нашего дома под Зеленой Гурой в селе Вожица по адресу: Ирисова улица, дом 7, было закончено в конце 2005 года. Мы с Йолой поселились здесь в марте 2006 года.
  Одну комнату мы выделили, чтобы она служила спальней для гостей. Всякий раз, когда она занята, это радость для нас в нашей жизни вдали от детей и внуков.
  Здесь мы начали свою жизнь на пенсии.
  
  
  12. ПОЕЗДКИ НА БЫВШИЕ ВОСТОЧНЫЕ ОКРАИНЫ ПОЛЬШИ
  Я так люблю этот край. Я туда ездил, езжу, и буду ездить, пока мне здоровье и силы позволят. Я жалею, что не было мне дано посетить этот край в сопровождении моих дедушки и бабушки, но непрерывно в моей голове звучат их рассказы. Мои предки покинули этот край два, даже три поколения до меня, но там, на земле предков, есть что-то такое, что и теперь вызывает у меня сильные чувства. Климат, пейзажи, могилы предков, история и даже запах. Там я у себя.
  Я помню из детства, каждый разговор в семье переходил на тему: "а у нас в доме ". Это значило: "а у нас на восточной окраине". Я так проникся любовью к этому краю, что полюбил его, даже не зная.
  В 1966 году приехала с визитом в Польшу сестра моей мамы. С самого начала знакомства мы прониклись симпатией друг к другу. Когда она предложила нам съездить в Белоруссию, которая тогда входила в состав Советского Союза, мы с удовольствием согласились. Это был наш первый выезд за рубеж. И там и там господствовал социализм, но культурные отличия были значительны. Мы были молоды, всякое различие нас интересовало. Советский Союз - огромная страна, коммунизм господствовал здесь, на одно поколение дольше, чем в Польше, потому в умах людей он произвел больше опустошения. Интересно было наблюдать ментальность этих людей.
  У нас была пересадка в Минске, столице республики Беларусь. Здесь у нас состоялся первый контакт с местными жителями.
  На стоянке такси огромные очереди, милиционер следит за порядком и криком вызывает к одному такси по несколько случайных пассажиров, которые едут в одном направлении. Я сказал Йоле: "Здесь очень мало такси". Несколько соседей, начали меня убеждать, что я очень ошибаюсь: "У нас всего много. Такси также много. Проблема не в нехватке такси, а в том, что слишком много желающих воспользоваться их услугами".
  На том же вокзале, длинные очереди к туалетам. Внутри, в туалетных кабинках двери очень низкие, они закрывают человека всего лишь от икры до груди. Я спрашиваю: "Почему эти двери такие маленькие?" Окружающие посмотрели на меня с сожалением, как я могу быть таким бестолковым и не понимать очевидную правильность такого решения. Объясняют: "Ведь должен быть контроль. Кто-то войдет, будет сидеть долго, и никто не будет знать, он там по нужде сидит или просто так".
  Больше таких глупых вопросов я не задавал. Мы только впитывали экзотику, без лишних вопросов.
  Тетя с дядей очень сердечно нас приняли. Одолжили в колхозе лошадь с телегой и приехали нас встретить на железнодорожной станции в Подсвилье. Они жили в селе Голубичи, в месте моего рождения. Жили в обычном для этих мест доме. В дом входили через пристройку, где стоял какой-то сундук, висела сбруя для коня. Следом располагалась комната, которая служило одновременно кухней, столовой и спальней. Справа находился вход в еще одну комнату, большего размера, где располагались кровати для гостей и домочадцев.
  С другой стороны дома была другая пристройка с выходом во дворик с хозяйственными постройками. В этой пристройке готовят еду для животных и выполняют грязную работу, связанную с приготовлением пищи.
  Центральное место в доме занимала огромная русская печь, построенная из глины камней и кирпича. Я столько в детстве об этих печах наслушался, и, наконец, смог ее увидеть. Была она высотой примерно 1 метр 70 сантиметров и размерами примерно 5 метров на 2,5 метра.
  Печь выполняла в доме важную функцию: и мебель, и оборудование. Зимой обогревала весь дом, служила местом для сна, приготовления пищи для людей и животных. В ней пекли хлеб, сушили грибы, она выполняла еще много разных функций. Печь имела примитивную конструкцию, но многими поколениями так доработаны были ее пропорции, материал и технология использования, что была она предметом необходимым и безотказным. Топят печь только деревом, в котором на Виленщине недостатка нет.
  Перед приездом, тетя просила нас в письмах, чтобы мы привезли для местных барышень и замужних женщин головные платки яркой расцветки с рисунком в цветочек, какую-нибудь другую одежду и материал на платья. Здешняя одежда в магазинах, как обычно при социализме, была совсем блеклая. А за деньги, полученные от продажи, мы смогли купить что-то себе, потому что у нас была нехватка товаров другого вида. Мы купили для Агаты дубленку из крашеных овечьих шкур. У нас таких не было, все о них мечтали. Агата Дубленку охотно носила, гордилась, что все от нее в восторге.
  Со стороны мамы у меня были дедушка Константин и бабушка Эльжбета Рутковские. Впервые в жизни мне представилась возможность увидеть этого дедушку. Я помню, что на приветствие дедушка очень крепко и надолго меня обнял.
  Он хорошо говорил по-польски. Перед войной дед был земледельцем и сельским старостой в затоне Накол. Они с женой были очень привязаны к своей земле, и после войны остались по-прежнему хозяйствовать в своей усадьбе в затоне, который находился почти в середине Голубичского леса. Они жили вдали от цивилизации. Ближайшие соседи уже передали свои хозяйства в колхоз, а для дедушки с бабушкой земля была святой, и они не хотели её отдавать. Не могли согласиться с мыслью, что Советская власть будет долгой.
  Спустя несколько лет после войны в Голубичском лесу еще скрывались остатки антисоветских партизан. В 1952 году произошел больший провал, кто-то узнал, что партизаны получали поддержку в усадьбе дедушки. Дедушка получил 10 лет тюрьмы, бабушка Эльжбета осталась одна в примитивном хозяйстве в середине леса. Ее дочка Антонина настойчиво ее уговаривала, чтобы она переехала к ней и поселилась среди людей. Бабушка, однако, держалась самостоятельно несколько лет в лесу и ожидала дедушку. Когда уже полностью занемогла, переехала к дочке. Дедушку освободили через 6 лет. В 1958 году, через нескольких месяцев после его возвращения, бабушка умерла. Мог ли я не поехать в глушь леса, чтобы постоять на бывшей земле предков, которой они так дорожили? Дядя одолжил в колхозе коня с телегой, и мы поехали всей семьей.
  Годы спустя я снова побывал там. В тех местах все построено из бревен. Лес легко поглощает такие строения. В свой первый приезд я застал еще сирень и одичавшие фруктовые деревья, во второй приезд мы не застали уже следов жилья. След остался только в моей памяти и на старых, довоенных штабных картах.
  Такая карта есть у меня, в моем семейным архиве. Хутор моего дедушки со стороны мамы здесь отмечен как Накол II. Перед моей поездкой в Канаду, мы были в Голубичах несколько раз. У нас не было автомобиля, поэтому мы добирались только до ближайших окрестностей.
  Я был крещен в соседнем селе Подсвилье. Деревянный костел, где меня крестили, был приспособлен под колхозный склад, как многие другие храмы в округе. С годами этот памятник полностью разрушился, осталась только лестница, которая вела в храм. Недавно я сделал себе на ступенях фотографию на память. Я с удовольствием разговаривал с местными жителями. Старики еще помнили довоенную Польшу. С гордостью декламировали на польском языке патриотические стихи или пели песни. С чувством вспоминали польские, некоммунистические времена. По-польски местные говорили с прекрасным вильнюсским акцентом, таким как говорила моя бабушка Флорентина тети Хеля и Валя. Я чувствовал себя здесь как у себя в семье.
  Во время первых поездок я часто останавливался в Минске. Здесь жил Вильгельм Фурс, брат Вацлава и Павла, мужей моих теток. Он разительно отличался от своих братьев в Польше. Я узнал подробности трагической истории этой семьи. После Советско-Польской войны (1919-1921 годов) и заключения Рижского мирного договора (18.03.1921), их родовое владение осталось на стороне Советской России, за польской границей. Вацлав и Павел перебрались на польскую сторону, а Вильгельм с семьей остался на Советской стороне. Вскоре его семья как кулаки и поляки были сосланы в Сибирь. Два длинных вечера мы с Йолой слушали их рассказы, о пережитом в Сибири голоде и смерти их двоих детей.
  После нападения Гитлера на Россию, Вильгельм был призван в русскую армию. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, отличался отвагой и самопожертвованием, получил много наград, что дало возможность его семье вернуться из Сибири. Поселился в Минске. В своем родном селе Стемковщина, купил старый деревянный домик, разобрал его и под Минском опять сложил на дачном участке.
  Мы гостили у него в Минске. После смерти своей жены, он возил нас на кладбище. Показал надгробие, которое построил для нее и в будущем для себя, все надписи были на польском языке.
  В первые месяцы после введения военного положения 13 декабря 1981 года, все частные зарубежные поездки были полностью прекращены. Ранее наша собачка Дези, на нескольких выставках государственного и международного уровня получила золотые медали. В Москве организовывали одну из первых Международных Выставок Собак. Организаторы, желая повысить ранг выставки, прислали Йоле приглашение в Москву. Мы написали, что если будет также приглашение для меня, то мы приедем с собачкой на выставку. Приглашение пришло быстро, мы получили в загранпаспорт печать, позволяющую поехать в командировку в Москву. Конечно же, по дороге туда и обратно мы оба раза остановились у родни в Беларуси.
  Для нас это была радость, а для других сенсация: как это получилось, что при закрытых границах, мы получили согласие на выезд?
  В следующие поездки мы ездили только своим автомобилем, а в последнее время уже кемпером (жилой трейлер). Наличие машины позволило нам посетить всевозможные места, связанные с прошлым нашей семьи, даже с таким давним прошлым, о котором не рассказывали мои дедушка и бабушка. А историю этих мест, я узнал только из воспоминаний Яна Рагино.
  Предки моей бабушки Флорентины со стороны отца происходили из села Васевичи, недалеко от городка Лучай. После отмены царем крепостного в 1864 году, семья Рагино получила здесь надел земли. В семье было три брата. Решено было, что Викентий останется на полученной земле, а остальные два пойдут на восток. Дальнейшая история тех двух точно описана в дневниках Яна. О том брате, который остался воспоминания молчат.
  Мы двинулись на поиски этого села. Я рассчитывал на то, что я найду здесь какие-нибудь старые документы или фотографии предков. Мы добрались до города Лучай, и здесь были очарованы прекрасным старинным костелом и старым кладбищем с надгробиями конца XIX и начала XX веков.
  
   []
  Костел в Подсвилье на восточных землях ( Фото 1932 года).
  Я был здесь крещен в 1943 году. Во время социализма использовался как склад химических удобрений. С годами полностью разрушился. Остались только лестница, на которой я сижу (Фото 2011 года).
  
  После падения Советского Союза костел был открыт вновь. Я разговаривал с ксендзом, который сказал, что все метрические книги были уничтожены.
  На кладбище мы отыскали надгробия с фамилией Рагино. Мы побывали в селе Васевичи, здесь живет человек с такой фамилией, однако историю своей семьи не знает и никаких семейных реликвий не имеет.
  
   []
  Фото с 2008 года. Я отыскал село Васевичи. Отсюда происходит род Рагино.
  
  Мы двинулись дальше, в другие места, связанные с историей наших предков, но с историей уже менее отдаленной во времени, то есть историей второй половины XIX века.
  В окрестностях городка Дуниловичи, в хуторе Боярщина воспитывался мой прадедушка Юзеф (Иосиф) Рагино, а его будущая жена Антонина Стабровская росла в хуторе Руженполе.
  У меня были с собой старые штабные карты, и я смог определить место расположения этих хуторов. Нам помогал старожил соседнего села, сам старый, но помнит все хорошо. Мы отыскали места, где находились эти хутора. Местный житель рассказал нам, каким грустным был конец хуторов на границе.
  Мы стояли здесь с чувством, какое бывает на кладбище около могилы, размышляя о преходящей природе вещей. Затем перекрестились и уехали.
  На Беларуси нет кемпингов, когда мы начали ездить уже кемпером по окрестностям, то мы останавливались на ночлег на территории католических костелов. Службу там ведут ксендзы из Польши, или белорусские, которые обучались в семинарии в Польше. Несколько раз мы спали на территории монастыря в Докшицах, отсюда недалеко до родных мест моего дедушки Владимира и бабушки Флорентины. Я с удовольствием вспоминаю ужины с местными ксендзами и монахами. Они длились допоздна, часто с "капелькой" водки. Много мы узнали о местных взаимоотношениях и отношении ко всему польскому в этих местах.
  Я хотел отблагодарить монахов из Докшиц за их гостеприимство. Я затратил огромные усилия на поиск двух пропавших из костела колоколов, но, к сожалению, моя активность не привела, пока что, к успеху. Может быть в ближайшие 100 лет или более, будут изобретены лучшие устройства, кто-то прочитает эту историю и докончит мои поиски, но уже с успехом. Я провел частное следствие, я разговаривал с местными жителями в Докшицах, и в Польше с бывшими жителями этого городка.
  Вот, что я установил. Коммунистические партизаны, которые входили в отряд Гиля Родионова (Владимир Владимирович Гиль) заняли Докшицы и 17.08.1943 года подожгли костел. Инициатором поджога был некий Кучинский. Он происходил из Браслава, где оставил жену и детей. Начал жить в Докшицах с другой женщиной. Пришел к местному ксендзу, чтобы тот обвенчал их. Ксендз знал, что Кучинский уже женат, поэтому отказал ему. Кучинский обиделся на ксендза и хотел отомстить. Когда в городок вошли коммунистические партизаны, он попросил чтобы они расстреляли ксендза. Но местные жители ксендза спрятали. Тогда Кучинский вместе с партизанами поджег костел.
  На костеле было три колокола. В моем архиве есть заявление бывшего жителя Докшиц, который участвовал в сокрытии двух колоколов. Ночью Станислав Шимановский погрузил колокола на подводу и вывез из Докшиц по дороге на Парафьяново. Сразу за Докшицами шоссе пересекает овраг, именно там, в овраге, по левой стороне, на расстоянии 100-400 метров от шоссе и были закопаны колокола. По моим указаниям монахи искали колокола, на лугу в окрестностях этого оврага, но не в самом овраге. Монахи не искали в овраге, потому что там глубокая вода.
  Я вновь пообщался с человеком, который знал обстоятельства укрытия колоколов. После войны он жил в Губине. Этот человек объяснил мне, что в августе того лета была засуха, и овраг был без воды. У монахов не было технической возможности вести поиски под водой. Наверное, колокола так там и лежат. Ну что ж, будет работа для археологов будущего.
  
  В Беларуси есть две местности с названием Березино, обе лежат у реки с таким названием. При царе дедушка был писарем в том Березино, которое находится на трассе Докшицы - Лепель. Здесь в церкви в 1908 году обвенчались Владимир Аксючиц с Флорентиной. Мы отыскали только фундамент этой церкви, сбоку выстроен потребительский магазинчик. Местные любители пива покупают его в этом магазинчике и на том же фундаменте освежаются этим напитком. Церковь не существует уже с Первой мировой войны, следовательно почти уже 100 лет, и здешние любители пива не знают, в каком месте пируют.
  Я встал среди них на тот же фундамент, закрыл глаза и представил - молодую невесту, несколько человек гостей, много свечей и иконы. Я открыл глаза и опять наяву оказался между любителями золотистого напитка.
  Когда мы останавливаемся нашим кемпером на территории церкви в Докшицах, то мы находимся уже недалеко от Соболево. Никогда не отказываю я себе в удовольствии посетить это место, несмотря на то, что сегодня там уже ничего не осталось. Один раз, прямо отсюда мы ехали в Польшу. Перед отъездом нарвали большой букет цветов на бывших полях Соболево и привезли его на могилу моей бабушки Флорентины. После трех дней путешествия букет был, мягко говоря, не очень свежий, но я уверен, что из всех цветов, которые получила бабушка, эти были для нее милее всех.
  Я вспоминал ранее, что один из братьев Рагино остался в Васевичах, а два других со своими семьями переселились в хутора Соболево и Стодолище, которые подробно описывает Ян в своих воспоминаниях. Эти семьи десятки лет поддерживали между собой близкие отношения и взаимно друг друга поддерживали. Очень многого я наслушался о Стодолище от своей бабушки и от потомков той линии - Анны и Малгоши Чайковских из Гдыни. Конечно и мемуары Яна тоже помогли мне найти это место.
  Социалистическая революция 1917 года уничтожила эти хозяйства, а эти два рода разогнала по миру.
  Когда мы поехали искать Стодолище, я уже знал, что сегодня оно не существует. Оно имело еще большее незавидную судьбу, чем Соболево. После Советско-Польской войны (1919-1921 годов) и заключения Рижского мирного договора (18.03.1921), Советско-Польская граница прошла всего в нескольких километрах от Стодолища, но Стодолище оказалось на стороне Советской России.
  Направляемся искать Стодолище. Мы едем на кемпинг-машине по асфальтированной дороге по трассе Докшицы - Ушачи, останавливаемся в селе Лесины. По моим предположениям где-то здесь должен быть хутор Стодолище.
  У дороги несколько мужчин косят траву: "Не знаете ли вы, где здесь был хутор Стодолище?" Тишина. Через минуту, один из мужчин говорит: "Подождите, пожалуйста, я переоденусь и отвезу вас на своем автомобиле". По пути рассказал, что сам он депутат, здесь воспитывался, а теперь приехал семье помочь на покосе. Вспоминал, что этой местности Стодолище это одна из немногочисленных небольших усадеб, которая была выстроена из кирпича. На протяжении многих лет, местные крестьяне, когда нуждались в материале для строительства, здесь его добывали. Таким образом, небольшая усадьба сравнялась с землей.
  Мы съехали с главной дороги и уже издалека увидели старые дубы, растущие так, что можно догадаться - это была аллея к Стодолищам. Все заросло. Чтобы добраться до места, нужно пролазить через густые заросли кустарника, поэтому Йола осталась в автомобиле, На месте мы нашли только прекрасный кирпичный подвал со сводчатым потолком. Мне трудно было представить, что это место было наполнено жизнью, что где-то здесь стоял рояль, и происходили баллы. Я сделал фото этого подвала и подарил его Малгоше Чайковской из Гдыни, последней из этой ветви семейного древа.
  Здесь я подробно опишу дальнейшую судьбу это семьи из Стодолища, потому что это была типичная судьба для поляков, которые по Рижскому миру, должны были, к несчастью, остаться на Советской стороне.
  Чтобы читатель представил себе о ком здесь идет речь, я прошу посмотреть на генеалогическое дерево семейства Рагино, помещенное в конце этой книги. Я внес уточнения в это генеалогическое дерево в 2004 году после разговора с Анной Рагино, которой было тогда 84 года. Она была последней из еще живых, кто помнил Стодолище.
  После 1921 года усадьба Стодолище была конфискована, новая русская коммунистическая власть разместила здесь представительство пограничных войск. Прежним владельцам разрешили жить в подсобных помещениях при доме и обрабатывать часть своей земли. Они согласились с таким положением, надеясь, что такое явное беззаконие, когда-нибудь закончится. Однако коммунистический режим относился к полякам крайне враждебно. В 1930 во время полной коллективизации сел в Белоруссии семья Рагино из Стодолища была раскулачена и вывезена во внутренние районы России. Они были высланы на лесозаготовки в тайге в окрестностях Котласа, Архангельской области.
  Были высланы члены семьи:
  1. Юзефа Рагино - вдова Никодима Рагино (Никодим умер в 1914 году)
  2. Людвик Рагино - брат Никодима Рагино
  3.Александра Рагино - жена Людвика
  4. Мария - их старшая дочь
  5. Анна - их младшая дочь.
  
  Уже в 1932 году Людовику Рагино, вместе с младшей дочка Анной удалось убежать в Польшу из ссылки. Чтобы обмануть надзирателей, его жене Александре вместе со старшей дочкой пришлось отказаться от участия в побеге. Семья разделилась в надежде на скорое объединение. Людвик с Анной со многими приключениям, среди прочего, проведя несколько месяцев в тюрьме в Минске, нелегально пересекли границу и счастливо добрались в Польшу. Здесь поселились у Ады Рагино в Дубицах в области Брест-над-Бугом. Здесь, будучи поляками, отказались от гражданства СССР и приняли польское гражданство.
  Еще перед ссылкой, Марией Рагино интересовался командир сторожевой пограничной башни, некий Кириченко. Именно он вытащил в Ленинград еще остававшихся в ссылке мать и дочку. Здесь у Марии Рагино и Кириченко родилась дочка Соня. Во время Второй мировой войны Ленинград был в течение многих месяцев осажден гитлеровскими войсками. Там и пропали все их следы.
  Юзефа, вдова Никодима Рагино, заключила фиктивный брак с неким Котленко и уже как свободный гражданин житель Москвы приехала в 1934 году в Польшу навестить дочку у Ады Рагино. Она осталась в Польше, в Россию не вернулась. После Второй мировой войны границы Польши вновь были перемещены на запад. Опять эта часть семьи, которая обосновалась за рекой Буг, должна была убегать на запад.
  Юзефа жила до 96 лет и умерла в Гдыне в 1971 году. Людвик Рагино умер в 1952 году. Последняя из этой ветви семьи - Малгожата Чайковская, собрала прах упомянутых здесь членов семьи и захоронила в одной общей могиле в Гдыне.
  
  Уже несколько десятков лет я езжу на восточную границу. На моих глазах польские памятники материальной культуры приходят в упадок и медленно исчезают. Старшее поколение уходит, а новое - воспитано местной пропагандой и ассимилируется. Беларусь, по-видимому, последняя страна в Европе с недемократическим устройством. А в таких странах пропаганда всегда наглая и, к сожалению, производит опустошение в умах. Бывая там, я не показываю местным жителям свою любовь к этим местам.
  
  Тетя Антонина умерла дня 15 апреля 1996 года, точно в день рождений своей сестры Ядвиги, моей мамы. Моя кузина Алина позвонила и плача передала сообщение, что ее мама умерла. Потом я позвонил к своей маме в Канаду и передал грустное известие. Неудачно получилось, у мамы в этом моменте происходило празднование по случаю ее дня рождения.
  Миновало уже почти 70 лет, как разделились наша семья и семья тети Антонины: мы живем здесь, они - на Беларуси. Я горд, что мы не потеряли контакта. Моя кузина Алина посещает нас в Польше, а мы ее на Беларуси. Наши дети также знакомы.
  
   13. ПОЕЗДКИ В АМЕРИКУ
  
  Своему первому путешествию на американский континент в 1976 году, я посвятил ранее целую главу. В США на постоянное жительство эмигрировали наши дочери: Агата в 1986 году и Бася в 1992 году. В те же годы начались мои частые поездки в Америку, теперь уже к дочкам. Этих поездок я насчитал более десяти. Три раза я объединил поездки к дочкам с посещениями родни в Канаде.
  Йола первый раз выехала в Америку в 1990 году, она одна поехала к Агате, помочь ей в присмотре за Брайаном. Тогда, после отъезда из Германии в Америку, Агата с мужем начинала здесь новую жизнь. Агата должна была идти работать, и Йола поехала, чтобы заниматься маленьким Брайаном. Я оставался дома. В это время я начинал при доме, в гараже собственное дело и должен был заниматься бизнесом и домом.
  Йола своими хлопотами очень помогла молодой семье. Вернулась, полная впечатлений и с подарками. В стране по-прежнему не хватало множества товаров, поэтому ей было что привозить.
  Годом позже в свою очередь поехал я. В ту сторону я полетел к родне в Канаду. Я был горд, что в этот раз, я прилетел к родителям за собственные деньги.
  Агата жила недалеко от Бостона. Она приехала на автомобиле со всей своей семьей в Канаду. Здесь мы встретились. Мои родители имели возможность впервые и, по-моему, в последний раз, увидеть своего правнука Брайана. Мы сфотографировались на память. На этой фотографии можно увидеть четыре поколения семьи.
  Дорога обратно была более интересна. Я должен был возвращаться в Бостон, к зятю и дочке. Мы ехали без ночевки на другую сторону Великих озер, в Бостон. Там я побыл нескольких дней у дочки и улетел в Польшу. У Агаты, как у недавнего жителя Америки, и у меня, как у начинающего бизнесмена, еще было недостаточно финансов, поэтому на дополнительные развлечения мы не рассчитывали. Но все были довольны, что наши семьи лучше узнали друг друга.
  Следующую поездку мы совершили вместе с женой. Эта поездка изобиловала уже большим количеством развлечений. В 1993 году Бася окончила в Миннесоте среднюю школу, мы захотели побывать на выпускном торжестве. Завершение каждого следующего этапа образования ребенка - это значительный праздник для родителей.
  Первым этапом путешествия была Калифорния. Агата с мужем жили теперь в пустыне, в Форте Ирвин, где наш зять Грег работал военным. Они очень нас опекали, купили нам поездку паромом в Мексику, мы с ними совершили множество экскурсий по Калифорнии. Большое впечатление произвели на нас шикарные гостиницы и рестораны в Палм Спрингс, модном курорте США.
  Пребывание в закрытом военном форте само по себе уже было развлечением. Во время моей работы таксистом я многократно имел возможность бывать в закрытых русских военных городках. Интересно мне было побывать и там и там, ведь это были самые мощные армии мира. Здесь в Форте я познакомился с сержантом, эмигрантом из России, который сменил Российское гражданство на Американское. Он обращал мое внимание на различия, которые я сам не заметил.
  Из окон квартиры Агаты была видна каменистая пустыня, которая окружала Форт. Нас удивляло здешняя природа. Однажды мы с Йолой опрометчиво отправились в самый центр пустыни в полдень. Встреча с неизвестной природой поучительна. Небо здесь почти всегда безоблачно, хорошо, что мы взяли с собой небольшую канистру с водой, за несколько часов пребывания в пустыне она опустела. Канистра с водой нас спасла. Агата уже хотела начинать нас искать.
  Пребывание у Агаты подошло к концу. Грег отвез нас на аэродром в Лос-Анджелес. Расставались с грустью. Мы сели в самолет, который долго не улетал, через иллюминатор самолета мы видели, что Грег все время стоял и крестил нас, как это делают только очень близкие люди. Улетели.
  Потом пересели на небольшой самолет и добрались до городка в штате Миннесота, где Бася во второй раз заканчивала среднюю школу, в этот раз на американском континенте.
  У американца, одноклассника Баси, был какой-то автомобиль и он везде возил нас. Жили мы в мотеле под городком, немного повидали окрестности, были почти у истоков реки Миссисипи. Спустя несколько лет я видел устье этой реки в Новом Орлеане. Однако важнейшим для нас было посетить школу и интернат и принять участие в торжественном вручении выпускных свидетельств.
  Кроме Американцев, оканчивали школу и молодые люди других национальностей. Барбара была небольшой сенсацией: ученица из бывшей коммунистической страны. Местная газета сделала с ней и с нами интервью, которое появилось в номере на следующий день.
  Торжество нам понравилось. Висели флаги государств, откуда приехали выпускники, в том числе и польский флаг. Обычаи здесь другие: отношения учителя с учениками почти дружеские, полная свобода во время урока.
  Это был еще не конец нашего путешествия по американскому континенту. Из Миннесоты мы полетели в штат Онтарио в Канаде, здесь в Ошеве жили мои родные - папа, мама, брат и сестра. Для Йолы это была возможность знакомства со своим тестем, других она уже узнала, когда они были с визитами у нас в Польше.
  Мы жили немного у отца, немного у брата. Все нас очень сердечно и по-семейному принимали. Местные считают, что приезжему из Европы необходимо показать Ниагарский водопад. Мы не были исключением, родственники повезли нас к Ниагаре. Я уже видел водопад раньше, но все равно он каждый раз впечатляет.
  Нам также было интересно, как люди курят марихуану. Во время социализма этот стимулятор не был у нас известен. Брат познакомил нас с ритуалом и тайнами курения. Глюки были, однако мы знали, что курильщиками мы не станем. Я всю жизнь был врагом втягивания дыма легкими. Для организма не курящего человека, всегда неприятно, дышать дымом, безразлично из какого источника этот дым происходит.
  Брат с сестрой предложили нам пройтись по ресторанам, где есть музыка и танцы. Хоть мы и близкие родственники, но впервые мы встретились в таком составе, и в таких условиях. Я старался, чтобы все было хорошо.
  Из Торонто мы улетели в Варшаву. Во время нашего отсутствия домом занималась тетя Тереза с Метеком, а нашим бизнесом занимался мой партнер Ярослав.
  
  Следующая поездка в Америку в 1997 году стала для меня незабываемым путешествием. Брат уже ранее мне предлагал, чтобы мы с ним, только вдвоем, проехали через всю Америку, начали бы из Мексики, сквозь штаты, в Канаду. И вот представился случай поехать.
  В том году Бася закончила обучение экономике в Университете в Лас-Вегасае. Я хотел во время путешествия с братом попасть на вручение Басе диплома. Завершение образования было для родителя не меньшим праздником, чем для дочери. Мы с женой приложили много усилий, чтобы этот день наступил. Однако Йола должна была остаться дома, поближе к бизнесу.
  Торжественная выдача дипломов была организована с большим размахом. Огромный зал Университета, около восьми тысяч человек. У нас по такому случаю, серьезное и возвышенное настроение. В зале только организаторы и участники церемонии торжественны, а родственники и знакомые выпускников чувствуют себя абсолютно свободно. У каждого выпускника в зале около 10 гостей. Когда очередной выпускник подходил получать диплом, его гости пищат, кричат, свистят от восторга - производя страшный ажиотаж. У Баси гостями в зале был я и ее будущий муж Тони с его семьей, которую Бася успела уже хорошо узнать.
  Я побывал с Басей в Университете. Мы ходили по коридорам, странно мне казалось, что профессора экзаменуют студенток в аудиториях, при открытых настежь дверях. Это делается для того, чтобы никто не подозревал, что во время экзамена студентка у экзаменующего что-то выпрашивает. Что страна, то обычай...
  Брат Тони, один в течение нескольких дней, ехал автомобилем из Канады до Лас-Вегаса. Тут мы встретились, и несколько дней он провел здесь. Мы ходили всей семьей, большой компанией по разным хорошим ресторанам. Так мы хотели отметить ценность такой редкой семейной встречи.
  Потом мы тронулись кружным путем из Невады в Канаду. Это было одно из наиболее интересных путешествий в моей жизни. Брат знал эту дорогу. Он организовал путешествие для меня, и, кроме того, он хотел побыть со мной наедине. Наш путь лежал из Лас-Вегаса через Аризону в штат Нью-Мексико.
  Мы подъехали к пограничному городу Эль-Пасо. С другой стороны границы, уже в Мексике, был город Сьюдад-Хуарес. Оставив автомобиль на американской стороне, мы перешли на мексиканскую сторону пешком. Несколько сотен метров хватило, чтобы оказаться в другом мире. Купцы наглые, из всех магазинчиков и ларьков слышно громкую музыку с южными ритмами. Возвращаемся под вечер. На границе выборочный, но достаточно внимательный контроль пересекающих границу. Тут я осознал, что мой загранпаспорт остался на стороне США, мало того, польские граждане тогда должны были иметь визу в Мексику. Мы с Тони вели себя как уверенные в своем положении туристы, чтобы отличиться от перепуганных Мексиканцев, потому что контролю подвергались в основном они. Удалось, в противном случае, я мог попасть в очень сложное положение.
  В путешествии мы спали в мотелях в пригороде. Чтобы избежать недоразумений при расчетах мы договорились чтобы, каждый из нас по очереди платил за мотель, вне зависимости от размера счета за предыдущий день. Это же соглашение соблюдалось и при других расчетах.
  Только в Новом Орлеане мы спали две ночи в гостинице, в центре города. Из Новой Мексики мы двинулись в Техас. Подольше задержались в Сан-Антонио, а здесь есть что посмотреть. Лишь при посещении Форта Аламо я понял, как сильно американцы отождествляют себя с Америкой и с ее прошлым. Очень многие посетители вытирали слезы, слыша грустную историю защитников Форта Аламо. А, казалось бы, американцы являются беспорядочным сбродом со всего мира.
  Проезжая через Техас мы решили посетить в Хьюстоне наших кузин - Алю и Тереню. Было нас со стороны бабушки Флорентины 17 двоюродных братьев и сестер, конечно никогда не было у нас возможности собраться всем вместе, даже такая встреча вчетвером уже была событием. Время мы провели в разговорах, разглядывании старых семейных снимков и за праздничным столом. Техас славится выращиванием коров для бифштексов. Збышек муж Терени пригласил всю семью в ресторан, который специализировался на приготовлении техасских бифштексов. Все было приготовлено на глазах гостей, следовательно - я получил урок по приготовлению бифштексов. Путешествия расширяют кругозор. Но в Польше эти знания не пригодились: наших коров кормят не так, поэтому мясо у них совсем другое.
  Расставшись с кузинами мы отправились в направлении Нового Орлеана. Именно здесь впадает в Мексиканский Залив река Миссисипи, протяженность которой составляет почти 4 тысячи километров. Выше я упоминал, как Бася показывала нам ее истоки в штате Миннесота.
  Тони является любителем и знатоком хорошей кухни. Устрицы - это деликатес, конечно не мороженые, но те, которые сегодня утром были выловлены и в полдень поданы на стол. Знатоки говорят, что наилучшее на свете устрицы в Новом Орлеане. Уже задолго до города Тони на стоянках старался узнать, какой ресторан из тех что специализируются в приготовлении устриц, имеет наилучшую репутацию. После сравнения многих мнений выбрал ресторан, куда мы и поехали. Здесь мы надеялись получить устриц, поданных на мировом уровне.
  Мы нашли ресторан в скромном здании, но целая церемония при приготовлении и подаче устриц, создавала настроение единственное в своем роде. Центральное место среди официантов занимал человек, который специализировался в раскрытии устриц. Гурманы знают, что свежая устрица имеет чрезвычайно крепко закрытую раковину. Открыть ее без постоянной практики - большая проблема. Поэтому, в таких ресторанах раковины открывает специалист. Эксклюзивность кушанья состоит еще и в том, что устрицы чаще всего подаются в сыром виде, именно так мы и заказали. Хотя, конечно, в том ресторане подавали устриц во всех видах.
  Обычно их заказывают поштучно в количестве шести: 6,12,18 и так далее. Хотя история утверждает, что Казанова не обращал внимания на такие нюансы и съедал их 50 штук ежедневно. Уже тогда было известно, что они являются афродозиаком. Считается, что приглашение на первом свидании на устриц, очень однозначно, имеет очевидный эротичный подтекст и демонстрирует дальнейшие планы пригласившего.
  Ели так: обрызгиваем устрицу соком лимона, затем кладем на язык, и запиваем водой, оставшейся в раковине. После открытия свежей устрицы, вода в раковине всегда прозрачна. Прежде чем съесть следующую выпиваем глоток белого вина и, иногда, закусываем специальным хлебцем с маслом. Я не упоминаю о специальных вилках ножиках, или приправах с которыми я до того не сталкивался. Устрица сама по себе является деликатесом и поэтому при ее употреблении приправы либо совсем не используются, либо используются очень мало.
  После посещения всех южных штатов, мы добрались во Флориде до Атлантического океана. Отсюда выбрали направление на север. Мы ненадолго остановились в Вашингтоне. Мест, достойных посещения, здесь много. В течение двух дней мы обошли пешком многие интересные места. За эти два дна я был полностью вымотан, но доволен, что мне дано было походить по местам важным не только для истории Америки, но и для истории всего мира.
  Приехали в Канаду. Перед входом в дом Тони, мы остановились, и я искренне поблагодарил брата за организацию путешествия. Я сказал: "Мы совершили это приключение вместе, и я знаю, что ты организовал его, думая в основном обо мне".
  Я помнил, как во время моего первого пребывания в Канаде, не было у меня денег даже на мороженое, которое покупал мне тогда папа или брат. Зато теперь я старался везде при выходе в город, платить за всех. Я пригласил также всю семью на обед в Торонто, и попросил Тони, чтобы он выбрал хороший ресторан в Китайском квартале, а он разбирался в этом.
  Я расстался с родственниками, сохранив со всеми хорошие, могу даже смело сказать отличные отношения. Не было никаких признаков, указывающих на то, что в этой сфере между нами что-то может измениться.
  Папе было трудно дышать, но во всех других отношениях он держался хорошо в свои 81 год. Я не думал, что я вижу его в последний раз. С сестрой я встретился еще раз на свадьбе моей дочки Барбары в Лас-Вегасе, в мае 1999 года. А 7 июля того же года, звонит мне брат Тони с грустной новостью - папы нет в живых.
  Папе было 83 года, трудно ему было примириться с приближающейся беспомощностью. Он был охотником, имел несколько экземпляров оружия в доме. Поехал к ближайшему парку над рекой и там, на скамье застрелился. За день до этого, вечер провел с братом. Был преувеличенно весел и разговорчив, наверное, уже принял решение. На другой день Тони приходит к папе, а здесь на столе разложены фотографии родных, старые письма мои и моих дочек, его завещание. Брат уже догадывался, что произошло, а через минуту приехала полиция.
  Спустя несколько дней брат познакомил меня по телефону с содержанием завещания, в котором отец назначал его исполнителем последней воли. Среди прочего отец хотел, чтобы его останки были кремированы, а прах развеян в Голубичском лесу на бывших Польских окраинах. Дом завещал в равных частях трем своим детям.
  Проходят месяцы, а никто из семьи себя со мной не связывается по поводу выполнения воли отца. Тогда я звоню к брату и говорю, что я берусь прах отца развеять в Голубичском лесу. Я спрашиваю также, как он видит процесс перевода мне одной третьей стоимости дома. Брат разнервничался из-за моего звонка, а сестра прислала мне письмо, очень резкое по тону. Писала откровенно: "С нами ты не воспитался, здесь тебя не было, какую ты должен иметь наглость, чтобы домогаться какой-то части наследства. Что касается "развеять прах" - таких несерьезных фанаберий отца мы не будем выполнять. Прах я поставила в урне у себя на камине".
  Я предложил, пусть половину оставит у себя на камине, а половину я увезу на бывшие Польские окраины. Это предложение осталось уже без ответа. Прах в течение всех этих лет стоит у сестры на камине.
  Я считал, что в отношении меня допущена серьезная несправедливость, что я жил столько лет в бедности, без поддержки родителей. Я написал сестре письмо, где изложил свою взгляд на эту проблему. Сегодня я написал бы то же самое, только тон письма я бы смягчил.
  Брат надлежащую мне часть стоимости дома прислал, но за мою "наглость", он и сестра разорвали со мной взаимоотношения.
  Из моего описания ситуации, читатель видит, что истина была на моей стороне. Однако, чтобы судить беспристрастно, хорошо было бы здесь, выслушать также, все аргументы моих брата и сестры в этом споре. Но я уже вероятно этого не услышу, а читатель тем более.
  О моем с Йолой пребывании в мае 1999 года на свадьбе Баси я написал в одной из предыдущих глав. Здесь я вспоминаю, что на первом в XXI веке Новом году мы веселились в Лас-Вегасе. Нас было три пары: дочки со своими партнерами и мы. У нас, в Польше, Новогодний праздник тем лучше, чем дольше длится, а лучше всего, когда продолжается до утра. Там иначе - праздник праздником, но нужно заботиться об отдыхе и своем удобстве. Исполняется 24 часа, все поздравляют друг друга и неторопливо покидают зал.
  После такого короткого праздника мы не хотели возвращаться домой. Но мы были ведь в Лас-Вегасе! Мы на два часа окунулись в омут азарта!
  Бася родила нам трех внуков - Юлию, Антося и Эллу. Йола летала в Америку перед каждыми родами, чтобы помочь дочке в первые недели. Я прилетал к Йоле ближе к концу ее пребывания, и мы вместе возвращались в Польшу.
  Все внуки были крещены в католической церкви, но литургии звучали на английском языке, потому что это был костел прихода к которому относилась семья Баси.
  Я любил с Йолой ходить в Польский костел. Это всегда производило на меня впечатление: мы находимся в нескольких тысячах километров от родины, а костел полным голосом, поет по-польски известные религиозные песни. Я заметил, что такое чувство сопричастности возникают у меня на богослужениях в польском костеле за границей: в Канаде, США, Германии, России и на Беларуси.
  Наибольшее, однако, впечатление произвели на меня польские мессы в Беларуси, когда костел поет будто бы на польском языке, но язык этот необыкновенно архаичен, такой язык в Польше с давних пор уже никто не употребляет.
  Я думаю, что у нас в стране недооценена роль костела, которую он выполняет в патриотическом воспитании, способствуя появлению интереса к польской культуре и популяризирует и польские традиции через воскресные школы, разные кружки.
  Я писал, что одно из наиболее интересных моих путешествий была поездка по Америке вместе с братом. Еще одним интереснейшим я считаю путешествие, которое нам оплатила и организовала наша дочка Агата.
  В августе 2004 года мы поехали огромным пассажирским судном "Golden Princess" в рейс по Карибскому Морю вчетвером: Агата, Брайан, Йола и я. Мы плавали от острова к острову. Рейс длился неделю, мы отплыли из Пуэрто-Рико, останавливались на островах Барбадос, Святой Лючии, Гваделупа, Антигуа, Сен-Мартен.
  Эти названия были известны мне с детства, когда я собирал почтовые марки. Тогда мне и в голову не приходило, что мне будет дано побывать в этих странах. Кроме экзотики этих островов, не менее привлекательным было само пребывание на судне: несколько тысяч пассажиров, развлечения круглые сутки. Я думаю, что я слишком серьезен и сдержан, редко мне случается забыться и поддаться настроению минуты. Но здесь я полностью отдался радости жизни. Где только начинала играть музыка с караибскими ритмами, там сразу собирался круг старых черных женщин из Пуэрто-Рико и они без памяти предавались танцам. Их поведение заражало радостью жизни, напоминало это танец грека Зорба (фильм "Грек Зорба"). Это передавалось окружающим и многие к ним присоединялись. Сам не знаю, как я тоже оказался в кругу старых негритянок. Меня приняли с общим весельем. В этот момент я не беспокоился, кто и что думает о моем поведении, я радовался жизни вместе с ними. Когда я вернулся, Йола сказала: "Лешек, я тебя не узнаю".
  Бася знала, что мы уже нескольких лет путешествуем в кемпинг-машине по Европе. Весной 2011 года она сделала нам предложение: "Давайте, арендуем кемпинг-машину и сообща поедем в путешествие по Америке".
  Замысел сразу нам понравился. Мы боялись только, как на нескольких квадратных метрах мы выдержим шум троих внуков. Внуки оказались спокойными, а американские кемпинг-машины имеют габариты больше европейских. К тому же нам, родителям, выделили отдельную спальню.
  У нас с Йолой большой опыт путешествий кемпинг-машиной по Европе, мы освоили трассы от полярного круга в Норвегии до Гибралтара. Однако путешествие на кемпинг-машине в американском варианте разительно отличается от европейского. На форуме нашего объединения путешественников я поместил подробный отчеты из путешествия по штатам, где я отметил эти отличия. Я вижу, что уже несколько тысяч человек его прочитало.
  Когда мы вернулись из поездки на кемпинг-машине, Агата предложила нам путешествие автомобилем по Аризоне. У нее профессиональный подход при организации экскурсий. Дорогу, интересные объекты, все тщательно спланировано и расписано по времени. В путешествии уже нет места импровизации и сбоям. Так получилось и в этот раз: все вовремя, полный сервис. А дочка - одна в двух лицах: и проводник и опекун.
  
   14. РАЙОН ЧАРКОВО ПОД ЗЕЛЕНОЙ ГУРОЙ С 2006 г.
  
  В марте 2006 года мы поселились здесь в новый, построенный для нас дом. Это уже пятое наше с Йолой общее место жительства, но первое, где мы поселились вместе без детей, только вдвоем. Ну, не совсем вдвоем, всегда нас сопровождали животные. Здесь, уже без детей, они приобрели для нас больше значения. Мы въехали с йоркширскими терьерами - Мати и Беби, попугаем Жако, у которого в репертуаре очень большой запас слов и котом.
  Несколько слов об этом коте. Говорят, что собака привязывается к человеку, а кот - к месту. Видимо, правда в этом есть. Однажды зимой, в предыдущем доме, Йола выбросила на дворик вареные картофелины для птиц. Ночью картофелины замерзли. Утром смотрим, а какой-то хороший, черный, бездомный кот пробует есть их. Мы начали кота подкармливать, я выстроил ему на улице утепленный домик. Кот привык к независимости, но понемногу начал нас считать своими. Когда мы ходили на прогулку с собаками в лес, он шел за нами на некотором расстоянии.
  Наступил день переезда. Кот наш и не наш, но мы решили его забрать: без опекуна зачахнет. Сначала кот сильно скучал по старому месту. Каждый день направлялся в сторону старого дома, шел несколько сотен метров и возвращался. Предыдущий дом находился в другом конце города, на расстоянии около 9 километров оживленных улиц и перекрестков. Однажды кота не оказалось, наверное ушел на старое место. Мы искали его, но не нашли. Через семь дней я вижу, а вдалеке какой-то зверек шатается и падает. Что-то меня толкнуло, я подбегаю, а это наш кот, туда не попал и решил вернуться. Бока от голода запавшие, Губы полопались от нехватки питья. Мы быстро отвезли его к ветеринару. Я думаю, что кота можно было спасти, но мы попали к слабому специалисту, через сутки кот умер. Несмотря на его попытки покинуть нас, мы считаем, что он был верным другом дома, поэтому похоронили его на нашей земле.
  В этом районе мы могли выстроить дом на меньшей делянке, однако нам казалось, что на маленьком участке будет как-то тесно. Мы выбрали участок 12 соток, но теперь, спустя несколько лет мы, видим, что это было ошибочное решение. Из года в год, по мере увеличения возраста, все труднее нам обрабатывать сад и косить траву на такой большой площади.
  Хорошо, что психика человека так устроена, что он не начинает слишком рано думать о старости. На пенсии следует также жить полной жизнью, а старость и так, в свое время до нас доберется, но пока это возможно, нужно ее отодвигать на более позднее время.
  
  В соответствии с этим принципом, мы с Йолой решили - на пенсии мы попробуем жить активно. Уже давно нашей мечтой был кемпинговый автомобиль - кемпер. Весной 2007 года мы купили себе созданную в мечтах игрушку - кемпер Adria на шасси "Фиата". Я думаю, что это решение было попаданием в десятку. Наша жизнь стала боле разнообразной и, что важнее, более активной. Круг наших знакомых увеличился, а в некоторых случаях привычное знакомство переросло в более глубокую близость.
  Первым нашим путешествием была Прибалтика, А поскольку мы ехали через Беларусь, то следует зачесть и ее. И так каждый следующий года мы 2-3 месяца проводим вне дома, где-нибудь в Европе.
  В течение последних лет мы проехали наш континент вдоль и поперек. От полярного круга в Норвегии, до Гибралтара в Португалии. И везде с нами путешествует наша собачка Коко. Ее нам подарила дочка Барбара. Коко родилась в Америке, штат Луизиана, а теперь побывала с нами почти во всех странах Европы. Я думаю, что не много собак совершили в своей жизни больше зарубежных путешествий.
  Каждая поездка требует больших организационных усилий. Чтобы все прошло удачно, и цель поездки была достигнута, каждый должен иметь определенные обязанности. Йола у нас отвечает за милую атмосферу в кемпере, заполнение холодильника, покупки по пути и еду, старается, чтобы цветы в цветочном горшке, которые с нами путешествуют, были в хорошем состоянии. Мои обязанности: покупка путеводителей, выбор дороги, управление автомобилем и уход за ним, разборка и укладка оборудования на стоянках.
  Это особенный вид путешествия, когда почти целые сутки находишься вместе на нескольких квадратных метрах. Может быть это обременительно, однако не для нас, мы уже почти добрались до половины века супружества. Оба мы черпаем удовольствие из нашего хобби, путешествия на кемпере вносят в нашу пенсионерскую жизнь много разнообразия.
  Несмотря на свои годы, я чувствую себя по-прежнему в силах путешествовать в самые дальние закоулки Европы. Однако календарь не даст обмануться, я понимаю, что выезды будут с каждым годом все более короткие. Дойдет до того, что мы будем выезжать только за город, в окрестности озера. Грустный и печальным будет день, когда придется мне попрощаться с кемпером.
  Зимой активизируется другое мое хобби: я играю ценными бумагами на бирже. Я пишу "хобби", потому что получаю больше удовлетворения от самого действия, от пополнения экономических знаний, которые нужны, чтобы участвовать в торгах, обмена мнениями с другими участниками. Прибыль для меня - цель на горизонте, хоть она и дает дополнительное удовольствие. Уже нескольких лет я плачу налоги от доходов на бирже. Как пенсионеру это добавляет мне самоуважение. В старости я не протягиваю руки за помощью к государству, но я помогаю обществу, платя налоги. Молодым людям, такие рассуждения понять трудно, особенно теперь, когда у нас мода на молодость, а старость, деликатно определяя, немодна и каждый хочет омолодиться. Я считаю так: если своей деятельностью я произвожу доход и плачу налоги, то словно бы я говорю всем вокруг - смотрите я еще живой.
  
   []
   В своих путешествиях мы добрались до Гибралтара.
  
  Когда мы выпускали в мир своих детей, знакомые вокруг нам советовали - не отпускайте от себя всех детей, в старости будете одиноки. Мы были много младше, не доходило до нас, что в старости одиночество может быть неприятно. Теперь мы это понимаем. Однако, вопреки этому, если бы решение нужно было принимать опять, мы бы также дали свое согласие. Дочки были убеждены, что там ожидает их более интересная жизнь, что позднее подтвердилось. Давая согласие на выезд, мы руководствовались благом детей, а не своим. Поэтому мы и согласились на их отъезд, вопреки советам, которые нам давали. Однако теперь мы видим, как сильно нам недостает детей.
  В последнее время все праздники Рождества и Пасхи мы проводим вне дома. Мы не хотим во время праздников быть только вдвоем. Так в польской традиции повелось, что эти праздники отмечаются с ближайшими членами семьи. Наших дочерей здесь нет, поэтому одним нам было бы грустно. Много гостиниц и пансионатов специализируется в организации праздников в соответствии с традициями. Мы едем туда и таким образом не чувствуем себя одинокими.
  В последние годы у меня были интересные замыслы на инвестиции или начало нового бизнеса, которые имели реальные шансы на успех. Однако их реализация требовала бы более длинного временного горизонта. Имело бы смысл, если бы начинало одно поколение, а другое продолжало. Когда я не успею получить прибыль и удовлетворения от предприятия, то дети получат. Однако, когда этих детей и их семей нет рядом, то я вообще ничто и не предпринимаю. В таких условиях чувствуешь себя, как будто тебе что-то ампутировали.
  В последнее время, власти всех уровней оказывали поддержку желающим организовать в наших местах виноградники и производить вино из полученного винограда. Очень мне хотелось начать такую деятельность с большим размахом. Но, когда под рукой нет следующего поколения, от такого долговременного предприятия я должен был отказаться. Подобное происходит и с другими замыслами.
  После падения прежней системы, общество заметно разбогатело, люди начали массово обменивать автомобили, произведенные при социализме на западные автомобили. Здесь отозвалась моя жилка коллекционера, всю свою жизнь я что-то коллекционировал. Такие автомобили как "Трабант", "Фиат 126", "Варшава", или русская "Волга" - все в хорошем состоянии, можно было купить по 100 долларов любой. Легко предвидеть, что через несколько десятков лет, многие и не только коллекционеры, захотят иметь такой экземпляр, то есть будет прибыльной инвестиция в несколько десятков экземпляров автомобилей. Но, не имея здесь детей, не имея внуков, я должен был оставить не реализованными такие замыслы.
  Агата и Бася выехали очень молодыми и уже дольше живут в Америке, чем жили в Польше. Уже так прониклись американской культурой и американскими обычаями, что на многие вещи мы уже смотрим по-разному. Родители должны согласиться с тем, что это также следствие эмиграции детей.
  В нашей польской культуре и традициях есть всеобщий культ умерших предков. В день Поминовения усопших мы едем сотни километров, только для того, чтобы стать где-то над могилой близкого человека, зажечь лампаду, соединиться духовно с умершим, подумать о преходящем. Нам было бы очень неприятно, если бы мы не имели возможность провести так этот день. В Америке нет такой потребности и таких обычаев.
  В последнее время на день Поминовения усопших в Польше была Агата. Очень критическим взглядом смотрела она на наши обычаи и потребности в этой сфере. Она признала их непрактичными и не имеющими какого-то рационального обоснования.
  
  Мне стало грустно, я понял, что мои потомки пропитались американской культурой и не будет у них потребности остановиться над моей могилой и свечку зажечь. А я хотел бы, чтобы иногда кто-то здесь остановился и зажег свечу.
  Сегодня из десяти детей Владимира и Флорентины осталась в живых только одна их дочка Тереза. Ей более восьмидесяти лет, но чувствует себя хорошо. Мы, третье поколение радуемся ее здоровью и тому факту, что мы происходим из семьи с такой хорошей наследственностью. Тетя Тереза принадлежит к поколению, которое во вступлении я назвал условно "второе". Когда жило больше ее братьев и сестер, то узы между кузенами были более прочными. У нас было между собой больше контактов, мы чаще встречались. Теперь посредником для контактов между нами является тетя Тереза. И нужно признать она хорошо справляется со своей ролью. Все мы ей звоним и посещаем ее. Каждый рассказывает ей свои новости и у нее же всегда можно узнать, что у кого происходит.
  Из перспективы прожитых лет я вижу, что в последние полвека происходят изменения в обычаях, семейные узы в нашем обществе заметно ослабевают. Однако наша семья пытается - противостоять этой тенденции. Мы, третье уже поколение по-прежнему сохраняем потребность встречаться друг с другом.
  В последнее время кузина Ханя из Суленцина неоднократно приглашала родню к себе. Встречи у нее всегда очень милые и семейные.
  Когда из Техаса в Зеленую Гуру приезжают наши кузины, то всегда встречаются и со мной и с Марылей.
  В третьем поколении самая молодая из нас семнадцати - Анна Аксючиц, теперь уже Анна Тыма, потому что 4 июля 2009 года вступила в брак с Петром Тыма. Она тоже не забыла о родственниках. Мы были с женой на ее свадьбе в селе Славобоже. Я чувствовал себя здесь, словно я представлял на свадьбе ее отца - Антонио Аксючица. Жалко, что Антон не дожил до этого момента, чтобы увидеть результат своего труда по воспитанию дочери. Молодая девушка выглядела прекрасно - интересная, красивая с хорошими манерами, прекрасно танцует. Анна и Петр продемонстрировали гостям танец почти на профессиональном уровне.
  Мы с Йолой довольны, что научились свободно пользоваться компьютером. Многие знакомые в нашем возрасте даже не пробуют познакомиться с компьютером. На интернетовских форумах трудно нам найти знакомых из нашей молодости, потому что они не пользуются компьютером. Благодаря Интернету мы находимся в постоянном контакте с дочками. Они стимулировали нас к тому, чтобы подружиться с компьютером. Когда мы жили в предыдущем доме, приходил к нам студент два раза в неделю и давал нам урок по работе с компьютером.
  
  Сегодняшние молодые люди выросли с компьютерами, поэтому когда через несколько десятков лет они состарятся, то по-прежнему будут легко справляться с компьютером. Но, наверное, возникнут у них другие проблемы.
  Жизнь продолжается.
  Недавно мы получили по Интернету новость от внука Брайана: в Америке в Техасе родился нам правнучек Адам.
  Жизнь продолжается.
  
  
  15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  Свои ВОСПОМИНАНИЯ я закончил писать в апреле 2013 года. Статистические данные о продолжительности жизни подсказывают мне, что приближается мой предел. Тем не менее, никто не знает точно, когда он наступит. Я хочу уже сегодня передать близким и дальним родственникам этот документ, который ты, читатель, держишь в своих руках. Я верю статистике, поэтому не хотел откладывать эту работу на более позднее время. Я побаивался, что тогда я могу вообще не завершить этот труд.
  Мои воспоминания я рассматриваю как второй том нашей Семейной Саги. Первый том написал Ян Рагино. Как видно на приложенных к этой работе генеалогических деревьях нашего рода, я не являюсь потомком Яна по прямой линии. Однако у нас есть общие предки. Я думаю, что третью часть нашей Саги также вряд ли напишут мои американские потомки. Когда кто-то из моих потомков по побочной линии будет писать третью часть, то должен будет сослаться на мою работу, чтобы подчеркнуть непрерывность Саги. А я буду там сверху присматривать за тем, кто пишет и попробую вдохновить его духовно.
  Остается мне еще передать в ответственные руки, собранный мной семейный архив. Документы здесь собраны в подавляющем большинстве на польском языке. Согласно с обычаями, я должен его передать своим детям. Однако рассудок подсказывает мне, что мои внуки уже не будут уметь читать на польском языке.
  Я прошу читателя о снисходительном подходе к моим ВОСПОМИНАНИЯМ. Возможно, здесь не хватает какого-то заявления или документа. Возможно, какая-то фотография или мнение оказались лишними. Но всегда в этой работе я руководствовался добрыми помыслами. Я знаю своих недостатки и нехватку литературных способностей, потому я прошу о снисходительности.
  
  
  Зеленая Гура, апрель 2013r.
  Лех Аксючиц.
  
  
  ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДЕРЕВО 3 ПОКОЛЕНИЙ СЕМЬИ АКСЮЧИЦ
  
   []
  
  
  СЕМЕЙНЫЕ СВЯЗИ ФЛОРЕНТИНЫ АКСЮЧИЦ (1886-1971)
  урожденной ФЛОРЕНТИНЫ РАГИНО
  
   []
  
  СЕМЕЙНЫЕ СВЯЗИ ВЛАДИМИРА АКСЮЧИЦ (1881-1968)
  
   []
  
  
  ПЕРЕВОД ИМЕН СОБСТВЕННЫХ
  
  Агата Agatą
  Ада Ada
  Адриана Adrianna
  Аксючиц Aksiuczyc
  Албена Albena
  Алиция Alicja
  Амичис (Эдмондо Де) Amicis
  Амишы Amiszy
  Анна Ancia
  Анна Anna
  Антигуа Antiqua
  Антон Antoniego
  Аня Anię
  Арленкевич Arlenkiewicz
  Банчкевич Bączkiewicz
  Барбадос Barbados
  Бася Basia
  Березино Berezyno
  Березино Berezyno
  Бе́рут Боле́слав Bierut Bolesław
  Бобровщина Bobrowszczyzna
  Боярский Bojarski
  Боярщина Bojarszczyna
  Брайан Brian
  Браслав Brasław
  Брест-над-Бугом Brześć nad Bugiem
  Бродак Жарских Brodach Żarskich
  Брухлов Bruhlów
  Бубр Bóbr
  Буг Bug
  Бухлинска Buchlińską
  Буяльский Bujalski
  Быдгощ Bydgoszcz
  Бэби Bebi
  Важак Waszak
  Валерис Walerys
  Валя Wala
  Вардомичи Wardomicze
  Васевичи Wasiewiczё
  Вацлав Wacław
  Викентий Wincenty
  Виленщина Wileńszczyzna
  Вильгельм Wilhelm
  Вильчек Wilczek
  Виолета Wioletę
  Витольд Witold
  Вишневка Wiśniewko
  Вожица Łężyca
  Войцех Wojciech
  Волынь Wołyn
  Вольдемар Waldemar
  Вонгровец Wągrowiec
  Воропаево Woropajewo
  Вроцлав Wrocław
  Галифакс Halifax
  Галька Halka
  Гваделупа Gwadelupa
  Гдыня Gdynia
  Гиль Родионов Gil Rodionov
  Гожув-Велькопольски Gorzowie
  Гойя Goya
  Голубицкий лес Puszcza Hołubickia
  Голубичи Hołubicze
  Голубичского Hołubickiej
  Грабижинская Grabiszyńska
  Грег Greg
  Грейцер Greizer
  Гротгер Grottger
  Губин Gubin
  Даледа Daileda
  Дези Dezi
  Дисна Dzisna
  Добра Dobra
  Докшицы Dokszyce
  Долгиново Dołhinów
  Дорота Dorota
  Дубицы Dubicy
  Дуниловичи Duniłowicze
  Евгений Eugieniusz
  Елена Helena
  Еленя-Гура Jelenia Góra
  Жагань Żagan
  Збышек Zbyszek
  Здислав Zdzisław
  Зорба Zorba
  Иновроцлав Inowrocław
  Иоанна Щепковская Joanna Szczepkowska
  Иосиф Józef
  Ирвин Irwin
  Ирисова Irysowa
  Йола Jola
  Карлсруэ Karlsruhe
  Карпач Karpacza
  Катаржина Katarzynie
  Кедзерский Kędzierski
  Кириченко Kiryczenko
  Кит Лютер Keith Luther
  Козакевич Kozakiewicz
  Константин Konstantin
  Копылович Kopyłowicz
  Костюшко Kościuszko
  Котлас Kotłas
  Котленко Kotlenko
  Кошалин Koszalin
  Кросно-Оджаньске Krosno Odrzańskie
  Крулевщина Królewszczyzna
  Кубович Kubowicz
  Кучинский Kuczyński
  Легница Legnickiej
  Лепель Lepel
  Лесины Lesiny
  Лех Lech
  Лидка Lidka
  Лиманова Limanowa
  Лучай Łuczaj
  Любич Lubicz
  Люда Luda
  Людвик Ludwik
  Магда Magdą
  Мазуры Mazury
  Малгожата Małgorzata
  Малгося Małgosia
  Малые Давыдки Małe Dawydki
  Мария Maria
  Марыля Maryla
  Марыля Maryla
  Марыся Marysia
  Матвах Mątwy
  Матвей Maciej
  Мати Mati
  Мередит Meredith
  Метек Mietk
  Мечислав Mieczyslaw
  Мирка Mirkа
  Моледа Molęda
  Накол Nakoł
  Народная Армия Armia Ludowa
  Немиро Niemiro
  Никанор Nikanor
  Никодим Nikodem
  Новая Жизнь Nowa Żyzń
  Одер, Одра Odrę
  Окенце Okęcie
  Олексюк Oleksiuk
  Отвалко Otwałko
  Ошава Oshawie
  Палм Спрингс Palm Springs
  Парафьяново Parafianowo
  Парнавский (Пярну) Parnawskij
  Перебежки Pierebieżki
  Песковатка Piaskowatka
  Петра Piotra
  Плицы Plisie
  Пляжники Płaszniahi
  Плясково Pląskowo
  Подсвилье Podświlu
  Познаньцы Poznaniacy
  Попово-Костельно Popowo Kościelne
  Портленд Portland
  Придолы Pieriedoły, Przedoły
  Прокопинская Магда Prokopińska Magda
  Пташек Ptaszek
  Пустельник Pustelnik
  Пуэрто-Рико Porto Rico
  Пышно Pyszno
  Рагино Ragino
  Радница Radnica
  Ричард Ryszard
  Ромуальд Romuald
  Руженполе Różenpole
  Рутковский Rutkowski
  Свебодзин Świebodzinie
  Свиноуйсьце Świnoujścia
  Святая Лючия Św. Łucja
  Семпа Шажинского Sępa Szarzyńskiego
  Сен-Мартен Św. Marcin
  Скржетуский Skrzetuski
  Славобоже Sławoborze
  Слоним Słonim
  Соболево Sobolewo
  Сокол Sokół
  Соня Sonia
  Сорока Soroko
  Стабровская Stabrowska
  Стемковщина Stemkowszczyzna
  Стеня Stenie
  Стодолище Stodoliszcze
  Судеты Sudety
  Суленцин Sulęcin
  Сьюдад-Хуарес Cludat Juarez
  Текла Tekla
  Тереза Teresa
  Тереня Terenia
  Томаш Tomasz
  Тони Tony
  Тыма Tyma
  Уж wąż
  Ушачи Uszaczy
  Федюк Дарков, Дарек Fediuk Darkowi, Darek
  Федюк Фабиан Fediuk Fabian
  Фиат Fiat
  Филиповщина Filipowszczyzna
  Флорентина Florentyna
  Форминский Formiński
  Франциск Francis
  Фурс Furs
  Ханночка Haneczka
  Ханя Hania
  Хейвенхилл Haverhill
  Хелмно Chełmna
  Хеля Hela
  Хороватка Horowatka
  Церковище Cerkowiszcze
  Цибульский Cybulski
  Чайковская Czajkowska
  Чарково Czarkowo
  Червинский Czerwiński
  Чистое Czyste
  Чистянка Czyścianka
  Чодмейский Śródmiejski
  Шверчевского Świerczewskiego
  Швидницка Świdnicką
  Шимановский Szymanowski
  Шлюзовая Ślężna
  Щецин Szczecina
  Эдита Edyta
  Эйджакс Ajax
  Элла Ellę
  Эльжбета Elżbiet
  Эрнест Ernest
  Юзеф Józef
  Юзефа Józefa
  Юлия Julia
  Юстина Justyna
  Юшкевич Juszkiewicz
  Ющак Juszczak
  Ядвига Jadwiga
  Ян Jan
  Янина Janina
  Ярек Jarek
  Ярошево Jaroszеwie
  
  
  
  
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"